Текст книги "Число зверя, или Тайна кремлевского призрака"

Автор книги: Геннадий Гацура

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

ЧИСЛО ЗВЕРЯ
или
ТАЙНА КРЕМЛЕВСКОГО ПРИЗРАКА [1]1
  Все персонажи повести вымышлены, любые совпадения – случайность.


[Закрыть]

Москва. Июнь 1996 года.

Мужчина перевернул распятие вниз головой, зажег в массивном напольном подсвечнике черную свечу, снял с себя всю одежду и бросил ее в пылающий камин. Оставшись нагишом, он начертил мелом возле камина круг, затем вписал в него квадрат, а в него еще один круг. Перед каждой стороной квадрата он нарисовал по пятиконечной звезде и несколько странных иероглифов. Закончив с этим, мужчина встал в медный таз и начал обливать себя из большой похожей на колбу бутыли зеленоватой, маслянистой жидкостью. Делал он это очень тщательно, стараясь не пропустить не одного участка тела, особенно энергично втирая ее ладонью в кожу в тех местах, где у него был наиболее густой волосяной покров. Закончив свою странную процедуру, мужчина снял с полки козлиную маску с огромными завивающимися рогами, одел ее и, вступив в центр начерченного мелом круга, рядом с раскрытой пастью камина, стал медленно поворачиваться, подставляя огню различные части своего тела.

По пустой, освещенной лишь свечой и пламенем камина зале, все стены которой были завешаны с пола до потолка черными портьерами, начал распространяться волнами дурманящий запах испаряющейся с кожи мужчины жидкости. Испарения были настолько сильны, что вызывали резь в глазах, и ему даже пришлось закрыть их, но он продолжал, находясь в каком-то сомнамбулистическом состоянии, медленно перебирать ногами. Это было занятное зрелище, обнаженный человек, все одеяние которого состояло из маски с отвратительной козлиной мордой и закрученными рогами, кружащийся возле огня в каком-то неведомом никому танце. Пляшущие языки пламени дополняли картину, отбрасывая на покрытое маслянистой жидкостью тело этого новоявленного сатира свои изломанные блики, отчего тот казался персонажем каких-то забытых древних легенд или мифов.

Помещение все более и более затягивалось странным зеленоватым туманом, и из него все явственней проступали какие-то бледные тени и образы. С каждым мгновением они становились все четче и четче. Как ужасны их лики.

Кто они? Что им здесь надо? Зачем они заявились сюда? Может, они пришли к пляшущему возле огня человеку или по наши грешные души? Или это всего лишь загнанные глубоко-глубоко в недра подсознания и принявшие такие странные формы наши детские страхи, обиды и воспоминания? Кто нам скажет, кто ответит на эти вопросы, на которые, возможно, и нет ответа?

Никому из смертных не дано проследить всю работу этого тонкого механизма, под названием человеческая психика. Как ничтожна грань между тем, что мы видим и тем, что существует лишь благодаря нашему воображению. Между вымыслом и правдой, реальностью и нашей фантазией, сумасшествием и гениальностью…

А между тем виденья все ближе и ближе обступают мужчину и мы уже лицезрим восседающего на троне самого Вельзевула [2]2
  Вельзевул – князь тьмы и демонов.


[Закрыть]и, кажется, слышим вылетающие из разверзнутых пастей десятков, сотен окружающих его страшилищ дикие вопли:

«Правь, правь сатана!»

Впрочем мужчина, в отличии от читателя и автора, далек в эти мгновения от всего того, что окружает его и рисует наше воображение. Он сам волен выбирать, что желает узреть. Не зря говорят, каждый видит лишь то, что хочет. И этим все сказано. Закроем вместе с ним глаза…

Малыш сковырнул ногтем прилипший к выскобленной до белизны столешнице желтый податливый кусочек и, размяв его между пальцами, спросил:

– Бабушка, а бабушка, а зачем тебе воск?

– Для вольтов. [3]3
  Вольт – фигурка или предмет, который олицетворяет человека, подлежащего порче. Фигурка выполняется из воска и должна иметь максимальное сходство с изурочиваемым, подвергающимся порче человеком. Внутрь вольта кладутся волосы, обрезки ногтей или зуб субъекта, одевают в сходного фасона одежду, желательно изготовленную из вещи, которую он долго носил. Чем полнее сходство, тем больше шансов на успех. Всякий укол, порез и прочее на вольте, тут же отражается на обьекте порчи.


