Текст книги "История русской семиотики до и после 1917 года"

Автор книги: Георгий Почепцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)

Почепцов Георгий
История русской семиотики до и после 1917 года

Георгий Почепцов

История русской семиотики до и после 1917 года

Книга посвящена предыстории русской семиотики – практически единственной гуманитарной области бывшего СССР, получившей мировую известность Читателя в максимально "цитатной форме" знакомят с наблюдениями и прозрениями ряда гениальных "научных еретиков", вхождение в семиотическую парадигму которых стало ясным лишь для потомков.

ВВЕДЕНИЕ 1

ГЛАВА ПЕРВАЯ 1

ПРЕДЫСТОРИЯ СЕМИОТИКИ В РОССИИ 1

1.1. ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ КОМПОНЕНТ 1

1.2. ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ КОМПОНЕНТ 1

1.2.1. А.Н.Веселовский 1

1.2.2. Н.В.Крушевский 1

1.2.3. А.А.Потебня 1

1.3. СИСТЕМНЫЙ КОМПОНЕНТ 1

1.3.1. А. А.Богданов 1

1.3.2. П.А.Сорокин 1

1.3.3 Н.Д. Кондратьев 1

1.3.4. В.М.Бехтерев 1

1.4. ПРАВОСЛАВНЫЙ КОМПОНЕНТ 1

1.5. СИМВОЛИЧЕСКИЙ КОМПОНЕНТ 1

1.6. ТЕАТРАЛЬНЫЙ КОМПОНЕНТ 1

1.7. ТВОРЧЕСКИЙ КОМПОНЕНТ 1

1.8. ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КОМПОНЕНТ 1

1.9. ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЙ КОМПОНЕНТ 1

1.10. ИМПЕРСКИЙ КОМПОНЕНТ 1

1.11. МЕТАКОМПОНЕНТ 1

ГЛАВА ВТОРАЯ. ИСТОРИЯ до 1917 ГОДА 1

2.1. В.Э.МЕЙЕРХОЛЬД О СЕМИОТИКЕ ТЕАТРА 1

2.2. Я.ЛИНЦБАХ О ВИЗУАЛЬНОЙ СЕМИОТИКЕ 1

2.3. Н.Н.ЕВРЕИНОВ О ТЕАТРАЛЬНОСТИ 1

2.4. Л.П.ЯКУБИНСКИЙ И Е.Д.ПОЛИВАНОВ О ПОЭТИЧЕСКОМ ЯЗЫКЕ 1

2.5. О.Э.МАНДЕЛЬШТАМ О СОБЕСЕДНИКЕ 1

2.6. В.В.РОЗАНОВ КАК СЕМИОТИК-ПРАКТИК 1

2.7. М.О.ГЕРШЕНЗОН О ДУАЛИСТИЧЕСКИХ СТРУКТУРАХ 1

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ПОСЛЕРЕВОЛЮЦИОННЫЙ ПЕРИОД 1

А) ИСТОРИЧЕСКИЙ ПОДХОД 1

3.1. Петр Бицилли 1

3.2. Лев Карсавин 1

3.3. Вячеслав Иванов 1

Б) ГЕРМЕНЕВТИЧЕСКИЙ ПОДХОД 1

3.4. Густав Шпет 1

В) РЕЛИГИОЗНЫЙ ПОДХОД 1

3.5. павел ФЛОРЕНСКИЙ 1

3.6. Евгений Трубецкой 1

Г) ТЕАТРОВЕДЧЕСКИЙ ПОДХОД 1

3.7. александр КУГЕЛЬ 1

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ФОРМАЛЬНОЕ НАПРАВЛЕНИЕ 1

4.1. ИСХОДНЫЙ КОНТЕКСТ 1

4.2. ФОРМАЛЬНЫЙ МЕТОД В ИСКУССТВОЗНАНИИ 1

4.3. ФОРМАЛЬНЫЙ МЕТОД В МУЗЫКОЗНАНИИ 1

4.4. ФОРМАЛИСТЫ В ЛИТЕРАТУРЕ И ЖИЗНИ 1

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 1

СЕМИОТИКА ПОВЕДЕНИЯ И ДРУГИЕ ИДЕИ ЮРИЯ ЛОТМАНА 1

ИЗБРАННАЯ БИБЛИОГРАФИЯ 1

ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ 1

ВВЕДЕНИЕ

Русская семиотика, истоки которой мы рассматриваем в той книге, оказалась практически единственной гуманитарной областью бывшего СССР, получившей мировую известность. Формальное литературоведение, В.Я.Пропп, М.М.Бахтин, потом московско-тартуская школа во главе с Ю.М. Лотманом всегда привлекали внимание ученых. Мы же остановимся на более раннем срезе этого явления, попытаемся обнаружить корни данной исследовательской парадигмы. Нашим объектом станет семиотика в еще не оформленном окончательно инструментарии, это скорее семиотические наблюдения ряда прозорливых ученых, чем сформулированные концепции. Но ценны и прозрения, которые мы попытаемся воссоздать на этих страницах.

Чтобы сберечь специфику мысли каждого автора, мы подаем материал в максимально цитатной форме. Оригинальность приводимых взглядов хорошо видна сегодня, когда они получили дальнейшее, более системное развитие, для современников же в ряде случаев все это могло казаться просто ересью.

