Текст книги "Энгельс – теоретик"
Автор книги: Георгий Багатурия
Соавторы: Александр Малыш,Бонифатий Кедров,Лев Гольман
Жанр:
Философия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 33 страниц)
Здесь, таким образом, Энгельс применяет тот же – специфически диалектический – методологический прием предвидения будущего, который применялся уже в «Экономическо-философских рукописях» Маркса (исчезновение в будущем противоположности «религия – атеизм»), в «Святом семействе» (исчезновение противоположности «пролетариат – буржуазия») и в «Немецкой идеологии» (исчезновение противоположности «эгоизм – самоотверженность»).
Отметим также, что будущее общество Энгельс рассматривает в его развитии. Он различает переходный период, которому будет соответствовать «переходное право» (это напоминает «Критику Готской программы»), и коммунистическое общество («коммунистический строй»). Он различает также более и менее отдаленные состояния коммунистического общества, когда говорит о том состоянии, которое будет достигнуто только «через несколько поколений общественного развития при коммунистическом строе».
Таким образом, и с этой стороны проявляется последовательно диалектическое понимание будущего.
Последняя, V глава третьего отдела называется «Государство, семья, воспитание». Здесь же рассматривается и вопрос о судьбе религии в будущем обществе. К этому же кругу проблем следует отнести и вопрос о морали, который рассматривается в IX главе первого отдела.
Одним словом, от сферы базиса (точнее говоря, от производства и распределения) Энгельс переходит к сфере надстройки (государство, мораль, религия). К этому последнему кругу он присоединяет два традиционных для социалистов и коммунистов вопроса: о семье и о воспитании.
Возьмем, как наиболее важный здесь, вопрос о морали.
Энгельс показывает, что мораль развивается, как и все остальное, – развивается по законам диалектики.
Общество до сих пор двигалось в классовых противоположностях. Поэтому и мораль всегда была классовой моралью. Из рамок классовой морали мы еще не вышли.
«Мораль, стоящая выше классовых противоположностей и всяких воспоминаний о них, действительно человеческая мораль станет возможной лишь на такой ступени развития общества, когда противоположность классов будет не только преодолена, но и забыта в жизненной практике»[769]769
К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 94 – 96.
[Закрыть].
Энгельс явно различает в будущем две стадии развития, которым соответствуют: 1) еще классовая по своему характеру «пролетарская мораль будущего» и 2) уже бесклассовая, стоящая выше классовых противоположностей и всяких воспоминаний о них «действительно человеческая мораль».
Эта постановка вопроса о морали будущего является новым моментом в развитии теории будущего общества.
В заключение остановимся на одном методологически особо важном моменте – на защите Энгельсом основного социалистического вывода I тома «Капитала» об экспроприации экспроприаторов[770]770
См. там же, стр. 134 – 138, 142, 640.
[Закрыть].
Дюринг был одним из первых критиков марксизма по данному вопросу. Его аргументы в различных вариантах повторялись потом и другими противниками научного социализма. Поэтому контраргументация Энгельса имеет не только исторический интерес.
Суть дела в двух словах сводится к следующему.
Прослеживая историческую тенденцию развития капитализма, Маркс приходит к выводу о неизбежности экспроприации экспроприаторов, т.е. уничтожения частной собственности на средства производства. И он констатирует, что весь исторический процесс развития отношений собственности происходит согласно диалектическому закону отрицания отрицания.
Пытаясь опровергнуть этот основной социалистический вывод Маркса, Дюринг утверждает, будто необходимость экспроприации экспроприаторов Маркс выводит из закона отрицания отрицания.
Энгельс детально разбирает ход рассуждений Маркса и показывает полную несостоятельность домыслов Дюринга. Эта антикритика со стороны Энгельса имеет особо важное значение. Ведь в сущности речь идет о способе предвидения будущего: как строит свой вывод относительно будущего Маркс – исходя из общедиалектических соображений или из конкретно-исторического анализа. Энгельс приходит к следующему результату:
«Таким образом, называя этот процесс отрицанием отрицания, Маркс и не помышляет о том, чтобы в этом видеть доказательство его исторической необходимости. Напротив: после того как он доказал исторически, что процесс этот отчасти уже действительно совершился, отчасти еще должен совершиться, только после этого Маркс характеризует его к тому же как такой процесс, который происходит по определенному диалектическому закону. Вот и все»[771]771
К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 138.
