Текст книги "Тайна реки Семужьей"

Автор книги: Георгий Кубанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Глава двадцать шестая
КАМЕННАЯ ЛОВУШКА

Темный грот, где каждый шаг приходилось делать на ощупь, показался мальчишке бесконечно длинным. Местами подъем круто шел вверх, и тогда пленнику приходилось пригибаться настолько, что руки касались шершавого камня.

Сазонов достал из кармана электрический фонарик, но не включил его, передумал. Свет помог бы мальчишке разобраться, где они находятся. Нет! Пускай почувствует, что пришла его беда.

Расчет Сазонова был правильным. В густой, вяжущей движения темени и тишина казалась особенной – тягостной, зловещей. Мальчуган слышал за спиной чужое дыхание, легкий шорох шагов и замирающие всплески воды. Порой ему хотелось остановиться и пнуть ногой назад, в лицо ползущего за ним врага.

«Попасть бы ему каблуком между глаз! И так попасть, чтобы полетел в воду. Да разве такого быка столкнешь?» Размышляя об этом, Петька забыл проверить руками темноту перед собой и ударился головой об нависший сверху каменный выступ.

Теплая шапка несколько смягчила удар. И все же мальчуган невольно вскрикнул, не столько даже от боли, сколько от неожиданности, и схватился обеими руками за ушибленное место.

– Шевелись! – подтолкнул его в спину невидный в темноте Сазонов. – Мечтать после будем. Всякий о своем.

Вспыхнул яркий луч фонарика, осветил свисающий крутым горбом потолок грота и погас.

Как ни коротко осветил Сазонов грот, все же идти стало легче. Легче стало идти – и с новой силой охватило мальчишку беспокойство. Куда его ведут? Зачем?

Впереди забрезжил слабый свет – желтоватый, мрачный. Вскоре они вышли из грота в просторную, тускло освещенную пещеру. Справа, недалеко от входа, сидел на оленьей шкуре Барбос. Рядом с ним спал Немой. Возле них, на выступающем из стены плоском камне, стоял маленький туристский керосиновый фонарь с круглым стеклом.

Пещера была так велика, что слабый свет фонаря таял в глубине ее. Даже противоположная сторона пещеры виднелась тускло. Выделялись на ней лишь каменистые выступы. Закрытый сверху металлической крышкой фонарь не освещал потолок, отчего высота пещеры казалась бесконечной.

«Вот попал! – думал мальчуган. – Хуже быть не может. Разве найдут ход сюда? Догадайся-ка, что он только в самый отлив открывается, и то ненадолго».

Озираясь по сторонам, мальчишка заметил у противоположной стены пещеры два мутных серых пятна. Вдруг они зашевелились, вытянулись, обрели четкие очертания человеческих фигур. Радостная догадка оживила мальчишку.

«Вот вы где! – подумал он. – Утопленники!»

Мальчуган хотел окликнуть их – и не успел.

– Ступай к той стене, – строго сказал ему Сазонов. – Ложись там. Да не пищи.

– А чего мне пищать? – с достоинством ответил мальчуган. Он вспомнил подслушанные из зарослей дерзкие ответы Наташи и, преодолевая робость, бросил: – Пищать-то вам придется, не мне.

– Что-о?

Грозный тон Сазонова не смутил мальчишку. Ведь он был не один. За каждым его движением, словом следили друзья. Мальчишка пригнул голову и, глядя исподлобья на Сазонова, вызывающе произнес:

– Говорю, как бы сами не запищали.

– Попомни, Васька… – В голосе Сазонова звучала угроза. – Ты в наших руках. Весь! С потрохами!

– Я в ваших, а вы в наших, – дерзко ответил мальчишка, испытывая окрыляющее ощущение собственной смелости. – Поживем – увидим, что из этого получится.

– Цыц!.. – вскочил со шкуры Барбос. – Попал, щенок, в мышеловку, так не тявкай!

– Не я попал в мышеловку, а вы! – взъерошился мальчуган. – Посмотрим, как вы отсюда выскочите.

Дела его оказались так плохи… Хуже быть не могло. И он решил – будь что будет! – держаться отчаянно, как Наташа.

