Текст книги "Пробуждение чародея"

Автор книги: Генри Кеннет Балмер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

III

Как будто подхваченный одной из тех приливных волн, которые ощущаются сначала лишь по слаженному колебанию подводной зелени, я чувствовал себя несущимся в мутном потоке отчаяния и страха. И, подобно бессильно обвисшим лентам водорослей, поникли мои надежды на приятное времяпровождение. Истекающий кровью незнакомец в коринфском шлеме в голубую и желтую клетку – мой таинственный двойник – зачем он преследует меня? Не он ли зверски убил ту бедную девушку, чье обнаженное обезглавленное тело, словно в какой-то дурной театральной постановке, выпало из ящика комода к нашим ногам?

Я следовал за Помфретом, спешившим приветствовать Пола Бененсона. Меня не покидало чувство, что лучше провести пять раундов подряд с тигровой акулой, чем общаться пять минут с этим типом. Бененсон, нацепив золотое пенсне, так несуразно выглядевшее на его физиономии, милостиво улыбался каждому встречному, будто давал понять, что тем самым день для них уже не прошел даром. Мы пожали руки и обменялись парой коротких фраз, после чего я удалился, чтобы еще раз полюбоваться замечательным глобусом, важно стоявшим в углу. «Номер сорок пять», – гласила прикрепленная к нему карточка; это означало, что данный предмет скоро будет выставлен на продажу.

Вчерашние и сегодняшние события, мягко выражаясь, несколько вывели меня из равновесия. К тому же я совершенно не был уверен, что история уже закончилась. Изучая странные названия, украшавшие южный полюс огромной сферы, я удивленно вспомнил, что наш мир, оказывается, не всегда был таким, как сейчас. Я улыбнулся, представив, сколько противоречивых чувств у создателей этого глобуса могла бы вызвать тетя Нора и ее сиамские коты, обитавшие в тепле и уюте некогда смертоносного ледяного континента.

Танцевальный зал, который потихоньку заполнялся публикой, вскоре стал похож на переполненный курятник, и монотонный надоедливый гул толпы путал мои мысли. Ничего интересного не произошло, пока полицейские не забрали облюбованный мной глобус как вещественное доказательство. После этого я ощутил острое желание побыстрее расстаться с миром надуманного, рафинированного, едва ли понятного мне искусства. У нас, в подводных городах, конечно, есть свои музеи, но наш стиль жизни как-то не вяжется с подобной обстановкой.

Я покинул танцевальный зал, еще раз бросив опасливый взгляд на пустой балкон для оркестра, и поднялся вверх по мраморной лестнице с балюстрадой из изящно выгнутых железных и медных пластин. Охранники в коричневой форме бдительно расхаживали тут и там; мне показалось, что их стало больше, чем вчера.

Поднимаясь со второго этажа на первый и проходя по длинному коридору, я увидел свои многократные искаженные отражения, сначала приближающиеся, а потом снова исчезающие в бесконечности. Кое-кто поправил бы меня, заметив, что я поднялся с первого этажа на второй; но большинство, думаю, не обратит внимания на эти старомодные различия. У нас под водой тоже есть свои традиции.

Коридор переходил прямо в картинную галерею.

Все картины были сейчас перевезены в Лондон для реставрации, а в некоторых случаях – с целью проведения экспертизы. Им предстояло стать предметом специального аукциона, который состоится позднее. Если повезет, я вновь окажусь здесь и погляжу, как старина Джордж будет выторговывать коллекцию Дж. Б. Морза, которую мне тоже очень хотелось бы заполучить.

Картинная галерея простиралась передо мной, сверкая голыми стенами, – сияющие просторные окна, хрустальные люстры, разбрасывающие блики света, которые затейливым узором ложились на старинный паркет, отполированный ногами многих поколений. Охранник показался было в дальнем конце галереи, но, успокоенный моими мирными намерениями, сделал налево – кругом и удалился.

Я снова остался в одиночестве.

Около третьего по счету окна я обнаружил на полу светлый четырехугольник; по всей видимости, здесь долгие годы простоял тот самый злополучный ларец. Приблизившись к широкому деревянному подоконнику, я выглянул в окно. Рамы были плотно закрыты – когда настанет нужный момент, специальные датчики активизируются и раскроют окна.

