Текст книги "От Иерусалима до Рима: По следам святого Павла"

Автор книги: Генри Мортон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 35 страниц)

Встреча Павла с христианами Рима – это, пожалуй, один из самых светлых эпизодов в тексте Деяний. Во время миссионерских путешествий апостолу не раз приходилось сражаться за свою жизнь. Не единожды он терпел поражение, подвергался давлению, возможно, неоднократно плакал, потрясенный злобой и подлостью своих неприятелей. Но никогда, ни на единый миг он не признавал себя побежденным, поскольку всегда ощущал присутствие Иисуса Христа в своей душе. Эта встреча с единоверцами из Рима стала заслуженной наградой за годы борьбы и лишений, которые пришлось вынести апостолу. Если в жизни Павла и был миг, когда его глаза увлажнились слезами радости, а «лицо сияло, как лицо ангела», то, думаю, это была неожиданная встреча с римскими христианами.

Они шли рядом с апостолом – словно тот был не узник, а победитель – и поднимали дух, пересказывая новости из жизни своей маленькой общины. Когда они проделали десять миль по Аппиевой дороге и приблизились к заведению под названием «Три таверны», то встретились с еще одной группой христиан. Очевидно, это были пожилые люди, которые не смогли пройти сорок миль до побережья канала. Однако им тоже хотелось встретить апостола и засвидетельствовать свое почтение. «Увидев их, Павел возблагодарил Бога и ободрился» ⁶⁷ .

Теперь они следовали по одной из самых многолюдных и знаменитых дорог в мире. Они почти достигли ворот в Рим. Каждый шаг приближал Павла к исполнению заветной мечты – увидеть собственными глазами Вечный Город! И пусть он прибывает в Рим в качестве узника, но это было триумфальное прибытие – в окружении людей, которые его любили и почитали. Любовь и почитание – вот два чувства, которые в веках останутся связанными с именем святого Павла.

Интересно, что думали о них другие путники, встречавшие эту необычную группу на Аппиевой дороге? Измотанные странствиями пленники, шествующие под конвоем, и среди них один – в окружении счастливых друзей. Наверняка люди спрашивали: «Кто этот человек?» А Юлий отвечал любопытным прохожим: «Это Павел Тарсянин, который идет искать справедливости у кесаря».

Таким образом они подошли к Риму, приблизились к Капенским воротам, по зеленым камням которых все время сочилась влага – из-за протекавшего акведука, который проходил прямо над воротами. Кое-как пробились сквозь толпу, всегда толкавшуюся возле ворот, миновали рыночные подводы и носильщиков портшезов, которые здесь как раз высаживали своих пассажиров, и вошли в Рим.

Раньше считалось, что Юлий доставил Павла в расположение преторианской гвардии на Палатинском холме. Должность Юлия описывается в Деяниях греческим словом «стратопедарх», что переводят как «начальник лагеря». Однако этот титул видится слишком скромным для префекта преторианской гвардии. Знаменитый историк Теодор Моммзен для обозначения должности Юлия использует старинное латинское выражение Princeps Peregrinorum– то есть главный над Перегринами, имперскими курьерами. Подобное толкование проливает совсем иной свет на условия содержания Павла в Риме.

Как я уже упоминал ранее, peregrini– особый корпус имперских гонцов, своеобразная военная почта. Хотя их набирали в основном из легионов, стоявших в провинциях, основная база курьеров находилась в Риме. Перегрины освобождались от рутинных воинских обязанностей и использовались для особых выездных заданий. По их завершении они снова возвращались в столицу и ждали новых приказов. Таким образом, Юлий «из отряда Августа» был не простым центурионом, который получил приказ от кесарийских властей доставить Павла в числе прочих узников в Рим. Он являлся членом корпуса перегринов, который прибыл в Кесарию с какой-то срочной депешей и дожидался подходящего задания, чтобы вернуться обратно. Лагерь перегринов находился не на Палатинском, а на Целийском холме. Таким образом, ошибочно считать, что Павел сразу оказался в самом сердце Рима. Более вероятно, что маленькая группа вошла в город через Капенские ворота и, свернув направо, направилась к казармам перегринов.

