Текст книги "Ярый Рай (СИ)"

Автор книги: Гера Серебро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Глава 11
Как заставить добровольно захотеть?

– Так это и есть то самое море? – с восторгом ахнула Лиза.

Девушка стояла в воде, в одной только рубашке, и задумчиво смотрела за горизонт. Море… она так хотела побывать здесь. И ее разрывало от переполняющих эмоций. Много бесконечной воды, теплой, берегов не видно; яркие камни разбросаны по дну, мелкая рябь на поверхности и ослепляющие блики солнца. И волны. Небольшие, но так здорово было стоять и покачиваться в такт с ними – они то накрывали девушку по грудь, то опускались ниже пояса. Соленый ветер, вкусный. Все реальное, настоящее. Она пошевелила пальцами на ногах и закопала их в мелкие камушки. Стало щекотно. Посмотрела на свое колышущееся отражение, расправила большие, кожистые, покрытые светлыми чешуйками, крылья. Несмело взмахнула ими. Еще раз, и еще. Поток воздуха подбросил вверх, испугавшись, Лиза сложила крылья и со всплеском приземлилась в воду.

– Почему у меня крылья? – потрогала руками шершавую кожистую складку.

– Тебе проговорить вслух? Ты окрылена.

– Вот уж не думала, что это настолько буквальное выражение, – улыбнулась девушка. Развернулась, посмотрела на Ярого и подошла к нему. Он стоял на каменистом берегу.

Войти в него сегодня получилось с первого раза и без всяких ухищрений. Когда Рональд проводил девушку до лесного дома, Ярый уже ждал ее. Сидя на полу. С подготовленной чашкой, с ножом. Он определенно знал, что она идет.

– А можно, чтобы здесь был песок, а не галька?

– Сейчас. Так?

– Да, спасибо, – Лиза приземлилась в рассыпчатый, теплый песок и с удовольствием пропустила горсть сквозь пальцы – песчинки забились под ногти. Расправила крылья и поймала ими легкий ветерок. Кровь в толстых венах быстро остудилась, и по телу разлилась приятная прохлада.

– Грэгор сказал, что тебе было плохо, – с сочувствием голосе добавила девушка.

– Уже нет. Не жалей меня. Меня это злит.

– Хорошо, хорошо. Не буду. А почему ты сейчас выглядишь старше?

– У нас намечается серьезный разговор. Ты же не просто так пришла?

Ярый сел рядом, скрестив ноги. На его лице от уголков глаз к вискам тянулась тонкая сеть морщинок, в волосах появилась седина. По возрасту он приблизился к Грэгору.

– У тебя есть вопросы. Спрашивай.

– Ты честно на них ответишь? – Лиза повернула к нему голову. Засмотрелась на профиль – острый нос, притягательные глаза. С каждым днем они нравились девушке сильнее, и она не могла вспомнить, почему раньше считала их жуткими. Словно издеваясь, Ярый направил на себя струю ветра, от чего его волосы красиво разметались по спине и симметричными петлями опустились на песок.

– Мы не умеем врать. Я не умею врать. Но я могу не ответить на тот вопрос, отвечать на который мне неприятно или не хочется. Спрашивай.

– Кто ты?

– А на кого я похож? – сузил зрачки.

– На человека, но не совсем.

– Так примерно и есть. Меня уже давно быть не должно. Сейчас я то, что от меня осталось.

– Поясни.

– Там, снаружи, всего лишь тело, дом. К которому я привязан. Который разрушается постепенно, но не разрушится никогда.

– Погоди, погоди… – Лиза крепко зажмурилась и широко распахнула глаза. – Сколько же тебе лет?

– Ха. Много, девочка. Очень много. Я не могу умереть, хотя должен давно.

– Тебя это не радует? Многие мечтают о бессмертии.

– Ничего хорошего в том нет. Продолжай.

– Откуда ты?

– По-вашему, с Черного острова. Слышала о таком?

– Конечно, слышала. Я читала, что на острове когда-то жили… монстры. Ты один из них?

– Не один из них, а последний. Но. Мы. Не опасны. И не были ими никогда. Это все вы придумали.

– Что за тени я видела?

