Текст книги "О Москве Ивана Грозного"

Автор книги: Генрих Штаден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

В Рязанском приказе (auf der Resansken Canzelei) они хозяйничали столь же бессовестно. Но теперь им это запрещено. Причина: крымский царь управлялся с этой землей так, как великий князь с Лифляндией к

Андрей Васильевич сидел в Посольском приказе (Gesandten– canzelei) (об.). Здесь ведались все немецкие и татарские дела! и сюда же поступали сборы с Карельской земли. Там повседневно бывали толмачи различных народов. У них были поместья и они же получали годовое жалованье. Здесь проделывались такие же штуки, как и в других приказах.

На Jamme1 2 или на дворе,'где все иноземцы получают изо дня в день свои кормовые деньги (Kostgelt), сидел Иван Тарасович Соймонов и один дьяк. Ежели кто из иноземцев не брал своего меда и кормовых денег за 10, 20 или 30 дней, с того постоянно удерживали У10 часть, когда [потом] он хотел их получить. Каждый иноземец имел на руках память (Zeddel): она была так искусно изготовлена, что никто не мог, подделав почерк, незаметно что-либо в ней приписать. Из погребов мед приносился теми, кто был к тому приставлен. Они отмеривали мед в погребе по своему желанию и потом уже выносили его наружу и наливали иноземцу в его бочку. Соглашался тот его принять – хорошо, а коли нет, то не получал,ничего. Варился хороший и плохой мед, и на этом сберегалась третья часть меда-сырца. (7). А если иноземец одаривал этих ребят, то сам мог итти в погреб и цедить мед [на пробу] изо всех бочек. Какой мед более других приходился ему по вкусу, того он и приказывал тогда нацедить и получал [конечно] свою полную меру. Если

1 Автор намекает на жестокое разорение Ливонии войсками Ивана Гроз-

2 Что означает Jamme – неясно. Из контекста видно, что дело идет об учреждении, из которого выдавался иноземцам мед; таковым мог быть Сы– тенный двор или Кормовой. Может быть, Jamme есть название урочища в Москве? Ср. л. 73.

82

См. 3*

иноземец умирал или его убивали, то эти куманьки целый год все продолжали заносить в отчет полностью все „выдачи"!

Таковы, коротко говоря, были знатнейшие приказы. В других дело шло тем же порядком.

Денежные сборы с государства распределялись так, что в каждый приказ поступали деньги; в том же приказе производился и суд [соответственной] области страны. Из приказа в приказ деньги не передавались; один получал тогда от другого подписную память (underschriebene Memoralszeddel), которая подписывалась дьяком. Памяти склеивались вместе и наматывались в столбцы.

В каждом приказе или судных избах (Gerichtsstuben) были два сторожа. Они открывали двери тем, кто давал деньги, а кому нечего было дать, перед тем двери закрывались. Кто хотел влезть насильно, того сильно били по голове палкой в локоть длиной. Не щадили никого! У кого же не было денег, тот стучался и говорил: „Господи Иисусе Христе, сыне божий, помилуй нас грешных" (Haspodi Jesu Christe (об.) Scinni bossi bomilu nass Gresni). [В ответ] на эти слова сторож открывал ему [дверь]; тот входил и многократно бил челом князьям, боярам или дьяку. Если он бывал недостаточно смел, то [боярин] ударял или отталкивал его посохом и говорил: „Недосуг! подожди!" (Nedassuch parra isdi). Многие так и ждали до самой смерти. Все князья, бояре и дьяки и в приказах, и в церкви постоянно имели при себе посох.

Во всех приказа^ все дела – и малые, и большие – записывались в книги. В приказах были еще сливяные и вишневые косточки, при помощи которых производился счет.

