Текст книги "Хроники Хамару: жажда свободы"

Автор книги: Георгий Газиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

– Сукаааа. – Застонал Ланс и упал на одно колено, схватившись за отбитое место.

Каткема снова принял боевую стойку и наблюдал за встающими врагами. Анна, как и многие, была поражена такой четкой и символической картиной, она начала невольного за него переживать. Были приятно удивлены и Мусалим, и Влас. Оба смотрели схватку словно сидели в кинотеатре, особенно приятно было наблюдать последнему. Все их окружение негласно желали победы Каткеме, шепча “давай, давай!” и замирая на опасных моментах, в неравный противовес всему первому потоку. Курсанты получили шанс получше разглядеть внешность парня, которого раньше вовсе не замечали. Его отросшие каштановые волнистые волосы были красиво свалены назад, виски тоже давно не выбривались. Ниже шёл прямой и низкий красивый лоб, не совсем широкий и не совсем узкий, и без единой морщины. Нос был также средних размеров, лишь слегка вытянутый, абсолютно прямой и не видавший переломов, брови угольно черного цвета и изогнутые по краям, густеющие ближе к переносице. Глаза также были нескромно большие, цвета яркого лесного ореха. Челюсть Като не воинственная не широкая, щеки впалые, оттого лицо имело форму перевернутого треугольника. Из воротника тянулась худая шея и явно была длиннее чем у большинства ребят, за это мама в детстве его ласково прозвала жирафиком. Сам он казался со стороны достаточно высоким, ростом в метр восемьдесят пять, не особо плечист, но и не грушевидный,также язык не поднимался сказать, что курсант был крепок, скорее больше походил на худощавого, мышц на теле особо не было, Чешуа не очень любил изнурительные физические упражнения. Но почему-то парень с такой не воинственной внешностью сейчас выглядел очень героично и благородно.

Анна была ослеплена его необычным образом, сейчас “бывший кавалер” открылся для общества под совсем других углом. От Като разило уверенностью и правотой, чего нельзя было сказать о Келлепо, Лансе и Ми-фенге, которые со своими оскалившимися, злыми лицами и яростными глазами, сгорбившись, снова бежали к нему против грозно свистящего ветра, напоминая пещерных людей, гнавшихся за дичью. Като, понлостью вытянувшись спокойно стоял, набираясь сил, пока капельки пота капали с кончиков волос. Надо было быть совсем глупцом, чтобы не понять кто здесь за добро, а кто за зло.