– Тени, это… то, что осталось от моего мира. У нас все было не так, как у вас. Совсем не так. Мы не можем исчезнуть полностью. Мы были одним целым. Но из всех остался только я. Они преследуют мой дом. Это они не дают мне умереть. Они мое проклятье, – тщательно подбирая слова, медленно ответил Ярый. И по тому, как похолодало вокруг, Лиза догадалась, что поднятая тема ему крайне неприятна. – Потом я объясню тебе подробно. Сейчас рано.

– Что связывает тебя с Грэгором? – зашла она с другой стороны.

– Он помогает мне. Он – моя связь с вашим миром. Я помогаю ему.

– Ты убираешь боль у пациентов?

– И это в том числе.

– Что еще?

– Я его стержень.

– Что ты имеешь в виду?

– Пока я не могу сказать.

– Как ты узнаешь, что за вами приехали?

– Лекарь зовет меня. Мысленно. И хочет, чтобы я услышал его. И я его слышу. Я на него настроен.

– Ты говоришь, что я пока не готова. Ты будешь меня подготавливать?

– Да.

– Как?

– Я научу тебя тому, что знаю сам.

– Погоди, погоди… – Лиза с силой сжала ладонями виски. – Ты хочешь сказать, что я тоже смогу… вот так? И у меня получится? Ты серьезно?

– Да.

– Почему? А у других получалось? Рональд может? Или Грэгор?

– Нет, они не могут.

– Почему?

– Время упущено. Их души застыли. Их заперли в рамки, которые слишком поздно пытаться разорвать. Навык утрачен. Душу беречь нужно с детства. Ты слышала про детей-маугли?

– А они-то тут причём?

– При том, что вскормленный и выращенный животными младенец не сможет стать обратно человеком. Возможно, научится говорить, короткими словами, но полностью очеловечиться ему не суждено. Он навсегда останется наполовину зверем. Так вот вы все, поголовно, в какой-то степени маугли.

– А я – нет? Почему?

– Ты тоже покорежена, но пока не безнадежно.

– Не понимаю.

– Скажи, почему ты умеешь писать? В вашем мире женщинам не положена грамота.

– Я тайком заставляла младшего брата учить меня.

– Зачем?

– Ну, не знаю. Мне хотелось научиться читать. Мне было обидно, что брат умеет, а я – нет. Я же не хуже.

– Почему ты беременна?

– Мне захотелось попробовать, сделать что-то всем назло, – ответила Лиза, внутренне удивляясь тому, что вопрос ее нисколько не смутил. – Мне понравился Тим. Хотелось понять, что в этом такого. Почему наложено табу. Не знаю, если честно. Я… глупа, наверно. Не думала о последствиях. А теперь жалею. Просто, так вышло.

– Ты чувствуешь себя грязной?

– Я чувствую себя обманутой и преданной. Недальновидной. Я искренне не понимаю, что сделала плохого и почему должна чувствовать себя грязной. Я же не изменилась.

– Теперь ты понимаешь?

– Нет.

– Ты пытаешься быть собой, чувствовать и вести себя, как сама считаешь нужным и правильным, а не так, как у вас принято. Почему ты появляешься здесь в рубашке? Почему снаружи в ней ходишь? Там я не видел женщин в подобном одеянии.

– Она удобная. Мне хочется в ней ходить. Это всего лишь рубашка, просто одежда, из ткани. Я не понимаю, почему ее нельзя носить. А самая главная причина – ее Рональд дал.

– Почему ты извинилась перед ним? По вашим правилам, это было не обязательно.

– Я плохо с ним поступила, ему было обидно, он сильно расстроился, и мне было стыдно. И я решила все исправить.

– Ты поняла?

– Да. Теперь да, – ответила Лиза, хотя до сих пор не очень понимала. – Но, в голове не укладывается. То есть, из-за таких вот мелочей я и правда смогу создать свой мир? И уходить в него? Смогу разговаривать мысленно? И убирать боль?

– Это – не мелочи. Всему я не успею тебя научить. Но многому. Смотреть душой, а не глазами, видеть чужую боль и убирать ее, уходить в себя.

– И другие люди смогут входить в меня так же, как я сейчас – в тебя?

– Да.

– Я не стану такой… как ты? – голос дрогнул.

– Нет, не станешь. У тебя все будет по-другому. Мне нужно твое согласие. Я не могу делать что-то против чужой воли. Ты хочешь научиться тому, что умею я?

– Если я соглашусь, а потом передумаю – то смогу отказаться?

– Сможешь.

– Я согласна, – не раздумывая, ответила Лиза.

