Текст книги "Наука о переводе. История и теория с древнейших времен до наших дней"
Автор книги: Георгий Хухуни
Жанр:
Языкознание
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
В первые века нашей эры воззрения на перевод не претерпели сколько-нибудь существенных изменений. Установка преимущественно на вольное переложение подлинника явственно отражается в утверждении упомянутого выше Марка Фабия Квинтилиана, который в своем труде «О воспитании оратора» указывал, что перевод должен содержать не просто парафразу оригинала, а своеобразное состязание с ним при сохранении содержания. Об образовательной ценности занятий переводом говорил в одном из писем и другой видный деятель римской культуры императорской эпохи Гай Плиний Цецилий Секунд, известный как Плиний Младший (61 или 62 – около 114): «Полезно… – и это советуют многие, – переводить или с греческого на латинский или с латинского на греческий: благодаря упражнениям этого рода вырабатываются точность и блеск в словоупотреблении, обилие фигур, сила изложения, а кроме того, вследствие подражания лучшим образцам, и сходная изобретательность; вместе с тем то, что ускользнуло от читателя, не может укрыться от переводчика. От этого приобретается тонкость понимания и правильное суждение»[14]14
Письма Плиния Младшего. М., 1983. С. 122.
[Закрыть].
В области литературного перевода следует упомянуть прежде всего деятельность баснописца Федра, раба, а затем вольноотпущенника императора Августа. Разумеется, говорить о переводе здесь можно лишь с большой долей условности. Созданные им пять сборников «Эзоповых басен» включали не только изложенные латинскими стихами сюжеты греческих басен, приписывавшихся легендарному Эзопу, но и самостоятельные произведения. Позднее, уже в V в., Авианом была осуществлена стихотворная передача басен древнегреческого поэта Бабрия, жившего на рубеже I–II вв. н. э., с указанием, что латинская версия представляет собой поэтическую обработку того, что раньше уже было воспроизведено прозой.
Своеобразное стремление использовать иноязычный сюжет с целью пропаганды римской экспансии на Востоке характеризует деятельность Валерия Флакка (умер около 90 г.). Обратившись к поэме «Аргонавтика» греческого поэта III в. до н. э. Аполлония Родосского (один раз уже переданной по-латински Варроном Атацинским)[15]15
Суждения исследователей об этом переводе расходятся. Одни склонны видеть в нем почти буквальную верность, другие считают, что имела место некоторая переработка.
[Закрыть], он самым существенным образом изменил характер главного героя, превратив робкого и коварного Язона в храброго и надменного витязя, олицетворяющего собой тип настоящего римлянина в его лучших и худших чертах.
Достаточно разнообразна картина переводческой деятельности последних веков существования Римской империи. К ней обращался виднейший поэт IV в. Децим Магн Авсоний (около 310–395), оставивший несколько переводов греческих авторов, которые достаточно полно передают соответствующие оригиналы. Из прозаических переводов можно упомянуть греческие романы III–IV вв. н. э.: «Деяния Александра», героем которого был Александр Македонский (в средние века это произведение пользовалось большой популярностью и было переведено на многие языки), и «История Аполлония, царя Тирского». С другой стороны, получают распространение и различные переводческие мистификации. В этом случае произведению мог намеренно приписываться переводной характер, как это имело место, например, в относящемся к III–IV вв. сборнику басен «Ромул», который выдавался в предисловии за перевод басен Эзопа, хотя опирался исключительно на латинские источники. Вместе с тем история передачи на латинский язык памятников, действительно связанных в той или иной степени с греческими оригиналами, могла дополняться подробностями явно вымышленного характера. Именно так обстояло дело с двумя произведениями повествовательной литературы III–IV вв. н. э. – «Дневником Троянской войны» и «Историей падения Трои». О первой сообщалось, что она первоначально была написана на финикийском языке неким Диктисом – участником троянского похода, найдена в его могиле при императоре Нероне и переведена по приказанию последнего на греческий, а затем неким Луцием Септимием – на латинский язык. Рукопись же второго произведения якобы обнаружил в Афинах известный историк I в. до н. э. Корнелий Непот, который перевел ее на латинский язык, ничего не изменив.