[Закрыть].
Антикритика Энгельса позволяет сделать важный методологический вывод. Марксистская методология научного предвидения будущего органически сочетает в себе два основных элемента: 1) применение материалистической диалектики, диалектико-материалистического понимания исторического процесса, и, на этой основе, 2) конкретное исследование самого исторического процесса. Без любого из этих двух элементов не может быть подлинно научной, марксистской теории будущего общества.
Каковы же наиболее яркие достижения «Анти-Дюринга» в теории научного коммунизма и в теории будущего общества?
Это, во-первых, концепция двух великих открытий Маркса как предпосылки и основы теории научного коммунизма. Эта концепция дала ключ к пониманию специфического отличия научного коммунизма от утопического социализма и коммунизма, а следовательно, и специфики научной теории будущего общества. Она дала также ключ к пониманию истории марксизма и структуры марксизма, а следовательно, истории научного коммунизма и его места в системе марксистской теории.
Это, во-вторых, целостное изложение теории научного коммунизма, изложение, которое резюмирует прежние достижения Маркса и Энгельса и содержит целый ряд новых моментов.
Это, в-третьих, вывод о качественном изменении роли общественного сознания в коммунистическом обществе.
Это, в-четвертых, применение специфически диалектических приемов для прогноза будущего.
Все это в совокупности свидетельствует о выдающемся значении книги Энгельса в развитии научного коммунизма, в том числе и теории коммунистического общества.
Размышления о будущем обществе в последний период жизниВ период после смерти Маркса Энгельс разрабатывает целый ряд проблем предстоящего коммунистического преобразования общества. Ограничимся анализом трех из числа главных, а именно проблемами: семьи, государства и диалектики будущего[772]772
В последние годы жизни Энгельса особо важное значение приобрела также проблема предстоящего преобразования сельского хозяйства. Наиболее глубоко она была разработана в статье Энгельса «Крестьянский вопрос во Франции и Германии» (см. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 22, стр. 501 – 525).
[Закрыть]. Вопрос о предстоящем преобразовании формы семьи, которого Маркс и Энгельс касались в «Немецкой идеологии», в «Принципах коммунизма», в «Манифесте Коммунистической партии», в «Капитале», был исследован наиболее глубоко и всесторонне в книге Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства».
В марте – мае 1884 г. Энгельс создает одно из лучших своих произведений – книгу «Происхождение семьи, частной собственности и государства». И как это бывало каждый раз, когда он занимался специальными исследованиями и на их основе делал выводы относительно будущего, так и здесь в ходе исследования исторического развития форм семьи Энгельс приходит к новым, специфически марксистским выводам относительно будущего, коммунистического общества.
Прослеживая историческое развитие форм семьи, Энгельс резюмирует общий результат исследования и затем ставит вопрос о развитии семьи в будущем.
«Итак, – пишет он, – мы имеем три главные формы брака, в общем и целом соответствующие трем главным стадиям развития человечества. Дикости соответствует групповой брак, варварству – парный брак, цивилизации – моногамия, дополняемая нарушением супружеской верности и проституцией…
Но мы идем навстречу общественному перевороту, когда существовавшие до сих пор экономические основы моногамии столь же неминуемо исчезнут, как и основы ее дополнения – проституции… Предстоящий общественный переворот, который превратит в общественную собственность, по меньшей мере, неизмеримо бóльшую часть прочных, передаваемых по наследству богатств – средства производства, – сведет к минимуму всю эту заботу о том, кому передать наследство. Так как, однако, моногамия обязана своим происхождением экономическим причинам, то не исчезнет ли она, когда исчезнут эти причины?
Можно было бы не без основания ответить, что она не только не исчезнет, но, напротив, только тогда полностью осуществится… Проституция исчезнет, а моногамия, вместо того чтобы прекратить свое существование, станет, наконец, действительностью также и для мужчин.
Положение мужчин, таким образом, во всяком случае сильно изменится. Но и в положении женщин, всех женщин, произойдет значительная перемена. С переходом средств производства в общественную собственность индивидуальная семья перестанет быть хозяйственной единицей общества. Частное домашнее хозяйство превратится в общественную отрасль труда. Уход за детьми и их воспитание станут общественным делом; общество будет одинаково заботиться обо всех детях, будут ли они брачными или внебрачными[773]773
Ср. письмо Энгельса Бернштейну 9 октября 1886 г. (см. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 36, стр. 459 – 460).