Ми-фенг первый в ярости побежал, оскалив зубы и замахнувшись палкой из-за плеча, а позади него мчался Келлепо, в надежде сбить с ног своего обидчика и затем отмутузить до полусмерти, плевать если снова посадят в академический карцер. Каткема отпрыгнул вправо, увернувшись от заготовленного удара, но тот, тут же, резко начал колотить беспорядочным и тупыми ударами по скутуму, при этом открывая свои слабые места. Каткема спохватился и захотел убрать этого назойливого игрока с поля боя, но Келлепо не заставил себя долго ждать и заблокировал его удар, скрестив дубинки. Каткема не растерялся, так как соблюдал правило оставления нескольких противников на одной линии атаки, и быстро ударил ногой по левому колену Кела немного сбоку, чтобы не сломать сустав, но в удар вложился хорошенько, всё-таки эти парни с ним не церемонились. Видимо, Чешуа перестарался и тот заорал, свалившись на бок. Хруста не было слышно, Като даже не зациклился на южанине, ведь другой напористый боевитый восточник не сбавлял оборотов и продолжал колотить Като, но все удары приходились по щиту, Каткеме нужно было лишь отходить назад и ждать подходящего момента. Как легко было ему лишить задир необходимого в любой схватке холодного расчёта. Каткема боялся начинать бить в ответ, потому что мог пропустить удар, другой, и превосходно удавшейся подсечкой сбил итак уже неустойчивого узкоглазого с ног, тут же, приложившись, пнул его по груди, но нога застряла между щитков. Чешуа желал настучать Ми-фенгу дубиной столько раз, сколько он мог успеть, через секунду Каткема уже со звоном лупил восточнику по визору и, случайно, двигаясь другой ногой, выбросил лежащему пыль в глаза. Тот пытался защититься руками, что было не лучшим решением; от сильных ударов палкой, по рассказам, руки ломались как спички. Като уже вошёл во вкус и не заметил набросившегося на него сбоку Келлепо, они упали друг на друга, но Като оказался снизу, его скутум во время падения вылетел из рук. Стало очень опасно. Второй поток разом привстал и воскликнул “нет!”, народ с первого же подскочил и начал орать во все горло, призывая южанина победить любой ценой. Каткема, вымазанный затылком в земле, поймал взгляд визжащих Фролы и Артеда, первая мысль была, что они болели точно не за него, первая мысль заставила его еще больше рассвирепеть, без шансов на поражение. Келлепо, тоже потеряв своё оружие, пытался бить руками по чему только можно было. Его черное лицо маячило, расплываясь буро-красными цветами в глазах Чешуа, потому что вся физиономия южанина была вымазана в грязи и крови. Каткема обхватил шею противника и крепко прижал его голову к своей груди, пытаясь схватить на удушающий, но тот ерзал, как сороконожка, то и делая, что нанося маленькие тычки в бока. Держа Келлепо под контролем, Чешуа заметил идущего к ним еле-еле Ланса, который долго отходил от удара и сейчас ковылял с немыслимой колющей болью в селезенке. Каткеме удалось зафиксировать ноги на земле, и затем появилась возможность перевернуться, быстрыми и ловкими движениями поясницей Като пытался изогнуться в мостике, и чудо произошло, ему удалось перевернуться, на огромное удивление всем. Теперь Кела прижали к торчащей траве, вдавливая в мягкую землю, Чешуа ударил его кулаком, корявым боковым хуком, прямо в челюсть; хотелось выключить засранца одним ударом с колена, но нельзя было забывать об упорно крадущемся Лансе. Каткема встал и отпрыгнул в сторону, кстати, очень вовремя, потому что блондинчик почти дошёл до него и, проклиная вслух Като за то, что тот отпрыгнул, попытался ударить сверху дубинкой его по голове. Но скорости и силы совсем уже не было в его движениях. Чешуа, даже на последнем дыхании, с легкостью удалось уклониться и колющими ударом впечатать ему концом дубинки в тот же бок, чтобы раз и наверняка. Ланс весьма ожидаемо свалился и свернулся калачиком, хрипя и матерясь очень тихим, прокуренным голосом. Неизвестный ранее никому паренек, но вмиг надевший корону чемпиона еле стоял на ногах, легкие так сильно перекачивали воздух, что возникла неимоверная тяга лечь или сесть, вдобавок начали колоть все внутренние орган, а горло жжечься.

– Молодец! – Кричал Каткеме Януш, упершись руками в бока и одобрительно кивая головой.

Но радоваться было рано, так как Келлепо был уже снова на ногах, он не торопился нападать вновь. Они стояли и смотрели друг на друга, тяжело дыша, силы у обоих были на пределе. Следующее движение было решающим. Даже Януш сворачивал губы от напряжения, а Мюрг и вовсе дрожал. Некоторые ученики из окон второго этажа пристально следили за происходящим, забыв про преподавателя, распинывающегося у доски.

– Сволочь… Мразь… – Хрипел Кел, пока не заметил лежащий скутум.

Каткема понял, что тот попытается успеть схватить преимущество, он быстро рванул к стойкому южанину, который попытался схватить щит. Однако Като оказался проворней и сшиб его, выставив вперед левое колено. Удар пришелся точно по шее, и Келлепо мгновенно начал задыхаться и кашлять. Като, действуя уже по инерции, сел на него сверху и начал свирепо ударять его то кулаками, то даже локтями и под конец сбил ему шлем с головы, затем нанес еще пару заключительных ударов. Увидев пораженное лицо противника, залитое кровью от разбитого носа и губы, Чешуа понял, что стоит остановиться и что бой был давно уже окончен. Он встал, огляделся и увидел приготовленного свистеть Януша, который специально выждал, чтобы его нелюбимого, самого несносного курсанта хорошенько “промяли”. В этот пасмурный, облачный день солнце на миг открылось и осветило стоявшего победителя и его троих поверженных, уже жалких на вид, врагов.

