Текст книги "ВШ 3 (СИ)"

Автор книги: Геннадий Марченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

Ого, вот это новость! Едва сдержался, чтобы не расплыться в счастливой улыбке. Нет, так-то я понимал, что нетленка Кобейна достойна самых высоких мест в том числе и в «биллбордовском» хит-параде, но что это случится на самом деле и что так быстро… Единственное, что меня угнетало в данный момент – то, что это всё же не моя вещь. Как я ни противился воровству чужой интеллектуальной собственности, однако судьба распорядилась таким образом, что благодаря настойчивости Имре Ковача пришлось снова приписать себе чужую славу.

Захотелось задать вопрос, получу ли я какие-то дивиденды с ротации моей (куда уж теперь деваться, моей же!) песни по американским радиостанциям, однако я сумел себя сдержать. Не хотелось выглядеть в глазах присутствующих таким корыстолюбцем.

– Это ещё не все приятные новости, – между тем продолжил Стоун. – Сейчас я включу на несколько секунд одну инструментальную композицию, а вы скажет, ваша это вещь или нет.

Он вытащил из диктофона кассету и вставил другую, а вскоре в зале зазвучало не что иное, как «Crazy Frog», только уже исполненная не нашим ансамблем, а кем-то другим, но не менее виртуозно. Когда Стоун вытащил кассету и воткнул на её место прежнюю, я вынужден был признаться в авторстве ещё одной не принадлежащей мне вещи.

– А ведь она тоже часто звучит на наших радиостанциях, вот только проходит как написанная неким загадочным композитором. Её даже почему-то Уэбберу приписывали, но тот от неё открестился. И я очень рад, что мне выпала честь первому для широкой общественности раскрыть имя настоящего автора композиции.

Но, видно, в планы американца не входило уйти отсюда без ещё одной капли дёгтя, и следом я услышал провокационный вопрос:

– Мистер Варченко, я заметил, что на вас американские джинсы. Почему вы носите одежду, произведённую в стане идеологического противника, а не, скажем, костюм фирмы «Большевичка»?

Ответ на этот вопрос мы с Сергеем Борисовичем не репетировали, так как просто не предполагали, что он будет задан, так что пришлось импровизировать.

– Действительно, на мне джинсы, – согласился я. – Вот только они сделаны не в США, а в Индонезии. И джинсы сегодня не только на мне, но и на многих присутствующих в зале тоже. Но объясните мне, почему я должен отказываться от удобной повседневной одежды? Если бы я присутствовал на торжественном приёме, то обязательно надел бы костюм от «Большевички» или другого отечественного производителя. Хотя у меня, к сведению, есть ещё и вельветовый, купленный в Греции. А в джинсах мне просто удобно. Я в них добирался из своего города до Москвы, а если бы был в костюме, то где бы я его отгладил перед встречей с вами? Мне нравится демократичный стиль в одежде, и в первую очередь своим удобством. И тут для меня не играет никакой роли, в какой стране была произведена данная одежда.

– Почему же в СССР до сих пор не поставят на поток производство качественных джинсов?

– Это вопрос не ко мне, а к министру нашей лёгкой промышленности. К сожалению, у нас много чего пока не выпускают. Лично меня не радует тот факт, что в Соединённых Штатах умеют делать качественные гитары, а в СССР на поток поставлено производство инструментов, которые уважающие себя музыканты и в руки не возьмут. Кстати, здравая критика в нашей стране приветствуется, – многозначительно посмотрел я на Стоуна. – Так вот, приличную гитару, и электрогитару в том числе, у нас может создать какой-нибудь кустарь-одиночка, и зачастую она звучит не хуже «Гибсона» или «Фендера», но это, сами понимаете, капля в море. Но я уверен, что рано или поздно в Советском Союзе появится и качественные джинсы, и качественные музыкальные инструменты.

А главное, подумал я, что мы первые запустили в космос искусственный спутник Земли и человека. А помимо космических у нас есть у нас есть и другие ракеты, например, на Кубе, так что не надо, как говорится, ля-ля. У нас быстро чем найдётся прищемить вам хвост, господа капиталисты.