В области перевода философской и научной прозы особое значение имела деятельность Аниция Манлия Торквата Северина Боэция (около 480–524), жизнь и деятельность которого протекали уже после падения Западной Римской империи при дворе остготского короля Теодориха, по приказу которого он впоследствии был казнен.
Именно Боэций стал как бы соединительным звеном между античностью и средневековьем, переводя на латинский язык такие произведения греческих авторов, как логические труды Аристотеля «Об истолковании» («Герменевтика») и «Категории» с «Введением» Порфирия, первые четыре книги Евклида (хотя и без доказательств) и «Основания арифметики» Никомаха (последняя версия представляла собой пересказ), снабдив их своими комментариями, оказавшими громадное влияние на дальнейшее развитие философской мысли в Западной Европе. Характерно, что, формулируя принципы, которыми он руководствовался в своей работе, Боэций счел необходимым прежде всего решительно отмежеваться от преобладавшей в римской античности традиции вольного обращения с подлинником: «Боюсь, что я приму на себя вину “верного переводчика” (в оригинале – fidus interpres, т. е. аллюзия на упомянутое выше высказывание Горация. – Л.Н., Г.Х.), ибо передал текст… слово в слово. Причина этому та, что в трудах, в которых ищут познания вещей, должна быть выражена не изящная красота речи, а не подвергшаяся искажениям истина»[16]16
Цит. по: Jakobsen E. Translation. A Traditional Craft. Copenhagen, 1958. P. 97.
[Закрыть].
Переводческая деятельность Боэция получила высокую оценку со стороны его младшего современника Магна Аврелия Кассиодора Сенатора (490?—575?), которого как и Боэция часто называют «последним римляном». «Какие бы науки и искусства ни создала силами своих мужей красноречивая Греция, – обращался он к последнему, – все их Рим принял от тебя одного. Все их ты сделал ясными посредством отменных слов, прозрачными – посредством точной речи, так что они предпочли бы твое произведение своему, если бы имели возможность сравнить свой труд с твоим»[17]17
Цит. по: Семенец О.Е., Панасьев А.Н. История перевода. Киев, 1989. С. 64.
[Закрыть]. Сам Кассиодор (занимавший, как и Боэций, высокие государственные посты) был организатором и активным участником перевода на латинский язык сочинений Иосифа Флавия.
Как показывает приведенный выше обзор, в Древнем Риме существовали самые различные типы перевода (информационно-коммуникативного и художественного), включая сравнительно точное воспроизведение подлинника, сочетание последнего с оригинальными мотивами, контаминацию, различные способы адаптации и переработки оригинала и т. д. По сути, в нем были представлены все виды перевода, известные и в наши дни, хотя несомненно преобладало (поскольку речь идет о художественном тексте)[18]18
Следует учитывать, что само понятие художественной литературы в античном мире было гораздо более широким, чем в позднейшие эпохи, и включало такие жанры, как история, ораторское искусство, отчасти философская и научная литература и т. д.
[Закрыть] достаточно свободное отношение к оригиналу. Было также положено начало теоретическим рассуждениям о целях, задачах и методах перевода и критической оценке его результатов, которые впоследствии оказали большое влияние на дальнейшее развитие европейской переводческой традиции.
Глава 3
Мировые религии и развитие перевода
1. Понятие мировой религииК числу мировых религий принято относить буддизм, христианство и мусульманство, вышедшие далеко за пределы своего первоначального распространения и объединяющие людей, принадлежащих к различным народам и расам и говорящих на разных языках. Таким образом, для мировых религий характерно стремление к универсализму, что предопределяет важное значение, отводимое в них религиозной пропаганде, которая немыслима без перевода соответствующей сакральной литературы. Часто само принятие новой религии приводило к появлению у тех или иных народов письменности и литературы – сначала переводной, а затем и оригинальной.