Книгу мы и посвящаем научным еретикам. Еретики получают свою известность только спустя определенное время, их никогда не признают современники. Тем существеннее их вклад, который удается сделать, лишь преодолев сопротивление среды. С точки зрения семиотики, это люди со своими голосами. Их принципиально не манит хор. Именно с такими людьми и знакомит данная книга.

Заметим, что сходное по тематике исследование Вяч. Вс. Иванова "Очерки по истории семиотики в СССР" (М., 1976), практически единственное в бывшем Союзе и последующем Содружестве, описывает иной период и другие персоналии. Это же мы можем сказать и о хрестоматии Игоря Чернова, поскольку, касаясь формального направления, мы намеренно отказались от анализа его литературоведческой

предыстория семиотики в России 6

составляющей как наиболее известной (Хрестоматия по теоретическому литературоведению – Тарту, 1976). Тем более, что теперь имеется и перевод работы Виктора Эрлиха (Русский формализм: история и теория. СПб., 1996), где формальное направление подвергнуто монографическому исследованию.

Семиотика остается в основе своей дисциплиной, которая все еще формирующейся, и поэтому в некотором роде отторгает попытки своей собственной истории. Осознание своей истории признак взросления. Но современники не могут увидеть того, что становится заметным в период жизни следующих поколений. Для нас таким периодом является время Юрия Лотмана, во многом благодаря личности которого удалось удержать научную нить поколений, идущую от начала века до сегодняшнего дня.

Заметим также, что первые семиотические наблюдения не всегда были выражены в той научной форме, к которой мы привыкли сегодня. Но это было начало, и здесь важны первые ростки.

Семиотика родилась не сегодня. Давайте заглянем в период, когда она еще робко стучится в храм науки. Лишь после она становится там полноправной хозяйкой.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ПРЕДЫСТОРИЯ СЕМИОТИКИ В РОССИИ

1.1. ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ КОМПОНЕНТ

Начало XX века дает странное ощущение эпохи Мне кажется, что именно увлеченность новым и стало определяющим фактором. Н.А.Бердяев в своем "Самопознании" называет этот период русским культурным Ренессансом. Он пишет, что "тогда было опьянение творческим подъемом, новизна, напряженность, борьба, вызов. В эти годы России было послано много даров" (Бердяев Н.А. Самопознание. Опыт философской автобиографии. – М., 1991 С.140) И приводит интересный пример. Кто мог рассчитывать на успех в любви? В 60-е годы – материалист и мыслящий реалист В 70-е – народник. В 90-е – марксист А затем вновь настало время романтиков И революция 1917 года также обладала таким элементом новизны, хотя Н. А. Бердяев и написал– "Русская революция была также концом русской интеллигенции. Революции всегда бывают неблагодарны Русская революция отнеслась с черной неблагодарностью к русской интеллигенции, которая ее подготовила, она ее преследовала и низвергла в бездну" (Там же. С 231) И далее "Свобода не демократична, а аристократична Свобода не интересна и не нужна восставшим массам, они не могут вынести бремени свободы" (Там же) Так Н.А.Бердяев, вероятно, объясняет отмеченное им несовпадение интересов интеллигенции и революции

