Текст книги "Большая Охота. Разгром УПА"

Автор книги: Георгий Санников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 36 страниц)

По хлопцам заметно, что они голодные, но вида не подают и старательно и медленно моют руки, лица, вытираясь поданным рушником, и садятся на широкой скамье к столу. На столе с огорода огурцы, помидоры, хлеб, несколько кусочков сала. Хата наполняется пьянящим запахом яичницы с салом. Хлопцы крестятся, бормочут молитву и начинают есть. Едят по-крестьянски, степенно. Яичница на всю большую сковородку, штук на пятнадцать яиц. Мария стоит у дверей, подперев голову рукой, с состраданием смотрит на хлопцев. Иван сидит рядом с ними. Наконец Игорь обращается к своему боевику:

– Друже Стефко, смените Грицько, скажите ему, чтобы шел в хату поужинать.

Стефко молча, но с явным сожалением на лице встает с лавки, берет рядом лежащий автомат и выходит из хаты. Входит Грицько.

– Слава Украiнi!

– Героям слава! –  отвечает Мария и протягивает Грицьку рушник, молча указывая рукой на умывальник в углу. Грицько снимает старую немецкую военного образца фуражку с большим матерчатым козырьком, над которым четко выделяется трезуб. Автомат висит на плече. Кажется, Грицько с ним не расстается и во сне. Крестится и смотрит на Игоря. Тот кивает головой, указывая место за столом напротив себя, пододвигает ему еще горячую сковородку. Грицько в отличие от своих друзей начинает быстро, лихорадочно есть, громко чавкая и захлебываясь. Поперхнулся и громко кашляет. Он вытаскивает из кармана грязную тряпку, заменяющую ему, должно быть, носовой платок, и с ее помощью пытается унять, заглушить сотрясающий его кашель.

– Тихо ты, –  недовольно произносит Игорь, –  все село разбудишь! Это у него с весны, –  поясняет он, оборачиваясь к Марии. – Мы весной, как только сошел снег, вышли из краивки 1и стали продвигаться к селу, где свои люди, а тут весенний ручей лесной разлился как река настоящая. Грицько соскользнул с бревна, что через ручей перекинуто, да и свалился в воду, еле вытащили, сами все вымокли. Простудился он здорово, температура высокая. Оставить его было негде, не возвращаться же в бункер. В селе, где нас ждали, «энкэвэдисты» на постой стали, по всем хатам ходят, краивки ищут, хлопцев шукают. А у нас встреча с людьми на другом терене. Вот мы и ушли из села, а в лесу еще сыро, огня большого не разведешь. Плохо стало ему, но потом отошел, только кашель стал мучить. Врача бы надо, да где его здесь возьмешь, –  горестно закончил Игорь.

## 1 – Краивка – бункер, схрон, укрытие (укр.).

Грицько перестал кашлять и виновато улыбался. На щеках его проступил пятнами яркий румянец, глаза воспаленно блестели и слезились. Стали прощаться. Мария протянула Грицьку свежий маленький рушничок.

– Возьми, сынок, вместо платка носового. Молочка теплого возьми бутылку. От соседей молоко, утром приносили. А всем вам от нас хлеба немного, картошки отварной десяток, да сала шматочек. Все что есть, больше нету.

– Спасибо, мама, –  за всех ответил Игорь. – Пойдем уже, нас в другом месте нужные люди ждут. Спасибо вам за все доброе, и за сына такого спасибо.

