Текст книги "Второй шанс (СИ)"
Автор книги: Геннадий Марченко
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)
– Да-а, пришлось мне когда-то тут повоевать, – с необычайной для него теплотой в голосе произнёс Пётр Андреевич. – А в прошлом году я сюда водил группу таких же второкурсников, как вы. Много чего нашли, в том числе документы и письма как советских, так и немецких солдат. Но и нам, думаю, повезёт. Недалеко стояла наша часть, вот там мы и будем копать. Кстати, здесь неподалёку родник, Маша, идём покажу где, с девочками наносите воду для приготовления пищи.
Витя же с остальными парнями отправился за валежником. Правда, вскоре об этом пожалел, так как валежник оказался влажным, и не только руки, но и одежда молодого человека оказались перемазаны чем-то склизким и марким.
Розжигом костра занимался сам Варфоломеев. Бывший фронтовик знал, как заставить гореть даже влажную древесину, и минут через пятнадцать объятые пламенем сучья манили своим теплом. Девочки приступили к приготовлению горохового супа из брикетов концентрата, а Витя отправился в направлении родника, чтобы вымыть руки и более-менее привести в порядок одежду.
Как идти – девчонки ему объяснили на словах: мол, прямо, прямо, потом обойдёшь поваленное дерево, заберёшь вправо, потом влево и будет небольшой спуск, где и найдёшь родник с глиняным бережком. Да и вообще там уже считай тропинка протоптана, не заблудишься.
Однако Виктор умудрился заблудиться. Что идёт не туда, он понял, когда прошёл с километр и никакого спуска к роднику не обнаружил, как, соответственно, и самого родника. Поваленное дерево он проходил, это он точно помнил, а дальше, видно, свернул куда-то не туда. Как там Ленка Фирсова ему объясняла: после поваленного дерево повернуть… Ёлки-палки, она же говорила идти направо, а он свернул налево! Теперь придётся возвращаться обратно.
Но, следуя вроде бы пройденным маршрутом, он до поваленного дерева почему-то так и не добрался. Проплутав ещё минут двадцать, Фомин понял, что заблудился.
– Люди! – принялся кричать он, сложив ладони рупором. – Пётр Андреевич! Помогите! Я заблудился!
Надрывался до тех пор, пока крик не перешёл в хрип. Отчаявшись, он едва не заплакал, живо представляя, как будет умирать в этом проклятом лесу от голода и холода, но в этот момент услышал вроде бы как далёкий взрыв.
«Что бы это значило?» – подумал Витя, вытирая выступившие на глазах слёзы.
И решил идти на звук, тем более что вскоре раздался ещё один «взрыв». А пройдя с полкилометра, он услышал щелчки словно бы винтовочных выстрелов. Может быть, где-то рядом идут учения? Не задело бы шальной пулей… Хотя если учения, то выстрелы должны быть холостыми.
Так рассуждал наш герой, всё ближе и ближе приближаясь к эпицентру странных звуков. Странным было и то, что в лесу уже лежал снег, не везде, проглядывали и земля с травой, но снег был. Впрочем, будущий посол (на худой конец переводчик) своё внимание на этом факте решил не заострять. Ну выпал снежок, что ж в этом необычного для почти середины ноября, они вон пока сюда шли, с неба тоже снег сыпал, правда, с дождём вперемешку. Сейчас главное – добраться до источника этих звуков, где он обнаружит людей, которые, вполне вероятно, помогут ему добраться до Болычево.
Если бы Витя знал, что это настоящее сражение, то, наверное, побежал бы в противоположную сторону. Но Виктор Фомин этого не знал, а потому, когда лес как-то неожиданно закончился, он увидел перед собой огромное, с этой позиции смотревшееся заснеженным поле, по которому ехали танки с крестами на броне и бежали маленькие фигурки, одетые в шинели немецких солдат. А двигались они в сторону окопов, в которых сидели другие солдаты, одетые уже в красноармейские шинели. Вот у бруствера разорвался как-будто бы снаряд, бойцов засыпало землёй, а один сполз на дно окопа, и вроде как из-под каски у него текло что-то красное.
