Текст книги "Святая Земля. Путешествие по библейским местам"

Автор книги: Генри Мортон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 56 страниц)

Такое фантастическое святилище, в которой лежало тело, покрытое рубцами – ведь у Александра было много боевых ран, – везли через пустыню от Евфрата до Нила; можно вообразить, с каким благоговейным трепетом дикие племена смотрели, как под звон колокольчиков, в окружении стены копий и плотных рядов воинов, проезжает по их земле тело завоевателя. История интриг, которые привели к этому путешествию, никогда уже не будет известна. Какие шесть футов земли должны были принять человека, которому принадлежала большая часть цивилизованного мира? Это была политическая проблема. Очевидно, его должны были похоронить вместе с другими македонскими царями в Эгее; но как-то раз, в самом начале череды восточных триумфов, подгоняемый неумолимой «жаждой недоступного», Александр совершил длинное романтическое путешествие через ливийские пески, чтобы обратиться к оракулу Амона в оазисе Сива. Бог приветствовал Александра как божественного фараона, и молодой царь охотно воспринял такое подтверждение своего превосходства над прочими людьми и в дальнейшем многажды появлялся на публике в венце, украшенном рогами барана – символом Амона, его божественного «отца». Говорили, что в Сиве он и нашел успокоение, в святилище Амона. Птолемей, который захватил Египет, страстно хотел заполучить тело Александра себе – как своего рода талисман великой силы и влияния. Выбрав подходящий момент, Птолемей устроил так, что тело вывезли из Вавилона, предположительно в Македонию, но, в сопровождении могучего эскорта, он встретил процессию в Сирии и направил ее не в оазис Сива, а в древнюю столицу страны, город Мемфис. Затем либо он сам, либо его сын перевезли тело в Александрию, где оно лежало в хрустальном гробу вплоть до наступления христианской эры.

Я спросил одного из местных арабов, рассказывают ли еще в деревнях истории об Александре. Он ответил, что существует много преданий, указал на высокий вал красноватой земли примерно в миле к востоку от руин и сообщил, что там находится место, где на огромном костре было сожжено тело Александра.

Я прошел к той круче и по дороге встретил еще одного араба, которой рассказал мне ту же историю, добавив, что там много знаков огня. Когда я подошел ближе, то увидел, что холм этот не менее 50 футов в высоту; местами склоны были крутыми, казалось, там вели земляные работы или строили укрепления. Карабкаясь по грудам мягкой земли и сырцовых кирпичей, я обнаружил, что действительно весь холм почернел, будто от огромного пожара.

Может быть, это следы колоссальной погребальной церемонии, которую организовал Александр в честь своего друга Гефестиона? Порой случается, что память о событии сохраняется в устной традиции, передаваясь из уст в уста, только знаменитые имена заменяют собой правильные. Спустя несколько месяцев, читая книгу профессора Колдуэлла о раскопках в Вавилоне, я наткнулся на следующий фрагмент:

Признаки гигантского пожара видны на кирпичах, сплавившихся вместе из-за сильного огня, на них запечатлелись отпечатки пальмовой и другой древесной структуры. Во многих местах отпечатки демонстрируют точные, аккуратные контуры отличной плотницкой работы. Все это весьма примечательно, и мы можем найти этому объяснение.

Возможно, мы находим его в отчете, представленном Диодором, о похоронной церемонии, устроенной Александром Великим в честь Гефестиона… Величественный костер, который, по слухам, обошелся в 12 000 талантов, вероятно, был далеко виден на фоне восточного горизонта.

4

Халдейский Ур, город Авраама, лежит в 230 милях к югу от Багдада и в 120 милях от Басры, на берегу Персидского залива. Для большинства людей это имя звучит как напоминание о чем-то затерянном в тишине мертвой страны, как образ места удаленного и труднодоступного, и я был удивлен, выяснив, что современный путешественник может приехать в город Авраама в спальном вагоне!

Одним из результатов европейского влияния в библейских землях, в таких поселениях, как Ур, Гат или Аскалон, раньше ассоциировавшихся только с Ветхим Заветом, стало введение железнодорожного сообщения. С тем же странным чувством неуместности новинки, с каким я заказывал такси до Вавилона, я купил билет в халдейский Ур. Поезд покидал Багдад ночью и прибывал в Ур ранним утром.