Не ведала Мария Кашуба, что уведет Игор сына ее Ивана на погибель. Что через две недели соберет он свои вещички нехитрые, поцелует ее рано скрюченные изуродованные тяжелым крестьянским трудом руки и уйдет в лес с хлопцами, навсегда. Будет он приходить к ней темными ночами, крадучись и получив от своих информаторов в селе, что нет засады в хате, что нет в селе военных или других посторонних. Будет жить как волк в лесу, надеясь на Игоря, который обещал ему уйти вместе на Запад, и тогда исполнится его заветная мечта –  увидеть страны другие, неведомую ему жизнь больших городов. А может, вернется сюда, в родное село, к матери вместе с американской армией, на приход которой на Украину так надеется Игорь, повторявший много раз в беседах на эту тему: «Большевикам все равно конец придет, власть у них на обмане. Каратели они, как и немцы, смотри, сколько народа в Сибирь выслали, а сколько убили! Мы тоже хорошо их колотили, да жаль силы у нас сегодня разные. Еще год-два, и война Америки с Москвой обязательно начнется. Мы все время слушаем передачи с Запада на украинском, для нас передачи. Американцы с русскими никогда не будут жить в мире. Разные системы, всегда будут врагами. Это в войну с немцами они объединились в союзники, потому что фашисты еще хуже большевиков. Наше дело добыть свободную Украину любыми способами. Верь мне, Иван, американцы пойдут войной на Советский Союз и станет Украина независимой и свободной от Москвы. Американцам это выгодно».

И эта убежденность Игоря заражала Ивана, вселяла в него уверенность, что так все и будет. По заданию Игоря он ездил во Львов и Дрогобыч, где приобретал батареи для приемника хлопцам. Несколько комплектов на долгую зимнюю ночь в бункере. Полученный в школе аттестат зрелости, где почти все пятерки, Иван взял с собой, пригодится там, на Западе, в далеком и таинственном Мюнхене или Лондоне. А может быть, там и в консерваторию поступит, петь по-настоящему научится. Впрочем, мысль о консерватории пришла к нему как-то вскользь, однажды, и больше он к этой мысли не возвращался. Конечно, жаль будет маму, которую он так любил, село родное, свой любимый и славный край. Иван уже побывал к этому времени во Львове, Дрогобыче, Трускавце и полюбил эти шумные места с большим количеством снующих туда-сюда людей. И его тянуло к еще более интересному, неожиданному, неизвестному, о чем он читал в книгах разных.

Псевдо Иван Кашуба получил от Игоря –  Роман, в память о его погибшем друге в одном из рейдов в 1948 году.

– Долго жить будешь, Роман, –  пояснил Игорь и похлопал друже Романа по плечу.

– Я уверен в этом, –  радостно ответил Роман и доверчиво и проникновенно пожал протянутую ему руку.

– Отныне вы, друже Роман, становитесь в ряды настоящих борцов за независимую самостийную Украину, приняли присягу УПА и до конца жизни будете бороться за наше святое дело, –  торжественно произнес Игорь в присутствии боевиков Грицька и Стефки. – Скоро мы соединимся с другими группами и начнем прорабатывать план ухода в Западную Германию. Но перед тем как уйти, мы добрую память оставим о себе москалям, «энкэвэдистам» и всем зрадникам 1украинского народа, –  закончил свою речь командир нового подпольщика-повстанца.

## 1 – Зрадник – предатель (укр.).

Матери Роман перед уходом наказал, что если будут искать и спрашивать, говорить, ушел мол, в город учиться, аттестат взял с собой. Почему без справки сельсовета? Да взял себе, да и ушел, а в какой город –  не знаю. К счастью для оперработника, внимательно наблюдавшего через свою агентуру за этим смышленым и умным красавцем-парнем Иваном Кашубой, а именно таких выбирало оуновское подполье, он вскоре получил точные данные, что Ивана увел в лес Игорь, и видели Ивана вместе с Игорем уже с оружием, с оуновским трезубом на кашкете 1. И псевдо у него бандитское –  Роман. Марию вызвали в Ходоров и тщательно допросили. Твердила она свое –  собрал вещи и ушел в город учиться. Ничего больше от нее не добились. К тем же связям Игоря, у которых агентура видела Романа, оуновцы перестали заходить, взяв их на подозрение, и на всякий случай временно законсервировали.