При этом то и дело в сторону наступающего врага палили небольшие пушечки, в памяти всплыло – сорокапятки. Вот один танк горит, а другой на глазах студента лишился гусеницы и на единственной уцелевшей принялся крутиться вокруг своей оси.
Витя подумал, что, наверное, угодил на съёмки фильма. Что-нибудь вроде «Они сражались за Родину». Вот только почему-то не видно никого из съёмочной бригады. Должны же быть операторы, режиссёр с мегафоном в руках, ещё куча всякого народу…. Да и как те, кто в «Тигре» или что это там за танк, умудрились на ходу расцепить звенья гусеницы? Какой-то хитрый спецэффект?
Да что там гадать, надо просто подойти поближе, может, что и прояснится. Витя так и поступил, но когда приблизился к крайнему окопу вплотную, его увидели.
– Ты кто? Куда прёшь?!
Это кричал боец с малиновыми треугольничками в петлицах, при этом ещё и размахивая свободной рукой, в другой он сжимал ППШ[10]10
Пистолет-пулемёт Шпагина.
[Закрыть]. Судя по фуражке, наверное, не рядовой, но молодой, значит, и звания невысокого, логично рассудил Витя.
– Я это, заблудился, – крикнул он, пытаясь перекричать шумовое сопровождение боя.
– Чего?
– Заблудился я! – снова крикнул Фомин.
Видя, что артист массовки его не слышит, он решил подойти поближе, и в этот момент рядом с ним что-то взорвалось, а одновременно взорвалось и в его голове. В глазах моментально потемнело, и в следующее мгновение студент второго курса престижного вуза Москвы Виктор Фомин рухнул без чувств».
Ну вот, вроде бы неплохое начало, и ошибок не обнаружено. Я разложил оригинал и копию по разным, заранее приготовленным папкам. Теперь можно и на боковую, а завтра сяду писать ручкой черновик второй главы.
Блин, а ведь завтра воскресенье, мы договорились с парнями обустраивать тренировочный зал в подвале! Эх, не придётся весь день за машинкой провести, а ведь буквально руки чешутся.
– Завтра бабушку навестишь? – заразительно зевая, поинтересовалась мама.
Точно! Как я мог забыть о любимой бабушке?! Когда-то, до того момента, как мне исполнилось 7 лет, мы жили в одном доме, тоже на Карла Макса, только двумя кварталами выше, наискосок от краеведческого музея. Бабушка с дедушкой жили в более просторной квартире, на втором этаже этого же дома, а мы с отцом и матерью ютились в комнатушке шесть квадратных метров, что мне сейчас представляется чем-то нереальным, но эти цифры метража, однажды услышанные, навеки отпечатались в моей памяти. Деда не стало, когда мне было три года, пошёл за водой к колонке зимой, поскользнулся на наледи вокруг колонки, и так неудачно упал, что напоролся грудью на торчавшую из снега железяку. Я помнил его лишь по редким фотографиям в семейном альбоме и как он меня, хохочущую мелюзгу, подбрасывает к потолку. Почему-то именно этот момент засел в памяти.
Сейчас вдовая бабуля обитала в маленькой однокомнатной квартирке на Пролетарской, а её любовь ко мне не знает границ, так что, если я хотя бы одно воскресенье её не навещаю – она очень страдает. Но мы с парнями уже договорились, и давать в такой ситуации задний ход точно не по-пацански. О чём я маму и проинформировал. К тому же я по прошлой жизни помнил, что вроде как в это самое воскресенье мы возились в подвале, так что, думаю, бабушка нашу затянувшуюся разлуку как-нибудь переживёт.
В общем, половину следующего дня я с Андрюхой и Игорем пахал в подвале, повторяя когда-то уже пройденное. Копали мы с Игорем в две лопаты, Андрей при своей конституции был хлипковат для тяжёлых работ, он неторопясь таскал вёдра с землёй в коридор, где горела 60-ваттная лампочка, и высыпал её на пол. В одиночку он не успевал справляться с растущей горой земли, и когда мы с Игорем закончили, то стали эту гору разбрасывать лопатой по углам и утрамбовывать.