Галерея находилась в выдававшемся наружу флигеле, и со своей позиции я мог разглядеть голубую крышу главного здания и кольцо из желтого гравия, четко выделяющееся на фоне газонов ярко-изумрудного цвета – такой оттенок достигается только долгим заботливым уходом. Сразу за газонами и пышными кустами цветов начинался чудесный сад. Глубокая тишина и спокойствие безраздельно овладели мной в эту минуту. Тишина, долгожданная и благословенная тишина, росла и ширилась, вновь пробуждая то чувство, которое я испытал сегодня утром, шагая вместе с Помфретом по желтой дорожке. Пораженный, я быстро отвернулся от раскинувшегося внизу пейзажа и увидел ее.

Девушка появилась из дальней двери.

На мгновение я застыл с разинутым ртом, ослепленный солнечным светом, и только потом осознал, что в данный момент нахожусь на суше, где непосредственность и прямота может быть воспринята неоднозначно. Я повернулся к стене, собираясь полюбоваться ближайшей картиной, и только тогда вспомнил, что все они уже убраны.

Ситуация стала еще более идиотской, чем минуту назад, и девушка засмеялась.

Она смеялась надо мной.

С того времени как мне пришлось выбраться на сушу, чужой смех ни разу не приносил мне такого удовольствия.

– Смейтесь, смейтесь, моя дорогая леди. Ваш смех – словно бокал шампанского для путешественника, который только что пересек пустыню.

– Простите меня, но вы выглядели так…

– Так смешно?

Ее огромные ярко-голубые глаза широко раскрылись – вдобавок к незаурядной внешности, она оказалась хорошей актрисой. Всем своим видом демонстрируя оскорбленную невинность, обиженно надув губки, девушка приготовилась ответить мне какой-нибудь колкостью. Я заметил, как странное выражение затуманило на миг ее глаза.

– Да, – мягко произнесла она, – вы выглядели смешно, словно испуганный маленький мальчик, застигнутый врасплох за воровством шоколадных конфет.

– И это, кстати, не первый раз, – с улыбкой ответил я. Мне нравилось на нее смотреть. Строгий темно-синий костюм подчеркивал линии стройного молодого тела. Я не стал бы утверждать, что она была ослепительной красавицей, но черты ее лица казались миловидными – как у любой молодой и привлекательной девушки в яркий летний день.

– Вы тоже покупательница? – вежливо осведомился я. Мы стояли у окна, и освещенный квадрат паркета оказался прямо у нас под ногами, там, где тяжелые кисти темно-вишневых портьер касались пола.

– Да, но я представляю лишь себя. Боюсь, что орды стервятников уже расхватали лучшие куски.

– У вас довольно точное представление о нашей гнусной действительности.

– Сильно сказано! Неужели вы столь разочарованы?

– Разочарован? О нет! Наш мир движется прямиком в ад, и меня не волнует, каким образом это происходит. Хотя, с другой стороны, он падает в преисподнюю вот уже полтысячи лет, а мы все еще здесь.

– Да, мы еще здесь. Меня зовут Фиб Десмонд.

Девушка так мило и непринужденно протянула мне руку, что мне было очень приятно пожать ее.

– Вы уже присмотрели что-нибудь интересное?

– Да, конечно! – она снова рассмеялась, откинув голову назад. – Мне очень понравился тот изящный кукольный домик с мебелью и заводными куклами; эти куклы такая прелесть, просто уму непостижимо! Я полагаю, что Тимми, мой племянник, будет очень рад презентовать их своей сестре Долли, – ради этого я здесь и нахожусь.

– Лично я не слишком верю во все эти штучки вроде горячей братской любви. Но в данном случае вам виднее.

– Вы неисправимый пессимист!

– Нет, так нечестно! Я всего лишь имел в виду свою тетушку, и не стоит сразу бить меня ниже пояса!

Засмеявшись, девушка продолжила:

– Я верю своей сестре. Салли говорит, ее дети буквально обожают меня, так что мне нетрудно поддерживать с ними вполне пристойные родственные отношения.

