Текст книги "Число зверя, или Тайна кремлевского призрака"

Автор книги: Геннадий Гацура

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

– Обними свою мамочку.

От женщины пахло вином, потом и почему-то парным молоком. Его давали в детдоме только самым маленьким, и то не всем, на всех не хватало. Все зависело от этой толстой поварихи, она могла дать, а могла и не дать. А его больному брату нужны были витамины и усиленное питание. Так сказал доктор.

«Боженька, сделай так, чтобы мой младший братик поправился и мы бы опять были вместе».

Анатолий старался сейчас не думать о своем умирающем брате, который так и не оправился после той аварии, но ничего не мог поделать с собой.

Огромная связка золотых цепей на груди у женщины лизнула холодом по его щеке. Его отец всегда, с премии, покупал матери какую-нибудь небольшое ювелирное украшение, поэтому Анатолий знал, что золото стоит очень дорого.

«А если продать одну такую цепочку, хватит ли тех денег на лекарство брату?» – Вдруг подумал Анатолий, но тут же испугался своих мыслей и заплакал. Мама говорила, что воровать грешно.

– Ну что ты плачешь, сейчас тебе и твоей мамочке будет хорошо, – прохрипела женщина и ее толстая потная рука полезла ему промеж ног.

И Анатолий, от страха, стыда и еще какого-то, пока еще неизвестного ему чувства, закрыл глаза.

Когда он наконец отважился их открыть, лежавшая рядом с ним женщина уже храпела. Анатолий осторожно соскользнул с постели, быстро надел ночную рубаху и оглянулся на разметавшуюся в постели женщину. Но теперь он смотрел не на ее прелести, а на ее золотые цепи.

«Она даже не заметит пропажи одной».

Анатолий протянул руку и потянул за одну из цепочек. Женщина вдруг недовольно дернула плечом и перевернулась на живот. Мальчик отпрянул в сторону и затаил дыхание. Повариха мерно засопела и он решил вновь повторить свою попытку. Ждать помощи ему было неоткуда, это была единственная возможность раздобыть деньги на лекарство для брата. Он был даже готов за этот поступок сесть в тюрьму. На этот раз Анатолий решил расстегнуть замок на цепочке. Он уже закончил свою операцию, как ему показалось, что занавеска, отделявшая «спальню» дежурной поварихи от общей комнаты, шевельнулась. На мгновение он затаился, затем быстро юркнул в ведущую на кухню дверь. Стараясь не шуметь, он пробрался через пустую и темную столовую в спальню и с головой залез под одеяло. Только там, стуча зубами от холода и страха, Анатолий почувствовал себя в относительной безопасности и забылся в каком-то странном, беспокойном сне, где воедино переплетались его фантазии и только что пережитые чувства.

– Ну, сколько это еще будет продолжаться? – Заместитель главного прокурора взял пачку газет и бросил на стол перед Григорьевым и его помощником. – Полюбуйтесь, что пишут газетчики: «Очередное убийство в трех шагах от Думы», «Красный террор в Москве», «Органы не в силах остановить серийного убийцу», «Джек-потрошитель продолжает свой кровавый поход на Кремль». Нам стоит больших усилий сдерживать кой-каких ретивых журналистов, но на нас еще давят народные избранники, звонят из канцелярии президента и избиркома. Когда, наконец, закончится этот кошмар?

Григорьев сидел со смиренным видом и молча рассматривал первую полосу газеты на которой, почти сразу же после приглашающего всех на выборы лозунга, красовалась статья с пугающим названием: «Ужас на улицах города. Кто следующая?». Рядом была помещена довольно устрашающего вида карикатура на Джека-потрошителя, загнавшего испуганных главных лиц государства за кремлевскую стену.

– Что молчите? Что скажете в свое оправдание?

– Ну, что тут скажешь, – виновато развел руками Григорьев. – Вы правы. Виноваты.

– Мы дали вам людей, технику. Все компьютеры забиты вашей информацией и работают только на вас, а толку ни на грош. Как это понимать?

