Текст книги "Энгельс – теоретик"

Автор книги: Георгий Багатурия

Соавторы: Александр Малыш,Бонифатий Кедров,Лев Гольман
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 33 страниц)

Важно, затем, установить логическую связь между различными абстрактными определениями, правильно расположить их одно по отношению к другому. Необходимо, иначе говоря, построить субординированную систему абстракций, ибо не разрозненные или беспорядочно сгруппированные понятия, а только определенная, строго последовательная система их отвечает требованиям науки.

Сейчас кое-где наблюдается мода представить политическую экономию некоей разновидностью прикладной математики, математизировать политическую экономию до такой степени, чтобы абстрактно-логический аппарат и инструментарий уступили место математической символике, формулам и т.п. Отдельные очень уж ретивые поклонники моды не прочь порассуждать даже о «физикализации» политической экономии. Предлагают отказаться от традиционного и вполне оправданного ее наименования, заменив его более «современным» наименованием, которое должно-де отразить возросшую роль экономико-математических методов исследования.

Прогресс в области конкретных приемов и средств изучения экономических процессов отнюдь не означает того, что в политической экономии не сохраняется по-прежнему примат качественного анализа.

Абстрактно-логический и исторический характер политической экономии не дает никаких оснований третировать ее как чисто описательную науку, далекую от практических проблем экономики, и требовать создания новой, «практической» политической экономии. Конечно, по мере экономического и научно-технического прогресса неизбежно будет углубляться дифференциация экономических наук, будут отпочковываться новые, по преимуществу прикладные науки. Естественно, что образование новых отраслей производства, расширение сферы услуг создают предпосылки для возникновения целого ряда новых экономических дисциплин. Но для всех экономических наук теоретическую базу составляет и будет, несомненно, составлять политическая экономия.

С целью опорочить Маркса и его учение буржуазные противники марксизма не гнушаются обычно даже самым недостойным оружием. Еще при его жизни в оборот было пущено обвинение в плагиате у Родбертуса. Детальный разбор совершенной несостоятельности этого обвинения – особая тема. Здесь же будет уместно напомнить только те разъяснения, которые давал Энгельс о сущности абстракций в «Капитале» Родбертуса. Уже одни эти разъяснения показывают диаметральную противоположность теоретических основ Маркса и Родбертуса, а тем самым и снимают начисто вздорный вымысел о плагиате.

Если теоретические абстракции у Маркса представляют собой выражение материального содержания предмета исследования, то Родбертус, наоборот, сначала составлял себе по существу произвольно идеальный, мысленный образ предмета, формулировал отвлеченное понятие, а затем уже втискивал вещи или отношения в готовую форму.

В отличие от Маркса, подчеркивавшего неизменно преходящий характер материальных вещей и общественных отношений, Родбертус в вещах и общественных отношениях искал истинное, вечное содержание. Так, он оперировал понятием истинного капитала, смешивая при этом капитал со средством производства, отбрасывая в сторону все, что делает средство производства капиталом, а современный капитал, который не укладывался в ложные, теоретические рамки, трактовался потом как несовершенная реализация понятия истинного капитала. Вместо анализа капитала Родбертус подсовывал несуществующий идеал, шел не от реального общественного отношения к адекватному понятию, а от умозрительно сконструированного понятия – к мнимой действительности, к действительности, которая должна быть создана в духе такого понятия.

Но, разумеется, даже строго научное понятие отнюдь не является фотографической копией реальной жизни. В письме К. Шмидту от 12 марта 1895 г. Энгельс говорил по этому поводу следующее: «понятие не есть прямо и непосредственно действительность, а действительность не есть непосредственно понятие этой самой действительности… понятие имеет свою сущностную природу… оно… не совпадает прямо и prima facie [явно] с действительностью, из которой только оно и может быть выведено»[100]100
  К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 39, стр. 354.


