Текст книги "ВШ 3 (СИ)"

Автор книги: Геннадий Марченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

Глава 4

В первую ночь после приезда мне приснился странный и реалистичный сон. Словно бы иду я по какому-то коридору, сверху на старых, витых проводах свешиваются едва освещающие путь лампочки накаливания, ещё почему-то и мигающие. Я понимал, что сплю, но, касаясь пальцами облупленной краски на стенах, чувствовал все эти шероховатости и холодок вполне реально.

Я не знаю, сколько я так шёл, конца этого уходящего в сумрак коридора не было видно, и непонятно, долго ли мне так ещё идти. И вдруг я вижу дверь. Осторожно обхватываю пальцами ручку и толкаю от себя. Дверь медленно отворяется, а я оказываюсь в комнате без окон. С потолка свешивается такая же дающая тусклый свет лампочка без абажура. Посреди комнаты на стуле спиной ко мне, сгорбившись, сидит парень, вернее, даже подросток. Медленно обхожу парня, вижу его лицо, и со смесью ужаса и недоверия понимаю, что это не кто иной, как я сам. Тот слегка пухлощёкий 15-летний мальчишка с фотографии из семейного альбома, каким я был до того, как сознание пожилого Максима Варченко вселилось в своё собственное, но на сорок с лишним лет моложе тело. Однако мне в этот момент стало не по себе. Может быть, мертвенная бледность этого парнишки была тому причиной, или взгляд, от которого в жилах стыла кровь. И в то же время он глядел на меня грустно и с какой-то детской обидой в глазах с большими, бездонно-чёрными зрачками.

Я чувствовал, что нужно что-то сказать, но не знал, с чего начать, да ещё и во рту пересохло. Однако сидевший передо мной я начал первым. Причем с вопроса в лоб:

– Зачем ты отнял у меня моё тело?

– Но ведь это же и моё тело тоже…

– Твоё старое тело умерло, а это принадлежит мне.

Я понимал всю абсурдность ситуации, как понимал и то, что это сон, который так еж реалистичен, как и те два сна с «ловцом». Может, это он всё и подстроил? Скучно ему, вот и страдает ерундой.

– Поверь, я в этом теле оказался не по своей воле.

– Я знаю, но ты можешь мне его вернуть.

– Каким образом? – спросил я, внутренне холодея от предчувствия ответа.

Парень вперил в меня свои чёрные глаза и медленно произнёс:

– Просто умри.

А мгновение спустя черты его лица вдруг начали оплывать, словно расплавленный воск. Глаза, нос, рот – всё это сначала стекало вниз, но затем начало стягиваться и по бокам, будто бы кто-то невидимый ухватил кожу в районе щёк и с неимоверной силой стал тянуть её назад. Вскоре передо мной сидело существо с целлулоидной поверхностью вместо лица, и только уши почему-то оставались на прежнем месте. И это зрелище было настолько жутким, что я не выдержал и завопил с такой силой, что, казалось, мои лёгкие сейчас вместе с этим криком лоскутами полетят наружу.

– Максим! Максим!

Я открыл глаза и увидел в свете настолько лампы склонившуюся надо мной маму в ночнушке. Сердце моё бешено колотилось, а подушка и простыня были влажными от пота.

– Господи, как ты меня перепугал, Максим! Ты так кричал … Что случилось? Кошмар приснился?

– Вроде того, – выдохнул я.

Перед моими глазами всё ещё стояла эта ужасная картина: я пятнадцатилетний с гладкой, матовой маской на месте лица.

Мама наклонилась и прикоснулась губами к моему лбу.

– Температуры, кажется, нет. Может, валерьянки накапать?

– Не надо, надеюсь, больше такая ерунда не приснится.

– А что хоть приснилось-то?

– Уже и не помню, – соврал я. – Какие-то монстры типа бабы Яги и Кощея Бессмертного.

Мама улыбнулась и присела на край кровати, укоризненно качая головой.

– Нельзя так перетруждаться. И книжки пишешь, и на соревнования ездишь, и музыкой успеваешь заниматься. А сейчас ещё учёба начнётся… Какой нормальный человек это выдержит?

