Текст книги "Число зверя, или Тайна кремлевского призрака"

Автор книги: Геннадий Гацура

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

– Это в таком свете тебе представляется работа литератора? – усмехнулся Николаев, открывая машину. – Неплохо. А откуда, как ты думаешь, писатель берет свой материал? Приходиться иногда и в грязи покопаться. Помнишь, как у одного из наших поэтов было написано: «Да, если б знали, из какого сора…» Считай меня своим Жоржем Сименоном. Глядишь, когда-нибудь, о тебе книжку напишу. Будешь вторым комиссаром Мэгре.

– Ну-ну, дождешься от тебя. А если что-нибудь и напишешь, то потом всю жизнь отмываться придется.

Низкорослый человечек в очередной раз бросил взгляд на часы и схватился за голову.

– Ну, все! Без ножа зарезали! А я столько времени и сил отдал для организации этого представления!

Сидевшая в кресле перед зеркалом гримерша отложила в сторону газету и спокойно сказала:

– Да вы не волнуйтесь, Станислав Семенович, она сейчас будет.

– Нет, нет, Аннушка, ты меня не успокаивай, это конец, – мужчина запустил обе руки в остатки своей некогда роскошной шевелюры и начал ее терзать в разные стороны. – Все, больше ноги моей в этом шоу-бизнесе не будет!

Неизвестно чем бы это закончилось, но тут дверь гримерной открылась и вошла Марина, спасая тем самым Станислава Семеновича от полного облысения.

– Ну, что я говорила, – гримерша встала, уступая кресло Марине.

Мужчина, всплеснув руками, бросился к ней:

– Мариночка, ну так же нельзя! Вы меня до инфаркта доведете, я уже хотел переносить первое отделение.

– Станислав Семенович, выйдите, пожалуйста, мне нужно загримироваться и переодеться, – сказала Марина садясь в кресло.

– Да, да, – попятился тот задом к двери, – уж только вы меня не подведите.

Анна принялась за прическу Марины.

– Читали, – она кивнула на лежавшую на столике газету, – убили еще одну женщину. Там хоть и написано, что охотятся только за проститутками, но кто знает, что у этих психов в голове. Я уже боюсь одна по вечерам, после концертов, выходить на улицу.

– Дай-ка мне телефон.

Анна взяла с соседнего столика аппарат и поставила перед Мариной. Та вновь набрала номер своей подруги. На этот раз телефон ответил короткими гудками. Марина с облегчением положила трубку. Раз занято, значит Лариса дома и, как всегда, лежа на своей шикарной постели и разглядывая себя в зеркальным потолке, беседует с одним из своих бесчисленных клиентов по телефону. Надо будет позвонить ей в перерыве между выступлениями.

– Ну, Володя, починили?

Молодой человек положил телефонную трубку на место и, повернувшись к старшему следователю прокуратуры по особо важным делам Григорьеву, сказал:

– Да, все нормально. Константин Александрович, они говорят, что нет транспорта. Обещали только через два часа.

– Ну, если они обещают через два, то приедут часа через четыре. Иди и еще раз опроси соседей и собачников. Преступление произошло где-то около пяти-шести ночи, не может быть, чтобы кто-нибудь чего-нибудь не заметил.

На углу есть магазин, ты заходил туда?

– Да, но он на сигнализации. Я попробую зайти в бойлерную через дорогу, может, там есть дежурный или ночной сторож.

– Хорошо, действуй.

Владимир Коровьев показал на горевшую, не смотря на то, что за окном было светло, настольную лампу:

– Может, выключить? Что электричество зря тратить.

– Пусть горит, над ней еще эксперты не поработали.

Милиционер вышел, а следователь Григорьев вновь вернулся к разговору с пожилой женщиной, теребящей свой носовой платок:

– Продолжайте.

– Я, это, еще утром, на работу шла и удивилась, что дверь приоткрыта.

Днем, на обед пришла, а она так и стоит открытой. Ну, а вечером, возвращаясь с работы, решила позвонить в дверь и вошла. Мало быть, что, думаю. Зашла, а тут такое дело.

– Что вы можете рассказать о ней?