Волнистые, вымокшие липкие волосы падали Като на глаза при судорожных поворотах головы, капли стекали Чешуа на ссадину, образованную на щеке, зловредно пощипывая. Он не понимал, сейчас воцарилось реальное затишье, или так кажется из-за звона в ушах. Отчетливо было слышно только дикое дыхание, граничащее с охриплостью. Взгляды всех первокурсников, увидевших такое суровое и беспощадное, но захватывающее зрелище, были с некой неопределенностью. Многим за день до этого в клубе слишком понравился образ жизни, поток мыслей и нравоучений от “золотой тройки”. Сейчас зрителям вернулось свежее осознание и память о том, как те расправились с Власом, как они поступают и как унижают всех вокруг, с каким огромным эго Ланс, Келлепо и Ми-фенг, с каким высокомерным презрением смотрят на своих ровесников. И теперь, увидев их жалкими, лежащими на песке и побитыми, каждый будто бы прозрел и понял, что прожил последние двенадцать часов в отвратительном неведении. Некоторые, конечно, снова скоро вернуться в соблазнительный омут, но часть курсантов все-таки пересмотрели свое отношение.

Особой же радости Муса и Влас не выдавали, но испытывали истинное, невообразимое ликование. Мусалим не сдержался и подошел к недавно избитому.

– Приятное зрелище, скажи. – Кокетливо начал ближневосточный паренек, не скрывая радости. Их друзья позади обменивались крабами и дружескими тычками по плечу по случаю победы.

Влас сначала насторожился от смелости лидера целой “коммуны”, но в речи Мусы прослеживалось что-то мудрое и уверенное, а северянин сам по себе был добрым малым, поэтому он дал барьеру первого слова сломаться.

– Да, загляденье, все-таки справедливость существует в мире. – Говорил умиротворенно и без торопи Влас, гладя пальцем опухшую и посиневшую гематому, нависающую под глазом.

– Не то слово. – Кротко улыбнулся Муса, сжимая лежащие крестом руки.

– Все же Януш подонок. Сейчас он остановил паренька, но все же тот успел разбить им лица всмятку, кто отдаст ребенка в академию, зная что его там разрешают до полусмерти избивать. – Гневался Влас, морщась от боли из-за оставшихся синяков и ссадин.

– Да. Мой дядя здесь учился и сказал, что такого раньше не допускалось, тренировки изменились, когда парадом начал командовать Януш. Он жестокий садист, с этим не поспоришь. Всякие байки ходят о службе седого, и я тебе скажу, не веселые. – Угрюмо подтвердил Мусалим, морщась от грусти. – Тем более он заставил тебя уже через несколько дней после таких серьезных травм на учебу идти. Это, по-моему, уже за гранью.

Влас вздохнул с несчастным видом, сильно сглатывая слюни, лицо покрылось румянцем.

– Януш разрешил мне просто быть наблюдателем на занятиях. Но все же, чтобы я вернулся в строй быстро, меня накачали современными реген-препаратами и два дня безвылазно держали под облучателем на койке. Поэтому раны так быстро затянулись и самочувствие улучшилось. Мама сказала, что такое инновационное “сырое” лечение может дать гормональный сбой в организме, собиралась подать жалобу, но мы с отчимом отговорили. Хуже бы только сделала. – Усмехнулся пепельноволосый северянин, оставив ухмылку, но его глаза приняли горестный облик.

– Это правда, не в нашем городе жалобы подавать. А ведь и в правду говорят, женщины руководствуются эмоциями, а не логикой. – Захохотал протяжно Муса с небольшим страхом, что шутка получилась слишком бестактной и грубой. Лимбически сбежав, он бросил взор в сторону друзей, обучающих друг друга правильно напрягать бицепс.