– У тебя есть еще один вопрос. Он занимает все твои мысли. Ты не задашь его сама, потому что считаешь его незначительным, но он важный. Поэтому я отвечу. Ты ему очень нравишься, – серьезно сказал Ярый. – Ты постепенно заменяешь ему цветочный сад. А это очень много значит.

– Откуда ты знаешь, что я хотела спросить? – от неожиданности девушка смутилась. Услышанное ее ошеломило. Ошеломило так, что сердце ускорилось, а крылья за спиной стали больше, и она физически чувствовала, как кости в них удлиняются, а на кожистых складках вырастают перья. Белые.

– Если хочешь, чтобы я не знал чего-то, поставь барьер.

– Как?

– Ты должна не хотеть, чтобы я знал. Проговори мысленно или вслух – «Не читай мои мысли». И я не смогу.

– И все?

– Меня удивляет ваш народ. Вы так любите все усложнять. Да, и все. Если хочешь, чтобы я смог что-то услышать – надо тоже захотеть. Проговорить мысленно – «Хочу, чтобы ты меня услышал». Так лекарь и зовет меня.

– Ты всех можешь слышать?

– Ха. Нет. Не всех. Только тех, кто побывал во мне. Чью кровь я выпил.

– Если я ему нравлюсь, то почему он меня избегает?

– Ты думаешь со своей стороны. А он думает по-другому. Попробуй думать, как он. И поймешь. Не дави. Не напирай. Не торопись. Думай. Стирай преграды. Девочка, это важно. Это часть нашего обучения. Ты должна научиться понимать других. Смотреть их глазами.

– Вот как… я попробую.

– Попробуй. Запомни, девочка. Тебе нужно стать светлее. И вот тебе задание для разминки. Сделай так, чтобы он сам сказал тебе, что ты ему нравишься.

– Сам?

– Да.

– Задание? А зачем оно?

– Оно полезно. И для тебя, и для него.

– Мне нравятся такие задания, – хитро улыбнулась девушка.

– Повтори. Что тебе нужно сделать снаружи?

– Выудить Рональда признаться мне в том, что я ему нравлюсь.

– Ты должна сделать так, чтобы он сам захотел признаться тебе. Ты слишком эгоистична. Запомни. Не дави. Не напирай. Он сам должен.

– И как же мне это сделать?

– Думай, девочка, думай. Придешь ко мне, когда задание будет выполнено. И мы продолжим. А сейчас слушай внимательно. Сегодня я научу тебя основным правилам перехода. Запомни. Ты не сможешь войти ко мне, если этого не хочу я или не хочешь ты. Не получится.

– Почему?

– Не перебивай, девочка. Это важно, – повзрослел еще на пару десятков лет. – То же самое и с выходом. Если я захочу, чтобы ты вышла – ты исчезнешь сразу же и вернешься в себя. Если ты захочешь выйти – ты исчезнешь сразу же и вернешься в себя. Если ты не хочешь выходить, а я хочу, чтобы ты вышла – ты выйдешь. И наоборот. Ты выйдешь, если захочешь, даже если я этого не хочу. Мы находимся здесь до того момента, пока оба этого хотим. Тебе понятно?

– Понятно.

– И ты должна знать, что, когда я впускаю тебя, то не сделаю тебе ничего плохого. Я должен знать, что ты идешь ко мне не с плохими намерениями. Иначе ничего не выйдет. Переходы просты, они строятся всего лишь на доверии. Но для вашего народа это очень сложно. Вы к такому не привыкли. Я уверен в тебе, ты уверена во мне. Мы должны друг другу доверять. Абсолютно. Полностью. Тебе это понятно?

– Понятно.

– Тогда, на сегодня хватит. Тебе пора. Попробуй выйти сама.

– Я хочу выйти, – неуверенно сказала Лиза. И ничего вокруг не изменилось.

– Ты не хочешь выходить. Тебе здесь нравится. Тебе здесь хорошо и интересно. А надо хотеть. Попробуй еще раз.

– Не думала, что так трудно что-то захотеть. Так, хорошо, – прикрыла глаза девушка. – Я хочу выйти.

И исчезла.

– Проснись, – и толчок в плечо. – Учись сразу. Не спать, – добавил Ярый.

– Ох, – девушка с трудом поднялась с пола, зевнула и протерла слипающиеся веки. – Проводишь меня?

Девушка еще не запомнила дорогу, и боялась заплутать.