– Накажите и назначьте кого-нибудь другого. Но вы сами знаете, что над этим делом работает не только прокуратура, но и у наших коллег тоже пусто. Хотя, кое-что мы все же раскопали. Переработав такую кучу информации, мы сузили круг подозреваемых до минимума и подобрались к нему почти вплотную. Преступник опережает нас в буквальном смысле на шаг, но с каждым мгновением расстояние между нами уменьшается. Скоро мы будем знать о нем, больше чем он сам.

– Это все голословные заявления. Я знаю одно, что маньяк с каждым своим преступлением приближается к Кремлю. Вы же сами сказали это. Слава Богу, что в нынешней предвыборной компании нет ни одного кандидата в президенты женщины. – Заместитель главного вдруг прекратил расхаживать по кабинету и в буквальном смысле побелел как полотно. – Или есть? Сколько у нас этих кандидатов?

– Он охотится за обычными проститутками. Или вы на что-то намекаете? – Слегка подначил своего босса Григорьев.

– Не смей ловить меня на слове. И не забывайся, кто ты, а кто я. Все, забирайте свои бумаги и идите работать. – Начальник устало опустился в кресло. – Проклятье, из-за вас я еще на избирательном участке не побывал и не проголосовал. Вечером я хочу услышать отчет о проделанной работе.

– Зря только время у нас отнял, – недовольно пробурчал помощник Григорьева, едва они вышли из кабинета, – ничего толкового так и не сказал. Даже по поводу политических проституток, я первый выдвинул эту идею на прошлой неделе. Ты видел как он побледнел? Интересно, о ком он подумал?

– Ты у меня дошутишься, – бросил на Коровьева суровый взгляд Константин. – Ой, дошутишься.

Марина открыла глаза.

– Ну, как спалось, – спросил у нее Анатолий. – Как себя чувствуешь?

– Хорошо.

– Ну-ка, поставь градусник. – Анатолий дотронулся до лба Марины. – Вроде температура спала.

– Значит, я уже могу встать?

– Забыла, что сказал доктор? Тебе нужно отлежаться несколько дней. У тебя дома все равно некому за тобой присмотреть. Да и где бы ты еще смогла получать кофе прямо в постель?

– Где ты был?

– Когда?

– Вчера. Я проснулась ночью, а тебя нет.

– Выходил на пять минут в ночной ларек. Прихожу, а ты лежишь одетая на полу. Хотела от меня удрать?

– А где ты сегодня был?

– Сегодня? Знаешь, сколько сейчас времени? Я уже успел на работе побывать. Ты же знаешь, у нас выходных не бывает. Тем более, что большинство моих подопечных задействовано в рекламе предвыборной кампании. А я не могу позволить себе терять такие деньги. Что будешь есть?

– Мне не хочется.

– Ну-ну, прекрати. Если хочешь быстро поправиться, тебе нужно больше кушать. Я сейчас сварю бульон. Не могу же я вечно ходить за тобой, мне тоже хочется, чтобы кто-нибудь принес кофе в постель.

– Какое сегодня число?

– Июнь, шестнадцатое.

– Да, день выборов. – Марина взглянула на часы. – Уже седьмой час, скоро закроют избирательные участки. Ты голосовал?

– Нет.

– Почему?

– Не нравится ни один из предложенных кандидатов. Да и мне не хочется выбирать для России из нескольких зол меньшее. Я не смогу потом спокойно спать, если выигравший с помощью моего голоса политик, продолжит измываться над страной и народом.

– Тогда, я пойду, – Марина приподнялась на постели.

– Ты же слышала, что сказал доктор. Ты еще слаба, и тебе нельзя вставать.

– Тогда сходи ты и проголосуй за меня.

– Хорошо, если это для тебя так важно. И за кого ты хочешь?

– За нынешнего президента. Я устала и не хочу больше никаких кардинальных перемен. Мне очень не хотелось, чтобы к власти опять пришли коммунисты. У них было восемьдесят лет на эксперименты. За это время погибло такое количество моих родственников, что меня охватывает тихий ужас. Я не хочу бежать из своей страны.

– Как скажешь.

– Заодно купишь мне газеты.

– Не слишком ли много заданий для одного смертного?

– Иди быстрей и прекрати измываться над больной женщиной, – махнула рукой Марина.