Багдадский вокзал собрал живописную компанию библейского вида шейхов, членов их семей, слуг; они усаживались в в вагоны третьего класса, затаскивали туда сумки с провизией, в то время как представители иного мира и иного века с любопытством разглядывали их из окон первого класса. Я наблюдал за тем, как мрачные и фаталистически настроенные жители Востока, потеряв самообладание, бегали туда-сюда по платформе и возбужденно кричали, переругивались, прощались, несмотря на то что многие из них собирались проехать не более нескольких миль. В отправлении поезда есть нечто такое, что лишает азиатского крестьянина привычной невозмутимости; вероятно, это внушающая ужас мысль, что поезд отправится в заранее назначенное время.

Купе спального вагона было удобным и соответствовало всем стандартам, а наличие умывальника свидетельствовало, что этот же тип вагонов используется в Индии. Днем он служил для обычной перевозки пассажиров первого класса, но вечером в нем появлялся чиновник Иракской железной дороги с кипой простыней, подушек и одеял. Как ему удавалось достигать подобных высот вежливости? Могу только сказать, что забота и внимание служащих сравнимы, если не превосходят, только с преданностью нянь, пестующих королевских детишек. Едва поезда делал очередную остановку, моя няня в хаки пробегала по проходу, чтобы закрыть дверь вагона или уберечь меня от ужасов вавилонской ночи. Сначала я подумал, что он беспокоится, как бы меня не похитили, но на платформах, у которых мы останавливались, царила полнейшая пустота, так что я пришел к выводу: он боится, что я сбегу. Как и многие в Ираке, он был убежден, что я страдаю неутолимой жаждой и голодом, и потому многократно заверял, что утром я непременно получу чай и печенье, причем в какое-то нечеловечески раннее время.

Итак, я лежал и пытался уснуть, глядя на звезды, усыпавшие небо до самого горизонта. На таком плоском ландшафте ночное небо служит компенсацией за безрадостный пейзаж в течение дня. Нетрудно понять, почему халдеи были одними из первых на земле астрономов. Каждую ночь небо представляет собой великолепное зрелище, и отсутствие гор или хотя бы холмов означает, что внимание наблюдателя никогда не обращается к земным объектам, но свободно бродит среди созвездий. В древние времена вершина каждого зиккурата могла принимать небольшую группу людей, всматривавшихся в фиолетовую бесконечность небес, наедине с тайной Вселенной, как моряки посреди океана.

То, что евангельские волхвы с Востока были халдейскими астрономами, – больше, чем заманчивое предположение. Кеплер обнаружил, что соединение Юпитера и Сатурна в созвездии Рыб, обычно видимое раз в восемьсот лет, произошло не менее трех раз непосредственно перед Рождеством Христовым. И не было на земле места, в котором на это могли обратить больше внимания, чем в древнем доме астрономии. Волхвы сказали: «Мы видели звезду Его на востоке и пришли поклониться Ему» ¹⁸ . Сколько художников изображали волхвов, бредущих по равнине в сторону Вифлеема, глядя на горящую над головами Звезду!

Пока поезд продвигался на юг, я читал книгу сэра Леонарда Вулли «Халдейский Ур». В ней рассказывается об истории одного из самых значительных и интересных археологических открытий нашего времени. Раскопки дали миру свидетельства потопа. Удалось найти могилы людей, принадлежавших высокоразвитой цивилизации, живших за столетия до построения пирамид. Затем, совершая прыжок во времени, сэр Леонард рассказывает о городе, в котором, возможно, жил Авраам. Он входил в руины домов, которые мог знать Авраам. Семь лет работы с лопатой в Уре уничтожили полувековую уничижительную критику, созданную пером невежд.

Когда сняли покров земли с древнего города, мы узнали, что Авраам был жителем культурного, цивилизованного общества; он покинул его, чтобы пасти овец и странствовать по миру так же добровольно, как сегодня человек покидает Лондон, чтобы перебраться в Австралию или Новую Зеландию.

«И сказал Господь Аврааму: пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего, в землю, которую Я укажу тебе. И Я произведу от тебя великий народ» ¹⁹ .

Итак, Авраам покинул оживленные набережные и рынки раннего и меньшего по размеру предшественника Вавилона, он бродил по миру не потому, что был кочевником по рождению, а потому, что, как горожанин, решил искать свою судьбу: в некотором роде, его можно назвать первым колонистом в истории.

