Текст книги "Тайна реки Семужьей"

Автор книги: Георгий Кубанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Глава шестнадцатая
ТАИНСТВЕННЫЕ СИГНАЛЫ

Володя проснулся рано. Барбос и Немой еще спали. У гаснущего костра сидел Сазонов.

«Караулит», – неприязненно подумал Володя.

Он поднялся и подошел к Наташе. Слегка потряс плечо девушки:

– Вставай.

Наташа откинула одеяло и села. Сонная, с падающими на прищуренные от яркого солнца глаза спутавшимися русыми волосами, она казалась маленькой, совсем девочкой.

– Вставай, вставай! – мягко поторопил ее Володя. – Смелее.

Наташа сидела, протирая кулаком глаза, потом легким кивком подозвала Володю поближе.

– Я решила разговаривать с ними, – она кивнула в сторону Сазонова, – на их языке.

– На их языке? – не понял Володя.

– Да. Надо бороться. Они нас пугают…

Поделиться планом, придуманным ночью, Наташе не удалось.

– Поднимайсь! – зычно, по-военному крикнул Сазонов.

Барбос и Немой поднялись и потащили свои подстилки из ягеля к костру. Сухой мох вспыхнул, высоко взметнув белое гудящее пламя. Не успело пламя опасть, как Барбос бросил в него подстилки Наташи и Володи. Скоро от ягеля осталась лишь груда жара, подернутого трепещущей серой пленкой золы.

Завтракали молча. Вчерашняя стычка возле обрыва обнажила истинные отношения в маленькой группе. Незачем стало скрывать их под напускной сдержанностью.

– Кончай загорать! – встал Сазонов. – Заспались!.. До десяти часов.

За ним стали собираться и остальные. Одна Наташа продолжала неторопливо причесываться.

– Не слыхала, что ли? – прикрикнул на нее Барбос.

Наташа подняла на него посветлевшие от гнева глаза и, отчеканивая каждое слово, твердо произнесла:

– Мне спешить некуда.

– Заставим – так поспешишь!

– Попробуй.

– Не станешь подчиняться – силу применим.

– Силу? – Наташа презрительно сощурилась. – Ты?

В ее нескрываемом презрении, в обращении на «ты» было нечто новое, встревожившее Барбоса.

– Вставай!

Наташа все так же неторопливо продолжала расчесывать волосы.

Барбос схватил руку девушки, резко завернул ее за спину. Наташа невольно вскрикнула и приподнялась на колени.

Вся выдержка Володи, с таким трудом дававшаяся ему, сразу исчезла.

– Бандит! – крикнул он и, не помня себя от ярости, рванулся к Барбосу.

Сазонов схватил его сзади за куртку и отбросил в сторону. Барбос выпустил руку Наташи. Торопливо вырвал из кобуры пистолет. Сазонов быстро перехватил его запястье и отвел оружие в сторону.

– Убери! – коротко приказал он. – Кому говорю?

– Хватит! – прохрипел Барбос, вырывая руку. – Возжаться тут с ними! Сопротивление властям оказывают. Гады!

Наташа вскочила на ноги и загородила собой Володю.

– Стреляй! – Голос ее сорвался и прозвучал тихо, а потому как-то особенно значительно. – Стреляй, Барбос! Хоть перед смертью буду знать, что тебя расстреляют, как бешеную собаку.

– Разбежалась! – злобно бросил Барбос. – Расстреляют!

– Да, да! – Светлые огоньки в голубых глазах девушки вспыхнули еще ярче. – За убийство – расстрел. Закон-то ты знаешь, бандюга.

– Расстрел? – Глаза Барбоса сузились, как у волка, готового прыгнуть на добычу. – В здешних горах сто лет человека не было и еще сто лет не будет.

– Спрятаться хочешь? Бежать? Нет, Барбос. Не уйдешь! Да тебя на дне морском найдут. Не для того посылают комсомольцев в Заполярье, чтоб какие-то барбосы их убивали. Для тебя тундра – мешок. И завязки от этого мешка в крепких руках. Советская власть держит их вот как! – Для большей убедительности Наташа вытянула обе руки и стиснула маленькие крепкие кулаки.

– Больно храбра с утра! – огрызнулся Барбос. – Чего ж ты шла с нами, как ярочка? Или вчера Советской власти еще не было?

– Вчера я верила, что вы действительно милиционеры. Потому и шла.

