Текст книги "ВШ 3 (СИ)"

Автор книги: Геннадий Марченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Глава 1

Майор КГБ Владимир Харитонович Копцев когда-то считал свою работу в этом засекреченном отделе Комитета госбезопасности весьма увлекательной. Семь лет назад он переступил порог отдела обработки первичной информации новоиспечённым капитаном, и с энтузиазмом взялся за изучение поступающих к нему материалов, на папках с которыми иногда стоял гриф «совершенно секретно». В его обязанности входило рассмотрение этих дел и перекладывание папок либо в левую стопку, либо в правую. В левую отправлялись дела, которые, на взгляд Копцева, представляли интерес, в правую – материалы, не содержащие, по мнению майора, никакой ценной информации. Папки из правой стопки направлялись в архив, из левой – на дальнейшее изучение более высокопоставленными сотрудниками отдела, чтобы в итоге в 99 процентах случаев тоже оказаться в архиве.

Именно от Копцева зависело, будет ли более пристально изучаться факт необъяснимого свечения в небе или слесаря, якобы силой мысли двигающего предметы, либо эти дела будут покрываться пылью в вотчине Лексеича – ныне заведующего архивом отставного подполковника.

Через пару лет, когда Владимир Харитонович дорос до майора, он начал понимать, что занимается какой-то хренью. Не о таком он мечтал, когда принял предложение работать. Хоть Копцев и не догадывался, что в Штатах в будущем снимут сериал о похождениях Малдера и Скалли – его коллег из ФБР, именно этим он и хотел заниматься. А на самом деле он завален бумажной работой, как канцелярская крыса. От лишнего веса хотя бы спасают проходящие три раза в неделю занятия в динамовском спортзале, но как бы через год-другой не заработать себе геморрой, как сидящий за стенкой подполковник Тимаков.

Сегодня Владимир Харитонович с утра был не в лучшем настроении. Накануне вечером поцапался с женой, а с утра она так и продолжала дуться, собирая сына в школу. Ещё и тут навалили кучу свежих папок, сиди, читай всякую ересь.

Верхней в стопке лежала папка с делом некоего Максима Борисовича Варченко из Пензы. Ого, земляк! Вернее, почти земляк, так как Копцев был родом из Пензенской области, из районного центра Городище. И службу в КГБ начал под руководством Лазарева, который вот уже почти пятнадцать лет возглавлял региональное управление. Иван Ильич стал тогда для лейтенанта Копцева чуть ли не вторым отцом, а впоследствии рекомендовал уже капитана Копцева на повышение в Москву, отметив аналитический склад ума своего подчинённого.

Так, одёрнул себя майор, воспоминаниям предаваться будем потом, нужно делом наконец заняться. Хм, а досье-то, кстати, спецпочтой поступившее от какого-то капитана Синицына из местного управления КГБ, Лазаревым не завизировано. В сопроводительной записке говорилось, что ввиду разосланного в конце прошлого года «по городам и весям» негласного указа товарища Андропова усилить наблюдение за гражданами, хоть как-то выбивающихся из общепринятых норм поведения, внимание гэбиста привлёк 16-летний подросток, и он, капитан Синицын, решил проявить инициативу. Вполне может статься, что Иван Ильич и не в курсе.

Так-с, и чем же этот Варченко вызвал интерес капитана Синицына? Ага, он, оказывается, ни с того ни с сего вдруг занялся музыкой, играя на гитаре почти профессионально, хотя до этого инструмент почти и не держал в руках. Неожиданно начал писать книги, чему свидетельством опубликованный в журнале «Юность» роман под названием «Остаться в живых». А кстати, он же, Копцев, кажется, читал этот роман, и как раз обратил внимание на юный возраст автора. И вещь понравилась, хорошо написана, ещё подумал, как подросток мог ТАКОЕ написать?!

Ну а помимо прочего, докладывал капитан, ещё и на ринге у Варченко вдруг пошли успехи, хотя прежде, по словам тренера, занимался ни шатко ни валко. В общем, удивил всех, родителей в том числе, которые не знали, как объяснить появление всех этих талантов.