По всем приказам были подьячие (Podierien) – помощники дьяков – в числе 20, 30, 40, 50: то больше, то меньше. Они переписывали грамоты набело. Дьяк брал грамоту в левую руку и под числом писал свое имя мелким шрифтом. Потом он оборачивал грамоту и писал на всех местах, где приходились сставы1 (stauets), так что половинки букв бывали на обоих концах бумаги. Если даже клей держался недостаточно крепко, никто не мог подделать грамоты и не мог (8) приписать в ней что– нибудь еще. Так скреплялась грамота… Потом наверху на обратной стороне на первой склейке грамоты дьяк писал от себя ти

1 Склейки.

I

83

тул великого князя крупными буквами так, чтобы каждый мог видеть: Царь и великий князь Иван Васильевич всея Руси (Cer i Feliki Knese lwan Wassilowiz Usarussa). Перед дьяком на столе стояла чернильница с перьями. Помощники дьяков или подьячие держали свои чернильницы с перьями и бумагой в левой руке и на коленке переписывали грамоту набело.

Летом ходит много парней или „малых" с деревянными чашками и каменными кувшинами; в них лежит лед. Если кто– нибудь пожелает пить, тот дважды или трижды может напиться за один чешский пфенниг. Ходят [еще] по приказам с продажным питьем, которое называется сладкий морс (Slatky Mors). Изготовляется он так: русские берут из ручья свежую проточную воду и можжевеловую ягоду и кладут ее в эту воду; оттого вода становится кислой. Затем берут мед, подмешивают его в воду и процеживают сквозь волосяное сито. Вода делается тогда сладкой. Сколько кто захочет выпить, столько и должен заплатить.

(об.) Если кто-нибудь в стране или по городам Московского государства (alien Steten in der Moscau) не найдет управы, то он идет в тот или иной приказ.

Когда сойдутся обе стороны, и правый поцелует крест, то он выигрывает дело и получает деньги. Но виноватый мог, не выплачивая денег, вызвать правого на бой, даже и после присяги. На Москве было много бойцов, которые за деньги бились за каждого. И кто выигрывал дело присягой, а противная сторона [судебным] решением была недовольна, тот должен был биться на бою со своим соперником или же нанять за себя бойца. Постоянно так и бывало, что тот, кто был прав и присягал, тот оказывался затем неправым. Если у неправого было больше денег, чем у правого – и пусть он действительно неправ-он все же оказывался благодаря этому [т.-е. деньгам] правым, а правый неправым. Когда бились бойцы, то тот, который получал большую сумму денег от противника, падал во всем своем вооружении ниц перед своим соперником и говорил: „Виноват, казни!" (Winouat, gosni). Вследствие этих слов правый [нередко] проигрывал и неправый выигрывал, ибо неправый мог дать больше, чем правый,

(9) Кто получал свою подписную грамоту (unterschriebeng^n Briff), должен был итти к Ивану Висковатову, который хранил печать. Человек он гордый, счастлив мог почитать себя тот,

кто получал от него свою грамоту в течение месяца. Висковатый был не прочь, Чтобы крымский царь забрал Русскую землю, потому что он был расположен ко всем татарам и помогал им. К христианам 1 же он был очень враждебен.

Рядом с ними [князьями и боярами высокого чина] были князья и бояре низшего ранга. Они бывали, чиновниками в подклетных селах, которые принадлежали Дворцу. Обычно их слушались купцы и крестьяне (Boiaren = Bauern?) согласно приговору князей и бояр.

За тем,– кто пожелал бы пожаловаться великому князю, за тем внимательно следили и [потом] сажали его в тюрьму. Коли были у него деньги, он мог выйти вон, если же нет, он оставался -сидеть пока волосы не вырастали у него от головы до пупка.

Все эти князья, великие бояре-правители (grosse Boiaren im Regiment), дьяки, подьячие, чиновники и все приказчики были связаны и сплетены один с другим, как звенья одной цепи

(об.) И если кто-нибудь из них так тяжко грешил, что заслуживал смерти, то митрополит (Papst) мошной [своей] мог освободить его и пустить на все четыре стороны. Если кто разбойничал, убивал и грабил, а потом с добром и деньгами бежал в монастырь, то в монастыре был он свободен от преследования (frei), что на небе, даже если он покрал казну великого князя или в разбое на большой дороге взял то, что принадлежало казне великого князя. Одним словом, все духовные и мирские господа, всяческой неправдой собравшие добро, говорили, ухмыляясь: „Бог дал!“ (Boch dal), id est Deus dedit.

