Текст книги "Пятая четверть"

Автор книги: Геннадий Михасенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Глава пятая, где Антон встречается с Гошкой-арматурщиком, который делится с ним тайной

Проснулся Антон от чьего-то вопроса:

– Вы еще спите?

Антон сел. Перед кроватью стояла маленькая девочка. За ее коричневыми, загорелыми ушами торчали коричневые, тоже вроде загорелые бантики, отчего уши казались двухэтажными. Девочка держала на руках полосатую кошку.

– ¡Buenos dias! – неожиданно грубоватым и надтреснутым голосом сказала девочка.

– ¡Buenos dias! – выпалил Антон.

– ¿Como se Ilama Usted? [2]2
  Как вас зовут?


[Закрыть]

– А?

– ¿Como se Ilama Usted? – настойчивей и строже повторила незнакомка и даже чуть притопнула ногой. Кошка повернулась и тоже вопросительно посмотрела на Антона.

Антон обалдело хлопал глазами.

Вошел Леонид с ведром воды.

– Ну, познакомились?.. Антон – мой единоутробный брат. Это у него спросонья такая испуганная физиономия, а вообще он симпатичный… Света – наша соседка, – представил он гостью. – Пять лет, незамужняя, первая Томина товарка и ученица. Знает больше десятка испанских фраз.

– Ах, во-он оно что! – с улыбкой протянул Антон.

– Мурка, это Антон, – шепнула Света кошке, которая вертела головой и, морща нос, к чему-то старательно принюхивалась. – А Тигру мы оставили за воротами.

– А кто такая Тигра?

– Собака. Она бегает по грядкам, – мы ее сюда не пускаем.

– Понятно. Леня, как рука?

– Вроде лучше. Подъем!.. Уже пол-одиннадцатого.

Антон вскочил и живо натянул штаны.

Дверь была распахнута настежь, и он сразу увидел и мотоцикл, на котором сейчас газанет, и забор, и крыши ниже расположенных домов, и закругление железнодорожной линии, уходящей в тайгу, и сопки, подернутые дымкой.

– Света не верит, что кошка, которую она почти целует, совсем и не кошка, а заколдованная тетенька, – сказал Леонид, хлопоча у плитки.

Девочка усмехнулась, припав к кошачьей голове щекой.

– Конечно, – заметил Антон. – Это сразу видно. Вон у нее шерсть какая.

– Какая? – Света на этот раз несколько озабоченно осмотрела кошку.

– А хочешь, – прошептал Леонид, – я превращу ее обратно в тетеньку? Хочешь?

– Так я же ее не удержу.

– На пол поставишь.

– Нет, не хочу, – веря и не веря, тревожно улыбаясь, ответила Света своим простуженно-взрослым голоском.

«Ну и голос, – подумал Антон. – Не глядя, ей можно дать лет пятнадцать… Как наш Толька Дворянинов, – вспомнил он одноклассника. – Жуткий голосище, как из бочки – бу-бу!.. Учителям нравится, и они его, беднягу, чаще всех вызывают».

На плитке зашипело, и сразу запахло вареными сосисками.

– Умываться! – воскликнул Леонид.

Над рукомойником была прикноплена бумажка с коряво написанными испанскими фразами. Умывшись, Антон вчитался в них.

Muchas qracias (мучас грасиас) – большое спасибо

Muy bien (муй бьен) – очень хорошо

De nada (дэ нада) – не за что

No se puede (но сэ пуэдэ) – нельзя

Io te quiero (тэ кьеро) – я тебя люблю.

– ¡Muchas gracias! – воскликнул Антон, с улыбкой выходя из-за печки. – Все! Считай, что я уже выучил! Только зря «я тебя люблю» написал. Надо же ходовые фразы.

– А это разве не ходовая?.. Самая ходовая! Да ведь, Света? – Леонид повернулся к девочке. – Внимание! Смотри – пустая рука?.. А теперь – оп! – Леонид махнул рукой, словно выхватывая что-то из воздуха, и раскрыл перед Светой ладонь. На ладони лежала сосиска.