– Нормальный не выдержит, – согласился я, – а такой гениальный, как я – уж как-нибудь справится.

– Ой, ну всё, гений ты мой!

Она с улыбкой взъерошила чуб на моей голове.

– Ладно, пойду досыпать, время только третий час. Ты тоже постарайся уснуть, сегодня тебе понадобится светлая голова.

Да уж, денёк сегодня предстоит напряжённый. Как-никак 1 сентября, а это значит – начинается новый учебный год. Фанфары по поводу моего триумфального дебюта на первенстве Европы уже отгремели, хотя, не исключаю, в училище тоже найдётся кому меня поздравить. А так по возвращении из Греции я успел дать интервью и «Пензенской правде», и «Молодому Ленинцу», на пензенском областном радио и даже сняться у Вишневского в программе «Парус». Заодно там же исполнил несколько песен под гитару. Получился своего рода небольшой творческий вечер минут на пятнадцать. Кстати, исполнял под аккомпанемент чехословацкой гитары «Cremona» с катавеем[1]. Откуда она у меня появилась? После визита на киностудию у нас с мамой оставалось ещё немного времени, и я предложил заглянуть в попавшийся на пути к станции метро комиссионный магазин. Там и обнаружилась эта подержанная, но находившаяся в отличном состоянии модель, причём не болгарского, а аутентичного чехословацкого производства. Стоил инструмент вместе с футляром всего 70 рублей, почему бы не взять? Не всю же жизнь заимствовать у Вальки его «ленинградку».

Кстати, мы наконец-то спустя долгое время, кое-кто даже отдохнувшие и посвежевшие, собрались нашим небольшим коллективом и провели пару репетиций в гараже. После чего на прошлой неделе погрузили инструменты и аппаратуру на бортовой «уазик» и доставили в альма-матер, то бишь в железнодорожное училище, спрятав всё до поры до времени в каптёрку при актовом зале. Теперь мотоциклу в гараже было где развернуться. Договорились, что с началом учебного года возобновим и постоянные репетиции. Тем более у меня наклёвывался новый материал, да и Валя без дела не сидел, тоже написал одну вещицу в каком-то экзистенциальном стиле. Не иначе, обслушался Боба Дилана. Однако песенка с виду хоть и незамысловатая, но чем-то цепляла, напоминая меланхоличную дилановскую «Knocking On Heavens Door», да ещё и с заумным текстом. Вишь ты, пробило нашего бас-гитариста на высокий штиль.

А позавчера я был приглашён в Комитет по физической культуре и спорту при обкоме партии по весьма приятному поводу. Председатель комитета Александр Петрович Филиппов вручил мне значок и удостоверение «Мастера спорта СССР», поблагодарил за то, что я прославляю Сурский край за его пределами и пожелал успехов в учёбе и спорте. Присутствовал и Храбсков, ему вручили грамоту за подготовку чемпиона Европы среди юниоров и, как он мне позже сказал, повысили категорию. Правда, какую надбавку он будет получать, не уточнил, а я не стал спрашивать.

Каким-то образом мне удалось ещё вздремнуть до того момента, как мама деликатно постучала в дверь моей комнаты, приглашая умываться и завтракать. Голова была немного чугунная, от пробежки я, естественно, после таких сновидений отказался. Лежал и размышлял, к чему этот сон, пока небо не тронула заря, отражаясь розовым на каёмках облаков. Это было третье подобного рода, столь реалистичное видение. Первые два были связаны с «ловцом», что значит мой сон на этот раз – оставалось только гадать. Какие-то ещё силы научились манипулировать моим сознанием или это проделки «ловца»? Он-то, вероятно, и мог ждать ответ, но призвать «ловца» не так-то просто, эта субстанция сама появляется, когда ей надо. Так что я постарался просто выбросить из головы этот жутковатый сон, решив, что мои умозаключения относительно него бездоказательны и нечего попусту ломать свой мозг.