[Закрыть]. В качестве примера такого частичного несовпадения понятия и выражаемой им действительности Энгельс приводил понятие общей, или средней, нормы прибыли в его сопоставлении с живой практикой хозяйствования. «Она (эта прибыль. – Ред.) в каждый данный момент существует лишь приближенно. Если она когда-нибудь и осуществляется на двух предприятиях точь-в-точь, если оба эти предприятия и получают в каком-либо данном году точно одинаковую норму прибыли, то это чистая случайность… общая норма прибыли существует только как средняя величина для многих предприятий и для целого ряда лет»[101]101
  Там же, стр. 355.


[Закрыть]. Живой феодализм никогда не соответствовал полностью своему понятию. Это замечание Энгельса[102]102
  См. там же, стр. 356.


[Закрыть] в той же мере может быть распространено и на капитализм.

Не совпадая с действительностью непосредственно, или не всегда совпадая, понятие тем не менее не становится фикцией; оно должно выражать доминирующие черты и главные тенденции явления, процесса, общественной формы и т.д. Единство понятия и явления утверждается как бесконечный процесс их взаимного приближения.

Энгельс всегда очень решительно восставал против готовых схем в науке, считая недопустимой раскидку сложных общественных явлений по заведомо известным полочкам. Ему совершенно претила подгонка фактов для получения желаемых выводов. Он говорил: «первое условие всякой критики – отсутствие предвзятого мнения»[103]103
  К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 193.


[Закрыть]. Большой методологический интерес с этой точки зрения представляет письмо Энгельса П. Лафаргу, написанное около 11 августа 1884 года[104]104
  См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 36, стр. 166 – 171.


[Закрыть].

Наряду с конкретным разбором рукописи – рецензии Лафарга на книгу французского буржуазного экономиста и социолога П. Леруа-Больё «Коллективизм. Критическая проверка нового социализма» Энгельс напомнил тогда Лафаргу: «Маркс стал бы протестовать против „политического и социального идеала“, который Вы ему приписываете. Коль скоро речь идет о „человеке науки“, экономической науки, то у него не должно быть идеала, он вырабатывает научные результаты, а когда он к тому же еще и партийный человек, то он борется за то, чтобы эти результаты были применены на практике. Человек, имеющий идеал, не может быть человеком науки, ибо он исходит из предвзятого мнения»[105]105
  К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 36, стр. 170.


[Закрыть]. Слово «идеал» употребляется здесь, как видно, в смысле постулирования какого-либо положения без доказательств, волюнтаристски, сообразно чисто субъективному желанию, которым игнорируется необходимость делать выводы только на основе тщательного научного анализа фактического материала.

Наука отвергает «идеалы»-выдумки. Но ее строго выверенные выводы могут иметь значение идеала, достойного того, чтобы за него бороться. Величайшим идеалом освободительной борьбы человечества является коммунизм, научно разработанный прежде всего гением Маркса, Энгельса, Ленина.

В современных условиях получили распространение теории преодоления «идеологической инфекции», «идеологии» в науке, в том числе также в экономической науке. Но именно под флагом «чистого знания» буржуазные деятели в области общественных наук, служа классовым интересам монополистической буржуазии, отвергают с порога неоспоримые доказательства исторической обреченности капитализма. Буржуазные экономисты, кичащиеся часто своей идеологической нейтральностью, в действительности заняты выработкой практических рецептов для спасения капитализма, переживающего состояние глубокого и неизлечимого кризиса. На словах они часто против «идеологии», а на деле выступают в роли прямых идеологов реакции. Их идеал – строй капиталистического насилия и рабства. Защите этого идеала, потрепанного буржуазного знамени, подчинена их научная деятельность.

Политическая экономия уже самим своим названием предполагает классовый подход, обязательную партийность, пристрастное отношение, защиту и обоснование экономических и политических интересов определенного класса. Буржуазная политическая экономия с самого начала своего существования была наукой обогащения буржуазии, хотя формально речь шла об обогащении народа, или нации. Узкоклассовые интересы собственников основных средств производства попросту отождествлялись с интересами всего общества.

Пока буржуазия была восходящим классом, ее апология отвечала в общем и целом требованиям исторического прогресса. Однако по мере обострения противоречий между общественным характером производительных сил и их буржуазной оболочкой восхваление буржуазных порядков все более вело к утрате буржуазной политической экономией элементов научности, к ее явной и всеобщей вульгаризации. Партийность буржуазных экономистов, продолжающих стоять на позициях незыблемости капиталистической собственности, перестала совпадать с научной объективностью, пришла в полное противоречие с требованиями объективного научного анализа.