– А сегодня?.. – Барбос угрожающе пригнул голову. – Сегодня не пойдешь?

«Зарвалась! – мелькнуло в сознании Наташи. – Заставят пойти. Разговор-то пошел начистоту. Им терять нечего. За оружие схватились».

– Ну? – подогнал ее Барбос. – Не пойдешь?

– Нет, Барбос! – с неожиданным даже для себя спокойствием ответила Наташа. – Теперь-то я от вас не отстану. Если вы даже отпустите меня, так я сама пойду за вами. Пойду, чтобы помочь поймать вас.

– Поймать?.. – Барбос широко осклабился, будто услышал что-то очень смешное.

– Да, да! Поймать, – продолжала Наташа. – Ведь если пропадут два новосела – все поднимутся искать нас: милиция, воинские части, пограничники, комсомол! Ни одного камушка не оставят в тундре непроверенным. Трещинки не найдешь, Барбос, чтоб заползти в нее и отлежаться.

Убежденность Наташи, широкое движение руки, как бы подтверждающее, что со всех сторон уже идут люди выручать попавших в беду новоселов, смутили Барбоса. Окружающая его горная тундра сразу обрела новый, враждебный облик. Опасность могла таиться здесь в любой складке, рощице. Барбос хотел ответить Наташе, показать, что не ей, девчонке, бороться с ними, опытными тундровиками. Надо было сломить дерзкую, посмевшую противиться им. Но нужных сильных слов не хватало. Ругань не убеждала девушку и не страшила. Оставалось последнее средство – сила.

Барбос схватил жесткой рукой Наташу за шею. Девушка побледнела от боли и обидного сознания своей беспомощности. Она хотела что-то сказать – и не могла. Невольные слезы скатились по ее щекам…

Этого Володя выдержать не мог. Горячность прорвалась в нем внезапно и мощно, сметая все доводы рассудка. Пригнув голову, он бросился на Барбоса. Свалил юношу удар рукояткой-пистолета по голове…

…Володя очнулся. Голова его лежала на коленях у Наташи. С трудом раскрыл он глаза. Сазонов повернулся к нему спиной и зачем-то поправлял догорающие в костре головешки.

Немой стоял в стороне и смотрел на происходившее равнодушно, как посторонний.

Барбос поднял пистолет, навел его на Володю и сипло спросил:

– Говоришь… не выстрелю?

– Нет! – мотнула головой Наташа, прижимая к себе товарища. – А хочешь сам получить пулю в лоб… стреляй.

Володя увидел черный глазок дула и почувствовал, как лежащая на его лбу рука Наташи похолодела, стала влажной. В памяти его с изумительной быстротой и отчетливостью пронеслась вся недолгая жизнь: проводы отца на фронт, школа, походы за Оку, Кавказ, двухцветный зал горного училища, получение комсомольской путевки, веселый шумный эшелон… Володя собрал всю свою волю, силой отстранил тяжело дышащую Наташу, приподнялся и осипшим, срывающимся от волнения голосом произнес:

– Стреляй!..

Барбос с ненавистью уставился в искаженное и вместе с тем решительное лицо юноши. Наташа замерла…

И вдруг над ними с упругим шмелиным жужжанием пролетел камень, с силой ударился о землю и отскочил далеко в сторону.

Володя и Наташа радостно выпрямились. Пустить камень с такой силой Васька не мог.

– Федя! – закричали они, перебивая друг друга. – Назад, Федя. Они с оружием!

Барбос выругался и выстрелил наугад в кусты. Еще раз.

– Хватит! – резко остановил его Сазонов, поднявшись наконец от костра. – Убери пистолет. – А вы… – Он подошел к Наташе и Володе. – Запомните: шутки с вами кончены. Если что… мальчики у меня решительные. Учтите это дело.

Сазонов окинул их недобрым взглядом, потом поднял с земли очки Володи.

– А это мы приберем, – сказал он. – До времени.

– Я не могу идти без очков! – запротестовал Володя.

– Сможешь, – оборвал его Сазонов. – Меньше прыгать будешь. Герой!

И передал очки Барбосу.

Сазонов и Барбос отошли к Немому, по-прежнему безразлично наблюдавшему за происходившим на поляне.

Потеря очков настолько подавила Володю, что он не заметил легкого толчка в бок.

– Смотри, смотри! – горячо шептала Наташа и толкала его все сильнее. – Смотри же! На камень!