[Закрыть]

– А что это такое?

– Куколки эдакие. Вот, смотри, – бабушка сняла с полки небольшую вылепленную из воска фигурку в голубом платьице и проткнула ее спицей. – Ведаешь, что с тем, чьи волосы или ногти спрятаны в ней, творится?

– Не-а, – мальчик лет десяти отрицательно покрутил головой.

– Больно ей сейчас. Вот, так-то, – с этими словами бабушка выдернула спицу и поставила восковую куклу в ряд с остальными наряженными в разноцветные одежды из лоскутков, вольтами.

Мальчик не сводил глаз с проколотой восковой фигурки. Она была вылеплена с таким тщанием и настолько правдоподобно, да и выражение у нее на лице было такое, что, кажется, она вот-вот заплачет. И, самое главное, фигурка и ее одежда очень кого-то малышу напоминала. Он, наконец, оторвал взгляд от нее и показал пальцем на большую пыльную реторту с зеленой маслянистой жидкостью:

– А здесь что?

– Тут собрана вся животворная сила нашей земли. Это средство еще моя прабабушка, и ее прабабушка, пользовали для лечения всяких хвороб. А, ежели, кто натрется ею, то и летать сможет.

– Да ну, – покачал головой малыш. – И ты можешь? Как баба Яга?

– Ежели, на то нужда будет, но, – тяжело вздохнула бабушка, – стара я уже стала для этих веселий. – И, как бы вспомнив о чем-то, добавила: – Иди домой, мать, поди, тебя обыскалась. Что ты, вечно, здесь торчишь.

– Как же, обыскалась. Опять, небось, по своим хахалям пошла. Не любит она меня совсем.

– Да, как тебе не стыдно такое о родной матери говорить? – Всплеснула руками старушка. – Кто ж это тебя научил таким словам?

– Никто, – надул губы мальчик.

– Ах, так! Ты смотри у меня, ну-ка, негожий оголец, марш домой!

– Ладно, бабушка, я счас, только еще чуточку погляжу и пойду.

– Ты у меня ножа не брал? Намедни пропал куда-то.

– Не-а, не трогал я твоего ножа. На кой ляд он мне сдался?

Малыш, уже в который раз, обошел небольшую горницу старушки. Чего только здесь не было: ларцы всех размеров, разнообразные колбы, горшки, бронзовые, деревянные и каменные ступки, сложенные стопками неподъемные, с обитыми железом обложками, старинные рукописные книги. Вдоль всех стен и, даже, на потолке висели в несколько рядов пучки всевозможных трав, кореньев и засушенных внутренностей животных. В печке стоял огромный медный чан, в котором все время что-то булькало. Малыш дотронулся до него, но тут же отдернул руку. Несмотря на то, что под котлом не было огня, он был очень горячим. Малыш бросился в сени, сунул обожженные пальцы в кадку с водой и выскочил из низенькой, вросшей почти по самые окна в землю, избы. Вслед ему раздался беззлобный смех старушки.

Пройдя огородами, малыш пролез в небольшую дыру в заборе и оказался в окруженном с трех сторон одноэтажными бараками, со множеством выходивших сюда дверьми, грязном дворе. Посреди его стоял, завалившись на бок, полуобгоревший остов грузовика «ЗИС-5», а, вокруг, на веревках, поддерживаемых подпорками с рогатинами на концах, развевались развешанные для просушки залатанные простыни, кальсоны и голубое женское белье.

Мальчик оглянулся по сторонам. Взрослых мальчишек, которые особенно досаждали ему, не было видно. Он осторожно вышел из-за поленицы дров и направился к дверям своей квартиры. Не успел он сделать и трех шагов, как раздался оглушительный свист и улюлюканье. Мальчишки, на этот раз, поджидали его на крыше сарая. Малыш вжал голову в плечи и бросился мимо сидящих на лавке и лузгающих семечки старух к своей двери. Вслед ему полетели палки, комья грязи и выкрики:

– Мать твоя – шлюха! Мать твоя – шлюха!