– Нет, – и, прежде чем Лиза успела расстроиться, добавил: – Сломанный. Проводит. Иди.

– Сломанный? Кто это?

– Иди.

Лиза мысленно попрощалась с Ярым – он ответил кивком; развернулась и вышла, окунувшись в прохладу леса. Прищурилась от яркого света, осмотрелась.

– Рональд? Ты все это время меня ждал? – удивилась Лиза, обнаружив его на пне рядом с домиком.

– Прошло минут пять всего. Там просто время немного иначе идет.

– Да?..

Ей же показалось, что разговор с Ярым длился не меньше часа. Но не это так озадачило девушку. А то, что увидела она именно Рональда – хотя никого незнакомого и не ожидала увидеть – и сразу поняла, что «сломанным» Ярый назвал его.

Она у него – «девочка».

Грэгор – «лекарь».

Рональд – «сломанный».

С ней и с доктором все относительно понятно. Но почему он так странно назвал Рональда? Что с ним не так?

«Ты ему очень нравишься».

«Думай, как он», – вспомнила она слова Ярого. Внимательно посмотрела на Рона. Он поднялся с пня и встал напротив, лицом к лицу. Серьезный. Лиза только сейчас заметила, как именно он на нее смотрит. Нерешительно. Все время опуская глаза. Руки по привычке сцепил за спиной. Лицо то хмурилось, то разглаживалось. Она его смущает, и это очевидно. Он не решается подойти ближе. Всю дорогу до домика Ярого Рональд держался в стороне. Он… боится? Не умеет? Не знает, как? Не решается?

«Не напирай».

«Не дави».

– Отвести вас домой? – спросил Рональд после того, как Лиза с минуту разглядывала его и ни слова не сказала.

– А ты сильно торопишься? – очнулась она. – Грэгор говорил про озеро. Ты знаешь, где оно?

– Знаю. Отвести вас?

– Да, отведи.

Рональд подождал, когда Лиза подойдет ближе, развернулся и повел девушку за собой сетью едва различимых в траве ниточек-тропинок. Она шла и по сторонам почти не смотрела, неотрывно глядя на него. Он терялся. Не знал, куда девать руки. Часто оборачивался, убеждался, что девушка не отстает, и шел дальше, а она все пыталась понять, как посмотреть на мир его глазами? Что она вообще о нем знает? О чем он может думать сейчас?

Пока Лиза размышляла, они подошли к кромке воды и остановились на поросшим травой берегу. Взору открылось небольшое круглое озеро, с камышами, глубокое – дна не было видно, с запахом тины. Очень красивое, как ненастоящее. Аккуратное. С кувшинками. Где-то квакали лягушки и звонко пели птицы. Тихо, спокойно, умиротворенно. Романтично и свежо. И помимо них двоих вокруг ни единой живой души не было.

Идеальное место, чтобы выудить у Рона признание.

Девушка присела и провела ладонью по прохладной водной глади. Стая рыбешек на мели бросилась врассыпную.

– Здесь красиво. Почти как на море, – заметила Лиза.

– Вы были на море?

– В некотором роде… – отрешенно ответила девушка.

«Стирай преграды» – стучали по вискам слова Ярого. Легко сказать. А как сделать?

– Рональд, а можно тебя попросить? Обращайся ко мне на «ты», – сказала она и посмотрела на него. Он тоже опустился на корточки, на один уровень с Лизой. Отвернулся к воде. Всмотрелся в рябое отражение девушки.

– Вы правда этого хотите?

– Хочу.

– Как скажете, – ответил он и замолчал. Его пальцы вцепились в пуговицу рубашки, брови съехались. Очевидно, что Рон нервничал, и что происходящее ему ой как не нравилось.

Лиза выдержала паузу и подвинулась к Рональду ближе. Почти вплотную. Он разволновался сильнее и неподвижно замер. Девушке показалось, что Рон и дыхание задержал.

– Почему ты так напрягаешься? – перешла она к наступлению.

– Что вы… ты… имеете в виду?

– Я тебе нравлюсь?

– Простите? – поднял на нее испуганные глаза.

– Я же тебе нравлюсь. Как девушка. Я же вижу. Я точно знаю.

Рональд мигом переменился в лице.

– Простите меня, пожалуйста, я не хотел, чтобы вы об этом узнали, не злитесь на меня, – сбивчиво затараторил он, умоляюще прижимая руки к груди. – Не говорите никому, пожалуйста.