Так управляли они при всех прежних уже умерших великих 'князьях. Некоторые [из последних] заводили было опричные порядки (den aprisnischen Handel), но из этого ничего не выходило: Также повелось и при нынешнем великом князе, пока не взял он себе в жены княжну, дочь князя Михаила (!) 2 Темрюкот вича из Черкасской земли.* «Она-то и подала великому князю совет, чтобы отобрал он для себя из своего народа 500 стрелков и щедро пожаловал их одеждой и деньгами И чтобы повседневно и Дкем, и ночью они ездили за ним и охраняли его. (10) Великий князь Иван Васильевич всея Руси и

2 Михаил Темрюкович был братом царицы Марии. Ее отцом был Тем-

85

отобрал из своего народа, а также и из иноземцев (aus frembdere nationibus) особый избранный отряд (sonderlich auserwelet Volk). Итак устроил опричных и земских (machet also Aprisna und Semsky). „Опричные"-это были люди великого князя (die seinen), земские же – весь остальной народ. Вот что делал [дальше] великий князь. Он перебирал (musterte) один за другим города и уезды и отписывал имения у тех, кто по смотренным спискам не служил со своих вотчин его предкам на войне; эти имения раздавались опричным.'

Князья и бояре, взятые в опричнину, распределялись по степеням (in gradus) не по богатству, а по породе (nach Geburt). Они целовали,крест, что не будут заодно с земскими и дружбы водить с ними не будут. Кроме того, опричные должны были носить черные кафтаны и шапки и у колчана, куда прятались стрелы, что-то вроде кисти или метлы, привязанной к палке. По этому узнавали опричников^

(Об.) Великий князь из-за мятежа (Ofrurs halben) выехал из Москвы.в Александрову слободу – в двух днях пути от Москвы; оцепил эту слободу воинской силой и приказал привести к себе из Москвы и других городов тех бояр, кого он потребует.

Великий князь послал в земщину (in die Semsky) приказ (Mandat): „судите праведно, наши виноваты не были бы (Sudite praveda nassi winowath ne boliby)".

*Тогд a– то из-за этого приказа земские и пали духом. Любой из опричных мог, например, обвинить любого из земских в том, что этот должен ему будто-бы некую сумму денег. И хотя бы до того опричник совсем не знал и не видал обвиняемого им земского, земский все же должен был уплатить опричнику,, иначе его ежедневно били публично на торгу кнутом или батогами (mit Knuttelen oder Prugelen) до тех пор, пока не заплатит. И тут никому не было пощады: ни духовному, ни мирянину. Опричники устраивали с земскими такие штуки, чтобы получить от них деньги или добро, что и описать невозможно. И поле (Kampf) не имело здесь силы (11): все бойцы [со стороны] земских признавались побитыми; живых их считали как бы мертвыми, а то и просто не допускали [на „ поле “].Т

Великий князь приезжал из Александровой слободы в Москву и убил одного из первых бояр в земщине, а именно Ивана Пе* тровича Челяднина: на Москве в отсутствие великого князя он был первым боярином и судьей, охотно помогал бедному люду

добиваться скорого и правого суда; несколькЪ лет он был наместником и воеводой в Лифляндии-в Дерпте и Полоцке. Пока он был наместником в Дерпте, немцы не знали беды, чтобы, например, великий князь приказал перевести их из Нарвы, Феллина и Дерпта [куда-нибудь] в Русскую землю *.

После него наместником и воеводой был князь Андрей Курбский. Как только понял этот штуку с опричниной, пристроил он свою жену и детей, а сам отъехал к королю польскому Си– гизмунду Августу. На его место прибыл боярин (Knese!) Михаил Морозов. Этот оболгал лифляндцев перед великим князем (об.) так, что великий князь приказал вывести всех немцев с женами и детьми из Лифляндии, из Дерпта, Феллина и Нарвы в свою землю, в 4 города: Кострому, Владимир, Углич и Кашин.