– Понял, будет сделано, – шутливо козырнул Анатолий. – Никуда больше не уходи, я сейчас. Можешь пока почитать «Записки у изголовья». Это моя любимая книга. Дневник придворной дамы, памятник японской литературы одиннадцатого века. Я специально оставил ее у тебя на тумбочке. Смотри, не вставай. – Он погрозил Марине пальцем. – Остаешься за старшего. Никого не впускай и никого не выпускай.

– Не выпускать? Но здесь же никого, кроме меня не остается.

– Вот об этом я и говорю. Я мигом. Не забудь через двадцать минут принять лекарство. Все, я поехал.

– Вас, – охранник протянул радиотелефон Маркову.

– Мои ребята нашли, кто мне звонил, – раздался в трубке голос Владимира Ильича, марковской «крыши».

– Ну и кто? – Поинтересовался Валентин Александрович.

– Моя бывшая супружка со своей подругой.

– Да? Кошмар.

– Кое-что говорит за то, что ты знал об этом задолго до меня.

– Не может такого быть.

– Многие еще интересуются, почему у нас перед выборами бабы мрут на улицах как мухи.

– Вы же сами…

– Нет, это ты, зараза, подкинул мне эту версию, – рявкнул в трубку Владимир Ильич.

– Что вы так волнуетесь, я же хотел как лучше. Кстати, вы не могли бы звякнуть кой-кому из своих друзей, а то вокруг моей конторы какие-то следователи из прокуратуры начали крутиться. Пусть шуганут их отсюда как следует. Сами понимаете, если они за что-нибудь уцепятся, куда ниточка может привести.

– Урод, да ты знаешь, что с тобой за это сделают…

– Сэр, не говорите ничего, о чем все мы можем пожалеть. Давайте жить дружно, ведь завтра предстоит очередная выплата. Разве стоит даже сотня уличных девок таких бабок?

– Думаешь, мне после того, что ты мне сказал, нужны твои деньги?

– А вы думаете, что мне нужны?

– Скотина! – На другом конце провода бросили трубку.

Марков выключил радиотелефон, сунул его своему помощнику и сказал:

– Если он сегодня еще будет звонить, скажешь, что не знаешь, где я. Нет, лучше скажешь, что пошел по блядям. Пусть побесится немножко. Возможно завтра, когда на выборах пролетят его кореша, ему уже будет не до меня.

«Покидая на рассвете возлюбленную, мужчина не должен слишком заботиться о своем наряде. Не беда, если он небрежно завяжет шнурок от шапки, если прическа и одежда у него будут в беспорядке, пусть даже кафтан сидит на нем косо и криво, – кто в такой час увидит его и осудит?

Когда ранним утром наступает пора расставанья, мужчина должен вести себя красиво. Полный сожаленья, он медлит подняться с любовного ложа.

Дама торопит его уйти:

„Уже белый день. Ах-ах, нас увидят!“

Мужчина тяжело вздыхает. О, как бы он был счастлив, если б утро никогда не пришло! Сидя на постели, он не спешит натянуть на себя шаровары, но склонившись к своей подруге, шепчет ей на ушко то, что не успел сказать ночью. Как будто у него ничего другого и в мыслях нет, а смотришь, тем временем он незаметно завязал на себе пояс.

Потом он приподнимает верхнюю часть решетчатого окна и вместе со своей подругой идет к двухстворчатой двери.

„Как томительно будет тянуться день!“ – говорит он даме и тихо выскальзывает из дома, а она провожает его долгим взглядом, но даже самый миг разлуки остается у нее в сердце как чудесное воспоминание.

(А ведь случается, иной любовник вскакивает утром как ужаленный. Поднимая шумную возню, суетливо стягивает поясом шаровары, закатывает рукава кафтана или „охотничьей одежды“, с громким шуршанием прячет что-то за пазухой, тщательно завязывает на себе верхнюю опояску. Стоя на коленях, надежно крепит шнурок своей шапки-эбоси, шарит, ползая на четвереньках, в поисках того, что разбросал накануне:

„Вчера я будто положил возле изголовья листки бумаги и веер?“

В потемках ничего не найти.