Перед рассветом поезд остановился на узловой станции Ур. Там меняли локомотив, после чего состав направлялся дальше, к Персидскому заливу.

Стоило мне ступить на платформу, как я почувствовал нечто знакомое. Я раньше нередко попадал на подобные станции. Она отлично подошла бы для съемки немого фильма, когда герой прибывает на новое место, причем обстановка всегда совершенно одинакова. Сначала в кадре появляется локомотив, за ним тянется череда сверкающих на солнце пульмановских вагонов, поезд на полной скорости несется на зрителя, в последний момент сворачивая чуть в сторону, прежде чем остановиться. Затем из вагона выходит герой, бросает тревожный взгляд на окружающий пейзаж, в котором вплоть до самого горизонта царит картина полного запустения. Словно для того, чтобы подчеркнуть его одиночество, камера переносит наше внимание на отправление поезда. Пассажиры на платформе, чернокожий слуга, колеса набирают скорость, и вот уже герой остается один и задумчиво стоит на опустевшем перроне.

Каждую деталь этой сцены легко представить себе в Уре, едва освещенном ранним утром. Там было только небольшое станционное здание и пути, уходившие к северу и югу. Воздух был колючим и холодным, вокруг царила полная тишина. Сам факт, что я прибыл на комфортном поезде, делал Ур гораздо более пустынным и удаленным, чем я воображал.

В отличие от моих кинематографических предшественников, оказывавшихся в подобной ситуации, я не мог рассчитывать, что меня встретит девушка в шляпке от солнца или старик на облучке легкого экипажа, или хотя бы толпа поселян, которые всегда приходят в фильмах на выручку герою. В Уре не было ничего подобного, лишь рассвет постепенно озарял плоскую равнину. По мере того как свет становился ярче, выяснялось, что вокруг простирается бесконечная дикая местность. Но когда солнце встало, я обратил внимание на примечательную черту пейзажа. Примерно в двух милях виднелся красноватый холм, напоминавший пирамиду со срезанной верхушкой. Эта огромная масса могла быть только одним – знаменитым зиккуратом Ура. Я видел много его фотографий, читал о нем в книгах; и вот он передо мной, в утреннем свете, в пустыне, и я могу дойти до него пешком.

Подойдя поближе, через сухой солончак, я увидел, что это не земляная насыпь, как казалось издалека, и далеко не бесформенная груда – это конструкция из сырцовых кирпичей; наклонные стороны вели к вершине, которая уже была хорошо различима, хотя до зиккурата еще оставалось некоторое расстояние.

Я даже не предполагал, что зиккурат Ура или то, что от него осталось, будет настолько впечатляющим. Все храмовые башни Вавилонии и Халдеи были построены по одному принципу: последовательность широких, почти плоских платформ, водруженных одна на другую, каждая следующая платформа меньше предыдущей. Малыши строят подобия зиккуратов – всем известные детские пирамидки, которые составляют на вертикальном основании – стержне. Святилище бога находилось на самом верху, на последней платформе, и к ней вели наклонные лестницы, начинавшиеся на уровне земли.

Может показаться странным, но моим первым чувством при взгляде на зиккурат Ура было истинное удовольствие. Я никогда не испытывал полного комфорта в абсолютно плоской стране и потому высоко оценил желание давно умерших зодчих Ура нарушить монотонность равнины возведением искусственной горы. Есть теория, что древние завоеватели этих мест были выходцами из горных районов и тосковали по родине – или просто отличались религиозным консерватизмом (может быть, справедливо и то и другое). В любом случае они хотели молиться богам на возвышенных точках, как привыкли делать до прихода в эти низины. В Халдее они строили возвышенные места собственными руками, и рассказ о строительстве Вавилонской башни описывает именно такое событие.

Даже в запустении зиккурат Ура выглядит величественно, должно быть, он просто потрясал, когда ступени-платформы были выкрашены в яркие цвета, нижние ярусы – в черный, самый верхний – в красный, святилище – в синий, а кровлю покрывал позолоченный металл. Жрецы в цветных одеяниях спускались и поднимались по лестницам, сопровождали статую божества вниз во время великих праздников – сэр Леонард Вулли полагает, что именно эта процессия легла в основу описана «лествицы Иакова», – казалось, что по склонам пирамиды двигаются ангелы.