По ходу дела я решил над американцем приколоться.

– Мистер Стоун, вы же патриот своей страны?

– Несомненно! – гордо выпятил он свой «аристократический» подбородок.

– А вас не смущает тот факт, что под известной маркой джинсов стоит индонезийский производитель?

– А почему меня это должно смущать? Обычная практика, международная интеграция…

– Это понятно. Но как вы отнесетесь к тому, что какая-то третья страна, изменив в названии джинсов всего одну букву, начнет их штамповать в немыслимом количестве и по цене в разы дешевле, чем ваша продукция? Качество может будет и похуже, но спрос на ваш товар все же снизится.

Ага, удалось мне смутить Стоуна, вон как заёрзал.

– Мне очень интересно, молодой человек, где вы успели получить подобные знания?

– У нас предмет в училище есть, обществоведение называется. Там подобные темы как раз и разбирают. Но вы не ответили на мой вопрос. Ваша страна Тихоокеанский флот пошлет на урегулирования проблемы?

– Ну что вы! Наша страна мирная и подобные вопросы привыкла решать на уровне переговоров. Из-за каких-то джинсов начинать Третью мировую войну уж точно не станет…

– Спасибо, мистер Стоун! Я запомню ваши слова про джинсы и про Третью мировую.

– Скажите, мистер Варченко, а вы бы не хотели жить в Соединенных Штатах? У нас в стране умеют по достоинству оценивать молодых авторов. Тем более что фантастика является одним из востребованных жанров литературы…

– Знаете, мистер Стоун, одно то, что мое произведение напечатал самый на сегодня популярный журнал в СССР, говорит о том, что в нашей стране не с меньшим вниманием относятся к творчеству молодежи. Это во-первых. А во-вторых, я, как и вы, являюсь патриотом свей страны. Понимаете, я без русской березки жить не могу…

– Но в США тоже березы растут!

– Нет. Это у нас березы, а вас просто деревья. Мне тут недавно стихи на ум пришли. Возможно я их потом оформлю в песню. Послушайте. Может вам и станет понятен мой ответ.

И я на экспромте выдал «Березы» от «Любэ». Без припева, понятно. Когда закончил читать, в зале, как принято было тогда говорить, раздались бурные продолжительные аплодисменты, переходящие в овации.

Затем прозвучало ещё несколько вопросов от наших журналистов и просто моих поклонников, после чего Полевой решил, что пора заканчивать пресс-конференцию, о чём и объявил во всеуслышание. И совершенно неожиданным для меня было то, что присутствующие встали и стали мне аплодировать. Приятно, конечно, но мои щёки снова стали пунцовыми, как и в начале мероприятия. Похоже, придётся привыкать к повышенному вниманию к моей персоне, особенно после этой пресс-конференции. Интересно будет почитать отзывы в периодике. Эх, кто бы мне ещё номерочек «USA Today» с отчётом Стоуна подогнал…

Когда мы вернулись в кабинет Полевого, тот выдохнул:

– Да-а, ну ты и выдал! Этот американец теперь уж не знаю, что напишет в своей газетёнке.

– Надеюсь, этот тип не переврёт всё в свойственной американской прессе манере.

– Эти да, могут. Будем надеяться, что если и переврёт, то не сильно… А в целом пресс-конференция, считаю, вполне удалась. Давай сейчас чайку на дорожку выпьем и поедем домой. Юлия Осиповна – это супруга моя – сегодня обещала вареников с картошкой наварить.

[1] Катавей – вырез в верхней части корпуса гитары, прилегающей к грифу, предназначен для облегчения доступа к верхним ладам в процессе игры.

Глава 5

Генри Малькольм Стоун прекрасно знал свою родословную. Его предки перебрались с берегов Англии в Новый свет в конце XVIII века. Прапрапрадед собкора «USA Today» Джон Стоун был простым бондарем, а его жена – примерной матерью четверых детей и убеждённой протестанткой, каждое воскресенье посещавшей церковь. Подрабатывала она стиркой белья, отчего уже несколько лет спустя её пальцы скрючил артрит. Обосновались они в небольшом городке Саванна на восточном побережье только что образовавшихся Соединённых Штатов Америки.