Сазонов, пренебрежительно щурясь, осмотрел парнишку, стоящего перед ним в лихо сдвинутой набок измятой шапке со свисающими ушами, и покачал головой:

– Герой!

– Не смейся. – Мальчишка уже забыл о недавней робости и держался почти спокойно. – Попался я вам? Попался. Факт! А Петька Жужукин на воле остался? Тоже факт. Сейчас он уже поднялся на гору. Костерок запалил. Соберет кого надо – и приведет сюда.

От мысли, что Петька Жужукин мог видеть, как он тащил Ваську под утес, Сазонова передернуло. Но он сдержал себя и насмешливо спросил:

– Где ж он был, твой Петька Жужукин, что я его не видел?

– Где надо, там и был.

– Кого ж это он соберет на горе?

– А кто вас ищет, тех и соберет.

– Кто же нас ищет? – все тем же насмешливо-подзадоривающим тоном продолжал расспрашивать Сазонов. – Кому мы так понадобились?

– Собрать их недолго, – продолжал Васька, не отвечая на вопрос Сазонова. – Точка-точка-тире… Тире-тире-точка…

Занятый спором, мальчишка не заметил, как у противоположной стены приподнялись Наташа и Володя. Напряженно прислушивались они к голосам, искажаемым чутким пещерным эхо.

– Это он. – На плечо Наташи легла Володина рука. – Петька! Неужели не узнаешь по голосу?

– Но он же говорит, что Петька на воле, – возразила Наташа. – Сазонов называет его Васькой.

– Сазонов знает Ваську и Петьку… – Володя задумался. – Ошибиться он не может. А мы с тобой Ваську этого никогда в глаза не видели. Да и этого… Петьку-Ваську впервые встретили возле ручья.

– Ты думаешь, что Петька и Васька… одно и то же?

– Тш-ш! Пока мы не выясним этого, нам нельзя вмешиваться в их спор.

Они затихли, сторожко вслушиваясь…

– Ты, Васька, не фигуряй, – сказал Сазонов. – По-хорошему говорю тебе – лучше не фигуряй! Выполняй беспрекословно все, что он скажет.

Сазонов указал рукой на Барбоса. Многое хотелось преступнику выведать у мальчишки. Но сейчас его беспокоило нечто более важное. Надо было немедленно узнать: подстерегает ли их кто на взморье? С мальчишкой потолковать он еще успеет. А выход из пещеры скоро закроет начинающийся прилив.

– Ступай к той стене, – приказал Сазонов. – Ложись там. Да гляди… без его разрешения – ни шагу оттуда.

Васька, не отвечая, круто повернулся и неторопливо направился к указанному месту. Сазонов проводил его долгим тяжелым взглядом. Продумывая каждую фразу, он коротко рассказал своим сообщникам о людях с собакой.

– Схожу-ка я погляжу, – закончил он, – что там, на воле, делается.

– Опять пойдешь? – недовольно проворчал Барбос. – Запутаешь ты нас своими хитростями!

– Хитростями! – укоризненно бросил Сазонов. – Если б не мои хитрости… эта шатия вот где у нас сидела бы! – Он звучно шлепнул себя по плотному затылку и значительно добавил: – Один-то из тех… с карабином!

– С карабином? – Немой даже присвистнул от удивления. – Во-о!

– Давно бы этих… в пропасть. И концы! – раздраженно произнес Барбос.

– Концы! – неловко усмехнулся Сазонов. – Экой ты скорый! Что ж ты не сделал им концы? Они же тебе в лицо плюют. Барбосом зовут.

– Они и тебе плюют в лицо, – бесстрастно ответил Барбос. – В глаза зовут бандитом.

– Бандит не барбос.

– А это… кому что нравится. Барбоса бьют, бандита расстреливают.

– Смываться надо вовремя, – решительно сказал Сазонов, не желая продолжать неприятный спор с Барбосом. – Оставим этих здесь. – Он махнул рукой в сторону пленников, а затем в темную глубину пещеры. – Пока они дождутся отлива, выберутся из пещеры, да пропутаются в тундре… мы будем далеко. Чего глядишь? Бежать сразу мы не могли. С Семужьей-то! Красный кисет оставался здесь, в пещере.

– Кисет у меня. – Барбос шлепнул ладонью по потайному карману, пришитому под сгибом колена. – Вот он.