Недалеко от заветной двери, путь малышу преградил вынырнувший из-за развевающихся простыней огромный, лет четырнадцати, дылда. Он подбоченился и, стараясь говорить погромче и погрозней, прорычал недавно проклюнувшимся баском:

– Ну, сучкин сын, куда спешишь?

Сзади, с крыши сарая, вновь послышался свист и улюлюканье.

Малыш, понимая, что отступать некуда, бросился с кулаками на своего обидчика, который был старше его года на четыре и выше на две головы.

Бой длился недолго, после двух хороших затрещин атакующий оказался на земле. На дылду со скамейки зашикали старушки и он скрылся за сараем.

Малыш поднялся, подошел к бочке с водой возле своих дверей и смыл с лица грязь, кровь и слезы. Вытеревшись кепкой, а затем подолом рубашки, он вошел в дом.

На кухне никого не было, но из комнаты доносилось пение матери, значит она опять собралась на гулянье. Мальчишка заглянул в дверь горницы.

– Это ты? – раздался материн голос из-за занавески, отделявшей основную часть комнаты от «спальни».

– Да, – хлюпнув разбитым носом, сказал малыш.

– Опять с мальчишками подрался?

– Не дрался я, они сами ко мне пристают.

Откинув занавеску, мать вышла из «спальни» в своем светлом, выходном платье и подошла к трюмо. Покрутившись перед зеркалом, она взяла с комода тюбик с яркой помадой и подкрасила губы.

Мальчик смотрел и не мог насмотреться на нее. Мать его была настоящая красавица.

– Почему мальчишки называют тебя шлюхой?

Женщина спрятала помаду в сумочку, обернулась и потрепала сына за вихры.

– Завидуют тебе. Ни у кого нет такой симпатичной мамы. Ладно, мне надо на работу.

– Опять придешь пьяная и дядьку какого-нибудь приведешь.

– Мал еще матери такое говорить, – она отпустила сыну подзатыльник и стремительно вышла из комнаты.

В окно было видно как она, высокая, стройная, шла через двор в своем развевающемся на ветру коротком, едва прикрывающем колени, платье.

Сидевшие на скамейке старухи разом повернули ей вслед головы и о чем-то оживленно зашептались.

Малыш снял с комода фотографию в рамке. Мать всем своим ухажерам говорила, что ее делали в Москве, там, где снимают кино. Здесь она была совсем молоденькая и еще более красивая, чем сейчас, но платье на ней было то же. Мальчик еще какое-то время полюбовался фотографией, затем поставил ее обратно на комод, залез под кровать и вытащил оттуда небольшой завернутый в тряпку продолговатый предмет.

Развернув сверток, он вынул из него кинжал и поднял высоко над головой.

Полированное лезвие вспыхнуло как огонь и, лишь, выгравированная на нем и залитая черной эмалью звезда, осталась совершенно безучастной к солнечным лучам. Полюбовавшись блеском стали этого, несомненно очень старинного оружия, мальчик вновь завернул его в тряпку, сунул в карман брюк и, напялив на самые глаза кепку, выскочил вслед за матерью из дома.

Мужчина открыл глаза и ощупал себя. Маслянистая жидкость высохла, оставив на коже зеленоватый слой, напоминавшую мелкую рыбью чешую. Он подкинул в почти погасший камин поленьев, бросил туда же несколько странной формы кореньев, после чего огонь вдруг вспыхнул с еще большей, чем прежде силой, затем подошел к столику, возле которого стоял напольный подсвечник и висело перевернутое распятье. Сняв со стола расшитое каббалистическими знаками покрывало, оказавшееся на самом деле плащом, он накинул его себе на плечи.

Черная свеча уже догорела, лишь только маленький кончик ее фитиля тлел в темноте красноватым огоньком.

Мужчина в козлиной маске перекрестился три раза левой рукой свое отражение в стоявшем на столике зеркале и зажег в напольном подсвечнике новую свечу. Затем он открыл стоявшие на столике четыре черных шкатулки, вынул из одной безголовое туловище восковой куклы, из другой ее голову, а из оставшихся, маленький, несколько раз перевязанный черной ниткой бумажный пакетик, из которого торчали несколько человеческих волосков, и два золотых перстня с красными камнями.