На этом, собственно, информация и исчерпывалась. Если брать парня в разработку, то папка отправится налево. И тогда для 16-летнего Максима Варченко могут наступить тяжёлые времена. Шут их знает, его начальников, вдруг решат вытрясти из подростка всю душу, да ещё с применением каких-нибудь спецсредств. Хотя что он им сможет сказать? Согласно документу, пацан и сам не понял, с чего это вдруг у него открылись такие дарования. Нет, ну всякое случается, и что, из-за этого парню жизнь ломать? Кто его знает, каким он станет после того, как им займутся всерьёз. Если, конечно, займутся. Но могут и не заняться, однако это ещё, как говорится, бабушка надвое сказала. После приказа Андропова ретивость у многих служак повысилась, на этом фоне и так уже, насколько он слышал, после допросов с пристрастием у некоторых ни в чём неповинных граждан здоровье изрядно пошатнулось. Психическое, во всяком случае. Получается, если и Варченко попадёт в эти перемалывающие жизни шестерёнки, то он, Владимир Копцев, станет невольным соучастником этой истории.

– Вот уж хрен вам!

– Чего?

Сидящий за соседним столом капитан Кравцов недоумённо посмотрел в его сторону. Чёрт, надо же так, выразил свои мысли вслух. Не иначе ссора с женой довела его до такого состояния.

– Ничего, Вить, это я так, о своём, – через силу улыбнулся Копцев и решительно шлёпнул папку на правую сторону стола.

* * *

– Хорошо ли тебе, девица? Хорошо ли тебе, красная?

– Хорошо, дедушка… Делай, делай, не останавливайся.

Под такое нежное мурлыканье разве ж остановишься?! Это не то, о чём вы могли бы подумать, это я Инге массировал ступни ног. По прежней жизни знал, какой кайф ловят женщины, когда с ними такое проделывают, вот и решил тряхнуть стариной. Мужчины, наверное, тоже не отказались бы от подобной процедуры, только кто ж им будет массировать их мозолистые ступни?

Порез на ладони за минувший месяц прекрасно затянулся, о той драке на пляже напоминал разве что тонкий белесый шрамик, так что делать массаж и заодно разрабатывать ладонь мне ничто не мешало. Ну разве что детородный орган, который я вынужден был стиснуть бёдрами, чтобы не топорщился. И это при том, что не прошло и десяти минут, как мы с Ингой совершили ЭТО. Сейчас она лежала на моей кровати с закрытыми от наслаждения глазами, волосы разметались по подушке, и на её губах блуждала счастливая улыбка. А я сидел на другом краю кровати и под романтическую «Jealousy»[1]нежно массировал ступни её ног.

– М-м-м, так бы лежала и лежала, – простонала она, потягиваясь.

– А я бы массировал и массировал, – ответил я в тон.

– Как же не хочется в эту Ялту несчастную лететь… И попробуй скажи что-нибудь родителям, они ни за что в жизни меня одну не оставят на две недели.

– А я бы слетал… Правда, желательно вместе с тобой. Но вообще-то на твоём месте я бы не сильно переживал, меня-то тоже в Пензе не будет первую половину августа. Получается, ты 1-го августа улетаешь в Ялту, а я 2-го уезжаю в Москву на двухдневные сборы и потом летим в Грецию. Ха, я-то хоть в Средиземном море искупаюсь, а ты только в Чёрном.

– Ах ты…

Она предприняла попытку меня ущипнуть, но я ловко перехватил её руку и запечатал её уста своим поцелуем. Ну а дальше в течение следующих минут пятнадцати мы занимались одним весьма приятным делом.

Затем, приведя себя в порядок, Инга бросила взгляд на лежавшие на столе часы «Ракета», когда-то подаренные ею же мне на день рождения, и ойкнула:

– Ничего себе! Время без двадцати шесть!

– Может, не пойдёшь домой?

– Ага! Ты ещё не видел, как моя мама обижается. А уж если я опоздаю к началу застолья в честь её дня рождения… Полгода будет потом дуться.

– Ладно, так уж и быть, лети, птичка певчая.

Наши губы вновь, в который уже раз за сегодня сомкнулись, а когда длинный и жаркий поцелуй завершился, я встал и взял с полки коробочку духов «Сигнатюр». Специально в поисках какого-нибудь приличного подарка зашёл в наш ЦУМ, а там как раз «выбросили» болгарский парфюм. Не французский, конечно, но тем не менее.