Как ни щурился Володя, как ни напрягал свое слабое зрение, без очков он не мог увидеть того, что так взволновало Наташу. Почти у самой верхушки огромного камня, под которым догорал костер, вспыхивал и гас яркий солнечный зайчик.

– Сигналит кто-то! – шептала Наташа дрожащим от счастья голосом. – Азбукой Морзе.. Читаю. Записывай.

Она коротко и опасливо оглянулась на Сазонова. Тот горячо спорил о чем-то с Барбосом, почти не обращаясь к стоящему рядом Немому.

– Г… А… Г… А… – читала Наташа. – Еще Г… А… – На тонком, выразительном лице девушки радость сменилась удивлением. – Еще Г… Семерка… Двойка… А… А…. Семерка… Семерка… А… А… что-то непонятное… А… А… Двойка… Семерка… Г… А… А… Г…

Продолжая спорить с Барбосом, Сазонов случайно повернулся и перехватил неподвижный взгляд Наташи. Проследив его, он посмотрел на скалу и увидел таинственные сигналы.

Коротким движением руки Сазонов остановил возражавшего ему Барбоса и показал на камень. Теперь уже все три сообщника беспокойно смотрели на вспыхивающее и гаснущее ослепительно яркое пятнышко. Точки и тире! Тире и точки! Это Сазонов понял. Если б он мог прочесть таинственные письмена, вспыхивающие на темном камне!

Сазонов заметил, как чуть шевелящиеся губы Наташи повторяют прочитанное на скале, и крикнул:

– Пошли!

Поторапливаемая Сазоновым группа двинулась с такой поспешностью, будто за ней уже гнались. Особенно торопился Барбос. В его угрозах и ругани слышалась уже не только злость, но и растущая тревога.

– Ничего, ничего! – усмехнулась Наташа. – Теперь-то мы от вас не отстанем.

Никто не заметил, как встревожили таинственные сигналы Сазонова. Еще бы! Кто-то передавал азбукой Морзе. Кому? Догадаться об этом было нетрудно по взволнованным лицам Наташи и Володи. Но что передавали? И кто мог сигналить здесь, в глухом уголке тундры, куда не заходит даже пастух-саам? Кто следит за маленькой группой, затерявшейся в каменной пустыне?.. Размышляя над этим, Сазонов все больше убеждал себя в том, что есть какая-то связь между появившейся с утра в поведении Наташи дерзостью и таинственными сигналами.

Сазонов с трудом скрывал от сообщников растущую в нем тревогу. Некоторое время он держался последним в группе, потом пошептался с Барбосом и незаметно скрылся в густом кустарнике. Группа пошла дальше открытым спуском.

Сазонов долго стоял на месте. Давно уже спутники его поднялись и скрылись за поворотом лощины, а он все ждал: не появится ли тот, кто следил за ними, сигналил о чем-то задержанным?

Убедившись, что за его людьми никто не шел, Сазонов стал пробираться леском к месту, откуда подавали сигналы. Но и там ничего интересного найти не удалось. Только на большом камне с плоской, будто срезанной, вершиной мох оказался примятым. Здесь кто-то отдыхал. Но кто?..

Уже возвращаясь обратно к месту ночлега, Сазонов заметил клочок бумаги, наколотый на обломанную ветку. Снял его. Внимательно осмотрел.

«Следы оставляют за собой! – понял он. – Придется проверить, кто этим занимается. Прохлопали мои орлы!»

Сазонов достал из кармана часы и недовольно поморщился: стрелки сошлись на двенадцати.

«Столько времени потеряли впустую! – раздраженно подумал он. – Проспорили!»

Сазонов подошел к костру. План его был прост. Если кто-то обошел его стороной и сейчас крадется за группой, надо идти за ним. Дальше к побережью пойдут пологие безлесные гряды. Преследователю там не укрыться, не подойти к группе незамеченным. А если тот где-то здесь, близко и следит за ним, Сазоновым?.. Тем лучше! Отделаться от него по пути к побережью – направить по ложному следу – будет нетрудно.

Сазонов присел у костра. Под золой еще тлели уголья. Раздуть их было недолго…

Глава семнадцатая
НА ПОМОЩЬ

– Вставай! – будил Прохор Петрович крепко спящего Федю. – Вставай, парень! Ох, здоров же ты спать!

