Текст книги "Второй шанс (СИ)"

Автор книги: Геннадий Марченко

После этого параллельно в другой разъём – чтобы заодно его и проверить – подключил «Роден». Звук не показался идеальным, наверное, сама гитара виновата, но в целом терпимо. Для чистоты эксперимента сел и за барабаны, подставив под задницу обычный стул. За ударные я садился раза два-три в жизни, но моих познаний в барабанах и паре тарелок хватило, чтобы и тут качество звучания признать удовлетворительным.

Поставил стойку, воткнул микрофон, подключил к усилку.

– Раз-раз, закусочная, сосисочная…

Поработал с мощностью звука. Так, вроде неплохо… Теперь что-нибудь споём под аккомпанемент соло-гитары, она же и ритм-гитара, в зависимости от ситуации. А что спеть? Ну-ка, освежим в памяти «Гимн железнодорожников, который я обещал Бузову. На подбор аккордов ушло от силы минут пять, после чего я начал петь:

 
Дороги железные, рельсы, вокзалы…
Нет транспорта лучше для нашей державы.
И ночью, и днем, и в холод, и в зной
Бегут поезда по России родной.
 
 
На необъятных просторах России
Рельсовый транспорт – великая сила!
Связующий фактор – в твоих магистралях,
Живительной лентой пронзающих дали.
 
 
Славьтесь, России дороги железные,
Рельсы стальные, грузы полезные,
Кадры путёвые, люди толковые.
Славься и крепни, наш рельсовый флот,
Крепость державная, жизни оплот…
 

В общем-то неплохо получается, даже с моим отнюдь не брутальным голосом. Ничего, в крайнем случае доверим исполнить какому-нибудь приличному певцу, а можно даже и хор подключить, будет звучать ещё монументальнее. Вот только слово Россия придётся везде заменить. Например, в конце первого куплета не «бегут поезда по России родной», а «бегут поезда по стране, по родной». Второй куплет у нас начинается со слов «на необъятных просторах России», идёт в рифму со словом «сила». Предположим, я переделаю на такой вариант: «на необъятных просторах Союза рельсовый транспорт везёт всюду грузы». Соответственно, вместо «…России дороги железные» впишем «…Союза дороги железные». Надеюсь, всем будет понятно, какой Союз имеется в виду. Для сельской местности сгодится, как когда-то говорил старший прапорщик Стонкус – начальник нашей солдатской столовой.

Хотя неплохо было бы добавить звук движущегося поезда, стук колёс на стыках рельс. Вот тут бы синтезатор, конечно, пригодился. Хотя как-то я ради прикола на электрогитаре изобразил гудок паровоза, и ничего, похоже получилось. Причём без всяких примочек. А стук изобразить с помощью бас-гитары и ударных, думаю, не проблема.

Взяв в руки секироподобную басуху, я попробовал проделать нечто подобное. И минут через десять достиг довольно-таки приемлемого результата. Эх, жаль, нет пока хотя бы трио, не говоря уже о полноценном ансамбле, а то прямо сейчас могли бы что-то изобразить! Надо срочно искать басиста и барабанщика. Не мудрствуя лукаво, я сходил в приёмную, попросил красный фломастер и лист бумаги, на котором жирными буквами написал: «В вокально-инструментальный ансамбль срочно требуются бас-гитарист и барабанщик! Обращаться к учащемуся группы Т-92 Максиму Варченко». После чего одолжил несколько кнопок, спустился вниз и пришпандорил объявление на столбе рядом с раздевалкой. Надеюсь, до утра никто не сорвёт, а там-то уж точно все проходящие мимо обратят внимание.

Впрочем, вполне может статься, что в рядах будущих железнодорожников там и не найдутся музыканты. Что тогда делать? Выход я видел один: двигать в специализированное учебное заведение. Либо в культпросветучилище, именуемым в народе «кульком», либо в музыкальное училище. И определяться желательно как можно раньше. Если до послезавтра никто из пэтэушников не откликнется, и впрямь придётся мчаться в «кулёк» и музыкалку, не одному же мне на сцене перед директором «Гимн железнодорожников» исполнять.