Но Влас захохотал в ответ, то и дело ойкая от боли в лице. Звуки грома все приближались. На спарринг вышла следующая четверка.

Януш сказал Като, что он молодчик и заслужил отдых, послал домой, восстанавливаться. Каткема уходил медленно, и не смотря по сторонам, его накрыло жаром, и резко отнялись силы. Он не заметил отрезвевшую в считанные секунды Анну, которая плавно отсоединилась от толпы и пошла в его сторону, Фрола попыталась выловить подружку, но не успела протиснуться в толпе, а лишнюю шумиху поднимать не хотела, в противовес Артеду, который решил изначально затихнуть и затаиться. У Анны появилось неистовое желание поговорить и снова сблизиться с Чешуа, в конце концов, извиниться за свою жалкую измену, в надежде, что все будет как раньше. Но ему не нужно было лишней ласки или похвалы от тех, чьи взгляды на мир могут так кардинально и необдуманно меняться по воле других. Каткема в очередной раз разочаровался в своих товарищах, а может быть и во всех людях. И на сей раз, похоже, окончательно.

Чешуа быстро зашел в мужскую узкую, длинную раздевалку, где в два ряда вдоль стен шли шкафчики, а посередине были скамейки, в надежде, что Анна за ним не проследует. Он включил свет, который после десяти устрашающих морганий загорелся, быстро разделся, закинул потную, испачканную землей вместе с высохшими почерневшими пятнами крови униформу в корзину, затем сдал в хранилище, надеясь, что там ее не забудут постирать. Далее Като пошел в душевую, эйфория битвы исчезла. Все тело ломило от усталости, благо, что у него, кроме пары синяков и ссадин, не было следов побоев, которые любят помучать человека после драки. Каткема зашел в душевую кабинку и дал струйкам горячей воды с головы до ног облепить уставшее тело. Релаксирующий душ очень легко и быстро расслабил победителя, ему даже стало сложно стоять, пришлось двумя руками опираться о боковые плиточные перегородки, однако покидать кабинку желания не было. В голове возникло чрезмерно приятное чувство удовлетворения от “мести” троице, но все равно оставался осадочек вчерашнего душевного надлома, продолжающегося сегодня весь день. Будто присутствовало что-то гнетущее, но трудно различимое. Курсант не понимал, что его до сих пор гложет, лишь горькое чувство тоски, злобы на все вокруг и одиночества были очевидны. Он думал, что целый мир пытается его сломать. Вдруг раздался звук скрипа двери в раздевалку, Като даже не напрягся, что это могли быть поверженные и что они хотят возмездия. Мозгу не хватило сил подумать дальше и понять, что парни точно не зайдут, слишком он их сильно покалечил. Страх сгинул после схватки окончательно. Но стояла тишина. Шагов не было слышно. Вдруг раздался тихий женский голос и позвал Каткему. “Черт, кто ее сюда пустил?!” – думал гневно Чешуа, поняв что Анна пришла за ним.

– Като? – Спросила белокурая с нотками трепета и сожаления, стоя прямо напротив кабинки, из которой клубился пар. Она дотронулась до затемненной стеклянной двери, но затем быстро убрала ручку, оставив три полоски на запотевшей поверхности, перерезающих мутное тело победителя.

Чешуа молчал, не хотел абсолютно ничего ей говорить, злоба переполняла всю душу курсанта, лишь стук горячих капелек воды об его спину и голову способствовали усмирению зверя внутри. Факт того, что Анна повелась вместе со всеми на уловку негодяев, заставил поменять мнение о ней окончательно. В голове у Каткемы проигрывалась два варианта развития событий: первый предрекал, что если Анна решится зайти в кабинку, то порывистая злость перерастет в страсть, и они займутся горячей любовью, затем останутся вместе на неопределенный срок, второй же гласил, что если Като продолжит упорно молчать, то юная дева просто уйдет. Хоть Чешуа и был в обиде, яростно осуждая ее недалекость, мужские непоседливые гормоны желали первого исхода.

