Текст книги "О Москве Ивана Грозного"

Автор книги: Генрих Штаден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Тем временем в 1573-76 гг. Москва и империя, помимо своих обычных дел, были заняты неосуществившимся проектом польского раздела. В виду важности стоявших на очереди во– 1

1 Георг Ганс был женат на Анне, сестре Иоанна III шведского.

33

просов царь Иван ждал к себе „великих послов", а император ограничивался посылкой гонцов и вместе с ними имперских купцов, что очень сердило царя. Под видом дипломатического посланника в 1574 г. проник в Москву немецкий купец Генрих Крамер; царь принял его, как подобало по дипломатическому ритуалу, и потом, когда открылся этот обман, долго не мог простить его и позабыть обиды; когда уже при царе Федоре в 1586 г. приехал в Москву купец Ганс Крамер, то злопамятные московичи его арестовали и конфисковали все его товары. Ликвидация этого инцидента затянулась до царствования царя Бориса.

В 1575 г. царь Иван утвердился в Пернове. Тогда же следом за испанской дипломатией устремляется в Прибалтику и французская, и_очень скоро из-под пера Дансэ выходит проект французской колонизации Ливонии и оккупации скандинавского севера. К этому же времени шведское каперство на Балтийском море достигло апогея. Понятно, что все эти обстоятельства привлекли к себе повышенное внимание Германии и вновь поставили имперскую дипломатию перед ливонским вопросом. В Москву было отправлено великое посольство Яна Кобенцля и Даниила Бухау, прибывшее к царю лишь в декабре 1575 г. Вопреки завоевательной программе -Георга Ганса, императорское посольство предлагало царю Ивану участие в анти-турецкой лиге из империи, Испании, Рима и других– христианских государей, при чем Константинополь отойдет к Москве, и московский царь будет провозглашен „восточным цесарем". За это царь Иван должен поддержать кандидатуру эрцгерцога Эрнеста в польские короли и не обижать Ливонии.

Ответное посольство князя Сугорского и дьяка Арцыбашева прибыло прямо в Регенсбург к 7 июля 1576 г. и оставалось там до 17 сентября того же года.

Работы Регенсбургского рейхстага были в полном разгаре. Русский вопрос, продолжавший интересовать Ганзу и восточноимперских князей, недавно привлекший внимание французской и испанской дипломатии, был злобой дня и в порядке занятий рейхстага занимал первое место. Русское посольство кн. Сугорского вызвало всеобщий интерес и внимание; по рукам ходили резанные на дереве изображения (своего рода „фотографии") московских послов; около них и имени московского царя вы– 1

1 См. Schiemann. Russland, Polen und Livland. Bd. II, S. 380.

34

росла богатая памфлетная литература. Как и надо было ждать, московское посольство уехало восвояси ни с чем. После его отъезда в заседании 3 октября с докладом по русскому вопросу выступил Георг Ганс, нетерпеливо ожидавший открытия рейхстага и приехавший в Регенсбург одним из первых. Свой старый проект борьбы за Ливонию и dominium mans Baltici он развивал с новым воодушевлением и красноречивой убедительностью. Однако рейхстаг, подобно Шпейерскому, не вынес определенного решения.

Пфальцграф не покидал своей мечты и с нею уехал в Лю– целыптейн, свою эльзасскую резиденцию.

Тем временем московский царь, пользуясь смутами избирательной кампании в Польше и осадой Данцига, продолжал захваты в польской и датской Ливонии (1576-1577 гг.). Звезда московского царя, „ единственного под солнцем страшилы басурман и латиновстояла в зените.

А в далеких Вогезах в Люцелыптейнском замке эльзасского авантюриста разрабатывался новый план борьбы с Москвой и на этот раз план военной ее оккупации.