Один из сыновей бондаря и прачки Найджелл Стоун, в отличие от своих двух братьев и сестры, решил выбиться в люди и поступить учиться на адвоката. Правда, денег на обучение не было. Где он их достал – эта история канула в Лету. Просто, пропав в какой-то момент из города, однажды два года спустя молодой человек вернулся в Саванну прилично одетым, купил небольшой домик и на первом этаже открыл адвокатскую контору. К тому времени в Саванне уже действовали две подобные конторы, но по стечению обстоятельств их владельцы ушли из жизни один за другим в течение полугода. Одного нашли утонувшим в пруду, второй неизвестно по какой причине повесился на ветке раскидистого дуба. Таким образом, конкурентов у Стоуна не осталось, и вскоре он превратился в преуспевающего, единственного на всю округу адвоката. Что касается его потомков по мужской линии, можно отметить деда Генри Стоуна – Ирвинга Фитцджеральда Стоуна. Тот пошёл по военной части, топил на Тихом океане японские корабли и подлодки. А когда в 1947-м появилось ЦРУ, был принят в Отдел специальных операций. Его сын также служил в Центральном разведывательном управлении, причём в том же Отделе. А вот внук решил пойти в журналистику. Однако зов предков оказался силён, и когда отец предложил ему совмещать работу журналиста и разведчика, Генри, немного подумав, согласился.

Так что теперь он получал зарплату сразу из двух «кормушек», при этом не сильно себя утруждая разведывательной деятельностью, а зачастую совмещая её с журналистской практикой. Как в данном конкретном случае с этим мальчишкой из провинциального русского городка Максимом Варченко.

На следующий день после пресс-конференции он шёл по коридору посольства США в СССР, расположенного на улице Чайковского. Путь его пролегал к одному из неприметных закоулков, где обитал третий секретарь посольства, кадровый разведчик Джеффри Спенсер.

Тот уже ждал посетителя. Предложил кофе, и гость не отказался, по-хозяйски расположившись в удобном, глубоком кресле. Стоун работал в Москве уже седьмой год, а Спенсер лишь третий, и прекрасно знал, что русские осведомлены о его настоящей профессии. А это значит, что его в любой момент, как только случится очередной шпионский скандал, могут в числе прочих попавших в «чёрный список» попросить на выход. В этом плане позиция Стоуна была крепче, он тоже знал, что за ним ведётся наблюдение, но в отношении себя был спокоен, так как журналистов почти не трогали – в ответ из Штатов могли также выслать советского собкора, также наверняка служившего и на КГБ.

– Что нового, Джеффри? – первым спросил Стоун, потягивая горячий кофе без сахара.

– Всё то же самое, скука неимоверная. Единственное развлечение – пятидесятники[1]. Мы их специально поселили в комнате, под окнами которой гуляют русские милиционеры, так они стучат нашим затворникам в окно и кричат: «Вставайте и молитесь, собаки!»

– Смешно, – без намёка на улыбку прокомментировал Стоун.

– Ну а ты как сходил на пресс-конференцию к этому вундеркинду?

– Хорошо сходил, узнал немало интересного для себя и, поверь мне, этот парень ещё необычнее, чем кажется.

Спенсер молча смотрел на собеседника, явно ожидая от него продолжения, и оно не заставило себя ждать.

– Поверь, Джефри, этот юноша в свои шестнадцать ведёт себя как взрослый мужчина. Ты удостоверишься в этом, когда прослушаешь диктофонную запись. Но сейчас можешь просто поверить мне на слово. И при этом он действительно талантлив. Раньше я сомневался, что он сам сочиняет песни и пишет книги, но, пообщавшись с ним, понял, что он действительно чертовски талантлив. О боксе и говорить не приходится, здесь всё на виду. Хм, интересно было бы посмотреть на него лет через пять, окажись он в профессионалах. Жаль, что в СССР профессиональный бокс находится под запретом. Эти русские упрямо ограничивают себя во многих удовольствиях.