– Уговор забыл? – нахмурился Сазонов. – В одиночку кисет не брать. Даже близко к нему не подходить.

– А я не один. Нас двое, – ухмыльнулся Барбос. И тут же поспешил успокоить его: – Без тебя мы отсюда не выйдем. А как вырвемся отсюда – разделим кисет. И кто куда. Так, что ли? – спросил он у Немого.

– Так, – охотно подтвердил Немой, довольный тем, что к нему обратились за решающим словом в таком важном споре. – Поделим кисет и будем рвать когти с Мурмана.

Сазонов понял: сейчас не время для споров. А сообщники от него никуда не денутся – он вернется к следующему отливу.

– Ладно! – поднялся он. – Я пошел. А вы… глядите тут в оба.

И скрылся в темноте.

…Пока Сазонов спорил с Барбосом и Немым, мальчуган не спеша подошел к противоположной стене пещеры. Его схватили и потянули на мох тонкие крепкие руки Наташи.

– Петька!

– Я не Петька, а Васька.

– Васька, – быстро поправилась Наташа, – а где же Петька?

– Петька! – в голосе мальчишки послышались пренебрежительные нотки. – Такого барсука разве уговоришь пойти в тундру? Ему бы только дома болтать. На это он ходовой!

– Но ты же сейчас сказал, что Петька на воле?

Васька подумал, провел расческой по волосам и ответил словами из какой-то басни:

– Мало ли что скажет воробей, когда попадет кошке в лапы. А у них коготки… – Он заметил, что Сазонов вышел из пещеры, и усмехнулся: – Пускай поищет Петьку.

– Как же ты жил два дня? – все еще не могла опомниться от неожиданности Наташа. – Чем кормился?…

– Неужели ты знаешь азбуку Морзе? – перебил ее Володя.

– Немного знаю, – скромно признался Васька.

– Так это ты переговаривался с нами зеркальцем? – все больше удивлялась Наташа.

– Я, – гордо ответил Васька.

– Шифром? – В голосе Наташи прозвучало явное недоверие.

– Шифром? – недоуменно переспросил Васька. – Каким таким шифром? Просто точка-точка-тире. И все.

– А Наташа… расшифровала твои сигналы, – еле сдерживая смех, сообщил Володя.

– Расшифровала? – От удивления Васька даже затылок почесал.

– Да, – подтвердил Володя, стараясь оставаться серьезным. – Проделала тройное обращение текста и… расшифровала.

– Тройное! – растерянно повторил Васька. – Вот штука-то вышла. А я-то и сам не знал, что у меня шифр получился.

– Не знал? – продолжал допытываться Володя, украдкой посматривая на смущенную Наташу.

– Нет. – Мы эту морзянку всего месяц учили. В клубе – теоретически, на экскурсиях – практически. До буквы «гы» дошли. Потом наш физик уехал. А новый учитель не стал с нами заниматься.

– До буквы «гы»? – Наташа все еще не могла прийти в себя от изумления.

– До «гы», – подтвердил Васька.

– Почему же ты ни разу не передал нам «б» или «в»?

– А я их… – Васька смущенно замялся. – Я их забыл. И цифры забыл. Помню только… Две точки, три тире – двойку. И наоборот: два тире, три точки – семерку.

– И все?

– Хватило и этого! – с достоинством произнес Васька.

В ответ он услышал дружный хохот, настолько дружный, что и сам Васька не выдержал, рассмеялся.

Смех пленников словно хлестнул Барбоса. Всего ожидал он от них, любой отчаянной выходки, но только не этого искреннего, дружного хохота. Смех всполошил его больше, чем камень, пущенный сильной рукой из засады, таинственные световые сигналы и даже весть о том, что какой-то Петька остался на воле и собирает себе на помощь людей с собакой и карабином.. Мысли Барбоса сплелись в беспокойный клубок. Почему после появления Васьки пленники развеселились? Что за вести принес им мальчишка с воли? Чему они смеются?.. Ни на один из тревожных вопросов найти ответ не удавалось.

А гулкое эхо подхватило смех, разнесло его по просторной пещере. Из всех уголков ее откликнулись гулкие голоса.

