Текст книги "Наука о переводе. История и теория с древнейших времен до наших дней"

Автор книги: Георгий Хухуни

Характеризуя ряд существовавших в этом регионе цивилизаций, ученые обращают внимание на свойственное большинству из них многоязычие или, по крайней мере, двуязычие. Старейшей культурой этого региона считается шумерская, клинописные памятники которой восходят к концу IV тысячелетия до н. э. Уже на раннем этапе своей истории Шумер оказался под аккадским владычеством, однако завоеватели попали под культурное влияние шумеров. Это в огромной степени способствовало развитию переводческой деятельности, причем не только информационно-коммуникативной, но и литературной. Для ее обеспечения создавались шумерско-аккадские словари и пособия. Кроме того, известны списки выражений на двух шумерских диалектах, один из которых функционировал в качестве культового, а другой – народного языка. Имеются в текстах и упоминания о переводчиках, хотя и немногочисленные.

Большую роль в развитии переводческого дела сыграли шумерские школы, в которых обучались будущие писцы. По окончании учебы выпускник был обязан осуществлять как устный, так и письменный перевод с шумерского языка на аккадский, и наоборот. Дошедший до нас клинописный учебник древнеегипетского языка позволил ученым сделать предположение о наличии и переводчиков с египетского.

Хотя шумерский язык в течение многих веков использовался в культовых целях, сами шумеры после окончательного завоевания Шумера Вавилоном растворились в аккадском этносе. Став преемницей шумерской культуры, культура Вавилона многое восприняла от нее. И значительную роль в этом процессе сыграл именно перевод. Известно, что на аккадском языке существовали различные переводы, переложения и обработки шумерских текстов, что говорит о наличии в Вавилоне, помимо информационно-коммуникативного, и достаточно развитого художественного перевода. Имелись и специальные термины для обозначения переводчиков: более старый «таргану(м)», впоследствии заимствованный многими языками (ср. устарелое русское «драгоман»), и появившийся в нововавилонский период «сепиру». Анализ текстов показывает, что существовали разные группы сепиру (царские, храмовые, военные и т. д.). Могли они состоять и при частных лицах, причем дошли до нас конкретные имена писцов, выполнявших переводческие функции, как вавилонян, так и чужеземцев.

К VII в. до н. э. аккадский язык, бывший долгое время международным языком, стал вытесняться арамейским, что отразилось и на переводческой деятельности. Наиболее известен случай с написанной в VII–VI вв. до н. э. повестью «Поучение Ахикара», первоначальный ассирийский текст которой уже в эпоху античности был переведен на древнегреческий язык (как полагают, в Египте, где был обнаружен оригинал названного произведения), а позднее, в средние века, – на ряд восточных и западных языков, включая древнерусский, на котором она получила название «Повесть об Акире Премудром».

Заметную роль играла переводческая деятельность и в Хеттском государстве, которое существовало в XVIII–XII вв. до н. э. в центральной части Малой Азии. Поскольку на формирование хеттской культуры значительное влияние оказали хурриты, жившие в Северной Месопотамии и Северной Сирии, постольку на хеттский язык переводилось большое количество хурритских текстов. Осуществлялись и переводы с – и на другие языки, в частности аккадский и шумерский, о чем говорят тексты и словари, обнаруженные в клинописном архиве близ турецкого селения Боказкей. Хотя оценка принципов, которыми руководствовались хеттские переводчики, весьма затруднительна, однако в специальной литературе указывалось, что ими выполнялись различные типы переводов (дословные, подстрочные, вольные, пересказы изложения). В некоторых переводах с шумерского и аккадского исследователи отмечают стремление к литературной обработке переведенного текста.

В той или иной степени с переводческой деятельностью приходится сталкиваться и при знакомстве с другими восточными цивилизациями: иранской, индийской и т. д. Вместе с тем можно отметить, что, судя по имеющимся источникам, несмотря на обилие и относительное разнообразие, она отличалась прежде всего практической направленностью: время создания переводческих концепций еще не пришло.