– Держи, от меня подарок твоей маме.

– Ой, а как ты догадался, что она такими пользуется?

– В последний свой визит к вам видел такие же на трюмо, подумал, что ты ими вряд ли душишься, значит, мамины.

– Ну ты прям Шерлок Холмс!.. Обязательно передам. Всё, я побежала, иди провожай.

Закрыв за Ингой дверь, я задумчиво посмотрел на телефон. Позвонить, что ли, Полевому, спросить, как идёт подготовка к публикации «В предгорьях Карпат»? Хотя вроде бы созванивались на прошлой неделе, чего зря человека от работы отрывать… Бушманова набрать? Ну там и так вроде бы всё на мази.

А может, устроить вечернюю пробежку? Только не по Московской вверх, а по Володарского. Там подъём покруче будет, однако и народу с машинами меньше, дышится свободнее, нынешние машины, особенно автобусы и грузовики, чадят так, что мама не горюй! Сходил бы на тренировку, но она только завтра. Храбсков носится со мной, как курица с яйцами, всё грезит грядущим первенством Европы в Греции. Он со мной за границу снова не поедет, но моя очередная победа – если таковая случится – снова принесёт ему определённые бонусы. Что ж, Анатольич это заслужил, вложив силы и время в мою подготовку. Хотя три недели из-за заживавшего пореза мне и пришлось пропустить, но я за это время зато качал дыхалку, и теперь вынослив, почти как марафонец.

С репетициями пока пришлось сделать перерыв. И Валька, и Лена синхронно отправились родителями на курорты. Только одни в Палангу, а вторые в Пицунду, вернутся домой один через пять дней, вторая через неделю. До кучи Юрка свалил помогать бабушке в деревне с огородом на пару недель, так что один я в городе из всей группы остался, один как перст.

Трель телефона заставила меня вздрогнуть. Ну вот, всё думал, кому позвонить, а тут он сам зазвонил. Интересно, кому звонят – мне или маме? Которая сейчас, между прочим, впоте лица трудится машинисткой в «Пензгражданпроекте».

– Алло?

– Добрый день… Хотя, скорее, уже вечер, – раздался на том конце провода слегка искажённый междугородней связью строгий женский голос. – А я сейчас общаюсь, наверное, с Максимом Варченко?

– Да, так и есть, а вы кто, простите за любопытство?

– Меня зовут Ольга Васильевна Корн, я помощник режиссёра Станислава Иосифовича Ростоцкого. Он прочитал вашу повесть в журнале «Юность»…

– Роман, – на автомате поправил её я.

– Что? Ах да, роман, ну сути дела это не меняет… Так вот, Станислав Иосифович прочитал ваш роман и захотел его экранизировать. Устная договорённость с руководством киностудии имени Горького уже имеется. Теперь нам нужно получить официальное разрешение от вас. Естественное, заверенное кем-то из ваших родителей или бабушек-дедушек. Так как вы пока являетесь несовершеннолетним. Когда вы с кем-то из родственников сможете приехать в Москву?

Вот же ни хрена себе! Для меня публикация книги была пределом мечтаний, а тут, не успела она ещё в «Молодой гвардии» выйти, а её уже собираются экранизировать. И кто!!! Сам Ростоцкий! У меня даже мурашки по коже побежали. Однако я сумел справиться с эмоциями и с лёгкой иронией в голосе поинтересовался:

– А что же Ростоцкий сам не позвонил?

– Станислав Иосифович отбыл вчера в рабочую командировку, вернётся на следующей неделе.

– Кстати, если ничего не путаю, это киностудия детских и юношеских фильмов, а я не сказал бы, что мой роман рассчитан исключительно на молодёжную аудиторию.

– Картина «…А зори здесь тихие», снятая, между прочим, Станиславом Иосифовичем, тоже не очень-то молодёжная, но произведена на киностудии Горького, как и его прошлогодний фильм «Белый Бим Чёрное ухо», – парировала собеседница. – Итак, когда вас можно будет увидеть в Москве?