В этот день мы успели не только выкопать яму, но и установить над ней турник. На следующей неделе Игорь обещал притащить ещё и боксёрский мешок, который собирался преимущественно лупить ногами. Это я точно помнил ещё по прежней реальности. Парень он был крепко сбитый, с длинными конечностями, как раз подходящими для карате, правда, на моей памяти ни в одной драке участия не принимал, вообще предпочитая не связываться с местными хулиганами, и те его не трогали, возможно, глядя на физические данные и уверенный вид парня. И ведь мог поступить в 9-й класс, но так любил возиться со старым отцовским «Запорожцем», что выбрал себе профессию автослесаря. Ну а что, если у человека руки растут откуда надо, то они и будут его кормить по жизни, и я знал, что Игорь не пропадёт.
У нас была своя дворовая компания, на троих, при этом параллельно я дружил ещё и с Пашкой Яковенко, жившим с родителями и старшим братом в старом, уже разваливавшемся домике ниже на Московской, в десяти минутах ходьбы от моего дома. Впрочем, после того, как я ушёл после 8-го класса, наши пути стали пересекаться всё реже, а потом, опять же, у меня армия, а он погибнет от удара ножом в сердце. И одной из моих задач в этом настоящем будет попытка предотвратить этот самый удар. А чтобы Пашка был у меня всегда на виду, желательно избежать призыва, правда, я пока не представлял, каким образом это можно сделать. Стать за пару лет известным писателем? Это вряд ли, в СССР путь к славе был долгим и тернистым, желающие напечататься годами ждали своей очереди, причём большинство произведений отсеивалось ещё на предварительной стадии рассмотрения. В основном правильно отсеивалось, графоманов хватало всегда, но строгая цензура зачастую ставила шлагбаум и перед талантливыми писателями и поэтами, чьи труды не совпадали с генеральной линией партии. Я не считал себя отпетым графоманом, да и по части идеологии в моём будущем романе всё должно быть в порядке. Плюс увлекательный сюжет – уж об этом я позабочусь в первую очередь. Но даже если роман увидит свет до моего 18-летия, то не факт, что это послужит уважительной причиной для хотя бы отсрочки от армии.
Может быть, спорт? Бокс я пока, в отличие от прошлой жизни, бросать не собираюсь. Хочется достичь более-менее серьёзных успехов. Я знал, что тех, кто хорошо проявляет себя на юношеском уровне, призывают в спортроты, а самые лучшие проходят службу вообще дистанционно, так как у них постоянно сборы и ответственные соревнования, в том числе международные. Вот уж не знаю, удастся ли мне достичь таких высот, чтобы попасть в сборную СССР, я не считал, что обладаю какими-то сверхъестественными данными, так что если хочу добраться до вершины – всего придётся добиваться потом и кровью в реальном смысле этого слова. И нечего кукситься и страдальчески морщить физиономию: кто-то свыше дал тебе второй шанс, фантастическую возможность прожить большую часть жизни заново. И пусть прежнюю я не считал такой уж плохой, но почему бы не попытаться сделать её чуточку лучше? А может и не чуточку, ещё неизвестно, как пойдёт.
Дома я появился лишь во второй половине дня, грязный как чёрт и голодный как собака. Отмывшись, сел хлебать разогретый специально для меня борщ со сметаной, а потом – снова к рукописи. Пока ручкой в тетради, закончив следующую главу и перечитав написанное – начну перепечатывать на машинке. До отбоя, когда я понял, что больше не выдержу – сказывалась и выматывающая работа в подвале – я отложил тетрадь и отправился в постель. Больше половины главы точно накарябал, хорошо бы завтра её добить, думал я, позволяя дремоте затянуть меня в свои сладкие сети.
Глава 4
Понедельник в училище начался с трудовой вахты. Первым уроком шла физкультура, а вместо занятий в спортзале нас, первокурсников, отправили разгребать завалы в здоровенной то ли кладовой, то ли чулане, куда можно было попасть как раз из спортзала. Процессом руководил завхоз Сергей Николаевич Петренко. И трико с кедами пригодились, таскать весь этот хлам на помойку, откуда его вроде бы в свою очередь должна забрать специально вызванная машина, в спортивной одежде было куда логичнее, нежели в костюме.