– Чего же ты молчишь?! Ответь мне что-нибудь?! Почему ты сегодня от меня убегаешь?! – С ломающимся от наступающего радыния голосом жалобно спрашивала Анна, сжимая свой итак измятый воротник. Горькие слезы начали выкатываться из орбит.

Похоже на улице опять заморосил дождик, боковая стена в душевой, сделанная из бирюзового стекла, выходила наружу и проходила прямо под сливной трубой. С крыши стекали струйки воды и размывались по стеклу. Играющая жидкость отражалась на лице плачущей, создавая видимость уродливого шрама.

Каткема изо всех сил сдерживался, чтобы не издать ни единого звука, он смотрел на матовую стеклянную дверь в страхе, что ее в любую секунду отворят. Вдруг параллельно с шумом душа стали слышны тихие дрожащие всхлипывания, которые быстро переросли в плач, а затем и в громкое рыдание. Мучительные звуки, но Като стоял, не мог позволить себе дать слабину. Спустя несколько затяжных мгновений, он услышал, как Анна, продолжая громко и горько рыдать, выбежила из душевой, отталкивая с силой дверь и направляясь к выходу по пустующей мужской раздевалке. Чешуа осекся, тяжело задышал, внутри бурлила буря эмоций, но затем быстро пошла на спад. Облегчение, на сей раз окончательное, наступило. Он медленно вышел, вытерся полотенцем, оделся и направился на выход. Немыслимая усталость после сразу нескольких стрессовых моментов хотела свалить Като с ног, поэтому хотел поскорее прийти домой и завалиться спать, как он обычно и привык справляться с проблемами. Чешуа вышел из душевой, разок чуть не поскользнувшись, так как опять забыл принести тапки в академию, затем наскреб мелочи из своего шкафчика, чтобы проездом быстрее оказаться в своем любимом спальном районе.

Чешуа с никудышным настроением вышел на свежий воздух, миновав спящего охранника, который заставлял чертыхаться каждого курсанта из-за своего досаждающего храпа. Это и снова неработающий турникет только испытывали кончающееся терпение курсанта. На улице он заметил, что тучи накрыли весь центр. “Хоть бы под ливень не попасть”– подумал он, направляясь торопливо к остановке вместе с другими представительными работниками деловой части полиса. От человека к человеку притягивалась тревога. Вдруг Като получает сообщение от Артеда, в котором он пишет, что сегодня в связи с мирной акцией протеста вдоль проспекта, где находится их цветочный магазин, букеты всем выдают только до двух часов дня. Арти в перерывчике между практическими занятиями выкрал минутку, чтобы успеть предупредить уже бывшего друга, который как можно быстрее должен был забрать подарок для Фролы. Чешуа простонал и обозлился, пнув по камешку, он и совсем забыл про свое задание. Была мысль послать его к черту и кинуть, но Като пообещал, а обещание каждый человек должен сдерживать, невзирая на обстоятельства. Забывчивый Каткема вчера даже поставил напоминалку в смартфоне на три часа, так как боялся не выполнить поручение.