Взвизгнув от радости, девочка схватила ее и сунула в рот. А в другой конец с урчанием вцепилась Мурка.

– Чш-ш, не подеритесь, – Леонид хотел было вмешаться, но Света вдруг принялась быстро-быстро кусать сосиску, дооткусывала почти до самой кошачьей морды и отпустила кошку, та спрыгнула на пол и пропала за порогом с остатком угощения. – Браво, браво!.. Ну, Светик, и ты ступай. Мы сейчас с дон Антонио чуть перехватим и тоже отчалим.

Девочка ухватилась за большой ключ, висевший на шее на длинной красной тесемке, и вышла.

– Лёнь, куда это мы отчалим?.. А мотоцикл? Мы же должны на мотоцикле…

– Будем, но позднее.

– A-а, к Томе, – догадался Антон.

– И к Томе позднее… На завод. У меня не сдано три колонны. И потом надо публику успокоить, там ведь паника – мастер под пилу попал. Того и гляди сюда примчатся… Впрочем, ты можешь остаться дома – отдыхай, болтай со Светой по-испански. Чудная девчушка! Целыми днями одна. Родичи работают. И ничего – не унывает.

Завтракая, Антон оглядывал бугристые стены с обвисшим мхом, проволочные солнца, половицы, которые рассохлись так, что на сантиметр поотходили друг от друга. Весь этот сумрачный даже при солнечном свете сарай с одним зарешеченным окошком был очень интересен, но не вязался ни с испанским языком, ни, главное, с Леней, и казалось, будто Леонид заскочил сюда просто так, ненадолго, что вот-вот он улыбнется и скажет: ну, мол, браток, хватит, поехали.

– Ну, поехали, – сказал Леонид.

Антон вздрогнул.

До промплощадки Зорины добрались на попутной. Антон узнал и пустырь, уставленный одними колоннами, которые солнце и дожди так отбелили, что от них веяло чем-то лунным, мертвенным; узнал и красный домик диспетчерской, и бетонный завод, над которым, однако, уже не было видно фонтанчика цементной пыли. У поворота, где они сошли, их обдала густым гадким дымом машина с движком в кузове, откуда этот дым и клубился – целые облака голубоватой вони. Антон закашлял и локтем закрыл лицо.

– Спокойно. Это мошкодавка. Мошку травит.

Братья последовали мимо двух цехов, где временами что-то громыхало, слышались звонки, похожие на трамвайные, и вышли к широкой открытой площадке, над которой еще стлался рассеянный дым от мошкодавки. Серые штабеля железобетонных глыб, Ямы, откуда, колебля воздух, струился жар, краны, ползавшие над штабелями и над ямами, – все это Леонид обвел рукой я назвал полигоном, своим хозяйством.

– Сейчас найдем колонны… Не удивляйся хаосу. Бетон – одно из грязнейших дел.

Всюду беспорядочно стояли металлические формы, грудились серые ошметки, валялись лопаты, кувалды и какие-то змеевидные приспособления. В камерах и возле них возились бетонщики с сетками на лицах – против мошки: кто собирал мусор в бадейку, кто смазывал чем-то коричневым поддоны, кто сбивал с бортов наплавы бетона. Кран вырывал из опалубки что-то фигуристое.

Зорины прошли за камеры. Здесь двое, старик в очках и паренек в кепке, вязали каркас – только кусачки мелькали.

– Все, дядя Митя, хоп! Эта сторона довязана. Я отработал. Уже двенадцать часов, – сказал паренек, кусачки его, как живые, взметнулись вверх, сделали двойное сальто-мортале и шлепнулись в ладонь.

– Я тебе дам «отработал»! – прикрикнул старик. – Отработал он. А кто целых полчаса где-то болтался?

– Не полчаса, а минут пятнадцать.

– Я тебе дам пятнадцать!.. Вяжи давай!

– Воюем, как всегда? – весело обратился к ним Леонид. – Здравствуй, дядя Митя! Привет, Гоша! Не видели строповщика?