Барбос весь напрягся, вслушиваясь в замирающий хаос звуков. Он даже на колено привстал. Уловить ему удалось всего несколько слов.

– Значит… до «гы», говоришь, дошли? – деловито осведомилась Наташа.

– До «гы», – подтвердил Васька.

И новый взрыв смеха, подхваченный многоголосым гулким эхо, надолго заглушил все остальные звуки…

«До Гы дошли!» – Барбос мучительно силился вспомнить, а где же это Гы? И что это такое: становище, гора или речка? Дошли… Значит, мальчишка шел не один? Но с кем? Может, они подстерегли Сазонова у выхода из пещеры?..

Барбос терялся все больше. Он не знал, как держать себя с пленниками. Миловидная девушка, очкастый парень и мальчишка, которого и разглядеть-то толком не удалось, казались ему чудовищами. Барбоса охватило смятение. Злоба и мстительные планы отступали перед растущим животным страхом. Отрезанный от земли гранитной толщей и запертый морем, он все меньше думал о пленниках и все больше – о собственном спасении. Только бы вырваться из пещеры. На волю! В тундре его не сразу возьмешь. Найти осторожного и выносливого человека в этом хаосе скал, зарослей и болот не так-то просто. Главная опасность – населенные пункты, железная дорога, города. Да что думать о них сейчас! Все это казалось таким далеким, почти недосягаемым. Близки и опасны оставались каменные своды пещеры, пленники и те, кто преследует его с собакой и карабином…

И снова смех прервал думы Барбоса. Васька рассказывал, как намучился он в первую ночь, проведенную с новоселами, выжидая, пока все заснут. А потом пошел и забросил свой платок в ручей. Да и в пути не зря забегал он вперед – надо же было оставлять «следы пропавшего Васьки Калабухова». Надломленные ветки никто не заметил. Зато на обложку от тетради клюнули здорово. А вчера он смастерил из веревки и выдранного из сапога куска поднаряда пращу. (Надо же было иметь хоть какое-то оружие!). А потом, подкравшись, запустил из пращи камнем в Барбоса.

– Здорово! – громко восторгался Володя, понимая, что Барбос подслушивает их беседу. – Запомнят они теперь. Надолго запомнят!

– Молодец! – также во весь голос поддержала его Наташа и тихо, уже только для Васьки, добавила: – Выдумщик. Всех всполошил своим камнем. Помнишь, Вовка, как он прогудел?..

…«Запомнят! – мысленно повторял случайно схваченные слова Барбос. – Надолго запомнят. А что?.. Что запомнят?»

Он тяжело ворочался на оленьей шкуре. Ему стало уже и жестко и тесно, даже душно. Смех и оживленный говор пленников, услышанные отдельные слова и фразы обострили его подозрительность до предела. Ему казалось, что опасность совсем близка, готова уже ворваться и заполнить сумрачную пещеру до самых отдаленных закоулков.

А быть может, она уже проникла сюда и таится, невидимая, в темноте?..

Обеспокоенный Барбос поднялся на ноги. Пленники видели его и Немого, освещенных фонарем, следили за каждым их движением. А вот что они делали в темноте – этого видно не было.

Барбос снял фонарь с каменного выступа. Подошел поближе к пленникам. Выбрал на бугристом дне пещеры местечко поровнее, поставил фонарь и вернулся к спящему Немому.

Но и это его не успокоило. Пленники сбились в плотную кучку и оживленно шептались о чем-то.

«Сговариваются!» – со страхом думал Барбос.

Он следил за ними не отрываясь, пока не уловил какое-то подозрительное движение. Новая мысль обожгла его сознание: а если задержанные разобьют фонарь? От них всего можно ожидать. Остаться сейчас в темноте!..

Барбос поднялся, забрал фонарь и поставил его на прежнее место, возле себя. А в спину его ударил знакомый презрительный смех Наташи.

Нервы Барбоса сдали, и он разразился такой руганью, что Немой проснулся и, ошалело хлопая белесыми ресницами, почтительно протянул:

– Вот это да!.. Дает!

А Барбос изливал в ругани все, что накопилось у него в душе за минувшие дни и особенно за последние часы, – и злость, и страх, и жгучее желание выбраться из проклятой каменной ловушки.