Уставший курсант пошел скорее пешком к свалившемуся на голову магазинчику, наискось, через весь центральный квартал. Должен был успеть дойти за десять минут. Вокруг все быстрее редели толпы людей в деловых костюмах. Начинался ливень. Но боковой усиливающийся ветер вместе с каплями дождя врезался об могучие высотки, укрывая суету внизу. Каткема торопился, постоянно врезаясь плечом о движущейся поток унылых клерков. Злоба прошла, начиналось необоснованное инстинктивное смятение, проснулось стадное чувство. Като уже мечтал забрать эти цветы и свалить отсюда поскорее, вот он уже повернул за угол и попал на проспект. И его в считанные секунды захлестнула толпа митингующих. Гул, гомон, шум и толкотня чуть не парализовали итак ноющее тело курсанта. Невозможно было сделать шаг в сторону. Он, держа в одной руке телефон с включенным навигатором, надеялся что не выронит дорогой аксессуар и что его здесь не затопчут. Толпу на проспекте уже не прикрывали небоскребы, и весь шквалистый ветер отрывался на митингующих, как только мог. Каткема ускорил шаг по мере возможности, вот в поле зрения наконец-то появился пункт назначения, Чешуа открыл дверь и быстро заскочил в помещение, будто выплюнутый толпой. Внутри цветочной базы люди поскорее торопились забрать последние заказы, бегая по куче стеблей и листьев, разбросанных лихорадочно по полу, продавцы тоже хотели поскорее все распродать и закрыться. Като быстро получил свой букетище из пятидесяти одной красной розы, который удобно было держать только в обхватку двумя руками или под боком. И правда, подарок выглядел внушительно стоящим. Продавщицы ласково поинтересовались, берет ли он на день рождения или в качестве извинений, ответил им, что делает одолжение. Сказали в ответ, что ему сегодня точно не повезло, бедолага был полностью согласен. Перед выходом Чешуа посмотрел на карте ближайшую остановку и постарался запомнить кратчайший к ней путь, чтобы не мешкать в толпе.

Вот он наконец собрался с силами и уверенностью, нужно было поскорее выходить, за окном давка нисколько не уменьшилась, а ливень только прибавил обороты. Като выдвинулся, сжимая крепко заветные цветочки, не испортить подарок в данной ситуации было практически невозможно, уверенным шагом двинулся сквозь орущую одни и те же фразы толпу, размахивая под жестоким дождем своими баннерами с агрессивными лозунгами, призывающими правительство снизить налоговые ставки, выросшие повсеместно. По началу ему удавалось прорываться почти без толканий, но затем все митингующие вокруг начали как резаные кричать, что началось “крутилово”. Вся орава людей, в дождевиках и без, начала беспорядочно бежать во все стороны, некоторые же напротив продолжали идти в спокойном неторопливом темпе. “Дело плохо” – рявкнул Каткема и побежал, по диагонали проскальзывая весь проспект, то и дело обтираясь и ударяясь об галдящих неравнодушных граждан. Началось состояние аффекта, Чешуа бежал, уже не обращая внимания на розы, только сильнее начал сжимать стебли. Грустные вываливающиеся лепесточки одиночно падали на мокрый асфальт, забытые существом, которое изо всех сил пыталось сохранить свою шкуру целой. Никому не было дела на топтанный чудесный плод: ни людям, ни цепким бойцам полиции, которые, тоже, в свое время обучались в академии. Копы подбегали к самым громким бунтарям, заламывали их за руки, некоторых еще и за ноги, затем поднимая над землей. Их всех сразу же отводили в автозаки, бронетранспортеры и вагонетки, а далее в отделения.

