Текст книги "Второй шанс (СИ)"

Автор книги: Геннадий Марченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

– Жаль, а ведь летом меряли – нормально сидела. Когда ты у меня только успел так вымахать?

Вопрос был риторическим, и на семейном совете было решено, что без новой куртки не обойтись. Благодаря моей стипендии и левым заработкам кое-какие деньги у нас имелись, а тут ещё отец на прошлой неделе перевёл матери двести рублей, так что на куртку уж точно должно было хватить.

– М-а-а-м, – протянул я с просительной интонацией. – А может, и на джинсы хватит? Если что, так я ещё заработаю… на свадьбах.

Мама часто заморгала, закусив губу, затем тихо произнесла:

– Сынок, я ведь тоже об этом думала. Другие-то вон как одеваются, у многих джинсы есть, а мы тебе всё не можем позволить. В конце концов, один раз живём, куда нам эти деньги экономить? Зарплату я получаю, ты стипендию, да и на свадьбах что-то перепадает. И, между прочим, мне тоже на зиму новые сапоги нужны, сколько можно старые латать… Решено, гулять так гулять!

Собрались ехать в воскресенье на рынок в Ухтинке. Это был стихийный, своего рода блошиный рынок, кочевавший прежде в городе с одного места на другое, отовсюду гонимый надзорными органами. В итоге власти решили выделить для него участок в посёлке Ухтинка, на выезде из Пензы. Заплатил за свой кусок деревянного стола – и торгуй спокойно.

Купить здесь можно было практически всё, что касалось одежды и обуви, как новое, так и поношенное. Так что за джинсами и джинсовыми куртками, а также за прочей дефицитной одеждой типа болоньевых плащей и курток практически весь город ехал именно сюда, и в воскресенье тут случалось настоящее столпотворение.

Ещё в субботу мама договорилась с Татьяной, что после Ухтинки я зайду к ней постригаться. Хорошо, что Инга с мамой уехала на выходные в гости в Каменку, навестить бабушку по материнской линии, чей ныне покойный муж когда-то работал 1-м секретарём райкома партии. Так что с Ингой в это воскресенье никаких свиданий не намечалось. А, между прочим, на последнем свидании, когда я проводил её чуть ли не до дверей её квартиры, мы в подъезде поцеловались. То есть Инга, прощаясь, чуть коснулась своими губами моих губ, и хотела уж было отстраниться, но я тут же прильнул к её губам, придерживая её голову рукой, и дальше уже случился самый настоящий взрослый, затяжной поцелуй. Разве что языками не сцепились. Наконец разомкнули уста, тяжело дыша и раскрасневшиеся, будто пробежали каждый по паре километров, как-то скомкано попрощались, и я, сверх меры возбуждённый во всех смыслах, пошёл домой. На следующий день не без опаски позвонил Инге, но о вчерашнем поцелуе не было сказано ни слова, и вообще она со мной щебетала так, словно накануне в подъезде между нами ничего не случилось. По меркам взрослого XXI века, конечно, ничего, а для подростка семидесятых целое событие.

Моё воображение рисовало и более смелые картины, но где, скажите на милость, двум подросткам, не имеющим отдельной жилплощади, заниматься любовью? Не в подъезде же, в самом деле. Вот так и мне в прежней жизни приходилось отказывать себе и подругам в плотских утехах, когда дело упиралось в отсутствие уединённого гнёздышка.

В воскресенье с утра поехали в Ухтинку. Для этого пришлось сначала прибыть на автовокзал и купить билеты на пригородный автобус, хотя Ухтинка по существу находилась на окраине Пензы. Похоже, не только мы собирались на барахолку, судя по разговорам набившихся в «пазик» пассажиров. А на подходе к самому рынку мы увидели настоящую людскую реку, в которую тут же влились сами.

Конечно, было бы проще выбирать, окажись торговцы джинсами в одном ряду, но так она были разбросаны по всему рынку, то и нам пришлось потратить битый час времени, прежде чем мы нашли настоящие фирменные штаны за более-менее приемлемую цену в 180 рублей. Торговал штанами, как ни удивительно, цыган: пузатый, усатый, с золотой фиксой во рту, но при этом продавал он вполне качественные «Lee». После устроенных мамой торгов цыган согласился скинуть тридцать рублей, так что обошлись джинсы нам в 150 рубликов.

Затем искали маме сапоги. В этом плане она оказалась настоящей привередой, рынок обошли вдоль и поперёк, прежде чем мама наконец нашла оптимальный вариант цена-качество. До кучи ещё и тёплые колготки ухватила. Довольные, мы с покупками направились было восвояси, но тут возле выхода с рынка я наткнулся взглядом на немолодую, грустную тётку, державшую в руках зимнюю куртку чёрного цвета. Так-то мы собирались прикупить куртейку в городе, но при виде этой моё сердце учащённо забилось, так это была самая настоящая лётная куртка из замши, с натуральным мехом внутри.

– Мам, смотри!

– Что там?

– Лётная куртка.

– Ты что, такую хочешь?

– Ну а почему нет? Она же классная! Давай хоть подойдём, цену спросим.

Подошли, в глазах женщины блеснул слабый огонёк надежды.

– Здравствуйте, какой размер? – начала разговор мама.