Если внимательно читать текст Деяний, становится ясно, что Юлий относился к своему пленнику с глубочайшим уважением. Уверен, что, если только послание прокуратора Иудеи уцелело во время кораблекрушения, оно было дополнено личным свидетельством командира перегринов об отважном поведении апостола во время катастрофы и той услуге, которую он оказал солдатам, своевременно раскрыв заговор моряков.

Павла приняли с подчеркнутой вежливостью. Он был, так сказать, пленником на поручительстве. Это означало, что он мог выбирать себе жилье в соответствии со своими пожеланиями и средствами. Его не особенно стесняли в повседневной жизни, если не считать того факта, что он все же находился под военным надзором и должен был по первому требованию явиться в назначенное место. Вот заключительные строки, которыми Лука завершает повествование в Деяниях святых апостолов:

«И жил Павел целых два года на своем иждивении и принимал всех приходивших к нему, проповедуя Царствие Божие и уча о Господе Иисусе Христе со всяким дерзновением невозбранно» ⁶⁸ .

Наш поезд продолжал путь к Риму. Слева мелькали разрозненные огоньки ферм, разбросанных среди Понтинских болот, справа вырисовывались контуры Альбанских холмов. Вскоре огней стало больше, они оформились в двойные цепочки уличных фонарей: мы въезжали в Рим. После неизбежной вокзальной суеты я вышел на улицы Вечного Города, где фонтаны выбрасывали водяные струи, сверкавшие в свете уличных ламп.

14

Я позвонил своему итальянскому другу, который трудился в организации по охране античных памятников. Он оказался свободен и согласился со мной пообедать в одном из ресторанов. Во время встречи он напустил на себя жутко таинственный вид: все намекал на какой-то секрет, который отказывался открывать до конца обеда.

– Тебе повезло, дружище, – повторял он, дразня мое любопытство. – Ты вовремя приехал в Рим. Впрочем, скоро сам увидишь!

В конце концов я оставил попытки выведать «страшный секрет» и принялся описывать свое путешествие. Я объяснил, что меня интересует лишь Рим первого столетия – то есть тот Рим, который предстал глазам святого Павла.

– Увы, мой друг, тогда большая часть Рима для тебя не существует. Собор Святого Петра вычеркиваем из списка, Латеранский собор туда же. Ватиканский музей тебе не нужен. Даже знаменитый фонтан Треви вне зоны твоего интереса! О, я знаю, дружище! Тебе надо посетить римские подземелья.

– Точно!

И снова на лице у него появилась дразнящая улыбка.

– Могу тебя поздравить: ты прибыл в Рим в подходящий момент. Ладно, ладно, не сердись! Скоро я перестану тебя мучить и все объясню.

Когда мы перешли к кофе, мой друг откинулся на спинку стула и, склонив голову набок, спросил:

– Ты был когда-нибудь на Форуме ночью?

– Нет, он ведь всегда закрыт.

– Ты никогда не видел Форума в лунном свете? Ну, ничего, сегодня мы это исправим. В связи с предстоящими праздниками я собираюсь проверять подсветку фонтанов и могу взять тебя с собой. Ты сможешь бродить там в одиночку и воображать себе Рим первого века. Это самое подходящее для тебя место. Собственно, уже пора собираться. Поднимайся, дружище.

Ночь выдалась довольно темной, луну то и дело заслоняли набегавшие облака. Мой друг должен был встречаться с электриками у входа на Форум, возле арки Тита. Мы прибыли слишком рано, поэтому стали медленно спускаться по склону Колизея.

– Ни одно здание в городе не обременено таким грузом воспоминаний, – говорил мой приятель. – Здесь даже воздух кажется тяжелым и плотным.