Я взошел на зиккурат по той самой лестнице, раскрытой во время раскопок, – по ней шли жители Халдеи за двадцать три столетия до Рождества Христова. Так странно осматривать сооружение, которое намного старше патриарха Авраама, храм, который ловил последние лучи заходящего солнца задолго до построения египетских пирамид. Я обратил внимание на ровные ряды щелей, напоминавших бойницы средневековых крепостей; они озадачивали археологов, пока те не разобрались, в чем дело. Эти щели проходят сквозь облицовку из обожженных кирпичей, скрепленных битумом, до самой основы из сырцовых кирпичей, составляющих сердцевину всей структуры. Считалось, что они позволяют отводить влагу из глубины строения; но археологи постепенно поняли, что осушать нечего! И верхние кирпичи, и сырцовое основание должны были потерять всю влагу вскоре после окончания строительных работ, а редкие в этих краях, но очень обильные дожди прекрасно отводились от сердцевины и без этого. Тогда зачем устраивать столь трудоемкое дренажное устройство? Ответ на загадку был найден, когда прочитали надпись, сделанную от имени последнего вавилонского царя Набонида, о чьих археологических и исторических исследованиях я уже упоминал. Он нашел зиккурат Ура в руинах и восстановил его, позаботившись сообщить об этом в надписи, где сказано, что царь очистил «обрушившиеся ответвления». И тогда стало ясно, что на платформах росли деревья, и дренажные отверстия предназначались для отведения воды, которой орошали растения на террасах.

Поднявшись на самую вершину зиккурата, которая вздымается над равниной примерно на пятьдесят футов, я увидел то, о чем никогда не забуду. Прямо внизу, прижавшись к руинам храма, лежал Ур – один из древнейших городов, о которых мы только знаем. Там были тысячи маленьких домов без кровли, сложенных из сырцового кирпича, и пересекавшиеся улицы и переулки. Косые лучи утреннего солнца падали на мертвый город, превращая строения и улицы в рельеф из острых черно-белых линий и углов. Концы проходов терялись в грудах песка, обозначавших границы раскопок. И этот город был выстроен на развалинах предшествующих, более древних поселений, в том числе того, где жил Авраам за двадцать столетий до Рождества Христова.

Везде, насколько хватало глаз, простиралась бурая равнина, ограниченная лишь далеким горизонтом. Только в одном месте полное запустение нарушалось тонкой зеленой полосой, огибавшей пейзаж. Это был Евфрат, который катил свои воды в Персидский залив по глубокому руслу, окаймленному финиковыми пальмами.

Глядя с высоты зиккурата в Уре, я без труда мог представить, как выглядела эта страна тысячи лет назад. Море тогда было гораздо ближе, поскольку ил, принесенный двумя реками, накапливался год за годом, век за веком, формируя аллювиальную долину, и теперь побережье находится на расстоянии 120 миль. Вавилония представляет собой платформу речного ила, медленно нарастающую в южном направлении. Багдад расположен в 130 милях к северу, на высоте 105 футов над уровнем моря, и халдейский Ур – только на 15 футов; Басра, которая стоит в 120 милях к югу, выше уровня моря лишь на 8 футов. Во времена Авраама морские суда стояли в гавани Ура, а Евфрат или его крупный приток, омывал западные стены города. А вместо бурой пустыни вокруг Ура должны были простираться участки пышной растительности. Пальмовые рощи и поля зерновых тянулись на многие мили от города, их пересекали оросительные каналы, в которых отражалось голубое небо. Вместо палящих пустынных ветров дул свежий морской бриз; вместо мертвенной тишины шумел оживленный город, корабли поднимались и спускались по реке, лодки мягко скользили по голубым каналам. А в центре, посреди одноэтажных домов, теснившихся внутри городских стен, высился зиккурат Ура, ярко раскрашенный, видимый на равнине на расстоянии многих миль, а солнце сверкало на золоченой кровле святилища, так что их было видно с полей на севере и синего моря на юге. В этом блестящем, цивилизованном городе жил Фарра, отец Авраама, и отсюда Авраам отправился в странствия.