У Прохора Петровича не было навыков Володи. Не мог он с дружеской бесцеремонностью брызнуть на спящего ледяной водой или насовать ему за пазуху колючих еловых шишек. Легонько теребил он отброшенную во сне руку Феди и приговаривал:

– Вставай, парень! Вставай же! Ну и здоров ты спать! На что Дорофей наш мастак на это дело… А ты, пожалуй, самого Дорофея переспишь.

– А что если соревнование устроить, – вынырнул из темного угла куваксы Яша, – Дорофея с гостем? Кто кого переспит. Положим их на одну шкуру рядом и скажем: «Давайте! Кто больше?»

– За собой гляди, парень! – обиделся Дорофей. – Каждый должон спать досыта. Сколь душа его принимает…

До сознания Феди дошло, наконец, что его будят. Медленно приоткрыл он глаза, посмотрел на прикрепленные к жерди ходики и сел, не сгибая спины, как складной.

– Я проспал семь часов!

– Семь часов, – спокойно подтвердил Прохор Петрович и без всякой связи продолжал: – Мясо поджарилось. Позавтракаем, будем готовиться…

– Какое мясо!.. – перебил его Федя.

Он чувствовал себя преступником, невольным сообщником Сазонова и его темной компании. Проспать семь часов, когда друзья в опасности! Этого он никогда себе не простит. Федя торопливо поправил сбившуюся за ночь одежду и потянулся за рюкзаком.

– Постой! – Прохор Петрович положил на его плечо свою небольшую плотную руку. – Вчера ты пришел – еле на ногах стоял. Сколько придется нам с тобой пройти сегодня? Не знаешь. Я тоже не знаю. Потому мы и дали тебе отдохнуть. А теперь, – он показал на пылающий костер, – садись.

Федя посмотрел в резко очерченное, волевое лицо Прохора Петровича и понял: хозяин не приглашает, а требует, чтобы гость подкрепился перед дорогой.

Прохор Петрович достал из широких кожаных ножен сточенный чуть не до половины лезвия нож с рукояткой из оленьего рога. Придерживая кусок горячей оленины за кость, он отрезал от него длинные тонкие полоски. Остальные пастухи ели сосредоточенно и деловито, готовясь на весь день уйти в стадо.

Огорчение не испортило аппетита Феди. Жаренная на костре оленина оказалась очень вкусной – сочная, с острым привкусом дичины и еле ощутимым запахом дымка.

Прохор Петрович бросил обглоданную кость маленькой черной лайке и, вытирая руки о шкуру, сказал:

– Пока чай вскипит, будем помалу собираться.

Уложил он в заплечный мешок жареной оленины, соленых сигов и буханку ржаного хлеба. Потом забрался под скат куваксы. Достал завернутый в просмоленную кожу карабин и подсумок на три обоймы.

– Карабин? – удивился Федя. – Армейского образца!

– Советская власть доверяет саамам, – с достоинством ответил Прохор Петрович, протирая потемневшим от частого употребления кусочком замши затвор. – У каждого пастуха есть своя малокалиберная винтовка. А кое у кого и карабин.

– Мы пойдем вдвоем? – спросил Федя.

– Ничего, справимся и вдвоем, – ответил Прохор Петрович. – Ты сказал: Сазонов – милиционер. Не может милиционер заниматься худыми делами.

Федя понял: Прохор Петрович поверил далеко не всему. Участковый и преступление! Это никак не укладывалось в сознании бригадира. Но внешний вид Феди, его искреннее волнение убедили Прохора Петровича в том, что в горах произошло что-то неладное. Есть в тундре неписаный, но свято соблюдаемый закон: отказать обратившемуся за помощью – тяжкое преступление, пятно на долгие годы. И Прохор Петрович скрепя сердце готовился оставить бригаду.

– Как же вы пойдете без собаки? – спросил Яша.

– Плохо без собаки, – согласился Прохор Петрович и объяснил Феде: – Моя Очка ощенилась. Пришлось оставить ее дома. – Он задумался, потом обратился к Яше: – Может, дашь мне свою Бойку?

– Дать-то можно… – Яша смущенно потер ладонью подбородок. – Только не пойдет моя Бойка с тобой. Не станет тебя слушать.

– Пожалуй, – согласился Прохор Петрович. – С чужой собакой ничего не сделаешь. Убежит она.