Лунного света хватало, чтобы осветить огромный овал каменной кладки: он сиял белизной, словно вновь обретя давно утраченный мрамор. Двое или трое других посетителей на цыпочках бродили по арене, заглядывая в тени, которые казались более зловещими, чем в любом другом месте города.

– Даже Колизей не существует для тебя, – прошептал мой друг, – ведь Павел его не мог видеть.

Действительно, даже Колизей не представлял для меня интереса! Он был построен примерно через пять лет после кончины Павла. А до того здесь лежал живописный пруд, разбитый на территории Нероновских садов. Среди рабочих, возводивших Колизей, были и двенадцать тысяч евреев, захваченных в плен после падения Иерусалима и доставленных в цепях в Рим.

Мы остановились возле креста, возведенного в память о тех, кто принял мученическую смерть на арене Колизея. Я считаю, это один из самых драматических христианских мемориалов во всем мире. Считается, что первой жертвой стал святой Игнатий, епископ Антиохии. В восточной традиции он всегда изображался маленьким ребенком, которого Иисус поместил среди своих учеников как символ невинности. Говорят, он прожил настолько чистую и безгрешную жизнь, что в награду получил способность слышать пение ангелов. Возможно, с этим связано нововведение в виде антифонного пения, которое ввел Игнатий в своих службах. Это попытка воспроизвести на земле ангельские хоры, которые, перекликаясь, исполняют хвалебные гимны. По приказу императора святого епископа должны были доставить в Рим, дабы в Колизее бросить на съедение диким зверям. Грубые солдаты протащили праведника через половину империи, и везде по пути следования Игнатий восхвалял Бога и радовался предстоящему мученичеству как средству ускорить свою встречу с Создателем. Полагаю, даже ко всему привычная римская публика со стыдом отворачивалась, чтобы не видеть, как голодные львы терзают немощное тело святого.

Бросив взгляд на часы, мой друг объявил, что пора идти. Мы поднялись на пригорок, откуда была видна арка Тита, возвышавшаяся над руинами Форума. Эта арка – еще одно строение имперского Рима, которое Павлу не дано было видеть. Ее возвели в честь падения Иерусалима, которое произошло в точном соответствии с предсказанием Господа. Помните Евангелие от Луки: «Ибо придут на тебя дни, когда враги твои обложат тебя окопами, и окружат тебя, и стеснят тебя отовсюду, и разорят тебя, и побьют детей твоих в тебе, и не оставят в тебе камня на камне…» ⁶⁹

Странно, что Иисус дал буквальное описание тех методов, которые использовали римляне в ходе одной из самых страшных осад в истории человечества. Тит приказал выкопать огромную канаву вокруг городской стены. Отработанную землю использовали для сооружения насыпи, которая в конце концов окружила весь город. За этой искусственной насыпью легионы могли спокойно ждать, пока голод вынудит защитников города сдаться. Хотя Тит намеревался сохранить Храм Ирода, но в ходе последней атаки кто-то бросил горящую головешку, и здание Храма выгорело дотла.

Скульптор изобразил на арке триумф Тита, возвращающегося с победой в Рим. В качестве трофеев по улицам проносят семисвечную менору, золотой стол для хлебного предложения и серебряные трубы. По счастливой случайности изображение выполнено на внутренней части арки, поэтому хорошо сохранилось.

В ожидании запаздывавших электриков мы подошли к ограждению и заглянули в темные глубины Форума, который лежит на шестьдесят футов ниже уровня современного Рима. Каждый вечер на закате охранник запирает ворота, перегораживающие Священную дорогу, и древний мир погружается в темноту и тишину, которую нарушают лишь залетные совы да летучие мыши. С высоты мы могли разглядеть призраки храмов и древние дороги, белеющие, словно рассыпанные кости.