На завтрак была яичница с поджаренными сосисками. Несмотря на плохой сон, аппетиту это не повредило, и вскоре дно сковороды блестело после того, как я вылизал его корочкой хлеба. Кружка какао с молоком и бутербродом вприкуску завершила завтрак. Далее меня ждал с вечера наглаженный костюм, белоснежная рубашка и начищенные ботинки. Сегодня, так и быть, буду при параде, торжественная линейка, как-никак. И не я один, весь личный состав училища сегодня будет в костюмах. Ну и будущие проводницы при параде, само собой. Это потом уже можно будет поменять форменные штаны и скромные юбки на унисексуальные джинсы и свитера.

– Макс, привет!

– Здорово, Макс!

– Слушай, а я тебя по телевизору видел! Ты молоток, конечно, чемпион Европы! И под гитару здорово пел.

В общем, так меня по плечам обхлопали, что они уже начали побаливать. Я был тоже рад видеть знакомые лица, многие из которых смотрели на меня с неподдельным восхищением. Приятно, чёрт возьми, когда тобой восторгаются! Не уверен, что во мне взыграл грех гордыни, но, в конце концов, никто из нас не чужд маленьким человеческим слабостям.

Потом было персональное поздравление от мастера и Николая Степановича. А торжественную линейку открыл транслируемый через магнитофон «Гимн железнодорожников». Далее Бузов отдельно высказался обо мне в том плане, что другим учащимся есть с кого брать пример. Мол, наш Максимка и швец, и жнец, и на дуде игрец. Здесь мне стало немного неудобно, но я всё же пережил этот трогательный момент, хотя многие из первокурсников разглядывали меня будто бы какой-то диковинный экспонат кунсткамеры.

И, конечно же, я не мог не заметить внимание к моей персоне Верочки. Пусть она делала вид, что я не очень-то её интересую, однако то и дело бросала в мою сторону взгляды, которые при желании можно было истолковать как угодно: от восторга и похотливости до лёгкого презрения. Хотя за что меня презирать… Убей, не пойму. Если за тот неудавшийся секс, то там нам батя помешал, а если за то, что вообще сделал попытку разделить с ней ложе… Тут я ничего с собой поделать не мог, да и она с готовностью пошла мне навстречу. Теперь-то я, конечно, ни-ни, как-никак мы с Ингой обменялись клятвами, что будем верны друг другу по гроб жизни.

После моего возвращения из Греции мы с ней занимались любовью чуть ли не ежедневно, благо мама во время визитов Инги к нам домой деликатно уходила в магазин или к соседке поговорить за жизнь. Кстати, с моря Инга привезла мне в качестве сувенира настольный письменный набор. Никогда бы не подумал, что такие вещи можно сделать не из камня, а из… ракушек. Это реально было круто, и наверняка стоило не один рубль, но задавать вопросы о деньгах я считал бестактным. Тем более что и сам привёз Инге из Греции сувениры, которым она обрадовалась, словно ребёнок. Хотя, в сущности, она ещё и была ребёнком, пусть даже в постели мы с ней уже вытворяли совсем не детские вещи.

Сегодня у них в школе тоже торжественная линейка и Ленинский урок. Договорились отметить 1 сентября походом в кафе, и то, что Верочка бросает в мою сторону двусмысленные взгляды, меня никоим образом не должно как-то волновать. Вот только физиологию не обманешь, «предатель» в штанах наливался соком и крепчал не по дням или часам, а по секундам, и я как манну небесную ждал окончания линейки. Чтобы как-то сбросить напряжение, отворачивался в сторону и думал об отстранённых вещах типа работы над книгой о викингах.

Она, к слову, продвигалась неплохо, по возвращении в перерывах между встречами с Ингой я всё свободное время посвящал истории Задора, и к 1 сентября успел написать, пожалуй, половину романа. Новые, отпечатанные на машинке главы я давал читать маме, умоляя высказывать непредвзятое нашим родством мнение. Я-то сам и так видел, что книга получается интересной, тем более о викингах в отечественной литературе в таком ключе наверняка никто не писал, но всё равно хотелось посмотреть на реакцию рядового, скажем так, читателя.