Тем не менее после экспериментов с гитарами и аппаратурой домой я шёл в прекрасном расположении духа. Заглянул в «Электрон», за одну копейку давали два медиатора, купил шесть штук, снова повздыхал возле синтезатора, и пошёл дальше. Но уже не по тротуару, а свернув в глубину квартала, застроенного вековой, а то и больше давности домами. Минуя двор, где жил Пашка Яковенко, увидел и его самого. Тот помогал отцу разбирать сарай.

– Пашка!

У меня на какое-то мгновение перехватило дыхание и в горле встал ком.

– Макс, привет! – оторвался он от работы. – Ну ты как в своём училище, всё нормально?

– Ага, – выдавил я из себя, кое-как справившись с эмоциями. – Ты-то как?

– Да а что я, перешёл в 9-й, учусь, – пожал плечами Пашка. – Вчера только думал, что надо бы к тебе заскочить, узнать, что у тебя нового, а ты сам пришёл.

– Это я домой из училища иду, просто решил сократить путь через твой двор.

– Здоров. Макс!

Это уже батя их сарая появился, голый по пояс.

– Мой говорит, ты в железнодорожное училище поступил? Кем будешь-то, когда закончишь?

– Помощником машиниста электровоза.

– Понял… Потом-то, наверное, на машиниста выучишься? Они, я слышал, хорошо зарабатывают.

– Нет, Андрей Иваныч, не выучусь, – честно сказал я. – Не по душе мне вся эта техника, да и неспокойная работа, а я по натуре домосед и гуманитарий.

– Ну а чего тогда пошёл в училище? Закончил бы десять классов и поступил в пединститут.

– Вот и я думаю, на кой ляд выбрал «железку»… А в 9-м меня, если честно, особо и не ждали, Пашка подтвердит. Учился я так себе, комсомольской работой не занимался, мне классная в открытую говорила, что мне прямая дорога в училище. Вот я и не стал её разочаровывать.

– М-да, – крякнул Иваныч, – весело у вас там. Получается, три года отучишься, потом, наверное, армия, а дальше куда?

А дальше куда? Это мне и самому хотелось бы знать. Признаться, я и в армию что-то не очень хочу, в прошлой жизни уже отдал долг, второй раз терять два года что-то не хочется.

– Писателем стану, а может, в спорте дела пойдут, – самонадеянно заявил я.

– Ничего себе, писателем! Ты что же, рассказы прям пишешь?

– Прям роман начал писать, Андрей Иваныч.

– Ого! И о чём?

– О войне.

Я решил особо не делиться сюжетом, но отец Пашки оказался настойчивым, и в следующие минут пять пришлось его просветить относительно общей фабулы произведения.

– Здорово! – констатировал он. – Почитать дашь, когда напишешь?

– Дам, когда в бумаге издадут. Подарю с автографом, – сказал я с вполне серьёзной миной на физиономии. – Ладно, пойду я, а то что-то есть охота, просто сил нет.

– Хочешь – с нами порубай, мать картошку целую сковороду обещала нажарить, – предложил Иваныч.

– Нет-нет, спасибо, боюсь, что если сяду за стол, то в одиночку всю сковороду умну, и вам ничего не станется.

Посмеялись, и я отправился дальше. Но добраться до дома без приключений не удалось. У двухэтажного строения, в котором обитал с родителями и сестрой ещё один мой бывший одноклассник Влад Порунов, я услышал свист.

Обернувшись, увидел неторопясь приближающуюся со стороны улицы Кирова троицу, причём лица парней, на вид моих сверстников, показались мне смутно знакомыми. Особенно вон у того кряжистого, вроде и толстого, но плотно сбитого, парня.

– Давно не виделись, чмошник!