„Да где же это, где же это?“ – лазит он по всем углам. С грохотом падают вещи. Наконец нашел! Начинает шумно обмахиваться веером, стопку бумаги сует за пазуху и бросает на прощание только:

„Ну, я пошел!“)»

В прихожей хлопнула входная дверь. Марина отложила в сторону книгу Сэй-Сёнагон «Записки у изголовья» и улыбнулась. В дверях гостиной стоял нагруженный свертками Анатолий. В одной руке он держал букет свежих роз, под мышкой – пачку газет.

– Я не очень долго? Подожди, я поставлю цветы в вазу. Боялся, что они, на такой жаре, завянут в машине.

Через минуту Анатолий появился уже разгруженный и с вазой, в которой стоял букет красных роз. Поставив их на тумбочку, рядом с другими цветами, он протянул Марине толстую пачку газет:

– Я не знал, какие ты читаешь, поэтому купил все, что были в киоске.

– Спасибо. Ты проголосовал?

– Все, как ты сказала. – Тут он увидел лежащую на постели у Марины книгу. – Ну как тебе «Записки у изголовья»?

– Божественно! Ничего более приятного из «женской прозы» я не читала. Почему этого у нас не было в школьной или институтской в программе?

– Ты что! В записках Сэй-Сёнагон слишком много новелл, которые так или иначе связаны с амурными и чувственными переживаниям. Любой чиновник тут же связывал это с чуждым советскому человеку капиталистическим сексом. Его, как ты знаешь, в Советском Союзе не было. У нас было только вынужденное воспроизведение тупой рабочей скотины. А зачем рабам подобные «японские феодальные изыски», им надо «Краткий курс ВКП(б)», «Поднятая целина» и советские детективы, в которых черным по белому было написано, что любое преступление против партии или пропагандируемой ею морали – уголовно наказуемо.

– А я люблю детективы, – сказала Марина и хитро улыбнулась. Она явно пыталась подначить и завести Анатолия. Федоровой понравилось, как он азартно говорил по поводу еще несколько часов назад неизвестной ей книги.

– А, ладно, – махнул рукой он, раскусив Маринину хитрость, – о чем это мы с тобой говорим. Давай, лучше, я приготовлю тебе что-нибудь вкусненькое. Я накупил целую кучу различных деликатесов. Что ты хочешь?

– Ничего не надо. Кофе, если можно.

– Я мигом, не скучай, – и Анатолий вновь скрылся на кухне.

Марина взяла пачку газет и открыла первую. Просмотрев ее, она ничего не нашла. Федорова взглянула на число. Газета была вчерашняя. В следующей тоже ничего не было. Лишь в четвертом издании Марина обнаружила на последней странице кричащий заголовок «Ужас на улицах города».

В гостиную с подносом вошел Анатолий и сел возле постели.

– Еще одно убийство женщины, – сказала ему Марина.

– Да, что ты говоришь. Давай отложи газету и, прежде чем выпьешь кофе, быстренько съешь бульон с фрикадельками.

– Да я не хочу, – Марина положила на постель газету и, тяжело вздохнув, неохотно взяла из рук Анатолия бульонную чашку.

– Ладно, ты ешь, а я пока залезу под душ. Я весь взмок, пока нашел избирательный участок. Никогда прежде там не был. Хорошо, что взял паспорт.

Анатолий вышел.

Марина быстро расправилась с бульоном, поставила пустую чашку на поднос и вновь взялась за газету.

Когда Анатолий вышел из ванной, Марина спала. Газеты были рассыпаны по постели, одна из них лежала на полу. Анатолий собрал их, положил на журнальный столик и дотронулся до лба больной. Температура у нее заметно спала. Лекарство подействовало. Анатолий хотел было уйти, но Марина открыла глаза и попросила:

– Посиди со мной.

Он сел и сказал:

– Ты идешь на поправку. У тебя уже почти нормальная температура.

– Значит, я могу встать?

– Что сказал доктор? Нужно отлежаться несколько дней. У тебя дома все равно некому за тобой присмотреть.

Марина взяла обеими руками его руку и прижалась лбом к его ладони.

– У меня действительно прошла температура?

– Конечно.

– Я даже не знаю, чем смогу отблагодарить за твою заботу.

– Как чем, – улыбнулся Анатолий, – натурой.