А это ещё что такое, подумал я, потянув на себя лист фанеры. Ничего себе! Это же настоящая ударная установка, чешская «Amati»! А возле неё лежат «Musima» и бас-гитара, формой напоминающая секиру, с изящной надписью на верхней деке – «Роден». Явно что-то отечественное, но незнакомое. Из наших «Урал» знаю, «Тонику» опять же свердловскую знаю, а вот «Роден»… Хотя по виду ничего так инструмент. Конечно, выглядит кондово, но всё цело, два сингла[11]11
Датчик звукоснимателя.
[Закрыть] на месте. Взяв в руки, ощутил тяжесть гитары, такой и голову проломить можно, а с обратной стороны деки нашёл информацию, что гитара произведена на Московской экспериментальной фабрике музыкальных инструментов.
Ладно, с басухой ясно, хотя хотелось бы опробовать её в деле. Да и «музиму» тоже. Словно по заказу, глаз выцепляет в куче рухляди «кинаповский» ламповый усилитель, похожий на хлебницу, а следом ещё один ламповый усилок, смахивающий, в свою очередь, на большой тостер «УМ-50». Прекрасно, если они оба рабочие, то на каждую гитару по усилителю, тогда как один усилитель мог и не потянуть два инструмента одновременно.
Рассуждаю уже с позиции собственника, одёрнул я себя. Тем не менее высившиеся из груды хлама гордыми небоскрёбами две акустические колонки, опять же кинаповские, вызывают у меня неподдельное умиление. Те, кто в теме, согласятся, что акустика производства ленинградского объединения «ЛОМО-КИНАП» в эти годы считалась лучшей из отечественных. Недаром она устанавливалась практически во всех советских кинотеатрах, не говоря уже об использовании на массовых мероприятиях, а многие отечественные музыканты считали иметь её за счастье. Предусилителей что-то не видать, возможно, их тут и нет, а вещь в общем-то полезная, когда сигнал от звукоснимателя гитары очень слабый, и мощный усилок раскачать просто не сможет. Да и тон-коррекцию никто не отменял.
Та-а-ак, вот и пара микрофонных стоек… А это что? А это два микрофона в простых картонных упаковках, вместе со шнурами. Блин, да тут настоящий клад для музыканта! Не удивлюсь, если, покопавшись, найду и микшерный пульт.
Взял в руки инструмент восточногерманского производства, на головке грифа которого красовалась надпись – «Musima Eterna». Из числа «музимовских» гитар мне доводилось играть только на полуакустической «Musima Record». Визуально тоже всё на месте, ничего не отвалилось, не треснуло. Интересно, у какого негодяя поднялась рука закопать такое богатство в этой куче мусора?!
– Варченко, ты чего там застрял?
– Сергей Николаевич, а акустическую аппаратуру и музыкальные инструменты тоже выбрасывать?
Если ответит утвердительно, появится повод применить «Роден» по непрямому назначению, вот ей-богу, тресну по черепушке.
– А, вон они где, оказывается…
Завхоз пробрался ко мне, озирая в полусумраке чулана свалку музыкальных инструментов.
– Это ещё прежний директор Виктор Петрович покупал года два назад, хотел ансамбль создать, – пояснил Сергей Николаевич. – Не успел, перевели в техникум, а новый директор ко всем этим ВИА относится, мягко говоря, прохладно, и велел инструменты, похоже, сюда перетащить. Я-то на больничном был, перед больничным, помню, всё в актовом зале хранилось, не знаю, чего он их там не оставил. Тогда уж продал бы их, что ли, каким-нибудь музыкантам… Я бы на его месте продал, ищи потом концы.
Завхоз плотоядно ухмыльнулся, однако секунду спустя, видно, сообразив, что слишком откровенничает при подростке, который может растрезвонить о его желаниях и насупился.
– Ты это, Варченко, таскай пока мусор, а инструменты не трогай, и другим скажи. А я пока к начальству схожу, выясню, чего нам с ними делать.