Над планом работали двое: один известный уже владелец замка дюк de la Petite Pierre-Георг Ганс, другой-какой-то немец из Вестфалии, Генрих Штаден, недавний опричник московского царя, около года тому назад прибывший в Голландию из русской Лапландии (1576 г.). Понятна жадность, с которою пфальцграф схватывал рассказы Штадена о „московитах"; понятен интерес, проявленный авантюристом-дюком к его далекому врагу, ко всем мелочам московитской жизни и быта. Несколько месяцев пфальцграф продержал у себя в замке московского опричника, и, по требованию графа, Генрих Штаден к концу 1577 – началу 1578 года успел составить описание Московии1. За это же время, быстро усвоив мечты графа об имперском флоте и адмиральстве, Генрих Штаден подсказал ему новый план борьбы с Москвой и ее оккупации не с ливонского фронта, а с лапландского фланга, от Колы и Холмогор, со стороны Студеного моря. По требованию графа, он вычислил примерную смету, определил необходимую для того сумму денег,

1 Под названием „Страна и правление московитов" оно сохранилось в виде первой части (лл. 1-50) издаваемой ныне в свет рукописи Ганноверского архива.

35

количество кораблей и людей, пехоты и конницы; набросал, схему движения оккупационного корпуса до Лапландии и точно; обозначил пути наступления на Москву и относительную силу русских укрепленных пунктов на севере. В военно-стратегическом очерке Русского Поморья чувствовалось личное знакомство– автора с русским севером.

С горячностью, ему свойственной, „князь-пролетарий" бросает все свои военно-дипломатические предприятия и весь– отдается новому плану борьбы с „московитом". Он забывает о своих французских делах, забрасывает переговоры с Дон-Хуаном Австрийским и с осени 1578 года – в момент польского наступления на ливонском фронте и испанского прожектерства относительно Прибалтики – развивает горячую дипломатическую– кампанию по подготовке анти-московской коалиции и наступления на Москву от Ледовитого океана. Коалиция должна состоять из империи, Пруссии, Польши и Швеции. 27 сентября 1578 г. от пфальцграфа идут посольства к гроссмейстеру Немецкого ордена Генриху и через герцога Карла к его брату Иоанну III, королю Швеции. Тогда же или вскоре после того уходит посольство к польскому королю Стефану Баторию и в начале (26 января) следующего 1579 г. к императору Рудольфу И. Непременным участником прусского, польского и имперского посольства и как бы экспертом по русским делам является дипломатический агент пфальцграфа Генрих Штадеи. Весь 1579 rv3 пока шведы и поляки продолжали свое наступление на русских, а в Любеке и Гамбурге один за другим работали над Балтийским вопросом два ганзетага, пфальцграф был поглощен московским вопросом. Свой проект он рассылает повсюду, где можно– было рассчитывать на сочувствие или поддержку: Людвигу курфюрсту пфальцскому, курфюрсту саксонскому Августу, прусским князьям, ливонским городам (в Ригу, Ревель и др.), ливонскому дворянству, померанскому герцогу и, наконец, Иоанну Георгу маркграфу Бранденбургскому.

Летом 1579 г. пфальцграф лично ездил в Любек ддя переговоров с ганзейскими городами (16 июня 1579 г. было обычное-

1 Проект Генриха Штадена в редакции пфальцграфа Георга Ганса сохранился в дипломатической переписке последнего 1578-1579 г. в материалах Го-, сударственного Секретного Архива в Берлине. Переписка и проект были опубликованы Th. Schiemann’oM в 1892 г. в Mitt, aus der Iivl. Geschichte. Bd. XV,. Heft. I, S. 117 -159.

36

посольство от Любека к императору с просьбой охранить его торговлю от шведского каперства и восстановить свободу нарв– •ского плавания).

Однако, тщетны были все попытки пфальцграфа. Империя, верная своей политике, поддерживала с Москвою худой мир.

Полоцк взят (1579), Великие Луки (1580) тоже; начинается осада Пскова: царь одного за другим шлет гонцов к императору с просьбой о вмешательстве и упреками за наложение запрета на торговлю. С другой стороны, императора осаждает. Любек. хНовое посольство его (конец 1580 г.) в Прагу доказывает императору, что стеснения нарвской торговли, в сущности говоря, "не достигают цели: за деньги можно легко получить паспорт в Нарву, но цена у шведов на паспорта столь высока, что их покупка означает раззорение для города.