– Особенно в рестлинге.

– Твой рестлинг – полное дерьмо, – отмахнулся Стоун, закурив сигару. – Не представляю, как можно любить эту клоунаду. Бокс – вот воплощение боевого искусства в чистом виде.

– Ладно, ладно, не кипятись, – примирительно улыбнулся Спенсер. – Надеюсь, ты отчёт для меня подготовил?

Вместо ответа Генри молча вытащил из портфеля тонкую папку и положил её перед собеседником. Тот, не открывая папку, тут же убрал её в ящик стола.

– Там помимо отчёта и копия диктофонной записи, оригинал я оставил себе. Я запись расшифровал, осталось написать заметку и переслать её в Вашингтон. Там на записи есть его слова про Индонезию и контрафакт. Я не слишком понял, но что-то в этом есть, пусть наверху попробуют разобраться.

– Ок, может, я и сам во время ознакомления с записью что-нибудь соображу… Мой бог, как же хочется домой! Как мне надоела эта Москва, как я скучаю по родной Филадельфии!

– Хм, а мне в России нравится, – пожал плечами Стоун. – Хотя, признаюсь честно, нет ничего глупее, чем держать за рубежом собкора газеты, которая описывает почти исключительно происходящие в США события. Но у других изданий уже имелись свои собкоры в СССР, поэтому меня пристегнули к «USA Today». В итоге мне приходится ограничиваться маленькими заметками, лишь иногда руководство предоставляет мне бо́льшую площадь, в случае, если в СССР происходят глобальные события вроде встречи Никсона и Брежнева в Москве. Но такие события происходят раз в насколько лет, так что всё остальное время я мучаюсь от скуки. У меня даже появилась мысль проехать Советский Союз от Москвы до Владивостока на поезде, и по пути посылать в Вашингтон свои путевые заметки.

– Во-первых, Владивосток закрытый город, а во-вторых, где ты возьмёшь телетайп в какой-нибудь Сибири?

– Джеффри, не держи русских совсем уж за варваров, у них телетайп имеется в каждом более-менее крупном городе, я уже узнавал. Но всё равно, конечно, напрямую в Вашингтон я ничего не смогу отправить, придётся посылать заметки сначала в посольство, а уж отсюда тебе, мой друг, переправлять их в Соединённые Штаты. А что касается Владивостока, это я так, для примера, можно ограничиться каким-нибудь Хабаровском.

– По этому Максиму Варченко будешь ещё что-нибудь делать или ограничишься одним материалом?

– Знаешь, я вот тут, пока добирался до тебя, подумал, а не прокатиться ли мне в эту самую Пензу, где живёт парень? Хочу познакомиться ним поближе, какой-то он непростой, хочу понять, в чём там соль, как говорят русские.

– Что, серьёзно?

– Почему бы и нет? После того, как его песня оказалась в лидерах хит-парада «Billboard», в редакцию нашей газеты приходят письма от американских читателей с просьбой рассказать об её авторе как можно больше. Отчёт с пресс-конференции уже кое-что, но этого явно недостаточно. Так что вполне может быть, что и сорвусь, в Москве меня особо ничего не держит.

– А я всё хотел спросить, почему не перевезёшь сюда семью?

– Дочь уже взрослая, учится в университете, а жена её опекает, боится одну оставлять, без присмотра. В общем-то, моих наездов в Александрию[2] раз в год хватает, чтобы не забыть, как они выглядят… Ладно, спасибо за кофе, Джеффри, приятно было поболтать. Нужно ещё заметку писать, я обещал отправить её к завтрашнему вечеру, а вечер в Вашингтоне, как ты помнишь, начинается, когда здесь наступает утро. Так что мне предстоит, возможно, бессонная ночь.

* * *

Полевой не обманул, его пожилая, но вполне миловидная супруга потчевала сегодня мужа и гостя варениками с картошкой. Перед нами поставили полные, с горкой миски вареников и блюдце с жирной сметаной. Тут же стояли мисочки с маринованными огурчиками, помидорами и грибками в сметане. Посреди стоял возвышался графинчик с прозрачной жидкостью, из которого Полевой наполнил рюмку.