– Ух ты, Николаич! Как рука-то? Целы пальцы? – протараторил старик, не переставая вязать.

– Все цело… A-а, вон он. Степан! – окликнул Леонид парня, который сидел на подножке крана и что-то жевал. – Степан, покажи вот этому другу, – он похлопал Антона по плечу, – где лежат мои колонны.

– Что, представитель какой? – тягуче спросил Степан и зевнул.

– Брат. Хочу приобщить к железобетону… Иди, Антон, и жди меня там, а я в контору сбегаю.

Гошкины руки, к движениям которых Антон с интересом присматривался, вдруг замерли, не кончив узла. Антон поднял глаза и встретил такой пристальный взгляд, что смутился и отвернулся.

Над головой дзинькнул звонок – кран нес большой бетонный гриб, который он, очевидно, и вырывал на опалубки. Все посторонились. Степан свистнул.

– Эй, представитель!.. Цепляйся!

– Дуй, Антон. – Леонид подтолкнул брата.

Антон, еще раз перехватив колючий Гошкин взгляд, догнал кран и заскочил на приступку к Степану. Гора ноздреватых блоков выросла перед глазами и заслонила полнеба. «Чуть-чуть старше меня, а уже работает, – подумал Антон про Гошку. – Наверное, после ремесленного… А ведь и я бы смог вот так… пальцами…»

Вращаясь на крюке, гриб плыл над балками, над плитами, над арками, и все это лежало так и этак, торчало, кособочилось, громоздилось друг на друга, напоминая то лабиринт, то завал торосов.

Степан ел бутерброд. На его худых щеках вырисовывались прожевываемые куски. Сунув в рот остаток, он выпрямился, перемахнул по-козлиному на штабель и, делая крановщице какие-то знаки, упрыгал в глубь склада, куда, как намагниченный, устремился и гриб.

– Вон они, ваши колонны, – сказал Степан, когда Антон пробрался к нему. – За подножниками. – И указал на ворох таких же грибов, точно высыпанных сюда как попало из гигантской корзины. – Майна!.. – Подножник опустился, и Степан небрежно выбил ногами крюки из петель. – Вира!.. Все, шабаш – обед!

Антон прошелся по колоннам, притопывая. Их было три штуки, массивных, длиной метров по десять, похожих на незаостренные мечи.

Они покоились одна на другой, разделённые деревянными прокладками. Из колонн торчало по две пары толстых петель, как у коня в школьном спортзале.

С тяжелым рыком к складу подкатил МАЗ. Шофер заглушил двигатель и улегся в кабине, выставив ноги в окно. Прежде Антон как-то не приглядывался к МАЗам и теперь в упор уставился на него.

Короткий, тупой. Будь у него глаза, он глядел бы исподлобья. И если бы вдруг все машины превратились в собак, то МАЗ обязательно стал бы бульдогом.

Всхрапнул Степан. Он улегся на плите, раздевшись по пояс. На его загорелой спине было выколото кладбище с буграми могилок и с крестами, меж которыми в обнимку с голой женщиной прохаживался черт.

– Где колонны? – еще издали закричал Леонид. Он как в половодье, с льдины на льдину, куцыми прыжками пересек склад и очутился рядом, с молотком и зубилом в здоровой руке, – A-а, вот они. – Он бросил инструмент вниз и спустился сам. – Одну не приняли, пижоны. Вот она. Закладных не видно, – проговорил он, осматривая колонны. – Очередная задача Советской власти – отбить закладушки. Понял?

– Нет.

– Ну, где же Лимония поймет! – И Леонид пояснил, что закладные части, или просто закладушки, – это металлические пластины, которые вставляются в изделие при бетонировании. Они выходят на поверхность бетона или даже торчат из него, и к ним потом приваривают панели, лестницы, ригели – все, что хочешь. В этой колонне бетон затянул их, и его нужно сбить. – По-моему, это легче, чем колоть дрова, а?.. Держи рулетку… Хотя бы без одной из этих закладушек колонна уже не колонна, а первобытное бревно. – Леонид пригрузил кольцо рулетки куском бетона и двинулся вдоль колонны, ставя на ней крестики красным карандашом. – Вот и все. Шесть тут и шесть там. С богом! Где крест – лупи, пока железка не блеснет. А меня директор вызывает. Будет нагоняй!