Глава 2
Переводы и переводческие концепции античной эпохи

Термин «античный» (от латинского слова antiquus – древний) применяется для обозначения материальной и духовной культуры двух древних рабовладельческих обществ – греческого и римского. Такое ограниченное употребление указанного термина (ведь рассмотренные выше цивилизации Древнего Востока гораздо древнее «античных» Греции и Рима!) установилось в европейской традиции в силу того, что народы Европы были связаны с ними непосредственной культурой преемственностью, и продолжает использоваться для обозначения социального и культурного единства греко-римской цивилизации. Вместе с тем каждой из них были присущи и свои особенности, в том числе и в интересующей нас области.

Характеризуя отличительные черты древнегреческой литературы, часто отмечают, что она – единственная из литератур Европы, развивавшаяся самостоятельно, без непосредственного использования других литератур. Хотя восточные элементы и проникали в нее, однако происходило это устным, «фольклорным» путем. Способствовало подобному положению вещей и пресловутое культурное высокомерие греков, считавших всех чужеземцев «варварами» и соответственно презрительно относившихся к их языкам. По указанным причинам греческая литература классического периода (V–IV вв. до н. э.) вообще не знала художественного перевода. Разумеется, для сношений с другими народами необходимы были осуществлявшие информационно-коммуникативный перевод толмачи (о них напоминают историк Геродот, посетивший в V в. до н. э. Египет, Финикию и Вавилон; военачальник IV в. до н. э. Ксенофонт, участвовавший в знаменитом отступлении греческих наемников через огромную территорию персидского государства, и другие источники). Однако выполняли эту функцию не греки, а представители других народов, владевшие греческим языком.

После завоевательных походов Александра Македонского в последней трети IV в. до н. э. и распада после его смерти созданной им огромной державы образовался ряд новых государств, во главе которых встали бывшие сподвижники Александра и их потомки (Египет, Сирия, Пергам и др.). Эти государства, в которых наблюдалось своеобразное скрещение греческих и восточных элементов, стали называть эллинистическими, а весь период от Александра Македонского до установления над ними римского владычества – эпохой эллинизма, т. е. распространения эллинской (греческой) культуры в странах, завоеванных македонцами. Греческий язык получил широчайшее распространение, превратившись в универсальное средство общения, и сохранил свои позиции и после того, как и сама Греция, и эллинистические государства утратили политическую самостоятельность и попали под власть Рима. Знаменитый римский оратор Марк Туллий Цицерон охарактеризовал эту роль греческого языка в следующих словах: «Если же кто может подумать, что меньшая польза от славы, когда написано это по-гречески, а не по латыни, сильно он ошибается, потому что по-гречески читают почти на всем свете, язык же латинский распространен в своих лишь пределах, небольших, как вы знаете».

Все это приводило к тому, что греческим языком стали пользоваться и представители других народов, входивших в орбиту сначала греко-македонского, а затем римского владычества. Таким путем они стремились познакомить с собственной древней культурой обширный круг читателей из разных стран. Именно по-гречески были написаны на рубеже IV–III вв. до н. э. исторические труды вавилонского жреца Бероса, египетского жреца Манефона, а в I в. н. э. – знаменитые «Иудейские древности» Иосифа Флавия. Разумеется, названные произведения не являются переводами в собственном смысле слова, однако, поскольку в них излагались по-гречески (в переработанном виде) соответствующие источники, которыми пользовались авторы, можно говорить о наличии здесь некоторых элементов межъязыковой адаптации. Пользовались греческим языком и первые римские анналисты (III в. до н. э.). А уже в классическую эпоху по просьбе Цицерона его друг Аттик перевел на греческий сочиненную знаменитым оратором поэму, в которой последний восхвалял собственные заслуги при подавлении заговора Катилины. Существовала греческая версия описания морских путешествий карфагенских флотоводцев Ганона и Гимимкона, позднее (IV в. н. э.) была передана по-гречески Пеанием известная работа по римской истории Евтропия, служившего личным секретарем императора Валента (в VI в. был предпринят историком Капитоном новый перевод, который до нас не дошел), и т. д.