Наконец появилась группа людей и стала выгружать из фургона какие-то ящики. Отперли ворота, и мы, светя себе электрическими фонариками, вступили по Священной дороге в тишину теней Форума.

– Ну разве это не чудо? – вполголоса воскликнул мой друг.

– Много лет тому назад, – шепотом отвечал я, – в бытность мою начинающим репортером мне как-то довелось присутствовать на процедуре эксгумации, которая проводилась на сельском кладбище… Знаешь, поразительное сходство: тоже ночь, разговоры шепотом, люди, которые что-то тащат в темноте… и вокруг белые камни.

По мере спуска до основного уровня почвы Форума сходство только усиливалось: вокруг нас действительно расстилалось обширное кладбище с белеющими в лунном свете надгробиями. А ведь на протяжении целого тысячелетия это кладбище являлось центром цивилизованного мира!

Желтое пятно света от фонарика прошлось по разбитым колоннам, высветило свежую поросль, пробивавшуюся в щелях между мраморными плитами. Оно продолжало плясать, выхватывая то там, то здесь упавший архитрав, обломок какого-то памятника; наконец застыло, наткнувшись на три совершенно целых колонны, выглядевших еще более странно, чем их поверженные соседки.

– Вот храм Ромула, – пояснял мой друг, направляя луч в темноту, – а там, в противоположном направлении, стояли храм Весты и дом весталок. Между прочим, в жилище этих дам было центральное отопление и трубы с горячей водой. А прямо перед тобой колонны, оставшиеся от храма Антонина и Фаустины.

Над руинами царил могильный холод. Неужели это место, где некогда решались судьбы мира? Единственным звуком, нарушавшим тишину, было шарканье ног да шорох камешка, случайно скатившегося по склону. И вновь мне подумалось, что наша прогулка больше всего напоминает ночное вторжение в кладбищенский склеп.

– Ну вот, мы приступаем к работе, – объявил мой друг. – Так что, я тебя покидаю. Ты уж сам погуляй тут и реши, какая часть Рима тебе подходит. Да, тебе, наверное, понадобится какой-нибудь свет.

С этими словами он передал мне фонарь, и я медленно побрел в темноту. Рядом с Рострой – местом, где выступали древнеримские ораторы – я наткнулся на единственное живое создание в царстве мертвых теней. Кажется, это был тощий помоечный кот.

Я размышлял, что именно мог видеть Павел на Форуме? Апостол попал сюда еще до пожара, следовательно, Августово детище предстало перед ним во всем своем великолепии и блеске. Обилие богов – их храмов и статуй – безусловно, раздражало христианина Павла. Однако к тому неодобрению, которое он уже испытал на Акрополе, примешивалось новое волнующее чувство – осознание, что находишься в центре мира. Давным-давно Павел поставил перед собой цель – покорить Вечный Город, и вот он здесь, в сердце Империи. Павел наверняка не мог пройти мимо Золотого столпа, двухметровой мраморной стелы, от которой начинались главные римские дороги – Аврелиева, Аппиева и Фламиниева. От этой же точки отмерялись расстояния до важнейших городов империи – Иерусалима на востоке и Лондиния на западе. Будучи христианином, Павел отвергал и презирал акропольских идолов. Но как гражданин Римской империи он испытывал законную гордость, оказавшись на Форуме.

Два года, проведенные апостолом в Риме, покрыты налетом интригующей тайны. Лука сообщает только, что Павел жил «на своем иждивении» (буквально – «в арендованном доме»), проповедуя учение Иисуса Христа, и никто ему в этом не препятствовал. Итак, он терпеливо ждал суда кесаря, находясь под наблюдением легионеров. Вот и все, что нам доподлинно известно. Остальное относится к области догадок.