– Почему я должна на тебя злиться? Скажи мне прямо. Смотри на меня и скажи, что я тебе нравлюсь.

– Я… не могу так сказать. Не могу, простите, не заставляйте меня. Вы правда не разозлились? Правда? – Рональд заморгал быстро-быстро и с мольбой в глазах посмотрел на Лизу таким странным взглядом, что девушке стало не по себе. Она почувствовала себя палачом, измывающимся над жертвой, но сдаваться так легко не собиралась.

Она выполнит задание Ярого, и очень быстро!

– Ну скажи.

– Я не могу.

– Почему?

– Потому что не смогу.

– А давай я научу тебя. Это просто, – он занервничал еще сильнее, так, что кадык несколько раз подпрыгнул. Но остался сидеть на месте. На корточках в траве. Она нагнулась к его уху и заговорщицки сказала: – Закрой глаза. И повторяй за мной.

Рональд послушно зажмурился. Губы у него задрожали. Девушка видела небритую щетину на щеке. Колючую, наверное. Каждую волосинку. Ноздри у него раздувались. Все мышцы под рубашкой напряглись. Под тонкой, хлопковой, светлой, которая ему безумно шла. Он слишком глубоко дышал и слишком близко находился, так, что Лиза уловила тонкий запах тела. И он выглядел так, словно не просто нервничал, а… боялся?

И Лиза внезапно поняла, что Рональд чувствует сейчас. Да то же, что и она, когда несколько дней не могла подойти и извиниться, потому что считала, что ей, свободорожденной девушке, унизительно просить прощения у невольника. Что так – неправильно. И ей пришлось переступить через себя, чтобы выдавить те слова. Но, она сказала их – сама, а не потому, что ее заставили.

«Он сделает все, что я скажу, и не потому, что хочет, а потому что я скажу так сделать. Такое Ярый не зачтет. Я издеваюсь же над ним сейчас!» – с ужасом сообразила Лиза.

Звонкая птичья трель вмиг стала резкой и неприятной. Солнце за облако зашло, и озеро уже не восхищало.

– Рональд, пойдем домой, – оставила она его в покое, встала на ноги и отошла.

Глава 12
Смысловая преграда

Рональд сначала почувствовал облегчение. Выдохнул, пришел в себя, встал на ноги, пошел в сторону дома.

А потом ему стало стыдно. Лиза очень расстроилась из-за того, что он не сказал вслух те самые слова. Но Рон не мог, физически, это было немыслимо! Она понуро брела позади, ветки под ее ногами грустно хрустели, и девушка перестала с ним разговаривать. Ничего не спрашивала, смотрела вниз, задумалась и помрачнела. А Рональду нравилось отвечать на вопросы Лизы, хоть некоторые и вгоняли его в ступор, ему нравилось, что она вообще с ним так по-доброму разговаривает. Это казалось почти невероятным! Она, красивая, прекрасная, с изумительными зелеными глазами, такими серьезными всегда, глубокими; хрупкая, волосы ее, как золото, прядка из прически выбивается и на лицо спадает; необыкновенная – та самая, о которой так часто говорил хозяин; способная научиться всему тому, что умеет Ярый, что для Рональда находилось за гранью понимания; очень ценная и важная – и она, она сама с ним разговаривает, она хочет с ним общаться, с ним! Она даже извинилась перед ним – перед ним! – хотя вовсе не должна была, ну, подумаешь, наговорила невыносимо горьких и обидных слов, но ведь ее можно понять; а Лиза взяла и подошла! И извинилась! А все потому, что она слишком добрая и хорошая, и умная, и во всем – самая-самая.

А он не может всего лишь сказать вслух, что девушка нравится ему. И ей теперь грустно, и все из-за него! Рональд понимал прекрасно, что он для нее, как игрушка, забавная. Но Рон и девушку понимал – Грэгор рассказывал, что она из богатой семьи, из города, а ведь в городе все по-другому. Наверняка у нее там было, с кем пообщаться и чем заняться, семья, друзья, званые вечера, неспешные конные прогулки, балы, поездки на море – море! – а здесь только он, Грэгор и Ярый. И ей просто скучно. Поэтому Лиза и обращает внимание на него. Понимание этого не задевало Рона, а наоборот, радовало, пусть и по таким причинам, но обращает же, а могла бы и вообще не замечать. У него замирало что-то внутри, когда она подходила, ему хотелось летать, когда она что-то спрашивала. Когда утром Лиза надевала рубашку в клетку, которую так и не отдала и себе оставила, то настроение до вечера держалось приподнятым. Рон всю одежду ей хотел отдать, только бы она каждый день ее носила.

