Текст книги "Число зверя, или Тайна кремлевского призрака"

Автор книги: Геннадий Гацура

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

– Вот точно, – иди, – махнул рукой Григорьев. – Небось, жена уже заждалась. А я еще посижу, подумаю. Хочу сегодня проехаться с патрулем.

– Вы уже неделю дома не были и не спали нормально.

– Все, проваливай, и не учи меня жить. Спокойной ночи.

Марина давно заметила эту стоявшую возле бровки тротуара машину, за рулем которой сидел куривший мужчина, наблюдавший за прохаживающимися перед освещенными окнами ночного ресторана женщинами. Теперь, краем глаза, она сама следила за ним. Вполне возможно, это как раз был ее единственный клиент. Наконец, мужчина отшвырнул щелчком из приоткрытого окна очередной окурок, вышел из машины и направился прямиком к Марине.

Она хоть и шептала про себя, чтобы он выбрал только ее, но все же немного растерялась. Пока он шел, она постаралась как-то собраться, дабы встретить его соответствующе и, не дай Бог, отпугнуть.

– Вы свободны? – спросил мужчина. – Можно вас ангажировать?

– Как вы думаете, для чего еще я здесь стою? – Слегка снисходительно улыбнулась Марина.

Они направились к машине. Мужчина распахнул переднюю правую дверь и сказал:

– Прошу.

– Я сяду сзади. Терпеть не могу сидеть на переднем сиденье.

Мужчина открыл перед ней заднюю дверь, затем сел за руль.

– Меня зовут Николай.

– Далеко ехать? – спросила Федорова, сделав вид, что не поняла намека мужчины, поближе познакомиться и узнать ее имя.

– Нет, здесь рядом, – не оборачиваясь сказал Николай.

Что-то насторожило Марину в поведении мужчины и она, стараясь сделать это незаметно, открыла свою сумочку и достала баллончик со слезоточивым газом.

Николай заметил ее движение и улыбнулся в зеркало заднего вида.

До дома к которому подвез Федорову ее спутник было не так уж близко.

Первым порывом у Марины было отказаться от визита на квартиру, но затем она вспомнила о своей убитой подруге, и отбросив всякие сомнения, вышла из машины. Они поднялись на пятый этаж огромного, сталинского дома.

Николай открыл массивную металлическую дверь, включил свет в прихожей и сделал приглашающий жест:

– Прошу в мое скромное убежище.

Огромная квартира была обставлена прекрасной антикварной мебелью. Вдоль всей стены большого коридора стояли высокие, до самого потолка застекленные стеллажи, забитые редкими книгами. На стенах висели картины старых мастеров в массивных золоченых рамах.

Марина с неподдельным восхищением огляделась вокруг и сказала:

– Неплохая обстановка. Целый музей. Вы здесь одни живете?

– Нет, жена уехала в отпуск. Это ее квартира. Она родственница одного из наших бывших коммунистических лидеров. Садитесь. Желаете что-нибудь перекусить или выпить?

– С удовольствием.

– В таком случае я пошел на кухню.

– Давайте я вам помогу.

Помощи как таковой Николаю не понадобилось, со всем он справился сам. На его большой, обставленной дорогой современной мебелью кухне все было механизировано. Стояла даже электрическая хлеборезка и приспособление для открывания бутылок и консервных банок.

Минут через семь они уже сидели на угловом диванчике за столом, на котором стояла бутылка вермута и легкие закуски. Николай рассказывал ей один за другим какие-то веселые анекдоты, а Федорова без удержу смеялась, правда, ни на миг не забывая и о своем основном «задании».

Уже под конец их ленча Николай взял руку Марины, поцеловал ее и сказал:

– Большое спасибо за то, что ты согласилась разделить со мной этот поздний ужин или ранний завтрак. В последнее время я что-то слишком тяжело стал переживать одиночество. Старею.

– А что, у тебя никого больше нет из родных? Матери, например?

– Почему нет? Есть, но она живет в другом городе. С отчимом.

– У тебя с ними плохие отношения?

– Нормальные. Как у всех детей с родителями.

– А чем ты, вообще, занимаешься?

– Работаю в антикварном магазине. Реставрирую старинную мебель.