Сергей Николаевич вернулся минут через десять с новостью, что аппаратуру и инструменты пока велено вернуть в маленькую кладовку за актовым залом, а дальше, мол, будет видно, что с ними делать. Прямо как в песне Чижа: «В кладовке, что за актовым залом…» Правда, в нашем случае не хватало «Ионики». А возможно, это у прежнего директора денег не хватало на приобретение электрооргана.
– Таскаем их с места на место, там бы и лежали, зачем трогали, – пробурчал завхоз с таким видом, словно это ему придётся сейчас тащить на второй этаж, где располагался актовый зал, усилители, колонки, гитары и барабаны.
В помощь мне выделили моего сокурсника Витальку Щеголихина, крепкого, но туповатого парня из села, который снимал комнатушку в городе у какой-то бабки. Жаль, что микшерный пульт найти не удалось, возможно, его просто и не было, а может кто-то и впрямь загнал аппарат налево, хотя в последнее мне почему-то мало верилось. Но и без него при желании можно было играть, пропустив звук через усилок напрямую на колонки, уж мне-то, которому эти самые бэушные усилки когда-то доводилось паять (правда, по большей части транзисторные) и поигравшему чуть ли не на самопальных инструментах, это прекрасно известно. Правда, без чего точно не сыграешь – это шнуры, а мне они посреди рухляди так и не попались. Но это, в общем-то, была не такая уж и большая проблема, возможно, инструментальный кабель найдётся в каком-нибудь музыкальном магазине, в крайнем случае, можно пообщаться с местными музыкантами. Например, Раф Губайдуллин, о котором я услышал уже в более зрелом возрасте. Умер от сердечного приступа в конце нулевых, а сейчас он, если память не изменяет, играет в ресторане «Волга» на углу Московской и Горького. Опять же, к барабанам нужно где-то найти палочки, но это всё туда же – в магазин или к местным «рингостаррам».
Я так живо представил себя на сцене с «музимой» в руках в окружении музыкантов и поющего что-то в микрофон, что очнулся лишь, когда завхоз повесил на дверь кладовки замок, и хлопнул меня по плечу:
– Варченко, на ходу спишь. Пошли, там ещё, наверное, осталось что перетаскать, а до конца урока пять минут.
Спускаясь вниз, я уже был полностью уверен, что очень хочу взять в руки гитару, подключить её и что-нибудь сыграть. А желательно и спеть. Как это сделать? Только через директора. Но, учитывая его нелюбовь ко всяким ВИА, так просто подкатить вряд ли получится. Значит, надо придумать какой-то нестандартный ход. А что если заинтересовать Бузова предположением написать песню о поездах или машинистах? Почему нет, попытка не пытка.
Разбор завалов отнял у нас половину перемены, завхоз ни в какую не соглашался отпускать нас, пока чулан не засиял девственной чистотой – он ещё заставил нас подмести пол. Так что к директорскому кабинету я направился лишь на следующей перемене. Николай Степанович гонял чаи, макая сушки в исходящую паром жидкость тёмного, чуть ли не чифирного оттенка. Стакан в подстаканнике напомнил мне о железнодорожных путешествиях, где проводница разносит чай как раз в такой вот посуде.
– Варченко? – переспросил он меня, когда я представился. – Это с первого курса? Что у тебя? Товарищи забижают?
– С теми, кто меня захочет обидеть, я и сам разберусь. Николай Степанович, вы же в курсе, что мы нашли в кладовке за спортзалом музыкальные инструменты, а в придачу усилители и колонки…
– Ещё бы не в курсе, по моей команде их туда и снесли в том году. Ко мне сейчас завхоз прибегал, спрашивал, что с ними делать. Отнесли в актовый зал?
– Конечно, всё там, в маленькой кладовке… Николай Степанович, у меня предложение. Давайте вы разрешите создать нам вокально-инструментальный ансамбль, а первой песней, которую мы вам выдадим на гора, будет «Гимн железнодорожников». Как вам такое предложение?
– Гимн? – поперхнулся чаем Бузов. – Тьфу ты, чёрт…
Он достал носовой платок и тщательно промокнул влажное пятно на пиджаке, после чего вновь вернулся к разговору.