Глава двадцать седьмая
ПОСЛЕДНЯЯ НАДЕЖДА

И на этот раз Тол по-прежнему уверенно взял след у костра и направился к побережью. Точно, как по проторенной стежке, повторил он путь, пройденный совсем недавно, поднялся на мягко закругленный гребень и знакомой каменной складкой спустился к берегу. Все той же ровной рысцой выбежал пес на гранитную площадку и звонко залаял на море.

Прохор Петрович и Федя стояли возле собаки, избегая смотреть друг на друга. Опять след оборвался у воды.

Первым опомнился от неожиданности Федя:

– А где же Петька?

Прохор Петрович взглянул на затихший птичий базар. Низкое ночное солнце зарумянило обращенную к берегу сторону скалы-часового, вызолотило сидящих на ее вершине бургомистров. От скалы далеко в открытое море вытянулась длинная черная тень.

По расчетам Прохора Петровича, мальчуган должен был ждать в укрытии еще не меньше двух часов.

– Заснул, возможно, – неуверенно предположил Прохор Петрович.

Федя обернулся в сторону березовой рощицы и, сложив ладони рупором, крикнул во всю силу легких:

– Петька-а!

Подождал, не спуская глаз с рощицы. Ответа не было.

– Пе-еть!..

И снова ничего, кроме легкого всплеска под обрывом.

Все стояли, чутко прислушиваясь, не откликнется ли мальчуган. Один лишь Тол беспокойно кружил по площадке.

– Пе-етька-а! – не унимался Федя. – Пе-еть!…

– Полно кричать, – хмуро остановил его Прохор Петрович. – Нету здесь твоего Петьки.

Федя уже и сам понял, мальчуган пропал. Но после того, как об этом прямо и грубовато сказал Прохор Петрович, еще острее охватило юношу обидное ощущение своей беспомощности.

Они отошли от обрыва. Присоединились к державшемуся в стороне от моря старому Каллусту. Говорить никому не хотелось. Да и о чем говорить? Каждый понимал: оборвалась последняя ниточка, за которую они держались в своих поисках. Хотелось спросить: «Что делать дальше?» Но задать этот простой вопрос никто не решался, опасаясь, как бы у него не спросили то же самое.

– Никуда мы с берега не пойдем! – с необычной горячностью воскликнул Прохор Петрович, хотя никто и не предлагал уходить отсюда. – Они здесь. И Петька здесь! Возможно, спугнул его кто. Забежал паренек…

Перебил его Тол. Нетерпеливо помахивая хвостом, он негромко залаял, подзывая хозяина к водорослям.

Первым подоспел к нему Федя. Еще издали увидел он в вялой зелени водорослей… знакомую большую пуговицу с дамского пальто.

– Петькина! – радостно воскликнул Федя. – Он вышел к морю!

– Вышел к морю? – задумчиво повторил Прохор Петрович, осматривая пуговицу. – А дальше что?

Федя молчал, глядя в холодное мрачное море.

Безмолвно следивший за ними издали старый Каллуст на этот раз не выдержал.

– Много людей ушло к Дурному Месту!.. – медленно произнес он. – Никто не вернулся обратно. И тела их не отдал Чан Рушла. Следа не оставил.

– Какой тебе еще след нужен? – Прохор Петрович, еле сдерживая раздражение, показал ему пуговицу. – А это что? Не след?

Старый Каллуст рассудил по-своему.

– Зачем черту пуговица? Ему люди нужны. Живые! – Он подумал и мрачно добавил: – Если б люди пропадали тут от зверя – оставались бы ружья. Что-нибудь да нашли бы от них. Хоть тряпку какую. Но никто и ничего не находил от людей, которые пропали на Дурном Берегу. Ничего!

Взгляд его остановился на собаке. Она внимательно обнюхивала пуговицу, лежащую на ладони Прохора Петровича.

– Пе, Тол! – приказал Каллуст. – Пе, мун пенно! [7]7
  Ищи, Тол. Ищи, моя собака!


[Закрыть]

Пес крутнул тяжелым мохнатым хвостом и, низко опустив голову, пошел по площадке. Тол сделал большой круг, вернулся к морю и остановился на краю обрыва. Острые уши его поднялись, шерсть на затылке вздыбилась. Тол стоял напряженный, с поднятой передней лапой, готовый броситься. Но на кого? Кого мог он видеть в море, застывшем в величественном ночном покое? Почему собаку с такой силой тянуло к одному и тому же месту на обрыве?..