– А, теперь понятно, откуда у тебя такая шикарная обстановка. А что ты делаешь по вечерам? Вчера, например, что ты делал?

– Я всего лишь несколько часов назад прилетел из Америки. Гостил несколько недель у своего приятеля.

Это было для Марины полной неожиданностью. Если бы он сказал это ей сразу, Федорова бы с ним не поехала, но все же она ни на секунду не оставляла надежды найти убийцу своей подруги, поэтому продолжала свой «допрос»:

– А каким ты рейсом летел? На «Боинге» или самолете «Аэрофлота»?

– Я в них не разбираюсь, в мое любимое время, то бишь, в восемнадцатом веке, самолетов еще не было. Но рядом с тобой на подоконнике лежит билет, можешь узнать рейс, самолет и цену, если тебя так это интересует.

Она раскрыла билет. Он был туда и обратно. Марина взглянула на дату. Да, это явно был не он, интерес Марины к нему сразу упал. Стало жаль потерянного времени. Вполне возможно, что прямо сейчас маньяк измывался над своей очередной жертвой.

– Ну и какой самолет? – Усмехнувшись, спросил Николай.

Марина еще раз взглянула на билет и сказала:

– «Боинг». Да, а почему ты соврал насчет жены? Здесь и не пахнет ни одной женской вещью.

Николай положил вилку с ножом на стол и в упор посмотрел на Марину:

– Извини, но я хотел, чтобы ты ушла.

Николай открыл входную дверь, и Марина вышла на лестничную клетку.

– Кстати, я тебя узнал.

– Вы ошиблись.

– У меня абсолютный музыкальный слух. Можно изменить внешность, но голос… Зачем ты это делаешь?

Марина на мгновение обернулась, но, так и не ответив на его вопрос, направилась к лифту.

Она вышла из подъезда и, споткнувшись о валявшуюся посреди тротуара трубу, чертыхнулась.

«Завез, скотина, теперь выбирайся пешком из этой глухомани. Хорошо хоть, что не в Солнцево. Вот „голубых“ развелось, как в том анекдоте, кирпичу упасть негде. Хотя, чего это я разоряюсь, ведь сама принадлежу к сексуальным меньшинствам…»

Федорова выбралась на Кутузовский проспект и попыталась поймать какой-нибудь транспорт до центра. Но тщетно. Такси не было, а те машины, которые и появлялись, проносились на такой скорости, что их было просто страшно останавливать. Марина махнула рукой на это бесполезное занятие и пешком направилась в сторону Садового кольца. Начал накрапывать дождик, а у нее как назло сегодня не было зонта. По телевизору в программе «Время» сообщили, что в ближайшие три дня дождей в Москве и московской области не будет. Вот и слушай их после этого.

Марина не успела пройти и четверть километра, как ее обогнал огромный белый лимузин с затемненными стеклами и, проехав пару десятков метров, остановился.

Из машины вышел этакой крепыш – семь на восемь, восемь на семь. Обычно, в среде знакомых спортсменов Марины таких называли «летающими шкафами».

Мужчина подождал, когда она подойдет поближе, открыл заднюю дверь в салон и сказал:

– Кажется, дождь начинается. Мой шеф предлагает вам переждать его под крышей и, заодно, прокатиться на его новом лимузине.

Федорова оглянулась по сторонам, но улица была совершенно пустынной.

Пока она крутила головой, не зная, как поступить, мужчина невозмутимо стоял возле распахнутой дверцы лимузина. Усилившийся дождик не оставил Марине выбора, и она молча влезла в машину. Дверь за ней захлопнулась, и охранник занял свое место рядом с водителем.

В салоне автомобиля сидел спиной к водителю еще один телохранитель.

Рядом с ним, в мятом совковом костюме, крутился с бокалом шампанского какой-то скользкий тип, очень напоминающий мелкого цэковского номенклатурного работника времен Андропова. На заднем сиденье, обнимая одной рукой молодую обнаженную женщину, расположился несомненно сам хозяин шикарного лимузина. Ошибки не могло быть, так как на нем был прекрасный костюм, дорогой галстук, в руке початая бутылка «Клико», а сам он обладал хорошо поставленным и не терпящим возражения командным голосом.