[Закрыть]. Благодаря этому отпадет беспокойство о „последствиях“, которое в настоящее время составляет самый существенный общественный момент, – моральный и экономический, – мешающий девушке, не задумываясь, отдаться любимому мужчине. Не будет ли это достаточной причиной для постепенного возникновения более свободных половых отношений, а вместе с тем и более снисходительного подхода общественного мнения к девичьей чести и к женской стыдливости? И, наконец, разве мы не видели, что в современном мире моногамия и проституция хотя и составляют противоположности, но противоположности неразделимые, полюсы одного и того же общественного порядка? Может ли исчезнуть проституция, не увлекая за собой в пропасть и моногамию?»
По всем законам диалектики так и должно произойти. Но:
«Здесь вступает в действие новый момент, который ко времени развития моногамии существовал самое большее лишь в зародыше, – индивидуальная половая любовь».
Любовь в современном смысле развивается постепенно в средние века и в новое время. Энгельс определяет ее следующим образом:
«Современная половая любовь существенно отличается от простого полового влечения, от эроса древних. Во-первых, она предполагает у любимого существа взаимную любовь… Во-вторых, сила и продолжительность половой любви бывают такими, что невозможность обладания и разлука представляются обеим сторонам великим, если не величайшим несчастьем; они идут на огромный риск, даже ставят на карту свою жизнь, чтобы только принадлежать друг другу… И, наконец, появляется новый нравственный критерий для осуждения и оправдания половой связи; спрашивают не только о том, была ли она брачной или внебрачной, но и о том, возникла ли она по взаимной любви или нет…».
В условиях буржуазного общества брак остается классовым браком. Его в большей или меньшей, часто в решающей мере обусловливают – не любовь, а – побочные, экономические соображения.
«Полная свобода при заключении браков может, таким образом, стать общим достоянием только после того, как уничтожение капиталистического производства и созданных им отношений собственности устранит все побочные, экономические соображения, оказывающие теперь еще столь громадное влияние на выбор супруга. Тогда уже не останется больше никакого другого мотива, кроме взаимной склонности.
Так как половая любовь по природе своей исключительна, – хотя это ныне соблюдается только женщиной, – то брак, основанный на половой любви, по природе своей является единобрачием… Поэтому, как только отпадут экономические соображения, вследствие которых женщины мирились с этой обычной неверностью мужчин, – забота о своем собственном существовании и еще более о будущности детей, – так достигнутое благодаря этому равноправие женщин, судя по всему прежнему опыту, будет в бесконечно большей степени способствовать действительной моногамии мужчин, чем полиандрии женщин.
Но при этом от моногамии безусловно отпадут те характерные черты, которые ей навязаны ее возникновением из отношений собственности, а именно, во-первых, господство мужчины и, во-вторых, нерасторжимость брака… Если нравственным является только брак, основанный на любви, то он и остается таковым только пока любовь продолжает существовать. Но длительность чувства индивидуальной половой любви весьма различна у разных индивидов, в особенности у мужчин, и раз оно совершенно иссякло или вытеснено новой страстной любовью, то развод становится благодеянием как для обеих сторон, так и для общества. Надо только избавить людей от необходимости брести через ненужную грязь бракоразводного процесса.
Таким образом, то, что мы можем теперь предположить о формах отношений между полами после предстоящего уничтожения капиталистического производства, носит по преимуществу негативный характер, ограничивается в большинстве случаев тем, что будет устранено. Но что придет на смену? Это определится, когда вырастет новое поколение: поколение мужчин, которым никогда в жизни не придется покупать женщину за деньги или за другие социальные средства власти, и поколение женщин, которым никогда не придется ни отдаваться мужчине из каких-либо других побуждений, кроме подлинной любви, ни отказываться от близости с любимым мужчиной из боязни экономических последствий. Когда эти люди появятся, они отбросят ко всем чертям то, что согласно нынешним представлениям им полагается делать; они будут знать сами, как им поступать[774]774
Тот же мотив, что и в письме Каутскому о перенаселении: «Эти люди, во всяком случае, будут не глупее нас с Вами».