Прежде чем я придумал достойный ответ, в дальнем конце галереи послышался топот, и мы оба повернулись в ту сторону, прервав наше словесное фехтование.

По темному паркетному полу бежала обнаженная девушка, ее светло-рыжие волосы развевались, раскинутые руки словно молили о помощи, ярко-красный рот был перекошен. За ней, извиваясь и переваливаясь, с ужасающей скоростью двигалось… я не мог бы найти подходящих слов, чтобы описать ЭТО. Свирепый, отвратительный, клыкастый, поросший шерстью монстр с горящими малиновыми глазами. На его ногах – или лапах? – блестели тяжелые металлические башмаки, и каждый заканчивался весьма мерзким на вид длинным острием.

Девушка наконец увидела нас. Ее глаза вылезли из орбит, дрожащая грудь приподнялась, губы раскрылись, судорожно захватывая воздух. Я понял, что она сейчас закричит. И она закричала.

Внезапно и девушка, и чудовище исчезли.

Только этот последний вскрик все еще отдавался эхом в моих ушах.

Я почувствовал, как рука Фиб коснулась моего запястья. Ее била мелкая дрожь. Быстро взглянув на девушку, я сжал ее ладонь.

– Я тоже видел это, мисс Десмонд. Но чем бы это ни было, теперь все кончилось. Все прошло!

– Да, – ее голос дрожал, – теперь все прошло… – Она неожиданно повернулась ко мне и спрятала лицо у меня на груди. – О, это было… это было…

Мои руки застыли где-то на уровне ее плеч, и я ни за что на свете не смог бы отнять их.

– Зрелище, конечно, не из приятных, – я пытался утешить ее, как мог, – но оно не нанесло нам вреда.

Некоторое время спустя Фиб отстранилась от меня и запустила руки в волосы, вызывающе откинув головку.

– Нам лучше вернуться назад, – сказала она. – Иначе мой кукольный домик достанется кому-нибудь другому.

– Да, мисс Десмонд. Мы так и сделаем.

Я держал ее за руку, когда мы спускались по лестнице. Фиб не возражала, и это только укрепило мою убежденность в том, что сейчас она нуждается в помощи и поддержке.

Абсолютно спокойная и непринужденная обстановка в танцевальном зале нас шокировала. Как могут нормальные люди столь хладнокровно сидеть здесь и разглядывать предметы искусства, когда прямо над их головами слюнявые монстры гоняются за голыми девицами?

Найдя место для мисс Десмонд, я смог наконец оглядеться. Все, казалось, шло по-прежнему, и я не обнаружил ничего достойного внимания, кроме предмета, за который шла торговля.

Этим предметом являлась скульптура из живого кораллового куста, добытого на одном из покинутых рифов у юго-восточного побережья Австралии. Цена на данный раритет взлетала все выше и выше. Красочные отростки коралла матово поблескивали в глубине наполненного водой контейнера. Скульптура оказалась действительно неплохой – направление роста коралловых ветвей было хорошо продумано и тщательно контролировалось, – но у меня дома стояло по крайней мере шесть гораздо более симпатичных вещиц, и я с удовлетворением отметил, что хоть в чем-то мне удалось переплюнуть этих жадных и крикливых сухопутных крыс.

Коралл достался какому-то тощему облезлому человечку. Я не мог смириться с тем, что прекрасный коралловый куст будет украшать его ванную комнату, и тешил себя надеждой, что этот тип, возможно, подарит скульптуру своей подруге. Тем временем один из роботов убрал куст, а другой вкатил на возвышение мой долгожданный глобус.

Глобус очаровал меня. Выпущенный еще до учреждения Федерации Южного Полюса и даже до того, как освоили шельфовые зоны, он представлял мир, давно ушедший в прошлое. Но когда-то этот мир реально существовал, и живые люди населяли его острова и континенты, постоянно сражаясь друг с другом за обладание ими. Глобус принадлежал миру, создавшему большую часть тех сокровищ, которые сейчас наполняли танцевальный зал.