И вот теперь девушка хочет, чтобы он просто сказал вслух то, за что ему было невероятно стыдно. Рональд знал, что ему по происхождению не положено рассматривать Лизу как девушку, что подобное жестоко карается. Но он не мог просто взять и погасить чувства. Они с каждым днем разгорались сильнее. И теперь Лиза все о них знает! Наверняка ее это забавляет, а быть может, и задевает – она слишком хороша, и ей может быть не приятно, что какой-то невольник, родившийся где-то там на поле от неведомо кого, имеет наглость обожать ее, свободную, особую, а не себе подобных меченых людей.

– Рональд, смотри! – вдруг радостно воскликнула она.

Он развернулся и подошел к девушке. Лиза нашла всего лишь гриб в траве, присела, волосы перекинула через плечо, и радовалась так, словно отыскала клад.

– Это же гриб! А я не думала, что они вот так растут. По-другому представляла.

– Их здесь много. Особенно вон там, подальше, – махнул в неопределенную сторону рукой. Его так заворожил восторженный вид девушки. Смотреть бы и смотреть. Странно было слышать, что она не знает, как растут грибы, но Рон тут же себя одернул. А зачем ей вообще о подобном знать? Она возвышена для подобных обыденных знаний! Это его прерогатива, знать, как что растет, как чистится плита и как готовится еда, а она настолько высоко, что обратиться к ней на «ты» немыслимо и невозможно!

– А я люблю грибы.

– Хотите, я их соберу, а вечером приготовлю? – тут же предложил он. Ему нравилось делать то, что радовало ее, хотя на вечер он замочил разделанную рыбу в воде с солью. Но ведь рыба с грибами еще вкуснее получится!

– Я сама хочу их собирать. Принеси мне, пожалуйста, ведро или корзину.

– Как скажете. Сейчас. Я быстро, – с готовностью кивнул Рональд, и через десять минут Лиза переложила кучку найденных грибов в принесенную корзинку, и с ней побрела по полянке дальше, вороша землю подобранной палкой. Волосы ее на солнце блестели, а сама она шла по траве, и некоторые травинки ей по пояс приходились, и девушка среди них как по воде брела. С животиком, маленьким еще, округлым. Рональд засмотрелся. Лиза в лесу смотрелась еще лучше, чем дома, но не так хорошо, как в саду, среди цветов.

Она везде смотрелась хорошо. Особенно утром, спросонья. И перед сном, когда зевала. И… и всегда. Везде.

Рону хотелось остаться, но Лиза сказала, что прекрасно справится сама и не заблудится, конечно, дом же уже видно; и он понуро побрел обратно. Взял лейку, снял рубашку, и больше часа поливал. С тревогой смотрел в лес, в низину, ждал, когда девушка вернется. Корил себя за то, что оставил там ее одну. А вдруг перегреется, на солнце?!

Вскоре Лиза пришла и первым делом показала Рону полную корзинку. Он сказал, что она большая молодец, а девушка грустно кивнула и ушла в дом. Рональд быстро выбросил половину грибов, ядовитых, пока она не видела – Лиза в них совсем не разбиралась и собирала все подряд, кроме, пожалуй, мухоморов. И чувствовал себя все больше виноватым. Девушка так грустно посмотрела, прежде чем уйти, взглядом с немым укором! Только теперь к вине примешался страх. Лиза же дома, а там Грэгор, а если она расскажет ему все, пожалуется?

Хозяин очень разозлится. Потому что не может быть иначе. Ведь сколько раз он говорил, что Лиза нужна Ярому. Ярому, а не, конечно же, Рону, да о подобном и думать-то смешно! Лесному чудовищу, законному супругу. Хозяин четко сказал, что от него, от Рональда, требуется. Заботиться о Лизе, следить за тем, чтобы девушке было комфортно, сближать с лесным чудовищем, водить к нему и отзываться хорошо.

