Текст книги "Ярый Рай (СИ)"

Автор книги: Гера Серебро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Глава 7
«Мне кажется, что я попала…»

Страшно было заходить во двор. Рональд, за весь путь не проронивший ни слова, давно проскользнул вовнутрь, а девушка неуверенно топталась на месте и смотрела в одну точку. С рубашкой в руках. Лизе казалось, что там ей сильно достанется. Она четко представляла лица, негодующие, яростные – как у отца, когда он злился. Но вечность на месте не простоишь, назад поворачивать поздно и глупо. И Лиза вошла в призывно разинутую пасть ворот.

Никто ее не поджидал. Во дворе вообще никого не было, только цветы на ветру покачивались. Облизнув пересохшие губы, девушка медленно пошла к дому, поднялась на крыльцо и неуверенно открыла дверь. Тишина.

И в самом доме навстречу никто не выскочил. Из кухни доносились голоса Грэгора и Рональда, что-то шипело на сковороде, аромат жареного витал в воздухе. Чувствуя себя крайне неловко, Лиза осмелилась пойти на звук и вскоре стояла в дверном проеме, принимая на себя осуждающий взгляд Грэгора. Рон сидел за столом, сцепив пальцы в замок и оперев на них голову. При ее появлении он отвернулся.

– А вы всегда так с плеча рубите? – вполне миролюбиво поинтересовался доктор.

Девушка покраснела и опустила взгляд. Ей было бы привычнее и спокойнее, если бы мужчина начал на нее орать, так, как всегда делал отец; спокойная и доброжелательная интонация сбила с толку окончательно.

– Я слышала, что вы вчера сказали. Про то, что скоро все закончится, – призналась она.

– Лиза, мы все вам объясним. Давайте, сходите в свою комнату, переоденьтесь и приходите завтракать.

Лиза кивнула и послушно пошла к лестнице. Что-то вспомнила и вернулась назад.

– А где моя комната?

– Ну конечно! – Грэгор поморщился и легонько стукнул себя ложкой по лбу. – Последняя дверь в конце коридора.

Лиза поднялась по крутым ступенькам, замерла на верхней площадке и осмотрелась. Она очутилась в коротком коридоре, по одну сторону которого располагались в ряд три двери, а по другую до самого потолка тянулись длинные полки, заставленные книгами. Так много книг в одном месте девушка еще не видала, отцовская библиотека в два шкафа просто меркла в сравнении с окружающим великолепием.

Лиза побродила вдоль полок, пальцами провела по шершавым корешкам, дошла до последней комнатки и внимательно осмотрела дверь. Ни замка, ни засова. Девушка повернула прохладную ручку. Дверь легко поддалась и бесшумно отворилась.

В глаза ударил яркий свет, льющийся из большого окна напротив. Комнатка оказалась совсем небольшой и довольно уютной, хотя помимо застеленной кровати и повидавшего жизнь стула в помещении ничего не было. Наверное, здесь совсем недавно навели порядок, потому что все еще чувствовалась свежесть от влажной уборки. Лиза прикрыла дверь и подошла к окну: вид открывался потрясающий. Живописный лес, передний двор с садом, ворота и уходящая вдаль земляная дорога. «Красиво…» – отрешенно подумала девушка и повернулась к кровати.

Судя по всему, женщин в доме отродясь не водилось, и ей подготовили то, что более-менее подходило по размеру. Рубашку и штаны. Скорее всего, принадлежащие миниатюрному Рону. В вещах других обитателей дома она бы попросту утонула. Лиза посмотрела на клетчатую рубашку, которую все еще держала в руках, и решила, что она ей нравится больше, чем однотонная льняная.

Сбросила платье и переоделась. Одежда Рона оказалась на удивление удобной, и девушка пожалела, что в комнате нет зеркала, ей очень захотелось посмотреть на себя со стороны. И, странное дело, но как только Лиза сняла с себя платье, то единственное, что осталось от отцовского дома, с нее как будто спали оковы. Отец ни за что и никогда не позволил бы расхаживать в подобном виде, и девушке нравилось ощущение того, что она что-то делает не так.