Воспользовавшись узким и длинным ножом мужчина вынул из колец рубины, вставил их в пустые глазницы восковой головы и нарисовал на теле куклы звезду. Точно такая же, лишь в круге, была выгравирована на лезвии его клинка. Сделав на ладони левой руки пять надрезов, тоже в виде пятиконечной звезды, и сложив ладошку лодочкой, мужчина обмазал выступившей из ранок кровью вынутый из шкатулки бумажный пакетик и вложил его, нашептывая какое-то заклинание, в отверстие в верхней части куклы. Накапав туда же черного воска с горящей свечи, он слизнул остатки крови с ладони и прикрепил голову к туловищу куклы.

Вольт был готов, осталось лишь принарядить его и окрестить. Что и было сделано мужчиной по всем канонам сатанинской церкви и в сопровождении молитв и заклинаний на неведомом для непосвященных языке. Хотя, нет, последняя фраза все же была сказана по-русски:

– И нареченный именем моего заклятого врага, будешь ты слеп и покорен мне, – с этими словами мужчина осторожно вынул из глаз восковой куклы рубины и вставил их обратно в золотые кольца.

Завершив это странное действо, мужчина надел перстни на указательные пальцы правой и левой руки. Несмотря на кажущуюся внешнюю простоту всех только что проделанных манипуляций, похоже, они потребовали от мужчины огромных затрат нервной энергии. Особенно это было видно по тем струйкам пота, что текли у него из-под маски и по всему телу. Но теперь, наконец-то, он мог немного расслабиться и повеселиться.

Человек в маске козла повернул только что одетые кольца камнями внутрь и легонько щелкнул ногтем по одному из рубинов.

И, тут же, где-то очень далеко от этого места, где пылал в темной комнате камин, мужчина, сидевший за рулем мчащегося во втором ряду скоростного шоссе автомобиля, вдруг ухватился рукой за левый глаз. Его машина, резко вильнув и выскочив на встречную полосу, едва не врезалась в бок грузовика.

– Ты чего? – испуганно спросил у водителя расположившийся со всеми удобствами на переднем сиденье пассажир.

– В глаз что-то попало.

Мужчина в маске сжал пальцы в кулаки и, закрыв глаза, сделал кистями рук несколько движений, напоминающих вращение баранки автомобиля.

Мчавшаяся по шоссе иномарка вдруг заметалась по дороге. Водитель, крутя баранку, тщетно пытался хоть как-то управлять ее движением.

– Что ты делаешь? – закричал ему пассажир.

– Машина управление потеряла.

– Сбрасывай скорость, прижимайся к обочине и тормози!

– Не могу!

Пассажир схватился одной рукой за руль, пытаясь выровнять автомобиль, а другой повернул ключ зажигания.

Машина проехала несколько сотен метров и, выехав на обочину, остановилась. Оба человека, сидевшие в ней, облегченно вздохнули.

– Бред какой-то, – сказал, наконец, водитель.

– Это уже не бред. Хорошо, что машин на шоссе больше не было. За последние несколько месяцев ты здорово сдал. Тебе пора отдохнуть, – пассажир открыл дверцу машины. – Вылезай, я сяду за руль.

– У тебя права с собой?

– Я даже в кровати с ними не расстаюсь. Да, хоть бы и не было, я хочу до дома живым добраться.

Мужчина в темной зале довольно хмыкнул из-под маски и вновь повернул кольца рубиновыми вставками наружу. Первый сеанс закончился, и он был доволен его результатами.

– Здесь? – Женщина вышла из машины и огляделась. – На скамейке, что ли? Может, ты извращенец? Ничего поудобней найти не мог? По мне, уж лучше тогда на заднем сиденье.

Действительно, этот заброшенный уголок парка, освещенный единственным, чудом сохранившимся фонарем, производил удручающее впечатление.

Мужчина тоже вышел из машины, взял женщину за плечо, подвел к скамье и сказал:

– Садись и слушай.

– Что еще? – недовольно передернула плечами представительница древнейшей профессии, но села.

– Слушай внимательно. Сейчас ты спокойно, снимешь с себя все золотые побрякушки и отдашь мне.

– Ты чего? Так я тебе и отдала, – вновь передернула плечами женщина и, поправив на шее пучок цепей, взглянула снизу вверх на своего спутника.

– Делай, что говорят.