– Меня все зовут Василь Васильевичем. Ненавижу одетых баб, – как бы отвечая на изумленный взгляд Марины, сказал он. – По мне, если б я был президентом, тут же издал указ, чтобы все наши бабы ходили голышом. Присоединяйся к нам. Петр, – кивнул он молча сидевшему охраннику, – налей ей. Что будешь пить? Коньяк, шампанское? Заказывай. У нас все есть. В нашем словаре нет слова «нет».

Голая девица рассмеялась.

Марина пожала плечами. Она никак не ожидала увидеть подобную сценку в машине.

Петр протянул ей бокал с шампанским.

– Да ты никак плакала? – спросил Василь Васильевич. – Обидел кто? Мы сейчас, мигом, с ним разберемся.

– Нет, это дождь.

– Василь Васильевич, Саша интересуется, куда едем? – спросил охранник.

– По Садовому и до утра! Как там писал мой друг и поэт Александр Лошак? «И по Садовому кольцу всю ночь компания кутила в машине-ресторане.» Ну а ты, что сидишь как не родная? – обратился он к Марине. – Пей, догоняй нас. Мы уже, пожалуй, ведро «Клико» вылакали.

Марина выпила шампанского. Петр, который, как и второй охранник и водитель, не пил, тут же налил ей еще бокал.

– Василь Васильевич, посмотрите, еще одна красавица.

– Останови.

Машина притормозила напротив стоявшей возле фонаря женщины. Василь Васильевич нажал кнопку на панели дверцы, и стекло плавно опустилось.

– Нет, не пойдет, – покачал он головой, выглянув в окно. – Страшна, как моя жизнь. Поехали без остановок.

Машина плавно тронулась с места. Минуты через две, допив одним глотком бутылку шампанского, Василь Васильевич заявил:

– Что-то стало скучно, давайте споем нашу, – он кивнул в сторону цэковского работника. – Ну-ка, запевай!

Тот зачем-то подбоченился и начал:

– «Вихри враждебные веют над нами»…

– «Злобные силы нас грозно гнетут,» – подхватил басом Василь Васильевич.

 
«В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас еще судьбы безвестные ждут…»
 

Пели и охранники, и водитель, и пьяная голая женщина, и даже Марина, повеселевшая от шампанского и той, совершенно абсурдной ситуации, в которую попала.

 
«Но мы поднимем гордо и смело
Знамя борьбы за рабочее дело…»
 

Орали все в полный голос и от души. Поздние прохожие наверное, с ужасом оглядывались на эту несшуюся на бешенной скорости огромную машину, из которой доносился рев голосов.

– Эй, господа-товарищи, а почему эта курва поет с нами? – Василий Васильевич достал из стоящего перед ним ящика новую бутылку и показал ею на «цековского товарища». – Он же никогда не работал и никакого отношения к рабочему классу не имеет.

– Но, ведь, ты тоже никогда кувалдой не махал, – на мгновение прервав пение, вставил в свое оправдание мужчина.

– Да, но зато я всегда всей душой болел и страдал за народ.

Тут Василь Васильевич приложил палец к губам. Все разом замолкли, лишь голая женщина продолжала горланить:

 
  –  «За лучший мир, за святую свободу!..»
 

– Т-с-с! – Зашипел на нее хозяин, открывая шампанское. – Враги услышат! Эх, сколько нам еще до новой гражданской осталось? Кто нам скажет?

Пробка с хлопком вылетела из бутылки и ударилась в потолок. Шампанское полилось на пол салона к ногам Марины.

– Представляешь, – улыбнулся ей Василий Васильевич, – сняли мне номер в «Метрополе»… Я знаю эти апартаменты, сам когда-то курировал этот прожект, там пукнуть нельзя, чтобы тебя на восьми магнитофонах не записали. – Он сделал глоток прямо из бутылки. – Я тебе хочу сказать, что русские убийцы – лучшие убийцы в мире. Вообще, русское – все самое лучшее. Так вот, если тебе сказали, что – убьют, то обязательно убьют. Очень хотелось бы умереть на родине. Поэтому я и приехал… Ну, что вы замолчали? Я кончил свой монолог. Давайте теперь любимую песню батьки Махно! Нет, постой, никак Вася, останови!