– Традиция у меня такая – в качестве аперитива перед ужином рюмку водки опрокидывать, – пояснил он. – Тебе как, лимонаду?

– Да уж не маленький, одна рюмка, думаю, режиму сильно не повредит.

– Вона как… Ну ладно.

Он грузно поднялся и взял из буфета ещё одну рюмку. Наполнив, подвинул мне.

– За продолжение нашего успешного сотрудничества!

Мы чокнулись и синхронно влили в себя горючую жидкость. Борис Николаевич крякнул и нацепил на вилку дымящийся вареник. Макнув его в сметану, отправил в рот, зажмурившись от удовольствия. Жуя, подмигнул мне, закусившему маринованным огурчиком:

– Ты варениками закусывай, у моей Юлии Осиповны они получаются – пальчики оближешь!

Я, в общем-то, вареники не очень уважаю, то ли дело пельмени, особенно домашней лепки, но, глядя, как смачно жуёт Полевой, сглотнул слюну и последовал его примеру

– Ну как? – спросил он, когда я расправился с первым вареником.

– Тают во рту.

Вареники и впрямь таяли, помимо картошки Юлия Осиповна добавила в начинку ещё чего-то непонятного, но вкусного. Чувствовался привкус топлёного масла. Сама хозяйка, обслужив нас, предпочла удалиться, чтобы не мешать мужчинам ужинать и общаться на свои темы.

– Честно скажу, опасался, а ну как не сдюжишь, растеряешься, – говорил Полевой, отправляя в рот очередной вареник. – Выходит, зря опасался. А как ты этого Стоуна приложил… Обещаю, Максим, что у себя в «Юности» я обязательно упомяну об этом, когда буду готовить материал по пресс-конференции.

– Буду польщён, Борис Николаевич, – сказал я, улыбнувшись, не зная, что ещё тут можно сказать, так как ничего не ответить показалось бы, пожалуй, неприличным.

– А тот товарищ, что из зала спрашивал про твои творческие планы – сотрудник «Вечерней Москвы», – добавил он. – Мог бы и представиться Палыч… Ещё в зале я увидел журналистов из «Вечерней Москвы», «Труда» и журнала «Работница», они почему-то обошлись без вопросов. Либо посчитали, что их вопросы за них уже и так задали.

Он поддел вилкой грибочек, затем похрустел огурчиком и следом целиком отправил в рот маринованную помидорку.

– Ты ешь, ешь, – кивнул он мне, – тебе в твоём возрасте нужно хорошо питаться. Когда мне было столько же, сколько сейчас тебе, я как раз заканчивал школу в Твери, а воспитывал меня дед, и не всегда поесть было досыта. С тех пор всегда всё сметаю со стола, про запас. А первая книга у меня вышла, когда мне исполнилось… 19 лет, – поднял вилку вверх Полевой. – В 1927 году, представляешь, полвека назад! Называлась «Вшивые люди», сам Горький её отметил.

Какой же он старый, подумалось мне, человек ещё помнит революцию, Горький его книги читал, и до сих пор на боевом, так сказать, посту. Да-а, были люди в наше время…

– Но тут ты меня, конечно, переплюнул. Пусть и в журнальном варианте, но опубликовался раньше, да и «Молодая гвардия», думаю, не в этом году, так в следующем издаст тебя отдельным романом.

– А о чём была ваша первая книга?

Полевой приосанился, даже зачем-то отодвинул тарелку с десятком ещё недоеденных вареников.

– О, Максим, это интересная история, и её ноги растут из моей газетной практики. Я ж с шестого класса в газету заметки приносил. А тут по заданию редактора «Тверской правды» внедрился в криминальный мир Твери под видом московского вора и сумел раскопать неопровержимые доказательства связей криминальных воротил Твери с коррумпированным руководством. После публикации серии моих очерков был дикий скандал, полетели головы, несколько отцов города надолго присело, а у меня вышла первая книжка.