Особенно следует отметить переводы, предназначенные для представителей иудейской диаспоры в Александрии Египетской. Несмотря на довольно натянутые отношения с греческим населением города, результатами которых были частые конфликты, многие ее представители эллинизировались настолько, что практически утратили знание древнееврейского языка. Возникла необходимость создания греческой версии Священного Писания иудеев (в христианской традиции она именуется Ветхим Заветом), что и было сделано в III в. до н. э.[5]5
  См. раздел «Мировые религии и их роль в развитии перевода».


[Закрыть] Позднее, во II в. до н. э., на греческий язык была переведена «Книга премудрости Иисуса, сына Сирахова», также присоединяемая к библейскому канону. Ее автором считается еврейский книжник Иисус бен-Эмазар бен Сира, а переводчиком – внук последнего, носивший то же самое имя. Приехав в Египет и оставшись в Александрии, он нашел своих соотечественников сильно эллинизировавшимися и поэтому, по собственным словам, положил много труда, «чтобы довести книгу до конца и выпустить ее в свет для тех, которые на чужбине желают учиться».

В источниках содержатся и упоминания (хотя достаточно немногочисленные) о греческих версиях египетских литературных текстов. В этой связи отмечается, что еще до завоевания Египта Александром Великим, в 360 г. до н. э., грек Евдоксий Книдский, посетивший эту страну, выучил с помощью мемфисского жреца Хонуфиса египетский язык и перевел сборник басен «Речи собак», который до нас не дошел. В одном из позднейших папирусов, относящихся уже ко II в. н. э., содержится предисловие к переводу египетского текста, где отмечается, что последний не является дословным: его создатель, руководствуясь прежде всего прагматическими соображениями, позволял себе вносить в текст дополнения, сокращения, опущения, стилистические коррективы и т. д.

Разумеется, продолжала развиваться в эллинистических государствах и традиция информационно-коммуникативного перевода, вызванного практическими потребностями. Так, например, в Египте переводчики участвовали в делопроизводстве, переводя речи местных жителей, адресованные царям, царские распоряжения и послания и т. п. Сохранилось несколько греческих переводов египетских документов, которые начинаются словами: «Копия записи египетской, переведенной по возможности точно». Отсюда делается вывод, что литературный и информационно-коммуникативный переводы на греческий опирались на разные принципы: в первом случае преобладала переделка – адаптация, во втором – стремление к максимальной дословности.

Таким образом, подводя итоги нашему рассмотрению, можно заметить следующее: при достаточно большом количестве переводов на древнегреческий язык, собственно греческой переводческой традиции античность не знала. Какие-либо теоретические рассуждения о переводе отсутствовали, а весьма оживленная лексикографическая работа, развернувшаяся в эллинистическую эпоху (словари трудных и устаревших слов, диалектные и этимологические словари и т. д.), была исключительно одноязычной.

Возникнув как небольшое поселение (по преданию, это произошло в 753 г. до н. э.), Рим постепенно превращался в мировую державу, подчинив себе множество стран и народов. В результате соприкосновения с греческими колониями в Италии началась эллинизация римской культуры, особенно усилившаяся к III в. до н. э. Уже во II в. до н. э. знание греческого языка было для представителей римской знати почти обязательным явлением в большинстве аристократических семей. Оценивая позднее размах греческой культурной экспансии, великий римский поэт Гораций писал:

«Graecia capta ferocem victorem cepit et artes // Intulit agresti Latio…» (Побежденная Греция пленила своего дикого победителя и внесла искусства в сельский Лаций[6]6
  Лаций – область на Апеннинском полуострове, центром которой был город Рим.


[Закрыть]).

Указанные обстоятельства создавали весьма благоприятные условия для развития перевода. С одной стороны, широко применялся при сношениях с другими народами информационно-коммуникативный перевод[7]7
  Примером такого перевода может служить эпизод, относящийся к 155 г. до н. э. Когда в Рим прибыло греческое посольство, один из сенаторов – Гай Ацилий выступал при приеме его членов в сенате в качестве устного переводчика.


[Закрыть], с другой – формировалась традиция художественного перевода, который выполнялся исключительно с греческого языка.