Если принять теорию доктора Дункана, согласно которой «Тюремные послания» были написаны не в Риме, это значительно сужает наши возможности для реконструкции данного периода жизни апостола. Однако теория Дункана – не более чем гипотеза. Официальная же традиция утверждает, что эти послания написаны в том самом «арендованном доме», и, отталкиваясь от этого факта, мы и воссоздаем картину римской жизни Павла. Судя по всему, «арендованный дом» был весьма оживленным местом. К его хозяину приходили люди, приносившие весточки из отдаленных церквей. Обсудив новости, они уходили, унося ответные послания с советами и наказами от апостола, основателя этих церквей. Некоторое удивление вызывает количество посланцев из Азии, достаточно удаленной от Рима местности. Кое-кто из этих людей нам уже знаком по описанию Луки.

Прежде всего, это, конечно, сам Лука, «возлюбленный лекарь» апостола, а с ним и Аристарх – оба прибыли с Павлом из Кесарии. Кроме того, появлялся Епафрас из Колосс и Епафродит, житель Филипп. Упоминается Тихик, которого Павел послал с письмом в эфесскую церковь; и Димас, обращенный в христианство язычник, чья вера, к сожалению, не выдержала испытаний. Сам Павел писал о нем следующее: «Ибо Димас оставил меня, возлюбив нынешний век, и пошел в Фессалонику» ⁷⁰ . Кроме них был христианин из иудеев – Иисус, прозываемый Иустом, о котором нам ничего не известно, кроме имени. Среди всех посетителей Павлова дома двое представляют для нас особый интерес: это небезызвестный Иоанн Марк и раб по имени Онисим.

До чего радостно сознавать, что в конце жизни Павел помирился с Марком, и тот навестил апостола в Риме – в тяжелый миг, когда тучи начали сгущаться над головой святого. Приятно представлять, как «состарившийся» Павел сидит в Риме и беседует с Марком, вспоминая Варнаву, иерусалимский домик Марии, где в былые дни (ах, как давно это было!) собирались члены церкви. Наверняка Марк много рассказывал о Петре и об Евангелии, которое тот написал (или только пишет). Павла должны были заинтересовать воспоминания Петра об Иисусе Христе, которого тот знал лично. Как хотелось бы, чтобы кто-то из великих живописцев изобразил эту сцену: Марк сидит с Павлом в «арендованном домике» и читает ему главы из Евангелия. О том, как трижды прокричал петух и как толпа, собравшаяся во дворе Каиафы, ждет ответа от Петра. Я так и вижу, как горят глаза Павла, как жадно ловит он каждое слово.

Не менее интересна личность Онисима. Он был рабом у человека по имени Филимон, жившего в Колоссах. Неизвестно, по какой причине он сбежал от своего хозяина, но не приходится сомневаться, что жизнь беглого раба была полна опасностей. В первом веке подобный поступок считался серьезным преступлением. Если раба ловили, то обязательно клеймили, а в худшем варианте могли и убить. Разочаровавшись в обретенной свободе, этот несчастный кинулся разыскивать Павла, чье имя он мог слышать в хозяйском доме. Он верил, что в окружавшем его враждебном мире он может твердо рассчитывать на доброту одного человека – апостола по имени Павел. Тот факт, что оказавшийся в опасности человек – причем самого низкого звания – рискнул обратиться за помощью к Павлу, свидетельствует о том, какую власть над умами и сердцами людей имел апостол.

Павел впустил в свой дом Онисима и постепенно привязался к нему. Он познакомил бывшего раба с учением Иисуса Христа, заставил по-новому посмотреть на загробную жизнь и жизнь на земле. Павел хотел оставить Онисима при себе, но его моральные принципы не позволяли этого сделать. Раба следовало вернуть хозяину, а хозяина, по возможности, нужно было убедить простить проступок раба. Именно такое решение принял Павел, а потому он написал Послание к Филимону, в котором взывал к милосердию – не только по отношению к рабу, но и по отношению к себе самому.