По идее мне ничего не мешало отправиться в столицу хоть… Нет, сегодня я уже вряд ли куплю билет на поезд, отходящий через час с небольшим. Могу завтра, например, но Ростоцкий всё равно пока в командировке.

– Давайте мы подъедем через неделю, когда Станислав Иосифович освободится.

– Вам с ним необязательно встречаться, требуется только ваша подпись под договором.

– Знаете что, Ольга Васильевна… Я, конечно, понимаю, что Станислав Иосифович уже легендарный режиссёр и всё такое, но если уж он берётся за экранизацию вещи ещё здравствующего автора, то должен хотя бы поделиться с ним своим видением картины, обсудить сценарий…

– А вы и сценарий хотите сами писать? – совершенно искренне удивилась Корн.

– Хм, а что вас так смущает?

– Ну вообще-то мы думали, что в силу юного возраста вы не сможете его написать, хотели отдать человеку, который давно набил руку на сценариях к чужим произведениям.

– То есть книгу, по которой Ростоцкий хочет ставить фильм, я написать в состоянии, а сценарий, видите ли, не потяну?! Вы хотя бы попробовать предложили, а уж затем делали выводы.

На том конце провода повисла пауза, которая нарушилась смешком:

– А вы юноша с характером, не думала, что вы такой упрямец… Но вы хотя бы представляете себе структуру сценария?

– Более чем, Ольга Васильевна. Спросите, откуда? Отвечу: случайно нашёл в нашей библиотеке пособие для начинающих сценаристов и изучил его от корки до корки.

Наверное, Остап Бендер мог бы позавидовать, с какой лёгкостью я вешаю сочинённую на ходу лапшу на уши этой тётке. Причём она мою ложь проглотила и не подавилась. На самом деле я ради интереса когда-то в будущем пробовал писать сценарий, размечтавшись, что мою книгу когда-нибудь экранизируют. Правда, он у меня так и остался лежать в шкафу среди старых газет.

– Надо же… Хорошо, я поговорю со Станиславом Иосифовичем на предмет вашей встречи. Вы пока будете у себя в Перми?

– В Пензе, – хмуро поправил я то ли случайно, то ли специально оговорившуюся Корн.

– Ах, извините, постоянно путаю Пермь с Пензой. Так, значит, вы никуда пока уезжать не собираетесь?

– В начале августа уезжаю на сборы с юношеской командой СССР по боксу, а потом мы летим в Грецию на первенство Европы.

– Вот как? И когда же вы собираетесь писать сценарий?

– Я его напишу до встречи с Ростоцким. Какой примерный хронометраж картины?

– Если бы не ваш голос, я бы подумала, что разговариваю с взрослым человеком… Вам точно 16 лет?

– Точно, – усмехнулся я.

– М-да, – задумчиво протянула она. – А что касается хронометража, то фильм планируется двухсерийным, продолжительность его, соответственно, составит около 180 минут.

– Спасибо, за неделю я успею написать сценарий.

– За неделю?! Вы уверены?

– Хотите пари?

– Вы ещё мне и пари предлагаете… Знаете, Максим, мне и самой уже хочется увидеть вас воочию. У вас есть ручка или карандаш под рукой? Запишите мой домашний номер… Как сценарий будет готов – сразу звоните. Я надеюсь, вы умеете держать свои обещания.

Положив трубку, я сходил в свою комнату за тетрадкой и переписал в неё телефон Корн, который изначально нацарапал лежащим всегда у телефона карандашом на дверном косяке ванной комнаты. Надо, что ли, сюда тетрадочку повесить, чтобы можно было записывать на бумаге, а не на косяках или – не дай бог мама увидит – на обоях.