Мама хоть и не любительница такого рода жанров, ей бы что-нибудь типа любовного романа (может, и впрямь напишу когда-нибудь) почитать, но тут втянулась, и уже с нетерпением ждала каждую новую главу. Следом я стал со своей книгой знакомить Ингу, реакцию была ещё более восторженной. Удостоверившись, что иду в правильном направлении, я принялся писать дальше с удвоенной энергией. Таким вот образом к началу учебного года примерно половина романа была написана. Дальше, конечно, в связи с учёбой, репетициями и тренировками свободного времени будет поменьше, но хотя бы в ближайшей перспективе не ожидается сорванной – все эти поездки на турниры отнимают от нескольких дней до полутора недель. Это ещё хорошо, что сборы перед первенством Европы всего ничего были, а по идее нас вообще месяц должны были гонять. Если на чемпионат мира, который, по слухам, должен состояться в следующем году, я поеду, то вот там-то вряд ли удастся избежать предсоревновательных сборов. Но до них ещё надо дожить.

А что касается республиканских и всесоюзных соревнований, то ближайшее состоится в декабре. Москва примет первенство ВДСО «Трудовые резервы» среди учащихся системы начального и среднего профессионально-технического образования, куда я поеду защищать честь пензенских пэтэушников.

Но это ещё через три с лишним месяца, до этого времени я точно должен добить свой роман. А Катков тем временем вытребовал у меня моего «Сироту» и собрался опубликовать несколько первых глав в ближайшем номере «Суры». Естественно, Полевому я о таком «ходе конём» говорить не стал. Он со мной, к слову, созвонился где-то неделю спустя после моего возвращения из Греции. Сказал, что в редакцию потоком идут письма и звонки, касающиеся моей скромной персоны. Многие сомневаются, что это произведение написал такой молодой автор и жаждут увидеть самородка воочию. Заодно задать вопросы о творчестве. Вот Полевой и подумал, не устроить ли в редакции журнала мне встречу с прессой и читателями, типа пресс-конференции в свободном стиле. Редакция даже готова оплатить мой проезд в оба конца и, если понадобится, проживание в гостинице. На это я сказал, что я не против, вот только скоро начинается новый учебный год, и выкроить время будет нелегко. Борис Николаевич пообещал, чтобы на этот счёт я не волновался, вряд ли руководство училища откажется от лишнего упоминания своего воспитанника на страницах центрального издания. Так что надежды юношей, как говорится, питают.

А ещё на днях пришло письмо от бати. Пишет, что в начале августа на приисках вывихнул лодыжку, и посему ввиду вынужденного простоя лишился части заработка. Обещал сделать перевод на двести рублей, но только попозже, в сентябре. Мы с мамой, прочитав письмо, лишь понимающе друг другу улыбнулись, мол, у самих заработки покруче будут. Но в ответном письме мама не отказалась от перевода, чтобы батя там не расслаблялся. А относительно моих доходов не стала вдаваться в подробности, написав лишь, что в «Юности» выходит мой второй роман, а на киностудии Горького готовится к съёмкам фильм по моей книге «Остаться в живых». Ну и про победу на первенстве Европы упомянула, если батя вдруг ещё не в курсе. Хотя откуда бы ему быть в курсе, первенство континента среди юниоров – не такое уж и глобальное событие, чтобы греметь по всему Союзу. А до эпохи интернета – как от Пензы до Пекина в позе краба.

Второй курс шёл параллельно 10-му классу общеобразовательной школы, и у нас какие-то предметы добавились, а какие-то ушли. В числе «ушедших» был и русский язык, но литература оставалась. Так что с Верочкой мы ещё будем пересекаться на уроках.

«Ушли» география и физика, зато добавились астрономия и обществоведение. И что любопытно, в первые же дни нового учебного года я умудрился испортить отношения с преподавателем обществоведения Владленом Эдуардовичем Коромысло. Такая вот занятная фамилия, над которой потешались многие студенты. Правда, больше за спиной. Коромысло с виду был плюгавым, невзрачным мужичком, но яда в нём плескалось, как в чёрной мамбе. Да и указкой мог отходить по рукам или спине, а в ответ не двинешь – учитель.