– Да-а, протянул я, умели раньше репортёры работать. Что Гиляровский, что вот вы… Сейчас уже таких и нет.

– Это точно, – улыбнулся польщённый Полевой. – Хороший репортёр – штучный товар… Слушай, так ты что, серьёзно собрался на паровозе всю жизнь ездить?

Неожиданная перемена темы меня немного смутила, к тому же работа на железной дороге отнюдь не входила в мои планы. А я буквально только что распинался перед аудиторией, как мечтаю трудиться помощником машиниста.

– Да как вам сказать, Борис Николаевич…

– Ты уж говори, как есть, с трибуны-то мы все мастера елей в уши лить, – хмыкнул он.

– Ну тогда, если честно, проводить полжизни в дороге меня не слишком прельщает. Чувствую, что могу потратить это время с большей для себя и других пользой.

– Например, на книги.

– И на них тоже. Но кроме того, в числе моих приоритетов бокс и музыка. Бокс, конечно, не навсегда, если задержусь в этом виде спорта всерьёз, то всё равно перчатки на гвоздь придётся вешать уже лет в тридцать. А ещё музыка. На лавры «Битлз» я не претендую, хотя с нашими вокально-инструментальными ансамблями можно посоревноваться. Но всё же музыка, скорее, для души, а книги – серьёзный труд, благодаря которому я планирую обеспечивать будущее своё и своих близких.

– То есть собираешься стать серьёзным литератором? – скорее с утвердительной интонацией и как бы со скрытым удовлетворением сказал Полевой. – Как писатель писателя я тебя понимаю. Главное, чтобы потом никто тебе не ткнул в нос газетой, где ты распинаешься о своей любви к железной дороге.

После ужина мне постелили в отдельной комнате, когда-то принадлежавшей сыновьям. У Полевых были два сына и дочь, но все уже давно упорхнули из родительского гнезда. О своих детях Борис Николаевич особо за ужином не распространялся, упомянул лишь вскользь. Может быть, стыдился чего-то? Жаль, что я в своё время не догадался как следует порыться в биографии известного писателя[3]. Хотя, узнай я что-то непристойное, наверное, смотрел на Полевого уже немного по-другому. Уж лучше так, да и не производил Борис Николаевич впечатления человека, которому есть чего стыдиться.

Перед сном с разрешения хозяина позвонил маме, предупредил, что ещё на день задерживаюсь. Попросил маму перезвонить Козыревым и донести до Ингу эту же информацию.

В Пензу я добрался лишь утром воскресенья. В поезд купил свежую прессу, вышедшую в субботу, и нашёл о себе лишь заметку в «Советском спорте». Видно. Остальные издания если и отчитаются, то позже, всё-таки пресс-конференция закончилась в восьмом часу вечера, в это время, наверное, завтрашние номера газет уже были свёрстаны и отправлены в печать. Так что «Советскому спорту респект за оперативность.

В остальных газетах заметки обо мне синхронно вышли во вторник. Наиболее полно написал «Гудок», ну так оно и понятно, я ж «их человек», который к тому же так разрекламировал работу на железной дороге. Мама всю эту охапку газет отнесла на работу, показать коллегам. В училище в стенгазету вклеили вырезанную из «Гудка» статью целиком, теперь на меня с восхищением смотрели все – от первого до третьего курса. Парни из моей группы не являлись исключением, хотя не обходилось и без дружеских подколок.

Инга также была в курсе моей поездки, я ей сам ещё по приезду в воскресенье рассказал, как съездил и как прошла пресс-конференция. Погода к этому времени успела испортиться, налетел затяжной циклон и куда-то идти не хотелось. Так что с чистой совестью провели полдня в моей комнатушке, слушая музыку и занимаясь… Ну, в общем, тем самым, чем любят заниматься взрослые два разнополых существа в полном расцвете сил. Есть, конечно, и однополые любители этого дела, но в нашей стране пока, к счастью, ЛГБТ-движение ещё не приняло такой размах, чтобы внаглую требовать от московских властей провести в столице парад единомышленников.