Если кто-то из читателей представляет себе Павла этаким строгим, непреклонным учителем, пусть он перечтет коротенькое письмо к Филимону. Кстати, единственное из всех сохранившихся писем Павла, которое посвящено не богословским вопросам, а чисто человеческой проблеме. Это послание – окно, позволяющее заглянуть в душу апостола.

«…Я, Павел старец, а теперь и узник Иисуса Христа; прошу тебя о сыне моем Онисиме, которого родил я в узах моих. Он был некогда негоден для тебя, а теперь годен тебе и мне; я возвращаю его, ты же прими его, как мое сердце. Я хотел при себе удерживать его, дабы он вместо тебя послужил мне в узах за благовествование. Но без твоего согласия ничего не хотел сделать, чтобы доброе дело твое было не вынужденно, а добровольно… Итак, если ты имеешь общение со мною, то прими его, как меня. Если же он чем обидел тебя, или должен, считай это на мне. Я, Павел, написал моею рукою: я заплачу; не говорю тебе о том, что ты и самим собою мне должен. Так, брат, дай мне воспользоваться от тебя в Господе; успокой мое сердце в Господе…» ⁷¹

В Послании к Филиппийцам, если оно писано примерно в то же самое время, ощущается намек на некоторое духовное напряжение. «…Имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше. А оставаться во плоти нужнее для вас» ⁷² . Возможно, это настроение подавленности и уныния связано с тем «жалом во плоти», о котором мы писали раньше. Как бы то ни было, но даже в Послании к Филиппийцам радость и надежда затмевают все прочие чувства: «Радуйтесь всегда в Господе; и еще говорю: радуйтесь».

Почти во всех попытках реконструкции жизни апостола в Риме вы натолкнетесь на утверждение, что он круглосуточно был прикован к охранявшему его солдату. Именно так: прикован цепочкой за запястье. Возможно ли поверить в такое? Лично мне это кажется грубым фарсом: чтобы старого человека (который не имел ни малейшего желания куда-либо бежать) на протяжении двух лет – день за днем, месяц за месяцем – держали на привязи! Да, мы знаем, что когда старший Агриппа находился под арестом, к нему была применена подобная мера. И его друзья ходили к префекту Макрону просить, чтобы на эту должность назначили доброго и учтивого солдата. Но не будем забывать: Агриппа был важным государственным преступником. Павел же если и являлся узником, то находился в ином положении. Он был человеком, задержанным, что называется, «под честное слово», который добровольно дожидался суда цезаря.

Я, со своей стороны, рискну предположить, что Павел пользовался куда большей свободой, чем считают многие ученые. В письмах, которые традиционно связывают с Римом, по меньшей мере восемь раз упоминаются «узы» Павла. Но, принимая во внимание безмятежную картину жизни, нарисованную в заключительных главах Деяний, не следует ли слова об «узах» воспринимать как фигуру речи? Если я хоть что-нибудь понимаю в солдатской службе, то готов побиться об заклад, что обязанность по охране апостола сначала превратилась в простую проформу, а затем и вовсе в своего рода синекуру, о которой все солдаты – как в первом веке, так и в наши дни – могут только мечтать. Павлу приходилось сталкиваться с различными представителями гвардии – ежедневно с разными. Но я нисколько не сомневаюсь, что, если б я или вы были старшими офицерами, то очень скоро бы обнаружили, что солдат, который формально прикован к охраняемому узнику, на самом деле развлекается игрой в кости в ближайшей таверне.

Неоднократно высказывалось предположение, что Павел встречался с Сенекой. В принципе, в такой встрече нет ничего невозможного, если не принимать во внимание различие в социальном положении. Сенека на тот момент занимал пост премьер-министра при Нероне. Кроме того, он являлся братом «милейшего Галлиона» – того самого, перед которым Павлу пришлось оправдываться в Коринфе, и большим поклонником земляка Павла – стоика Афенодора. Благодаря письмам Цицерона мы имеем представление о слухах, которые циркулировали в высших эшелонах власти. Почему бы Галлиону не написать письмо любимому брату, в котором описывалось бы прибытие в Коринф и рассказывалось о безобразной попытке местных евреев манипулировать мнением нового губернатора? Полагаю, было бы даже странно, если бы Галлион не написал такого письма.