У [Челяднин] был вызван на Москву; [здесь] в Москве он был убит и брошен у речки Неглинной в навозную яму. (А великий князь вместе со своими опричниками поехал и пожег по всей стране все вотчины, принадлежавшие упомянутому Ивану Петровичу. Села вместе с церквами и всем, что в них было, с иконами и церковными украшениями – были спалены. Женщин и девушек раздевали до нага и в таком виде заставляли ловить по полю кур.

Великое горе сотворили они по всей земле! И многие из них [т. е. опричников?] были тайно убиты.

У земских лопнуло терпение! Они начали совещаться, чтобы избрать великим князем князя Володимира Андреевича, на дочери которого был женат герцог Магнус; А великого князя с его опричниками убить и извести. Договор (Contract) был уже подписан.

(12) Первыми (боярами) и князьями в земщине были следующие: князь Володимир Андреевич, князь Иван Дмитриевич Бельский, Микита Романович, митрополит (Babst) Филипп с его епископами1 2 – Казанским и Астраханским, Рязанским, Владимирским, Вологодским, Ростовским [и] Суздальским, Тверским, Полоцким, Новгородским, Нижегородским, Псковским и в Лифляндии Дерптским} Надо думать, что и в Ригу (in das Stift Riga) думали посадить епископа. Все эти епископы ежегодно

1 Не выводить дворян и горожан в Россию – было одним из условий сдачи Дерпта в 1558 г.

2 Написано по зачеркнутому „ монахами “.

87

должны являться на Москву на митрополичий выезд в вербную субботу; потом все монастыри, монахи и попы соборные (die Scaborni), т. е. те, которые входят в совет.

хПри великом князе в опричнине, говоря коротко, были: князь Афанасий Вяземский, Малюта Скуратов, Алексей Басманов и его сын Федор.

Великий князь ушел с большим' нарядом (mit grossen Ge– schuze); он не знал ничего об этом сговоре (consilio) и шел к литовской границе в Порхов. План его был таков: забрать Вильну в Литве (об.), а если нет, так Ригу в Лифляндии.

Кровавый дикарь (der rote Wilde) стоял под Ригой в Лифляндии и думал взять ее лаской или хитростью. Но это не удавалось, и он решил взять город силой. Тогда под Ригой пало несколько тысяч поляков.

Узнав об этом, великий князь приказал послать за Вильгельмом Фюрстенбергом и поставить его перед собой. Великий князь в своем одеянии сидел со своим старшим сыном. Опричники стояли в палате – по правую руку великого князя, а земские – по левую. Вильгельм Фюрстенберг предстал перед великим князем в своем обычном платье. Я стоял неподалеку от Вильгельма Фюрстенберга и толмача Каспара Виттенберга, чтобы слышать правильно ли толмач толмачит.

И вот великий князь начал и сказал: „Бывший магистр Лифляндии! Мы хотим тебя (13) пожаловать и опять посадить тебя в Лифляндии. Только ты должен свято обещать и скрепить [обет] присягой, что ты завладеешь и всем остальным: Ревелем, Ригой и Финляндией, всем, что принадлежало твоей бывшей державе. После тебя в нашей прародительской вотчине, простирающейся до Балтийского поморья (Secant der Ostsehe), будет править молодой магистр Вильгельм Кеттлер". Вильгельм Фюрстенберг сказал в ответ великому князю: „Того я не слыхал и, не ведал, что Лифляндия до морского берега Остзеи твоя прародительская вотчина". Великий князь возражал: „Но ты же видел огонь и меч, убийства и казни. [Ты видел] как пленниками были уведены из Лифляндии и ты, и другие. Так теперь держи ответ: что же ты хочешь делать?". Вильгельм Фюрстенберг отвечал: „Я приносил присягу Римскому императору: на этом я готов и жить, и умереть". Великий князь разгневался на это, и Вильгельм Фюрстенберг был отослан обратно в Любим. Если бы он согласился, он должен бы отправиться с вели

ким князем под (об.) Ригу, а все немцы были бы пожалованы деньгами и одеждой. Но ничего из этого не вышло.