Он понимал, что Яша прав. Саамские пастушьи собаки – смышленые, преданные животные. Круглый год они неразлучны со своими хозяевами. Даже когда пастух возвращается домой на отдых, пес и тут не отстает ни на шаг. Он идет за хозяином в гости, в правление колхоза, даже пробует проскочить в баню. В клубе приходится ставить двух контролеров: один проверяет билеты, второй с палкой в руках следит, чтобы собаки не пробрались в зал за своими хозяевами. И все же не редкость – увидеть в зрительном зале, под стулом пастуха, изнывающего от жары косматого пса. Конечно, ни один из них не пойдет с чужим человеком, а тем более не станет исполнять его приказаний…

– А если мне пойти с вами? – спросил Яша. – Оставим со стадом Дорофея и старика.

– Трудно будет им, – недоверчиво качнул головой Прохор Петрович. – С олешками нужны молодые ноги, крепкие. – Он подумал и предложил: – Может, старый Каллуст пойдет с нами? Пес у него хороший.

– Его Тол, как человек, – живо подхватил Яша. – Все понимает. По-саамски и по-русски. Только разговаривать не может.

– Что ж ты молчишь? – спросил Прохор Петрович, обращаясь к старому Каллусту. – Скажи и ты свое слово.

– Мое слово… – медленно повторил старик, избегая встречаться взглядом с бригадиром и осторожно подбирая слова. – Я всегда помогал людям. Я ходил зимой в тундру искать летчика с пропавшего самолета. Что самолет, человек! Если пропадала глупая важенка, кто первый шел искать ее? Старый Каллуст.

– Это правда, – подтвердил Прохор Петрович.

– Вы идете искать не глупую важенку… Людей!

– Значит, идешь с нами? – спросил Прохор Петрович, настороженно слушавший длинное вступление старика.

Старый Каллуст отрицательно качнул головой:

– Нет. Не пойду.

– Мы идем искать не глупую важенку, а людей, – внушительно напомнил Прохор Петрович.

– Вы не знаете, куда идете, – тихо сказал старик. – Путь ваш… в Дурное место. Туда ходить нельзя.

– Если б я мог оставить оленей!.. – горячо вмешался Яша.

– Умнее тебя люди ходили к Дурному месту, – укоризненно перебил его старый Каллуст. – Сильнее тебя. С оружием! А где они! Где эти люди? Кто их видел?

– Не надо пугать! – поморщился Яша. – Здесь детей нет.

– Молодой ты!.. – ответил старый Каллуст и повернулся к Феде. – Много лет назад ушел к Дурному месту человек из Совета. Человек этот смеялся над чертом и над богом. Стрелял он!.. Охотник был. Никто больше не видел его. За ним пошел русский командир и два солдата. Они тоже пропали. Искали русских наши, саамы. Два человека пошли к Дурному месту. И еще четыре. Никто не вернулся. И потом много народу пропало там. Хороший народ. Сильный. Смелый!

– Разговорился! – недовольно бросил Прохор Петрович. – Сейчас вспомнит Чана Рушла.

– Вам жить надо, – продолжал старик, не обращая внимания на замечание бригадира и его недовольное лицо. – А вы пропадете там. Никто не узнает, как вы пропали. Много смелых людей ходили к Дурному месту. Ни одного больше не видели. Ни живым, ни мертвым.

– Не думай, что своими разговорами ты нас удержишь, – остановил его Прохор Петрович. – Все равно мы пойдем. Надо будет – пойдем к Дикому Берегу или, как ты его называешь, к Дурному месту.

Молчаливо слушавший спорящих Федя порывисто поднялся, схватил рюкзак.

– Куда ты? – Яша вскочил на ноги и загородил выход из куваксы. – Чай пить надо.

– Чаем угощают друзей, – сухо ответил Федя. – А какая может быть у меня дружба с человеком, который не хочет помочь людям в беде?

– Постой! – Яша не двинулся с места и даже широко развел руки, удерживая гостя. – Каллуст не хочет идти. Я пойду с вами. Только не обижайся. Я долго не могу ходить. Нельзя оставлять стадо… Ты понял меня?

– Понял, – ответил Федя.

– И выпьешь со мной чаю?

– С тобой?.. – Федя посмотрел в открытое, мужественное лицо молодого пастуха и не смог отказать ему. – С тобой выпью.

– Садись! – Яша почти вырвал у него из рук рюкзак.

– Только недолго, – спохватился Федя. – И так мы потеряли столько времени…

– Время! – усмехнулся Прохор Петрович. – Ни один саам не выйдет в дорогу, пока не напьется чаю досыта.