– Номер сорок пять. Глобус Земли. Докосмическая и доокеаническая эпоха, в превосходном состоянии, единственное исключение – след булавочного укола на Кентском побережье – там находился курорт Грейтстоун – очевидно, там был воткнут флажок.

– Ну, я думаю, в ближайшем будущем никто не захочет посетить этот курорт! – сострил потный толстяк, глаза которого изредка отрывались от статуи Афродиты. Каждый раз, когда Помфрет видел этого толстого человека – его имя, как мне сказали, было Саймон Рейкли, – он поджимал губы, презрительно щурился и оборачивался в поисках соглядатаев.

Торговля пошла вяло. Глобус изображал мир, который этим важным господам и дамам не удалось бы посетить, купив билет на самолет, а раз так, то какой в нем толк? Подумаешь, какие-то там географические названия, широты и долготы – все это было не модно, в отличие от прошлогодних политических глобусов.

Ощутив вдруг свою плавучесть – чувство, странное на твердой почве, – я назвал цену, которая, без сомнения, позволила бы мне стать обладателем глобуса. Мой конкурент, дрожащая старая леди с желтым лицом, похожая на оголодавшую ворону, уставшую в поисках кормушки, с трудом повернулась в мою сторону, чтобы обозреть соперника; шелка, нейлоны и связки бус тормозили ее движения, и, пока она раздумывала, продолжать ли торг, звучно ударил молоток аукциониста.

Она улыбнулась мне, продемонстрировав набор прекрасных коронок, и склонила голову в знак своего поражения.

Я молча поклонился в ответ.

Человек, появившийся в зале во время этого обмена любезностями, коснулся моего локтя. Я в недоумении уставился на него.

– Это вы только что купили глобус?

– Да, я.

– Я хочу перекупить его у вас…

На нем был хороший темный костюм, на ногах – ботинки свиной кожи. Руки – большие и сильные, с аккуратно подстриженными ногтями; он весь прямо-таки лучился здоровьем. Рубашка самого модного бледно-лилового цвета оттеняла каштановый галстук с пурпурными узорами. Я моментально отметил все эти факты и тут же забыл о них, взглянув на лицо моего собеседника.

Должен сказать, что могу по внешнему виду мгновенно определить характер человека и его склонности; к тому же я хорошо поднаторел в искусстве утаивания своих мыслей. Однако, признаюсь, мне пришлось долго изучать незнакомца, который так настойчиво тянул меня за рукав.

У себя под водой я бы отдал такому человеку свой последний кислородный баллон и протянул последний гарпун, даже если бы море вокруг кишело акулами. Грубо очерченное лицо, тяжелая челюсть, пронзительные глаза, большой рот и сломанный нос – все отличительные черты героической личности присутствовали в избытке; но что самое важное – он стоял выше таких мелочей, как героизм, он был человеком.

– Но зачем вам глобус? – сказал я, не заметив, что разговариваю с ним так, словно мы знакомы много лет.

– Я не могу сказать вам этого, поверьте… Я был бы здесь раньше, но мой геликоптер… мой геликоптер сломался. Я умоляю вас…

Очевидно, он не испытывал ко мне такого странного дружеского чувства, и мне почему-то стало неловко за себя.

– Вы знаете, мне тоже очень нравится глобус… И, в конце концов, я ведь уже купил его.

– Но вас интересуют деньги? Готов заплатить вдвое больше…

Я улыбнулся ему. Девушки обезглавленные, девушки голые и преследуемые отвратительными монстрами из ночных кошмаров, мужчина, удивительно похожий на меня, исчезающий подобно дыму, и, наконец, человек, готовый дать мне двойную цену за совершенно обычный, хотя и старый глобус… и все эти странные события, однако, происходят на банальном аукционе во вполне респектабельном загородном доме.

Мне не удалось добиться успеха с моим исчезающим двойником. Девушка и чудовище тоже бесследно растворились в воздухе. А та первая девушка мертва.

Но человек, предложивший мне за глобус кучу денег, стоял рядом и улыбался своей неотразимой улыбкой. Да, сомнений у меня больше не осталось.