Владлен Эдуардович, как ни странно, был сессионным преподавателем. То есть его основным местом работы считалась обычная средняя школа, а поскольку часов у него там было немного (обществоведение преподавалось лишь в выпускном классе), Коромысло сумел каким-то образом договориться в гороно и параллельно с Бузовым, чтобы появляться и в училище. И вот уже несколько лет он издевался над несчастными студентами. Раньше я слухами питался, а теперь судьба сама свела меня с ним.

Чего-то невзлюбил он меня. Может, ему не нравились физически развитые по сравнению с ним молодые люди, или он просто считал, что я не по годам успешен, и тупо мне завидовал? Не знаю, но его придирки порой настолько выводили меня из себя, что я чудом сдерживался, чтобы не нагрубить или вообще двинуть в ухо.

В целом-то я, конечно, на его уроках не усердствовал, да и вообще не сказать, чтобы по каким-то предметам был отличником. Учёба меня откровенно тяготила, отнимала массу времени, которое я мог бы потратить с пользой на что-то более важное. В первую очередь на книги, музыку и спорт… Но не бросать же училище! Не принято так в нашей стране, человек должен ходить в детский сад, школу, училище или техникум, в институт, наконец, если уж так приспичит получить высшее образование. Мне ничего из вышеперечисленного не было нужно. То есть детсад и школу я миновал, а ПТУ и ВУЗ меня совершенно не интересовали. Я хотел стать если не культовым, то известным советским писателем, причём исключительно на своих, а не ворованных книгах или сюжетах. Хотел заниматься музыкой, но это в охотку, постольку-поскольку, на заполненные до отказа стадионы и Дворцы спорта я не претендовал. Бокс – это пока здоровье позволяет, надеюсь, до того момента, как окончательно повешу перчатки ан гвоздь, успею создать в нашей с Ингой квартире небольшой музей спортивных достижений Максима Варченко. А почему бы и нет? Это я и насчёт нашей с Ингой квартиры, и насчёт домашнего музея. Если мы поженимся – а с этим, надеюсь, проблем не возникнет – то рано или поздно у нас появится собственная жилплощадь. Скорее рано, учитывая должность Михаила Борисовича и, думаю, не «хрущёвка». Ну и почему бы не устроить в нашей большой и светлой квартире с лоджией уголок моих достижений? Надо же будет куда-то складывать медали и грамоты, вот там им будет самое место.

Поймал себя на мысли, что думаю, как какой-то приспособленец. А если Козырев подарит нам квартиру, на которую десять, а то и двадцать лет стоял в очереди какой-нибудь заводчанин? Может, я и не узнаю об этом, да и скорее всего, не узнаю, но кто мне запретит строить такие предположения? И мучайся потом всю жизнь, представляя в видениях, как многодетная семья ютится в коммуналке с обваливающейся от сырости штукатуркой.

Можно, конечно, предположить, что я гордо взбрыкну и попробую сам заработать на собственную жилплощадь. Жилищно-строительные кооперативы ещё никто не отменял, а доходы попавшего «в струю» писателя позволят вложиться и в «двушку». Вот только тянуло меня в столицу, хоть убей. Там кипела, бурлила жизнь, там я смогу себя реализовать в полной мере, не тратя драгоценное время на переезды из одного города в другой. А с годами, глядишь – если в стране всё ещё будут строить коммунизм под чутким руководством партии – может, стану обладателем дачи в Переделкино. Правда, в XXI веке Переделкино станет практически частью Москвы, но до того времени ещё дожить нужно. Почему-то дачка в писательском посёлке, пропитанном духом литературных небожителей, периодически виделась мне в моих грёзах. К тому времени, чего доброго, ещё и сам стану в один с ними ряд. Хотя, может, и не встану, я не собирался тратить годы на сочинение скучных опусов, которые можно читать только под дулом пистолета. Я беллетрист, и этим всё сказано. И уж стихи точно не моя самая сильная сторона, дальше текстовок для песен я не заглядывал. А дачу, может, просто возьму и куплю. Ну или подмажу кого надо в самом крайнем случае.