Но император не слушался и любчан. Царю Ивану он писал, что послы не идут только потому, что еще не решен ливонский вопрос; что запрещено ко ввозу в Москву лишь оружие, и что это запрещение издано еще при Максимилиане II и даже Карле V '(последнее не вполне точно).

С 1579 г. (со взятием Полоцка 26 августа этого года) воен-,ное счастье очевидно изменило царю Ивану. За Полоцком пали Озерище и Великие Луки (1580 г.); в 1581 г. царь Иван отдает шведам некоторые ливонские замки, а 15 сентября падает русская Нарва. Последний эпизод– произвел на Западе большое впечатление. Англичане кинули на помощь русским несколько кораблей. Видимо, пытаясь обеспечить за собою беломорское плавание, царь Иван (1581 г.) увлекается планами кораблестроительства на Белом море, найма голландских корабельных мастеров и шкиперов. Пфальцграф Георг Ганс, покинув свои французские дела, возобновляет кампанию против московитов. На этот раз он опять пытается договориться с Ганзой: Нарва пала, вопросы о нарвском плавании и шведском каперстве должны изменить свой прежний смысл. Пфальцграф ведет переговоры с Ганзой через посредство Ганзейского синдика Генриха Зудер– мана в Кельне. В октябре 1581 г. на Любекском ганзетаге обсуждался проект пфальцграфа. Но съезд его решительно отклонил.

Рассеялись мечты дюка de la Petite Pierre о победоносной войне с московским царем. Граф уехал в свой эльзасский замок и скоро с той же горячностью ушел в нескончаемые распри с соседними князьями: пытался оттягать для себя и своего сына

37

епископство Шпейерское и архиепископство Трирское; разбойничал при случае на большой торговой дороге, проходившей из Италии в Нидерланды по Рейну; вечно нуждаясь в деньгах, занялся распродажей своего родового имущества, и тем осложнил свои отношения с родственниками.

Не – покидая своих французских дел, пфальцграф еще раз вернулся в 1588 г. к излюбленной теме борьбы с Москвой. Царь Иван уже умер; на престоле сидел бездетный царь Федор; в виду несчастных родов у царицы Ирины поговаривали о возможности пресечения династии, и в кругах имперских князей находилось не мало охотников до царской державы. Одновременно с этим возникал вопрос о помощи Москве против Польши. Как всегда, мнения делились: одни стояли за посольство к царю и докончание с ним; другие, указывая на отдаленность Москвы, предостерегали от соглашений с этим лукавым варварским народом graecae fidei. Восторжествовало, как и всегда, среднее мнение -золотое правило политики Максимилиана II: не отклонять, но и не принимать предложений Москвы; посольство отправить лишь с информационными целями. Отправка посольства Варкоча была решена 24 сентября 1588 г. До его отъезда пфальцграф спешит ко двору Рудольфа II и в беседах с императором вновь возрождает свои анти-московекие проекты. Через три года князь-пролетарий и неудачник скончался (1592 г.).

Отношения Москвы и империи вплоть до 1605 г. не изменялись. Когда Рудольф II но возвращении посольства Варкоча предполагал послать в Москву великих послов, эрцгерцог Эрнест заявил энергичный протест. В расчете на польско-шведскую корону эрцгерцог опасался, как бы посольством в Москву и закреплением с ней дружбы не раздражить Польши. Эрцгерцог не видел достаточных оснований изменять принципам имперской политики: поддерживать идею союза с царем in suspenso, отговариваясь осложнениями с Францией и в Нидерландах, распрями Испании с Турцией и англичанами. Эрцгерцог Матвей протестовал еще энергичнее и подчеркивал, что имперская политика в отношении Москвы вполне совпадает с московской политикой в отношении империи г. 1

1 Эрцгерцог Матвей брат ими. Рудольфа II и позднее (1612 – 1619) германский император.