На смену экономическому и политическому господству буржуазии, как это впервые было доказано Марксом и Энгельсом, идет новый класс, пролетариат, призванный совершить глубочайшую социальную революцию. Вывод о великой исторической миссии пролетариата вытекает из объективного анализа объективных процессов в решающей сфере общественной жизни – в сфере производства. Поэтому у тех ученых, которые открыто встали на сторону рабочего класса, их последовательная партийная позиция является в то же время выражением высшей научной объективности. Своими многочисленными исследованиями, яркой и разнообразной публицистикой по политико-экономическим проблемам, как и, разумеется, по всем другим проблемам, которых касался этот на редкость универсальный человек, Энгельс давал безупречный и достойный пример сочетания неподкупной, строгой партийности с совершенной объективностью, полным соответствием изложения логике и истории предмета.

Большое методологическое значение для политической экономии имеет правильный выбор соотношения между логическим и историческим, нахождение в каждом случае, применительно к особенностям рассматриваемого явления, изучаемой категории, разумной меры логического и исторического подходов. Пренебрежение одним в пользу другого обедняет результат, ведет к таким выводам, которые не вскрывают сущность, искажают ее. Упомянутая «историческая школа» пренебрегала внутренней логикой экономических процессов, и поэтому ее труды носили крайне поверхностный, чисто описательный характер. Ее выводы были бессистемны. Лучшие из лучших буржуазных экономистов – Смит, Рикардо – старались раскрыть суть товарно-капиталистических отношений, на этом пути снискали немалые заслуги перед наукой, но в то же время они видели окружающий внешний мир статическим, лишенным исторического движения. Теоретическим категориям и выражаемым ими отношениям буржуазного общества Смит и Рикардо приписывали вечный, неизменный характер. Эта абсолютизация добытых знаний и достигнутой ступени общественного развития обусловила решающую слабость всей школы буржуазных классиков.

Маркс и Энгельс были первыми среди экономистов, которые не только осознали, но и на деле реализовали принцип сочетания логического и исторического, настоятельно диктуемый самими особенностями политической экономии как науки абстрактно-логической и исторической.

До появления «Капитала» наиболее значительным воплощением этого принципа оказался первый выпуск работы Маркса «К критике политической экономии» (1859 г.).

В этой работе указанный принцип проводится не будучи прямо подчеркнутым и сформулированным. Энгельс в рецензии на книгу своего друга, опубликованной газетой «Das Volk» через пару месяцев после выхода книги из печати, обратил внимание на этот сугубо важный момент, воздал должное одному из крупнейших достижений творческой, поистине новаторской и революционной мысли Маркса как в области политической экономии, так и философии.

Свою критику политической экономии Маркс, подчеркивает Энгельс, предпринял на основе им же выработанного метода.

К началу творчества основоположников марксизма наука располагала в сущности двумя методами исследования. С одной стороны, была гегелевская диалектика в абстрактном, спекулятивном, т.е. идеалистическом виде, какой ее оставил после себя Гегель. С другой стороны, наблюдалась отрицающая всякое развитие метафизика, следуя требованиям которой буржуазные экономисты, как выразился Энгельс, «писали свои бессвязные толстые книги»[106]106
  К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 13, стр. 495.


[Закрыть].

Метафизический метод был разгромлен Кантом и в особенности Гегелем. Непригодность его стала после этого очевидной. Но если им продолжали еще пользоваться, то потому, что боялись диалектики Гегеля, не понимали способа его мышления, потому, наконец, что и самый этот способ был внутренне противоречивым, нуждался в основательной критике, а задача такой критики представлялась весьма нелегкой. «Маркс, – писал Энгельс, – был и остается единственным человеком, который мог взять на себя труд высвободить из гегелевской логики то ядро, которое заключает в себе действительные открытия Гегеля в этой области, и восстановить диалектический метод, освобожденный от его идеалистических оболочек, в том простом виде, в котором он и становится единственно правильной формой развития мысли. Выработку метода, который лежит в основе марксовой критики политической экономии, мы считаем результатом, который по своему значению едва ли уступает основному материалистическому воззрению»[107]107
  К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 13, стр. 496 – 497.