Большие черные очки на лице мужчины мешали разглядеть глаза, но его поза и сжатые в кулаки руки в перчатках не оставляли никаких сомнений, что он не шутит.

Проститутка начала медленно снимать с себя толстые золотые цепи и перстни.

Грабитель вынул из кармана черной куртки целлофановый пакет и протянул ей:

– Складывай сюда.

– Это все, что у меня есть. Можно, я хоть, оставлю себе обручальное кольцо?

– Оно при твоей профессии не нужно. По крайней мере будешь знать, что все это пойдет на богоугодные цели.

– Это мамино, – всхлипнула женщина.

– Ладно, оставь, – мужчина выхватил из рук женщины пакет и направился к машине.

Женщина, рыдая, упала грудью на скамью и тут дала волю своим чувствам:

– Негодяй, скотина! Я ему поверила!.. Мало того, что свои грабят, продохнуть не дают, так еще этот!..

Хлопнула дверца и машина уехала.

Женщина, продолжая всхлипывать, села.

– Сволочь, какая сволочь!..

На скамью рядом с ней кто-то опустился.

Женщина подняла глаза и, вытерев слезы, удивленно спросила:

– А ты что здесь делаешь? Ты видел, что он со мной сделал и не помог?

– Что сделал? – спросил присевший.

– Он ограбил меня! Взял все золото, скотина!

– Тебе же все говорили, что сейчас небезопасно работать одной.

– Да, а вы мне оставляете… Ой, – она вдруг вздрогнула всем телом и, откинувшись на спинку, начала медленно сползать со скамьи, – за что…

– Ты не поймешь, – ее собеседник наклонился и вытер о светлый женский плащ нож. Затем, оглядевшись по сторонам, взял со скамьи сумочку, схватил женщину за ноги и потащил в тень между кустами.

– Я так соскучилась по тебе.

– Я тоже. Что ты и в Париже сохраняла свою невинность? Там такие мужчины!

– Ты знаешь, как мне неприятны эти разговоры.

Лариса перевернулась на живот и провела рукой по груди своей подруги:

– Боже, какая у тебя нежная кожа. Неужели тебе никогда не хотелось переспать ни с одним мужчиной?

– Давай не будем. – Марина села на кровати. – Кстати, я привезла тебе небольшой подарок.

Она взяла с прикроватной тумбочки красиво упакованный сверток и протянула Ларисе.

– Что это?

– Разверни и узнаешь.

– Вот это да!.. Можно я сейчас примерю? Только не смотри пока. Я скажу когда, – Лариса вскочила с постели и, вместе с подарком, исчезла в ванной комнате.

Марина закинула руки за голову и закрыла глаза. На лице ее блуждала счастливая улыбка.

Через несколько минут Лариса появилась на пороге ванной комнаты. На ней было прекрасное женское белье.

– Теперь можно. Ну, как я тебе? – Она подбежала к зеркальной дверце шкафа и начала крутиться возле нее, разглядывая себя. – А я еще ничего.

– Тебе понравился мой подарок? – Продолжая улыбаться, спросила Марина. – Я выбрала его в одном из самых модных магазинов женского белья. И, вот еще, с твоими инициалами.

Она протянула своей подружке небольшую коробочку.

– Еще! – Лариса нажала на небольшую перламутровую кнопочку и ее взору предстала прекрасная золотая цепь с медальоном в виде сердечка.

– У меня такая же, – сказала Марина. – теперь мы будем как сестры.

– Класс! Но это стоит бешенных денег! – Лариса бросилась к лежащей на постели подруге и начала покрывать поцелуями ее лицо и груди. Марина, гладя золотистые волосы Ларисы, закрыла глаза, и из ее груди вырвался стон наслаждения.

– Боже, как я тебя люблю! – Маринина подруга продолжала ласкать ее тело.

За окном раздался трехкратно повторенный автомобильный гудок. Лариса вскочила, подошла к окну и отодвинула штору.

– Это за мной, – она застегнула у себя на шее цепочку с медальоном и начала быстро одеваться.

Марина нехотя встала и накинула на себя расшитый драконами красный халат. На глаза ей попалась лежащая на туалетном столике газета с крупным заголовком «Убийство еще одной проститутки. Джек-потрошитель поселился в Москве.» Марина перевернула ее и обернулась к стоявшей возле зеркала и поправляющей свой «боевой раскрас» Ларисе.