Лиза стала догадываться, что в новой жизни все будет по-другому. Совсем не так, как раньше. Потому что всё уже было по-другому. Потому что Грэгор встретил ее радушно и ни словом не высказал недовольства, потому что Рональд и пальцем к ней не прикоснулся, потому что она грязью его поливала, а он рубашку ей отдал. Возможно, мелочи, но они о многом говорили. Особенно для Лизы. Она сейчас только поняла, как сильно от всего устала.

Девушка наспех разобрала волосы руками, собрала в небрежную косу, и, не мешкая, пошла обратно.

На кухне Грэгор расставлял чашки с горячим чаем, за столом все так же сидел Рон. Увидев Лизу, он смутился и опустил глаза, но нет-нет, да поглядывал на нее; и Лизу не удивляло, что Рональд в принципе завтракает с ними за одним столом.

– Ну наконец-то! Давайте, пока все горячее. Уж извините, люди мы неизбалованные, особыми изысками не страдаем, еда у нас простая. Так сказать, чем богаты, тем и рады. Присаживайтесь, – бодро встретил ее Грэгор.

Девушка села на ближайший стул.

– Не бойтесь, Ярый не придет. Он не хочет вас пугать, – словно прочитав мысли девушки, добавил Грэгор. – Но с этого дня он иногда будет заходить. Чтобы вы к нему привыкли. Мы все не хотим пугать вас, Лиза. Я понимаю, что вы чувствуете сейчас, в совершенно новом доме, с новыми людьми. Но, пожалуйста, не сбегайте больше. Это для вас же самой опасно. Куда вы там пойдете? Не думайте, я не хочу вас пристыдить, но вы отныне находитесь под нашим крылом, и нам не хочется, чтобы с вами что-то случилось. Вы теперь член нашей семьи, вы здесь не временно, а навсегда, и нам очень хотелось бы жить с вами дружно.

Лиза смущенно промолчала.

– И если вам что-то непонятно, спрашивайте. Мы не враги, мы все покажем, объясним, расскажем. Вы дома, и даже не представляете, как мы рады наконец-то вас найти!

– То есть, вы искали? Меня? Что вы имеете в виду? – подобралась девушка.

– Да, искали, да, вас.

– И что же во мне примечательного?

– У вас внутри мертвый ребенок.

Она раскрыла рот, но ответить так ничего и не смогла. Аппетит пропал напрочь, и вот теперь девушка совсем, ничего, не капли не понимала. Рональд по другую сторону стола тоже округлил глаза и подавился чаем, из чего Лиза сделала вывод, что и для него услышанное оказалось неожиданностью.

– Он не совсем мертв, но умрет сразу же, как родится. Вы убили его несколько раз, вытравили душу, теперь он лишь кусок плоти, существующий за счет вашего организма. Бездушный. Тело не может жить снаружи без души внутри. Вы не подумайте, я вас ни в коем случае не обвиняю, это сугубо ваше дело, и, более того, будь я на вашем месте, то поступил бы точно так же. И дело не только в ребенке, конечно. И у других беременных женщин бывают мертвые дети. Ваша главная особенность в том, что ваша душа… как бы это объяснить… еще не скована. Вы ее уберегли, это большая редкость. В вас заложен огромный потенциал.

– Я не понимаю. Какая душа? Какой потенциал? Вы серьезно это говорите?

– Более чем. Лиза, поймите, вы в очень странное место попали. Странное, но неопасное. Я мог бы объяснить подробнее, но это не передается словами, это надо прочувствовать. И вы обязательно прочувствуете, но для начала вам необходимо перестать бояться Ярого. Довериться ему. Иначе ничего не получится.

– Так, так, так, постойте. Что – не получится?

– Вы не сможете войти… туда. Лиза, милая, если бы я мог описать это словами, то описал бы. Просто поверьте мне на слово, ничего плохого с вами не случится. Наоборот. Вам предстоит познать нечто очень прекрасное, и вы не представляете, насколько.

– Погодите, погодите, Грэгор. Хорошо. Предположим, я вам верю. Предположим, во мне действительно заложен потенциал и я беременна мертвым ребенком. Но зачем вы меня сюда привезли? Что вам от меня нужно? Что вы имели в виду, когда говорили, что «скоро все закончится»?