[Закрыть], и сами выработают соответственно этому свое общественное мнение о поступках каждого в отдельности, – и точка»[775]775
К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 77 – 85.
[Закрыть].
Рассмотрим логическую структуру этого предвидения будущего.
Прослеживая историческое развитие форм семьи, Энгельс устанавливает такую последовательность ее основных исторически сменявших друг друга форм: групповой брак – парный брак – моногамия. Возникает вопрос: что дальше? Можно ли продолжить этот ряд в будущее и если да, то как?
Предшествующий анализ показал, что современная форма семьи, моногамия, опирается на определенные экономические основы, которые в конечном счете сводятся к частной собственности. Тот же анализ показал, что эта моногамия необходимо дополняется своей противоположностью – нарушением супружеской верности и, в особенности, проституцией. Значит, существующая моногамия не является таковой в прямом смысле слова: фактически она не является моногамией для мужчин и строгой моногамией для женщин.
Схематически это можно представить так: причина, основа – частная собственность; следствие – противоположность: моногамия и проституция.
Но в результате предстоящего коммунистического преобразования общества частная собственность будет уничтожена и заменена общественной собственностью на средства производства. Значит, экономическая основа современной моногамии и ее дополнения, ее противоположности – проституции – исчезнет. Отсюда следует, что вместе с причиной должны исчезнуть также и следствия – моногамия и проституция.
Однако в действительности дело обстоит сложнее. Проституция безусловно исчезнет. Моногамия в современном ее виде также исчезнет. Так что в этом смысле законы диалектического развития не могут быть и не будут нарушены: исчезнут обе стороны противоположности. Но исчезновение того, что называют моногамией в буржуазном обществе, не будет означать исчезновения моногамии вообще. Наоборот, мнимая моногамия превратится в действительную. Одним словом, она существенно изменится. В чем же будет состоять это изменение?
Современная моногамная семья, говорит Энгельс, характеризуется двумя основными чертами: 1) совместным ведением домашнего хозяйства, она является хозяйственной единицей общества, и 2) совместным воспитанием детей. Отсюда вытекает зависимость жены от мужа и детей от родителей. С обобществлением домашнего хозяйства и воспитания детей обе эти основы современной моногамной семьи отпадут, а тем самым изменятся и взаимоотношения между ее членами.
Обобществление домашнего хозяйства возможно только на основе развития крупной промышленности (эта мысль была высказана еще в «Немецкой идеологии»), путем превращения его в отрасль общественного производства. Таково основное средство экономического освобождения женщины, средство осуществления ее действительного социального равенства. Остановимся пока на этом вопросе.
В другой главе книги Энгельс развивает эту мысль следующим образом: «Освобождение женщины, ее уравнение в правах с мужчиной невозможно ни сейчас, ни в будущем, пока женщина отстранена от общественного производительного труда и вынуждена ограничиваться домашним частным трудом. Освобождение женщины станет возможным только тогда, когда она сможет в крупном, общественном масштабе участвовать в производстве, а работа по дому будет занимать ее лишь в незначительной мере. А это сделалось возможным только благодаря современной крупной промышленности, которая не только допускает женский труд в больших размерах, но и прямо требует его и все более и более стремится растворить частный домашний труд в общественном производстве»[776]776
К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 162.
[Закрыть].
Через год в письме Гертруде Гильом-Шак Энгельс развивает ту же мысль: «Меня же, признаюсь, здоровье будущего поколения интересует больше, чем абсолютное формальное равноправие обоих полов в последние годы существования капиталистического способа производства. Действительное равноправие женщины и мужчины может, по моему убеждению, осуществиться лишь тогда, когда будет уничтожена эксплуатация капиталом и тех и других, а ведение домашнего хозяйства, которое является теперь частным занятием, превратится в отрасль общественного производства»[777]777
К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 36, стр. 293 – 294.
[Закрыть].
Вернемся к вопросу о моногамии. С изменением экономической основы общества изменится и форма семьи. Но, как показывает Энгельс, форма семьи определяется не только экономическими причинами, хотя в существующем, буржуазном обществе они определяют ее решающим образом. Наряду с ними форму моногамной семьи обусловливает индивидуальная половая любовь. Эта последняя существовала не всегда, она является продуктом исторического развития и в современном ее виде существует только в новое время.