– Гимн, говоришь? Ничего себе, ну ты замахнулся, парень! Может, он у тебя уже готов?
– Пока нет, но намётки имеются. В училище наверняка есть ребята, которые умеют играть на инструментах, неделю порепетируем – и вы услышите готовую песню.
Ну а что, в сущности, музыка и часть текста уже крутились в моей голове. В прошлом году, то бишь в 2019-м, мне довелось ехать скорым поездом «Сура» на «РосКон»[12]12
Международная литературная конференция по вопросам фантастики.
[Закрыть], и по поездному радио несколько раз в течение поездки прогнали «Гимн железнодорожников»[13]13
https://yandex.ru/video/preview?wiz_type=vital&filmId=1782844252181650992&text=гимн%20железнодорожников&path=wizard&parent-reqid=1597668352003924-1671856356843905304000232-production-app-host-vla-web-yp-34&redircnt=1597668468.1
[Закрыть]. Что интересно, его так же гоняли и на обратном пути, так что при моей не совсем ещё ослабевшей памяти кое-что запомнить не составило труда. К тому же гимн мне чем-то приглянулся, помню, сойдя на перроне, я даже продолжал его напевать себе под нос.
Николай Степанович отхлебнул чаю и уставился на меня так, словно хотел прожечь во мне дырку. Наконец откинулся в кресле, сплетя пальцы на немного выпирающем животике. В его глазах на смену испытующему взгляду пришла заинтересованность.
– Гимн, говоришь, – в который уже раз повторил он. – Что ж, гимн – это хорошо. Гимн железной дороге нужен. Лады, попробуй собрать толковых ребят, кто в музыке разбирается, берите инструменты и репетируйте. А через неделю я жду результат, или… Ну ты сам понимаешь. Договорились?
– Договорились, спасибо, Николай Степанович! Только нужно ещё шнуры для гитары где-то найти и барабанные палочки.
– Что ещё за шнуры? – нахмурился тот.
Когда он понял, что я имел ввиду, и понял, что это не так дорого, почесал переносицу, крякнул, откашлялся, затем наконец выдал:
– Ты это, Варченко, и правда походи по музыкальным магазинам, погляди, может, найдётся, что тебе надо. Скажешь завхозу, он сходит с тобой, купит.
– Да я и сам могу купить, принесу кассовый чек, в бухгалтерии возместят.
– Ну или так, – легко согласился Бузов.
– Возможно, в усилителях какие-то лампы придётся менять, – вдогонку добавил я. – Может, из них вообще все лампы кто-нибудь втихаря выкрутил для личного пользования.
– Это дорого?
– Да нет, они копейки стоят, – самоуверенно заявил я.
– Тогда купишь и тоже в бухгалтерию.
– Но мне сначала нужно хотя бы разобрать усилители, чтобы увидеть, какие лампы вышли из строя. Можно прямо сейчас, до похода в магазин?
– Ох, ну и приставучий ты, Варченко! Пойдём, поищем завхоза.
Передав меня Петренко с рук на руки, Бузов ушёл по своим делам, а мы с завхозом, которого я попросил захватить набор отвёрток, переместились в «каморку за актовым залом». Здесь я, наконец, разобрал оба усилителя, в смысле снял панели, и покопался во внутренностях. Для начала почистил от пыли, после чего занялся непосредственно лампами. В памяти сразу всплыли советы одного знакомого по прошлой жизни специалиста по радиотехнике, помогавшего мне починять как раз ламповый усилитель.
«Ежели не светится – подергать туда-сюда, возможно, просто нет контакта в цепи накала, – говорил он. – Если треснула – то металлизация поглотителя внутри теряет блеск и становится матовой. Потерю эмиссии можно проверить на стенде или заменой на такую же с другого канала. Если есть схема – замерить напряжения на соответствие диаграмме. Иногда бывает, что нет контакта в цепи катода. Лампа будет целой, напряжения в норме, а работать не будет. Могу объяснить проще… Не светит только когда сгорает накал, значит – трещина в баллоне. Но может накрыться сетка или анод. Светить будет – работать нет.
Так что просто проверить заменой на исправную».