Тогда же начали думать о герцоге Магнусе. Какая ему •отсюда была слава-известно всякому.

Князь Володимир Андреевич открыл великому князю договор и все, что замышляли и готовили земские. Тогда великий князь распустил слух, что он вовсе не хотел итти в Литву или под Ригу, а что он ездил „прохладиться" (spaziren geritten) и осмотреть прародительскую вотчину (Vaterland und Erbe).

На ямских вернулся он обратно в Александрову слободу и приказал переписать земских бояр, которых он хотел убить и истребить при первой же казни.

Под Александровой слободой, в 3 верстах (Worfe) от нее на юг, по Московской дороге была застава, Каринская по названию. И те, кто были при великом князе в Слободе, не могли выйти и никто извне не мог войти без памяти (Pammet), т. е. памятной записки в качестве удостоверения […]. Об этом узнали все неверные слуги своих господ-земских. И когда кто-нибудь из них подходил к заставе и говорил (14): „У меня есть дела господарские “ (Umnie sost della hapodorky), его тотчас же доставляли от заставы в Слободу, в приказ, и всему, что бы ни говорил он о своем господине, всему давалась вера.

А великий князь продолжал: приказывал приводить к нему бояр одного за другим и убивал их так, как ему вздумается – одного так, другого иначе.

Митрополит Филипп не мог долее молчать в виду этого. Он добром увещевал великого князя жить и править подобно своим предкам. И благодаря этим речам добрый митрополит попал в опалу и до самой смерти должен был сидеть в железных, очень тяжелых цепях. А великий князь вновь избрал митрополита – по своему желанию^

Затем великий князь отправился из Александровой слободы вместе со всеми опричниками. Все города, большие дороги и монастыри от Слободы до Лифляндии (об.) были заняты опричными заставами, как будто бы из-за чумы; так что один город или монастырь ничего не знал о другом.

Как только опричники подошли к яму (Jamme) или почтовому двору Черная, так принялись грабить. «Где великий князь оставался на ночь, по утру там все поджигалось и спаливалось^

И если кто-нибудь из его собственных избранных людей, из

89

князей, бояр или их слуг, приходил из Москвы на заставу и хотел [проникнуть] в лагерь, того приводили от заставы связанным и убивали тотчас же. Некоторых приволакивали к великому князю нагими и гоняли по снегу до смерти.1 То же самое было и с теми, кто хотел (уйти) из лагеря в Москву и был схвачен стражей.

Затем великий князь пришел в^Тверь и приказал грабить вСе – и церкви, и монастыри; пленных убивать, равно как и тех русских людей, которые породнились и сдружились с иноземцами. Всем убитым отрубали ноги – устрашения ради; а потом трупы их спускали под лед в Волгу. То же было и в Торжке; здесь не было пощады ни одному монастырю, ни одной церкви.

(15). Великий князь вернулся под Великий Новгород и расположился в 3 верстах пути (Veit weges) от него; в город он послал разведчиком (Vorspeer oder Kuntschafter) воеводу со своими людьми. В городе прошел слух, что великий князь пошел«Лифляндию. А между тем он вошел в Великий-Новгород, во двор к [архи]епископу и отобрал у него все его [имущество]. Были сняты также самые большие колокола, а из церквей забрано все, что ему полюбилось. Так-то пощадил великий князь этот город! Купцам он приказал торговать (kaufen und ver– kaufen) и от его людей – опричников брать [награбленное] лишь по доброй уплате. Каждый день он поднимался и переезжал в другой монастырь, где [снова] давал простор своему озорству. Он приказывал истязать и монахов, и многие из них были убиты.