Федя с трудом сдерживал себя. Хотелось обругать последними словами море и холодный безмолвный камень. Должна же быть разгадка проклятой тайны! Не могли ведь шесть человек исчезнуть бесследно, подобно растаявшей снежинке?

На плечо юноши легла знакомая плотная рука.

– Надо отдохнуть, – прервал тягостное молчание Прохор Петрович. – Сколько уже мы на ногах? – Он достал из кармана часы. – С пяти утра. А сейчас… Второй час ночи! Многовато.

Никто не поддержал его и не возразил. Подавленные неудачей, они неторопливо вернулись к березовой рощице. Выбрали на опушке поросшее мхом место. Молча поели холодной оленины. Все так же молча легли спать.

Сторожили маленький лагерь и вели наблюдение за берегом по очереди, сменяясь каждые два часа.

Тол свернулся в пушистый комок и чутко дремал с приоткрытыми глазами. Время от времени он срывался с места, выбегал из зарослей и замирал с поднятой передней лапой, всматриваясь вдаль.

…На этот раз Федя проснулся сам. Молча наблюдал он за бодрствующим старым Каллустом и собакой, пока не поднялся Прохор Петрович.

Бригадир заметил: Федя быстро встал и вопросительно посмотрел на него:

– Будем искать, – коротко ответил Прохор Петрович на невысказанный вопрос юноши. – Опять пустим собаку. Пускай поищет по берегу. Не могли же люди пропасть-бесследно!

– А пуговица? – спросил Федя. – Петькина пуговица. Разве не след?

– Если один след ничего не дает, надо искать другой, – возразил Прохор Петрович. – Другой не поможет, третий найдем. Обязательно найдем.

И он заговорил по-саамски со старым Каллустом.

– Хорошо, – безразлично согласился тот. – Пойдем.

И показал собаке рукой вдоль берега:

– Пе, Тол!

Пес опустил голову и пошел по берегу охотничьим поиском – широкими зигзагами.

– Ооуз! [8]8
  Пошел!


[Закрыть] – отрывисто подгонял собаку старый Каллуст. – Ооуз, Тол!

Скала-часовой осталась позади. Исчезла из виду и площадка, где оборвался след пропавших. Дальше двигаться было бессмысленно. Свернули в глубь берега. Поднялись на гребень и вершиной его направились обратно. Недалеко от знакомой складки, спускающейся к морю. Тол взял след. Бойко потянул он к взморью, к знакомой площадке… и снова остановился на краю обрыва, на том же самом месте, и залаял на воду, оглядываясь на стоящих за ним людей.

Пока они отдыхали и осматривали берег, море сильно отступило от площадки. Под оголенным обрывом вода открыла неширокий выступ. Свисающие с него длинные тонкие водоросли, словно зеленые русалочьи волосы, мягко шевелились на мелкой пологой волне.

Федя измерил глазами расстояние до выступа под обрывом. Потом сбросил с плеч рюкзак, уперся посохом в выступ и спрыгнул вниз. Осторожно ступая по покрытому водорослями камню, он сделал несколько шагов.

– Прохор Петрович!

Первым откликнулся на взволнованный голос юноши Тол. Пес опередил Прохора Петровича и спрыгнул к Феде. Принюхиваясь к незнакомым, резким морским запахам, собака растерянно посматривала на Федю, будто хотела спросить: что делать дальше? За ней спустился на выступ и Прохор Петрович. Всмотрелся в сторону, куда нетерпеливо показывал Федя. В тени, падающей от нависшего над морем утеса, он не сразу заметил открытое отливом широкое, похожее на щель с приподнятым углом, устье грота.

«Там он или не там, но проверить надо, – подумал Прохор Петрович. – Это наша последняя надежда».

– Пойдем, – сказал он Феде.

Не успели они сделать и двух шагов, как безучастно наблюдавший за поисками старый Каллуст с неожиданной для его возраста легкостью спустился на выступ и оказался между Прохором Петровичем и входом в грот.

– Ам лушт! [9]9
  Не пущу!