– За колонны?

– И за колонны, и за руку, и за… словом, есть грехи.

Леонид неловко вскарабкался на штабель, прыгнул и исчез.

Пахнуло гадким дымом – опять прошла мошкодавка. Ну и названьице же!

Антон поднял инструменты, сделанные из обрубков толстых, рубчатых стержней, наставил зубило на крестик и ударил. Зубило отпрыгнуло и чуть не вырвалось из рук. На ладонях от рубцов отпечатались мазутные полоски елочкой, как от протекторов колеса. Перехватив зубило удобнее, Антон опять нацелился на крестик, по тут за спиной зашуршало и из-за блоков выбрался Гошка, улыбаясь и прямо глядя своими черными, пронзительными глазами.

– Привет, – сказал он.

– Привет, – растерянно и с некоторым запозданием ответил Антон.

– Уф, запарил старик, – вольно вздохнув, сказал Гошка, сбивая кепку на затылок и тут же вновь надвигая ее на лоб. – Сперва ему хомуты принеси, потом проволоку, потом накажи, чтобы заготовку нарезали. Тикать пришлось.

– Он что, твой начальник? – спросил Антон.

– Кто? Дядя Митя-то?.. Куда ему с грыжей в начальники! Такой же, как я, работяга. Только я работаю четыре часа, а он – семь. Я ведь малолетка. А его злость берет, вот и понужает. Но на мне далеко не уедешь… Ты что, правда, брат Леонида Николаевича?

– Правда.

– А откуда ты взялся?

– В гости приехал.

– Ага… Ты вот что, как тебя… Антон, да? Вот что, Антон. Ты должен мне помочь. – И Гошка в упор глянул на Антона. – Не сам ты, а через Леонида Николаевича.

– Пожалуйста. – И Антон в готовности шевельнул руками.

И тут только Гошка заметил зубило и молоток.

– Ты что, закладушки отбиваешь, что ли?

– Ну, – обрадованно подтвердил Антон. – Видишь, сколько крестов Леня понаставил? Все долбить.

– Значит, наш брат арматурщики запороли – раз долбить. – Гошка подошел к колоннам и похлопал их по серым бокам, – И с той стороны?

– Кругом. Я стукнул – даже не крошится.

– Бетон – это такая штука, что… – И Гошка многозначительно присвистнул.

– Тише, там спят, – Антон кивнул на верх штабелей.

– Кто? – спросил Гошка и моментально вскарабкался на колонны. – A-а, я думал, кто добрый, а это… Эй, Степанида, вставай! Приехали!

– Да пусть он спит, – зашептал снизу Антон.

– Думаешь, он спит? Он нас подслушивает. Эй, красавица расписная! Сматывай-ка отсюда удочки, мы сейчас стучать начнем!

Степан сел и спросил, зевая и почесывая худую грудь:

– Чего орешь?

– Давай промаргивался и ползи в опалубочный спать, на каптерку, пока плотники обедают. А нам тут работать надо. Ишь, разлегся – ни стукни, ни брякни, ни слова не скажи.

– Гад, – только и произнес Степан тоскливо и улегся опять на спину, придавив и черта и голую женщину, накрыл лицо майкой и глухо добавил: – Еще пикнешь – сплющу и суну под штабель.

– Кидал я таких сказочников через левое плечо, – вызывающе ответил Гошка и, как гранату, выдернул кусачки из-за пояса. – А ну-ка, Антон, вдарь! Да я еще молоток принесу. Мы тебе сейчас устроим сон! – Гошка спрыгнул и пропал за блоками.