Вернувшись в комнату, в который уже раз за последние дни взял в руки пластинку «Rock expansion», что в переводе означало «Рок-экспансия». Тот самый диск с молодыми венгерскими рокерами и моей, заимствованной у Кобейна песней «Heart-Shaped Box», о котором мне когда-то рассказывал Ковач. Полторы недели назад на почтамте я забрал пять авторских пластинок, одна из них с автографом была подарена Инга, одна – дяде Вите, три пока стояли на полке. Почти одновременно с пластинками на сберкнижку маме перечислили 435 рублей с уже вычтенными 13 процентами от изначальных пятисот. Вот так, по зёрнышку…

Что-то есть захотелось… Ещё ведь и не ужинал, с этими плотскими утехами было как-то не до еды. Да ещё этот звонок поднял настроение, а позитивные эмоции лично у меня способствуют здоровому аппетиту. Так что я прошёл на кухню, поставил на огонь чугунную, чёрную по бокам от окалины сковороду и прыснул на дно растительного масла. Порезал быстро головку репчатого лука, бросил в зашипевшее масло, чуть погодя туда же отправилась порезанная кружочками сарделька. Под занавес разбил два яйца, немного подумав, добавил третье. Чётные числа для покойников, а Бог – он Троицу любит.

Не успел выключить газ под сковородой, как мама подошла.

– Привет, а я тебе яичницу с лучком и сарделькой пожарил.

– Ой, спасибо, я как раз такая голодная! А сам-то ел что-нибудь? Да тебя накормлю и себе что-нибудь сооружу.

– Так ведь в холодильнике гороховая каша стоит…

– Я её, наверное, завтра поем, а сегодня вот такую же яичницу сделаю. Сейчас хлеб порежу.

Пока мама ела, я поделился с ней новостью про звонок из Москвы, что вполне ожидаемо вызвало у неё восторженные эмоции. Она тут же принялась вспоминать, как рыдала в кинотеатре над концовкой фильма «Белый Бим Чёрное ухо». А потом стала расхваливать моего «Сироту». В силу травмы одной рукой мне трудно было управляться с пишущей машинкой, и мама предложила набирать мою книгу у себя на работе, понадеявшись на то, что у меня более-менее разборчивый почерк. Подумав, я согласился, и вот теперь в моей комнате лежал результат её почти недельного труда, а мама пела дифирамбы, мол, она даже сама зачиталась. Впрочем, восторги эти я слышал с того первого дня, как она взялась перепечатывать мой роман.

– Мам, так сможешь отпроситься на пару дней? – прервал я её восторги.

– Не знаю, нужно хотя бы точно узнать, на какие числа.

– Ладно, как только уточню – сразу отпрашивайся.

Что-то в последние месяцы у меня столько связанных с Москвой дел появляется, что впору в столицу переселяться. Только вот где мы там жить будем? Мотаться по съёмным квартирам? Ну уж нет, мне как-то комфортнее в этой жить, да и Инга практически под боком. Да и за бабушкой приглядывать надо, она уже и так еле передвигается, впору к ней переселяться. А Москва никуда не убежит, какие наши годы! Вот когда заработаю на собственную квартиру в Первопрестольной, тогда и перееду туда. Кстати, каким макаром вообще можно приобрести провинциальному жителю своё жилье в столице? Мне кажется, наличие нужно суммы решает далеко не всё. А прописка? По идее можно было устроить фиктивный брак, в эти годы он обойдётся в несколько тысяч рубликов. Для меня не очень привлекательная идея, да и Инге она вряд ли придётся по вкусу.

Утром я её и позвонил, поинтересовался, как прошёл день рождения её мамы. Нина Андреевна просила передать большое спасибо за подарок, что Инга и делает. А я в свою очередь поделился новостью о вчерашнем звонке.

– Ты серьёзно?! Хотя что это я, вокруг тебя и с тобой так много всего происходит, что я уже ничему не удивляюсь. А если я замуж за тебя выйду, – добавила она, понизив голос почти до шёпота, – это же будет жизнь как на вулкане!

– Уж лучше на вулкане, чем в болоте, – хмыкнул я.

Далее я поделился с ней своими планами относительно написания сценария для киноленты и грядущей встречи с Ростоцким.

– Ой, как я тебе завидую, – вздохнула Инга. – Мне бы хоть одним глазком на него поглядеть.

– Да поехали, только вряд ли тебя родители опустят.

– Правда, возьмёшь? Как здорово… А если я их уговорю? Всё-таки и мама твоя едет.

– Тогда поедем вместе, я же пообещал.

Инга сумела сумела-таки уговорить родителей отпустить её со мной и моей мамой на пару дней в Москву. В следующий вторник, управившись всего за шесть дней, я дозвонился Корн и сказал, что сценарий готов.

– Прекрасно!