Лимузин притормозил у стоящего возле машины «ГАИ» в плаще и с полосатым жезлом в руке милиционера. Василь Васильевич открыл окно и, высунувшись из него, крикнул:

– Привет тезка! Как служба?

– Здравия желаем Василий Васильевич, – улыбнувшись, козырнул милиционер. – Давненько вас не видел в наших краях.

– Отбрось ты эти церемонии. Выпить хочешь?

– Никак нельзя, я на дежурстве.

– Вот это правильно! – Василь Васильевич обернулся. – Петь, дай товарищу майору пару бутылок шампанского, пусть после дежурства с женой выпьет.

– Так я еще капитан.

– Вот, как только я захочу выставить свою кандидатуру и меня выберут, сразу станешь майором. Специальный закон издам, чтоб все Василии у нас в стране стоили не меньше майора.

Петр вышел из лимузина под дождь с двумя бутылками шампанского и положил их через приоткрытое окно на заднее сиденье милицейских «жигулей».

– Спасибо, Василий Васильевич, – козырнул, но уже серьезно, милиционер. – Обязательно выпьем всей семьей за ваше здоровье и победу на выборах.

– Скажи всем, чтобы голосовали только за меня, – Василь Васильевич откинулся на спинку сиденья и закрыл окно. – Давай, по кругу! Теперь можно помянуть и батьку Махно. Запевай!

И летел «до утра» по залитому дождем Садовому кольцу огромный «членовоз» и вместе с ними неслась над еще не проснувшейся Москвой любимая песня бандитов времен Гражданской войны:

 
«Любо братцы, любо, любо братцы жить,
С нашим атаманом не приходится тужить…»
 

К дому Федоровой лимузин подкатил уже в седьмом часу утра. Изрядно отяжелевший от шампанского Василь Васильевич все никак не хотел расставаться с Мариной, предлагал руку и сердце и хоть сейчас же лететь на Багамы и расписываться, но она стойко выдержала все его довольно заманчивые предложения.

Марина вышла из машины, поднялась по ступенькам крыльца и, махнув на прощание высунувшемуся из окна Василь Васильевичу, сказала:

– До свидания. Приятно было познакомиться.

– У тебя прекрасный голос, – крикнул он. – Будь я на двадцать лет моложе, ты бы от меня так просто не ушла. Почаще гуляй по Садовому, глядишь – встретимся.

Марина еще раз взмахнула рукой и скрылась в дверях своего подъезда.

Раздеваться она начала прямо в прихожей, затем залезла под душ, смыла с лица свой «боевой раскрас», насухо вытерлась и одела белое спортивное кимоно. Едва она затянула на своей талии черный пояс, как выражение ее лица мгновенно изменилось и стало суровым и непроницаемым, почти таким как у сидевшего рядом с водителем охранника Василь Васильевича.

Она подошла к висевшему на стене календарю. В последней шифре было шесть не обведенных кружочками крестиков. Хотя, скорее всего уже пять, так как и сегодняшние ночные поиски у Марины закончились неудачей. Два дня она могла передохнуть. Следующая охота намечалась в ночь со среды на четверг – тринадцатого июня.

Несмотря на принятый Мариной контрастный душ, который должен был взбодрить ее, настроение, да и общее состояние, оставляло желать лучшего. Но она все же вышла на середину комнаты, сделала несколько наклонов, затем стала в боевую стойку и начала отрабатывать приемы карате на воображаемом противнике. А противник был у нее один – убийца Ларисы. И кто-кто, а он не мог ждать от нее пощады.

Машина свернула с проспекта на подъездную дорогу и остановилась возле продуктового магазина. Сидевший за рулем молодой человек повернулся к развалившемуся на заднем сиденье Артисту и сказал:

– Давайте оставим машину здесь и дальше пройдем через двор пешком. Не хочется светить тачку.

– Не надо на таких дорогих машинах на дело ездить, да и одеваться попроще, а то нацепил галстук с павлинами и красный пиджак. Посмотри, как я одет.

Действительно, «прикид» у наемного убийцы была проще некуда: потертый синий пиджачок, темно серые вздувшиеся на коленях брюки и кепка с эмблемой министерства связи. Завершала экипировку Артиста большая сумка из которой торчало несколько пачек газет.