## 1 – Кашкет – кепка, фуражка (укр.).

* * *

Глубокой осенью пришел Роман к матери. С ним пришел тот, который тогда закашлялся в хате, Грицько. Вид у Грицька нездоровый, щеки впали, глаза какие-то туманные стали. Видно, болен хлопец. Кашлять стал еще сильнее, так бухает, за километр слышно. Поужинали хлопцы у Марии, взяли продукты и пошли в ночь дальше. Не сказал матери Роман, когда еще появится, но обещал обязательно свидеться с ней до зимы. На судьбу не жаловался, говорил, что все у него хорошо, что ждет больших перемен в жизни. Позже Грицько объяснит такое настроение Романа подготовкой к уходу на Запад.

Спустя пару недель, вот такой же глубокой и темной ночью, но чужим стуком в окно кто-то дал знать о себе. Мария мгновенно проснулась, накинула платок и подошла к окну. За окном никого, но кто-то же стучал. Знала Мария, что тот, кто стучит, свой или чужой, никогда не будет стоять прямо перед окном – так и пулю из хаты получить можно. Стоит в стороне, плотно прижавшись к стенке, и стучит в окно, вытянув руку. Спросила тихо Мария: «Кто там, чего надо?» И тут же получила в ответ: «Откройте, тетка Мария, это оперработник из райотдела МГБ Стецюк. Вы меня знаете. Поговорить надо». Эту собаку из НКВД, иначе Мария его и не называла, знало все село. Дважды попадал он в засаду хлопцам, да уходил от смерти, а от метких автоматных очередей Стецюка трое повстанцев-оуновцев остались лежать мертвыми. Идет третий год его работы в Черном Острове, всех знает и его все знают. Капитан Стецюк многим был здесь поперек горла. Года два назад, вспомнила Мария, убили милиционеры и военные из МГБ трех местных хлопцев, попали они в засаду, когда шли в свое родное село отдохнуть и продуктов взять. Стецюк тогда организовал, как эти военные говорили, опознание убитых. А чего тут опознавать-узнавать, все знали этих хлопцев. Говорили люди, Стецюк просил начальство высокое в районе, а может, и выше где, не высылать в Сибирь родичей этих убитых. Остались они и дальше жить в Черном Острове. А еще рассказывали, что тот же Стецюк добился у начальства разрешения захоронить убитых на кладбище в своем селе. Разрешили. Знала Мария, приглядывается к ее сыну Стецюк, соседей о нем и раньше расспрашивал. Говорили люди, что Стецюк и добрые дела для села делает –  вот похоронить убитых добился у начальства, хлопотал за девчат местных, послать их во Львов на фельдшериц учиться. А все равно и для Марии, и для людей – собака он «энкэвэдистская», чужой человек, оттуда, из Винницы, а это совсем не Украина –  Россия. Чувствовала Мария всем своим материнским чутьем, подбирается Стецюк к ее Ивану, и сейчас пришел к ней не с добром. Так думала Мария, узнав Стецюка за окном, пока зажигала керосиновую лампу, открывала ему двери, тяжело справляясь с запавшей щеколдой.

– Добрый вечер, Кашуба, хотя и ночь уже, –  тихо произнес Стецюк и вошел в хату, настороженно прощупывая комнату глазами.

Нет, не добрый это человек, хотя и украинец, –  думала Мария, глядя на Стецюка. – И чего ему ночью от меня надо? Допрашивали уже. Все равно о сыне ничего не скажу. Уехал учиться, и все тут, пропал, и ничего не знаю. Слова-то какие –  «добрый вечер», а ведь ночь уже». Мария все последние годы ее жизни с сыном слышала только одно приветствие приходящих ночью из леса людей: «Слава Украине!», и как и все односельчане отвечала: «Героям слава!» И это было понятно и привычно.

– Добрый вечер и вам, пан офицер, –  ответила на приветствие Стецюка Мария и вопросительно посмотрела на него.

– Когда же я приучу вас всех говорить товарищ? –  произнес Стецюк. –Вы одна в доме?

– Не пугайтесь, одна я. Для меня, что «пан», что «товарищ» –  все одинаково, начальство в общем.

– Я не из пугливых, Мария. Вот поговорить нам надо. Я не один пришел, а действительно с начальством.