Таким образом, получается, что Сенека уже слышал о прибывшем апостоле Павле. В обязанности премьер-министра входило ознакомиться с делом и принять предварительное решение. По сути, это было равносильно выработке определенной позиции имперского правительства к новой религии. В качестве приверженца философии стоиков Сенека обнаружил, что у них много общего с христианским апостолом. Оба, правда каждый на свой лад, осознавали, что мир пришел к моральному банкротству и человечеству требуется новый образ жизни. Суммируя эти соображения, почему бы не предположить, что однажды крытый паланкин Сенеки остановился возле «арендованного дома» и премьер-министр проскользнул в жилище Павла?

Каков был результат апелляции Павла? Тут мнения расходятся. Некоторые верят, что после двухлетнего ожидания он услышал смертный приговор, который и был приведен в исполнение приблизительно в 61 году. Но есть и другая, довольно стойкая традиция, которая поддерживается «Пастырскими посланиями» Павла. Согласно этой традиции, апостол был освобожден и продолжил миссионерскую деятельность.

Возможно, он уехал в Азию. Он ведь просил Филимона подготовить для него какое-нибудь жилье. Может, он посетил Эфес, где Тимофей курировал местную христианскую церковь. А может, апостол поехал на Крит, где оставил в качестве своего представителя Тита. Все эти догадки являются следствием «Пастырских посланий». Кроме того, существует очень древняя традиция, согласно которой Павел посетил Испанию. О нем говорили, что он пронес Евангелие «до западных границ». Многие из этого делают вывод, что апостол побывал на Британских островах, хотя мне все же кажется, что речь идет о пребывании в Испании. Удивляет, правда, тот факт, что в этой стране не сохранилось никаких легенд о посещении известного миссионера.

В то время, пока еще Павел был на свободе, в Риме произошел страшный пожар – случилось это ночью 18 июня 64 года. Тут, пожалуй, будет уместна краткая историческая справка. Дело в том, что император Нерон лелеял планы перестройки столицы, но ему противостояла мощная оппозиция в лице жрецов и владельцев ветхого жилья: их старые храмы и жалкие лачуги как раз ютились в районе Большого цирка, на территории, которую Нерон предполагал расчистить и заново застроить достойными зданиями. Подозрительным кажется, что пожар начался именно на спорной территории. Пламя быстро охватило скученные постройки, и скоро пожар уже было не остановить. В результате из четырнадцати районов города три были полностью уничтожены, а семь серьезно пострадали. Нерона не было в Риме на начала пожара, но он успел вернуться, чтобы увидеть, как догорают последние здания. Римляне были потрясены масштабами несчастья и, как всегда, начали искать виновных. Аналогичная история произошла в Англии, когда в правление Карла II случился Большой пожар: тогда вину свалили на католиков. Поскольку по Риму поползли слухи, затрагивавшие имя императора, Нерон решил обратить ярость народа против христиан. Так начался первый этап великих гонений на христианскую церковь.

Картина горящего Рима живо отражена в тех стихах «Откровения Иоанна Богослова», где описываются рыдания торговцев и мореходов из Эфеса на набережной:

«И купцы земные восплачут и возрыдают о ней, потому что товаров их никто уже не покупает: товаров золотых и серебряных, и камней драгоценных и жемчуга, и виссона и порфиры, и шелка и багряницы, и всякого благовонного дерева, и всяких изделий из слоновой кости, и всяких изделий из дорогих дерев, из меди и железа и мрамора, корицы и фимиама, и мира и ладана, и вина и елея, и муки и пшеницы, и скота и овец, и коней и колесниц, и тел и душ человеческих…