! Таких монастырей внутри и вне города было до 300, и ни один из них не был пощажен. Потом начали грабить город. По утрам, когда великий князь подъезжал из лагеря к городу, ему навстречу выезжал начальник города, и великий князь узнавал таким образом, что происходило в городе за ночь.

А(0б.) Целых шесть недель без перерыва длились ужас и несчастье в этом городе!j

Все лавки и палатки, в которых можно было предполагать [наличность] денег или товару, были опечатаныАВеликий князь неизменно каждый день лично бывал в застенке-] (Peinhofe oder Hans). J

Ни в городе, ни в монастырях ничего не должно было оставаться; все, что воинские люди не могли увезти с собой, то кидалось в воду или. сжигалось. Если кто-нибудь из земских пытался вытащить что-либо из воды, того вешали.

90

Затем были казнены все пленные иноземцы; большую часть их составляли поляки с их женами и детьми и те из русских, которые поженились на чужой стороне.

Были снесены все высокие постройки; было иссечено все k красивое: ворота, лестницы, окна.

Опричники увели также несколько тысяч посадских девушек. Некоторые из земских переодевались опричниками и причиняли великий вред и озорство; таких выслеживали и убивали.

Великий князь отправился затем дальше во Псков и там научал действовать также. '

(16) К Нарве и' ко шведской границе – к Ладожскому озеру – он отправил начальных и воинских людей и приказал забирать у русских и уничтожать все их имущество: и многое было брошено в воду, а многое сожжено.^В эту пору было убито столько тысяч духовных и мирян, что никогда ни о чем подобном и не слыхивали на Руси. Великий князь отдал половину города на грабеж, пока он не пришел ко двору, где жил Микула.

Этот Микула – прожиточный мужик (Kerbs); живет во Пскове во дворе один, без жены и детей. У него много скота, который всю зиму ходит во дворе по навозу под открытым небом; растет и тучнеет. От этого он и разбогател. Русским он предсказывает многое о будущем. Великий князь пошел к нему на двор. Микула же сказал великому князю: „Довольно! Отправляйся назад домой!".

Великий князь послушался этого Микулы и ушел от Пскова обратно в Александрову слободу-со всеми деньгами, со всем добром и многочисленными большими колоколами.

В Слободе он тотчас же приказал построить каменную церковь: в ней он сложил все, что было забрано наличными деньгами; в церкви (об.) были вделаны врата, которые он взял От церкви в Великрм Новгороде; врата были отлиты с историческими изображениями (mit Historien figurlich); при церкви же были повешены колокола.

*После того великий князь открыто опоил отравой князя Володимира Андреевича; а женщин велел раздеть до-нага и позорно расстрелять стрельцам. Из его [т.-е. Владимира Андреевича] бояр (Boiaren oder Knesen) никто не был оставлен в живых.

Великий князь снова приехал из Александровой слободы на Москву и приказал перехватать всех приказных и правителей (Gebieter) в земщине и всех дьяков.

4 91

Иван Висковатый держал в земщине печать; Микита Фуни– ков был казначеем, Иван Булгаков был в приказе Большой Казны. Тогда великий князь умертвил до 130 начальников (Heupter), из которых каждый судил и рядил по стране. Ивану Висковатову отрезали сперва нос и уши, потом отсекли руки. Микита Фуников быд привязан к столбу на торгу и облит кипятком; так его сварили живьем1.

* Был тогда великий голод (teure Zeit); из-за кусочка хлеба человек убивал человека. (17) А у великого князя по дворам в его подклетных селах, доставлявших содержание дворцу, стояло много тысяч скирд (Scherden) необмолоченного хлеба в снопах (im Stro). Но он не хотел продавать его своим подданным, и много тысяч людей умерло в стране от голода, а собаки пожирали их трупы. К тому же всемогущий бог наслал еще великий мор. Дом или двор, куда заглядывала чума, тотчас же заколачивался и всякого, кто в нем умирал, в нем же и хоронили; многие умирали от голода в своих собственных домах или дворах.