– Ах ты жалкий развратник! – Марина шутливо оттолкнула его руку.

– Ты меня неправильно поняла, ты привезешь мне из будущей поездки по Америке свой новый диск.

– Ну, это другое дело. Я тебя прощаю.

Анатолий хотел было встать, но Марина вновь взяла его руку в свою и сказала:

– Пожалуйста, не уходи.

– Пора уже ложиться спать.

– Мне так хорошо с тобой. Я проснулась вчера ночью, а ты обнимаешь меня и тихо сопишь на ухо. Побудь еще немножко.

– Ну и хитрая же ты, – покачал головой Анатолий. – Ты просто хочешь, чтобы я лег рядом.

– Да, – радостно блеснула глазами Марина. – Тем более, что у меня только что начала подниматься температура, а у тебя есть прекрасный альпинистский способ снижения ее и такое прекрасное биополе.

– Откуда ты знаешь о биополе? – удивился Анатолий.

– Мне так показалось, – сказала она и подвинулась к стене, освобождая ему место на постели.

– Вставай, вставай, – кто-то тряс Анатолия за плечо. – Убили нашу повариху!

Он нехотя разлепил глаза и увидел перед собой невысокого худого парнишку с пронзительно черными глазами. Анатолий знал только его прозвище – «Чума». Еще по приезде в детский дом Анатолию как-то пришлось с ним сцепиться. Парень хотел отобрать праздничное печенье у какого-то малыша.

Тогда Анатолий с честью вышел из схватки, и ему показалось, что побежденный затаил на него обиду.

– Что тебе надо?

– Ограбили и убили нашу повариху.

Анатолий сел на постели и оглядел спальню. Она была пуста.

– Все пошли смотреть, – как бы отвечая на немой вопрос, сказал Чума. – А кровищи-то там, кровищи! Уже и милиция приехала.

– А ты чего здесь? – С подозрением посмотрел на него Анатолий.

Парень насупился и сказал:

– Я все видел.

– Что видел? – В груди у Анатолия вдруг все похолодело, он сразу же вспомнил качнувшуюся в отгороженной спальне поварихи занавеску.

– Я видел, как ты убил ее и снял золотые цепочки.

У Анатолия было такое ощущение, что его сердце вдруг оборвалось и летит в бездну. Он молча, с расширенными глазами смотрел на парня, а тот говорил и говорил все более страшные вещи:

– Я знаю, куда ты все это положил, – парень засунул руку под матрас Анатолию, вынул из-под него окровавленный сверток и развернул его. В нем лежали несколько золотых цепей и окровавленный нож. – Не бойся, я никому ничего не скажу. Я знаю, ты хотел купить брату лекарство. Тебе надо было спрятать все подальше, иначе милиционеры это найдут. Пойдем, я знаю одно хорошее место.

Анатолий оделся как во сне и пробрался вслед за парнем, через подвальный угольный люк в сад, а затем в заброшенный дровяной сарай. В дальнем углу его Чума приподнял несколько половых досок и нырнул в образовавшееся отверстие. Анатолий последовал за ним и оказался в каком-то странном, выложенном красным кирпичом коридоре. Парень положил на место половые доски и шепнул:

– Держись за меня.

Они прошли с десяток шагов, спустились на несколько ступеней, затем вспыхнула спичка и Анатолий увидел в руке у Чумы большую керосиновую лампу. Детдомовский завхоз долго искал куда она запропастилась, а вот она оказывается где. Мальчишки стояли в довольно просторном подземном помещении со сводчатым потолком. В некоторых местах с него свисали белые сталактиты. Стены подвала, как и коридор, были из красного кирпича.

– Как тебе? Нравится? – Чума поднял над головой зажженный фонарь, затем подошел к грубо сколоченному, покрытому рваной клеенкой столу и бросил на него окровавленный сверток, из которого вывалился нож. – Это моя тайна и мой штаб. Никто об этом не знает. Помнишь, к нам приезжали эти чудики с рогатками. Они искали эти подвалы, говорили, что здесь клад спрятан. Они не нашли, а я нашел. Уметь надо.

– Я не убивал ее, – вдруг сказал Анатолий.