Это произнёс один из попутчиков толстого, неумело куривший сигаретку, и тут же в моей голове всё встало на свои места. Все трое учились в моей бывшей 11-й школе. У назвавшего меня чмошником погоняло было Мамон, по фамилии Мамонов. Второго как звали, не помню, хотя рожа и знакомая, а вот толстый – Виталя Шалеев, по кличке Шалей. И при воспоминании о нём я невольно заскрипел зубами. Этот отморозок был головной болью всей школы и моей лично. Учился он классом младше меня, хотя был и ровесником. При своей пухлой комплекции Шалей отличался поставленным ударом, который мог пустить в ход не раздумывая, и в этом плане я даже немного завидовал ему. Лично у меня срабатывал какой-то внутренний тормоз, не мог я почему-то ударить человека по лицу, и этот комплекс мне удалось изжить в себе лишь с годами. Скажете, как же ты боксом занимался? А затем и пошёл в секцию, чтобы хоть как-то суметь постоять за себя. Хотя ринг – дело другое, там всё по правилам, и после боя, в отличие от уличной драки, ты дружески обнимаешься с соперником, понимая, что в дальнейшем ни у него к тебе, ни у тебя к нему никаких претензий не будет.

В будущем Шалей загремит на малолетеку, дальнейшая его судьба будет мне неизвестна, а пока он по-прежнему наводит страх на сверстников. Хотя тот же Порунов был, пожалуй, исключением. Помнится, перед выпуском из 8-го класса наши тусили у крыльца школы, и вдруг из дверей вылетает Шалеев. Что-то говорит самому мелкому из нашего класса Лёхе Маслянову и бьёт его в нос, отчего тот пятится назад в своих ботинках на здоровой платформе. Затем Шалей подлетает к Порунову и я слышу предложение отойти за угол. «Давай отойдём», – спокойно говорит занимавшийся классической борьбой Влад, после чего запал Шалея моментально проходит, он что-то негромко, но с угрожающими интонациями говорит Владу на прощание и скрывается в дверях школы.

Оказалось, всё началось с того, что Лёха увидел, как где-то на лавочке Шалей целуется с нашей одноклассницей, и не смог удержать язык за зубами, поделился кое с кем из одноклассников, правда, я оказался не в курсе. Информация дошла до Шалея, и тот таким вот образом решил наказать тех, кто распускал слухи о нём и нашей однокласснице. В чём-то, может, он был и прав, просто этот случай наглядно продемонстрировал, что за словом, то бишь кулаком, Шалей никогда в карман не лезет. Разве что если ему попадётся такой же уверенный в себе Порунов.

Наше с ним последнее столкновение случилось, когда я учился в 6-м классе, хотя столкновение – слишком громко звучит. Меня после уроков отправили во двор школы разгребать снег, тут Шалей и появился, причём – какое совпадение! – именно в компании вот этих двух охламонов. Ну да это и неудивительно, они с ним уже не первый год тусили. Шалей тогда подошёл ко мне, припомнил какой-то случай, где я якобы имел наглость ему надерзить, и заехал мне в нос. Прижимая к носу снег, который тут же пропитывался кровью, я испытывал не столько боль, сколько бессильную ненависть к самому себе за то, что не могу поднять руку на такую мразь. Такую, что и впрямь доходило до зубовного скрежета, прямо как сейчас. Вот только на этот раз – в этом я был стопроцентно уверен – у Шалея не получится безнаказанно двинуть мне ни в нос, ни куда-то ещё.

– Слышь, чмошник, – продолжал скалиться Мамон, – у тебя точно курить нет, поэтому можешь отдать деньгами. Копеек двадцать на первый раз хватит.

Гляди-ка, гоп-стоп решили мне устроить. Я невольно ухмыльнулся, и тут же место ушедшей куда-то кипящей ненависти заняла холодная сосредоточенность.

– Чё лыбишься, давно в зуб не получал?

– Это от тебя, что ли, клоун? – спокойно осведомился я.

Вот, уже в глазах парней читается непонимание, они явно не ожидали от такого ботана, как я, подобных слов, да и моё внешнее хладнокровие явно сбило их с толку. Разве что во взгляде Шалея, напротив, скука уступила место некоей заинтересованности.

– Чё, в бокс ходить начал, и типа крутой стал? – вступил в разговор второй соратник Шалея. – Типа и в морду дать можешь?

– Об тебя, что ли, мараться? – парировал я с усмешкой. – Тебе, доходяге, и поджопника хватит.