Торговавшие всем сим, обогатившиеся от нее, станут вдали, от страха и мучений ее, плача и рыдая и говоря: горе, горе тебе, великий город, одетый в виссон и порфиру и багряницу, украшенный золотом и камнями драгоценными и жемчугом! Ибо в один час погибло такое богатство. И все кормчие и все плывущие на кораблях, и все корабельщики и все торгующие на море стали вдали и, видя дым от пожара ее, возопили, говоря: какой город подобен городу великому! И посыпали пеплом головы свои и вопили, плача и рыдая: горе, горе тебе, город великий, драгоценностями которого обогатились все, имеющие корабли на море! Ибо опустел в один час» ⁷³ .

Нам неизвестен год, в который случился арест Павла, окончившийся его мученической смертью. Ясно только, что это произошло в ходе гонений на христиан, последовавших за великим пожаром. Древняя традиция утверждает, что смерть Петра и Павла наступила в один день, и относит этот черный день к 67 году.

Именно этим периодом второго пребывания в Риме – уже не как «узника», а в качестве ненавистного христианина – датируется его последнее послание. Оно носит название Второго послания к Тимофею. В нем Павел жалуется, что многие старые друзья его покинули. Он просит Тимофея поскорее приехать и привезти фелонь и книги, которые он оставил в Троаде, в доме Карпа. Следует ли из этого, что апостол мерзнет в холодной темнице? Может, ему потребовался кепеник – дорожная накидка из шерсти киликийских коз, чтобы согреть кости в римской тюрьме? А для чего тогда книги и пергамент? Неужели его неукротимая натура даже в столь прискорбных обстоятельствах не желала смириться? Может апостол мыслил писать новые послания церквям?

Павел жалуется: «…один Лука со мною». И в то же время передает приветствия от Еввула, Пуда, Лина и Клавдии. Означает ли это, что Павел и Лука были заключены в одну темницу? И, невзирая на рядовые просьбы о плаще и пергаменте, ощущение надвигающейся трагедии пронизывает все послание. Это письмо человека, пребывающего в великой опасности и не ведающего, что ему готовит грядущий день и час. В этой ситуации Павел, величайший в мире миссионер, возвышает свой голос в обращении к христианской церкви.

«А ты последовал мне в учении, житии, расположении, вере, великодушии, любви, терпении, в гонениях, страданиях, постигших меня в Антиохии, Иконии, Листрах; каковые гонения я перенес, и от всех избавил меня Господь. Да и все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы. Злые же люди и обманщики будут преуспевать во зле, вводя в заблуждение и заблуждаясь. А ты пребывай в том, чему научен, и что тебе вверено, зная, чем ты научен; притом же ты из детства знаешь священные писания, которые могут умудрить тебя во спасение верою во Христа Иисуса…

Итак заклинаю тебя пред Богом и Господом (нашим) Иисусом Христом, Который будет судить живых и мертвых в явление Его и царствие Его: проповедуй слово, настой во время и не во время, обличай, запрещай, увещевай со всяким долготерпением и назиданием. Ибо будет время, когда здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху; и от истины отвратят слух и обратятся к басням.

Но ты будь бдителен во всем, переноси скорби, совершай дело благовестника, исполняй служение твое. Ибо я уже становлюсь жертвою, и время моего отшествия настало…» ⁷⁴

Обратившись с призывом ко всем миссионерам христианского мира – прошлого, настоящего и грядущего, – Павел берет в руки перо и пишет собственную эпитафию:

«Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил».

Таково последнее письмо, написанное святым Павлом. Цепь, протянувшаяся сквозь время до того далекого дня; цепь, которую мы именуем церковной традицией, утверждает, что десять дней спустя апостола вывели из Рима по Остийской дороге и обезглавили под пинией на Лаврентийской дороге, в месте, которое носит название Аква Сальвиа.