– Да я специально такие яркие шмотки надел, – начал оправдываться молодой человек. – Все обязательно запомнят галстук с пиджаком, а все остальное упустят. Я же после операции их в ближайший мусорный контейнер выкину. Что я зря на юридическом психологию изучал.

– Ну-ну, посмотрим. Только не забудь из кармана пиджака права и визитные карточки вынуть, – усмехнулся Артист. – Какого черта я согласился тебя взять?

– Мамочка не стал бы столько платить, если бы ты меня не взял. Он сказал, что бы я лично убедился в точном исполнении задания. Уж очень его Валет достал.

– Да, все это наша проклятая жадность, – задумчиво произнес киллер.

– Кстати, ты так и не сказал мне, каким способом собираешься его сделать, – поинтересовался молодой человек выходя из машины, но его собеседник проигнорировал вопрос и в свою очередь спросил:

– Какая, говоришь, масть у его собак?

– Я же тебе сказал, что у него две собаки. Бультерьеры или питбультерьеры. Что-то в этом роде, никак название не могу запомнить. Он все время хвалится, что они кого хочешь разорвут. Ножку стула могут перегрызть.

– Это мы счас проверим.

– До него так просто не добраться. Там у него пуленепробиваемая дверь и видеокамера в глазок вделана. Он даже дверь не открывает. У его телохранителей свои ключи есть.

– На это я и надеюсь, что он не открывает, – усмехнулся Артист.

Обогнув магазин, они миновали арку дома и подошли к одному из подъездов огромного сталинского дома. Правда здесь, в отличии от обычного подъезда, вход в дом перекрывала массивная двухстворчатая металлическая дверь. Молодой человек нажал на кодовом замке несколько цифр и, открыв дверь, сделал приглашающий жест:

– Прошу вас.

Они поднялись на лифте на шестой этаж. Артист прижал указательный палец к губам и тихо сказал:

– Стой здесь и держи дверь. – Он надвинул на глаза козырек кепки, вышел из лифта, подошел к двери Валета и позвонил.

Из квартиры донесся собачий лай, затем мужской голос спросил:

– Кого?

– Телеграмма Васильеву Сергею Юрьевичу, – Артист помахал перед глазком камеры телеграфным бланком.

– Проваливай, тут такие не живут.

– Здесь указан ваш адрес: дом восемь, квартира сорок шесть.

– Дом восемь напротив.

– Извините. – Киллер вернулся в лифт и нажал кнопку последнего этажа. – Самое главное, что он и его собаки дома. Сделаем вид, что я ушел, для того чтобы он успокоился.

Они поднялись на несколько этажей, постояли несколько минут на черной лестнице, затем вновь вызвали лифт и спустились на шестой этаж.

– Сейчас я тебе покажу кое-что интересное, – Артист достал из кармана мятую пачку из под сигарет, открыл и вставил в лежащее внутри ее какое-то странное устройство небольшую черную батарейку.

– Что это? – спросил молодой человек.

– Сейчас услышишь, подержи лифт, – он осторожно подошел к двери Валета, положил возле нее пачку из-под сигарет и быстро вернулся назад. – Нажимай первый.

Они спустились, вышли из подъезда и тут же услышали страшный собачий вой, затем быстро захлебнувшийся нечеловеческий крик.

Мимо них прошла какая-то бабулька и недовольно бормотала:

– Людям есть нечего, а эти собак разводят.

– Что это было? – спросил молодой человек, когда они отошли подальше.

– Все. У твоего шефа исчезли все проблемы. Собаки с голодухи загрызли своего хозяина. Что ж бывает. В газетах и журналах появится еще несколько статей, что нельзя держать таких кусачих собак.

– Представляю, сколько сейчас там кровищи. Как это ты сделал?

– Спецразработка для специспользования. Это устройство генерирует особый сигнал, который просто не выносят собаки. Человеческому слуху он не доступен, а собака начинает беситься и набрасывается на первое попавшееся на глаза лицо, даже на хозяина. Сам знаешь, чем заканчивается нападение собаки такой породы – смертью. Хозяин как бы сам приобрел для себя орудие убийства. Кстати, я думаю, подобных людей не стоит жалеть, ведь он покупая эту собаку, сам заранее рассматривал ее как орудие убийства кого-либо, пусть даже грабителя или непонравившегося случайного прохожего.