– Думаю, вам стоит прогуляться со мной, – подчеркнуто вежливо начал я. – Нам есть что сказать друг другу. О да, конечно, глобус мы тоже возьмем.

Я убрал его руку и сам взял его под локоть.

IV

Холл Бреннан – так звали нашего нового знакомого – трахнул кулаком по столу. Скорее всего, он хотел только подчеркнуть важность сказанных им слов, а не продемонстрировать свою агрессивность. Джордж Помфрет слегка приподнял брови, словно собирался заметить, что не ожидал от гостя такого поведения в своем доме, а Фиб, напуганная этим взрывом эмоций, еще сильнее вжалась в кресло.

Глобус, наиболее осязаемая причина нашего рандеву, важно стоял на полу рядом со мной; я отодвинул его подальше от солнечных лучей, которые проникали в комнату сквозь распахнутые окна. Помфрет живо отреагировал на мое предложение собраться у него на вилле; очевидно, ему вовсе не улыбалось дожидаться Афродиты в милом обществе Бененсона. Фиб, повиснув у меня на руке, заявила, что она не желает больше ни минуты оставаться у Ганнетов, не имея рядом надежного друга.

– Ведь вы теперь мой друг, Берт. Я чувствую, что так должно было случиться. Это ужасное событие… оно каким-то образом объединило нас.

– Что-то вроде фронтового братства?

– Можете шутить сколько угодно, – она испуганно сплюнула через плечо, – но вы отлично знаете, что я имею в виду. Вот так!

Вот так мы все и оказались за одним столом на вилле Джорджа Помфрета, где Холл Бреннан принялся излагать свою правдивую историю.

– Я распутываю этот клубок вот уже двадцать лет. С тех пор как я впервые увидел своего двойника, я решил, что доберусь до конца нити.

Многообещающее начало. Я был сразу заинтригован.

– Но что же привело вас к Ганнетам? Что-нибудь вроде этого? – Помфрет указал на полки со своей античной коллекцией. – Я имею в виду, что нынешняя распродажа была широко разрекламирована.

Бреннан провел рукой по своим подстриженным усам и невесело усмехнулся с видом человека, твердо знающего, что судьба всегда против него.

– Последняя ниточка привела меня к глобусу – единственному из многих тысяч. Я думал, что поиски мои подошли к концу, и, счастливый, как победитель последних ракетных гонок, помчался сюда, мечтая о сказочных сокровищах. Но мой геликоптер по дороге атаковали.

– Атаковали?!

– Об этом мы поговорим позже, а сейчас мне хотелось бы вскрыть наш глобус.

Он вытащил карманный ножик.

– Минуточку, мистер Бреннан. – Я был абсолютно уверен, что сумею отстоять свою собственность в любой потасовке, но сейчас пришел к неутешительному выводу, что этот человек силой убеждения рано или поздно заставит меня разрезать на кусочки прекрасный старинный глобус. – Одну минуту. Ведь это мой глобус, и я не для того его приобрел, чтобы он тут же был обезображен.

– Я знаю. Я заплачу вам двойную цену…

– Дело не в том. Я соглашусь на вскрытие моего глобуса, но только при одном условии… Короче говоря, я хочу знать, что происходит.

Яркие маслянистые пятна света, что падали на ковер и играли в стеклах веранды Помфрета, свежий воздух, пение птиц и ароматы первых цветов, которые разносил легкий ветерок, – все это, казалось, остановилось, застыло, когда Бреннан начал свой рассказ.

Что-то защекотало мне руку, и, опустив глаза, я увидел пальчики Фиб в своей ладони. Я пожал их с нежностью.

– История очень проста, – произнес Бреннан бесцветным металлическим голосом, – проста, но от этого не менее кошмарна. Я полагаю, никто из вас не слышал о Звере Времени? О Звере Времени, целую вечность лежащем в своем Склепе? Нет? Я думаю, что нет, и это вполне естественно… впрочем, Бог его знает. Иногда мне самому удивительно, почему я такой странный тип, покинутый и проклятый всеми на Земле, – он тяжело вздохнул, метнув плотоядный взгляд на мой глобус, и продолжал: – Я говорю о Камушкее Бессмертном.