С другой стороны, не лучше ли оставаться первым парнем на деревне? В Москве таких «звездунов» пруд пруди, а здесь я буду на виду, обласкан местной властью… Короче говоря, мечтать не вредно, а реальность тем временем расставляла свои приоритеты. Одним из них стал вечерний звонок от Полевого. Тот интересовался, смогу ли я подъехать в редакцию в субботу, 16 сентября. Если смогу, то он даёт в свежем номере «Вечерней Москвы» объявление о творческой встрече с молодым писателем Максимом Варченко. Я сказал, что придётся отпрашиваться, так как суббота у нас учебный день, на что Борис Николаевич просто попросил дать номер директора училища, пообещав созвониться с ним с утра. На следующий день Бузов сам меня вызвал к себе в кабинет.

– Варченко, я только что говорил с человеком, который представился главным редактором журнала «Юность» Борисом Полевым. Он сказал, ты ему дал номер моей приёмной.

– Ну да, – подтвердил я, – Борис Николаевич вчера вечером мне звонил, приглашал на встречу с читателями 16-го числа, а я сказал, что это учебный день, и нужно будет у вас отпрашиваться.

– Считай, что отпросился, – улыбнулся Николай Степанович и, прежде чем я начал его благодарить, немного заискивающе сказал. – Максим, тут такое дело… Дочь моя старшая, Ольга, 23-го сентября замуж выходит, не мог бы ваш ансамбль обеспечить музыкальное сопровождение?

– Ваша дочь Ольга Бузова?

Я едва не прыснул, но в последний момент сумел себя сдержать.

– Да, Ольга Николаевна Бузова. А что такого?

– Да нет, это я так… Когда, говорите, свадьба, 23-го? А где?

– В кафе «Ландыш». Знаешь, где это?

– Конечно!

– Ну так что, выручите?

– Само собой… Машиной обеспечите, чтобы туда-сюда инструменты и аппаратуру возить?

– Без вопросов! Давай только насчёт оплаты вашего выступления сразу договоримся…

– Нет-нет, денег я с вас не возьму, – запротестовал я, увидев моральные терзания директора. – И ребята меня в этом поддержат, не сомневайтесь. Разве что покормите где-нибудь в уголке, а то ещё слюной изойдём.

В общем, так и порешили, и товарищи по ансамблю меня действительно поддержали. Собственно, на их месте я бы тоже особо не выпендривался, учитывая, что мы второй год на халяву пользуемся репетиционной базой.

За три дня до поездки меня вызвонил Сергей Борисович, пригласив на очередное свидание на явочную квартиру. Когда мы сели пить традиционный чай, начал он издалека. Расспросил о моих делах, о поездке в Грецию, о конфликте с поляком. Поздравил с победой на чемпионате Европы.

Его постоянное «выканье» как-то давило мне на нервы, я привык, что все относятся ко мне, как к подростку, а тут всё на «вы» да на «вы». Так и заявил Козыреву. Тот улыбнулся и сказал, что и сам каждый раз устал себя контролировать, чтобы не перейти со мной на «ты», дабы не обидеть.

– Сергей Борисович, – протянул я, – да чем же вы меня обидите? Давайте я так и буду к вам на «вы» обращаться, а вы ко мне на «ты», так будет и мне, и вам привычнее.

На том и порешили. Когда я дошел до предстоящей в встречи с поклонниками и журналистами в редакции «Юности», Сергей Борисович стал серьёзен:

– А я, собственно, об этом и хочу с тобой поговорить. Ты понимаешь, тут вот какая штука получается… На пресс-конференции собирается появиться собкор в СССР американского издания «USA Today» Генри Стоун. По нашим данным, этот самый Стоун связан с ЦРУ. То есть, судя по всему, ты сумел каким-то образом заинтересовать американцев.

– Надо же, – покачал я головой. – Что же мне теперь, всё отменить?