А на неделе Сергей Борисович снова пригласил меня на явочную квартиру «попить чайку». О пресс-конференции, похоже, он знал, кажется, всё в подробностях, даже то, что не опубликовала периодика. Не иначе там же присутствовал их человек. Вот, кстати, любопытно, наблюдение за мной с чьей санкции ведётся? В Пензе, понятно, начальник местного УКГБ в нашей банде, а в Москве? Или туда следом за мной отправился из Пензы сотрудник? И вообще интересно, кто из больших дядей входит в круг посвящённых? Почему-то мне казалось, что Андропов вряд ли, на это наводила и та история с моим «затерявшимся» делом в отделе обработки первичной информации наводила. Кто-то из его заместителей? Это уже более вероятно. Но лучше мне в эти дебри не влезать. Как говорится, меньше знаешь – крепче спишь.

– В целом неплохо держался, – вывел меня из задумчивости голос Козырева, – однако к чему было устраивать эту самодеятельность с третьими странами?

Это он про Индонезию что ли? Хм, что ж ему ответить-то… Хотя есть же, на кого сослаться.

– Сергей Борисович, помните, я вам рассказывал про экономическую революцию в Китае, где будут сочетаться планово-распределительная и рыночная экономическая системы? Так вот, именно благодаря контрафакту КНР станет третьей по могуществу державой в мире. Да, качество их продукции будет хромать, но все окупится дешевизной. А затем западные страны начнут размещать там свои производства ввиду дешевой рабочей силы и кропотливости на генном уровне китайских рабочих. Так что здесь можно неплохо сыграть, не забывая, правда, что сейчас Китай у нас в союзниках, а через тридцать лет начнёт уже всерьёз на наш Дальний восток и Сибирь заглядываться.

– Да, что-то такое ты говорил, припоминаю. Как раз в декабре в Пекине пройдёт пленум ЦК компартии Китая, посмотрим, насколько ты точен в своих предсказаниях.

– Нужно идти с ними нога в ногу, не отпускать далеко от себя, – настаивал я. – Конечно, их экономическое чудо во многом строится и на использовании практически бесплатной рабочей силы, чего мы позволить себе не сможем, да и не захотим, наверное, но помимо этого есть и другие факторы, о которых я вам говорил в одну из наших первых встреч.

В общем и целом, как принято выражаться в официальных протоколах, стороны пришли к консенсусу.

А в субботу к 12 часам дня ВИА «GoodOk» в полном составе заявилось в кафе «Ландыш». Накануне вечером после тренировки я побывал там вместе с Бузовым, провёл небольшую рекогносцировку, заодно выяснив, что всё музыкальное сопровождение небольшого кафе ограничивается слабеньким усилителем, парой маленьких колонок, стереомагнитолой и катушечным магнитофоном. То есть помимо инструментов нам придётся везти сюда всю нашу аппаратуру, включая колонки. Ну да не впервой, как-нибудь справимся, тем более что Николай Степанович заранее распорядился насчёт машины.

Гостей было порядка пятидесяти человек. Из училища помимо самого Бузова присутствовала только завуч Галина Анатольевна, вырядившаяся в какое-то нелепое фиолетовое платье с блёстками. Тугое платье выставляло напоказ все «прелести» дородного тела завуча, но её саму это обстоятельство, кажется, ничуть не смущало.

Дочка Бузова оказалась полной противоположностью своей тёзки из моего будущего. Студентка III курса политеха обладала упитанной фигурой, полным отсутствием талии и грудями как минимум пятого размера, так и норовившими выпрыгнуть из лифа свадебного платья. Лицом она была чрезвычайно похожа на своего папеньку: такой же нос картошкой, оттопыренная нижняя губа и маленькие глазки, которые из-за подпиравших их щёк казались поросячьими. На фоне крупной и деятельной невесты жених казался серой мышью. Учитывая, что и супруга нашего директора Антонина Ильинична, подобно главнокомандующему на поле битвы, раздавала указания направо и налево, похоже, и в семье её дочери будет царить матриархат.