Каткема уже не обращал внимания на ледяной дождь, температура тела повысилась недурно, он быстро смекнул, что путь к остановке отрезан. Сквозь тысячи тел было невозможно проскочить. Като метался по сторонам, не знал, куда бежать, лихорадочно вертел головой. Вдруг, совсем вблизи, жестокие полицейские начали окружать граждан, которые, на первый взгляд, шли просто по своим делам, видок у них был точно отличен от митингующих. Копы были разъярены как бесы или кто похуже, без предупреждения, эти уполномоченные в касках начали беспощадно избивать пожилого мужчину, девушку в наушниках, паренька с дипломатом. Дубинка прошлась и по шее, и по спине, и по рукам. Рядом раздался пронзительный визг и крик. Таким макаром копы начали избивать всех, кто попадался под руку, словно все здесь были врагами народа. У Като от страха начали дрожать губы, он побежал прочь от избиения, бежал без устали, будто сегодня и не дрался вовсе. Букет то и дело бился обо всех, колючими иглами на стеблях оставляя маленькие порезы. Из-за интенсивного ливня, заливающего лица, вокруг, люди расплывались и оставались мутными очертаниями. Пробежка длилась недолго, Като увидел, что давка и драки происходили и с противоположной стороны. Улицу оцепили щитоносцы, шагающие в один ряд. Митингующие надеялись, что в ход не пустят слезоточивый газ. Чешуа без обдумываний принялся убегать в сторону, но переулков почти не было. Протестующие долбились в окна и двери магазинчиков, в некоторые напрасно, в некоторые пускали, но хозяева быстро запирали двери, так как нахлынувший поток было не остановить, а помещение не резиновое. Зашедшие орали на оставшихся позади, что мест больше нету, в безопасности незамедлительно просыпался эгоизм. Каткема был в числе тех, кто не успевал, в числе тех, кого могла настигнуть черная свора полицейских, захватывающая толпу в свои губительные когти. Юный курсант с ужасом лицезрел, как некоторые копы просачивались дальше остальных и совершали самосуд, их униформа казалась намного темнее обычного. Чешуа чудом не попадался в цепкие лапы бывших курсантов, совсем рядом с ним они выцепили паренька и разбили ему нос так, что оттуда струей хлынула кровь. Ушастый пацаненок устрашающе кричал и молил о пощаде, но щадили его только ударами по ребрам и шее. Като не мог поверить, прямо на глазах бедного парня отбросили к кирпичной облицовке гламурного ресторанчика и сокрушительно лупили палками под слышимый хруст ломающихся костей, браня его, за то, что тот осмелился пойти против власти. Дьявольская картина отпечатывалась медленно и четко в сознании Каткемы, она собиралась засесть там надолго. Он опять начал уносить ноги, страх колол сердце беспощадно, тело бросало из жара в холод, внешний шум то пропадал то появлялся, в очередной раз попал в толкотню, все массово пытались убегать и из-за этого образовалась новая давка. Като краем глаза приметил узкий закоулок, упирающийся в тупик, который все почему-то игнорировали. Там было абсолютно пусто. Чудовищнным воем изнутри интуиция заставила Чешуа продвинуться именно туда, он кое-как добрался до закоулка, но в последний момент зацепился об чью-то ногу и свалился на промокшие кучи разбросанных старинных газет.

Каткема перевернулся на спину, букет вывалился из его рук вместе с последними розами. Он, окруженный красными цветками, которые на глазах мокли и съеживались из-за лишней влаги, весь изможденный и несчастный, смотрел на толпящихся людей, переполненных страхом, что сейчас их изобьют и отвезут в отделение только из-за того, что они осмелились мирно высказать свое недовольство правительству и королю. Никто не знал, что теперь им делать и где скрыться. Каткема тоже не знал. Дикий гомон и сутолока не прекращались ни на миг. Черное небо давило монотонной отчаянностью, а стены закоулка будто хотели сдавить Като, который смотрел на умирающую розу под своей песочного цвета ветровкой и черными брюками, испытывая похожее разложение, только душевного плана. Утренняя живая злость перешла в ужасную мертвую безысходность.

– Эй, парень! – Раздался тихий грубый голос с левой стороны.

Като повернул голову и увидел голову бородатого мужичка, торчащую за решеткой, которая заменяла низ стены пятиэтажки, размером проем был сантиметров пятьдесят и длиной в полтора метра. Он служил неофициальным входом в подвал здания. Чешуа онемел, не мог произнести ни слова, мужичек заметил это, приподнял решетку и взмахом руки подозвал в свое укрытие. Като долго не думал, он без оглядки, юрко протиснулся и оказался в подвале здания, который был обустроен для житья бездомными.