Вся эта сцена была неожиданной и непонятной. Антон вдруг вспомнил старшеклассника Магарама, который налетал на любого, даже на малыша, услыша фразу «по горам козел ходил», эту полускрытую издевку над своей фамилией: Магарам – по горам. Но в школе, между ребятами – это понятно, а здесь – работа, взрослые люди…

С опаской – не пристрожится ли строповщик – Антон опять начал постукивать. Верх колонны приходился на уровень головы, долбить было сподручно. Вскоре брызнули мелкие осколки, и Антон, входя в радостное ожесточение, забыл про Степана, участил и усилил удары. Образовалась ямка.

– Стучишь, значит? – раздалось над Антоном. На кромке плит стоял Степан, уже одевшийся. – А где эта детдомовская крыса? Я хоть плюну на него сверху.

– Ушел.

– Перебил сон, паскуда.

– А я не нарочно стучу – мне брат велел.

– Я знаю. Да что мне твой стук – слону дробинка. Беспризорная рожа! – пробормотал строповщик и, ссутулившись, пошел прочь, как двухпудовики неся свои большие полуспущенные рукавицы.

Антон вытер пот со лба рукавом, вздохнул и снова принялся крошить бетон. Углубление росло, но закладушка все не появлялась. «Может быть, ее тут вовсе нет или она сдвинулась? Или при разметке Леня ошибся?» – завертелось в голове. Антон размахнулся и ударил изо всех сил по краю углубления. Бетон рассыпался, под ним блеснула железка Антон злорадно протянул «а-а» и потрогал закладушку, но так осторожно, словно она была глазом, а колонна могла моргнуть и защемить ему палец бетонными веками.

Появился Гошка.

– Молотка не дали, жмоты, – проворчал он, – пришлось кувалду стянуть. Ушел этот чмырь-то разрисованный?

– Ушел. А чего ты с ним так?..

– Он знает, чего. И потом, наш разговор – секретный… Значит, одна есть? Где тут метка? – Гошка азартно поплевал на ладони, взял кувалду, качнул с оглядкой, не зацепить бы чего, и так бухнул по колонне, что оголилась не только та закладная, которой достался удар, но и соседняя, точно со страху: мол, лучше самой сдаться.

– Ого! – воскликнул Антон.

– А ну, кто следующий?

Бетон так и сыпался с закладушек.

– Хоп! – выдохнул Гошка и забросил кувалду наверх.

Они влезли на штабель и уселись.

Гошка, в плотном комбинезоне с наглухо застегнутым воротником и рукавами, вспотел от схватки с колонной и отдувался, гоняя кепку изнанкой наружу по лицу и размазывая черные пятна. Голова его была маленькой, с чубчиком, походившим на спутанный комок обожженной проволоки. Крепкая, длинноватая шея казалась толще головы, как у белого медведя, а маленькие уши так прижимались к затылку, что их хотелось отковырнуть и оттопырить.

Гошка сказал, что ему нужна шестеренка для редуктора, заказать которую в слесарке может только мастер, и что сам он уже совался к Леониду Николаевичу, но тот спросил, зачем, и отмахнулся. И тут же Гошка добавил, что редуктор – это механизм, меняющий число оборотов двигателя.

Он говорил негромко, стреляя глазами по сторонам, словно в любую минуту ждал откуда-то опасности, жестикулировал, мял пальцы, потом вытащил кусачки и стал укорачивать ими ногти.

– Значит, я должен просить Леню заказать эту шестеренку? – уточнил Антон.

– Да. И как можно скорей!.. Я бы спер, но негде. А вот так надо!

– Зачем? – вырвалось у Антона.

– Ну вот, и ты – зачем!

– Ах да, секрет… А вообще-то какая разница – ты или я? Он и меня спросит: зачем?.. Не отвечу же: для пианино.

– Для какого пианино?

– Ну просто к примеру.

– А может, как брату?

– Брат-то я ему дома, а тут… Тут скорее ты брат.

– Ну уж я, – Гошка задумался, покачивая кусачки, и вдруг прошептал, опять метнув взгляд туда-сюда:

– Слушай, я скажу, зачем мне шестерня… Только молчок. Ты с месяц тут пробудешь?