[Закрыть].

Выработав метод материалистической диалектики, надо было далее решить, как же им пользоваться, ибо, как указывает Энгельс, даже согласно требованиям нового метода, созданного Марксом, критику политической экономии, политико-экономические исследования формально можно было проводить двояким образом: исторически и логически.

На первый взгляд может показаться, что историческая форма исследования имеет преимущества большей ясности. Во всяком случае, она более популярна. В самом деле, и в истории, и в научном отражении ее событий в общем и целом наблюдается известная ступенчатость: развитие от более простых к более сложным отношениям. Однако верное и самое подходящее на первый взгляд при ближайшем рассмотрении может стать и не совсем верным и не самым подходящим. История, говорит справедливо Энгельс, часто делает скачки и зигзаги, поэтому строгое следование за ее поступью могло бы увести в сторону от главного, требовало бы привлечения огромного материала, не являющегося существенно важным, вело бы к ненужным перерывам мысли. Отсюда необходимость для ученого, для политико-эконома пользоваться историческим методом, прослеживать действительное развитие, но так, чтобы над исследованием не довлела историческая форма, чтобы исторический метод был освобожден от случайностей, затрудняющих анализ того или иного явления, прослеживание внутренних закономерностей, логики процесса.

На первом плане у ученого должен стоять логический метод, однако понятый не как некая противоположность исторического, а как тот же исторический, но откорректированный в соответствии с требованиями политической экономии. Экономист берет под свой «микроскоп» историю без зигзагов, анализирует исторический путь категорий, стараясь, однако, раскрывать их суть на примере уже вполне развитых форм. «С чего начинает история, – читаем мы у Энгельса, – с того же должен начинаться и ход мыслей, и его дальнейшее движение будет представлять собой не что иное, как отражение исторического процесса в абстрактной и теоретически последовательной форме; отражение исправленное, но исправленное соответственно законам, которые дает сам действительный исторический процесс, причем каждый момент может рассматриваться в той точке его развития, где процесс достигает полной зрелости, своей классической формы»[108]108
  К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 13, стр. 497.


[Закрыть]. Действительный исторический процесс образует объективную основу логического мышления. Выведение логических определений должно опираться на действительную историю. Логическое и историческое в конечном счете должны совпадать. Кроме того, логическое развитие, подчеркивает Энгельс, вовсе не должно ограничиваться чисто абстрактным изложением. Напротив, для него обязательны исторические иллюстрации, постоянное обращение к действительности.

Интересно, что эти мысли и определения Энгельса совпадают во многом по существу с рассуждениями по аналогичному поводу автора «К критике политической экономии», которые дошли до нас в виде опубликованного лишь посмертно «Введения» из экономических рукописей К. Маркса 1857 – 1858 годов[109]109
  См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 46, ч. I, стр. 36 – 45.


[Закрыть].

Не сохранилось прямых свидетельств того, что Маркс в 1858 – 1859 гг., т.е. еще до или в момент публикации первого выпуска, рассказывал Энгельсу о содержании сделанного им наброска «Введения». Но это могло и быть. Очень может быть, что он даже просил Энгельса специально подчеркнуть в рецензии проблему соотношения логического и исторического в экономическом исследовании.

Если даже верно такое допущение, то надо сказать, что Энгельс с большой убедительной силой показал выгодное отличие «К критике политической экономии» в этом смысле от всей предшествующей экономической литературы.

Указанная рецензия планировалась в трех статьях. Увидели свет только две первые. Третья статья – об экономическом содержании самой книги Маркса – вообще не была почему-то написана или где-то затерялась. Но и в двух первых статьях Энгельс дал вполне стройную, достаточно подкрепленную материалом книги характеристику метода Маркса – того единственного метода, который был способен вывести политическую экономию на небывало широкую дорогу.