Сходно анализировал монархию и республику другой русский философ И А Ильин. Для монархии, по И. А. Ильину, характерен культ ранга, то есть внимание к проявлениям лучшего во всех областях Для республики нечто обратное – культ равенства. Правда, еще в 1908 году в своих лекциях М.М. Ковалевский говорил студентам. "Равенство в политическом бесправии так же содействует упадку сословных предубеждений, как и проводимое законом равенство в правах"

Однако все ощущали наступление новой эпохи, которая совпала со временем молодости многих будущих талантов Произошла смена моделей поведения во всех областях. Модели письма А. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского уже не были живыми, не были образцами для подражания.

предыстория семиотики в России 8

Вновь науки слились в одну, в пучок, чтобы затем снова разделиться. В момент такого слияния и рождается интерес к универсальным законам. Ведь что такое, например, формальное литературоведение, как не универсальные законы построения Текста. Семиотика – это универсальные законы построения Языка. Надо было уйти от случайных факторов – кто автор: А.Н.Толстой или В.Шекспир – и видеть только повторяющиеся во всех текстах структуры. Это была невероятно трудная задача, поскольку и сегодня автор со своей биографией и живым поведением заполняет и предопределяет изучение текста.

Слияние наук можно увидеть даже там, где его не замечали сами авторы. Я имею в виду, например, музыкознание, труды по которому не упоминаются в работах по истории семиотики. Статьи и книги 20-х годов Б.В.Асафьева, А.В.Финагина, Р.И.Грубера, Б.А. Яворского показывают нам зарождение практически тех же идей, только на ином, музыкальном материале, форма в музыке, музыкальный быт и др. – это те же проблемы (даже термины повторяются), что и в формальном литературоведении. Такова, вероятно, была общая атмосфера, общее видение мира, впрочем, один и тот же город -Петроград.

И экспериментальная, модернистская литература тоже принадлежит этому времени. Свои романы, например, как бы конструируют В.А.Каверин, И.Г.Эренбург. Мощные литературные языки порождают Н.М.Олейников, Д.И.Хармс, Велимир Хлебников, Андрей Белый. Это потом не без помощи И.Сталина произойдет унификация всех областей мысли. А тогда основоположниками были люди типа отца Павла Флоренского, философа и священнослужителя, но не в бытовом, а в высоко научном смысле. Его лишают всех возможностей для работы – он пишет статьи для "Технической энциклопедии". Творческая мысль его продолжает работать даже в заключении -в лагере он занимается проблемой вечной мерзлоты. Н.Д.Кондратьев создает свой огромный труд в Бутырской тюрьме. Эти люди, выросшие и сформировавшиеся в атмосфере свободы и творчества, на всю жизнь остаются недосягаемыми для последующих поколений советских людей, впрочем до самого недавнего времени и не подозревавших о существовании возможных образцов для подражания.

интеллектуальный компонент 9

Мы потеряли сегодня сочетание уровня знаний и уровня генерации новых идей. Люди теперь относятся либо к тем, кто знает, либо к тем, кто создает. И чем лучше знание, например, современной литературы, тем беднее собственные оригинальные идеи. Тогда по непонятным причинам это сочеталось. Может, в этом плодотворном сочетании и лежит зарождение семиотики в России.

1.2. ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ КОМПОНЕНТ

Любая идея возникает в своем качественном варианте лишь на базе предшествующей реализации, причем очень часто неоднократной. Таких имен, с которыми мы можем связать реализацию семиотических идей в России, три. Это А.Н.Ввселовский, это Н.В.Крушевский и это A.A-Потебня. Они вышли за пределы конкретики своего материала, задавая определенные теоретические вехи, которые активно были использованы их последователями.