Само возникновение римской литературы также оказалось тесно связанным с этим последним. Причем представляется не лишенным интереса, что, хотя, как мы видели выше, сами греки крайне редко занимались переводами на свой родной язык, первым переводчиком художественного текста на латынь оказался как раз грек по происхождению Ливий Андроник (умер около 204 г. до н. э.), попавший в Рим в качестве военнопленного и занимавшийся там педагогической деятельностью. Поскольку греческая традиция требовала начинать обучение с объяснительного чтения гомеровского эпоса, Ливий Андроник создал латинскую версию «Одиссеи». Как предполагают, выбор именно данного произведения (а не «Илиады», как можно было ожидать) объясняется, в первую очередь, его большей занимательностью, а также тем, что местом странствий Одиссея были сицилийские и италийские берега, т. е. переводчик стремился учесть интересы и потребности своей аудитории. Сохранившиеся фрагменты позволяют сделать вывод, что Ливий в значительной степени адаптировал исходный текст, позволяя себе упрощение подлинника, пересказы, изменения образов. Имена греческих богов переделаны на римский лад, гекзаметр оригинала заменен старинным размером римской народной поэзии – сатурновым стихом, что привело к изменению ритмико-синтаксического движения оригинала. Так было положено начало основному принципу, определявшему последующее развитие римского литературного перевода (в противоположность информационно-коммуникативному): приспособлять оригинал к культурным потребностям своей эпохи для обогащения собственного языка и литературы с помощью чужого материала.

Помимо перевода «Одиссеи» Ливий Андроник получил известность обработками для римской сцены греческих комедий и трагедий (тексты которых до нас не дошли). Заложенную им традицию продолжил Гней Невий, впервые применивший прием контаминации, т. е. привнесения в латинскую версию той или иной греческой комедии сцен и мотивов из других пьес. Предполагают, что этот прием широко использовали и другие ранние римские авторы, обращавшиеся к греческой драматургии – Тит Макций Плавт (умер около 184 г. до н. э.), Квинт Энний (239–169 гг. до н. э.), прославившийся главным образом своими версиями греческих трагедий, Публий Теренций Афр (около 190–159 гг. до н. э.). Его распространение объясняют, с одной стороны, тем, что для римской публики требовались больший динамизм и движение, чем имелось в греческих оригиналах, а с другой – что некоторые черты греческого быта были непонятны и чужды римлянам. Так, например, в Афинах допускался брак с единокровной сестрой, происходившей от другой матери, тогда как в Риме он мог вызвать только негодование. Поэтому при создании латинской версии часто приходилось исключать целые эпизоды, для восполнения которых и обращались к контаминации. Впрочем, названный прием не всегда встречал одобрение. Комедиограф Цецилий Стаций (умер в 168 г. до н. э.), принадлежавший к школе Энния, выбирая для своих переделок пьесы греческого комедиографа Менандра, стремился не прибегать к контаминации, приближая собственный вариант к греческому образцу. А Теренцию пришлось даже вступить в полемику с другим драматургом – Луцием Ланувином, настаивавшем на том, что оригиналы следует именно переводить (хотя не дословно), но не переделывать, потому что переделка только портит их. На упреки последнего в использовании контаминации Теренций отвечал в прологе к одной из своих комедий:

 
…Зложелатели
Пускают слухи, что перемешал поэт
Комедий много греческих, творя у них
Немногие латинские. Не спорит он:
Так делал; но себя не упрекает в том.
И впредь намерен делать то же самое,
Пример ему – отличные писатели:
Он думает, что и ему позволено
По их примеру действовать.
 

(Перевод А. Артюшкова)

Вместе с тем сам Теренций заботился о том, чтобы контаминация не нарушала целостности сюжета и последовательности характеров, сохраняя, таким образом, стиль оригинала.

В I в. до н. э. в Риме происходит целый ряд важных событий, связанных со сменой республиканской формы правления монархической. Этот период получил название «золотого века» римской литературы. Знание греческого языка, достаточно широко распространенное уже столетие назад, становится практически повсеместным[8]8
  Показательно, что, по сообщению римского историка I в. н. э. Валерия Максима, древнегреческий оратор и ритор Молон, выступая в 81 г. до н. э. перед римским сенатом, впервые мог обходиться без переводчика.