– Не стоит, это ещё больше их насторожит. Просто старайся быть более осмотрительным в ответах. А некоторые из них можно подготовить заранее. Например, Стоун может спросить, откуда ты знаешь английский язык…

– А я разве на нём часто разговариваю?

– А песню «Heart-Shaped Box» кто написал? Ну или позаимствовал у какой-то там «Нирваны», не суть важно, журналист знает только то, что её автором являешься ты. И естественно, может спросить у тебя про такое хорошее знание английского. Отговорка с якобы оконченной спецшколой, которой ты попотчевал Свиридова, здесь не пройдёт, они наверняка про тебя уже кое-что нарыли, в том числе, что учился ты в обычной средней школе и прежде особого владения иностранными языками не демонстрировал.

– А откуда вы знаете о нашем разговоре со Свиридовым? Он что, тоже из… из ваших?

– Неважно, – хитро улыбнулся Козырев. – Моё дело – тебя предупредить и придумать легенду. Так вот, запомни имя, отчество и фамилию – Леонид Аркадьевич Фигельман. Это профессор, доцент кафедры иностранных языков пензенского педагогического института. По легенде, ты обратился к нему с просьбой перевести на английский язык текст песни, что он для тебя с удовольствием и сделал.

– Леонид Аркадьевич Фигельман, профессор, доцент кафедры иностранных языков пензенского педагогического института, – как попугай, повторил я. – Вроде запомнил.

– Если будут интересоваться, от куда ты знаешь профессора, скажешь, что познакомился с ним через одного из своих друзей-студентов. Думаю, дальше никто уточнять не станет, это будет уже походить на допрос. А теперь давай проработаем ещё некоторые из возможных вопросов.

Когда уже собирались прощаться, я осторожно закинул удочку, словно бы про себя пробормотав:

– Как же не хочется заниматься нелюбимым делом…

– Ты это о чём?

– Что? А, это у меня мысли вслух, – улыбнулся я немного смущённо. – Просто ведь знаю, что не буду работать помощником машиниста, но придётся ещё почти два года торчать в училище, осваивая ненужную мне профессию.

– А, вон ты о чём… Ну а куда деваться, каждый советский подросток обязан учиться. Со своей стороны, я прекрасно понимаю, что учёба у тебя лишь отнимает время, но что в этой ситуации можно придумать?

– Может быть, реально выхлопотать что-то типа перевода на заочное обучение?

– Я знаю, что в вузах есть заочное обучение, но про училища такого слышал.

– В виде исключения, – соорудил я жалостливую мину.

– Хм, эк тебе учёба поперёк горда встала. Я доложу руководству, может, у него какие-то мысли появятся. Но, опять же, став заочником, ты можешь привлечь к себе ненужное внимание. А мы, напротив, стараемся, чтобы ты как можно меньше выделялся из числа своих сверстников.

– Да уже выделился, – грустно хмыкнул я.

– Это да, – согласился Козырев, – трудно найти в Союзе, да и, пожалуй, во всём мире 16-летнего юношу, который мог бы похвастаться подобными достижениями. Но лучше всё же лишний раз не привлекать к себе внимания.

Вечером пятницы, 15-го сентября, я в который уже раз за последний год садился в спальный вагон фирменного поезда «Сура», по радиосвязи которого, едва мы тронулись, тут же включили «Гимн железнодорожников». Соседи мне достались спокойные, москвичи. Приезжали навестить пензенских родственников, хотя когда-то и сами были пензяками. Субботним утром я выгрузился из вагона и потопал к станции метро. Можно было, конечно, взять такси, но это нужно отстоять очередь, в метро быстрее. Билет на вечерний поезд я брать не стал, неизвестно ещё, на сколько затянется мероприятие.

Пресс-конференция назначена на 18.00. Я решил заглянуть в редакцию заранее, провести, так сказать, рекогносцировку на местности. Да и с Полевым не помешает предварительно побеседовать.

Борис Николаевич, как накануне и договаривались, ждал меня на рабочем месте. С его секретаршей я поздоровался как со старой знакомой и вручил купленную перед отъездом коробочку конфет «Птичье молоко» от пензенской кондитерской фабрики. Та приняла подношение с улыбкой и тут же спрятала коробку в ящик стола.