Шалей пока продолжал молчать, разглядывая меня, словно какое-то неизвестное науке насекомое.

– Слышь, ты чё такой борзый? – снова встрял Мамон.

Он подошёл ко мне вплотную, и вознамерился схватить за отворот пиджака, но я, не теряя самообладания, сказал: «Брысь!», после чего тот, косясь на главаря, послушно отступил. Шалей же, похоже, наконец-то решил выйти на первый план. Чуть склонив голову набок, он с ленцой в голосе поинтересовался:

– Я тебя здесь бить не буду, люди ходят. Но теперь ходи и оглядывайся, дрочила, потому что тебе реальный мандец.

– Неужто от тебя, жиртрест?

А вот это было как красная тряпка для быка, потому что даже упитанным его никто в школе не рисковал называть, разве что учителя, не говоря уже о жиртресте. И довольно глядя на то, как наливаются кровью глаза Шалея, я понял, что угроза расправы переносится на настоящий момент.

– Смотрю, кулачки зачесались? – продолжал глумиться я. – Хочешь сатисфакции, хомяк? Тут и правда люди ходят, предлагаю отойти вон туда, за угол, там нам никто не помешает.

– Пошли, – кое-как справившись с приливом ненависти, говорит тот.

Мне, как я понял, предлагается идти первым. Но я почему-то уверен, что удара в спину или затылок не последует. Поэтому спокойно захожу за высокие кусты репейника, кладу сумку на землю и неторопясь снимаю пиджак, вешая его на обломанный куст растущей в этом закутке двора сирени. Мы на площадке примерно пять на пять метров, есть где разгуляться двум таким молодцам, как мы с Шалеем. Тот свою куртку отдаёт Мамону и, не успеваю я сообразить, в чём дело, тут же кидается на меня с занесённым для удара кулаком.

Видно, не зря я хожу в секцию бокса, меня спасла отработанная реакция, и в самый последний миг я успеваю убрать голову. Получился полууклон, но его хватило, чтобы кулак соперника лишь чиркнул по моему левому уху. Но это чирканье почему-то отозвалось неприятной болью, словно кулак у Шалея был обёрнут наждачной бумагой.

Я отпрянул метра на полтора, разорвав дистанцию, потрогал ладонью ухо… Крови нет, это хорошо, значит, ухо не порвано. А Шалей уже снова летит вперёд, норовя свернуть на бок мой драгоценный нос. Но к этой атаке я уже был готов. Уход в сторону с одновременным ударом подъёмом ступни под коленную чашечку и следующий удар носком уже бывалого бойца – кузнецкого производства полуботинка – по рёбрам. Что, не нравится? То-то тебя так согнуло, схватился за бок и тяжело дышишь. Не исключено, что ещё и по печени досталось, удар-то пришёлся в правый бок.

Ты смотри, какой настырный! Выпрямился, снова пошёл на меня, но уже осторожнее. Самое главное, в глазах соперника – тревога и непонимание, нет прежнего безраздельного морального превосходства над будущей жертвой. Ладно, теперь я поработаю первым номером. Лёгкий джеб левой достигает цели, голова Шалея мотнулась назад, и я, не теряя ни мгновения, сокращаю дистанцию и спокойно, как на тренировке, провожу коронный хук слева. Такая «левая» двоечка получилась, главное, что неожиданная для соперника, тот обычно ожидает ударов попеременно левой-правой, а здесь оппонент работает одной рукой. Ну а что, в жизни, тем более на ринге, всякое случается. Вдруг ты повредил руку, запястье сломал или большой палец выбил, и не можешь ей боксировать. Тогда и приходится работать одной рукой, здоровой, такие вещи, я слышал, некоторые боксёры даже отрабатывают на тренировках.

Ну а у нас тем временем бой подошёл к концу. Пребывавший в тяжёлом нокдауне Шалей стоял враскорячку, всё же делая попытку встать на ноги, но получалось у него не очень. Глядя на эти поползновения, я присел рядом на корточки, Шалей кое-как сконцентрировал на мне взгляд своих закатывавшихся глаз.