– Скажи еще раз, что ты меня любишь.

Лариса одернула свою короткую кожаную юбочку, подошла к ней и, нежно поцеловав в губы, сказала:

– Дорогая, я обожаю тебя.

– Почему ты не бросишь свою работу? Ты, что не читаешь газет? Он убил еще одну девушку.

Лариса молча направилась к входной двери и, щелкнув замком, открыла ее.

– Почему? – Вновь спросила Марина.

Лариса вышла на лестничную клетку, вызвала лифт и обернулась:

– Чему быть, того не миновать. Давай не будем больше возвращаться к старому разговору. Все не так просто. Тем более, ты же знаешь, мужчины мне не страшны. Ладно, не стой на сквозняке – простудишься.

Двери лифта распахнулись.

– У меня новая программа. Ты не хочешь придти?

– Позвони мне. Если сегодня ночью не будет много работы, то может и выберусь, – криво улыбнулась Лариса и шагнула в лифт.

Выйдя из подъезда она подняла голову. На предпоследнем этаже, в освещенном окне, темным пятном выделялся силуэт Марины. Лариса махнула ей рукой и села в поджидавшую ее машину.

– Вечно ты задерживаешь всех. Небось, опять твоя подружка закатила семейный скандал, – недовольно пробурчал водитель, заводя мотор.

– Какое тебе дело? Завидно? – Лариса достала зеркальце и еще раз оглядела свой макияж.

– Еще бы, такой станок простаивает. В дело бы его пустить.

– Ишь, губу раскатал. Поехали, сам говорил, что опаздываем.

Марина отошла от окна и села на кровать. Каждый раз, когда Лариса, вот так, среди ночи уезжала, ей было не по себе. Особенно, в последнее время. Марине вновь попалась на глаза лежащая на туалетном столике газета с кричащими заголовками о неуловимом маньяке-убийце. Взяв ее, Марина еще раз пробежала глазами статью.

«Уже третий месяц Москва живет в страхе и напряжении. Третий месяц каждый из нас, открывая утром газету, первым делом просматривает рубрику происшествий, нет ли сообщения об очередном кровавом преступлении нового „Джека-потрошителя“. И хотя московские власти и соответствующие органы неоднократно призывали жителей и гостей столицы к повышению бдительности и осторожности, особенно в вечерние и ночные часы, пока это ни к чему не привело. Вчера в очередной раз на улице нашего города обнаружили изуродованный труп женщины, убитой неуловимым сексуальным маньяком. И, как всегда, это представительница одной из древнейших профессий. Общественные организации уже неоднократно обращались к мэру, чтобы были приняты незамедлительные меры к поимке убийцы, но „воз и нынче там“. Куда смотрит московская милиция, которая неоднократно заявляла, что у них все под контролем и поимка маньяка дело нескольких часов или дней. Нам предложили огромное количество версий, от действий организованной группы, до убийцы-умалишенного, сбежавшего из сумасшедшего дома, но, похоже, только для того, чтобы немного успокоить горожан и свою совесть. Кто будет следующей?»

Лежащий на покрытой простынью деревянной лежанке толстяк, похлопал себя по пояснице и сказал:

– Пониже, пониже возьми. Во, кайф! Дайте мне тоже выпить.

Лариса протянула ему бокал с шампанским и продолжила массаж. Рядом, на коленях у своих кавалеров, сидели еще две смеющиеся девицы с бокалами в руках. Все мужчины и дамы здесь, в сауне, были пьяны, и в чем мать родила. Исключение представлял лишь официант, он единственный был одет и даже в галстуке-бабочке.

– Ой, как же я люблю это дело, – покрякивая стонал толстяк под умелыми и ловкими руками делавшей массаж Ларисы.

В «кабинет» заглянул охранник в зеленой камуфлированной форме и, постучав пальцем по стеклу своих наручных часов, сказал:

– Девочки, пора закругляться. Время ваших клиентов истекло.

Толстяк вдруг резво вскочил с лежанки:

– Что, уже? Эй, человек, открой нам еще одну бутылку шампанского. На посошок.

Лариса первая вышла на крыльцо, следом за ней из бассейна вывалилась пьяная компания.

– Ну, ладно, я поехала.