1.2.1. А.Н.Веселовский

Александр Николаевич Веселовский (1838-1906) приходит к своим теоретическим решениям, отталкиваясь от конкретных наблюдений в области сравнительного литературоведения. Можно увидеть последовательность зарождения его идей по названиям работ – путеводным вехам ученого. Открывая первый том его сочинений, изданный в Санкт-Петербурге в 1913 году, читаем: 1895 год – "Из истории эпитета", 1897 год – "Эпические повторения как хронологический момент", 1898 год – "Психологический параллелизм и его формы в отражениях поэтического стиля". И во второй том попадает не изданная при жизни ученого "Поэтика сюжетов"...

А.Н. Веселовский обнаруживает единые схемы организации речевого материала. Практически всюду при исследовании текстов мы видим, что литературоведение пытается повторить путь лингвистики, найти явления, сходные по своей обобщенности с грамматикой языка. С другой стороны, А.Н.Веселовскому удается даже сделать следующий шаг – в своем анализе он опускается до единиц элементарных, до условных "кирпичиков", когда он приходит к разграничению мотива и сюжета.

В предисловии ко второму тому Б.Ф.Шишмарев перечисляет курсы, прочитанные А.Н.Веселовским в университете, пред

предыстория семиотики в России 10

варяя это перечисление словами: "в громадной глыбе Поэтики сюжетов угадываешь больше того, что в ней успела высечь рука мастера" (Шитмарев В.Ф. Предисловие // Веселовский А.Н. Собрание сочинений: Том второй. Вып.1. Поэтика. Поэтика сюжетов (1897-1906). СПб., 1913. С.5).

Курсы эти таковы:

1897/1898 – "Историческая поэтика (история сюжетов)";

1898/1899 – "Историческая поэтика (история сюжетов, их развитие и условия чередования в поэтической идеализации)";

1899/1900 – "История поэтических сюжетов; разбор мифологической, антропологической, этнологической теорий и гипотезы заимствований. УСЛОВИ хронологического чередования сюжетов";

1900/1901 – "Романы бретонского цикла, вопрос об их происхождении и развитии";

1901/1902 – "Эпоха немецкого романтизма. Общественные и литературные идеи немецкого романтизма";

1902/1903 – "Эпоха немецкого романтизма. Поэтика сюжетов".

Движение мысли А.Н.Веселовского шло в поиске повторяющихся элементов, и это повторение он впервые находит в эпитетах, с современной точки зрения вроде бы наименее повторяющемся материале. А.Н.Веселовский, напротив, подчеркивает постоянство эпитета при определенных словах. Например: море "синее", леса "дремучие", поля "чистые", ветры "буйные" и т.п. То есть найденные эпитеты постепенно из единицы синтаксической становятся лексически обусловленными. Соответственно степень свободы, свойственная единице синтаксической, сменяется на степень несвободы, свойственной единице лексического уровня. "Из ряда эпитетов, характеризующих предмет, – пишет А.Н.Веселовский, – один какой-нибудь выделялся как показательный для него, хотя бы другие были не менее показательны, и поэтический стиль долго шел в колеях этой условности, вроде "белой" лебеди и "синих" волн океана" (.Веселовский А.Н. Собрание сочинений. Том первый Поэтика (1870-1899). СПб., 1913. С.454).

Смена эпохи приводит к постепенной смене символизаций. "Когда в поэтическом стиле отложились таким образом известные кадры, ячейки мысли, ряды образов и мотивов, которым привыкли подсказывать символическое содержание,

теоретический компонент 11

другие образы и мотивы могли находить себе место рядом со старыми, отвечая тем же требованиям суггестивности, упрочиваясь в поэтическом языке, либо водворяясь ненадолго под влиянием вкуса и моды. Они вторгались из бытовых и обрядовых переживаний, из чужой песни, народной или художественной, наносились литературными влияниями, новыми культурными течениями, определявшими, вместе с содержанием мысли, и характер ее образности" (Там же. С.455). Далее А.Н.Веселовский отмечает, что с приходом христианства яркие эпитеты сменяются на полутона.