– Ну, что о нынешней молодежи можно сказать? Не по-божески они живут. Вечно бабы и мужики всякие, разряженные и на иностранных машинах, вокруг нее крутились. И сама она ходила, словно кукла, размалеванная. А, так, добрая была. Моему старику, он ей иногда помогал то кран отремонтировать, то шкафчик повесить, всегда, как встретит, на похмелку давала. Что еще про нее расскажешь, я к ней под юбку не лазила. Жили как обычные соседи на одной лестничной клетке: «здравствуйте и до свидания».

– А сегодня ночью, вы не слышали у нее в квартире какого-нибудь шума, звуков борьбы?

– Нет, ничего такого.

– М-да, – задумчиво произнес Григорьев, – никаких следов борьбы, похоже, она его знала и сама впустила его.

Сидевший рядом с ним Сергей Николаев, следователь строго настрого запретил ему расхаживать по квартире и к чему-нибудь прикасаться, еще раз оглядел комнату в которой они сидели. Обставлена она была богато, но без всякого вкуса. На стене висела яркая картина в дорогой позолоченной раме, рядом с ней – африканские маски и большая фотография обнаженной натуры, похоже, самой хозяйки. Шикарная антикварная ваза соседствовала с огромными, явно «самопальными», каминными часами в стиле «второго рококо», тут же стояла современная аудио и видио аппаратура. Через открытую дверь спальни, где сейчас снимал со вспышкой фотограф, была видна огромная кровать, над которой нависал зеркальный потолок.

Дополняли все это яркие, кричащие обои. Как здесь можно жить? Судя по всему, хозяйка квартиры была не совсем устойчивой в психическом плане личностью и хватала, как акула, все, что ей в данный момент приглянется, не особо заботясь подходит ли это к остальной обстановке.

К следователю подошел один из помощников.

– Константин Александрович, нашли два бокала с остатками вина.

– Отпечатки пальцев есть? – спросил следователь.

– Один, смазанный. Их кто-то протер.

– Возьмите с собой, возможно эксперты обнаружат на их стенках следы слюны. По ней определим группу крови.

В квартире вдруг резко зазвонил молчавший до сих пор телефон.

Находящиеся в комнате сотрудники милиции перестали рыться в шкафах и ящиках покойной и, как один, посмотрели на Григорьева.

– Олег, – кивнул старший следователь находившемуся ближе всех к двери сотруднику, – давай, быстро к соседям, узнай, откуда звонят.

– Есть, – кивнул тот и выскочил из комнаты.

Следователь осторожно поднял трубку.

– Алло.

– Позовите, пожалуйста, Ларису, – попросил женский голос в трубке.

– А кто ее спрашивает? – поинтересовался Григорьев.

– Скажите, что это Марина.

– Вы ее подруга?

– Да.

– Подождите минутку, пожалуйста, – сказал Григорьев в трубку и приложил палец к губам.

Но это было лишнее, в комнате и без того была мертвая тишина, никто даже не делал попытки пошевелиться. На пороге вырос посланный к соседям сотрудник и поднял большой палец вверх.

– Алло, вы меня слушаете? Она не может подойти. Вы не могли бы назвать себя полностью?

– Пожалуйста, Федорова Марина Михайловна. Что-нибудь случилось?

– Вы можете подъехать сюда?

– А кто со мной говорит?

– Моя фамилия Григорьев. Я сотрудник прокуратуры. Приезжайте, это очень важно.

Марина положила трубку, сняла с вешалки плащ и накинула его поверх платья, в котором выступала на сцене.

– Марина Михайловна, вы куда? – спросила Анна.

– Мне нужно срочно уйти, – обернулась уже возле дверей Марина.

– А как же второе отделение? Что мне сказать Смирнову?

– Придумай сама, – Марина открыла дверь и быстро вышла.

Анна удивленно посмотрела ей вслед и пожала плечами.

Через минуту дверь вновь распахнулась и в гримерную влетел Станислав Семенович.

– Куда это она? Пронеслась мимо меня, я даже не успел ее остановить.

– Не знаю, – пожала плечами Анна. – Сказала, что ей нужно срочно уйти.

– Нет, точно, эти артисты меня в гроб загонят! – вновь схватился за голову Станислав Семенович.

Владимир Коровьев обошел вокруг здания бойлерной и, наконец, нашел железную дверь с небольшим, забранным решеткой, стеклянным окошком.