[Закрыть] – крикнул он, не замечая, как у него в русскую речь все чаще врываются саамские слова. – Куда?.. Куда вы идете? Разве тем, кто уже пропал, легче станет, если и вы пропадете? Не радуйте Чана Рушла. Смотрите! Он смеется.

Резким движением руки старый пастух показал на щель под утесом. Обросшая шевелящимися по легкой зыби водорослями, она действительно походила на скривившийся в злобной усмешке бородатый рот.

– Отойди, старик! – хмуро сказал Прохор Петрович. – Отойди и не мешай нам. По-хорошему прошу.

– Ам вульг! – В голосе старого Каллуста прозвучало отчаяние. – Эвдес ам лушт! [10]10
  Не уйду! Дальше не пущу!


[Закрыть]

– Оставайся. Мы пойдем без тебя.

– Убейте меня!..

– Никто тебя убивать не станет, – с трудом сдерживая раздражение, ответил Прохор Петрович. – Но в пещеру мы пойдем. Если надо будет… силой пройдем.

Вялого, нерешительного старика словно подменили. На него не действовали ни решительный тон Прохора Петровича, ни мрачные взгляды Феди.

– Мальчик пропал, – продолжал он, не уступая дороги. Вчера ты видел его. Живым видел, веселым. Больше его нет. Не станет и вас – молодых, сильных. Мун пэрно! Родэхейль! [11]11
  Дети мои! Родные!


[Закрыть]Как я могу пустить вас туда? На гибель пустить…

– Уходи! – резко оборвал его Прохор Петрович. – По-хорошему прошу – уйди.

Старый Каллуст не шелохнулся. В напряженно застывшей фигуре старика чувствовалась отчаянная решимость – спасти стоящих перед ним людей, не считаясь ни с чем, спасти пускай даже ценой собственной жизни.

Прохор Петрович шагнул к Каллусту, не спуская с него жесткого, неподвижного взгляда…

Никто не заметил сгоряча, как беспокойно вел себя Тол, внимательно следивший за спорящими. Стоило Прохору Петровичу приблизиться к старому Каллусту, как пес, широко расставив мохнатые лапы, загородил собой хозяина и грозно зарычал.

– Слушай, старик, – Прохор Петрович говорил медленно, и оттого каждое слово его звучало значительно и весомо. – Я – депутат районного Совета. Там, где нет милиции, я обязан поддерживать закон. Ты это знаешь.

– Да, – подтвердил старый Каллуст, не понимая, куда клонит Прохор Петрович. – Я это знаю.

– Я имею право требовать помощи от любого. И это ты знаешь.

– Знаю.

– Если ты не хочешь помочь мне – твое дело. Но ты мешаешь. Не мне мешаешь – Советской власти. Понял?

Старый Каллуст молчал.

– Убери собаку!

– Я хочу помочь… хочу! – тяжело произнес старик. – Пустить вас на гибель – это помощь?

Прохор Петрович уловил в его голосе новые, просительные нотки. И он повторил, всем видом показывая, что ни на какие уступки не пойдет:

– Убери Тола!

Пес услышал свое имя и угрожающе оскалил клыки.

– Если ты действительно хочешь помочь нам, – продолжал Прохор Петрович, – пошли с нами собаку. В пещере темно. Там, где мы не увидим людей, Тол их почует.

Старый Каллуст еле заметно качнул головой. Трудно было понять, соглашается он или отказывается.

– Пойдем, Федя! – твердо сказал Прохор Петрович, не глядя на старика. – Если пес бросится на меня… Отвечать будет Каллуст. Запомни.

Старик молча притянул к себе за ошейник собаку и показал рукой на устье грота.

– Кыч, Тол! Кыч! [12]12
  Смотри, Тол! Смотри!


[Закрыть] – ласково уговаривал он пса, все еще не пропуская к пещере Прохора Петровича и Федю. – Кыч!

Он достал бумажку с завернутыми в ней волосами Наташи. Дал собаке понюхать пушистый комочек и подтолкнул ее вперед.

Тол осторожно спустился по крутому уступу. Разбрызгивая воду, еще покрывавшую камень у входа в грот, он скрылся в темном устье.