– В этом и кроется загадка. Вы очень нужны Ярому. Только мать, носящая под сердцем мертвого ребенка, может ему помочь. И когда он получит то, что ему нужно – или не получит, если вы откажетесь помочь – все закончится. Дело подойдет к концу.

– И в чем заключается помощь?

– А вот это я не могу вам рассказать.

– Почему?

– Он сам вам все расскажет. Когда вы будете готовы.

– Когда я буду готова?

– Он сам поймет. И даст знать вам.

– Мне кажется, что здесь все сошли с ума.

– Мне тоже иногда так кажется. А потом мне кажется, что все наоборот. Что весь мир сошел с ума, и только здесь, у нас, нормально. Но я могу подтвердить свои слова. Щека. Ваша. Болит?

– Щека? – Лиза совсем забыла про нее. Потрогала. Сдавила кожу. И наконец сообразила. – Так это он? Он сделал так, что боли нет? Для этого он подходил, ведь так?

– Именно.

– Так не бывает. Но… так, ладно. Хорошо. Я все равно не понимаю.

– Вы все поймете. Но нужно время. И, знаете. Когда я вас вчера увидел, то не мог поверить, что вы та, кого мы ищем. А когда вы сбежали, я был уверен, что мы ошиблись. А сейчас вижу, что вы именно она.

– И почему же?

– Потому что я рассказал вам о странных и неправильных вещах. А вы не испугались. В ваших глазах сплошное любопытство. Вы задаете нужные вопросы. Вы мне поверили, ведь так?

– Как вам сказать… мне очень хочется поверить.

– Не тот человек давно бы поднял меня на смех. Лиза, милая, просто расслабьтесь. Делайте, что хотите, если вам что-то понадобится – просите, мы обязательно поможем. Поверьте, у нас вам будет очень хорошо. Доверьтесь нам. У нас так принято – во первых, уважать друг друга, и во-вторых, друг другу доверять.

– То есть, вы хотите, чтобы я всем вам доверяла? Чужим и незнакомым людям? Вот так вот, сразу? С чего бы вдруг?

– Хотя бы попытайтесь, Лиза. Я помню, как это непросто, начать. Когда не знаешь, а стоит ли оно того, а вдруг то, что ты скажешь, против тебя и обернется. Но знаете, потом привык. Теперь я по-другому не могу. Когда мы с Ярым выезжаем к пациентам, мне кажется, что там все неправильно, что с людьми что-то не то, со всеми. Вряд ли вы понимаете сейчас, о чем я, но скоро все поймете.

– Я стану такой же странной, как и все вы?

– Нет. Нет, не странной, а нормальной. Хотя, смотря как посмотреть… Да это, в общем-то, неважно. Хотите нам что-нибудь сказать? Наверняка у вас многое накипело. Вы злы на нас? Попробуйте, не бойтесь. Вам сразу полегчает.

Лиза задумалась. Неспешно допила остатки чая. Вытерла салфеткой рот. Посмотрела на Грэгора. На Рональда. Решила – а почему и нет? Хотят доверия? Отлично. Так пусть получат.

– Вы знаете… я так устала, – неуверенно начала она. – У меня мама недавно умерла. Она единственная меня поддерживала и понимала. Я забеременела случайно. Я не хочу рожать, боюсь. Я ненавижу свой живот. Я рада, что то, что там находится, мертво. Рада ужасно. Отец ребенка меня предал, а собственный хотел прибить. Я вышла замуж за… не знаю, как его назвать. Да, он меня пугает, до колик в животе. И вы мне все чужие. Я долго привыкаю к людям. Мне трудно переварить все то, что вы сейчас сказали. Я так устала. Мне кажется, что я старуха. Мне хочется побыть одной. Просто лежать, не думать и ничего не делать. И чтобы никто ко мне не подходил. Скажите, Грэгор – доверие, это вот так вот говорить? – и на него серьезно посмотрела.

– Кхм, – он поперхнулся. – Да. Вам сильно плохо?

– Да, очень. А вам не хочется меня за то, что я сказала, осудить?

– Конечно, нет. Никто не в праве осуждать. Особенно, за чувства.

– Вы знаете, – Лиза выдвинула стул и встала. – Мне кажется, что я попала в Рай, – взметнула в воздухе косой и вышла прочь из кухни.