В комнату, нагнув голову в низкую дверь, вошел высокий чернявый мужчина с гладкими зачесанными на косой пробор волосами в полувоенной форме, какую обычно носили в то время партийные и советские работники, сотрудники ГБ –  военные сапоги, френч с гражданскими пуговицами и без погон.

– Здравствуйте, Мария Максимовна, –  слега картавя, ласково улыбаясь, произнес мужчина и протянул ей руку.

«Говорит как украинец, только восточник 1, а как ласково и красиво обращается, по отцу, –  подумала про себя Мария и подала незнакомцу руку. – Надо же, какая мягкая рука, как у женщины», –  мелькнуло в голове у Марии. Сама же сказала:

## 1 – Восточник – так жители Западной Украины называли украинцев, проживавших в восточных областях Украины.

– Спасибо, что так называете. Проходите в хату, садитесь к столу, –  пригласила Мария незваных гостей, ставя лампу на стол.

– Мария Максимовна, простите нас за ночной визит и уберите, пожалуйста, лампу куда-нибудь, чтобы не так ярко светила, и занавесьте окна от соседей. У вас, наверное, опыт приема ночных гостей имеется, –  также дружелюбно улыбаясь и без злости произнес чернявый начальник.

Мария исполнила просьбу и, занавешивая окна, заметила во дворе несколько теней. «С охраной пришли, как и наши хлопцы. Боятся», –  подумалось Марии.

– Перекусить желаете, поужинать, если не ужинали? –  тихо произнесла Мария.

– Нет, нет, Мария Максимовна, –  уже серьезным голосом продолжал начальник. –Да вы садитесь ближе к нам, вот здесь, напротив. Поговорим. Мы коротко, несколько минут.

Мария вопросительно и без страха смотрела на обоих. Помолчали.

– Мария Максимовна, мы знаем, что ваш сын ушел в банду. Такой хороший хлопец, отличник учебы, можно было бы его от колхоза послать учиться на агронома или инженера. Мне Стецюк не раз докладывал об этом подающем надежды хлопце. И надо же такому случиться. Ведь убьют. Если вы нам не поможете, жить ему осталось недолго. Верните его домой, уговорите порвать с подпольем. Их, ваших «героев Украины», осталось на всю Украину пара десятков. О чем он думал, он же лучший ученик в школе был. Мы знаем, что вам как матери очень тяжело. Иван ваш единственный и любимый сын. Не дайте ему погибнуть. Мы знаем, вы нам ничего нового не скажете, и не говорите ничего сейчас. Подумайте. Обидно. Советская власть самая справедливая. Это она дала возможность учиться вашему сыну. Такое ни при Польше, ни при немцах было бы невозможно. Вы умная женщина, мы знаем. Так помогите спасти вашего сына. Мы через вас передаем ему письмо, где наши предложения и гарантии жизни и безопасности. Мы переселим вас обоих с Иваном в другую область, временно, конечно. Пока не ликвидируем всех бандитов до единого. Вот вам письмо и мы больше ни о чем не говорим. Судьба сына в ваших руках. Оставляем вам наш телефон и адрес. В случае необходимости выезжайте в Ходоров или Дрогобыч и позвоните нам или отправьте письмо. Здесь номера телефонов и адрес, –  и положил на стол перед Марией клееный конверт и лист бумаги с номерами телефонов и адресом. Четко были написаны имя и отчество Стецюка и его начальника –  Александр Герасимович Лихоузов. – Мы не хотим крови. Советская власть простит вашего сына, если он явится к нам добровольно и с повинной. От имени нашего руководства я еще раз заявляю вам, Мария Максимовна, что мы сдержим свое обещание и спасем Ивана, направим его учиться в институт, позаботимся о вашей и его безопасности от возможной мести подполья. Будьте благоразумны и не думайте плохо о нас. Мы желаем Ивану и вам добра, – закончил свою речь, произнесенную тихо, но отчетливо и понятно, начальник. Встал и кивнул Стецюку: – Пошли, капитан.