Энгельс великолепно владел методом материалистической диалектики, выработанной Марксом в результате критического освоения диалектики Гегеля и практически примененной в «Капитале», а также в других трудах. Но Энгельс был не только несравненным популяризатором марксистской материалистической диалектики. Сам он внес выдающийся вклад в развитие и формулировку ее законов и категорий. Его произведения являются, в частности, образцом диалектического анализа объективной экономической действительности. Он мастерски использовал положительное достояние теорий предшествующих экономистов и вместе с Марксом создавал величественное здание пролетарской политической экономии, объясняющей предысторию капитализма, его природу, основные закономерности его исторического движения, неизбежность его гибели.

На фундаменте, заложенном Марксом и Энгельсом, уже после них были исследованы, прежде всего в трудах В.И. Ленина, новейшие изменения в капиталистическом способе производства и сформировалась окончательно политическая экономия социализма. Теперь мы вправе сказать, что располагаем политической экономией в широком смысле, задача создания которой была поставлена Энгельсом еще в 70-е годы.

О докапиталистических формах производства

Энгельс не только дал определение предмета политической экономии в широком смысле, но и занимался разработкой самого этого предмета. В своих экономических исследованиях и обобщениях, особенно в 80 – 90-е гг., он нередко исследовал докапиталистические отношения, показывал следы и рудименты прежних формаций на теле буржуазного организма.

Следует сказать, что буржуазная экономическая наука вообще игнорировала формы, предшествовавшие капиталистической эпохе. Изыскания, которые доказывали существование в прошлом иных формаций, чем капитализм, объективно могли наводить на мысль, что и капитализм когда-то возник и когда-то непременно должен исчезнуть. Такие выводы противоречили, естественно, классовым интересам буржуазии.

Первые серьезные исследования в этой области были осуществлены основоположниками марксизма. Энгельс указывал в «Анти-Дюринге», что почти исключительно работам Маркса мы обязаны «всем тем, что установлено до сих пор в области теоретического исследования добуржуазной экономики»[110]110
  К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 154.


[Закрыть]. Но и сам Энгельс внес в эту область знаний свою большую лепту.

Всеобщим признанием пользуется классическое произведение Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства», в котором рассмотрены экономические отношения старого общества, покоящегося на родовых объединениях, и «нового» общества, «цивилизации», где уже имеет место эксплуатация угнетенных масс исключительно в интересах господствующего класса.

Как отмечал сам Энгельс в предисловии к первому изданию этого труда, Маркс имел намерение в специальной работе изложить результаты исследований американского историка древнего общества Льюиса Г. Моргана в связи с материалистическим пониманием истории. Но он не успел выполнить это намерение. Это сделал Энгельс, написав «Происхождение семьи, частной собственности и государства»[111]111
  См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 25 – 27.


[Закрыть].

Создавая свой труд, Энгельс воспользовался предварительными заметками Маркса, его конспектом книги Моргана «Древнее общество, или Исследование линий человеческого прогресса от дикости через варварство к цивилизации». Кроме того, Энгельс заново переработал, то есть дополнил собственными материалами, экономические обоснования выводов, сделанных Морганом, фактически углубил и расширил эти выводы.

Если добавить высказывания об экономическом базисе докапиталистических формаций, встречающиеся в других произведениях Энгельса, то мы получим внушительную сумму идей, имеющих по существу основополагающее значение для формирования политической экономии в широком смысле.

«Старое общество», предшествующее эпохе цивилизации, по Энгельсу, – это в основном родовой строй. Величие и ограниченность родового строя состоят в том, что здесь отсутствовали еще господство и порабощение. Не существовало различий между правами и обязанностями. Отсутствовало классовое деление. Предметы производства и потребления находились в общей собственности. Домашнее хозяйство велось на коммунистических началах, часто с участием многих семей. Родовое общество носило первобытнокоммунистический характер[112]112
  См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 159; т. 39, стр. 128.


[Закрыть].

Реликтами родового строя, или родового коммунизма, в новейшее время Энгельс считал различные формы общинного землепользования – сербскую и болгарскую задругу, «парсонери» во Франции, русский «мир», германскую общину-марку, вернее то, что осталось от марки прежних времен[113]113
  См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 39, стр. 375; т. 19, стр. 343.