В целом А.Н.Веселовский выделяет эти существенные для общения элементы, отмечая, что "поэтические формулы – это нервные узлы, прикосновение к которым будит в нас ряды определенных образов, в одном более, в другом менее, по мере нашего развития, опыта и способности умножать и сочетать вызванные образом ассоциации" (Там же. С.475).

Выделение поэтического языка, свойственное последователям А.Н.Веселовского в школе ОПОЯЗа, заложено тоже здесь, на этих страницах. Он писал: "Язык прозы послужит для меня лишь противовесом поэтического, сравнение – ближайшему выделению второго. В стиле прозы нет, стало быть, тех особенностей, образов, оборотов, созвучий и эпитетов, которые являются результатом последовательного применения ритма, вызывавшего отклики, и содержательного совпадения, создававшего в речи новые элементы образности, поднявшего значение древних и развившего в тех же целях живописный эпитет. Речь, не рифмованная последовательно в очередной смене падений и повышений, не могла создать этих стилистических особенностей. Такова речь прозы" (Там же. С.477).

Следующий этап движения мысли исследователя состоит в выделении повторяющихся формул. Его аргументация заключается в том, что личность на этом этапе еще не выделена из коллектива, ее эмоциональность коллективна: "Слагаются refrains, коротенькие формулы, выражающие общие, простейшие схемы простейших аффектов, нередко в построении параллелизма, в котором движения чувства выясняются бессознательным уравнением с каким-нибудь сходным актом внешнего мира" (Там же. С.327).

Первые процессы выделения индивидуального А.Н.Веселовский прослеживает на примере греческой лирики. И здесь вновь мы видим, что индивидуализация как бы коллективна.

предыстория семиотики в России 12

"Выход из старого порядка вещей предполагает его критику, комплекс убеждений и требований, во имя которых и совершается переворот; они ложатся в основу сословно-аристократической этики. Эта этика обязывает всех; оттого аристократ типичен, процесс индивидуализации совершился в нем в формах сословности. Он знатен по рождению, по состоянию и занятиям, блюдет заветы отцов, горделиво сторонясь черни; не вырасти розе из луковицы, свободному человеку не родиться от рабыни, говорит Теогнис. А между тем завоеванное, не обеспеченное давностью положение надо было упрочить, и это создавало ряд требований, подсказанных жизнью и отложившихся в правила сословной нравственности, которыми греческая аристократия отвечала в свои лучшие годы: жить не для себя, а для целого, для общины, гнушаться стяжаний, не стремиться к наживе и т.п." (Там же. С.333). Здесь мы видим интересные наблюдения по семиотизации поведения, которые затем развились в работы Г.О.Винокура о биографии и Ю.М.Лотмана о декабристах.

Основным же открытием А.Н.Веселовского стало выделение таких понятий, как мотив и сюжет. Здесь именно сравнительное литературоведение подсказывает А.Н.Веселовскому элементный, структурный характер повествования. Достигнув уровня схемы, элемента, кванта, А.Н.Веселовский совершил настоящее открытие. Последующая критика по поводу возможной разложимости мотива лежит в области улучшения имеющейся идеи.

Итак, что же такое мотив? "Под мотивом я разумею формулу, отвечавшую на первых порах общественности на вопросы, которые природа всюду ставила человеку, либо закреплявшие особенно яркие, казавшиеся важными или повторяющиеся впечатления действительности. Признак мотива – его образный одночленный схематизм" (Веселовский А.Н. Собрание сочинений: Том второй. Вып.1. Поэтика. Поэтика сюжетов (1897-1906). С.3).

Если в подобном определении ощущается некоторый социологизм, то развитие его становится уже чисто структурным описанием: "Простейший род мотива может быть выражен формулой а + б: злая старуха не любит красавицу -и задает ей опасную для жизни задачу. Каждая часть формулы способна видоизмениться, особенно подлежит приращению б; задач может быть две, три (любимое народное чис

теоретический компонент 13

ло) и более; по пути богатыря будет встреча, но их может быть и несколько" (Там же).

Таким образом, А.Н.Веселовский выделил "простейшую повествовательную единицу" – мотив. Сюжетом же стала тема, "в которой снуются разные положения-мотивы" (Там же. С.11).