[Закрыть]. Переводы с греческого начинают рассматривается как важнейший компонент общеобразовательной подготовки. Как отмечал впоследствии один из виднейших представителей римской риторики Марк Фабий Квинтилиан (около 30–96 гг. н. э.), почти все римские ораторы считали перевод произведений своих греческих собратий «наилучшим занятием». Причем интерес к переводу характеризовал не только интеллектуальную элиту, но и самые широкие круги образованных римлян, о чем свидетельствует множество факторов. Так, например, брат знаменитого Цицерона – Квинт, находясь в армии Цезаря, в свободное от походов время любил переводить трагедии Софокла, причем делал это очень быстро. Таким же увлечением отличался другой офицер Цезаря – Асиний Поллион, игравший довольно видную роль в период гражданских войн в Риме, и т. д.

С другой стороны, широкое распространение греческого языка и практическое двуязычие римского общества в эпоху, о которой идет речь, приводило к тому, что большинство представителей последнего могло знакомиться с произведениями греческой литературы непосредственно по оригиналу. Поэтому, принимаясь за передачу какого-нибудь греческого автора, переводчик предполагал знакомство с ним своего читателя и стремился не столько к точной (в нашем понимании) передаче, сколько к творческой обработке оригинала, создавая по мотивам последнего собственную версию (упомянутый выше Квинтилиан считал, что литературный перевод должен представлять не просто парафразу оригинала, а своеобразное состязание с ним при сохранении содержания). Вероятно, указанным обстоятельством объясняется, что понятие «fidus interpres» – «верный переводчик» получало у большинства римских авторов негативную оценку как явление, стоящее за пределами литературы. Об этом, в частности, свидетельствуют, с одной стороны, слова Цицерона, ставившего себе в заслугу, что он подошел к передаче греческого текста не как переводчик, а как оратор и поэтому не имел надобности переводить слово в слово, а с другой – более позднее наставление одного из крупнейших римских поэтов Квинта Горация Флакка (65—8 гг. до н. э.), призывавшего не подражать воспроизводящему оригинал слово в слово «верному переводчику». Тем не менее некоторые косвенные данные позволяют предположить, что и применительно к литературным текстам в Риме мог использоваться тип перевода, близкий к буквальному. Так, у Цицерона, наряду со свидетельством, согласно которому, римляне передавали греческие оригиналы не дословно, а воспроизводя только их смысл, можно встретить и утверждение о стремлении к дословной передаче последними греческих подлинников. Да и само обилие высказываний, направленных против буквального перевода, тоже в какой-то степени говорит о его распространении (хотя тексты, отражающие подобный метод, не сохранились).

Среди крупнейших деятелей римской литературы рассматриваемой эпохи, внесших значительный вклад в развитие перевода, необходимо назвать имена поэта-лирика Катулла и прославленного оратора Цицерона.

Гай Валерий Катулл (умер около 54 г. до н. э.) вошел в историю перевода прежде всего благодаря воссозданию на латинском языке знаменитого стихотворения поэтессы Сапфо «Тот мне кажется равным богу» и элегии поэта александрийской эпохи Каллимаха «Волосы Береники». В первом случае чувства автора переносятся Катуллом на свои собственные переживания. В то время как первые три строфы следуют за подлинником, четвертая заменена самостоятельным четверостишием, в котором поэт размышляет о себе и своем образе жизни. Что же касается произведения Каллимаха[9]9
  Эта элегия посвящена супруге царя эллинистического Египта Птоломея III Эвергета, принесшей в жертву богам свой локон, который якобы был вознесен на небо и превратился в созвездие.


[Закрыть], то точность его передачи признается исследователями совершенно необычной для римской художественной практики и едва ли не единственным доказательством существования в ней адекватного перевода, сохранявшего не только сюжет, но и ритмико-синтаксическое движение оригинала.