38

III_

Борьба за Ливонию заполнила собою тридцать лет царствования. царя Ивана; столкнула его со всеми державами европейского Запада; потребовала от государства неисчислимых жертв деньгами и людьми; перенапрягла народно-хозяйственные силы; обострила и ускорила процесс кристаллизации нового социального порядка; усиливая мощь поместного служилого дворянства, она демократизировала власть и завязала прочный узел крепостных отношений в поместье и вотчине. Другой великой северной войне 1700-1721 г. суждено было развить эти социальные последствия войны до их крайних пределов.

В достижениях однажды намеченной цели – господства на Балтийском море – царь Иван, нуждаясь в людях и деньгах, внедряет идею государева тягла и службы мерами, порой жестокими и крутыми.

Экономика и война, вопреки мнению заволжских старцев, вплетала и монастырь в сеть правительственных учреждений. Служба и тягло, а не „теократический смысл времени" и не царская прихоть определяли собою то щедрые земельные и денежные пожалования монастырям, то беспощадные конфискации монастырских имуществ (так называемый новгородский погром 1570 г. вО время ревельской осады).

Для войны нужны были люди и деньги. В организации тягла и воинской повинности сказались прежде всего успехи объединительной политики Грозного.

Сложной системой мер, то более, то менее значительных, Иван IV подготовил торжество рядового служилого дворянина, того Прокопия Ляпунова или галицкого сына боярского, который через полвека будет распоряжаться судьбами земли и престола.

Во– первых, еще 28 февраля 1549 г. провинциальное дворянство было изъято из подсудности наместникам, кроме дел по наиболее тяжким уголовным преступлениям -душегубства, разбоя и татьбы с поличным.

Во– вторых, приговором 3 октября 1550 г. из аморфной и те-1

1 Печенгский 1556 г. (шведская война); Большой Тихвинский 1560 г. (перевод торга из Выборга в Нарву); Святогорский Успенский 1569 г. (Люблинская уния).

39

кучей массы служилого дворянства было выделено компактное ядро „детей боярских лучших слуг"-зародыш московской гвардии XVIII в. В числе 1078 человек они были поселены под Москвой, вокруг столицы московского государства. Одновременное ограничение местничества во время полковой службы и составление „родословца" и „разрядной книги" преследовали ту же двоякую цель, что и петровский табель о рангах, т. е. умаление родовитой боярской аристократии и вместе тщательную фильтрацию худородных социальных элементов, устремлявшихся в среду московского дворянства снизу; иначе говоря, единую по существу цель торжества среднего дворянина.

В– третьих, к военной службе были привлечены все не только поместные, но и вотчинные земли, иначе говоря, единообразная сеть служилых отношений к московскому царю была наброшена на все владения феодальных князей и парализовала силу прежних внутриудельных феодальных отношений.

В– четвертых, были фиксированы нормы поместного и вотчинного землевладения.

В– пятых, общая площадь служилого землевладения увеличивалась за счет земель дворцовых, черных и монастырских.

В– шестых, за счет крупного княженецко-боярского вотчинного землевладения необычайно усиливается землевладение мелкопоместное служилое. Это последнее мероприятие, без которого были бы немыслимы блестящие успехи Грозного, в 70-х годах носило характер настоящей социальной революции, подобной тем, которые переживались одновременно и Швецией, и Данией. Так же, как и в скандинавских странах, революция протекала под энергичным напором растущего дворянства, а понятная оппозиция княженецких и боярских кругов отражалась Иваном IV гак же, как Эриком XIV или Фредериком II.

Наиболее острый и болезненный период этой аграрной революции, начатой еще дедом Ивана IV, совпадает со временем наиболее лихорадочной работы государства по подготовке к войне и организации дворянской конницы. „Пересмотр" поместных и вотчинных дач, своего рода „вывод" феодальных магнатов из их родовых владений и усиленное испомещение мелко-поместного дворянина особенно болезненно переживались в 1566-1572 гг. (от первого земского собора о Полоцкой войне до набега Девлет-Гирея). За эти шесть лет были разбиты старинные княженецкие удельные гнезда.