– Не ходи с нами, – сказал Прохор Петрович старому Каллусту, – тебе придется остаться здесь и смотреть, чтобы никто не вошел в пещеру и не вышел из нее.

Старый пастух прижался к обрыву, пропуская Прохора Петровича и Федю, а взгляд его, каждая скорбная морщина на лице словно умоляли: не ходите, не надо, там же верная гибель!

Вода еще не совсем убыла и заплескивала в устье грота. Но Прохор Петрович и Федя больше ждать не могли. Ступая по воде, подошли они к каменной щели и скрылись в темноте…

Не успел Федя сделать в гроте нескольких шагов, как наткнулся на Прохора Петровича и услышал его тихий голос:

– Спички есть?

– Есть фонарик.

– Это хорошо. Посвети немного. Не пойму, куда мы с тобой забрались.

Федя осветил под ногами неровный каменный подъем, мокрые стены, нависший над головой блестящий от влаги потолок.

– Хватит, – остановил его Прохор Петрович. – Погаси.

Первым пошел Федя, проверяя посохом дно и низкий потолок грота. Прохор Петрович двигался следом, не переставая досадовать на себя. Как же он не подумал?.. Можно ли угнаться здесь за собакой? Тола в темноте выручит чутье, заменит ему зрение. Хозяина тут нет; чужого Тол слушаться не станет, а ждать тем более. Вот и пошел пес первым, намного опередил поднимающихся за ним вслепую людей – и пропал в темени… А все старый Каллуст! Заморочил всем голову своим Чаном Рушла!..

Остановил их раскатистый, гулкий хохот. Десятки голосов – смеющихся, завывающих, поющих – слились в жуткий хор, какой может присниться разве только в тяжелом бреду.

Федя и Прохор Петрович не верили ни в бога, ни в черта. Но тут и они почувствовали, как неприятный холодок сковывает руки и ноги.

Зловещий хохот затих. Замерли под сводами пещеры последние певучие нотки. Но ощущение близкой опасности нарастало с каждым шагом. Все чаще ощупывал Федя посохом путь перед собой. Включить фонарик и осмотреться он не решался. Кто знает, как далеки от них люди? Фонарик мог превратить его и Прохора Петровича в прекрасную мишень, из охотников сделать дичью.

Федя не выдержал напряжения, остановился.

– Куда девался пес? – шепнул он.

– Вперед ушел, – так же тихо ответил Прохор Петрович.

– Почему же его не слышно? Неужели еще не добрался до конца пещеры?

Вместо ответа Прохор Петрович слегка подтолкнул его:

– Пошли, пошли. Стоять нам нельзя.

И оттого, что Тол пропал и даже голоса не подает, стало еще тяжелее идти дальше. Исчезновение собаки Прохор Петрович и Федя невольно связывали с дикими голосами из глубины грота.

Постепенно проход становился шире и выше. Впереди, в непроглядной темени, забрезжил еле приметный свет. Тусклый, желтый, он постепенно усиливался, выделяя неровные черные края входа в большую пещеру.

Остановил их громовой удар. Словно гора раскололась. Глухие нарастающие раскаты катились по гроту, нагоняя друг друга и сливаясь в сплошной грозный гул. Что произошло там? Обвал? Взрыв? Что бы ни случилось, надо было идти вперед, на помощь. Теперь уже сомнений быть не могло – там люди.

До входа в тускло освещенную пещеру оставалось совсем недалеко, когда Прохор Петрович опустился на землю и безмолвно, рукой, положил рядом с собой Федю. Дальше они продвигались ползком, часто останавливаясь и вслушиваясь в неясные гулкие звуки, в которых скорее угадывались, чем слышались человеческие голоса.

У входа в пещеру они задержались. Осторожно заглянули в нее. В слабом свете маленького фонаря Прохор Петрович и Федя увидели слева от себя три смутно выделяющихся пятна. Справа от них кто-то лежал на оленьей шкуре, укрытый с головой, второй стоял, не сводя глаз с пленников… Федя всмотрелся в него и узнал Барбоса.

Прохор Петрович бесшумно проверил затвор карабина и шепотом спросил:

– Готов?

С трудом справляясь с охватившим его волнением, Федя шепнул, как ему показалось, совершенно спокойно:

– Порядок!