Прощаясь с Марией, он молча пожал ей руку, и Марии показалось, что эти люди действительно желают ей и сыну Ивану добра. Спрятав письмо и записку, она легла в остывшую постель и долго не могла уснуть, думая о происшедшем: «Пришли эти «энкэвэдисты» так же тихо и незаметно, как хлопцы из леса, разницы-то между ними внешней почти нет. Такие же украинцы, как и наши повстанцы, одеты только чище, да выбриты гладко, одеколоном пахнут…» Знала давно она о тесной связи сына с лесом, с повстанцами, с Игорем и не очень-то одобряла это, но все равно помогала хлопцам чем могла. Всегда осенью, как только брат ее Степан или кто другой из родичей или соседей закалывал свинью, которую Мария для себя откармливала, откладывала она пару шматков сала для передачи в лес. Солонину тоже готовила с учетом леса. Картошку, муку и крупу в мешочки паковала. Иван с ранней весны до первого снега бегал к хлопцам в лес и нес с собой то пару яиц, то шматок хлеба, то еще чего-то, ей неизвестное, но видела, что были у него деньги, и ездил он то во Львов, то в Дрогобыч, то в Ходоров. Покупал там что-то по просьбе подпольщиков и нес к ним, в лес, а чаще они сами заходили за покупками. Молчала Мария и болело ее материнское сердце. Плакала по ночам, когда уходил Иван из дома, и не спала, ждала его возвращения. Ругала себя за горькую долю безмужнюю.

Об отце Ивана Антоне Корде думала. То была ее тайная девичья любовь к соседскому молодому парню, который женился на другой, не любимой им, а родители настаивали, потому что за нее хорошее приданое давали –  два с половиной морга 1земли и хату для молодых. Женился, а радости не было, тайно бегал к любимой им Марии, а та для отвода глаз и по договоренности с Антоном танцевала с другими хлопцами на вечеринках молодежных, кому-то и потискать себя давала, только бы с Антоном, самым дорогим, для нее остаться. И понесла она дитя от Корды Антона, и радовались оба и плакали вместе от счастья и горя, и ничего не могли поделать, и не знали, как исправить такую прекрасную и такую проклятую жизнь. Такова, наверное, была их доля. Избавиться от ребенка Мария никогда бы не согласилась –  так любила Антона. А когда стало известно о беременности, отец нещадно избил ее и прогнал из дома. Мать раньше умерла, жили они вдвоем с отцом. Старший брат Степан принял ее и помог с работой сначала у себя по хозяйству, а потом устроил к знакомому поляку на фольварке 2у него в сыродельне, где и заработала Мария на роды желанного и уже любимого дитя. Рожала в Ходорове у знакомой повитухи –  добрые люди из села рекомендовали. У нее отлежалась неделю и к брату Степану вернулась. Отец уже там сидит: «Покажи внука, –  говорит. У Степана все еще детей нет, а мне жить осталось недолго, внука хочу». Поняла Мария, что простил, радостно стало на сердце. Упала перед отцом на колени и целовала руки его, и плакала от счастья.

Надрывались с отцом на своем крохотном поле. Зимой подрабатывали у богатого поляка. Жили ничего себе. Корова была, телочка, пара свиней, птица.

## 11 морг – 0,6 га (пол.).

## 2Фольварк – имение, поместье (пол.).

Сынок рос. С Антоном виделись все реже. Помогал изредка деньгами, передавая их тайком. Ей бы только увидеть его, прижаться к родному телу хоть на секундочку –  и ничего больше не надо. Взяли Антона в армию, и совсем не виделись два года, а когда вернулся, отслужив свой срок, то долго-долго не искал с Марией встречи, наверное, избегал сознательно. Всю себя отдавала Мария сыну. Было Ивану годков десять, когда умер отец Марии. Осталась одна с сыном. Иван все чаще расспрашивал мать об отце. Мария говорила, что уехал на заработки в Варшаву, а оттуда в Америку, где и погиб в автомобильной катастрофе. Специально так ловко придумала Мария, чтобы не думал сынок, что нет и не было у него отца.