40

Вчерне социальная перетасовка была закончена, а потому естественной и неизбежной оказалась некоторая реакция на беспощадные крутые мероприятия революционных лет. Реакция надвинулась быстрее, чем ее ждали, может быть, потому, что над Москвой висела грозная татарско-турецкая опасность (набеги 1571 и 1572 гг.) и в перспективе новое мусульманское иго.

Дальнейшее углубление социальной революции грозило бытию государства. Царь Иван-политик нервный, но чуткий– сам же и стал во главе реакции и после набега 1572 г. объявил программу социального примирения и содружества социальных врагов. В разрядах 1573 года он обращается к войску с призывом службу свою государю показать и со службы не съезжать и параллельно производит новый пересмотр поместных и вотчинных дач с возвращением их по принадлежности старым владельцам. Может быть, этим примирением с „землею,, объясняются неясные намеки дипломатических донесений за 1573 год на то, что „московский царь точно ожил и с небывалою энергией обратился к западным – ливонским и польским – делам

Но реакция была не в силах обратить историю вспять, и титулованный родовитый боярин безвозвратно отдал свою социально-политическую власть дворянину, который сохранит ее за собой в течение трех столетий.

Торжество мелко-поместного дворянина означало гибель не только княженецко-боярского землевладения и социально-политической силы боярства.

Насаждение мелкого служилого землевладения повело к усиленной и иногда противозаконной эксплоатации поместного права – сложного комплекса феодальных и сеньериальных прав.

Все разраставшаяся борьба за рабочие руки обострялась обще-европейским экономическим кризисом, вызванным открытием Америки, войнами XVI в. и в частности Ливонской войной и специфически-русским процессом колонизации Поволжья и дикого поля или, что то же, запустением замосковного центра. Право крестьянского „выхода" еще в силе, но постепенно затеняется фактом крестьянского „вывоза" и с начала 70-х годов приостанавливается в своем действии специальными указами о „заповедных летах".

Боярской землей и мужицкой свободой расплатилось государство с дворянской конницей за ее ливонские походы.

41

Сложную систему мероприятий 40-70-х годов по организации служилого дворянства и дворянской конницы царь Иван осуществлял параллельно с загадочной и „бурной затеей опричнины ".

„ Опричнина “ – крылатое словечко, не без сарказма 1 пущенное в оборот самим царем, но официально не признанное,, было в обращении с 1565 по 1572 г., и в этом году, рак говорят о том печатаемые ниже „Записки опричника", было запрещено' к употреблению под угрозой строжайшего наказания. Но под названием „двора" или „удела" „опричнина" продолжает существовать в 70 и 80 годах, и за время своего существования успевает пережить значительные модификации. •

Но ни пересмотр княженецкого землевладения, ни разрастание опричной территории в Поморье, ни тем более „эпоха казней" не отражают собою идеи опричнины 1565 г. Изученная в своих социально-политических последствиях, „опричнина" по прежнему остается психологически загадочной реминисценцией удельного быта.

X Л7–

В борьбе за ливонское наследство и балтийские проливы столкнулись в Прибалтике все европейские державы.

Ливонская кампания (1558 г.) и шведско-датская семилетняя война (1563 г.) вызвала огромный спрос на наемников. Кавале– рами-авантюристами, бездомными ландскнехтами и рейтарами, пиратами и просто бродягами кишмя кишел весь Запад, все моря и океаны. В Германии их расплодилось „ что груш на деревьях".

Привлекаемые широкими операциями воюющих сторон по вербовке, наемники устремили свое внимание в Прибалтику… С первыми же успехами московского царя под Дерптом слухи о могуществе „московита" прокатились по всему Западу. Под ударами царя рушилась дряхлевшая, лишенная внутренней спайки, Ливония. В страну победителя, „дикаря-московита" отливали новые и новые волны ливонских эмигрантов, теснились жадные толпы всесветных авантюристов.