– Пожалуй.

– Порядок. Мы можем вдвоем взяться за это дело. – Гошка оживился, и лицо его опять заиграло. – Ты за него всеми зубами ухватишься. Слушай. – Он придвинулся вплотную к Антону и сказал, взмахами кусачек отмечая каждое слово: – Я… строю… вертолет!

– Вертолет?

– Да.

Гошка замер, не спуская с Антона горящих глаз и ожидая, видно, что лицо Зорина вытянется, отвиснет нижняя челюсть и, чего доброго, слюна сверкнет на губах.

– А он полетит? – невозмутимо спросил Антон.

– Как воробей!.. Я на нем на работу летать буду. И садиться прямо на крышу арматурного цеха! – гордо произнес Гошка и продолжил тихо: – Почти все готово: доски, фанера, подшипники – все. Дело за редуктором. Остается собрать – и фр-р!.. Доставай шестерню, и через полмесяца мы взовьемся над Братском и помашем хвостиком всем этим дядям Митям!

– Хм! – Антон улыбнулся.

– Ну вот, я же говорил, что ты зубами ухватишься!.. И что держит? Шестеренка!

Антон молчал.

– Конечно, в это с бухты-барахты не поверишь, – более спокойно заметил Гошка. – Будь я на твоем месте, я бы тоже не очень-то распустил уши. Но вот подожди, вспорхнем – поверишь… Чертежик шестерни я дам. Завтра после работы я к вам заскочу. Я ведь тоже индюк, то есть в Индии живу. И знаешь, если уж на то пошло – он опять наклонился, – это мой не первый вертолет. Я уже строил. – Гошка вдруг привстал, глянул поверх штабелей и сразу присел. – Леонид Николаевич идет. Смываюсь. Завтра расскажу. Ну, хоп! – Он спихнул кувалду, спрыгнул и пропал за блоками.

Найдя работу законченной, Леонид удивился. Антон сказал, что это Гошка помог, что, собственно, он-то все и сделал.

– A-а, Гошка Башев! Ну, это крупнейший специалист по всем делам.

– Хороший пацан!

– Великолепный. А что это он к тебе прилетел?

– Так, познакомиться, – уклончиво ответил Антон, чувствуя, что сейчас не время заводить разговор о шестерне.

– Ну, смотри. С ним надо держать ухо востро.

– А что?

– Так, на всякий случай.

Леонид был хмур – видно, влетело от директора.

Зорины выбрались из склада и вышли на дорогу. Антон искоса поглядывал на брата. Леонид вздыхал, вздыхал, потом сказал:

– Выговор мне… Что, кричит, не хватило прокладок, так себя, герой, решил на прокладки, изрезать!.. А нужно было, оказывается, остановить работу! Усадить бетонщиков! Отключить краны! Пусть все замрет, раз нет прокладок! Тех паршивых прокладок, которых за десять минут можно напилить гору, имея пару здоровых рук… И риска – ни на волос. Случайность подвела… A-а, ладно! Карамба!

На той стороне лощины высились две трубы котельной, над ними черными хвостами метался дым, словно ветер тужился оторвать чудовищную ботву от каких-то чудовищных овощей.

Зорины выломали по березовой ветке – отбиваться от мошки – и стали сходить по тропке в лощину.

Глава шестая, в которой Антон выбирается из пустыни Сахары

– Ну-с, дон Антонио, теперь все сам, – сказал Леонид и выдернул ключ.

Мотоцикл, вымытый, вычищенный, блестя зелеными изгибами, стоял на центральной подножке, приподняв переднее колесо, которое медленно покручивалось то туда, то сюда, выискивая равновесие.

– Представь, что ты в Сахаре, один вот, с глазу на глаз с мотоциклом. На ключ. Меня нет. Я где-то валяюсь с пробитым черепом без сознания. Ты умираешь от жажды и голода, и единственное спасение – завести мотоцикл. Заводи. – Леонид отошел и уселся на порог.