Я спустился с зиккурата и вошел в город Авраама. Если бы квадратную милю багдадских улиц лишили крыш и оставили безлюдной на год или два, она стала бы сильно напоминать Ур; правда, друзья и современники Авраама, вероятно, жили в лучших домах, чем многие из тех, что я видел в Багдаде. Переулки в Уре очень узкие, по некоторым едва смог бы пройти нагруженный поклажей осел, но некоторые дома имели по четырнадцать комнат, окружавших центральный двор. Можно вообразить жизнь в древнем Уре, хотя некоторые обычаи покажутся нам странными. Как утверждает сэр Леонард Вулли, ко многим домам были пристроены «личные часовни», в которых хоронили в массивных глиняных гробах, напоминавших старинные ванны, членов семьи. В более скромных жилищах мертвых помещали прямо под полом. Сэр Леонард пишет: «Существовал обычай, согласно которому считалось, что мертвец продолжал жить в доме, и наследники располагались над его могилой; обычай, на первый взгляд, может показаться варварским, однако он свидетельствует о крепких семейных узах, характерных, например, для древних евреев». Может, и так, но нам трудно понять, почему в Уре не разразилась чума, несмотря на лагуну, каналы и реку, равно как и на прочие прелести Ура; полагаю, Авраам был счастлив уйти в пустыню.

Сидя в доме, где могли находиться Авраам и Сарра, я услышал странный, неожиданный звук. Это был человеческий шепот. Вероятно, Ур – не то место, где ожидаешь услышать чей-то шепот из-за стены. Осторожно пройдя на цыпочках к проему, я выглянул наружу и увидел двух мужчин с ружьями за спиной. Это были сторожа руин.

Мне всегда было любопытно, о чем говорят эти люди между собой, ведь несмотря на то что подозрительность у них в крови, а ружья и патронташи наготове, они наверняка ощущают себя беззащитными, когда бродят вот так среди древних развалин. Я попросил их показать мне то место, где сэр Леонард Вулли обнаружил свидетельства потопа, и очень доволен, что сделал это, потому что ни за что не отыскал бы его сам. Они провели меня по переулкам мертвого города к двум насыпям и указали на огромную яму. Сторожа предупредили меня, что ступать надо очень осторожно, поскольку края раскопа не укреплены, и я спустился на пять тысяч лет назад.

Мне интересно было рассматривать стены, на которых запечатлелась история людей, живших на этом месте: слой за слоем вглубь уходили пласты разных эпох. Глиняные черепки в изобилии торчали из земли; виднелись кости и какие-то непонятные объекты и фрагменты. Стороны раскопа кое-где представляли собой сплошное месиво ручек от кувшинов, горлышек сосудов, кусочков горшков, обломков тарелок и других емкостей; и все это прекрасно сохранилось. А потом, с драматической ясностью, я увидел свидетельство человеческой беспечности и бестолковости; восемь футов пустой глинистой почвы, без малейших следов жизнедеятельности. Эти восемь футов были принесены потопом, случившимся здесь примерно шесть тысяч лет назад. А ниже снова шли слои, сохранившие следы человеческой жизни: те люди жили еще до потопа. Сэр Леонард Вулли приводит замечательное описание своего открытия:

Глубина раскопа увеличилась, и внезапно характер почвы изменился. Вместо слоев керамики и мусора мы увидели совершенно чистую глину, совершенно однообразную, ее текстура показывала, что она принесена сюда потоком воды. Рабочие сообщили, что мы добрались до дна, поскольку это речной ил, из которого сложена речная дельта, и сначала, глядя на стены раскопа, я был склонен согласиться с ними, но потом заметил, что мы находимся слишком высоко. Трудно было поверить, что остров, на котором было выстроено первое поселение, располагался так высоко над уровнем болота, и, поработав с измерениями, я велел рабочим продолжать раскопки. Слой чистой глины продолжался без изменений, единственный найденный объект – окаменевшая кость, явно принесенная рекой; и так восемь футов. А потом, столь же внезапно, как начался, этот слой закончился, и мы вновь увидели прослойки мусора и следов жизнедеятельности человека, там встречались кремневые сколы, камни, от которых их отщепляли, а также керамика.

Археологи прошли сквозь слой, оставленный потопом, и нашли следы людей, живших до него. Сэр Леонард продолжает:

Таковы факты. Что же следует вывести из них? Открытие состоит в том, что в этих краях действительно был потоп, о котором рассказывают шумеры и евреи, хотя, конечно, находка не подтверждает никаких деталей этих легенд. Этот потоп не был вселенским, катастрофа имела местный масштаб, охватив долину Тигра и Евфрата, затронув территорию примерно в 400 миль длиной и 100 миль шириной; но для жителей долины это и был весь мир!