Величайший римский оратор, «бог красноречия» Марк Туллий Цицерон (106—43 гг. до н. э.) занимался проблемами перевода в течение всей своей жизни, начиная с юношеских лет, когда, готовя себя к будущей деятельности, он стал, по собственным словам, перелагать с греческого речи лучших ораторов, и вплоть до зрелых годов, когда, после установления диктатуры Цезаря, главным делом Цицерона стали составление и перевод философских диалогов. По содержанию оставленное им переводческое наследие также весьма разнообразно: помимо двух речей афинских ораторов – Эсхина и Демосфена, Цицерону принадлежали латинские версии астрономической поэмы александрийского поэта Арата, «Домостроя» (Oeconomicus) Ксенофонта, отдельных диалогов Платона. Кроме того, в сочинениях Цицерона встречается множество переведенных им цитат из греческих авторов[10]10
  Следует учитывать, что о большинстве принадлежащих Цицерону переводов приходится судить по косвенным источникам, так как сами тексты до нас не дошли.


[Закрыть]. С другой стороны, римский оратор оставил целый ряд рассуждений о принципах и приемах передачи иноязычного текста, которые сыграли большую роль в дальнейшем развитии теории и практики перевода.

Среди важнейших задач последнего Цицерон прежде всего выделял обогащение переводящего языка и его лексики. Вспоминая о своих юношеских занятиях, он отмечал: «Передавая по латыни написанное по-гречески, я должен был не только брать самые лучшие из употребительных слов, но также по образцу подлинника чеканить кое-какие новые для нас слова, лишь бы они были к месту»[11]11
  Марк Туллий Цицерон. Три трактата об ораторском искусстве. М., 1972. С. 104.


[Закрыть]. В дальнейшем он провел большую работу по созданию эквивалентных греческим латинских терминов. По свидетельству историка Плутарха, написавшего биографию Цицерона, именно последний впервые ввел названия для таких понятий, как «представление», «согласие», «восприятие» и т. д., используя, в частности, принципы метафорического переноса. Необходимость в подобного рода работе, по мнению Цицерона, вызывалась прежде всего тем, что многое римляне не могли поделиться с соотечественниками знаниями, усвоенными у греков, так как были лишены возможности передать полученные сведения на родном языке.

Не меньше внимания уделял Цицерон и другому прикладному аспекту художественного перевода – обогащению принимающей литературы и пополнению ее новыми жанрами. Так, обратившись к воссозданию по-латыни диалогов Платона, Цицерон заложил основы римской философской прозы. Причем, переводя, например, диалог «Тимей», он хотел использовать последний для создания собственного философского труда. Наконец, занятия переводом были для Цицерона одним из самых эффективных способов выработать и отшлифовать свой собственный стиль, т. е. имели ярко выраженную учебно-педагогическую направленность, сохранившуюся в римской культуре в дальнейшем.

В своих теоретических суждениях Цицерон, признавая возможность двоякой передачи оригинала – дословной и воспроизводящей не слова, а силу, явно отдавал предпочтение второму способу. Говоря о методе, которому он следовал при создании латинских версий речей Эсхина и Демосфена, Цицерон отмечает, что, сохранив их мысли и форму, он приспособил слова и обороты к собственному языку. «Я полагал, – подытоживает автор свои рассуждения, – что читателю следует ожидать от меня не подсчета, а взвешивания слов. Как я надеюсь, в этих речах мною сохранены все их достоинства, т. е. мысли, обороты, порядок расположения, слова же я увязал между собой так, чтобы это не противоречило нашему обычаю, – так что, если и не все они переведены с греческого, то отделаны таким же образом»[12]12
  И в этом случае следует помнить, что о большинстве переводов Цицерона приходится судить по косвенным источникам.


[Закрыть].

Вместе с тем выбор того или иного способа передачи греческого текста у Цицерона мог варьироваться. Так, например, большинство выполненных в молодые годы учебных переводов отличаются большей вольностью по отношению к подлиннику, чем созданные впоследствии версии философских диалогов Платона. С другой стороны, живший несколькими веками позднее переводчик Библии на латинский язык Иероним, считавший Цицерона противником дословности, указывал тем не менее, что не дошедший до нас перевод произведения Ксенофонта был выполнен буквально, и отмечал в связи с этим присущие последнему недостатки языка и стиля[13]13
  Цит. по кн.: Kloepfer R. Die Theorie der literarischen Übersetzung. München, 1967. S. 22.


[Закрыть].

Творческое наследие Цицерона сыграло важную роль в дальнейшем развитии европейского перевода и принадлежит к числу наиболее замечательных страниц античного наследия в интересующей нас области.