[Закрыть].

В известной работе «Марка»[114]114
  См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 19, стр. 327 – 345.


[Закрыть] Энгельс исследовал эволюцию аграрных отношений в Германии со времени разделения народа по признаку родства и общей собственности на землю до современных форм крупной и мелкой земельной собственности, он показал здесь своеобразие общины-марки в древний период Германии, постепенное разложение ее под натиском феодализма, а затем и капиталистических отношений.

Во времена Цезаря (первый век до нашей эры) отдельные роды, включающие по нескольку родственных семей, практиковали совместную обработку предоставленной им земли и распределение продуктов между семьями.

Обширными площадями земли, маркой, владели целые села. По мере роста населения образовывались дочерние села, входившие в ту же общину-марку. Община-марка не признавала права периодического передела пахотной земли и лугов между отдельными своими членами. Общинники наряду с одинаковыми земельными наделами и равными правами на пользование общими угодьями были также равноправны в вопросах управления маркой и судопроизводства в ее границах.

Марковый строй сохранялся на протяжении всего средневековья, выдерживая тяжелую борьбу с растущей крупной земельной собственностью, и погиб вследствие разграбления почти всей крестьянской земли дворянством и духовенством при благосклонном отношении властей. Общинная земля была превращена в господскую, а крестьяне-общинники стали крепостными. Но экономически, отмечал Энгельс, марка устарела и потеряла всякую жизнеспособность окончательно только с тех пор, как благодаря гигантскому прогрессу земледелие превратилось в науку и как возникли совершенно новые формы производства[115]115
  См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 19, стр. 337.


[Закрыть]. То есть это произошло примерно в период первой промышленной революции XVIII – XIX веков.

Разложение родового строя было обусловлено и сопровождалось развивающимся разделением труда.

Энгельс различал три крупных общественных разделения труда.

При первом произошло выделение пастушеских племен из остальной массы варваров. Пастушеские племена производили больше других и другие продукты. Дифференциация общественного производства, расширение его сферы, рост производительности труда, связанное с этим увеличение богатства сделали возможным регулярный обмен продуктами труда. Главным предметом обмена на первых порах его существования служил скот. За ним же первоначально закрепились и функции денег.

Все эти изменения с необходимостью влекли за собой классовую дифференциацию общества, разделение его на господ и рабов, эксплуататоров и эксплуатируемых. Первое крупное общественное разделение труда, таким образом, привело к возникновению рабства. Это первая форма эксплуатации, присущая античному миру.

Второе крупное общественное разделение труда выразилось в отделении ремесла от земледелия. При этом берет начало производство непосредственно для обмена – товарное производство, получает развитие торговля – и не только внутри отдельных племен и на их границах с другими племенами, но также с заморскими странами, хотя и в весьма небольших размерах. Функции денег все больше закрепляются за благородными металлами, которых, правда, еще не чеканят, а обменивают просто по весу[116]116
  См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 163.


[Закрыть].

Развитие ремесленного производства, и в частности производства на рынок, привело к появлению различия между богатыми и бедными, возникает разделение общества на классы, взрывается старая коммунистическая домашняя община.

Образование класса купцов, который занимается исключительно обменом продуктов, было третьим общественным разделением труда. Оно имело решающее значение и знаменовало собой переход человечества от эпохи варварства к эпохе цивилизации.

Характерными экономическими чертами этой новой эпохи в ее младенческий период являются: металлические деньги в виде чеканной монеты; власть денег в первобытно грубой и насильственной форме, как никогда до и после; олицетворением всесилия и культа денег был могущественный и жестокий ростовщик. Законодательство Древних Афин и Рима лишь юридически оформило и закрепило неограниченные права этой чудовищно алчной прослойки общества.