В 1939 году вновь призвали Антона в армию и погиб он в первых боях с немцами, говорят, героем. Уланом был, убили в конной атаке на немецкие танки. Им, уланам, рассказывали Марии бывалые односельчане, офицеры говорили, что немецкие танки из фанеры сделаны. Жена Антона, бездетная, спустя несколько лет еще раз замуж вышла. Погибли они оба в партизанке украинской в 1946 году. Когда Иван заканчивал школу, все рассказала ему Мария. Взрослый хлопец все понял и мать не осуждал. Любил мать Иван, счастья желал ей, помогал по хозяйству всеми силами. В 19»8 году колхоз у них в селе образовался. Друзья Ивана из оуновского подполья дали ему добро на работу в колхозе и приказали выведывать все интересное для подполья и сообщать им, что Иван старательно выполнял. Нравилось Ивану быть разведчиком для своих повстанцев-подпольщиков. Он знал, ему доверяли и он гордился этим…

Спустя десяток дней после ночных визитеров, ночью уловила Мария движение под окном и сердце подсказало –  Иван пришел. Не дожидаясь условного стука, вскочила с постели и бегом к окну, в которое уже стучали обусловлено. Не спрашивая, кто стучит, кинулась к двери, срывая щеколду.

– Не зажигайте, мама, свет, –  произнес самый родной на свете голос, и Мария прижалась к сыновней груди, ставшей мокрой от ее слез.

Ни слова не могла произнести Мария первые минуты, и только тело ее, тесно прижавшееся к сыну, сильно и часто содрогалось от беззвучных рыданий. Тяжелый запах бункера шел от давно немытого тела. Большой и сильный хлопец с автоматом на плече, в грязной и засаленной, пропитанной вонью бункера тяжелой суконной тужурке с чужого плеча, был для Марии маленьким и беспомощным ребенком, частью ее самой.

– Успокойтесь, мама. Я с вами, живой и невредимый. Скоро расстанемся на пару месяцев до весны. Время пришло бункероваться, снег скоро выпадет. Я помыться пришел еще с одним хлопцем. Вы его знаете, мама, это Грицько. Поставьте воду подогреть, я быстро помоюсь. Белье сменю. Пока моюсь, соберите нам ужин. Продуктов с собой брать не буду, у нас все есть, на всю зиму заготовлено.

– Ой, сынок, поговорить надо без свидетелей.

И Мария рассказала сыну о ночном визите Стецюка. Иван, не перебивая, выслушал мать.

– Где эти бумаги, мама?

– Вот возьми, сынок, –  Мария протянула Ивану конверт и записку.

– Я все это передам своему провидныку, мама. Когда «энкэвэдисты» еще раз придут к вам, скажите, что передала, и больше ничего не говорите. Когда буду еще у вас, я не сказал, вы ничего не знаете. Посидел и ушел. Один был. Все.

Снова заплакала Мария, ставя воду греть и готовить ужин хлопцам. Стала молиться и причитать, просить сына одуматься, сдаться «энкэвэдистам», поберечь себя и ее.

– Одни мы с тобой на земле остались. Убьют тебя, мне тоже не жить, наложу на себя руки, –  горячо шептала Мария сыну.

– Да что вы, мама, причитаете. Ничего со мной не будет. Уйдем мы летом на Запад. Поверьте мне, скоро Советам и большевикам конец. Народ украинский замучен и замордован ими. Вы не знаете, сколько они людей поубивали и в Сибирь сослали. Прощенья им нет. Да и меня они не простят. Врут они. Не смогут они простить меня.

И как ни уговаривала Мария сына пожалеть ее и вернуться домой, Иван отвечал однозначно:

– Нет, мама, нет у меня дороги назад. Я верю в свое и ваше счастье. Оно у нас другое, чем у этих «энкэвэдистов» и москалей.