Владимир несколько раз нажал на кнопку звонка и стал ждать. Минуты через две окошко приоткрылось и грубый, прокуренный голос спросил:

– Чего надо?

– Здравствуйте, – Коровьев достал служебное удостоверение. – Я хотел бы задать вам несколько вопросов.

Дверь распахнулась и на пороге появился пожилой небритый мужчина в засаленной меховой безрукавке.

– Да, я вас слушаю.

– Вы не скажете, кто сегодня ночью у вас дежурил?

– Сегодня? – Мужчина перебросил из одной руки в другую большой разводной ключ. – Я. У нас дежурства – сутки через трое. Через два часа сменяюсь.

– Вы не заметили во время ночного дежурства чего-нибудь подозрительного или странного?

– Не понял, – удивленно посмотрел на следователя мужчина.

– Дело в том, что сегодня ночью, в доме напротив, произошло преступление. Мы, в поисках свидетелей, опрашиваем жителей близлежащих домов и тех, кто мог что-либо видеть.

– Понятно, – дежурный по бойлерной на мгновение задумался. – Да, вроде, ничего такого. Хотя…

– Ну, ну, – почувствовав след, «сделал стойку» Владимир, – продолжайте.

– Возможно, это никакого отношения к вашему делу и не имеет, – мужчина поскреб пятерней затылок. – Я люблю ночью покурить на свежем воздухе. Вот, и сегодня, стою возле дверей, курю, смотрю на звезды. Тут машина подъехала и остановилась, как раз напротив моей бойлерной. Из нее вышли мужчина и женщина, перешли через дорогу и направились ко второму подъезду. Не успели они скрыться в дверях, как, смотрю, вторая машина появляется. Метров за сто водитель ее выключил фары, медленно-медленно подъехал к первому подъезду и остановился, но из машины не вышел. Я еще подумал, что ревнивый муж нанял кого-то за своей женушкой следить.

Коровьев вынул из кармана блокнот и спросил:

– Во сколько это было?

– Я не смотрел на часы. Темно еще было.

– А что дальше?

– У меня чайник на плитке засвистел, и я пошел кофе пить. Даже, как они уехали, не видел.

– Вы запомнили лица пассажиров первой машины?

– Откуда? Темно было.

– А во второй машине сколько сидело людей?

– Да я не рассматривал, но мне показалось, что на соседнем с водителем сиденье кто-то зажег спичку или зажигалку. Может, показалось.

– А какой марки были машины?

– У меня нет своей, поэтому я в их не разбираюсь. Но, точно, это не «запорожцы» были. Этих я знаю.

– Может, номера запомнили?

– Отсюда их и днем не разглядишь, тем более ночью.

– Какой, хоть, цвет машин был?

– Какой там цвет, – усмехнувшись, махнул рукой мужчина, – ночью все кошки серые. Хотя, первая посветлей была, вторая – потемней.

– Ну, спасибо за информацию. Вы не скажете свою фамилию и адрес, возможно, нам придется еще разок вас побеспокоить.

Владимир записал данные свидетеля и направился к двум дамочкам, прогуливающих на пустыре перед домом своих собачек.

– Да это она, – кивнула головой Марина и отвернулась.

Григорьев накрыл окровавленной простынью лежащее на широкой кровати тело Ларисы, взял под руку Марину и вывел ее из спальни. Зеркало на потолке над кроватью повторило все его движения.

Они вышли в гостиную и следователь, показав рукой на кресло, предложил Марине:

– Садитесь. Мне еще нужно задать вам несколько вопросов.

Марина села и закрыла руками лицо. Она так и не сняла свой застегнутый на все пуговицы плащ. Ее, все еще находившуюся под впечатлением только что увиденного, всю трясло. Зрелище, даже для видавшего виды следователя, было не очень приятным, что же было говорить о женщине.

Григорьев прошелся несколько раз по комнате, давая Марине время придти в себя, и, нажав на клавишу диктофона, продолжил допрос:

– У вас есть какие-нибудь предположения по поводу случившегося?

– Нет, но я ей не раз говорила, что рано или поздно чем-нибудь подобным это закончится.

– Что, это? – Григорьев резко повернулся к Марине.