После чего сказала, что вскоре перезвонит, и действительно, телефон зазвонил минут через десять.

– Жду вас послезавтра в 14 часов на улице Эйзентштена-8, на проходной киностудии имени Максима Горького… Гм-м, ваш тёзка, кстати.

– Это символично, – хмыкнул я. – Ростоцкий будет?

– Будет, я только что с ним говорила.

Добираться до Москвы мы решили самолётом. Всяко лучше, чем всю ночь трястись в поезде. Да и тем же вечером будет возможность вернуться в Пензу.

Приземлились в «Быково» в 11 утра. Обратный рейс в семь вечера, так что спокойно успеваем заглянуть на киностудию и вернуться в аэропорт. Но перед этим я ещё хотел заскочить к Полевому.

Договорились с мамой и Ингой, что, пока я буду в редакции «Юности», они сидят неподалёку в кафетерии. Полевой, предупреждённый накануне звонком о моём приезде (вернее, прилёте), ждал меня в своём кабинете. Сразу же попросил секретаршу организовать чайку. Когда я одну папку положил ему на стол, он кивнул на вторую, торчавшую из моей сумки:

– А это кому? Не в «Молодую гвардию»?

– Нет, это сценарий для Ростоцкого.

– Ростоцкого?

Удивление Полевого было вполне объяснимо, так как по телефону я не стал рассказывать о звонке помощницы кинорежиссёра, решив донести до Бориса Николаевича информацию с глазу на глаз. И сейчас вкратце пересказал содержание разговора с Ольгой Васильевной Корн.

– Так что с собой у меня две рукописи, – закончил я свой небольшой монолог. – Эта – для вас, роман «Сирота», а вторая – сценарий для Ростоцкого.

– Вон оно как, – откидывая со лба прядь волос, улыбнулся Полевой. – Что ж, поздравляю, Максим, даже я не ожидал, что киношники решат экранизировать твой роман, да не кто-нибудь, а сам Ростоцкий. Жаль, молод ещё, а то бы мы с тобой такой поворот отметили.

Он подмигнул мне, но в следующее мгновение стал серьёзным.

– Тут вот какое дело, Максим… Этот твой роман я, конечно, почитаю и, возможно, мы его опубликуем. Но не в ближайшем будущем.

Увидев немой вопрос в моих глазах, пояснил:

– Видишь ли, наш журнал существует для того, чтобы публиковать преимущественно молодых, перспективных авторов. Ты в эту категорию входишь, но мы должны соблюдать некий паритет, то есть мы не может ставить одного и того же автора постоянно, как бы талантлив он ни был. Другим тоже надо дать шанс. А у тебя и так в следующих пяти номерах, как раз до Нового года, планируется выход романа «В предгорьях Карпат». Поэтому с выходом твоего «Сироты», если, конечно, возглавляемая мною редколлегия его утвердит, придётся немного повременить.

– А немного – это сколько?

– Ну, не меньше года точно. Только без обид, договорились?

– Да какие уж тут обиды, Борис Николаевич! Что я, маленький, не понимаю разве? То есть, по писательским меркам, пожалуй, что и маленький, но многие говорят, что рассуждаю я как взрослый.

И мы с Полевым синхронно рассмеялись, вот только мой смех носил оттенок лёгкой грусти. Эх, надо был ещё один экземпляр рукописи из дома прихватить, зашёл бы к Бушманову. Глядишь, и моё фэнтези в «Молодой гвардии» ко двору бы пришлось. Хотя там тоже в очереди «В предгорьях Карпат» стоят, и ждать пришлось бы, чего доброго, не год, а все два или три. Если бы ещё книгу утвердили.

– Борис Николаевич, я тут камеру с собой захватил, можно с вами на память сфотографироваться?

– Да бога ради!

Камеру я вообще-то захватил ради Инги, на моё вскользь сказанное ещё перед отъездом предложение сфотографироваться с Ростоцким она отреагировала выражением бурного восторга. Тогда-то я и подумал, а не пора ли и мне самому начинать вести фотохронику моих знаковых встреч, а начать можно с того же Полевого и Ростоцкого. Если, конечно, последний не будет против, кто его знает, что он вообще за человек. История знает немало примеров, когда гении в работе оказывались полным ничтожеством в жизни.