– Верно! – подхватил Яша, снимая обеими руками висящий над потрескивавшим костром круглый полуведерный чайник.

– Я тоже саам, – улыбнулся Прохор Петрович. – Я тоже не могу выйти в дорогу, если не налью себя чаем по самую макушку.

– Очень хорошо сказал! – весело поддержал его Яша. – Очень хорошо! По самую макушку. Меньше никак нельзя.

И принялся разливать чай в кружки.

Федя почти со страхом смотрел на поставленную перед ним кружку. Такой он в жизни своей не видел, даже в магазине.

Вмещала она не меньше литра. Пастухи, желая показать свое уважение к гостю, дали ему самую большую кружку.

Но хозяев не смущали устрашающие размеры их чашек. Со вкусом прихлебывали они почти черный чай с приятной терпкой горчинкой.

Пока остальные пили, Яша срезал с жареного оленьего бедра мякоть, завернул ее в газету и уложил в Федин рюкзак.

– Ничего, ничего! – замахал он рукой в ответ на протесты Феди. – Запас не ноги носят, его брюхо таскает.

Прохор Петрович ополоснул кружку и надел совик. Приподнял его плечами повыше и туго перехватил широкой тасмой с подвешенным к ней ножом с медной отделкой кустарной работы. Совик на груди и спине вздулся громадными горбами. Ноги Прохора Петровича туго обтягивали летние тоборки, сшитые по щиколотку из золотисто-желтой с черными разводами шкуры морского зайца, а выше – из очищенной от шерсти кожи. Надежно просмоленные, они хорошо предохраняли ноги от сырости.

На глазах у Феди крепкая, подтянутая фигура Прохора Петровича неузнаваемо изменилась. На раздувшемся совике неестественно маленькой казалась его голова, а ноги странно тонкими, как чужие.

Прохор Петрович стал похож на жителя какой-то другой планеты.

– Некрасиво? – засмеялся он, перехватив удивленный взгляд Феди. – Зато нежарко идти. За пазухой ветерок несу.

Старый Каллуст поднялся от костра и, укладывая кружку в потертый, мешок, сказал Яше:

– Не сбирайся, парень.

– Что так? – удивился Яша. – Я пойду к Дурному месту.

– Ты же говорил…

– Пойду! – настойчиво повторил старый Каллуст, продолжая укладывать в мешок нужные в дорогу припасы.

Все удивленно смотрели на него, не понимая, почему так неожиданно и круто повернул старик.

– Если ты боишься… – осторожно, не желая обидеть его, начал Прохор Петрович.

– Ничего не боюсь, – перебил его старый Каллуст и показал на Яшу: – Что я скажу его матери, когда парень пропадет?

– Оставайся! – сверкнул черными горячими глазами Яша. – И запомни: не собираюсь я пропадать и не пропаду!

– Я иду, – глухо повторил старый Каллуст, не вступая в спор с раскрасневшимся от гнева Яшей.

Упорство старика оказалось непреодолимым. Как ни бились с ним, как ни уговаривали, он твердил свое: «я иду».

Старый Каллуст собрался быстро. Подпоясался потуже тасмой, на которой рядом с ножом висели медвежьи и волчьи зубы – талисманы от болезней поясницы и ног. Но из куваксы старый Каллуст вышел с видом обреченного. Осмотрел он влажными глазами тундру и махнул рукой.

– Да что уж… Пойдем. – И обернулся к бригадиру: – Увидишь сам… Старый Каллуст смерти не боится.

«Ну и помощник! – думал, глядя на него Федя. – Тяжело придется с ним».

Чтобы ускорить затянувшееся тягостное расставанье, он спросил:

– Где же собака?

– Хорошую собаку не надо звать, – ответил старый Каллуст. – Она всегда знает, где хозяин. Не отстанет.

Не прошли они и десяти шагов, как к ним подбежал небольшой мохнатый пес – черный с белым пятном на глазу и широкими сильными лапами. Загнутый крючком хвост его довольно вилял из стороны в сторону.

– Пойдем, Тол, – сказал, обращаясь к собаке, старый Каллуст. – Людей искать будем. Пропали люди. – И добавил несколько слов по-саамски.

Тол посмотрел в мрачное лицо хозяина. Хвост его замер.

– Понимает! – старый Каллуст показал на собаку. – Все понимает. Только разговаривать не научился еще.

Морщинистое обветренное лицо его расплылось в широкой улыбке, словно осветилось солнцем.