Вместе с тем универсальный характер соответствующей мировой религии мог вызывать и тенденцию к использованию только одного языка, выполняющего сакральную функцию и противопоставляемого всем остальным в качестве единственного средства, пригодного для религиозных нужд. Это, в свою очередь, приводило к ограничению сферы действия национальных языков, а иногда и к попыткам полного их вытеснения из литературы – причем не только духовной в собственном смысле слова, но и светской. Так, например, исламская традиция вообще не допускала перевода священной книги мусульман – Корана на другие языки, чем и объясняется отсутствие в данной главе посвященных ей разделов. Сложно и противоречиво обстояло дело с указанной проблемой в католических странах средневековой Европы и т. д.
2. Переводы буддийской литературыОснователем буддизма считается религиозный деятель сиддхартха шакьямуни («отшельник-мудрец из племени шакьев»), происходивший из знатного рода Гаутама и принявший имя Будда («просветленный»). Точные даты его жизни неизвестны; предположительно они относятся к 563 (566)– 483 (486) гг. до н. э., хотя высказывались и другие предположения.
Буддийская литература весьма богата и разнообразна по содержанию (канонические тексты, комментарии, религиозно-философские произведения и т. д.). Согласно традиции, сам Будда, желавший, чтобы его последователи излагали новое учение на своих родных языках, проповедовал на одном из среднеиндийских языков – магадхи. Однако памятники буддийской литературы дошли до нас на разных языках – сакскрите, тибетском, палие и др., что затрудняет вопрос о первоначальном составе буддийского канона.
Проникновение буддизма в Китай привело к появлению переводов буддийских текстов на китайский язык. Необходимо отметить, что до этого переводческая деятельность в Китае фактически отсутствовала (поскольку речь идет о литературном переводе). Указанное обстоятельство в значительной степени объяснялось присущей древнекитайской культуре замкнутости и уверенности в своем превосходстве над всем иностранным, «варварским», подобно тому, как это имело место в Древней Греции. Естественно, что первыми переводчиками[19]19
Предположительно начало перевода буддийских текстов на китайский язык относится к I в. н. э.; достоверные сведения о передаче буддийских сутр датируются II в.
[Закрыть] стали не китайцы, а прибывшие в Китай буддийские миссионеры – выходцы из Индии, Парфии, Центральной и Средней Азии. Поскольку перед переводчиками стояла необычайно сложная задача – не только преодолеть языковые трудности, но и донести до китайской аудитории философские категории, представления и этические нормы буддизма, они часто работали целыми коллективами, обсуждая варианты переводов и выбирая необходимую терминологию. Среди наиболее видных переводчиков были индийские монахи Катаяна Матанги и Дхармаратна, которым приписывается перевод «Сутры из 42 глав», представлявший собой скорее изложение основных догм буддизма, парфянец Ань Шингао и другие. Первым собственно китайским переводчиком традиционно считается Янь Фодяо, который вместе с парфянцем Ань Сюанем, как считается, перевел знаменитую «Сутру о Виламокирти».
Сохранилось несколько рассказов о чудесных явлениях, связанных с переводческой деятельностью проповедников буддизма. Так, согласно преданию, монах Сангхдэва, прибывший в Китай из Кашмира (402 г.) в качестве миссионера, не имел с собой никаких книг, однако сумел по памяти перевести на китайский язык одну из самых обширных буддийских сутр. Другой индиец – Кумараджива, прибывший в Китай по приглашению правителя страны в 402 г., прославился тем, что устно переводил по памяти буддийские тексты, которые писцы записывали под его диктовку. Поскольку многие более ранние китайские версии не отражали истинного содержания санскритских оригиналов, Кумараджива создал с помощью выделенных ему помощников новый перевод одной из сутр. Приобретя широкую известность, Кумараджива тем не менее считал, что сохранить в переводе изящество и выразительность необычайно трудно. Сохранилось предание, согласно которому Кумараджива поклялся, что если он не допустил при передаче никаких ошибок, то после смерти, когда его тело будет сожжено, язык останется невредимым, и это предсказание сбылось.
Появление на китайском языке буддийских произведений оказало большое влияние на китайскую литературу и способствовало пробуждению интереса и к воссозданию индийских трактатов по медицине, астрономии и т. д.