И все города в государстве, все монастыри, посады, и деревни, все проселки и большие дороги были заняты заставами, чтобы ни один не мог пройти к другому. А если стража кого– нибудь хватала, его сейчас же тут же у заставы бросали в огонь со всем, что при нем было -с повозкой, седлом и уздечкой.

Многие тысячи умерших в этой стране от чумы пожирались собаками.

Чума усиливалась, а потому в поле вокруг Москвы были вырыты большие ямы, и трупы сбрасывались туда без гробов по 200, по 300. 400, 500 штук в одну кучу (об.). В Московском государстве по большим дорогам были построены особые церкви; в них ежедневно молились, чтобы господь смилостивился и отвратил от них чуму.

Великому князю был подарен слон* 2 вместе с арабом, который за этим слоном ухаживал. Араб получал в Москве большое

*1 После казней 1570-71 гг. очередному посольству в Литву царь Иван дал наказ: если спросят-зачем государь ваш казнил казначея Фуникова, печатника Висковатова, дьяков, детей боярских и.подьячих многих? отвечать – о чем государский изменник Курбский' и вы, паны радные,. с ЭТИМИ государскими изменниками ссылались, о том бог нашему государю объявил; потому

2 Слона подарил царю Ивану персидский шах Тахмасп.

92

жалованье. Это подметили русские бражники (Brasneck), т.-е. беспутные люди, пропойцы, которые в корчмах пьют и [зернью] играют (doppeln und spielen). Из-за денег они тайно убили жену араба. – Вот этот-то араб был оклеветан и оговорен русскими вместе со своим слоном, что будто бы чума, о которой в Москве и не думали, произошла от него и его слона. Тогда араба и его слона сослали в опале в посад Городецкой. Араб умер там, и великий князь послал дворянина (einen Boiaren) с наказом умертвить слона при помощи [крестьян] окрестных сох (Schigen)1 и посадских (Burger). Слон стоял [обычно] в сарае, а кругом сарая был тын. Неподалеку от него схоронили араба. Тогда слон проломил тын (18) и улегся на могиле. Там его и добили; выбили у него клыки и'доставили великому князю в доказательство того, что слон действительно околел.

* Согласно присяге опричники не должны были говорить ни слова с земскими, ни сочетаться с ними браком. А если у опричника были в земщине отец или мать, он не смел никогда их навещать] ' '

Великий князь разделил Москву на две части. [Себе] он взял совсем незначительную часть: город и кремль он оставил земским.

Всякий раз, когда великий князь брал в опричнину какой либо город или уезд, он отписывал себе в опричнину одну или две улицы из пригородных [московских] слобод.

Так убывали в числе земские – бояре и простой люд. А великий князь"– сильный своими опричниками – усиливался еще более.

князь или боярин, не включенный в [опричный] список, заносился в особый список; который пересылался князю [Ивану] Димитриевичу Бельскому (об.) и прочим земским боярам, с тем, чтобы взамен его вотчины ему было дано поместье где-нибудь в другом уезде. Это случалось редко. А когда это случалось, и великий князь „перебирал" (ausmusterte) уезды, а опричники отбирали от земских их вотчины, то отбирали они все, что

1 Соха – окладная единица Московского государства, служившая для определения окладов податей и для раскладки государственных и местных сборов и повинностей. Большая московская сбха считалась для посадов и черных} дворцовых, поместных, вотчинных и некоторых монастырских земель в 800 четей доброй земли, 1000 четей – средней и 1200 – худой. Для большинства монастырских земель – в 600 четей доброй земли. Ср. лл. 23 об. – 25, 43, 46.

93

в этих вотчинах находили, не оставляя ничего,, если им что полюбится.