– Шикарно, – восхищенно произнес молодой человек, – можно вставить в учебник криминалистики, как один из примеров совершенно чистого преступления.

– Не стоит, я не люблю афишировать свою деятельность. Кстати, подобный сигнал, при определенной нагрузке и давлении, может самопроизвольно возникнуть и в обычной водопроводной сети. Эта хохмочка и была придумана каким-то наблюдательным умником, когда он заметил, что при открывания у него в ванной водопроводного крана с холодной водой собака соседа вдруг начинает беситься и бросаться на стены. Однажды он оставил кран открытым на всю ночь, а на утро соседей нашли загрызенных насмерть их же собачонкой. Вот так-то.

– А как же генератор, ведь менты найдут его и могут определить, что он послужил источником частот возбудившим собаку.

– Не боись, через минуту от него один пепел останется и батарейка в обгоревшей пачке от сигарет. А завтра уборщица или жители дома выкинут ее в мусоропровод. Кстати, даже если бы его и обнаружили, ты можешь представить хоть одного мента, который мог связать эту обгоревшую пачку на лестничной клетке с тем, что произошло внутри закрытой квартиры?

– А если бы у соседей нашего клиента тоже была собака, значит, и она накинулась бы на своего хозяина?

– Давай не будем о грустном. Подкинь меня до «Детского мира», я давно хотел своей дочурке одну игрушку купить.

– Куклу что ли?

– Нет, она у меня мелко нарезанными газетами в банковской упаковке не интересуется, ей все больше джипы подавай. [16]16
  В центре московского универмага «Детский мир» в 1996 году был расположен дорогой автомобильный салон для «новых, крутых русских».


[Закрыть]

Раздавшийся в тишине телефонный звонок заставил Николаева вздрогнуть. Он оторвался от своей писанины, поднял трубку и сказал, пародируя автоответчик:

– Говорит коммунальная квартира номер тринадцать. Хозяев нет дома. Если вы хотите оставить сообщение, то надиктуйте его на магнитофон и засуньте вместе с ним под мою дверь.

– Хватит юродствовать, – раздался в трубке голос Константина Григорьева.

– По-моему, ты говорил, что это я тебе первый позвоню? – сказал Сергей.

– Ладно, извини, но ты меня тоже должен понять она же у меня проходит чуть ли не как главный свидетель по делу.

– Хватит оправдываться, тем более, что это у тебя не очень убедительно звучит. Говори, лучше, зачем ты мне звонишь? Ты же просто так ничего делаешь.

– Я никак не могу найти одного вашего писателя – Германа Хара. Я тебя о нем спрашивал. По тому адресу, что прописан, он не проживает, а соседи и в секретариате Союза писателей говорят, что не знают его нового адреса. Может, ты через своих приятелей-литераторов разузнаешь, где его можно найти?

– Пожалуй, я и сам знаю, где он. Во сколько начинают отпускать из медветрезвителей клиентов?

– Часов в восемь-девять. А тебе зачем? – удивился Григорьев.

Николаев взглянул на часы и ответил:

– Дело в том, что если он вчера хорошенько поддал в ЦДЛ, то сегодняшнюю ночь провел в ближайшем в нему медвытрезвителе. Но, так как сейчас уже одиннадцать, то он должен направляться к себе в Переделкино. Он там живет у кого-то на даче.

– А ты знаешь у кого? Переделкино ведь большое.

– Можно позвонить, узнать.

– Сделай, а?

– М-да, – тяжело вздохнул в трубку Сергей, – сначала оскорбляют, а потом бросаются к тебе с разными просьбами.

– Ладно, я же извинился. Позвони. Может, и съездишь со мной? А то я там никого не знаю, а мне хотелось бы переговорить с ним в непринужденной обстановке, пока ребята из организации покруче до него не добрались.

– Даже так? Что же он такое натворил?

– По дороге расскажу. Готов даже на бутылку разориться.

– Ладно. Только я на своей тачке туда не поеду. По этой трассе гаишников целая куча, а я техосмотр уже лет пять не проходил, да и бак пустой.