– Не знаю.

– В каких отношениях вы состояли с покойной?

– Я уже сказала, мы были подругами.

– Вот что мы нашли у нее в кулаке, – следователь протянул ей небольшой прозрачный целлофановый пакетик, в котором лежал обрывок золотой цепочки с медальоном в виде сердечка. – Вы когда-нибудь видели это у нее?

– Да, – кивнула Марина, – не далее, как вчера, я подарила ей эту цепочку с медальоном. У меня такая же, купила во время гастролей в Париже. Я могла бы забрать ее? На память.

– Пока нет, только после окончания следствия, – Григорьев вновь спрятал пакетик с медальоном в дипломат.

– Ясно, – кивнула Марина.

– Да, а что объединяло вас, на первый взгляд, таких разных людей? – Следователь достал из кармана пачку сигарет и, раскрыв ее, предложил Марине, но она отрицательно покачала головой. – Вы же, по-моему, лет на десять старше ее?

Марина пожала плечами и ответила вопросом на вопрос:

– Кто это сделал? Тот маньяк, о котором пишут в газетах?

– Похоже на его почерк, но пока мы точно не можем этого сказать.

– Для чего он это делает? Кто он?

– Единственное, что мы знаем, Марина Михайловна, что у него не все дома. Он отбирает у своих жертв ювелирные украшения, затем убивает и вступает с ними в половые отношения.

– Есть хоть какая-нибудь закономерность в его действиях?

– Он работает в центре, где-то между двенадцатью и пятью часами ночи, и его жертвами оказываются одинокие женщины легкого поведения. Увы, – Григорьев развел руками, – этой информации пока недостаточно, чтобы в многомиллионном городе обнаружить преступника. Не можем же мы к каждой проститутке приставить охранника.

Марина закусила губу, чтобы не разрыдаться, и, опустив голову, встала.

– Вы плохо себя чувствуете?

Женщина молча кивнула.

– Хорошо, Марина Михайловна, вы можете идти. Ваш адрес и телефон у нас есть, возможно, нам придется встретиться еще раз.

Она вновь кивнула и направилась к дверям.

Следователь проводил ее взглядом и, выключив диктофон, спросил у Николаева:

– Ну, что скажешь?

– Шикарная девочка.

– И прекрасная парочка. Одна – лесбияночка, а вторая – «двухстволочка».

– Что ты сказал? – переспросил задумавшийся Николаев.

– Да это я так, про себя. Порченная девка, толку уже от нее никакого не будет, – Григорьев подошел к окну и отодвинул штору. – Боже мой, какой отсюда гнусный вид, прямо на помойку.

Сергей забросил руки за голову и, потянувшись, сказал:

– Я никак не могу понять, зачем ему надо было обрывать шнур у телефона после убийства?

– А, может, он сделал это до нападения на женщину?

– Нет, здесь что-то не так, сам не могу понять что. Неувязочка какая-то получается. Нелогично все это.

– А логично убивать этих женщин? – Усмехнулся Григорьев.

– М-да. Ясно одно, что жертва и преступник были знакомы между собой.

– Это совсем не обязательно. Но, в любом случае, нам придется теперь перебрать всех ее знакомых.

Марина подкатила на красной «девятке» прямо к подъезду роскошного особняка, возле которого стояло несколько дорогих лимузинов и иномарок.

В большинстве из них, в ожидании своих пассажиров, сидели амбалы-водители и, левые лацканы их пиджаков заметно оттопыривались.

Левый лацкан всегда заметно оттопыривается, если у тебя за пазухой висит пистолет-автомат. Марина вышла из машины и направилась к дверям, возле которых на стене была прикреплена латунная табличка «Брачное агентство „Венера“». Никогда и не подумаешь, что за этой скромной вывеской скрывается один из самых больших и лучших в городе, да и в стране, «домов терпимости».

Охранник бросил несколько слов в портативный радиопередатчик и с легким полупоклоном распахнул дверь перед Мариной. Она прошла длинным коридором и толкнула дверь с надписью на английском «Офис».

Сидевшая в приемной высокая элегантная женщина поднялась ей навстречу и спросила:

– Чего изволите?

Марина, даже не взглянув на нее, направилась прямо к массивным, богато украшенным резьбой дверям.