Их в просторном помещении, обложенным почерневшим от влаги кирпичами переходящие в бетонные плиты, с частыми колоннами было человек пятнадцать. В углах были сооружены личные комнатки с матрасами, огороженные висящими на крючках полотнами и простынями, выглядели как самодельные палатки. На некоторых стенах висели старые ковры, освещаемые ярким желтым светом горящей бочки. Бездомные грелись у таких костров и играли в карты или нарды, они смеялись и шутили, словом, выглядели счастливо, будто снаружи ничего не происходило, но все равно старались лишний раз не шуметь. Некоторые из них занимались чем-то бытовым, кто чем, Като разобрать не мог, слишком много было тени. Он только разглядел как один мужичек неумело пытался постирать вещи, женщина с обмотанным платком на лбу подошла и ласково предложила свою помощь. Бродяга, спасший Чешуа, был с длинной русой бородой и в зеленой шапочке, которая походила на торчащий носок, прошел с Каткемой в свой уголок, посадил на раскладушку и предложил кофе. Озябший и замерзший курсант не мог отказаться от горячего напитка, бездомный с добрым лицом улыбнулся и дал Като плед, чтобы озяблость прошла. Пока человек наливал кофе в жестяной стакан, Чешуа рассмотрел его получше. Мужичек был высок, толстоват в животе, на нем красовались целенькие черные кроссовки, свободные штаны бурого цвета, сужающиеся к стопе, поверх них бездомный нацепил на себя черную футболку, прикрытую зеленой ветровкой на молнии, у которой были по локоть оторваны рукава, а поверх всего вязаная шерстяная жилетка, на руках были продырявленные в районе пальцев строительные перчатки. Весь его внешний вид создавал двоякое впечатление. С одной стороны казалось, что одежда на нем новая и опрятная, а значит его собственная, а не найденная на свалке, с другой стороны из-за обросших длинных волос и нечистой кожи появлялись прямо противоположные мысли.

Каткема принялся пить обжигающий напиток, и его накрыла облегчающая эйфория. Тело стало очень приятным и легким, голова отбросила негативные мысли, осталась лишь грусть. Он очень устал. Мужик зажег лампу и поставил под стулом, наверное чтобы вдобавок подогревать задницу, сначала Като слепил слишком яркий желтый свет, но затем быстро привык. Стена позади него тоже замерцала и обнажила висящее потрескавшееся зеркало. От курсанта отходила большущая тень, раздвоившаяся из-за ножки стула на пути потока света. Сначала бездомный смущался первым заводить разговор, все время оттягивал, не знал с чего начать.

– Как кофе? Вкусное? Не обжигает? – Затараторил от стеснения бородатый, быстро пытаясь спрятать руки в карманах.

– Ахах, нет, хорошее. Слегка горчит, но ничего страшного, мне пойдет. –Болезненно от полного бессилия захихикал Чешуа, хлебнув очередной раз.

– Не нужно принижать свои потребности, человек всегда заслуживает самого лучшего, мир же создан, чтобы его под себя подгибать верно? – Сказал кротко, улыбаясь, мужичек, – я поэтому добавил побольше молока, чтобы тебе не горчило.

– Благодарю еще раз. Напомнило мне молотое южное, мое самое любимое. – Слегка оживился Чешуа.

– А, помню, помню. Там на золотистой упаковке еще мартышка изображена, которая зерна ворует. – Изрекнул бездомный, водя пальцами по бороде и что-то шепнул на ухо подошедшему подростку, попросил сахара, но ему ответили, что закончился.

– Да-да мерзкая такая хулиганка. – Воскликнул Чешуа, делая вид, что не услышал.

– Да ладно тебе, природа не зря же обезьянам дала такую внешность и такой озорливый нрав, ее труды нужно уважать. – Промолвил незнакомец, кивая неторопливо головой.

– Согласен, да я так ляпнул. – Сконфузился курсант, потирая холодный локоть.

– А вообще, я бы рекомендовал тебе закупаться цельными зернами и приобрести кофемолку, чтобы самому молоть. Так кофе получается насыщеннее, и будешь уверен, что никаких лишних примесей нету. Опять же, нужно тянуться к лучшему. – Повторно утвердил бродяга, поскрипывая на походном стуле, который, казалось, обрушится под его большой массой.

– А где вы молите то? И откуда у вас вообще зерна? – Поинтересовался Чешуа, вновь укрываясь сползающей шалью, никак не мог согреться.