– Я возьму служебную. Буду у тебя через сорок минут. Успеешь разузнать?

– Попробую.

– Я подниматься не буду, просто водитель посигналит, когда мы подъедем.

– Хорошо, до встречи, – Николаев положил трубку и только сейчас вспомнил, что обещал Марине Федоровой спросить у Григорьева насчет ее записной книжки.

Николаев дотронулся до плеча водителя и сказал:

– Там, на горочке, метров через сто, будет магазин, притормози возле него.

– Это еще зачем? – поинтересовался Григорьев.

– Ты же обещал на бутылку разориться, а здесь самая дешевая во всей округе водка. Я о твоем благосостоянии беспокоюсь.

– Я думал, что ты без корыстных побуждений помогаешь следствию, а ты…

– Константин разочаровано махнул рукой и полез в карман за кошельком.

– Это не для меня, а для твоего клиента. Я же знаю своего брата-литератора, он сейчас с жуткого бодуна, поэтому без ста граммов с тобой и говорить не будет. Пошлет в одно место и все.

Возле магазин Сергей встретил Бориса Никитина и узнал от него, что Германа Хара видели в доме творчества писателей. Потратив почти час на поиски, они нашли Германа сидящего среди литераторов в местном баре расположенном в полуподвальном помещении старого корпуса дома творчества. Сергей и Константин взяли по чашке кофе и подсели к веселой компании, сидевшей за несколькими сдвинутыми столиками. Разговор шел о предстоящих выборах, ситуации в стране и новых политических анекдотах, и все это, как обычно в таких случаях в России, обильно запивалось горячительными напитками. Налили и Николаеву с Григорьевым, они, в свою очередь, выставили на стол купленную в местном магазине бутылку водки.

Константин хотел было отказаться от выпивки, но Сергей шепнул ему, что бы он особо не выкаблучивался, а то никто с ним и разговаривать не будет.

Сидевшие за столиками болтали каждый о своем, не особенно рассчитывая на то, что их кто-либо слушает. Было такое ощущение, что люди просто стремились выговориться, опасаясь, что если на выборах победят коммунисты, тогда особенно не поговоришь. Сергей особенно не прислушивался к этому пьяному трепу, до него долетали лишь обрывки анекдотов и каких-то странных монологов.

– … Раньше русские князья, пытаясь прийти к власти, ездили за ярлыками в Золотую Орду, а теперь наши кандидаты в президенты летают за благословением в Америку. Продают на корню матушку-Россию…

– … А, вот, еще один анекдот. «Идет президент по Красной площади, подходит к нему нищий и говорит: „Борис Николаевич, подайте, пожалуйста.“ „Да как же я тебе подам, – удивляется президент, – у меня ни мяча, ни ракетки нет.“»

– … Нет, нет, все было не так. Мы приезжаем к нему, а он встречает нас возле ворот дачи в стельку пьяный. Я у него спрашиваю, что произошло, ты же не пьешь. А он отвечает, что, мол, я-то сам не пью, а вот герой моего нового романа запил. А писатель должен жить жизнью своего героя…

Несколько человек за столом, в том числе и Герман Хара, рассмеялись.

Сегодня он был в лучшей форме, чем при первой встрече с Николаевым в ЦДЛ.

Григорьев толкнул локтем в бок Сергея и тихо сказал:

– Мне надо с ним поговорить.

– В чем дело, давай.

– Народа много. Мне хотелось бы с глазу на глаз, в непринужденной обстановке, не говоря о своей принадлежности к органам.

– Ничем не могу помочь, пока они все не выпьют, никто и с места не сдвинется. Да не дергайся, ты же отпустил водителя до половины четвертого.

Рано или поздно все, в том числе и водка, заканчивается, и как и говорил Сергей, народ потихоньку начал расходиться. За столом, кроме Григорьева с Николаевым, остались только Герман Хара и какая-то поэтесса.

– Извините, – обратился к писателю Константин, – по-моему, это у вас был рассказ о шестьсот шестьдесят шестом маршруте?

– Да, – кивнул Герман и погладил свою бороденку.

– А почему шестьсот шестьдесят шестой?

– «Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть».

– Откуда это?