Глава 8
Прости меня

Следующую неделю Лиза вела себя тихо и скромно, присматривалась к местным обитателям и осваивалась в новой обстановке. И с каждым днем все больше убеждалась, что угодила в сказку. То, что рассказал Грэгор, оказалось правдой. В доме действительно все было по-другому. Спокойно. Хорошо. Легко и непринужденно.

И хотя сам дом был довольно скромный, с удобствами на улице, а по комнатам не сновала свора невольников и слуг, Лиза нигде еще не чувствовала себя настолько комфортно. Девушка не сразу заметила, что берет предметы с полок, не подпрыгивая; что в зеркалах видит нормальное отражение себя, а не только верхнюю часть лица. Что повесить вещи на вешалку отныне не проблема, а обычное действие. Что не она приспосабливается к дому, а дом приспособлен для людей. Почему-то это удивляло.

Здесь царила радушная и мирная обстановка. Здесь не кричали друг на друга, разговаривали тихо и спокойно, и девушка долго привыкала к непривычной тишине. В первые дни она еще собирала волосы, укладывала их красиво, сидела прямо за столом и пользовалась вилкой и ножом, а потом поняла, что можно расслабиться, что не надо это никому, ей-то уж в первую очередь. Небрежная коса, удобная одежда, ложка, поджатая под себя нога за завтраком и за обедом – мелочи, но как же они нравились Лизе!

Новая жизнь и новые люди увлекли ее с головой. Порой она ловила себя на мысли, что не вспоминает ни отца, ни Тима, не вспоминает и не хочет вспоминать, оставила их в прошлом, забыла, как страшный сон, и испытывала искреннюю радость от того, что щека, напоминание о прежнем доме, заживает постепенно, а ребенок, напоминание о Тиме, родится мертвым. Следы прошлой жизни исчезнут, полностью, совсем, а она останется в новой, одна, без груза прошлого.

Все обитатели вились вокруг Лизы так, что девушке часто делалось неловко.

Стоило протянуть руку за салфеткой во время обеда – кто-нибудь обязательно подскакивал с места и подавал ее.

Стоило выйти во двор, чтобы погулять по саду – кто-нибудь предлагал зонтик от солнца.

Стоило ненароком обронить, что клубника на заднем дворе на удивление вкусная – как через час ей принесли целое ведерко клубники и поставили у комнаты.

Куда бы Лиза не пошла, ей приходилось отбиваться от вопросов. Нет, она не хочет чай, спасибо. Спасибо, я не голодна. Нет, благодарю, и книгу выберу сама. Большое спасибо, но налить воду в стакан я и сама могу. Нет, мне не жарко. Не холодно. И в комнате не душно.

Ярый сближался с девушкой очень деликатно и осторожно: если в первый день он заходил в дом только ради того, чтобы унести с собой еды – и внутри девушки тогда все замерло от страха – то на второй задержался на подольше, а на третий и вовсе остался, присоединившись за обедом к общему столу. В промежутках между его заходами Грэгор так уверенно и часто повторял фразу «Не бойтесь Ярого!», и так хорошо о нем отзывался – под поддакивание Рональда – что, когда тот присел рядом и пододвинул к себе тарелку, Лиза с удивлением отметила, что совсем не боится. И не только не боится, но и думает о нем не как о монстре, а как о человеке. Странном, своеобразном, но человеке. Она почти не ела и с любопытством разглядывала его. Ей стало интересно, что же с ним не так, почему у него такая кожа, что с ним могло произойти. Откуда он. Почему так странно двигается. Почему очень редко говорит. Что ему от нее нужно. Его глаза больше не пугали. Большие, черные. Не страшные. Просто другие. А волосы и вовсе очаровали Лизу. Тонкие, мягкие, блестящие, как шерстка у кота. Она их потрогала украдкой. Ярый смотрел не на Лизу, а куда-то в никуда, но девушку не покидало ощущение, что весь обед он наблюдал за ней, но не глазами, а со стороны.

Девушке страстно хотелось узнать о нем больше, но Грэгор ничего не говорил. И Лизе оставалось только смириться и ждать дальнейшего развития событий.