1 Опричнина – термин удельного времени; означает вдовью долю в княжом наследстве.

42

Широко раскрывал им ворота своей земли московский царь и, жадный до мастеров-оружейников, воинских людей, рудознатцев и золотоискателей, врачей, юристов и толмачей, встречал радушно, всякого иноземца. В московских слободках за Яузой на Болвановке и за Москвой-рекой в Наливках селились немецкие ратные люди-наемники, шотландские стрелки. На Балтийском море от имени царя пиратствовали Христиерн Роде, Клаус Тоде и Сильвестр Франк.

При дворе московского царя слагалась пестрая колония иноземцев-полоняников и выходцев из-за рубежа. Были здесь толмачи и ученые юристы-богословы (Каспар Виттенберг и Каспар Эльферфельд), военные инженеры и командиры немецких отрядов (немчин Размысл1 и Юрий Францбек, позже перешедший на датскую, а еще позже на польскую службу1 2); были врачи – „лекаря" (англичане Роберт Якоби, Арнульф Линзей, вестфалец Елисей Бомелий). Мелькают далее мало знакомые, но в свое время заметные имена Адриана Кальпа, Фромгольда Гана, Франциска Черри, Генриха Штальбрудера и др. Среди них в конце 60-х годов (1567-157Г) выделяются дипломатические агенты царя Ивана ливонцы, взятые в плен в 1560 г. – Иоганн Таубе и Эларт Крузе, авторы знаменитого проекта создания Ливонского королевства (1570-77) и в высокой мере интересного описания „тираннии" (эпохи казней) царя Ивана.

Здесь же на Москве при дворе московского царя делал свою карьеру и вестфалец Генрих Штаден– дипломатический агент пфальцграфа Георга Ганса, оставивший по себе печатаемые ниже мемуары.

Генрих Штаден родился около 1542 г. в маленьком вестфальском городке Ален в семье местного бюргера Вальтера Штадена. Родители его готовили к духовной карьере, но несчастный случай, угрожавший ему уголовным преследованием, заставил его скрыться из родного города. Он нашел пристанище и работу в Любеке в доме своего кузена. Здесь он отбывал натуральную повинность городового дела и с тачкою в руках работал на городском валу. В Риге, куда он позже перебрался, он также принимал участие в работах на городском:

1 Может быть, Размуссен? Платонов. Иван Грозный. 87.

2 После 1585 г. польский сенатор.

43

валу. Русские наступали тогда в Ливонии; царя Ивана ждали под Ригой (январь 1559 г.). В городе царила настоящая паника, и с постройкой вала очень спешили.

Покинув Ригу, Генрих скитался по Ливонии, был дворовым дворянских мыз и на 17-18 году своей жизни получил должность приказчика в мызе Вольгартен.

В 1562– 63 гг. в тревожное время междоусобной борьбы двух братьев -шведского короля Эрика XIV и Иоанна герцога финляндского – Генрих Штаден, занявшийся тогда торговлей, отправился с товарами в шведскую Ливонию в замок Каркус. Город, принадлежавший герцогу Иоанну, был взят, видимо, королевскими ландскнехтами, а все жители его, в том числе и Штаден, были ограблены.

В 1563 г. он перебывал в ливонских замках и затем вторично попал в Ригу.

Здесь в декабре этого года Штаден был свидетелем жестокой казни Иоганна Арца, именовавшего себя графом, шведского наместника в Гельмете. Обвиненный герцогом Иоанном в изменнических сношениях с русскими, граф был растерзан раскаленными клещами.

Из Риги с одной только лошадью Штаден отправился в польский Вольмар, откуда польские отряды совершали свои набеги на пограничные русские области и в частности Юрьевский уезд, недавно отошедший к Москве (1558 г.). К этим вольмарским отрядам присоединился и Генрих Штаден; с ними он принимал участие в пограничных набегах и грабежах. Однажды, повздорив из-за дележа добычи, он попал в тюрьму.