Грамматика же сюжета стала одним из основных течений семиотической мысли в дальнейшем. Достаточно назвать такие имена в русской семиотике, как В.Б.Шкловский, В.Я.Пропп, Б.В.Томашевский.

И последняя важная для будущего тема, которая тоже получает свое начальное развитие в работах А.Н.Веселовского. Это соотношение языка прозы и языка поэзии. Мы уже упоминали об этом ранее, это работа "Три главы из исторической поэтики" (1899). "Исторически поэзия и проза, как стиль, могли и должны были появиться одновременно: иное пелось, другое сказывалось" (Веселовский А.Н. Собрание сочинений: Том первый. Поэтика (1870-1899). С.480). Завершается работа проблемой взаимовлияния: "Взаимодействие языка поэзии и прозы ставит на очередь интересный психологический вопрос, когда оно является не как незаметная инфильтрация одного в другой, а выражается, так сказать, оптом, характеризуя целые исторические области стиля, приводя к очередному развитию поэтической, цветущей прозы. В прозе является не только стремление к кадансу, к ритмической последовательности падений и ударений, к созвучиям рифмы, но и пристрастие к оборотам и образам, дотоле свойственным лишь поэтическому словоупотреблению" (Там же). И далее: "Язык поэзии инфильтруется в язык прозы; наоборот, прозой начинают писать произведения, содержание которых облекалось когда-то или, казалось, естественно облеклось бы в поэтическую форму. Это явление постоянно надвигающееся и более общее, чем рассмотренное выше" (Там же. С.481).

В целом работы А.Н.Веселовского обладают как наличием богатого материала, так и интересными теоретическими обобщениями, что вообще характерно для русской семиотической традиции, получившей затем свое окончательное развитие в работах Ю.М.Лотмана.

1.2.2. Н.В.Крушевский

"Николай Вячеславович Крушевский (1851-1887) – второе имя,

выносимое нами в список предшественников русской семио

предыстория семиотики в России 14

тики – концентрировал свои исследования в области языкознания. Для него в сильной степени характерна попытка системного взгляда, связывающего воедино разнородные языковые параметры. Приведем некоторые примеры из его книги "Очерк науки о языке", изданной в Казани в 1883 году. Он является учеником И.А-Бодуэна де Куртенэ, и это многое объясняет.

На страницах этой книги сразу просматриваются параллели к будущим наблюдениям. Например: "наше предложение является субститутом не одной мысли, а целой группы мыслей; оно служит итогом этой группы и притом итогом только приблизительным, так как самая группа не есть место постоянное и строго определенное, а колеблющееся и неопределенное" (Крушевский Н.В. Очерк науки о языке. – Казань, 1883. С.10).

На страницах 64-65 Н.В.Крушевский пытается ответить на вопрос -почему "все люди с нормальными умственными способностями довольно скоро и довольно легко научаются владеть языком" (Там же. С.64)? Это вопрос Н.Хомского. Ответ самого Н.В.Крушевского лежит в системности языка:

"усвоение и употребление языка было бы невозможно, если бы он представлял массу разрозненных слов. Слова связаны друг с другом непосредственно: 1) ассоциацией по сходству и 2) ассоциацией по смежности. Отсюда происходят гнезда или системы и ряды слов. Ассоциации сходства делают возможным творчество в языке" (Там же. С.69).

Н.В.Крушевский обращает внимание не только на факторы, способствующие созданию системы, но и на факторы, разрушающие систему, названные им деструктивными. Их он выделил четыре: фонетические, морфологические, производящие и воспроизводящие. Последние два относятся к явлению существования параллельных форм, а также воспроизводства слов из другой системы (См.: Там же. С.96-97).

Даже терминология, которой пользуется Н.В.Крушевский, достаточно приближена к современным рассуждениям: "И мы не можем сказать, что слово "волчий" имеет такую форму только потому, что оно постоянно воспроизводится; оно производится, но производится по образцу своих структурных, а не материальных родичей" (Там же. С.123). И далее "Следовательно, только то, что основано на одном воспроизводстве, только те формы, которые помнятся как отдельные

теоретический компонент 15

формы – сами по себе или входя в состав рядов, – стоят вне языковой системы" (Там же).