Бессонными ночами она подкрадывалась к окну, распахивала его настежь, садилась на подоконник и смотрела в лес, туда, где предположительно скрывался он. Иногда Лизе казалось, что она что-то видит – мелькающие тени, отблеск огня; слышит чарующий шепот голосов – а, возможно, ей просто казалось. Но каждый раз девушке становилось не по себе, она возвращалась в кровать и накрывалась одеялом с головой.

Грэгора девушка полюбила сразу. Вдовец, взрослый, умный и мудрый; она его считала идеалом. Лиза не верила, что такие люди могут существовать. Он был старше отца, но, несмотря на это, общий язык у них нашелся быстро. Она как будто всегда его знала. Грэгор не скупился на Лизу, всегда интересовался, что привезти из города, и вскоре у девушки появился шкаф, который быстро заполнился одеждой, зеркало на стене и кружевные занавески, много разных мелочей – гребни, ленты и заколки.

Как доктор, Грегор был прилично обеспечен. Он мог бы позволить себе лучший дом, он мог бы содержать больше невольников, он все еще считался завидным женихом и мог бы выгодно жениться, но предпочитал вести затворный образ жизни. Грэгор с удовольствием возился в огороде, любил варить компот из ягод, сидеть в одиночестве перед камином и что-нибудь читать. Он был простой, и девушка его за это уважала.

Рональд. То, что к нему не просто хорошо, а очень и очень хорошо относятся, настолько хорошо, что даже и нормально – она заметила сразу. Он с утра до вечера крутился, как волчок, выполнял все бытовые обязанности – от дойки козы до мытья полов доме – то есть, делал все то, что и положено делать невольникам; но ни разу девушка не слышала, чтобы к нему обращались на повышенном тоне. Он был полноправный член семьи. Доктор оживленно обсуждал с Роном текущие дела, делился впечатлениями от очередной поездки; иногда они готовили вместе, играли в карты или уходили куда-то вдвоем, а вечерами из гостиной доносились их тихие разговоры. В такое время девушка приоткрывала дверь комнаты и пыталась расслышать, о чем же они говорят, но звуки почти не долетали до нее.

Рональд был довольно общительный, очень вежливый, всегда спокойный, обходительный. Внимательный. Это он собрал ведро клубники. Он выносил вечером плед во двор, где Лиза допоздна читала, потому что начинало холодать. Он даже с Биззи вежливо общался и каждый день расчесывал ей шерсть. Настолько ухоженной и избалованной козы девушка ни разу не встречала. Лиза не понимала, где Грэгор раздобыл его, а спросить стеснялась. Но она была уверена, что Рона не могли просто купить. Таких, как он, не продают. Их берегут и ценят.

Лиза любила наблюдать за ним из окна, когда он, скинув рубашку, бесконечно долго и с упоением возился с клумбами. Ей безумно нравилось разглядывать слипшиеся от пота светлые волосы; миниатюрное, но ладное и пропорциональное тело; загорелую до цвета бронзы кожу. Она находила Рона красивым. Цветы меркли на фоне его глаз. Девушке очень хотелось познакомиться с ним поближе, пообщаться, подружиться, но тут всплывала, пожалуй, единственная проблема, с которой она столкнулась в новом доме.

Он сам с ней общаться не хотел.

Нет, он подробно отвечал на задаваемые вопросы, всегда учтиво интересовался, не желает ли она чего-нибудь, но – в рамках положенного. В полном соответствии с установленными правилами и все по этикету, так, как принято там, за воротами. Ни больше, ни меньше. Но Лиза же видела, что он может и по-другому, и ее задевало такое отношение. Она была умной девушкой, и прекрасно понимала, почему Рон так себя ведет.

«Шавка» – обидное слово.

«Ты слишком разговорчивый для своего положения, не находишь?» – слишком красноречивая фраза, расставляющая акценты.

Лизе было стыдно за свои слова. Она находила тысячу оправданий, что не знала, какой Рон на самом деле, что боялась, что привыкла пренебрежительно относиться к таким, как он; но все равно чувствовала себя виноватой. Хотелось спрятаться и закрыться, нырнуть под одеяло с головой, когда в памяти в очередной раз прокручивалось то холодное утро, когда он, выслушав оскорбительную тираду, просто протянул рубашку. Потому что разглядел на ее плечах мурашки. Чтобы ей теплее стало.