Выйдя на свободу и „вдоволь насмотревшись на ливонские порядки", он махнул на Ливонию рукой и решил перебраться за рубеж, в таинственную и заманчивую Московию.

Понятно это решение бездомного вестфальца, дворового ливонских мыз и польского, ландскнехта. То было время всеевропейской тяги на восток; то было время блестящих успехов Грозного. Счастье, казалось, бежало по пятам за „московитом". Не так давно прогремела его слава покорителя Казани и Астрахани. В прошлом году ему сдался литовский Полоцк (1563 г.)– ключ от Двины и Риги.

Счастливо миновав польские заставы на реке Эмбах и из-. бежав неминуемой в случае поимки виселицы, Генрих Штаден пробрался к Дерпту. Там после отъехавшего 30 апреля 1564 г.

к Сигизмунду II Августу кн. Андрея Михаиловича Курбского воеводой сидел боярин Михаил Яковлевич Морозов (1564 г.).

Через шесть дней Штаден был уже в Москве, в посольском приказе перед дьяком Андреем Васильевичем „у распросу Он был-взят толмачем в приказ; тогда же был пожалован поместным окладом в 150 четвертей и испомещен в Старицком уезде в селе Тесмино с деревнями, принадлежавшими. до того одному из людей кн. Владимира Андреевича Старицкого (?).

Царь Иван был занят в то время мыслью о возрождении под русским протекторатом распавшегося в 1561 г. ливонского ордена. Предполагалось посадить магистром Вильгельма Фюр– стенберга, взятого в плен в 1560 г.,и проживавшего в Любиме, а преемником ему назначить сына последнего ливонского магистра Готгарда Кеттлера,-Вильгельма. Для переговоров Фюр– стенберг был вызван в Москву (1564 г.). Но, как ленник Империи, он отклонил от себя предложение царя Ивана и был отправлен обратно в Любим, где и умер в январе следующего 1565 года.

В этих переговорах Генрих Штаден впервые выступил в своей новой роли толмача.

Получив от царя двор на Москве в „земщине" и, как иноземец, пользуясь правом курить вино, варить пиво и ставить мед, Генрих Штаден занялся обычным для иноземца занятием– корчемством. Не довольствуясь корчемными доходами, он завязывает связи с местными купцами-промышленниками и сборщиками мягкой рухляди с инородческих окраин Московского государства и занимается меховой торговлей1.

На Москве Генрих Штаден быстро находит себе друзей и покровителей. Боярин и конюший Иван Петрович Челяднин, Алексей Данилович и Федор Алексеевич Басмановы, судья Димитрий Пивов, объезжий голова Григорий Грязнов и другие устраивают его служебные дела, заботливо приискивают ему поместье или потворствуют его корчемной спекуляции и прямым вопиющим вымогательствам.

Генрих Штаден попал на Москву, когда Грозный осуществлял свой грандиозный план социальной революции. Уходило

1 И, кажется, в 1566 г. уезжает с товаром и проезжей грамотой от царя заграницу через Нарву. Может быть, во время этой поездки он и вывез в Москву тех трех рудознатцев и в том числе Андрея Вольфа, о которых он упоминает в своих записках.

45

в прошлое удельное княжье. Как ветви „палого зяблого дерева", летели прочь боярские головы. Рушились княженецкие, боярские и монастырские богатства. На историческую авансцену выходил вчерашний смерд – сегодняшний опричник.

Организуя оборону и ближайший тыл, царь „перебирает" один за другим московские города и уезды. Районы важные в стратегическом отношении уходят в „опричнину". В год земского собора о Ливонской войне (1566 г.) был взят в опричнину Старицкий удел кн. Владимира Андреевича; князю был отведен соседний Дмитров; Старица' была обращена в царскую ставку на время Ливонской войны, а в Старицком уезде посажены новые помещики – „опричные" люди.