– Тебя подкинуть? – спросил Ларису охранник, державший под ручки двух лезших к нему с поцелуями пьяных девиц.

– Сама доберусь, лучше займись этими двумя куклами.

– Опять на приработки Козлова? Сколько раз тебе шеф говорил, чтобы не ходила налево.

– Не суй нос в чужие дела, – отмахнулась от него Лариса. – Твое дело маленькое – крутить баранку и зыркать глазками, чтобы нас, пока мы с тобой, никто не обидел. Пока девочки.

Она прошла через скверик, перешла через дорогу и остановилась, голосуя.

Несколько машин пронеслось мимо, обдав ее выхлопными газами, но, одна, уже проехав, затормозила и задом подкатила к ней. Медленно опустилось оборудованное электрическим подъемником стекло.

Лариса наклонилась и заглянула в салон. За рулем сидел представительный мужчина в темных очках. Он похлопал рукой в кожаной водительской перчатке по оплетенному в кожу, рулю и спросил:

– Покатаемся, красавица?

– Я дорого беру, – улыбнулась как можно любезней Лариса.

– Да? А ты знаешь, почему я такой высокий?

– Почему?

– Потому, что на бумажнике сижу. Ты же любишь упакованных клиентов?

– Кто же их не любит, – ухмыльнулась Лариса, открывая дверцу машины и садясь рядом с водителем. – Поехали ко мне, до утра еще время есть.

Сидевшая за туалетным столиком Марина положила телефонную трубку и поправила прическу. В дверях появился присланный за ней водитель и сложил в умоляющем жесте ладошки:

– Марина Васильевна, мы опоздаем. Меня уволят. Уже без двадцати.

– Сейчас Андрюша. Никак не могу до своей приятельницы дозвониться. Я обещала ее пригласить на новую программу, – Марина уже в который раз набрала номер телефона Ларисы.

Длинные гудки.

Так и не дождавшись, чтобы кто-нибудь подошел к телефону, Марина положила трубку и встала из-за стола.

– Ладно, поехали. Позвоню попозже.

– Посмотри, опять полез к американцу с поцелуями, – Сергей Николаев кивнул на висевший над стойкой бара телевизор и подтолкнул локтем своего соседа, следователя прокуратуры по особо важным делам Константина Григорьева. – До чего же наши политики любят это дело.

– Пошли они в задницу, со своей политикой, – отмахнулся следователь. – Мне это напоминает иудины поцелуи. Обнимаются, лобзают друг друга, а у каждого кирпич за пазухой.

– А ты знаешь, что во время поцелуя сжигается двенадцать калорий и передается партнерам около двухсот пятидесяти различных бактерий и вирусов? А, что каждое объятие вдвое ускоряет работу сердца и сокращает жизнь на три минуты?

– Ты им об этом расскажи, – Григорьев ткнул пальцем в сторону телевизора, – может, они поменьше баловались бы этим. Тот же самый Леонид Ильич, наверное, на одни поцелуи лет десять своей жизни сжег.

– Это точно, – рассмеялся Сергей, – надо бы предупредить наших демократов.

– Да как бы они себя не называли: демократами, монархистами или еще черт знает кем, они все равно останутся коммунистами. Ведь ничего не изменилось. Просто, партийные секретари обозвали себя губернаторами, мэрами или президентами, поделили, как воровские паханы, между собой бывшие республики Союза и единолично или сотоварищи властвуют в них, грабя свой народ. Прихватизировали дома, дачи, магазины, государственные предприятия, предварительно развалив их и скупив по дешевке за деньги, которые, в свою очередь, украли у нас, при помощи финансовых махинаций и псевдореформ. Они не брезгуют ничем, даже, последними сбережениями стариков и их пенсиями, – Григорьев допил кофе и отставил чашку в сторону.

– Что поделаешь, если демократия и капитализм у нас такие, с коммунистическим лицом, – усмехнулся Николаев. – Кстати, ведь ты, вроде как, находишься на службе у власть имущих и стоишь, прежде всего, на защите их интересов, а такое говоришь про своих хозяев.

– Я не их защищаю, я защищаю законность и правопорядок. Я защищаю, прежде всего, своих родных и близких, защищаю своих детей и свою старость. Представляешь, что будет лет через десять, если мы дадим разгуляться преступности в стране?