Переводческая деятельность способствовала формированию соответствующих школ и концепций. Осуществлялась и редакторская деятельность, в которой принимал участие поэт Се Линюнь, специально изучавший санскрит.
Помимо Китая, переводы буддийских текстов осуществлялись в государствах Юго-Восточной, Центральной и Средней Азии, в Японии и т. д., оказав большое влияние на их дальнейшее культурное развитие.
3. Ветхозаветная литература и ее переводы на греческий языкКак известно, специфической особенностью христианского учения является преемственная связь с древнееврейской религией – иудаизмом, Священная Книга которого вошла в христианскую Библию под именем Ветхого Завета. Жанровые и стилевые особенности входящих сюда произведений отличаются большим разнообразием, поскольку ветхозаветный канон складывался на протяжении почти тысячи лет – приблизительно в XII–II вв. до н. э.
Вопрос о создании греческой версии библейского текста возник в III в. до н. э. среди александрийских евреев и, как отмечалось выше, был связан с тем обстоятельством, что знание древнееврейского языка среди последних к этому времени стало редкостью. Следует отметить, что соображения религиозной пропаганды в данном случае решающей роли, вероятно, не играли, поскольку в целом миссионерская направленность для иудаизма нехарактерна. Вместе с тем легенда, возникшая вокруг этого перевода, ясно свидетельствует о стремлении придать созданию греческого текста Библии характер, выходящий за пределы чисто внутрииудейских дел, приписав инициативу его появления самому царю эллинистического Египта Птолемею II Филадельфу, правившему страной в 285–246 гг. до н. э., который якобы, узнав о существовании мудрой книги, содержащей иудейские законы, обратился к иудейскому первосвященнику Элеазару с письмом, где говорилось: «Желая сделать приятное всем живущим на земле иудеям, я решил приступить к переводу вашего закона и, переведя его с еврейского языка на греческий, поместить эту книгу в своей библиотеке.
Поэтому ты поступишь хорошо, если выберешь по шести престарелых мужей из каждого колена, которые вследствие продолжительности занятий своих законами многоопытны в них и смогли бы в точности перевести его. Я полагаю стяжать себе этим делом величайшую славу»[20]20
Иосиф Флавий. Иудейские древности. Т. II. Минск, 1994. С. 97. Колена – иудейские роды, основателями которых, согласно Библии, были 12 сыновей патриарха Иакова.
[Закрыть].
Далее легенда повествует, что из каждого из 12 «колен Израилевых» было отобрано по шесть ученых переводчиков, прибывших в Египет. Размещенные на острове Фаросе, они были лишены возможности общаться друг с другом, но когда после окончания работы рукописи сличили, оказалось, что все переводы совпали слово в слово. Созданная версия позднее стала именоваться Септуагинтой (лат. septuaginta – «семьдесят»), или переводом Семидесяти Толковников (цифра 72 подверглась округлению). Считается, что она включала первую часть Священного Писания – Пятикнижие Моисеево, а вся работа по переводу иудейской Библии была завершена к концу II в. до н. э.
Исследователи Септуагинты отмечали, что уровень и стиль передачи отдельных частей оригинала весьма различны – от буквального воспроизведения до парафразы. Наблюдаются в ней и определенные отклонения от подлинника, вызванные несходством языковых систем и культурной традиции.
После возникновения христианства Септуагинта вошла в состав греческой Библии в качестве Ветхого Завета, причем считалась столь же боговдохновенной, как и еврейский оригинал. Однако в иудейских кругах к первым векам нашей эры стало распространяться убеждение в том, что эта версия слишком отступает от подлинника. По-видимому, помимо действительно наличествовавшего в Септуагинте некоторого налета античного мировоззрения[21]21
В качестве примера в специальной литературе часто приводят передачу древнееврейского tob («хорошо») греческим kalon («прекрасно»), вследствие чего знаменитая фраза из книги «Бытие» – «И увидел Бог, что (это) хорошо» приобрела окраску греческого представления об эстетической красоте мира.