– Хреново, да? – с ноткой сострадания в голосе спросил я. – Знаю, что хреново, но ты сам согласился биться один на один. И учти на будущее, Шалей – держись от меня подальше. Сегодня я себя сдерживал, а в следующий раз могу покалечить.

Хлопнул его по плечу, отчего тот едва снова не рухнул на землю и, чувствуя заполнившее меня всего необычайное удовлетворение, неторопясь натянул пиджак и перекинул сумку через плечо. Затем глянул на дружков своего – хотелось в это верить – уже бывшего врага. Те явно не испытывали желания заступаться за своего униженного на их глазах пахана. Подошёл к съёжившемуся на глазах Мамону и влепил пощёчину, от которой его голова так мотнулась, что мне показалось – она сейчас отделится от хлипкого туловища.

– Это тебе за чмошника, – сказал я. – А теперь помогите Шалею на ноги подняться. Хотя на его месте я бы лучше малость полежал, пришёл в себя.

Всё-таки есть большой плюс в том, что в теле 15-летнего ботаника, коим я честно считал себя в эти годы, поселилось сознание 58-летнего старика. Если бы молодость знала, если бы старость могла… В нашем случае всё совпало, и я уже ни капли не жалел о том, что со мной случилось в ночь с 30 на 31 августа.

Сегодня снова тренировка, то же самое, что было в прошлый раз, со спаррингом в финале. Мне нравится, энергии во мне столько, что, кажется, она вот-вот начнёт фонтанировать из носа и ушей. Храбсков замечает мой неподдельный энтузиазм, прячет в рыжих усах одобрительную улыбку, хотя я по прошлой жизни привык всегда видеть его серьёзным и неулыбчивым. Это меня ещё больше подбадривает, спарринг с уже осторожничавшим Маминым я провожу на одном дыхании, играю, как кошка с мышкой, реализуя на практике лозунг незабвенного, ещё живого и даже, кажется, всё ещё выходящего в квадрат ринга Кассиуса Клея, он же Мохаммед Али: «Порхать как бабочка, и жалить как пчела».

В какой-то момент слышу голос тренера:

– Руки! Руки подними!

Кому это он? А, наверное, мне, соперник-то вон как раз съёжился, чтобы уменьшить площадь возможного попадания по нему с моей стороны, а лица вообще за перчатками не видно, одни глаза посверкивают в щелочку между ними насторожённым блеском. А я, чувствуя необыкновенную лёгкость во всём теле, пританцовываю и немного вальяжно.

Руки-то у меня действительно опущены, однако Мамин сможет меня лишь достать, резко сократив дистанцию. А чувство дистанции у меня было, наверное, врождённое, хотя на нём одном далеко и не и уедешь. В юношеском боксе мне много каких качеств не хватало, в первую очередь уверенности в себе, такой хорошей спортивной наглости. В 58-летнем мужике всё это было, правда, давно перебродило, но сейчас, снова оказавшись в своём юном теле, я эти ощущения реанимировал.

Тем не менее требованию Анатольича подчиняюсь, не хочется будить в тренере зверя. Нет, он, конечно, не монстр, но с ним всё же лучше не спорить. В качестве наказания заставит отжиматься до изнеможения, это я прекрасно помнил, а отжимания я почему-то не очень любил.

После спарринга и взвешивания (на этот раз 74 с копейками) чувствую, что сил ещё осталось немеряно.

– Валерий Анатольевич, можно, я ещё поработаю в зале?

– Что, сил много осталось?

– Вроде того, – улыбаюсь я. – Хочу одну комбинацию отработать. Хотя бы попробовать.

– Что за комбинацию?

– Двойка на дистанции, шаг вперёд с боковым слева, апперкот правой, и снова двойка, но уже на отходе с разрывом дистанции.

– Хм, не такая уж и простая комбинация, – хмурится Храбсков. – Давай посмотрим, что у тебя получится. Только недолго, вон уже взрослые подходят.

Ну как взрослые… Парни от семнадцати и старше, самому возрастному года двадцать два– двадцать три. Но для нас они всё равно что взрослые, там удары не в пример мощнее.