Полевой пригласил в кабинет секретаршу и попросил её поработать фотографом. Перед тем, как попрощаться, я спросил, как лучше добраться до студии имени Горького. Борис Николаевич объяснил, что нужно доехать до станции метро ВДНХ, а там десять минут пешком.

Покинув редакцию «Юности», я зашёл в кафетерий, где мама с Ингой уже допивали неизвестно какую по счёту чашку какао. Так как я сегодня ничего не ел, если не считать чаепития у Полевого, то им пришлось какое-то время ещё посидеть, пока я закидывал в себя салат, рис со шницелем и компот с сочником. Откинувшись на ажурную, сваренную из толстой проволоки спинку стула, я с трудом удержался от желания сыто рыгнуть. Всё-таки человек не так далеко ушёл от своих прыгавших по деревьям предков в плане удовлетворения своих физиологических потребностей.

У студии Горького мы были без четверти два. Пожилой мужчина на вахте смерил нашу гоп-компанию подозрительным взглядом.

– К Ольге Васильевне Корн? Хм… Сейчас позвоню, ждите.

Помощник режиссёра подошла минут через десять. Я почему-то представлял её себе прямой, подтянутой, со стянутыми на затылке волосами и морщинкой между бровей. Возможно, в очках, дополняя образ «строгой училки». На деле это оказалась невысокая женщина с пышной «химической» шевелюрой и мощным задом, делавшим её фигуру похожей на грушу. Очки, кстати, присутствовали, в мощной роговой оправе.

– Здравствуйте, товарищи! А вы, я так понимаю, Максим? – обратилась она ко мне

– Всё верно, а это моя мама и… моя сестра. Двоюродная.

Инга с мамой удивлённо посмотрели в мою сторону, а я извиняюще пожал плечами, мол, ничего более правдоподобного не придумал.

– Ну, я надеюсь, сестра вас здесь подождёт?

– Ольга Васильевна, – со вздохом обратился я к помощнице режиссёра, – Инга очень мечтала увидеть живого Ростоцкого, сфотографироваться с ним.

– Что значит сфотографироваться? У нас сейчас, вообще-то, серьёзная встреча…

– Ольга Васильевна, она не помешает нашей серьёзной встрече, – сказал я с нажимом. – Думаю, сам Станислав Иосифович не будет против.

– Откуда же вам знать, будет или будет… Ладно, идёмте, но я всё равно сначала поинтересуюсь у него, согласится ли он принять сразу троих. А затем идём подписывать договор.

– Ой, а я могу в коридоре подождать, – заявила мама, – с меня-то что требуется – только подпись поставить. Мне к Ростоцкому можно и не идти.

Корн только покачала головой, потом махнула рукой:

– Как хотите. В конце коридора будет закуток, где обычно курильщики собираются, можете там нас подождать. Заодно журналы полистаете.

У Ростоцкого на студии имелся свой небольшой, я бы даже сказал, маленький кабинет, в который Инга с разрешения его хозяина всё-таки тоже получила разрешение пройти. Станислав Иосифович при нашем появлении поднялся из-за стола, где знакомился с какими-то бумагами и, чуть заметно прихрамывая, подошёл к нам.

– Ну здравствуй, Максим Варченко! – протянул он руку. – А выглядишь ты постарше своих шестнадцати. Спортом увлекаешься?

– Есть такое, – улыбнулся я, почувствовав исходящую от него волну позитива.

– Мне Ольга Васильевна рассказывал, что ты боксом занимаешься, теперь сам вижу – крепкий парень. Да ещё и мозговитый, если в таком возрасте написал целый роман, который я прочитал, не отрываясь, благо мне сразу все номера журнала принесли. А это твоя сестра, что хотела со мной сфотографироваться?

– Можно? – скромно поинтересовалась Инга.

– Отчего же нет? Давайте сфотографируемся, а после посидите вон на том стульчике, пока мы с вашим молодым человеком обсудим кое-какие дела.

Когда с короткой фотосессией разобрались, Инга, как ей и было предписано, заняла место у окошка, а Ольга Васильевна принесла на всех чаю и печенюшек. Я положил перед Ростоцким папку.