Поэтому с исчезновением экономических основ современной моногамной семьи форму брака будет решающим образом определять индивидуальная половая любовь. Эта любовь по природе своей исключительна, поэтому определяемая ею форма брака будет единобрачием, подлинной моногамией. Но поскольку брачные отношения между мужчиной и женщиной будут определяться только взаимной любовью, постольку и сам брак будет существовать лишь до тех пор, пока существует любовь.
Учитывая историческую тенденцию развития индивидуальной половой любви, можно предвидеть усиление моногамности. Но с исчезновением всех побочных причин отношения между мужчиной и женщиной должны стать более свободными. Иными станут и отношения между родителями и детьми.
Энгельс обращает наше внимание на важную особенность прогноза будущего (она относится, очевидно, не только к перспективе развития семьи): значительно легче предвидеть, что именно исчезнет, чего не будет, – чем то, что появится, что разовьется в будущем. И он еще раз подчеркивает: не мы, а люди будущего сами решат свои проблемы.
На что же опирается, что использует Энгельс, прогнозируя развитие семьи в будущем.
Это, во-первых, материалистическое понимание истории и его выводы: определяющая роль экономической основы общества, уничтожение частной собственности и замена ее общественной собственностью на средства производства, развитие крупной промышленности и т.д.
Это, во-вторых, диалектический метод: учет всестороннего взаимодействия развивающихся факторов, снятие обеих сторон противоположности и т.д.
В качестве методологических приемов Энгельс использует умозаключения по формуле «если – то» (экономическая основа – форма семьи), экстраполяцию (развитие форм семьи, развитие индивидуальной половой любви) и т.д.
Опираясь на этот богатейший арсенал средств, в ходе конкретного исследования эволюции форм семьи в прошлом Энгельс приходит к новым выводам относительно дальнейшего развития моногамной семьи. К таким конкретным результатам не приходили до этого ни предшественники, ни сами основоположники научного коммунизма.
К вопросу о государстве Энгельс обращался в этот период неоднократно.
Вскоре после смерти Маркса, в начале апреля Энгельс получил письмо от Филиппа Ван-Паттена, секретаря Центрального рабочего союза в Нью-Йорке, который просил разъяснить отношение Маркса к анархизму. Энгельс ответил ему 18 апреля, а в мае опубликовал этот ответ в составе второй части своей статьи «К смерти Карла Маркса» на страницах газеты «Sozialdemokrat», центрального органа социал-демократической партии Германии. Речь идет о проблеме государства в его отношении к пролетарской революции и коммунистическому обществу.
«Маркс и я, – пишет Энгельс, – с 1845 г.[778]778
Т.е., очевидно, со времени «Немецкой идеологии».
[Закрыть] держались того взгляда, что одним из конечных результатов грядущей пролетарской революции будет постепенное отмирание политической организации, носящей название государство… Но в то же время мы всегда держались того взгляда, что для достижения этой и других, гораздо более важных целей грядущей социальной революции рабочий класс должен прежде всего овладеть организованной политической властью государства и с ее помощью подавить сопротивление класса капиталистов и организовать общество по-новому[779]779
Ниже эта вторая задача формулируется так: «провести экономическую революцию общества».
[Закрыть] …Правда, это государство требует очень значительных изменений, прежде чем оно сможет выполнять свои новые функции… Анархисты ставят все на голову. Они заявляют, что пролетарская революция должна начать с упразднения политической организации государства…»[780]780
См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 19, стр. 359 – 360; ср. также т. 36, стр. 9.
[Закрыть].
Письмо Бернштейну от 28 января 1884 г. органически дополняет этот ответ[781]781
См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 36, стр. 81 – 82.
[Закрыть].
И в том, и в другом письме Энгельс подчеркивает, что идея исчезновения государства в будущем возникла в марксизме очень рано, еще в период его становления, самостоятельно, а не под влиянием анархизма. В письме Ван-Паттену он указывает на главное отличие марксистского учения о государстве от анархизма – понимание необходимости периода диктатуры пролетариата и отмирания государства как определенного процесса.
Энгельс ясно указывает на две функции пролетарского государства: подавление сопротивления класса капиталистов и организация общества по-новому, экономическое преобразование общества. Это, очевидно, новый момент.