[Закрыть], сыграло роль и желание иметь собственный греческий текст, отличающийся от христианского. Результатом стало появление во II в. н. э. перевода Аквилы, за которым закрепилась репутация крайне буквалистического, и относящегося к рубежу II–III вв. перевода Симмаха, который, как считается, характеризовался большей свободой по отношению к оригиналу и ориентировался на нормы переводящего (греческого) языка при сохранении в целом смысла подлинника. Известна также версия Феодотиона, вероятно, также созданная во II в. и скорее представлявшая обработку Септуагинты. Впрочем, судить о качестве упомянутых переводов можно лишь по весьма незначительным фрагментам и отзывам древних авторов, поскольку в полном виде они до нас не дошли. Как представляется, причина их утраты состояла в том, что христианской версией всегда оставалась Септуагинта, а греческий язык перестал в дальнейшем использоваться иудеями, уступив место в синагоге древнееврейскому языку[22]22
Вообще, использование греческого языка в культовых целях вызывало в кругах ортодоксальных иудеев достаточно сложную реакцию, и уже в I в. н. э. возникла легенда, что после перевода Священного Писания тьма окутывала землю в течение трех дней.
[Закрыть].
В III в. н. э. один из отцов церкви – Ориген Александрийский (185?—254?) cличил имевшиеся в его распоряжении греческие версии с еврейским оригиналом и расположил их в виде вертикальных столбцов – подлинный текст, его транскрипция греческими буквами и существующие переводы[23]23
Этот труд известен под названием «Гексапла».
[Закрыть]. Позднее, в IV в., появились и другие редакции – Лукиана в Антиохии и епископа Гензихия (Исихия) в Александрии, получившие распространение в разных частях христианского мира.
С распространением христианства на территории Римской империи встал вопрос о создании ее латинской версии. Причем, если в случае с греческим переводом речь шла только о воссоздании ветхозаветного канона (поскольку оригиналы книг Нового Завета были написаны по-гречески, хотя уже в древности высказывались предположения о первоначальной арамейской редакции некоторых из них), переводить здесь предстояло обе части Библии.
Первый вариант латиноязычного Священного Писания, как предполагают, был создан во II в. христианами Северной Африки и в дальнейшем стал известным под именем Италы. Однако, несмотря на признание со стороны таких крупных христианских мыслителей, как Тертуллиан, Киприан и Августин, текст названной версии довольно сильно расходился в ряде моментов с оригиналом, а кроме того, в различных ее рукописях содержались существенные разночтения – обстоятельство, не только крайне нежелательное, но и прямо опасное для единства веры. Особенно сильно необходимость создания канонической Библии на латинском языке стала ощущаться в IV в., когда христианство утвердилось в Римской империи в качестве государственной религии.
По решению тогдашнего главы католической церкви – папы Дамасия выполнение указанной задачи было поручено Евсевию Софронию Иерониму (340?—420?)[24]24
По месту рождения его называли также Иеронимом Стридонским (Стридон – город в пограничной местности между Далмацией и Паннонией).
[Закрыть], которому, по собственным словам, предстояло пересмотреть труды своих предшественников и исправить то, что было «плохо переведено дурными переводчиками, еще хуже исправлено самонадеянными невеждами и добавлено либо изменено дремавшими переписчиками»[25]25
Bibla sacra juxta Vulgatam Versionem. T. II. Stuttgart, 1975. P. 1515.
[Закрыть].
При этом подход Иеронима к передаче книг Ветхого и Нового Заветов существенно различался. Если, работая над версией Нового Завета, он видел свою задачу прежде всего в сличении существовавших вариантов, отборе тех, которые соответствовали греческому подлиннику, и исправлении явных расхождений с ним, то большинство произведений, входящих в состав Ветхого Завета, Иероним перевел заново с древнееврейского языка на латынь.
Работа предшественников не удовлетворяла создателя нового варианта прежде всего потому, что они видели зачастую только поверхность текста, а не его глубину. Поэтому книги Священного Писания предстают в переводах гораздо более тяжеловесными и гораздо менее изящными, нежели в оригинале, представляющем собой образец высокой поэзии. В связи с отмеченным моментом Иероним указывает на стоящую перед переводчиком дилемму: ведь дословный перевод приводит к абсурду, а вынужденное необходимостью отступление от него представляется нарушением обязанностей переводчика.