Не мог Иван рассказать матери о своей первой боевой акции, закрывшей навсегда ему дорогу назад в родной дом…

Первые недели пребывания в оуновском отряде он тщательно изучал с помощью Игоря и его боевиков военное дело, материальную часть оружия, которое хорошо знал, как и все подростки военных лет. В глухом лесу провели стрельбы. Иван стрелял лучше остальных хлопцев и даже лучше самого Игоря. От имени командования УПА и руководства УГВР Игорь принял от нового своего боевика Романа присягу: «Я, воин Украинской повстанческой армии, взявший в руки оружие, торжественно клянусь своей честью и совестью перед Великим Народом Украинским, перед Святой Землей Украинской, перед пролитой кровью всех Самых лучших Сынов Украины и перед Высшим Политическим Проводом Народа Украинского –  бороться за полное освобождение всех украинских земель и украинского народа от захватчиков… за Украинскую Самостийную Соборную Державу… буду стараться до последнего дыхания… полной победы над всеми врагами Украины… Если я нарушу … присягу, то пусть меня покарает суровый закон Украинской Национальной Революции и падет на меня гнев Украинского Народа». Присягу Роман знал наизусть и произносил ее часто про себя как молитву и стихи любимого поэта Тараса Шевченко:

…Вставайте, цепи рвите,

И вражьей злою кровью

Волю окропите…

Однажды Игорь во время очередного рейда по селам в поисках канала связи на Шувара и создания запасов продуктов на зиму получил от информаторов сообщение о группе офицеров и солдат МГБ с собаками, которая вела поиск оуновцев вдоль Днестра с правой стороны реки по течению. Переговорил Игорь с нужными и верными ему людьми –  помощниками из села Надднестряны, взял с их помощью лодку рыбачью, рано утром посадил в нее Романа и Стефка и, ничего не говоря им, велел медленно плыть по течению вдоль кромки тумана, что плотной пеленой стлался посередине Днестра вплоть до его левого берега, поросшего густым камышом. Оружие хлопцы положили на дно, чтобы не было видно. Шапки и портупеи Игорь приказал снять и тоже положить себе под ноги. Плыли молча, внимательно всматриваясь в правый обрывистый берег. Вскоре все сразу увидели лежащих и стоящих на берегу вооруженных военных с собаками, тоже смотревших в их сторону. У Ивана бешено забилось сердце. Не от страха, от волнения. «Неужели придется стрелять?» –  подумал он. С берега тоном приказа окликнули по-русски: «Кто такие? Плывите сюда!» Игорь внимательно и весело посмотрел на Ивана и тихо произнес:

– Друже Роман, пришел ваш час доказать свою преданность делу революции в борьбе за вольную Украину. Берите автомат и по моей команде стреляйте во врагов Украины. Весь диск и чтобы так же метко, как на учении в лесу. А вы, друже Стефко, сразу же направляйте лодку в туман и к берегу в камыши. Приготовиться! Давай!

Стефко налег на весла, Роман поднял автомат и, пока лодка быстро уходила в туман, успел выпустить весь диск в сторону военных, которые открыли ответный огонь. Но лодка уже была полностью скрыта туманом и вошла в камыши. Вскоре выстрелы военных стихли. Бросив лодку в камышах, оуновцы броском прошли двадцать километров и укрылись в одном из бункеров, которых было несколько в этом районе. Через два дня им донесли, что у военных было двое убитых и несколько раненых.

– Поздравляю вас, друже Роман, с первой боевой акцией и ликвидацией «энкэвэдистских» бандитов, –  сказал Роману Игорь, пожимая руку.

Роман улыбнулся Игорю, а сам подумал: Проверял меня друже провиднык. Неужели сомневался в моей преданности и честности? Нет, наверное, он хотел проверить мою решительность и смелость, умение вести бой, бить врагов. Я доказал ему это».Об убитых и раненных им военных Роман не думал. Он подвергался не меньшей опасности, чем они. Их было больше, у них – пулеметы. Просто Игорь умелый командир, он перехитрил своих противников, не они, а Игорь устроил им западню.

Теперь дороги назад для Романа не было…