В начале 1884 г. вопрос о государстве Энгельс специально разрабатывает в книге, уже само название которой указывает на предмет исследования – «Происхождение семьи, частной собственности и государства». В ней он затрагивает и вопрос о будущем государства. Мы быстро приближаемся теперь, говорит он, к такой ступени развития производства, на которой существование классов становится прямой помехой производству. Классы неизбежно исчезнут. А с исчезновением классов исчезнет неизбежно и государство. «Общество, которое по-новому организует производство на основе свободной и равной ассоциации производителей, отправит всю государственную машину туда, где ей будет тогда настоящее место: в музее древностей, рядом с прялкой и с бронзовым топором»[782]782
К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 173.
[Закрыть].
В начале 1886 г. Энгельс познакомился с книжкой голландского социалиста Ф.Д. Ньювенгейса «Как правят нашей страной». В связи с этим он затронул вопрос о необходимости разрушения бюрократически организованной государственной машины для перехода от капитализма к коммунизму – вопрос, который был специально разработан Марксом в 1871 г., при изучении и обобщении опыта Парижской Коммуны, в его работе «Гражданская война во Франции». 4 февраля Энгельс пишет Ньювенгейсу: «Голландия, кроме Англии и Швейцарии, единственная западноевропейская страна, которая в XVI – XVIII столетиях не была абсолютной монархией и имеет благодаря этому некоторые преимущества, в частности – остатки местного и провинциального самоуправления без настоящей бюрократии во французском или прусском духе. Это большое преимущество для развития национального характера, а также и для последующего развития; произведя сравнительно немного изменений, трудящийся [народ] мог бы установить здесь свободное самоуправление, которое должно быть нашим лучшим орудием при преобразовании способа производства. Ничего этого нет ни в Германии, ни во Франции – там это придется еще создавать заново»[783]783
К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 36, стр. 368 – 369.
[Закрыть].
Характер существующего в данной стране государства в значительной мере определяет и способ предстоящего революционного преобразования общества. Наличие централизованной военно-бюрократической государственной машины обусловливает необходимость насильственного способа ее разрушения, насильственного пути развития революции. Наоборот, отсутствие такой развитой государственной машины дает возможность осуществить революционные преобразования относительно мирным путем, мирными средствами.
В свое время эту мысль развил Маркс, в речи, с которой он выступил на следующий день после закрытия Гаагского конгресса I Интернационала – на митинге в Амстердаме 8 сентября 1872 года[784]784
См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 18, стр. 154.
[Закрыть].
Мысль, высказанная в письме Энгельса, непосредственно примыкает к данной концепции Маркса и развивает ее. Впоследствии изменения исторических условий определяли и дальнейшее развитие марксистской теории по вопросу о путях и средствах осуществления пролетарской революции.
В конце 1889 г. Энгельс снова касается вопроса о соотношении мирных и насильственных средств в пролетарской революции. 18 декабря он пишет Герсону Триру в Копенгаген: «У нас единое мнение в вопросе о том, что пролетариат не может завоевать политическое господство – единственную дверь в новое общество – без насильственной революции… Отвлекаясь от вопроса морали – об этом пункте здесь речи нет, и я его поэтому оставляю в стороне, – для меня как революционера пригодно всякое средство, ведущее к цели[785]785
Именно из-за оговорки Энгельса, что он отвлекается в данном случае от вопроса морали, было бы кощунством истолковывать это положение как равноценное иезуитскому: «цель оправдывает средства». Пролетарский революционер, коммунист не может (не должен) действовать аморально. Даже великая цель коммунистического преобразования общества не может оправдать всякое средство, ведущее к ней.
[Закрыть], как самое насильственное, так и то, которое кажется самым мирным»[786]786
К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 37, стр. 274 – 275.
[Закрыть].
Сопоставим две крайние точки: определение коммунизма, данное Энгельсом в 1846 г. – «не признавать другого средства осуществления этих целей, кроме насильственной демократической революции»[787]787
К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 27, стр. 60.
[Закрыть], – и это его письмо 1889 года. Основа осталась та же. И там, и здесь – «пролетариат не может завоевать политическое господство… без насильственной революции» – признается необходимость насильственной революции. Но появилось и нечто новое. Во-первых, за этим общим тезисом стоит теперь уже возможность исключений (Америка, Англия, Голландия, Швейцария). Во-вторых, позиция Энгельса становится более гибкой, диалектичной. Он уже не говорит: «никаких других средств, кроме насильственной революции». Наоборот: «пригодно всякое средство, ведущее к цели, – и самое насильственное, и, казалось бы, самое мирное».