Для ответа на вопрос, какому пути все-таки отдавал предпочтение сам Иероним, исследователи обращаются обычно к написанному им «Письму к Паммахию о лучшем способе перевода», где, характеризуя свою переводческую деятельность (а помимо Библии перу Иеронима принадлежали латинские версии исторического труда церковного историка Евсевия, сочинений Оригена, богословского труда Дидима), автор подчеркивал, что, следуя заветам античных классиков (Цицерона, Горация, Теренция, Плавта, Цецилия), он всегда передавал не слово словом, а мысль мыслью – всегда, за исключением Священного Писания, «где и самый порядок слов есть тайна». Иными словами, с точки зрения Иеронима, столь высоко ценимые им принципы древнеримской переводческой традиции не подходят для воссоздания Слова Божия (напомним, что сакральные тексты вообще не входили в сферу деятельности римских переводчиков). Поэтому Иероним подвергает критике не только пресловутого Аквилу, чей буквализм означал фактическое уничтожение подлинника, но и тех, в ком он видел союзников по борьбе с прямолинейной дословностью – опиравшегося главным образом на смысл Симмаха, «одержимого риторическим духом» Цицерона и даже Септуагинту, где многие места, в которых, согласно христианскому толкованию, речь идет о Святой Троице, либо переданы по-иному, либо вообще обойдены молчанием. В связи в этим Иероним настаивает на праве давать при переводе ветхозаветного канона иную интерпретацию (несмотря на признание перевода Семидесяти Толковников христианской церковью), мотивируя свой подход следующим образом: создатели греческого текста переводили еще до появления Христа и часто не могли понять подлинный смысл пророчеств; мы же сейчас, зная, о чем идет речь, имеем дело не столько с пророчествами, сколько с историей; и так как лучше понимаем смысл текста, способны и перевести его лучше предшественников. Вот почему создатель латинской Библии часто считает необходимым не следовать старым переводам, а опираться на оригинальные источники, благодаря которым в переводе обретут подлинное звучание и слова, и значения, и неразрывно связывающее их в оригинале единство.
Однако Иероним хорошо понимал, что, несмотря на все приведенные им доводы, вряд ли ему удастся избежать нападок противников. «Кто из ученых или неучей, – писал он папе Дамасию, – взяв в руки этот труд и обнаружив в нем уже с первых страниц расхождения с привычным текстом, не обрушится на меня с обвинениями в обмане и святотатстве за то, что я посмел что-то добавить, изменить или исправить в старых книгах»[26]26
Biblia Sacra… T. II. P. 1515.
[Закрыть].
Действительно, отклонения от столь почитаемого в христианских кругах текста Септуагинты вызвали со стороны некоторых критиков обвинения в ереси. Однако, уже начиная с VII в., версия Иеронима, получившая наименование «Вульгата» («Общераспространенная»), была принята католической церковью и вошла в повсеместное употребление, а еще девятьсот лет спустя Тридентский собор 1546 г. объявил ее боговдохновенной и равной оригиналу.
Проблемы перевода библейского текста касался в своем теологическом трактате «О христианской науке» и один из крупнейших мыслителей позднеантичной эпохи Аврелий Августин (354–430), отмечавший необходимость глубокого знания языков, на которых были написаны оригиналы Ветхого и Нового Заветов, а также умения прояснять «темные» (т. е. затруднительные для понимания) места подлинника «светлыми». Августин останавливался и на таких вопросах, как наличие у слов разных значений, затрудняющих правильное понимание, архаичная лексика, идиомы, реалии (названия тех или иных конкретных вещей, животных, растений, предметов быта и т. п.). Важное значение отводит автор принципу сопоставления разных версий, причем указывает на пользу, приносимую буквальными переводами, поскольку последние при всей своей корявости более точны при передаче оригинала. Однако в отличие от Иеронима сам Августин переводческой деятельностью не занимался, а его теоретические размышления относились скорее к экзегетике (толкованию) библейских текстов, нежели к переводу в собственном смысле слова.