Это имя зловещим звоном отдалось в моем сознании. Я уставился на Холла, и на мгновение мне показалось, что позолоченные часы перестали тикать на верхней полке, а пылинки прервали свой вечный танец в луче света.

– Камушкей Бессмертный, – выдохнул Бреннан, высоко задрав голову; глаза его казались щелками под густыми бровями. – Зверь Времени, лежащий в своем Склепе.

Я собрался было отпустить какое-то замечание по этому поводу, но Помфрет опередил меня.

– Что-то среди моих знакомых нет парня с таким именем, – заявил он. – Но при чем здесь глобус Берта?

И неловкая пауза оборвалась.

Фиб рассмеялась, ее пальцы еще теснее переплелись с моими.

– Вот как я впервые наткнулся на это имя, – вновь заговорил Бреннан. Казалось, он обращался только ко мне, словно намекая на родство наших душ и оставляя за бортом непроходимых ослов типа Помфрета или симпатичных дурочек вроде Фиб. Если Бреннан и в самом деле так считал, то, боюсь, он был не прав. Но, возможно, я зря приписываю ему подобные мысли. Итак, он рассказывал дальше: – Я находился в пустыне, недалеко от трубопровода из Куркика, где недавно раскопали несколько древних городов. Конечно, в том месте все было не раз перелопачено – так же как и к юго-востоку от него, ведь Аккад и Шумер сейчас обычные туристические маршруты.

– Да? А я думал, что пустыню превратили в цветущий сад – трава, вода, саженцы, контроль погоды, – я старался не утратить решимости защищать свой глобус до последнего.

– Ну конечно, – Бреннан рассмеялся, – нынешние археологи работают совсем в других условиях, чем, скажем, сто лет назад, – всякие там пробные котлованы, обязательно куча местных жителей, нанятых на работу… если есть деньги – вы покупаете машины, которые копают, копают, копают… Теперь старичкам, обожающим рыться в земле ради ведра старых черепков, пришлось бы сдать свои лопаты в утиль.

– Но какое это имеет отношение к… – начала было Фиб, но мне удалось вовремя сжать ее руку.

– Мы не знаем, Фиб, – громким шепотом объяснил я. – Единственное, что нам известно, – что все это имеет какое-то отношение к мистеру Бреннану.

– Ко мне может иметь отношение все что угодно, если только это касается дела моей жизни, – жестко произнес мистер Бреннан, как будто это и так не было всем ясно.

– Успокойтесь, моя часть договора будет выполнена, – улыбнулся я ему. – Прошу вас, продолжайте. Я весь внимание.

– Тигр, называемый также Хиддекелем, иногда менял свое русло, как и Евфрат, или Великая Река. Я со своими друзьями высадился много южнее. У нас был флайер, и мы вели археологическую разведку местности, далеко отклонившись от обычных маршрутов. Фактически, мы оказались в настоящей древней пустыне, где и обнаружили город.

Тон его был вполне искренним, но я решил провести проверку.

– Когда это произошло? – послал я пробный мяч. – Последний большой город был обнаружен в индейской пустыне Тха – очаровательное название, не правда ли? Мне абсолютно ничего не известно о находке еще одного ассирийского города – тем более в связи с вашим именем.

– Вопрос принят, – как опытный теннисист, он моментально ответил на мой удар. – Естественно, я не публиковал никаких отчетов.

– Естественно?

Впервые со времени нашего короткого знакомства от улыбки Холла Бреннана мурашки забегали у меня по спине.

– Два моих друга, великолепные, превосходные люди – кстати, их имена вам ничего не скажут, – так вот, они теперь мертвы. Оба. Убиты. Камушкей Бессмертный. Только не нужно предавать это огласке…

– Продолжайте!