– Я-то представляю, но одного не могу понять, почему такой крутой борец с российской преступностью никак не может выйти на «Джека-потрошителя»?

– Что ты ко мне пристал? Если бы в этом деле была хоть одна серьезная зацепка, я бы давно его взял.

– А может здесь дело в другом? – Сергей Николаев затушил окурок в пепельнице и достал новую сигарету, – Может, ты подспудно, сам того не осознавая, желаешь, чтобы он уничтожил всех женщин вольного поведения? Возможно, у тебя была связана с ними какая-то своя, личная драма? Как тебе это нравится?

– Слышишь, Серега, ты пришел ко мне и сказал, что хочешь написать об этом деле статью, какого черта…

– Не статью, а детектив, – перебил следователя Николаев.

– Хорошо, пусть – детектив. Начальство тебе разрешило, оно сейчас заигрывает со всякими деятелями культуры. Мое дело маленькое. Только, пожалуйста, не лезь ко мне в душу со своим Фрейдом. Если бы ты сам когда-то не работал в этой системе, я бы тебя давно послал куда подальше. Меня и без того все достали: начальство, родственники убитых, журналисты. Теперь ты ходишь за мной следом и… – Григорьев не договорил и махнул рукой. – А, что с тобой говорить.

– Еще по чашке кофе? – спросил Николаев. – За мой счет?

– Давай. Хоть какая-то польза от тебя есть, кофеем бесплатно поишь.

– Девушка, – подозвал Сергей сновавшую за стойкой бара официантку, – дайте нам еще два кофе.

– Может, еще что закажете? Коньяк, водочку?

– Нет, кофе и только кофе.

– Кутим, значит, мальчики, – ехидно улыбнувшись, сказала барменша.

– Нет, пытаемся усилить свою мозговую деятельность. Черная магия утверждает, что ничто не оказывает такого возбуждающего действия на умственную работу, как кофе. Но, похоже, – Николаев подергал себя за волосы, – мне это не грозит.

– А тебе зачем это? – спросил Григорьев.

– Представляешь, Константин Александрович, если мне удастся раскрыть это дело в своей повести раньше, чем тебе?

– Ну-ну.

Прощающихся политиков на экране телевизора сменил диктор информационной программы и сообщил об очередном захвате самолета с заложниками. На этот раз ими оказались туристы из Западной Европы. Это уже был второй за последний месяц подобный террористический акт на территории России.

– Вот еще, чего я не могу понять, – покачал головой Сергей, – куда смотрят наши, да и зарубежные, спецслужбы? Неужели, так трудно, придумать что-нибудь для борьбы с самолетными террористами?

– У тебя есть что предложить? – спросил Григорьев, размешивая сахар в только что принесенном официанткой кофе. – Только не забудь, что полет обычно происходит на высоте около десяти километров, и любое попадание пули в обшивку может привести не только к разгерметизации салона, но и к гибели самолета с пассажирами.

– Это я и без тебя знаю. Могу предложить самое простейшее средство. Все самолеты должны быть оборудованы специальной системой, которая, в случае захвата его террористами, срабатывает и наполняет салон усыпляющим газом. А у летчиков должны быть всегда под рукой кислородные маски. Самое главное, чтобы газ не задерживался противогазом, иначе преступники могут ими воспользоваться, а с кислородными баллонами попасть на борт и осуществить захват самолета, будет не так уж легко. Подумаешь, что после этого пассажиры очнутся с головной болью, зато будут живы. Кстати, этой же системой можно оборудовать и банки, а также, автобусы и другой транспорт, который любят просить террористы, после захвата заложников.

Как тебе нравится?

На поясе у Григорьева запищал пейджер. Следователь взглянул на его экран и поднялся:

– Надо позвонить.

Через пару минут он вернулся, выпил залпом кофе и сказал:

– Вызов. Еще одну нашли.

– Я с тобой, – соскочил с высокого табурета Николаев. – Тем более, что у меня машина здесь рядом стоит.

– И это ты называешь машиной?

– У тебя и такой нет.

Они вышли из кафе и подошли к старенькому «жигуленку» Николаева.

– Никак не могу тебя понять, что ты шляешься все время за мной? – Покачал головой Константин. – Поехал бы лучше с девочками на дачу, отдохнул, пивка попил.