Владение товарами и рабами, а затем деньгами – это первые формы богатства. Со временем они были дополнены земельным богатством, полной и свободной собственностью на землю. Концентрация и централизация богатств в немногих руках сделала необходимым существование государства в качестве орудия защиты от покушения на эти богатства со стороны массы бедняков и средства усиления эксплуатации большинства народа в интересах кучки рабовладельцев, ростовщиков, земельных собственников. Государство возникло вместе с разделением общества на классы. Это орган богатых против бедных. Первоначальное государство стояло на страже господствующего производственного отношения – рабского труда.

В период расцвета феодализма (в Европе этот период продолжался до конца XIII века[117]117
  См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 413.


[Закрыть]) власть денег временно упала. «В образцовом феодальном хозяйстве раннего средневековья, – отмечает Энгельс, – для денег почти вовсе не было места. Феодал получал от своих крепостных все, что ему было нужно, или в форме труда или в виде готового продукта… Каждое феодальное хозяйство само удовлетворяло свои нужды целиком, даже военные поставки взыскивались продуктами. Торговых сношений, обмена не было, деньги были излишни»[118]118
  Там же, стр. 407 – 408.


[Закрыть].

Экономической основой феодализма, подчеркивал Энгельс, были земледелие, отдача земли в ленное владение за определенную личную службу и повинности. Завоевательные походы предпринимались для приобретения новых, чужих земель. Прикрепление крестьян к земельным собственникам, которые распоряжались их трудом и даже самой жизнью, представляло собой скрытую форму рабства. «Наделенные» землей крестьяне были обязаны платить землевладельцу дань в форме барщинного труда или оброка, натуральной ренты. Безвозмездное присвоение этой дани выражало особый, феодальный тип эксплуатации.

В качестве характерного признака феодализма Энгельс указывал на то, что здесь «все неприкрыто и ясно как на ладони»[119]119
  К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 38, стр. 412.


[Закрыть]. Действительно, существование господ за счет их крепостных является совершенно явным, неравенство возведено в естественную норму, и эти отношения не маскируются видимостью особых экономических форм, как, например, эквивалентные рыночные отношения, заработная плата, которые при фактическом неравенстве в условиях капитализма дают повод для утверждения о торжестве принципа справедливости.

Господствующему классу феодального общества свойственна расточительность, он живет сегодняшним днем, без оглядки проедает то, что берет от продукта подневольных крестьян. Капитализация какой-либо части присвоенной прибавочной стоимости, говорит Энгельс, противоречит всему опыту во всех феодальных в прошлом странах[120]120
  См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 39, стр. 90.


[Закрыть]. Производство и воспроизводство материальных ценностей всецело лежит на плечах крепостного сословия. Господа лишь потребляют, веселятся, иногда воюют.

Феодальное государство верой и правдой служило дворянству, оно было послушным органом дворянства для подавления крепостных и зависимых крестьян. Степень политического влияния отдельных феодалов определялась размерами землевладения.

Характерные для феодализма неэкономические формы зависимости и принуждения подорвали власть денег, но только на время. Ростом производства и обмена они снова были призваны на службу и постепенно обрели, правда, уже в других исторических условиях, с естественным изменением старых функций и появлением новых, отнюдь не меньшую силу, чем на первых порах эпохи «цивилизации». В конце XV века, отмечает Энгельс, «деньги уже подточили и разъели изнутри феодальную систему»[121]121
  К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 408.


[Закрыть].

Среди важнейших экономических и политических причин разложения феодализма в Западной Европе Энгельс отмечал прежде всего развитие могущественного бюргерства в недрах феодализма. Новый класс городских бюргеров, которые были исключительно товаропроизводителями и торговцами, выступил против крупных землевладельцев, против феодального способа производства, покоившегося по преимуществу на производстве продуктов подневольными крестьянами и на потреблении этих продуктов отчасти самими производителями, а главным образом феодалами, которые облагали производителей тяжелыми поборами[122]122
  См. там же, стр. 495 – 496.


[Закрыть]. В XV веке городские бюргеры были уже более нужными для общества, чем феодальное дворянство, и благодаря деньгам более сильными. «Еще задолго до того, как стены рыцарских замков были пробиты ядрами новых орудий, их фундамент был подорван деньгами… Деньги были великим средством политического уравнивания в руках бюргерства»[123]123
  Там же, стр. 408.


[Закрыть].