Увидеть слой человеческой жизни до потопа, вслед за археологами, – это было бы по-настоящему впечатляюще, но осыпающийся песок со стен раскопа уже скрыл нижнюю страту. Однако едва ли что-то может быть нагляднее следов потопа. Это словно великая тишина, внезапно сменившая живые человеческие голоса, это возобновление жизни после того, как «земля высохла» ²⁰ .

Я осмотрел места царских погребений в Уре, среди которых археологи нашли могилы царя А-бар-ги и царицы Шубад, а также скелеты восьмидесяти слуг, в основном женщин. Эти захоронения были сделаны за тысячу лет до рождения Авраама, и с этого кладбища поразительные, изящные ювелирные изделия были перенесены в Музей Багдада.

Описание этих могил сэром Леонардом Вулли – блестящий образец реконструкции. Кости и найденные рядом с ними предметы, остатки повозок и скелеты быков – все было найдено в таком расплющенном состоянии, что даже крепкое деревянное колесо превратилось в беловато-серый круг праха на земле, однако сэр Вулли сумел выстроить яркую картину захоронения, каким оно было пять тысяч лет назад, когда в него поместили тела царских особ: у солдат, умерших у ворот, в руках копья с медными наконечниками, мертвая арфистка рядом со своим инструментом, мертвые погонщики волов возле животных, возницы на повозках, придворные дамы в нарядных платьях и сама царица Шуб-ад на деревянных похоронных дрогах, в фантастическом головном уборе из буковых листьев и колец, все ее тело покрыто амулетами и бусами, а возле руки – золотая чаша.

Ни одно из тел не сохранило следов насилия, нигде не видно признаков агонии. На самом деле существует только одно доказательство того, что все эти люди, по-видимому, добровольно отправились вслед за владыкой в загробный мир. Его обнаружили археологи: у всех женщин, кроме одной, на головах золотые или серебряные обручи. Когда тело без головного убора было поднято, под ним, на уровне талии, нашли предмет, который оказался недостающим обручем. Вероятно, эта дама пришла последней, может быть, она несла обруч в складке платья или в сумочке на поясе, полагая, что наденет его внутри могилы; но забыла это сделать. И так она пролежала пять тысяч лет, пока кто-то не обнаружил ее забывчивость.

Сэр Леонард Вулли предполагает, что эти люди в ожидании смерти могли находиться под воздействием наркотических препаратов. Судя по всему, они участвовали в церемонии по доброй воле, поскольку рассчитывали на быстрый переход из одного мира в другой.

5

На обратном пути к зиккурату я наткнулся на группу, состоявшую из нескольких мужчин и трех-четырех женщин, а также нескольких детей, по большей части жителей Ирака. Руководитель группы представился почтмейстером Ура, он сказал мне, что решил развлечь друзей, служащих железной дороги, их жен и других членов семей. Они собирались устроить пикник на руинах и предложили мне присоединиться. Я с удовольствием согласился, и мы устроились на песчаном холме неподалеку от храма богини Луны.

Они сказали, что нас ожидает банни.Я не знал, что означает это слово, но спрашивать не стал, решив, что вскоре все само выяснится. Так и вышло. На холм поднялись два молодых араба с деревянным ящиком в руках; в нем лежали шесть чудовищного размера рыбин с очень толстым телом, покрытых радужной чешуей, каждый фрагмент которой был не меньше ногтя. Они прибыли со стороны Евфрата, из деревни Насарийя, расположенной в десяти милях от Ура. Любой из рыбин хватило бы для всей нашей компании, но организаторы пикника деловито разделали все шесть и принялись за приготовление еды.

Тем временем другие участники пиршества развели огонь, подбрасывая в него куски твердой, темной древесины, принесенной с собой, поскольку в этой безлесой стране невозможно собрать дрова или хворост. Я поинтересовался, что это за древесина, и мне пояснили, что она привезена из Индии, это часть обшивки старого спального вагона.

Разделанные куски рыбы баннинакололи на колышки и установили по кругу в песке, чешуей в сторону от огня, так что открытая сторона могла поджариваться. Время от времени куски рыбы падали в пепел, но их быстро подхватывали худыми, смуглыми руками и устанавливали на прежнее место. Вскоре первая порция была готова. Почтмейстер достал лимон, коробку карри, пакетик соли и бутылку соуса «Ли и Перринс». Всем этим с профессиональным изяществом была уснащена жареная рыба, которую затем уложили в центр круга, и все брали свою часть пальцами.