В этом же стиле письма звучит следующее высказывание:

"Язык имеет собственную археологию" (Там же. С. 134).

"Очерк науки о языке" завершается основными положениями, которые мы приведем:

"I. Язык изменяется благодаря сложности и неопределенности своих элементов: звуков, морфологических частей и слов.

II. Беспредельность этой изменяемости объясняется символическим характером слова.

III. Языковые элементы: звуки, морфологические части и слова не только изменяются, но тоже исчезают. Потому язык, путем переинтеграции наличного материала, вечно создает новый.

IV. Законы ассоциации одинаково важны для понимания как психических, так и языковых явлений.

1. Эти законы превращают бесконечную массу слов в одно стройное целое. Благодаря ассоциации по сходству слова образуют множество координированных систем или гнезд; ассоциация по смежности строит их в ряды.

2. Эти законы делают возможным существование языка:

без ассоциации сходства невозможно производство слова, без ассоциации смежности – его воспроизводство.

3. Ассоциация сходства дает начало слову, а ассоциация смежности дает ему значение.

V. Развиваясь, язык вечно стремится к полному общему и частному соответствию мира слов миру понятий" (Там же. С.149).

Эта последняя страница книги полна ассоциаций с Ф. де Соссюром, что и понятно, поскольку своим учителем Н.В.Крушевский называет И.А.Бодуэна де Куртенэ.

Перед нами теоретическая работа, стоящая явно впереди своего времени. Н.В.Крушевский даже позволяет себе критиковать стандартный метод сравнительной грамматики "все сходное в языках а, b, с... первично и унаследовано ими от общего их родоначальника, языка А; все несходное вторично, произошло впоследствии, на почве отдельных языков" (Так же. С.2). Сам же Н.В.Крушевский придерживается иного правила: "простой эмпирический прием сравнения недостаточен; на каждом шагу нам необходима помощь дедукции из

предыстория семиотики в России 16

прочно установленных фонетических и морфологических законов" (.Там же. С.3).

В конце своей жизни Н.В.Крушевский сходит с ума. И жаль, что этот названный им самим "предварительный очерк" не находит дальнейшего развития.

В заключение приведем еще последние слова из "Введения" к этой книге:

"Читатель, который умеет ценить обобщение само по себе и помнит, что не всякий настолько счастлив, чтобы располагать своим временем и иметь достаточно физических сил для продолжительной и кропотливой обработки частностей, – такой читатель, надеюсь, отнесется снисходительно к многочисленным недостаткам моей книги" (Там же. С.9).

1.2.3. А.А.Потебня

В обычном перечне классиков А.А.Потебня соседствует с А.Н.Веселовским, мы же "разбавили" список именем Н.В.Крушевского. Прежде чем перейти непосредственно к воззрениям А.Потебни приведем по воспоминаниям Д.Овсянико-Кулнковского впечатление, которое производил его облик: "И у меня, как и других, в отношении к этому человеку как-то само собой сложилось внутреннее, безотчетное убеждение в том, что те обыкновенные чувства уважения, удивления, симпатии, приверженности и т.п., какие мы питаем к людям, в обычном смысле выдающимся, одаренным высокими, но не так уж редко встречающимися качествами ума и души, для Потебни должны быть признаны совершенно недостаточными: он был выше всего этого. Упомянутые чувства уважения, симпатии и т.д. нейтрализовались, распускались в каком-то другом, особенном чувстве, какого не может вызвать в нас самый выдающийся, самый обаятельный "обыкновенный смертный". В Потебне чувствовался смертный необыкновенный" (Овсянико-Куликовский Д.Н. Воспоминания. П., 1923. С.169-170).