К Через Москву протекает ручей Неглинная в один фут шириной и глубиной. Ручей этот и был границей опричнины и земщины. На нем великий князь приказал отстроить такой большой двор, какого в Русской земле еще и не видывали. Он так дорого обошелся стране, что земские желали, чтобы он сгорел. Великий князь узнал об этом и сказал своим опричникам, что он задаст земским такой пожар, что они не скоро его потушат. И своим опричникам он дал волю всячески обижать земских. Многие рыскали (19) шайками по стране и разъезжали, якобы, из опричнины, убивали по большим дорогам всякого, кто им попадался навстречу, грабили многие города и посады, били на смерть людей и жгли дома. Захватили они много денег, которые везли к Москве из других городов, чтобы сдать в казну. За этими делами присмотра тогда не было.]

Комендант (Gubernator) польского короля Сигизмунда[в одном из городов] Лифляндии, Александр Полубенский, отправился вместе с 800 поляков, переодевшись опричниками (in der Gestalt der Aprisnay): При нем было трое русских служилых людей (Boiaren), отъехавших (die entritten waren) от великого князя: Марк Сарыхозин и его брат Анисим; имя третьего было Тимофей Тетерин; в Русской земле у великого князя он был стрелецким головой; боясь опалы великого князя, он постригся в монахи и в камилавке явился к королю. Итак, комендант подошел к Изборску и сказал воротнику: „Открывай! Я иду из опричнины". Ворота были тотчас же открыты. Так врасплох захватили поляки (об.) Изборск. Однако удерживали его не долее 14 дней и сдали его русским опричникам (Aprisnischen). {После взятия Изборска] поляки были пожалованы поместьями и крестьянами; те, кто хотели удержать их [и после сдачи города], были убиты.

•^Русские решили сдать полякам Феллин, Тарваст и Мариен– бург в" Лифляндии. Об этом узнал великий князь и послал приказ – обезглавить по этим городам и замкам всех главных дьяков и приказных. Головы их были привезены в мешках на Москву, как доказательство [их казни].]

После того по всем пограничным замкам (Grenzheuser) и городам великий князь разослал указ (Mandat) – не впускать никого, если кто придет, как бы из опричнины.

94

Многие отправились из опричнины и, придя на остзейское поморье (an die Secant der Westsehe!) с подложными наказами, принялись переписывать по посадам всех богатых купцов и [девушек] – дочерей как богатых купцов, так и крестьян, будто бы великий князь требовал их на Москву. Если какой крестьянин или купец давал денег, дочь его выключалась из списка, будто бы она некрасива. А та, [что и в самом деле] была дурнушкой, должна была итти за красивую. Так заполучали они деньги.

(20) Если опричникам там, где их именья и селы (Landguter und Hofe) граничили с земскими, полюбится какое-нибудь поле или лес, луга или пруд, то они выкапывали [рядом] два рва: один -в 2 сажени (Faden oder Klafter) длины и ширины и это были владения опричнины; другой-в 1 сажень – длины и ширины, и это отходило к земским.

«/ Все крестьяне страны имеют в Юрьев день осенний (auf S. Georgen Tagk im Winter)1 свободный выход (einen freien Ausgang). Они принадлежат тому, кому захотят (zue weme sie wollen). Кто не хотел добром переходить от земских под опричных (unter die Aprisna), тех [эти последние] вывозили насиль– ством (mit Gewalt geholet) и не по сроку (ausser der Zeit). Вместе с тем увозились или (und) сжигались [и крестьянские].дворы.

Много, много (viel tausent) богатых торговых людей (Kauf– Ieute), много бояр и богатых гостей (Kaufhern) из земских -те, что не служили на войне – закладывались (begaben sich) – вместе с вотчинами, женами и детьми и всем, что у них было– за тех опричников, которых они знали; продавали им свои вотчины» думая, что этим они будут ограждены (frei) (об.) от других опричников. Но опричники, пограбив их, говорили им: „Мы не можем держать вас дольше; вы же знаете, что мы не можем общаться с земскими; что это противно нашей присяге. Уходите, откуда пришли!". И [земские] должны были еще бога благодарить, что ушли непобитые!

X Опричники обшарили всю страну, все города и деревни в земщине, на что великий князь не давал им своего согласия. Они сами составляли себе наказы; [говорили] будто бы великий