– Ладно тебе, я же все видел. Говорят, такая болезнь у людей бывает. Лунатиками их называют. Ночью по крышам ходят, делают все, что хотят, а утром просыпаются и ничего не помнят. Да ты не бойся, я никому не скажу, что ты с этой жирной коровой спал. Она мне тоже все время шоколадки обещала. Потом появился ты и она начала тебя подкармливать. Я сразу понял, что она тебя к себе в постель затащить хочет. Я здесь давно живу и все знаю. Я тебя не выдам.

– Но я же тебя когда-то побил, зачем ты помогаешь мне?

– Так, это когда было. Ты же только приехал и никого не знал. Ладно, с кем не бывает. Давай, лучше мы с тобой поклянемся друг другу на крови, что не выдадим наши тайны, – Чума взял в руку окровавленный нож.

При виде его Анатолия аж передернуло. Чума сделал на своей ладони несколько надрезов в виде пятиконечной звезды. Из них появились капельки крови. Затем ту же процедуру он совершил и с ладонью Анатолия. Последний даже не сделал попытки сопротивляться. Все происходило как во сне. Странный зеленоватый дергающийся свет лампы довершал эту сцену. Чума приложил свою ладонь к ладони Анатолия.

– Вот теперь мы, с тобой, как кровные братья.

Процедуру «братания» завершило срезание небольшого клочка волос с головы Анатолия.

– Я всегда буду помнить о тебе, – произнес Чума пряча их в спичечный коробок, – и ничто не сможет нас теперь разъединить.

Анатолий вскочил на постели. Рядом с ним спокойно лежала Марина. Он осторожно спустил ноги на пол и направился на кухню. Там, в одном из ящиков он нашел початую пачку сигарет, закурил и сел напротив ночного окна.

Федорова проснулась даже раньше, чем Анатолий, каким-то шестым чувством поняв, что он чем-то встревожен, но до сих лежала с закрытыми глазами.

Она не могла понять причину его беспокойства, но все тем же чувством ощутила, что это к ней никакого отношения не имеет. Полежав еще какое-то время и так и не дождавшись возвращения Анатолия, Марина встала, накинула на себя халат и вышла вслед за ним на кухню.

Он сидел возле открытого окна, спрятав свое лицо в ладонях.

– Что случилось? – подойдя к нему, тихо спросила Марина.

– Так, страшный сон, – обернувшись, Анатолий обхватил руками ее талию и, закрыв глаза, прижался головой к груди, как бы пытаясь спрятаться там от преследующего его кошмара. Анатолия немного трясло.

– Ты, случаем, не заболел?

– Нет. Какой-то ужас. В последнее время этот кошмар преследует меня из ночи в ночь.

– Ну, ну, успокойся. – Марина погладила его по волосам. – Это всего лишь сон и он никакого отношения к тебе не имеет.

– Да, да, конечно, – согласился он. – Но почему они?

– Ты о ком? Что тебя мучает?

– Это все из детства. У нас с братом родители погибли в автокатастрофе и мы воспитывались в детдоме. Потом брат умер, а я слег в постель. Меня перевели в другой детский дом и кошмарные видения на какое-то время оставили меня. Несколько месяцев назад они возвратились. Врачи говорят, что это от перенапряжения и мне надо отдохнуть. Ты не хочешь, когда я закончу с американцами, слетать со мной на недельку на Канары?.

– С удовольствием, – чмокнула Анатолия в затылок Марина. – А сейчас пошли спать. Обнимешь меня покрепче и все пройдет. Нам обоим предстоит сегодня тяжелый день.

– А почему тебе? – Поднял голову он.

– Загостилась я у тебя. Пора и честь знать.

– Тебе не нравится у меня?

– Нравится, и ты нравишься. Поэтому и тяжелый. В таких случаях любые расставания, даже на короткое время, всегда тяжелы. Но у меня тоже есть кое-какие обязательства и работа.

– Да, конечно, – тяжело вздохнул Анатолий. – Ведь ты же не такая, как они. Я чувствую это.

Марина подалась корпусом назад и потянула его за собой. Анатолий, так и не убирая рук с ее талии, встал. Губы их встретились.