В кинаповском усилителе не светила одна предварительная лампа, а в УМ-50 – выходная и выпрямительная. Блин, вот когда они успели сдохнуть, учитывая, что усилители толком вроде бы и не успели использовать? Либо усилки просто бэушные, что я допускал после внешнего осмотра, возможно, прежний директор-меломан на них хотел немного сэкономить. Паспортов и чеков, думаю, всё равно уже не найти.
Как бы там ни было, лампы в любом случае нужно менять. Я записал в тетрадку их маркировку, после чего сказал курившему у открытой форточки завхозу, что есть неисправные лампы, так что мне придётся покупать новые. Тому мои лампы были, извиняюсь за каламбур, до лампочки, он всё равно в них, кажется, ни черта не смыслил.
Для начала пришлось метнуться домой, к копилке, а потом уже за покупками. Магазин «Электрон» находился на первом этаже 9-этажного дома, в котором обитали сразу несколько моих теперь уже бывших одноклассников. Андрей Кирпичев – в будущем он станет торговать на Центральном рынке обувью. Отличница Надя Соколова пойдет по медицинской части, устроится гинекологом в одну из дорогих пензенских клиник. Светка Ерёмина, с которой я сидел за одной партой, уедет в Москву и выйдет там замуж, будет работать экономистом и разводить за городом элитных собак. Оля Кузнецова стала продавщицей одежды в торговом центре. Наташа Каменская – мы с ней в последние годы чисто по-дружески нередко зависали в одной из уютных кондитерских за чашкой кофе и пирожными – займёт должность администратора самого элитного отеля города… Плюс в этом же доме жили ребята из «А» класса, тех я вообще не помню.
Но сейчас для меня было главным, что в отделе музтоваров в продаже имелись и кабели, и палочки, шнуров я на всякий случай взял с запасом – три штуки. Один может пригодиться в качестве переходника, если удастся со временем раздобыть педаль эффектов. В магазине их не наблюдалось, может, в отделе музыкальных товаров в «Голубом экране» на Коммунистической есть, но далеко не факт. Насчёт «примочки» можно перетереть всё с тем же Губайдуллиным, это настоящий профи, Джимми Хендрикс сурского разлива, недаром о нём в начале 70-х после фестиваля в Горьком написал какой-то заграничный журнал. Что-нибудь типа дисторшна или овердрайва, на крайний случай и фузз сгодится, хотя от него слишком сильное искажение. Понятно, что многие играют на самоделках. Вообще в Союзе ввиду невозможности порой даже за деньги достать хорошие инструменты и аппаратуру многие где-то находят чертежи и мастерят по аналогу импортных усилителей, «примочек», «Фендеров» и «Гибсонов». Что удивительно, зачастую техника или инструменты мало в чём уступают лучшим мировым образцам. Сам когда-то держал в руке «Фендер Стратокастер», изготовленный в середине 80-х местным умельцем. Когда подключил к усилителю да добавил дисторшн – от звука просто обалдел. Если бы не знал, что держу в руках самопал, то сказал бы, что это оригинальный экземпляр, произведённый на фабрике в Калифорнии.
Мимоходом заметил, что из электрогитар в продаже только «Урал» и «Тоника» и бас-гитар, произведённая умельцами из Орджоникидзе. М-да, не фонтан… Постоял возле электромузыкального инструмента «Юность-75». Нет чтобы просто написать – синтезатор, а то «электромузыкальный инструмент». На ценнике была заявлена цена в тысячу сто рублей, глядя на него, мне оставалось лишь грустно вздыхать. На такую сумму наш директор точно не раскошелится, а синтезатор, после того, как я спросил разрешения включить питание и поиграл на нём несколько минут, мне определённо понравился.