Секретарша выскочила из-за столика и бросилась ей наперерез:

– Господин Марков занят. У него совещание.

Марина молча отодвинула секретаршу, открыла дверь и вошла в кабинет.

Он представлял собой большую залу, суперсовременный интерьер которой был решен в основном в черных и розовых тонах. Огромное, во всю стену, окно выходило во двор особняка, в котором был устроен летний сад. Там, между пальмами и гигантскими кактусами, расхаживало несколько павлинов. В дальнем конце кабинета за массивным черного дерева столом восседал сам господин Марков, хозяин брачной конторы и, заодно, самый «крутой сутер» города. За спиной этого добродушного розовощекого толстячка висела большая картина с изображением лежащего в позе Венеры обнаженного юноши.

Увидев выросшую на пороге кабинета Марину, Марков всплеснул руками и, расплывшись в улыбке, воскликнул:

– Бог мой, какие люди!

– Валентин Александрович, она сама ворвалась, – начала оправдываться вбежавшая вслед за неожиданной посетительницей секретарша.

– П-шла вон, – прошипел ей Марков, и она мгновенно испарилась.

Марина приблизилась к столу и в упор посмотрела на хозяина офиса.

– Это ты ее убил!

Улыбка мгновенно исчезла с холеного лица Маркова. Он бросил взгляд на сидящего напротив собеседника. Тот, весь какой-то сухонький и съеженный, быстро сложил в папку разложенные на столе бумаги и испуганно выскользнул из кабинета.

Марков подался вперед, навалившись грудью на край стола, и тихо сказал:

– Ты с ума сошла? Кому-кому, а мне она была выгодна живой. Это же такой станок был, живые деньги! Надеюсь, ты эту версию ментам не ляпнула? Двое уже приходили. Мне только из-за вас, неприятностей не хватало.

– Кто же тогда ее убил? – спросила Марина, сев в кресло, которое только что занимал собеседник Маркова.

– Кто, кто, – задумчиво произнес хозяин кабинета, – не знаю. Знал бы, сам расправился с ним.

Откинувшись на спинку кресла, он положил свои коротенькие ручки на животик и начал крутить большими пальцами, единственными, которые не были украшены золотыми перстнями с бриллиантами.

Марина взяла оставленную собеседником Маркова пачку сигарет «Давыдофф» и начала постукивать ею по столу.

– Прекрати, – Марков вскочил и начал суетливо расхаживать перед своей любимой картиной взад и вперед. – Я ей сколько раз говорил, чтобы не лезла на сторону. У меня все чин-чинарем, солидные люди, охрана, а ей все мало денег было, все норовила с первым встречным перепихнуться. Вот и нарвалась. А мне расхлебывать. Что я теперь своим клиентам скажу?

Марина вытащила из пачки сигарету, взяла лежащую на столе золотую зажигалку, прикурила и повторила, слегка видоизменив, свой вопрос:

– Может, все же это ты? Она тебе отказала, а ты приказал своим молодчикам убить ее.

Толстяк вдруг остановился и с неподдельным выражением ужаса на лице посмотрел на Марину. Та, улыбнувшись, глубоко затянулась и выпустила в его сторону струю дыма.

– Ты понимаешь, что говоришь? Ты же знаешь, девушки не мой профиль. Понимаю, ты потеряла свою подругу, но причем здесь я?

– А кто тебя знает, – Марина потушила сигарету в пепельнице, – может, ты переквалифицировался?

Вновь неподдельное выражение появилось на лице у толстяка, на этот раз – брезгливости.

– Ладно, – Марина встала, – я пойду, а то на тебя противно смотреть.

– Кто бы говорил, – усмехнулся Марков, – с таким же успехом это могла быть и ты. Приревновала, что она спит с мужиками и убила.

Марина направилась к дверям. Марков бросил оценивающий взгляд на ее фигуру и крикнул вслед:

– А ты не хотела бы поработать на меня? У нас и заработки покруче, чем в твоем шоу-бизнесе, – последние слова он закончил уже тогда, когда за Мариной закрылась дверь.