– Что это? Сценарий?

– Да, рассчитывал, как Ольга Васильевна сказала, примерно на 180 минут.

– Что ж, давай глянем, что ты там написал… Ну, оформлено вроде бы всё по канонам сценарного мастерства, посмотрим, каково содержание.

Он нацепил очки и углубился в чтение, изредка прерываемое «угуканьем» и «дадаканьем». Пролистав страниц десять, снял очки и, прищурившись, посмотрел мне в глаза:

– Так, говорите, читали пособие для начинающих сценаристов? А под чьей редакцией, не помните? Ну не суть важно, главное, что сценарий, судя по первым станицам, написан точно не дилетантом, хотя и не сказать, что рукой опытного мастера. Мне позволено будет в случае чего внести некоторые правки?

– Если они не сильно заденут основную сюжетную линию – то пожалуйста.

– Отлично! А за сценарий получите отдельный гонорар. М-м-м…

Ростоцкий поморщился, потерев ногу в районе колена. Потом, заметив мой настороженный взгляд, постучал по ноге уже ниже коленного сустава согнутым средним пальцем, и та отозвалась деревянным стуком.

– В феврале 44-го, под Дубно, на Украине, немецкий танк меня переехал. Нога сильнее всего пострадала. Потом было несколько операций, в Москве уже ампутировали ниже колена… С тех пор на протезе и бегаю. Правда, наши советские такие неудобные… А чтобы заграничный приобрести, это к ним надо ехать, мерки снимать, там же всё по индивидуальному заказу.

– Вы так спокойно ходите, даже без палочки, в жизни не подумал бы, что у вас протез, – честно признался я.

– Многие и не догадываются, – довольно усмехнулся Ростоцкий.

– А когда планируете начать съёмки? Кого хотите видеть в роли Фомина? – сменил я тему.

– Сначала нужно получить деньги на фильм, я уже с директором киностудии Василием Кузьмичом поговорил на эту тему, он сейчас ждёт от меня смету. Потом идёт набор съёмочной группы, ну тут у меня ребята проверенные. Дальше пробы с претендентами на главные и второстепенные роли. А что касается кандидатуры на роль Виктора Фомина, то у меня на примете есть один парень, в прошлом году, правда, проваливший экзамены в «Щуку», а сейчас он поступает в «Щепку». Ты о нём точно слышал, да и видел.

– Заинтриговали, – улыбнулся я.

– Фамилия его Харатьян, он сыграл главную роль в фильме «Розыгрыш».

– Дмитрий? Ну ещё бы, конечно, я видел этот фильм!

И ещё несколько, чуть было не ляпнул я, вспомнив обалденную киноленту «Зелёный фургон» и слишком уж пафосных «гардемаринов». Правда, их ещё только предстояло снять.

– Как тебе этот парень? Думаешь, справится? – хитро прищурился Ростоцкий.

– Почему бы и нет, в «Розыгрыше» он сыграл вполне даже прилично.

Хотя… Харатьян мне всё больше вспоминался как комедийный актёр, этакий балагур и весельчак, белокурый гусар с армянской фамилией, а в книге происходят события, где уж точно не смеха. Справится ли с такой драматической ролью? Ладно, война покажет… В буквальном смысле слова, в моём романе её хоть отбавляй.

– Сейчас он досдаёт экзамены, дёргать его пока нет смысла. Думаю, сам он будет не против, тут главное – с педагогами договориться. Студентов вообще на съёмки отпускают неохотно, а первокурсников тем более. Если к Царёву попадёт – вопрос решим, Михаил Иванович мой старый знакомый. А что по началу съёмок, то у тебя по книге действие начинается осенью, а переходит в раннюю зиму. Значит, и снимать начнём по осени. Хоят уже сейчас можно было бы отснять летние эпизоды, но всё тормозят экзамены Харатьяна.

– Логично, – поддакнул я. – А он сам-то согласился?

– Куда ж он денется? – хмыкнул режиссёр. – Ну, раз мы всё вроде бы обговорили, оставляй сценарий, и сейчас Ольга Васильевна вас с мамой проводит к Бобрикову, подписывать договор.

Ростоцкий встал, и мы с Ингой вскочили тоже.