Но наше дело маленькое – создавать музыкальное сопровождение. Во мы и играем наш свадебный репертуар. Давненько, правда, на таких мероприятиях выступать не доводилось, последний раз дело было, кажется, весной, ещё с подачи Виолетты Фёдоровны. После этого она к нам ещё пару раз подкатывала, но по разным причинам нам приходилось отказывать, так что в итоге Виолетта бросила это занятие, видно, нашла других, более покладистых музыкантов. Возможно, в паре гармониста и диджея.

Родителям новобрачных мы, как водится, посвятили песню «Родительский дом», заставившую Антонину Ильиничну прослезиться. Не обошлось без магомаевской «Свадьбы», нашлось место для «Клёна» и «Птицы счастья». Но фишкой вечера стало исполнение вещи «Потому что нельзя» из репертуара группы «Белый орёл», которую я во всеуслышание посвятил невесте.

Эту песню я, плюнув на предрассудки и понимая, что для свадьбы она «самое то», нагло объявил своим творением, и мы её репетировали весь вечер четверга. У Лены очень даже неплохо получалось подпевать на припевах, хотя, чтобы просто тянуть «а-а-а», особого таланта не нужно. В общем, объявил, что наша новая песня посвящается новобрачной, и запел:

– Облетела листва, у природы свое обновленье…

В зале сразу воцарилась тишина, песня проняла присутствующих с первых аккордов. Теперь уже по ходу исполнения, особенно после первого же припева, прослезилась невеста, так её тронула посвящённая ей песня. А нам-то что, поём и поём, разве что янатягиваю на свою физиономию умильное выражение, полуприкрыв глаза, чтобы более точно соответствовать моменту. Хорошо, что ни у кого нет видеокамеры, со стороны выгляжу, наверное, полным придурком.

Не скажу, что мы совсем не покидали маленький пятачок на возвышении, гордо именуемый сценой. Делали несколько перерывов, во время одного из них мама невесты усадила нас в уголке за накрытый столик, и мы с аппетитом принялись уминать предложенные яства, запивая их охлаждённой «Крем-содой» из полулитровых бутылок. Как несовершеннолетним, спиртное нам предложить не рискнули. Хотя я, может быть, от бокала хорошего вина и не отказался бы.

Денег, как я и обещал Бузову, мы с него не взяли, но тот прилично загрузил нас продуктами, включая по паре бутылок водки и бутылке шампанского.

– Это не вам, а вашим родителям, – погрозил нам пальцем подвыпивший Николай Степанович и обратился лично ко мне. – Варченко, хоть раз унюхаю от тебя – как дам!

И в доказательство своих слов покрутил перед моим носом кулаком.

В общем, не деньгами, так натурой взяли. Домой каждый из нас заявился с полными сумками еды и выпивки, надеюсь, родители моих музыкантов не пожалели, что отпустили их на это мероприятие.

А тем временем с учёбой – а именно с «Обществоведением» – у меня возникли кое-какие проблемы, к которым я поначалу отнёсся несерьёзно. Как выяснилось, напрасно. В один не совсем прекрасный и дождливый день в последних числах сентября урок шёл как обычно, Коромысло в своей манере прохаживался по проходам между парт, поигрывая указкой и бубня неизбежном светлом будущем, когда мы, оболтусы, наконец построим коммунизм.

– Наша с вами Родина первой прокладывает человечеству путь в коммунизм. А что значит строить коммунизм? А это, товарищи студенты, значит сооружать новые заводы и электростанции, выращивать урожаи, с тем, чтобы создать изобилие необходимых для жизни промышленных и сельскохозяйственных продуктов, возводить благоустроенные жилые дома, санатории, Дворцы культуры, стадионы. Строить коммунизм – это утверждать новые общественные отношения между людьми – отношения равенства, товарищеской взаимопомощи, солидарности, интернационализма. Это значит растить и воспитывать коммунистического человека – творца новой жизни, всесторонне развитую личность, сочетающую духовное богатство, моральную чистоту и физическое совершенство.