Взглянув зачем-то на глазок миниатюрной камеры, вмонтированной в огромную модерновую люстру, висевшую посреди кабинета, Валентин Александрович сел в свое кресло и сцепил ручки на животике. Всякое выражение сползло с его лица и, лишь, горящие за стеклами очков каким-то странным огнем глаза, да два больших пальца, суетливо бегающих друг вокруг друга, говорили о том, что он был занят каким-то сложным мыслительным процессом. Сейчас, господин Марков был особенно похож на Берию, об этом не раз ему говорили друзья, только у того стекла очков были в круглой оправе, а у него в виде узких прямоугольников.

– Валентин Александрович, – раздался из вмонтированного в толстую столешницу стола переговорного устройства голос секретарши, – вас спрашивают по второй линии.

Господин Марков нажал на одну из многочисленных, врезанных в торец стола кнопок и сказал:

– Соединяй, – после чего поднял трубку ближайшего к себе аппарата. – Я вас слушаю.

– Что ж ты, дрянь этакая, делаешь, – задрожала от негодования мембрана в телефонной трубке, – без ножа режешь? Ты же говорил, что этого больше не повториться!

– Она опять звонила? – выпрямился в кресле Валентин Александрович.

– Да, тупоголовый кретин!

– Вы могли бы не выражаться, нас могут услышать дети.

– Я тебе покажу детей! Я сегодня иду в театр, так что жду тебя у себя после одиннадцати. И чтобы без маскарадных шествий. Тихо. Понял?

– Может, вам лучше ко мне?

– Шутить изволишь?

– Причем здесь я? Вы же стольких перепробовали, что так мне можно совсем без материала остаться. Вот если бы вы предпочитали мальчиков, тогда у вас никаких проблем не было.

– Прекрати молоть чепуху. Жду, – в трубке послышались короткие гудки.

Марков положил трубку и вновь нажал кнопку переговорного устройства.

– С какого номера звонили?

– Без определения, – ответил на этот раз мужской голос, – судя по всему, с мобильного телефона.

– Грязный развратник! – Ругнулся Марков. – Ты видел дамочку, что вышла отсюда?

– Да.

– Знаешь ее?

– Да.

– Гоша еще не ушел?

– Нет.

– Пусть последит пару дней за ней. Отчет лично мне. Понял?

– Да.

– Работай, – Марков бросил трубку и, откинувшись на спинку кресла, закрыл глаза. И, как всегда, когда он пребывал в одиночестве, маска безразличия, точнее, равнодушного презрения ко всему окружающему миру, вновь опустилась на его лицо.

Малыш выскочил во двор и огляделся по сторонам. Мальчишек нигде не было видно. За воротами мелькнуло голубое платье матери. Малыш прошмыгнул между развешанными на просушку простынями, обогнул обгоревший остов «ЗИС-5» и вылез через дыру в заборе на улицу.

По мощенной булыжником мостовой с грохотом проехала телега. Увидев мать, малыш прижался к забору и, стараясь не попасться ей на глаза, пошел вслед за ней. Но женщина и не думала оглядываться, она шла высоко держа голову к центру городка, по своему обычному маршруту. Мать миновала ограду кладбища, затем район оставшихся еще со времен войны развалюх.

Встречающиеся на пути прохожие реагировали на нее неоднозначно – женщины презрительно фыркали и отворачивались, мужчины оглядывались, некоторые даже качали головой и посмеивались. Она перешла через небольшую площадь и направилась к одноэтажному домику, на стене которого красовалась покосившаяся вывеска ресторана «Волна». Довольно громкое название для такой забегаловки. Женщина поднялась на невысокое крыльцо и скрылась за обшарпанной дверью питейного заведения.

Малыш со всеми предосторожностями обошел дом. Оказавшись на грязном хозяйственном дворе, мальчик влез на стоявший возле стены ящик и, прислонив ладошку к стеклу, заглянул в окно «ресторана». Судя по всему было похоже, что подобное юный сыщик проделывал уже не раз.

Буфетчица уже в который раз перевернула основательно заезженную пластинку с двумя шлягерами начала шестидесятых годов, запустила проигрыватель и скучающим взглядом обвела зал. Публика в зале собралась обычная. Большинство сидевших за застланными грязными скатертями столами завсегдатаев были одеты еще по моде пятидесятых годов, некоторые, что постарше, были в застиранных гимнастерках без погон. Между ними ползали, убирая со столов пустую посуду, две сонные официантки в засаленных фартуках.