А если он узнает, что Рону меньше всего на свете хочется сближать Лизу с Ярым? Что он не хочет в этом помогать? Что у него переворачивается внутри что-то каждый раз, когда она уходит в лес? Что Лиза нравится ему, и очень, что он может испортить дело? Грэгор искал Лизу несколько лет. Она ему сейчас важней всего на свете. Хозяин Рону доверял. Надеялся на помощь. Чтобы получить вот это вот, плевок в лицо, предательский нож в спину?!

Рональд обожал Грэгора. До недавнего времени он был для него всем, самым важным и любимым человеком, теперь на пьедестале находились двое, Грэгор и Лиза. И он не мог ни делом, ни неправильной мыслью подвести его, для Рона это было катастрофой, концом всего. И он надеялся, что никто не узнает, не догадается, что происходит в его голове. Рональд не собирался как-то чувства проявлять, хотел держать все в себе столько, сколько потребуется, но… Лиза уже все знает. Догадалась. Она не могла не догадаться, потому что слишком умна.

И неизвестно, как девушка к этому отнеслась. Ей просто забавно? Хорошо, если так. Пусть знает, главное, чтобы не говорила никому. Главное, чтобы продолжала с ним общаться, не стала избегать или насмехаться – Рональд такого бы не пережил. Или она задета и пожалуется Грэгору? И тот позовет Рона на серьезный разговор? На первый суровый выговор?!

Рона трясло от одной только мысли, что так и произойдет.

Ему стало страшно заходить в дом. Он полил все грядки. Прополол. Подрезал розы. Расчесал Биззи, наломал ей молодых побегов ивы. Подмел дорожку и крыльцо. Но время шло к вечеру, Рон обещал грибы пожарить, и волей-неволей ему пришлось с опаской зайти в дом.

Грэгор ничего не знал. Вел себя, как обычно – и камень свалился с плеч. Рональд повеселел, приготовил ужин, все собрались за столом. Пришел Ярый и, как в прошлый раз, сел рядом с Лизой. Рону не нравилось, что он приходит. Что ест с ними за одним столом.

Рональд не считал Ярого плохим. Относился к нему нейтрально, как к факту, как к данности – есть такой и точка. Да, непонятный, странный, не от мира сего. И до недавнего времени Рону было все равно. Но сейчас многое изменилось. Сейчас он хотел, чтобы Ярый исчез. Ушел. И никогда не возвращался.

Потому что Лиза так тепло смотрела на супруга! Рон наблюдал за ними украдкой, и ему показалось, что девушка с Ярым говорит, только не вслух, а мысленно. Она смотрела на него, а тот кивком ответил. И Лиза улыбнулась, смотря в его глаза. Ямочки вылезли на щеках, они всегда там вылезали, красивые безумно, от них ее лицо становилось милым, как у лисички – но ямочки предназначались не Рональду, а гадкому чудовищу лесному! А потом она опять спросила что-то молча, и тот в ответ подал жест рукой. Девушка расцвела и положила ладонь на руку Ярого – и тут у Рона в душе что-то дрогнуло, он извинился и под нелепейшим предлогом, что в курятнике у птиц кончилась вода, вышел из дома.

Девушка проводила его грустным взглядом и улыбаться перестала, отчего Рону стало еще больнее. Он почти ненавидел себя, что все портит: и настроение ее, и дело Грэгора, и даже Ярому мешает.

Вечером Рон мыл посуду на опустевшей кухне. Лиза тихо вошла, подкралась, встала рядом. Рональд обрадовался, что она все-таки подошла, и, как обычно, сильно растерялся.

– Ты так быстро ушел. Я даже спасибо сказать не успела.

– Спасибо? За что? – растерялся он сильнее.

– Ты так их вкусно приготовил!

– Правда? Тебе понравилось?

– Очень. Так вот. Спасибо.

Рональд не успел придумать, что ответить, как девушка подошла к нему вплотную. И шепотом сказала в ухо:

– А ты сейчас наконец-то обратился ко мне на «ты», – и, чтобы это сказать, девушке не пришлось к нему наклоняться. Ей даже пришлось чуть-чуть на цыпочки привстать. Рональд и сам замер, и внутри у него все замерло, и так приятно было от ее дыхания, обдавшего ухо, что глаза прикрылись сами по себе – но она больше ничего не прошептала.

– Спокойной ночи, Рональд, – сказала в дверях, прежде чем уйти.

А оторопевший Рон еще долго смотрел на выход и не мог в себя прийти.