– А-а, Максим! Как добрался, нормально?

Полевой встал из-за стола и не то что пожал мне руку, а буквально заключил в свои медвежьи объятия. Силён старик, подумал я, есть ещё порох в пороховницах. Наконец разомкнул объятия и кивнул на стул:

– Садись, обсудим твою предстоящую пресс-конференцию. Сильно устал с дороги? Чайку выпьешь?

– Да устать-то не успел, ночью в поезде выспался, соседи спокойные попались. А от чая не откажусь, я сегодня, честно говоря, и позавтракать не успел.

– Полноценного завтрака не обещаю, а чай с печеньями и конфетами организуем.

Пять минут спустя на столе передо мной появилась фарфоровая чашка на блюдце и тарелочка с обещанной закуской. К тому времени мы успели обсудить некоторые моменты предстоящей пресс-конференции. Полевого, как и Козырева, интересовало, насколько я готов отвечать на любые, даже самые каверзные вопросы. О том, что на мероприятии будет присутствовать корреспондент газеты «USA Today», он знал, а вот насчёт его «двойного дна» если и догадывался, то не счёл необходимым меня со своими догадками познакомить.

Когда мы уже вроде бы всё обсудили, Полевой устроил мне экскурсию в актовый зал, служивший одновременно помещением для встречи с известными людьми и пресс-конференций. Уютный такой зальчик на 70-100 мест, тут даже при желании можно и камерный концерт провести. Только, думаю, артистов будет немного смущать большая чеканка на стене позади сцены в виде головы Ильича.

Когда Полевой стал поглядывать на часы (видимо, помимо меня у него были и другие дела), я понял, что пора прощаться. Пообещал прийти не позднее половины шестого.

– Давай, погуляй по Москве, погода хорошая, – поддержал меня главред. – И вот, это тебе компенсация за траты на проезд.

Он вытащил из кармана три десятирублёвых купюры и протянул мне.

– Борис Николаевич, да не надо…

– Надо, Максим, надо! Бери!

– Да тут ещё на один проезд туда и обратно хватит!

– Ничего, считай, это за амортизацию. Кстати, у тебя поезд во сколько?

– Около восьми вечера.

– М-м-м… А билет уже взял?

– Нет, кто знает, насколько долго эта пресс-конференция затянется.

– Да, можешь и не успеть. Тогда вот что – переночуешь у меня.

– Как-то неудобно, может…

– Неудобно-неудобно, – проворчал он. – Ты давай заканчивай ломаться, как барышня. Тем более супруга всегда рада гостям, а некоторые у нас остаются на ночь, так что тебе совершенно нечего стесняться.

Ну что ж, думаю, я и впрямь мог бы переночевать у Полевого, вряд ли главный редактор ведущего журнала страны и автор культовой «Повести о настоящем человеке» стеснён в жилищных условиях. Так что и впрямь ломаться не стал, дал своё согласие в случае чего расположиться на ночёвку у Бориса Николаевича и отправился тянуть время до пресс-конференции.

Чаепитие с печеньками мой растущий организм не сильно насытило, и я завалился в первую же попавшуюся на пути пельменную. Порции тут были такими мизерными, что я заказал сразу тройную, попросив повариху на раздаче не жалеть сметанки. К пельмешкам, на вкус, кстати, оказавшихся весьма недурными, я взял вазочку салата «Витаминный», а завершили дело два стакана компота с сочником.

Вот теперь жизнь кажется чуточку веселее. Захотелось присесть где-нибудь на лавочке, подставив лицо всё ещё тёплым лучам сентябрьского солнышка. Что я и сделал, обнаружив скамейку у подъезда одного из находившихся поблизости домов. Скамейка была даже со спинкой и, что удивительно, чистая, а то ведь молодёжь во все времена любила усесться повыше на спинку, а ноги в грязной обуви поставить на то место, куда нормальные люди опускают свой зад. Так что я откинулся на спинку, закинул ногу на ногу и закрыл глаза. И так мне стало хорошо, что я не заметил, как задремал.