Мать сидела с двумя мужчинами возле буфета. На их столе стояла бутылка вина и две бутылки водки. Один из ухажеров сопровождал каждый выпитый стакан сальным анекдотом, на что его собутыльники разражались идиотским хохотом. Второй мужчина не забывал все время подливать женщине вино, мешая его с водкой.

Допив водку, мужчины переглянусь между собой, встали и что-то сказали матери. Она пьяно рассмеялась, покачиваясь поднялась и пошла вместе с ними к выходу.

Малыш, уже порядком уставший от ожидания, спрыгнул с ящика и, завернув за угол, спрятался за пустой бочкой. Мать с мужчинами пересекла площадь перед «рестораном» и направились вниз по улице в сторону старого кладбища. Мальчик, все так же сохраняя предосторожности, последовал за ними.

Веселая троица подошла к ограде кладбища и нырнула, один за другим, в дыру в заборе. Мальчик выждал немного и последовал за ними. Оказавшись на кладбище, он огляделся по сторонам. Его окружали лишь покосившиеся кресты и росшие на запущенных могилах заросли черемухи. Матери нигде не было видно. Малыш медленно пошел по петлявшей между могильными плитами тропинке. Он не успел сделать и десяти шагов, как увидел мелькнувшее среди листвы светлое платье матери. Мальчик сошел с тропинки, подобрался поближе и осторожно выглянул из-за надгробного памятника.

Мать сидела на стволе поваленного прошлогодней бурей дерева и уже не смеялась. Один из ухажеров стоял перед нею сжав кулаки и что-то со злостью говорил, второй стоял в отдалении, засунув руки в карманы брюк, и с равнодушным видом наблюдал за этой сценой. Мать молча покачала головой. Мужчина размахнулся и ударил ее по лицу. Один раз, затем второй. Женщина отшатнулась, попыталась прикрыть лицо рукой и упала на землю. Мужчина пнул ее носком ботинка в бок, повернулся и пошел прочь с кладбища. Второй сплюнул сквозь зубы и направился вслед за ним.

Малыш подождал пока они скроются из вида, вышел из кустов и подошел к матери. Она лежала уткнувшись лицом в руки, плечи ее вздрагивали.

– Мам, тебе больно?

Женщина подняла голову. Черная тушь на ее глазах расплылась, а размазанная губная помада смешалась с текущей изо рта кровь.

– Что тебе здесь надо? Следил за мной? – Грубо спросила она. – Ты, как свой папаша, слабак. Пожалеть меня пришел? Помоги лучше своей заблудшей мамаше подняться, – женщина протянула руку и губы ее скривились в отвратительной пьяной усмешке.

Малыш сделал шаг назад, сунул руку в карман и нащупал продолговатый сверток. Ручка клинка сама легла ему в ладошку.

– Ты же говорила, что он герой, летчик.

– Был летчик, да весь вышел, – еще шире разбитыми губами ухмыльнулась она. – Летчик-налетчик. Это я его таким сделала. А то он даже денег мне на новую шмотку заработать не мог.

– Но ты же… – Комок обиды в горле малыша мешал ему говорить. Он только еще сильней сжал рукоятку кинжала.

– Мало ли, что я спьяну говорила, – мать сделала попытку самостоятельно подняться, но рука у нее подвернулась и она вновь уткнулась лицом в траву.

Малыш шагнул вперед и взмахнул рукой. Последнее, что увидела женщина в этой жизни – сверкнувшее на ее головой стальное лезвие с выгравированной на нем звездой.

С десяток человек, в основном женщины в черных платках, молча наблюдали как гроб медленно опустился в могилу.

Стоявшая рядом с малышом старуха прижала его к себе, погладила по волосам и сказала:

– Вот и все. Сиротинушка ты наш, сиротинушка. На кого же она тебя оставила?

– А ты бабушка? – поднял голову мальчик.

– Недолго мне осталось. Умру я скоро. В детдом тебя пошлют. Но ничего, и там люди живут.

В толпе, за спинами женщин мелькнуло лицо одного из мужчин, с кем в последний раз выпивала мать малыша. Последний заметил его и, показав на него пальцем, закричал:

– Это он! Это он убил мою маму!