Утром Лиза выглядела еще грустнее. За завтраком она не разговаривала с Ярым и не дарила ему ямочки на щеках, ковыряла ложкой в тарелке и иногда бросала на Рона печальные взгляды. Ему опять стало стыдно, не по себе, захотелось выйти, как вчера, чтобы не расстраивать девушку присутствием себя, но Рональд понимал, что, если он начнет так открыто избегать Лизу, то хозяин заподозрит неладное. А если Грэгор спросит, что случилось, то Рон не сможет соврать и во всем признается. Поэтому он, сжигаемый виной, остался на кухне и ковырялся ложкой в тарелке с таким же печальным видом, как и Лиза.

– Рональд, у тебя все в порядке? – услышал голос Грэгора позади себя, когда убирал посуду после завтрака. Спина тут же покрылась испариной, нутро похолодело.

– Ты за столом странно себя ведешь, – продолжил хозяин. И от волнения Рональд не мог понять, с какой интонацией к нему обращаются, с обычной или обличительной.

– Я… я… – лихорадочно пытался придумать Рон разумное объяснение, чтобы и не соврать, но и правду не рассказать, а на ум, как назло, ничего не шло.

– Тебя Ярый напрягает?

– А-ах, да. Напрягает, – выдохнул он.

– Потерпи немного. Скоро он перестанет приходить, Лиза достаточно к нему привыкла. Еще неделя, другая и все. Кстати, тебе надо купить что-нибудь в городе? Скоро за мной приедут.

– Нет, спасибо.

– Точно не надо?

– Разве только что ленточки…

– Ленты?

– Цветы срезочные распустились, а чтобы они не рассыпались, когда я их срежу, надо ленточки, или веревку. Но я и другим могу чем-нибудь перевязать, это не важно, просто с ними красивее было бы, – Рональд успокоился настолько, что осмелился повернуться к хозяину лицом. – Это не обязательно, у меня еще с прошлого года осталось, но мало очень, но я…

– Понятно, значит, ленты, – перебил Грэгор. – Разноцветные?

– Можно и одного цвета.

– Понятно, значит, разных цветов. Вспомнишь что-нибудь еще, скажи, – Грэгор улыбнулся Рону напоследок и ушел из кухни. Вскоре на лестнице раздались шаги – наверное, он пошел задавать тот же вопрос Лизе.

У Рона от сердца отлегло. А потом опять потяжелело. Хозяин всегда несколько раз уточнял, надо ли что-нибудь привезти, потому что с первого раза Рональд никогда ничего не просил, ему неловко было просить что-либо для себя. Грэгор и без того обеспечивал его всем необходимым, и не необходимым – тоже, и требовать что-то сверх того казалось Рону наглостью. Особенно сейчас. Какие ему ленты, когда он в шаге от того, чтобы испортить хозяину дело всей жизни?..

Потом Грэгор уехал. Рональд решил убраться в доме, но отложил тряпку – Лиза попросила сыграть с ней в карты. Рон обрадовался, что она наконец-то с ним заговорила, и конечно же согласился. Но партия превратилась в пытку, потому что девушка молчала, не спрашивала ничего, смотрела тем самым взглядом с укоризной, вдобавок ко всему Рональду шли хорошие карты, и пришлось сильно постараться, чтобы поддаться и проиграть. А когда девушка выиграла, то бросила карты на диван, встала, и грустно сказала:

– Ты мне поддался. А так не честно и не интересно, – и в комнату ушла.

Рон чувствовал себя так гадко, словно его раздавили. Он пробовал отвлечься на цветы в саду, но смотрел на них и думал, что Лиза прекраснее, чем все герберы вместе. Попробовал заняться рутинными делами, долго полировал плиту, мыл полы, затеял стирку – но ничего не помогало.

За обедом она молчала. За ужином тоже молчала. Задумчиво накручивала свисающую прядку на палец, она всегда так делала, когда в себя уходила. А после ужина взяла книгу и ушла во двор, Лиза любила там вечером читать. И Рональд понял, что больше не может. Ну разве она много хочет? Всего лишь, чтобы он сказал вслух то, что девушка и так знает. Да пусть она потом рассмеется, пусть забавляется, какая разница? Ведь Грэгору Лиза до сих пор ничего не рассказала, значит, она хотя бы не задета, значит, и дальше будет молчать. А если все останется между ними, в тайне, то почему и нет? Зато она повеселеет и перестанет так смотреть. И самому же легче станет.