Основные работы Александра Афанасьевича Потебни (1835-1891): "Мысль и язык", "Из записок по теории словесности", "Из лекций по теории словесности", "Из записок по русской грамматике". Работы по теории словесности, отмеченные выше, изданы по записям его слушательниц, словно "Курс общей лингвистики" Ф. де Соссюра. Для его более точной характеристики следует добавить, что А.А.Потебня находился под сильным влиянием В. фон Гумбольдта, сочинение которого даже было переведено в России в качестве

теоретический компонент 17

учебного пособия по теории языка и словесности для военно-учебных заведений: "О различии организмов человеческого языка и о влиянии этого различия на умственное развитие человеческого рода" (Санкт-Петербург, 1859). Соответственно и идеи А.Потебни послужили толчком для развития ряда направлений гуманитарной мысли. Как пишет О.Пресняков, "Теоретики символизма (а позже и футуризма) в различных рассуждениях о "магии слова", о его многозначительной символичности и самоценности не раз пытались опереться на некоторые мысли Потебни о символичности "внешней" формы, использовать их для научного подкрепления своих концепций художественного творчества" (Пресняков О. Поэтика познания и творчества. Теория словесности А.А.Потебни. – М., 1980. С.127).

Основные идеи А.А.Потебни лежат в следующих областях:

внутренняя форма слова, человеческая коммуникация, поэтическое мышление, мифическое мышление, анализ поэтических текстов (басня, пословица, поговорка), соотношение слова и мысли.

Приведем некоторые его высказывания (по современному изданию его избранных сочинений "Слово и миф"):

"Внутренняя форма слова есть отношение содержания мысли к сознанию; она показывает, как представляется человеку его собственная мысль. Этим только можно объяснить, почему в одном и том же языке может быть много слов для обозначения одного и того же предмета и, наоборот, одно слово, совершенно согласно с требованиями языка, может обозначать предметы разнородные" (Потебня А.А. Слово и миф. – М., 1989. С.98).

"Внутренняя форма есть тоже центр образа, один из его признаков, преобладающий над всеми остальными" (Там же. С.130).

"Кажется, что символизм звука застает готовым не только звук, но и слово с его внутренней формой, и для самого образования слова был не нужен. Он мог быть причиной преобразования звуков в готовых уже словах" (Там же. С.105).

"Слово, взятое в целом, как совокупность внутренней формы и звука, есть прежде всего средство понимать говорящего, апперципировать содержание его мысли" (Там же. С.123).

"Слово есть настолько средство понимать другого, насколько оно средство понимать самого себя" (Там же. С.127).

предыстория семиотики в России 18

"Язык есть средство понимать самого себя" (Там же. С.133).

"Слово как сущность вещи в молитве и заклятии получает власть над природой. Сила слова не представлялась следствием ни нравственной силы говорящего (это предполагало бы отделение слова от мысли, а отделения этого не было), ни сопровождающих его обрядов. Самостоятельность слова видна уже в том, что как бы ни могущественны были порывы молящегося, он должен знать, какое именно слово следует ему употребить, чтобы произвести желаемое. Таинственная связь слова с сущностью предмета не ограничивается одними священными словами заговоров: она остается при словах и в обыкновенной речи" (Там же. С.159).

"Искусство есть язык художника, и как посредством слова нельзя передать другому своей мысли, а можно только пробудить в нем его собственную, так нельзя ее сообщить и в произведении искусства; поэтому содержание этого последнего (когда оно окончено) развивается уже не в художнике, а в понимающих. Слушающий может гораздо лучше говорящего понимать, что скрыто за словом, и читатель может лучше самого поэта постигать идею его произведения. Сущность, сила такого произведения не в том, что разумел под ним автор, а в том, как оно действует на читателя или зрителя, следовательно, в неисчерпаемом возможном его содержании. Это содержание, проецируемое нами, то есть влагаемое в самое произведение, действительно условлено его внутренней формой, но могло вовсе не входить в расчеты художника, который творит, удовлетворяя временным, нередко весьма узким потребностям своей жизни" (Там же. С.167).

"Язык представляет множество доказательств, что такие явления, которые, по-видимому, могли бы быть непосредственно созданы и выражены словом, на самом деле предполагают продолжительное подготовление мысли, оказываются только последней в ряду многих предшествующих, уже забытых инстанций" (Там же. С.195).