Не удержался, купил для себя за 70 копеек миньон «битлов» с песнями, в переводе на русский для удобства покупателей звучавшими как «Любовь нельзя купить», «Серебряный молоток», «Мадонна» и «Я должен знать лучше». А группа была пропечатана просто как вокально-инструментальный ансамбль, без названия, что меня окончательно добило. Хорошо хоть имена авторов песен указаны – Дж. Леннон и П. Маккартни. Хотя, чему я улыбаюсь, такое в годы моего детства и юности встречалось на каждом шагу, небось сами битлы и не знали, что их песни тиражируют в СССР, не говоря уже о том, что с таких вот пластинок они не получали никаких отчислений. Хотя, по идее, должны были знать, я где-то читал об этом, но ничего с нашей системой узаконенного воровства поделать не могли, как и другие западные музыканты. С другой стороны, раз авторам ничего выплачивать не надо было, то стоимость таких пластинок оказывалась вполне доступной, так что для советского населения в этом воровстве имелся и свой плюс.
Наконец добрался до отдела радиодеталей. Сверившись с записью в тетради, на удивление обнаружил, что все они есть в продаже. Стоили, правда, от полутора рублей до 5.50, и я похвалил себя за предусмотрительность, что захватил почти все деньги из копилки.
На следующий день продемонстрировал покупки и чеки Бузову.
– А говорил, лампы копейки стоят, – пробурчал тот. – Одно разорение с вашей музыкой.
После чего лично повёл меня в бухгалтерию, и я получил на руки потраченные деньги.
– Сегодня после уроков можно проверить работоспособность инструментов и аппаратуры, – прозрачно намекнул я.
– Ну тогда скажи Петренко, пусть, как последняя пара закончится, откроет тебе актовый зал и кладовку, – отмахнулся он. – Ступай, Варченко, мне и без твоей музыки есть чем заняться.
Таким вот макаром после урока «Безопасность на железнодорожном транспорте» я отправился к заранее мною предупреждённому завхозу. Тот прошествовал со мной наверх, отпер актовый зал, каморку с инструментами и на прощание сказал:
– Если что – я у себя, принесёшь ключи, когда закончишь. И смотри мне, пробки выбьет – глаз на жопу натяну.
Завхозы – люди такие, прямолинейные, в выражениях не стесняются, хотя понятно, что максимум в случае выбитых пробок – подзатыльник и жалоба директору. Оставшись в гордом одиночестве, я с энтузиазмом принялся за работу. Прежде всего заранее прихваченной чуть влажной тряпочкой вытер инструменты от пыли, минут десять угрохав только на ударную установку. Струны на «немке» и басу оказались внешне в приличном состоянии, что и неудивительно: на гитарах толком и поиграть не успели, отправив в ссылку в чулан.
Затем заменил перегоревшие лампы в усилителях, надеясь, что этим дело и ограничится. Наконец, полюбовавшись наведённым марафетом, в одиночку перетащил всё на сцену актового зала. Это была в том числе и вынужденная мера. В кладовке имелась всего одна розетка, и та при взгляде на слегка обугленную пластмассу внушала опасения, а за сценой по обе стороны я обнаружил две вроде бы нормальные розетки. Так что подключить аппаратуру удалось без проблем, и она, к моей неописуемой радости, оказалась рабочей. Воткнул в «УМ-50» пятиконтактный разъём шнура от «Musima» и тут же чуть не оглох от многократно усиленных помех. Оказалось, на усилителе звук был включён на полную мощность, а я-то не догадался посмотреть положение рукояток на передней панели.
Приведя звук в норму, взял ля-минор. А ничего так звук, для 1977 года можно сказать чуть ли не идеальный. Следующие 10–15 минут я экспериментировал с гитарой, получая ни настоящий кайф. Давно, давно не брал я в руки шашек… Нет, дома у меня, 58-летнего безработного, имелась акустика, на которой я бренчал во время приливов лирического настроения. А вот с «электрикой» давно дел не имел, лет двадцать почти, и потому снова взять в руки электрогитару, да тем более вполне приличную по нынешним временам «немку», да и, опять же, подключив к нормальной аппаратуре… Те, кто в теме, меня поймут!
Правда, не хватало медиатора, видел ведь вчера в магазине, но почему-то не сообразил купить, задумался, наверное, о чём-то своём. Ничего, сегодня по пути возьму. Наиграл «Лунную сонату», затем «Yesterday», потом вступление к «Nothing Else Matters»… Поэкспериментировал в рукоятками звука на гитаре и остался весьма доволен. Лепота!