– Город словно открыл нам глаза. Мы выкопали какие-то глиняные горшки и куски медной проволоки, из чего сделали вывод, что жрецы древнего Вавилона творили всевозможные чудеса при помощи электричества. Однако многому из того, что мы обнаружили, трудно было дать разумное объяснение. К примеру, вы находите фигурку обнаженной женщины и радостно восклицаете: «Богиня Иштар!» Хотя гораздо вероятней, что это останки чьей-то любимой куклы. Всевозможным рисункам и статуэткам, которые, скорее всего, были детскими игрушками, обязательно приписывается «божественное происхождение». Любая найденная вещь сразу трактуется как изображение бога или идола – на худой конец, как ценнейший религиозный артефакт. И это вполне понятно. Все музеи мира выстроятся в очередь за статуями Иштар или Астарты, а кукла маленькой девочки никому не нужна.

– Ну и?..

– Мы вошли в город с широко раскрытыми глазами. И если нам попадалось что-либо интересное, мы старались как можно скрупулезнее оценить такой предмет и вынести беспристрастное научное суждение о его предназначении. Мы обнаружили множество храмов и дворцов раннего доаккадского периода, удивительно хорошо сохранившихся. О правильности подобной датировки свидетельствовали причудливые контуры зданий, замысловатая резьба по камню, даже черепки под ногами, – и мы работали как сумасшедшие. Если хотите, можете завтра слетать на то место и увидеть все собственными глазами. Мы не осквернили там никаких святынь, только… только записали кое-что.

Я заметил, что рука Бреннана слегка дрожит, и он, проследив направление моего взгляда, быстро убрал ее под стол, пристроив, по-видимому, на колене.

– Мы отыскали печати цилиндрической формы, очень старые и примитивные, а также глиняные таблички. Один из моих приятелей хорошо разбирался в иероглифах, а я прихватил с собой портативный компьютер, так что мы быстро загрузили в него все тексты, и в ответ моментально, как горячие пирожки, полезли распечатки переводов. Вообще компьютер невероятно облегчает труд археолога. – Он говорил теперь жестко, цедил слова с каким-то дьявольским безразличием; я нашел, что подобная манера его не украшает. – Наконец ввод был закончен, и вскоре появились ответы, а вместе с ними – и Камушкей Бессмертный.

Бреннан взял лист бумаги, вынул из кармана карандаш и рукой, которая уже обрела твердость, написал несколько слов.

– Но что… – попробовала опять возмутиться Фиб.

– У меня есть полный перевод, и вы сможете как-нибудь на досуге почитать его.

Кончив говорить, Бреннан обвел комнату внимательным взглядом, затем встал и скованной одеревенелой походкой – совсем как у коричневого охранника – направился к окну и выглянул наружу. Вытянув шею, он уставился на сияющий утренний небосвод.

Прищелкнув языком, Холл повернулся и зашагал в обратном направлении. Проходя мимо глобуса, он остановился и ласково похлопал его по крутому боку; потом плюхнулся в кресло.

Пока Бреннан проделывал все это, остальные сидели молча и наблюдали за ним.

– Короче, – небрежно произнес он, словно беседа наша не прерывалась, – в начале была Тьма. Затем дух Тьмы шевельнулся и обнаружил, что он страшно одинок… он плакал и стенал в своем одиночестве, и слезы его падали и падали, пока не превратились в океан. И что-то ушло налево, что-то – направо, а что-то осталось в центре маленьким облачком. – Он взглянул на меня. – Далее идет уже знакомая всем легенда про пресные воды Апсу и соленые воды Тиамат, но только гораздо более ранняя версия того, что мне доводилось слышать… и, разумеется, были там кое-какие отличия.

– От женского духа, из моря, из слепых сил Хаоса, из Тиамат, – заговорил я, – и из Апсу, подобной Океану, описанному Гомером, из слияния этих вод произошли все вещи, все люди и все боги.

– И куча конского навоза в придачу! – взорвался Помфрет, его щеки гневно зарумянились.

– Да, и она тоже, – согласился я. – Продолжайте, Бреннан.

– Поскольку мы уже сильно влипли в это дело, называйте меня просто Холл – так быстрее.

Фиб улыбнулась ему. А я – Фиб.

Он сжал кулак, давая понять, что время для взаимных представлений закончилось.