Гоша свернул с вившегося по лесу шоссе и подъехал на своей черной «девятке» к воротам большого трехэтажного особняка с колоннами. Дом был окружен высоким неприступным каменным забором. Две камеры установленные над воротами настороженно смотрели на гостя. Гоша посигналил. Маленькая калитка в воротах приоткрылась, и из нее вышел дюжий охранник с портативным радиопередатчиком.

– У нас на машинах не пускают. Поставь ее там, – сказал он подойдя к дверце водителя, и показал рацией на небольшую огороженную металлической сеткой площадку. – Не бойся, здесь такие тачки не воруют.

Гоша поставил машину и лишь только после этого сумел попасть на территорию дачного участка Маркова. «Цербер» проводил гостя до дверей дачи, если так можно было назвать этот огромный дом, и оставил на попечение еще одного охранника. Тот прошелся по одежде Гоши и его дипломату металлоискателем, затем посадил в холле и попросил подождать.

Подобных предосторожностей охрана хозяина не предпринимала даже в городе. Впрочем, было понятно, что именно здесь, вдали от людей, и была набольшая вероятность нападения. Ведь у подобных людей, как Марков, конкурентов и врагов было не меньше, чем клиентов. Хотя, когда это было, чтобы большие деньги обходились без крови.

– Пошли, тебя ждут.

Бесшумное и неожиданное появление фаворита Маркова заставило Гошу вздрогнуть. Об этом молодом человеке с грацией кошки ходили легенды.

Поговаривали, что на его совести не одна загубленная душа и хоть и любит иногда ходить на сторону, но фанатично предан своему хозяину. Говорят Марков некогда вытащил его из какой-то довольно гнусной истории, связанной со смертью его матери и отца, которые были крайне недовольны сексуальной ориентацией своего юного отпрыска, и тот им за это жестоко отплатил. Гоша пытался было, ради профессионального интереса и лишней тысчонки баксов, раскопать эту историю, но потерпел фиаско. Он даже чуть не попался на этом деле. Его до сих пор иногда бросало в холодный пот от одной мысли, что было бы с ним, если бы хозяин и этот пластичный молодой человек узнали о его любопытстве.

Марков сидел за столом в гостиной. Перед ним стояла огромная чашка с каким-то травяным настоем и тарелочка с сухариками. Он молча показал Гоше на стул напротив. Тот сел, вытащил из дипломата красную папку и протянул ее через стол. Валентин Александрович неторопливо отодвинул чашку, взял папку, положил ее на освободившееся место и открыл.

– Что это ты мне притащил? – спросил он, закончив перебирать принесенные бумаги. – По-моему, ты обещал принести на блюдечке имя убийцы моих девочек, а здесь только копии старых справок, фотографии и прочая мура.

– Я сейчас все объясню. Дело в том, что несколько месяцев назад вы попросили у меня достать для своей знакомой, которая хотела приворожить одного мужчину, что-нибудь из его гардероба. Если вы помните, это был Анатолий Романович Лысенко. Он продюсер и занимается различными музыкальными программами.

– Да, что-то припоминаю, – кивнул Валентин Александрович. – Но я, лично, его не знаю и никогда не встречался.

– Я уже вам сказал, что Федорова, за которой вы попросили присмотреть, встретилась с Лысенко и до сегодняшнего дня находилась у него в квартире. Волей не волей он тоже попал в круг людей, за которыми мне пришлось наблюдать, так как Федорова сидела у него безвылазно. Как выяснилось, впоследствии, она заболела. Я решил побольше узнать об этом мужчине, просмотрел кой-какие старые бумаги, навел у своих старых коллег справки и из всего этого у меня вырисовалась довольно интересная картинка. Он полный сирота, воспитывался в детском доме. Более того, он еще там подозревался в убийстве одной из воспитательниц. На его одежде были обнаружены следы крови убитой. Так как тогда он был еще малолеткой, да и оружие преступления не было найдено, дело решили не раздувать. Его просто перевели в другой детский дом.

– Ну и что? – Пожал плечами Марков.