Короткая сцена намертво впечаталась в память. Девушка как сейчас видела его глаза, то, как он на нее смотрел, как голос его дрожал. Она думала о нем чаще, чем о Яром, вспоминала тот взгляд каждый раз, когда сталкивалась с Рональдом в доме, когда видела его из окна, когда он спрашивал, не желает ли она чего-нибудь, когда выносил зонтик или плед. И Лиза знала, что достаточно всего лишь извиниться, подойти, сказать два простых слова, и все наладится; и несколько раз она пыталась, и подходила, и раскрывала рот – но так и не решилась. Это оказалось очень сложно. Каждый раз внутри Лизы поднимался бунт, от противоречий разрывало, она чувствовала себя выше, смотрела на паутину-метку и не могла выдавить те самые слова. Но, чем дольше девушка тянула, тем сильнее ее грызла совесть.

И она решилась. Дождалась удобного момента, когда Рональд остался один во дворе, вышла из дома, подошла к нему. Он сидел на земле и пересаживал цветы.

– Рональд… – несмело начала Лиза.

– Вы что-то от меня хотите? – спросил учтиво. Отложил лопату, встал на ноги. Так, как положено. При разговоре невольникам не полагалось сидеть. Вроде бы, мелочь, но Лиза сильно расстроилась, и настроение ее упало.

– Я… нет, ничего. А что ты делаешь?

– Луковицы хочу пересадить. Тюльпаны красные оказались, а здесь лиловые оттенки. Я их посажу туда, – рукой указал на другую пеструю клумбу и замолчал.

Лиза вздохнула. Слова опять не шли. Не шли. Не шли!

– Простите, что-нибудь еще?

– Нет, нет, нет, не извиняйся. Это ты меня… меня… прости, – выдохнула Лиза.

– Что?

Глаза Рональда так сильно округлились, что девушка не смогла не улыбнуться. Чтобы только подольше насладиться его ошеломленным видом, она еще раз сказала:

– Прости меня. Прости, прости, прости, – и слова давались на удивление легко. – Я назвала тебя шавкой, я много чего наговорила, обидного. Мне очень жаль. Я не хотела. Ты вовсе не такой. Прости меня.

– Вы не должны так говорить! Я не обиделся, конечно, – он испугался еще больше.

– Обманываешь. Зачем же ты тогда ведешь себя со мной не так, как с Грэгором? Я же все слышу. Ты с ним нормально говоришь, а мне – «Как скажете, а что хотите». Мне же обидно.

– Я вас обидел? Простите меня, пожалуйста, я правда думал, что вам так больше нравится. Ну, что вы только так привыкли. Я как вам удобнее хотел. Я больше так не буду.

– Да нет же, Рональд, это я прощение прошу. Хватит извиняться и прощай меня!

– Как скажете. Ой, то есть, простите. Ар-р-р! – запустил он грязные пальцы в волосы и затряс головой, полностью растерявшись. – Я вас прощаю.

– А теперь скажи, что отныне будешь со мной общаться так же, как с Грэгором. Нормально то есть.

– Вы правда этого хотите?

– Хочу, конечно.

– Как скажете, да, ладно, хорошо. Простите, можно я пойду? – Рональд схватился за ведро. Лиза заметила, как на его спине выступили капельки пота. – У меня… дела, там, дома. Срочные. Оч-чень.

Не дожидаясь реакции Лизы, Рональд выронил ведро, быстро взбежал по ступенькам крыльца и спрятался от девушки в доме; а она стояла, смотрела ему вслед, и улыбалась во весь рот. Внутри все пело, стало легко, свободно; залитый солнцем двор жизнерадостно заиграл красками. Да если бы она раньше знала, что извиняться так приятно, то извинялась бы почаще, хоть каждый день. Девушка подумать не могла, что вгонит Рональда в такой сильный ступор, что он бросит наполовину выкопанный цветок и спешно убежит куда-то. Настроение взлетело до небес. И, чем больше Лиза думала о Роне, накручивая на палец вечно спадающую прядь, тем сильнее понимала, что чувства он у нее вызывает отнюдь не дружеские.

Совсем не дружеские.