Мужчина шарахнулся в сторону и, петляя между крестов и могил, бросился вон с кладбища. Малыш забился в истерике, пытаясь вырваться из объятий старухи, но она только сильнее прижала парнишку к своей юбке.

– Не надо. Боженька все равно всех за грехи накажет.

– Это он убил мою маму. Это он, – продолжал всхлипывать малыш. Он впервые, со времени свалившегося на него несчастья, заплакал.

– Правильно, – погладила его по волосам старуха, – поплачь, поплачь немного деточка и сразу станет легче. Видит Бог, я этого не хотела, только постращать ее немножко…

Марина выполнила напоследок еще несколько несложных переходов, затем, сделав отвлекающий маневр, нанесла резкий удар ногой в лицо воображаемого противника. Поклонившись своему отражению в зеркале, она направилась в ванную комнату. Скинув там свое, пропахшее потом кимоно прямо на пол, Марина залезла под душ. Ей всегда доставляло истинное наслаждение обливать себя после подобных тренировок вначале горячей, затем холодной водой. Она понимала, что для ее занятий это было слишком громкое название, но раньше, лет десять назад, Марина, действительно, много времени уделяла спорту, сейчас же это были лишь периодические тренинги, помогавшие ей снять стресс или собраться перед очередным, тяжелым выступлением на сцене.

Вытеревшись насухо, Марина надела свой халат с китайскими драконами и прошла в гостиную. Посреди ее лежала большая карта Москвы. Марина опустилась возле ее на ковер, взяла с журнального столика стопку газетных вырезок из старых газет и начала раскладывать их по числам.

Среди страшных заголовков, особо выделялись такие, как «Убийство известной путаны», «Еще одно преступление московского „Джека-потрошителя“», «Цепь преступлений продолжается», «Почему бездействует милиция?» Марина уже потеряла счет, в который раз делала это. Она выписывала в записную книжку даты убийств, вычерчивала графики и рисовала на карте города предполагаемые маршруты убийцы, пытаясь найти хоть какую-нибудь закономерность в его действиях, но пока ей это не удавалось. Все было бесполезно.

Марина встала, налила себе из стоящего на низком журнальном столике кофейного аппарата чашку кофе и подошла к открытому окну. Перед ней лежал спящий город, лишь в нескольких десятках окнах, таких же как она полуночников, горел свет. Изредка по улицам проезжали машины, выхватывая и ослепляя своими фарами припозднившихся прохожих. И над всем этим висела огромная полная луна.

А что если все дело здесь было в лунных циклах? О подобной зависимости некоторых преступников от них, не раз говорили психологи и упоминали в своих произведениях авторы детективов.

Марина поставила чашку с кофе на подоконник, сняла со стены большой календарь и вновь, усевшись на ковре, начала обводить кружочками даты убийств. Закончив свою работу, она надолго задумалась, затем отшвырнула календарь. Никакой закономерности. Но она должна быть! Одиннадцать убитых каждый месяц! Что-то ведь заставляет маньяка выходить на улицу и рисовать ножом на телах погибших звезды. Ей не верилось, что это дело старых коммунистов, страдающих по старой символике. Может, это был какой-то знак? Масонский или…

Марина вскочила, сняла с полки толстую книгу «Краткой истории сатанинской церкви», приобретенную ею на блошином рынке во Франкфурте-на-Майне, в одну из первых гастрольных поездок в Германию. Марину подкупила тогда цена книги и множество репродукций старинных гравюр. И, хотя, она очень плохо читала по-немецки, но решила ее приобрести, тем более, что хозяин книги просил за такой толстенный, богато иллюстрированный том всего пять немецких марок, цену одной пачки сигарет. Марина перелистнула несколько страничек. Вот и она, пятиконечная звезда, точно такая, как ее обычно рисуют школьники, только на иллюстрации она была вписана в круг и внутри начерчены какие-то иероглифы. Насколько Марина смогла разобрать текст под ней, это был один из символов древнейшей секты сатанистов или, даже, самого дьявола. Но при чем здесь сегодняшние убийства? Возможно, это какой-то ритуал? В Москве появилась какая-нибудь новая секта или приверженец ученья о сатане, решивший таким образом отметить право на свое существование?