– Лысенко по всем приметам походит на подозреваемого. Ездит на светлой иномарке. Мои ребята видели его на последнем месте преступления. Я проверил и остальные убийства. Все говорит о том, что он мог их совершить. Мне пришлось порыться в его машине. В бардачке я обнаружил целлофановый пакет с ювелирными украшениями. Я думаю, что они были сняты с ваших девочек. По-моему, он просто псих, ни один нормальный грабитель не стал бы хранить так улики своих преступлений.

– Ты там больше ничего не трогал? – спросил Марков после минутного молчания.

– Нет.

– И ни с кем не делился своими подозрениями?

– Нет.

– Ты должен понять, что если он виноват, то мне бы хотелось самому разобраться с этим делом. Уж очень дорого он мне обошелся. Я не могу доверить это никакой милиции и суду. И, самое главное, мне хотелось, чтобы все это осталось между нами.

– Понял. Да, вы говорили, что готовы оплатить любую помощь по этому делу.

– Так оно и есть. Сколько бы ты хотел, если окажешься прав?

– Я даю сто процентов, что он имеет к этому отношение.

– Сто процентов. Круто! – покачал головой Валентин Александрович, затем откинулся на спинку кресла и, прищурившись, внимательно посмотрел сквозь свои прямоугольные очки на собеседника. – Ладно, поверим на слово. Так, сколько?

– Это было довольно дорогостоящее расследование. Да и мне не хватает десяти штук расплатиться за квартиру.

– Десять штук? – «Главный сутер» сложил губки трубочкой. – Что ж, хорошо, – он встал и повернулся к своему любимчику. – Роберт, пока я хожу за деньгами, угости нашего гостя чаем. Только выбери какой-нибудь получше. Он довольно много сделал для нас.

– Если можно цейлонский и покрепче, – попросил Гоша.

– Сделаем цейлонский, – улыбнулся Роберт и вышел вслед за Марковым из гостиной.

Гоша взял один из лежавший на столе иллюстрированных журналов и начал его просматривать.

Валентин Александрович вынул из картонной коробки две банковские пачки по пятьдесят долларов, закрыл сейф и взглянул на один из вмонтированных в стену мониторов. На нем был хорошо виден сидевший за столом в гостиной частный сыщик. Что-то очень не понравилось в его поведении хозяину, он хмыкнул, вышел из кабинета и направился в комнату охраны.

– Ну-ка, прокрути мне назад запись с камеры в гостиной, – сказал Марков сидевшему за пультом мужчине.

– С того момента, когда он уронил журнал?

– Да.

Охранник быстро сменил кассету с записью, вставил ее в видеомагнитофон и нашел нужное место.

На экране телевизора было хорошо видно, как Гоша явно намеренно спихнул со стола один из журналов, затем нагнулся за ним и сделал несколько каких-то странных манипуляций под столом.

– Заметил? – спросил Марков.

– Да, – кивнул мужчина. – По-моему, установил жучок.

– Вот скотина, ему мало было истории с Робертом.

– Кстати, он сунул в дипломат пару журналов.

– Я ему суну. Этих уродов надо учить, – Валентин Александрович резко повернулся и вышел из комнаты. По дороге в гостиную он заглянул на кухню, где колдовал с чайником Роберт и спросил:

– Ну, получается?

– Все как ты говорил – на кончике ножа на чайную чашку. Мне ехать за ним на машине? Можно я возьму твой «Порше»?

– Возьмешь «Волгу», чтобы не светиться. Доведешь его до машины и посмотришь куда он положит дипломат. Лекарство начнет действовать минут через десять. Он успеет отъехать километра на два-три. На месте аварии ты должен оказаться первым. Первым и оттуда слинять. Мне нужны все его бумаги. Понял?

– Не впервой.

Марков вошел в гостиную и молча сел на свое место. Гоша сидел за столом и листал журнал. В залу, как заправский половой, с подносом на кончиках пальцев и полотенцем через локоть, влетел Роберт. Он поставил перед сыщиком чайный прибор и налил чай. Гоша отложил журнал и отхлебнул из чашки.

– Как? – согнувшись в шутовском полупоклоне, поинтересовался у него любимчик Маркова.

– Прекрасно. То, что надо.

Валентин Александрович взглянул на Роберта, затем на часы и протянул сыщику две пачки долларов. Одна была разорвана.

– Здесь девять тысяч девятьсот пятьдесят.