Если вы представите себе жирную треску, припахивающую дымом и древесным пеплом, то получите примерное представление о рыбе банни.Мясо у нее белое, слоистое и очень сочное. Пожалуй, даже прожорливый кот попятился бы от совершенно взрослой рыбины такого рода. Но участники пикника ели ее с удовольствием и в изобилии. После того как мы выбирали пальцами содержимое очередного куска, арабы отбрасывали в сторону пригорелую шкурку, чтобы очистить угли для следующей порции.

Когда я сказал что-то о гигантских размерах рыбы, собеседники заулыбались и ответили, что в Евфрате водится другая рыба – биц,так вот она порой достигает семи футов в длину и весит до сотни фунтов.

Остаток дня я провел с этими милыми людьми. Мы совершили прогулку в Насарийю, где я увидел Евфрат – широкий и мощный, протекающий через белый город и пальмовые рощи. По реке плыли примитивные лодки, а по берегам шли закутанные в покрывало женщины с сосудами для воды, в сопровождении маленьких черноголовых детишек с кожей цвета молочного шоколада. По улицам городка брели сумрачные шииты, все еще отмечавшие свой трагический праздник.

Странно было думать, что мои знакомые, служащие железной дороги, принадлежали к тому же народу и тому же столетию, что и крестьяне, сохранившие обычаи и облик вековой давности. В синих саржевых костюмах они казались здесь такими же иностранцами, как и я. В странах, где установлено мандатное европейское управление, быстро складывается административный слой, усваивающий европейские идеи, и порой я задумывался о том, занимаются ли эти люди просвещением крестьян-соотечественников и будет ли распространяться просвещение в глубину общества или народ останется в прежнем состоянии.

Прибыл ночной поезд, и, распрощавшись с новыми знакомыми и с Уром, я отправился назад, в Багдад.

6

Рано утром я снова сел в автобус компании «Нейрн» и через пустыню поехал в Дамаск. Я спал почти всю дорогу, время от времени просыпаясь, и каждый раз видел ровную бурую местность, тянувшуюся до горизонта. В такие моменты я думал, что мое путешествие похоже на то, что мог бы совершить странник прошлого века. Я направлялся в сторону Египта, искренне надеясь, что окажусь там уже через три дня, то есть рассчитывал преодолеть расстояние от Евфрата до Нила немногим менее чем за 60 часов.

До войны пустыню можно было пересечь только на верблюдах, а железная дорога между Палестиной и Египтом еще не была построена. Не могу представить, сколько недель заняла бы аналогичная поездка лет двадцать назад.

Мы сделали остановку в крепости Рутба перед самым заходом солнца. Джордж Брайант все так же управлял кусочком Англии. Я выпил чая, съел несколько печений, затем насладился отличным английским обедом, а потом мы отправились в ночь, и только фары освещали белесую дорогу впереди. На рассвете прекрасного дня мы остановились в холмах к востоку от Дамаска, развели из веточек кустарника небольшой костер. Вскоре мы смогли выпить по чашке крепкого черного чая. Автобус, покрытый бурой пылью, стоял чуть в стороне, опираясь на массивные, непривычные для города шины, и выглядел не менее романтично, чем старинный дилижанс. Трудно спорить, что подобное завоевание пустыни двумя предпринимателями из Новой Зеландии представляет собой примечательное и романтичное достижение, и мое восхищение совершенно искренне.

Попасть из Дамаска в Палестину – значит пережить настоящее приключение. Дорога постепенно идет под уклон, спускаясь к Галилейскому озеру, а потом наступает момент, когда вы видите с левой стороны голубую гладь сквозь разрывы между горами. По мере приближения к озеру воздух становится теплее, и если день ясный, как обычно и бывает, можно ощутить, что такое июньская жара в январе.

Само озеро залито солнечным светом. Рыбаки из Тиверии заняты работой, они забрасывают сети там, где Иордан впадает в Галилейское озеро, а в небольшом эвкалиптовом лесу Табга черно-белые зимородки мелькают над водой, время от времени ныряя на глубину. Единственное, что изменилось с тех пор, как я в прошлый раз побывал в этих местах, – это восстановление мозаики IV века «Церковь хлебов и рыб». Араб больше не сметает песок с этой великолепной реликвии одной из древнейших базилик Палестины. Над ней выстроена крыша, и все благодаря энергии одного шотландца, майора А. А. Гордона.