Антон понимающе улыбнулся, повернул краник бензобака, подсосал горючего, включил зажигание и даванул кикстартер. Вторая нога потеряла опору, и Антон хлопнулся на бок.

Леонид рассмеялся.

– Не смейся. Ты же без сознания, – сказал Антон.

На этот раз он тяжестью всего тела провернул вал.

Выхлопные трубы стрельнули, и двигатель застучал четко и ровно: тах-тах-тах… Антон победно обернулся к брату и крикнул, вскидывая руки:

– Ура-а! Мы спасены!.. Эй ты, бессознательный, садись живей, пока самум не начался! – Антон прыгнул в седло, ухватился за руль и газанул. – А ну, где она, Сахара?

Леонид поднялся с порога, подошел, морщась от треска, и выключил зажигание.

– Хорошо. Давайте вашу зачетку. Но для того чтобы выбраться из Сахары, мало завести машину, нужно еще и ехать на ней.

– Так поедем!

– Давай-ка позавтракаем сперва, а то у тебя пустые кишки узлом свяжутся. ИЖ – не шуточка, а сто пятьдесят килограммов.

Леонид принялся обшаривать стол.

– Есть! Кусок буцефальской колбасы! – воскликнул он тотчас. – Зеленая?.. Нет. Роскошный кусок!.. Вот еще сайра уцелела! Открывай, режь хлеб. Я сейчас еще редисочки…

Братья расположились на пороге.

Метрах в семи от крыльца громоздился штабель крупных, сантиметров по шестьдесят в поперечнике, бревен, которые наполовину были захлестнуты недавно упавшей из соседнего двора сосной. За штабелем зеленел кусок дикого леска, отпрянувшего, как в жмурках, в угол двора от цепкой, размашистой руки человека и потому только уцелевшего. Из кустарника стремительно вырывались три молодые березки. Возле одной из них Антон вчера обнаружил муравейник. Вообще Антон вчера все тут облазил, словно кот, перевезенный на новое место: и дачу, куда он проник через дверь мезонина с разбитым стеклом, и кладовую за стеной зоринского жилья, куда одним своим плечом выпирала печь, побывал под навесом, где вздымалась до крыши поленница и стоял крепкий запах смолы; там-то Антон и наткнулся на запыленные сани и бочку, те самые, о которых писал зимой Леонид.

– Какая это, говоришь, колбаса? – жуя, спросил Антон.

– Буцефальская.

– А по-моему, просто конская.

– Именно. Буцефалом звали коня Александра Македонского.

– Жаль, что он сражался не на корове. – Антон улыбнулся. – Или на баране… А ты хоть раз падал на мотике?

– Падал – не то слово. Летал! Кувыркался! Между прочим, – Леонид перешел на шепот, – по секрету, на моем счету есть даже жертва. – Антон перестал жевать. – Да, да, жертва!

– Насмерть?

– Наповал.

– Когда? Ты не писал об этом!

– Писал. Ты забыл.

– Пацана, наверно, треснул, да?

– Нет, девушку. Я сбил ее в центре Братска. Ехал на завод, спешил, как всегда. Вижу, впереди гражданочка топает, лужу обходит. Не буду сигналить, думаю, чтоб не переполошить. Только я объезжать – она возьми да и оглянись, и непонятно почему кинулась наперерез. Ну и все. Очутился я в куче грязи. А метрах в десяти женщина. Без сознания. Поднял ее, очнулась, охнула. На голове рану нащупала. Вокруг, конечно, публика. Подкатил автоинспектор, взял права, записал свидетелей. «Поедемте, – говорю девушке, – в больницу». – «Поедемте», – отвечает. Поднял я свой рыдван. Грязный, руль на боку, ножной переключатель – баранкой. Завел чудом, усадил пострадавшую. Едем. Вдруг она меня – по плечу. «Вы, – спрашивает, – на бетонный торопились?» – «На бетонный», – отвечаю. «Тогда, – говорит, – разворачивайтесь». Я притормозил, не понимая, в чем дело. «Вы же Леонид Зорин?» – «Да», – говорю. «Вот, – говорит, – и поехали. Мне лучше. Я тоже с бетонного, с третьей секции. Это моим бетоном питается ваш полигон. Надо знать своих кормильцев!» Так я познакомился со своей будущей женой.