Но надо сказать и другое. Нельзя отождествлять насильственную революцию с вооруженным восстанием, гражданской войной – вообще с вооруженной борьбой. Мирная революция в условиях антагонистического классового общества, очевидно, вообще невозможна. Всякая социальная революция в этих условиях неизбежно становится насильственной революцией. Но средства (способ), которыми она осуществляется, могут быть, в зависимости от условий, самыми различными – как мирными, так и немирными. Вот, очевидно, почему в рассматриваемом письме Энгельс говорит о средствах, которые кажутся мирными. Ведь это – мирные средства для осуществления насильственной революции.
Вопрос о сломе старой государственной машины, косвенным образом затронутый в письме к Триру, в начале 1891 г. был обстоятельно рассмотрен Энгельсом во введении к работе Маркса «Гражданская война во Франции». Энгельс не говорит здесь ничего принципиально нового, но он очень резко подчеркивает основные выводы, к которым пришел Маркс в 1871 г. и которые 20 лет спустя сохраняют полную силу. «Введение» датировано 18 марта 1891 г. – днем двадцатой годовщины Парижской Коммуны. В заключительной части его Энгельс пишет:
«Коммуна должна была с самого начала признать, что рабочий класс, придя к господству, не может дальше хозяйничать со старой государственной машиной; что рабочий класс, дабы не потерять снова своего только что завоеванного господства, должен, с одной стороны, устранить всю старую, доселе употреблявшуюся против него, машину угнетения, а с другой стороны, должен обеспечить себя против своих собственных депутатов и чиновников, объявляя их всех, без всякого исключения, сменяемыми в любое время».
Затем Энгельс кратко описывает процесс отчуждения государства от общества:
«В чем состояла характерная особенность прежнего государства? Первоначально общество путем простого разделения труда создало себе особые органы для защиты своих общих интересов. Но со временем эти органы, и главный из них – государственная власть, служа своим особым интересам, из слуг общества превратились в его повелителей… Именно в Америке лучше всего можно видеть, как развивается это обособление государственной власти от общества, для которого она первоначально должна была служить только орудием… Мы видим там две большие банды политических спекулянтов, которые попеременно забирают в свои руки государственную власть и эксплуатируют ее при помощи самых грязных средств и для самых грязных целей, а нация бессильна против этих двух больших картелей политиков, которые якобы находятся у нее на службе, а в действительности господствуют над ней и грабят ее».
Об обособлении государства от общества Маркс и Энгельс писали еще в «Немецкой идеологии». Но там это явление рассматривалось в самом общем виде как результат частной собственности, старого, классового разделения труда, разделения общества на противоположные классы. Из этого следовало, что с уничтожением частной собственности и классов, с переходом к коммунизму обособление государственной власти исчезнет по той простой причине, что исчезнет само государство. А как будет в переходный период, в период диктатуры пролетариата? Этот вопрос тогда вообще не рассматривался. Четверть века спустя Парижская Коммуна дала практический материал для нового обобщения, для постановки и решения вопроса – как предотвратить возможное обособление пролетарского государства.
«Против этого неизбежного во всех существовавших до сих пор государствах превращения государства и органов государства из слуг общества в господ над обществом Коммуна применила два безошибочных средства. Во-первых, она назначала на все должности, по управлению, по суду, по народному просвещению, лиц, выбранных всеобщим избирательным правом, и притом ввела право отзывать этих выборных в любое время по решению их избирателей. А во-вторых, она платила всем должностным лицам, как высшим, так и низшим, лишь такую плату, которую получали другие рабочие…
Этот взрыв старой государственной власти и ее замена новой, поистине демократической, подробно описаны в третьем отделе „Гражданской войны“». И далее: «В лучшем случае государство есть зло, которое по наследству передается пролетариату, одержавшему победу в борьбе за классовое господство; победивший пролетариат, так же, как и Коммуна, вынужден будет немедленно отсечь худшие стороны этого зла, до тех пор, пока поколение, выросшее в новых, свободных общественных условиях, окажется в состоянии выкинуть вон весь этот хлам государственности».