– Как, откуда? – Взглянул с изумлением на следователя литератор. – Из книги откровений святого Иоанна Богослова. Глава тринадцатая, параграф восемнадцатый.

– А чем это грозит нам? – Не отставал Константин.

– По редким намекам в старинных летописях можно догадаться, что одно из пришествий антихриста приходилось на первое тысячелетие от Рождества Христова, год шестьсот шестьдесят шестой. Косвенным подтверждением этого служит и отсутствие какой-либо достоверной информации о том периоде истории. Европа и весь мир как бы провалился в небытие, все было порушено, уничтожено. Не зря церковники в более поздние времена, особенно в средние века жгли целые библиотеки, где был бы обнаружен хоть какой-нибудь намек о событиях тех лет. Они постарались уничтожить любые упоминания о дьяволе и его царствии.

– Может быть они были правы, что так делали, но причем здесь наше время? В ближайшие годы у нас не предвидится ни одного года с тремя шестерками.

– Вы так думаете? – Герман Хара взял лежащую на столе салфетку и вынул из нагрудного кармана ручку. – Напишем число тысяча девятьсот девяносто девять, а затем перевернем его. Ну-ка, что здесь написано?

– Три шестерки и единица.

– В черной магии не имеет значения, как написан какой-либо знак – слева направо или вверх тормашками. Важно его начертание. Вот так-то, – тяжело вздохнул Герман Хара. – Вот такие, понимаешь, пироги.

– О, Боже! – Всплеснула руками внимательно слушавшая их разговор поэтесса. – Неужели ты думаешь, что это может повториться?

– А как же тогда человечество пережило девятьсот девяносто девятый и тысяча шестьсот шестьдесят шестой года? – Усмехнувшись, спросил Григорьев.

– Он пытался придти и тогда, но это были годы расцвета христианства, время охоты за ведьмами и прочими отродьями сатаны. Это и спасло, точнее – отодвинуло пришествие на Землю дьявола. В тех же откровениях Иоанна прямо написано: «И увидел я Ангела, сходящего с небес, который имел ключ от бездны и большую цепь в руке своей. Он взял дракона, змея древнего, который и есть диавол и сатана и сковал на тысячу лет.» Ангел сковал его в девятьсот девяносто девятом году, не дав развернуться. Сейчас же, когда вера людей в Бога утратила прежнюю силу, вся планета погрязла в разврате, да при таком обилии ядерного оружия, катастрофа просто неизбежна. Так вот, тысячелетие плена заканчивается и дьявол должен скоро выйти на свободу. Но сам он не сможет освободиться, ему для этого нужны добровольные помощники. Этот рассказ как раз про одного из них.

– Неужели ничего нельзя сделать? – поинтересовалась женщина.

– Почему? Можно. Надо принять мусульманство и перейти на календарь лунной хиджры. Он на шестьсот двадцать один год отстает от григорианского летоисчисления и у нас будет в запасе уйма времени для того, что бы что-нибудь придумать.

– Фу, бяка! – Поэтесса игриво ударила Германа по руке. – Так ты шутишь! А я думала, что ты все это всерьез говоришь.

– Кто знает, может, и всерьез. Поживем – увидим.

– А как же, насчет вашего рассказа? Помните, вы там описываете героя с пистолетом, раскатывающего на автобусе «шестьсот шестьдесят шестого» маршрута? Он тоже из раздела вашего черного юмора или за ним стоит что-то серьезное? Или вы услышали эту историю от кого-нибудь? – спросил Григорьев.

– Нет, все намного прозаичней. Пьяный был, возвращался из гостей, сел ночью не на тот автобус, а он завез меня в какую-то тьму-таракань. Я вылез, взглянул на номер маршрута и у меня волосы на голове дыбом встали. На табличке были нарисованы три шестерки. Сами понимаете, что с перепоя можно себе вообразить. Я и не знал, что в Москве такой автобусный маршрут существует. Прямо на остановке я и набросал план рассказа. Дома записал его, отправил в какую-то редакцию и на два года о нем забыл, пока не попросили приехать за гонораром. Странно, что вы именно об этом рассказе вспомнили. У меня, кроме него, еще целая куча страшилок написана. А вы, случаем, не издатель?