Взяты были в опричнину и старицкие поместья Генриха Штадена. Сверстанный с дворянами московскими, он получает в додачу к Тесмину еще два села – Красное и Новое с деревнями.

В 1570 г. он принимал уже в качестве опричника участие в Новгородском походе и „погроме". В виду неудач на ревельском фронте, правеж казны по новгородским монастырям и конфискация церковного имущества на военные нужды приняли тогда грандиозные размеры. Целые обозы в сотни подвод с допра– вленным добром тянулись от Новгорода к Москве. Отдельные опричные отряды, отрываясь от царской ставки под Новгородом, уходили далеко на север и даже по берегам Студеного моря оставляли по себе кровавые следы.

Генрих Штаден, подобрав свой собственный отряд-дружину, предпринял самостоятельный поход и отличался грабительскими набегами на мирные русские монастыри и посады. Уйдя Из Москвы в царском отряде с одной лошадью,, он вернулся с табунов в 27 голов, да 22 лошади пришли в санях, с верхом заваленных награбленным добром.

После Новгородского погрома на Старицком смотру Штаден был пожалован „вичем". Генрих, сын Вальтера,-отныне Андрей Володимирович-сообразно со своим новым положением ставит новые хоромы на московском дворе, умножает свои подмосковные имения и кабальную дворню. По московским улицам и слободам покупает и выменивает дворы; прибирает к рукам пустые дворовые места. В бесконечных распрях и тяжбах с соседями и

1 Когда?-• неиввестно.

46

– зависимыми от него людьми он не стеснялся никакими средствами, если только они вели к желанной цели всемерного обогащения. И с каким неподрожаемым цинизмом, поразительным в своей наивности и простоте, Генрих Штаден поведал нам эту беззаботную повесть своей жизни, повесть душегубства, разбоя и татьбы с поличным!

В 1571 г. в набег Девлет-Гирея он был на Москве. Эскизно, но выразительно и ярко, он зарисовал знаменитый московский пожар.

Последний эпизод в служилой карьере Штадена, неожиданно оборвавшейся когда-то, около 1573 г., связан с набегом Девлет– Гирея в 1572 г. Штаден был „на берегу" – на Оке во главе одного из разъездов передового полка кн. Дм. Ив. Хворостинина.

После набега Девлет-Гирея Генрих Штаден при пересмотре поместных и вотчинных дач лишился своих имений и на себе испытал все действительное значение реакции в земельной политике московского правительства после 1572 г. Участие „земщины" в общих тяготах войны требовало от государства соответственной компенсации. С другой стороны, подготовка к новым ливонским походам и блестящим военным успехам 1575-1577 г. требовала примирения с „землей". Те же военные нужды государства, которые в свое время вызвали земельный „пересмотр", теперь увлекали правительство на путь компромисса и даже „обратного пересмотра".

Покинув Москву, Генрих Штаден пытался наладить мукомольное дело на Волге: в Рыбной Слободе (Рыбинске) он завел мельницу. Но оттуда скоро ' перекинулся в Поморье (1574– 75 гг.). Понятен интерес к Поморью, проявленный вестфальцем– авантюристом. Здесь от Холмогор и Колы через Вологду и– Каргополь проходили торные торговые пути из „еуропских стран" в Шемаху и Персию, в Хиву и Бухару и в Индию с Китаем. Поморье торговое и промышленное-источник экономической мощи и политической силы Новгородской республики – по праву занимает первое место среди других областей Московского государства и в разгар Ливонской войны в 70-х годах XVI в. уходит в опричнину.

От Каргополя и Вологды в русскую Лапландию и самоедские тундры отправлялись своеобразные административно-пиратские и торгово-промышленные экспедиции русских. Москов

47

ские промышленники и сборщики ясака продолжали традиции новгородских ушкуйников, а по приемам и целям действия напоминали собою русских землепроходцев и промышленников, которым Россия обязана освоением Сибири (XVII в.), Камчатки,. Алеутских островов и Аляски (XVIII в.).