– Далее следуют совершенно обычные ассиро-вавилонские предания. Наверное, таблички являются предшественниками многих аккадских и шумерских легенд, из которых потом возникли легенды ассирийские, вавилонские и иудейские. Итак, после всего, о чем я уже упоминал, и после рождения Лахму и Лахаму – чудовищных змееподобных близнецов, таблички расходятся с традиционными мифами. Следующим рождается Огненноволосый – Властелин Света. Заметьте, как рано он здесь является в мир, намного опережая, ну, скажем, Мардука.

– И что же дальше?

– Дальше он вступает в бесконечные конфликты с богиней Анкло Желанной, родившейся вслед за ним… Сохранились кое-какие её изображения – они посрамили бы витрину любого секс-магазина… Ну вот, и после бесконечного числа всевозможных войн между богами и гигантами Огненноволосого наконец повязали и упрятали за решетку.

– Реакция, так сказать, восторжествовала? Потом, надеюсь, все вошло в свою колею?

– О да. После этого случилось еще множество баталий. Но наибольший интерес представляет следующий эпизод. Анкло Желанная оскопляет Властелина Света и бросает его гениталии в море, откуда мгновенно появляется множество огненных змей, готовых растерзать ее. Она в ужасе воздевает руки к небу и молит о помощи… А теперь – самое важное: с небес опустился гигантский сияющий сноп света. Свет этот описывается как обжигающий. Вот так, без излишних предисловий, Камушкей Бессмертный входит в наше повествование и, читаем мы дальше, терзает и рвет на куски огненных змей и прочих оппонентов богини Анкло.

– Что ж, прекрасно, – произнес Помфрет, поглядев на часы.

– А что произошло потом? – испуганно спросила Фиб.

– Обычная вещь, которая происходит между женщиной, умолявшей о помощи, и ее героическим спасителем. Но до того, как плод этого союза смог появиться на свет, Камушкей Бессмертный продолжал буйствовать, убивая все живое. К тому времени Земля уже давно была обитаема – везде росли города, процветала торговля. Представляете, вся Земля, населенная созданиями двух великих потоков и их богоподобными отпрысками, чьим упорным трудом шар земной был превращен в райский сад, в мир, где человек являлся хозяином своей судьбы, а боги – его добрыми покровителями, и все творилось и создавалось во имя добра, ро имя человеческой расы.

– Выглядит неплохо, – голос Фиб звучал совершенно искренне. – И что же дальше?

– Камушкей Бессмертный уничтожил все. Он разрушил города, погубил поля и сады, прикончил каждого зверя и каждую птицу, он отыскал и убил каждого человека, будь то мужчина, женщина или ребенок.

Наступила напряженная тишина.

– Только гадов ползучих пощадил он, чтобы они несли горе и страдания тем, кого он мог пропустить в кровавой бойне.

– По-моему, это уже перебор. – Помфрет облизал губы. – Откуда же тогда мы все взялись?

– Теперь, Джордж, – слегка улыбнулся Бреннан, – мы перейдем к традиционным легендам Создания. Вы, наверно, с ними знакомы… Все они повествуют о событиях, происходящих после уничтожения на Земле золотого века.

– Вы упомянули о плоде их союза, как насчет этого? – вмешался я.

Ловкость, с которой Бреннан сумел заинтриговать слушателей своим рассказом, восхищала меня. Построй он повествование в псевдобиблейском стиле, сплети какую-нибудь сказочку или ужасную историю, я был бы менее склонен поверить ему. Интересно, что основной груз информации содержался не в том, что он говорил, а в том, как он говорил.

– Плод? – он громко расхохотался. – Из плохих яиц иногда и вправду вылупляются хорошие цыплята. Анкло Желанная разродилась самыми очаровательными близнецами, каких только видели на белом свете, – Муммусу и Шошшусу – мальчиком и девочкой. Камушкей Бессмертный потом не раз пытался прикончить близнецов вместе с их прекрасной мамашей, и в конце концов Анкло Желанной пришлось пожертвовать жизнью, чтобы защитить своих детей. Те, в свою очередь, решили как следует разобраться с папашей. Но он был Камушкеем Бессмертным, поэтому им не удалось бы его прикончить, как бы тщательно они ни готовились к этому мероприятию. И тогда Муммусу и Шошшусу придумали хитрый план.