– С Томой?

– С Томой.

– Ничего себе… А я думал, что правда жертва.

– А разве нет? Но окончательно жертвой она стала позднее.

Пришла Света, поздоровалась по-испански и спросила, не прибегала ли сюда Мурка. Антон посоветовал заглянуть под бревна, откуда он вчера выпугнул целую стаю кошек. Девочка долго всматривалась в темноту под штабелем, шевелила там прутиком, звала и, печальная, вернулась к крыльцу.

– Хочешь есть? – спросил Леонид.

– Нет. Я только что молока напилась, налила Мурке, а ее нет. Ох, я и наподдаю ей, пусть лучше не кажется мне на глаза. И еще домашняя животная.

– Ну, бурчунья, разбурчалась, – недовольно заметил Леонид. – Смотри-ка лучше – оп-ля! – И он вытащил конфету из шевелюры Антона. – Прошу.

Света улыбнулась – дядя Леня мог развеять ее самое плаксивое настроение.

– Антон, а ты умеешь показывать фокус? – спросила Света.

– А как же! Все взрослые люди умеют, – солидно ответил Антон, куском хлеба подчищая остатки сайры.

– А и не все. Мне дядя Леня однажды вот из этого пустого кармана, – Света оттопырила свое в мелких синих цветочках платье, – таскал-таскал конфеты, таскал-таскал, целых две вытащил. И еще, говорит, там много осталось. Помните, дядя Лень?

– Еще бы!

– Вот. А я домой пришла, и когда мама с работы вернулась, я говорю ей, чтобы она достала конфет из моего пустого кармана. Она говорит, что из пустого ничего не достают. А я говорю, достают, дядя Леня, говорю, две достал и еще там осталось. Мама пошарила, ничего не нашла и сказал, что я дура набитая.

– Ну ладно. Хватит рассуждать, – сказал Антон. – Сейчас вот сяду на мотоцикл и такой фокус покажу, что вы упадете!

После короткой инструкции Леонид занял заднее сиденье, упершись ногами в землю, Антон завел мотор и уселся впереди. Ноги едва касались земли носками. Антона прошибла нервная дрожь. Мысли сбивались «Так… Что же дальше? А, отжать сцепление… Где оно? Ага, вот… Так, теперь что? Включить скорость… Ужас, неужели я сейчас поеду?..»

Треск двигателя все возрастал и возрастал, но мотоцикл не шевелился.

– Сбрось газ!.. Сбрось! – крикнул Леонид в самое ухо брату.

Антон окончательно растерялся и отпустил рычаг сцепления. Мотоцикл рванулся, вильнул и лихо помчался к воротам.

– Отожми! Отожми! – кричал Леонид, но Антон уже ничего не понимал, кроме того, что машина под ним движется.

Мотоцикл бухнулся в столб ворот и заглох.

– Ух! – выдохнул Антон, опомнившись. – Вот это да-а! Вот жали!

– Не пойдет, голубчик, – сказал Леонид и цыкнул языком. – С таким водителем прямая дорога на тот свет, а не на бетонный завод.

– Если бы ты не крикнул, все было бы нормально, – оправдывался Антон. – А здорово он понесся.

– Видела фокус? – спросил Леонид у Светы.

– Я думала, вы все повалите и прямо на улицу выскочите.

– Это еще Антон не разошелся. А разойдется – выскочит и даже по небу порхнет.

– Не порхну, не беспокойтесь… У-у, тут больше ста пятидесяти килограммов. Тут полтонны. – Леонид лишь поддерживал мотоцикл, а толкал его Антон. Он запыхался, однако сейчас же прыгнул в седло, едва они допятились до стоянки. – Спорим, что через два дня я буду гонщиком!.. Садись!

– ¡Adelante mi chico! [3]3
  Вперед, мой мальчик!


[Закрыть]– крикнул Леонид.