Снова натянул тренировочные перчатки с прорехой на одной из них, из которой торчал конский волос. Их даже не было нужды зашнуровывать, но при этом на кистях, возможно, увеличенных за счёт бинтов, они держались вполне надёжно.

Комбинация стала получаться у меня практически сразу, чему я и сам слегка удивился. Или это тоже фокусы внедрённого сознания? Минут через десять, порядком вымотанный самому себе предложенным темпом, я стряхнул перчатки и вытер замотанной в эластичный бинт кистью руки вспотевший лоб, одновременно ловя заинтересованные взгляды пришедших на последнюю на сегодняшний день тренировку – старшие занимались с 8 до 9 вечера. И их тренера Владислава Васильевича Грунюшкина[14]14
  Это вольность автора. Грунюшкин в «Ринге» начал тренировать на склоне лет, в 2000-х. А в те годы тренировал юных боксёров в спортзале ЦС «Трудовые резервы».


[Закрыть] тоже. Тот в своё время по юношам входил даже в сборную Союза, выигрывал в команде Кубок Европы, а после окончания карьеры, не мудрствуя лукаво, выбрал тренерское поприще.

– Не ожидал, – покачал головой Храбсков, когда я закончил. – Знаешь что, Максим, поработай-ка ты эту связочку ещё и дома. Ты зарядку делаешь? Даже с пробежкой в сквере и боем с тенью? Вот и отлично, и дома повтори, и утром после пробежки. А потом мы попробуем её в спарринге. Что-то мне подсказывает, с такой отработанной до автоматизма связкой есть надежда успешно выступить на областных соревнованиях.

Я с наставником был согласен, да и без этой связки в общем-то, судя по моим спаррингам с Маминым, я имел хорошие шансы побороться за победу. Если что – буду беречь её на крайний случай, если дело запахнет керосином, как говаривала… тьфу, говорит моя матушка.

По пути домой я, как это в моей новой жизни частенько случалось, погрузился в размышления. Думал, не много ли я на себя взвалил? Даже пресловутый Витя Селезнёв и тот ограничился боксом и шоу-бизнесом. Я же начал писать книгу, вовсю боксирую, да ещё и загорелся созданием ансамбля. Про подвал с турником и мешком, в который я вложил уже столько сил, да и про тесное общение с товарищами во дворе, похоже, придётся забыть. Кстати, не мешало бы и Игорька с Андрюхой подключить к утренним пробежкам, если они так загорелись своей физической подготовкой. Вот по дороге сейчас и зайду к ним домой, благо что вроде бы помнил визуально, на каком этаже каждый жил и в какой квартире.

Однако заходить не пришлось, они попались мне на пустыре, на месте снесённого, если память не изменяет, пару лет назад дома. Опять что-то химичили, оказалось – отливали из расплавленного свинца кастеты. На костерке грели консервные пустые банки с кусочками свинца, после чего выливали расплавленную массу в выдавленную в земле форму. Когда застынет, для придания гладкости кастету оставалось лишь обточить его края о бордюрный камень. Помню, сам когда-то участвовал в подобном процессе.

– Ну и на фига они вам сдались? – поинтересовался я, глядя на этих «алхимиков». – Кому собрались челюсти крушить?

Парней мой вопрос ввергнул в состояние некоторой растерянности.

– Круто же, – пробормотал Игорь. – У нас в училище многие с такими ходят, ну или со свинчатками на крайний случай. Но кастет круче.

– Ну и пусть ходят, если у них с мозгами беда. Но у вас-то, я думал, головы на плечах имеются не только для того, чтобы в них есть. Это вообще-то статья, холодное оружие. А уж тебе-то, Андрюх, кастет на кой, ты же человека ударить не сможешь.

Глядя, как пунцовеют щёки друга, я подытожил:

– Короче, бросайте заниматься ерундой, завтра в половине седьмого утра собираемся возле моего подъезда. Быть одетыми в трико, на ногах кеды.

– Зачем это?

– Бегать будете со мной по утрам, а то мне одному скучно.