– Здравствуйте! На мальчика смотрите куртку? Пятьдесят второй размер, примерьте, может подойдёт… От мужа моего осталась, лётчиком был на «кукурузнике», прошлой зимой какие-то хулиганы его избили до смерти, когда с работы вечером возвращался… Не хотела продавать, но деньги очень нужны.

Куртка оказалась слегка великовата, но, думаю, через год-два максимум будем мне в самый раз. В паре мест небольшие потёртости, однако швы крепкие, По просьбе мамы я покрутился, она одобрительно покивала и задал самый главный вопрос:

– Сколько просите?

Женщина, жалостливо поморгав, выдохнула:

– Пятьдесят.

– За ношеную?

– Так ведь новая дороже стоит, – снова вздохнула тётка. – А эта и не сильно ношеная, чуть-чуть потёрта. Он всего одну зиму в ней и проходил. Да и пойди купи попробуй такую, их же выдают со склада, в магазинах не найдёшь.

В итоге так и отдали полтинник, тётку вроде как тоже жалко было. Я сразу натянул на себя куртку, не удержался, так и шли к остановке. Радовался, как ребёнок, хотя таковым, собственно, с виду и являлся. Дома снова натянул на себя джинсы, крутился перед зеркалом добрых минут десять, мама наблюдала за мной с улыбкой умиления. И только в этот момент я вспомнил, что 3 декабря у неё день рождения. Надо было уже думать о будущем подарке.

– Ой, тебя же Таня ждёт! – всплеснула руками мама. – Ну-ка одевайся быстрее, беги к ней… И захвати сорок копеек.

Татьяна, насколько я помню, была вообще против, чтобы сына подруги стричь за деньги, но мама настояла, мол, не на последние же стрижёмся. За свои стрижку, окраску и укладку она тоже платила, но Таня брала с неё куда меньше, чем в салоне Дома быта, практически только за расходные материалы типа краски или шампуня. Так что за модельную стрижку я платил практически по прейскуранту, только не сидел в очереди.

Таня, будучи разведённой и воспитывавшая дочку, жила на Красной, напротив краеведческого музея, в старом доме с обвалившимися углами. Насколько я помнил, в середине восьмидесятых должна получить новую квартиру на Западной поляне, а пока принимала в своих двухкомнатных хоромах.

– Здравствуйте, Татьяна, – поздоровался я, когда на мой стук открылась обитая дерматином дверь.

– А-а, Максим… Я думала, ты раньше придёшь. Смотрю, Надя тебе куртку купила? И джинсы… Ну ты вообще теперь завидный жених! – рассмеялась она. – Ладно, чего стоишь в дверях, проходи.

Хозяйка была в коротком халатике, открывавшем не только вполне даже стройные ноги, но и ложбинку между грудей, в которую улёгся золотой крестик на золотой же цепочке. Каштановые волосы накручены на бигуди, на лице ни следа косметики, но и без неё она выглядела весьма аппетитно. И золото в ушах и на пальцах ей шло. Хороша, чертовка, мелькнула в голове скабрезная мысль. Эх, где мои пятьдесят восемь лет?!!

Я повесил куртку в прихожей, скинул ботинки, всунул ноги в тапочки и направился к трюмо, перед которым стояло самое настоящее парикмахерское кресло. В него и уселся.

– Как обычно, модельную?

– Угу… А Света ваша где?

– Она сегодня у бабушки, тебя подстригу и пойду забирать.

Светой звали дочку Татьяны, оторву шести лет от роду, которая, окажись сейчас здесь, постоянно путалась бы у матери под ногами. Неудивительно, что при первой возможности Татьяна сплавляла её к своей маме.

Настоящая машинка у неё тоже имелась, в общем, под рукой был полный набор парикмахерских принадлежностей. Татьяна хоть и работала в женском зале, но стригла и мужчин, и очень даже неплохо, во всяком случае, это я помнил по себе.

Зажужжала машинка, снимая лохмы с моей головы. Потом в дело пошли ножницы. А мой взгляд то и дело непроизвольно стремился в ложбинку, отражавшуюся в зеркале передо мной. В какой-то момент я посмотрел выше, и поймал её насмешливый взгляд и лёгкую, уголком губ, улыбку. Блин, спалился! Она прекрасно понимает, куда я пялюсь, стыдоба какая… А с другой стороны, 15 лет – возраст вполне пубертатный, да и чего мне, старому волчаре, собаку съевшему в такого рода делах, стыдиться?

– Максим, а у тебя девушка есть?

Этот вопрос застал меня немного врасплох, я проглотил застрявший в горле ком, кашлянул, и выдавил из себя:

– Ну вроде как да.

– Так вроде или да?

Вот же зараза, чего она так прицепилась к моей девушке?

– Да, есть, – уже более уверенно ответил я.

– А как её зовут, если не секрет?

– Инга, – после паузы выдал я с таким чувством, будто открываю страшную тайну.

– Инга… Красивое имя. А вы уже целовались?

Ну здрасьте, так я тебе всё и рассказал. В конце концов, это наша личная жизнь, почему я должен отчитываться перед чужой женщиной, пусть она даже и подруга моей матери.

– Сударыня, вы такие вопросы задаёте… Мне прямо-таки стеснительно на них отвечать, – поёрничал я.

– Ой, какие мы нежные, – усмехнулась она. – Ладно, не хочешь – не отвечай, но по глазам вижу, что целовались.

Ещё несколько минут, и процесс стрижки окончен. Из зеркала на меня смотрел вполне симпатичный парень с модной причёской. Встав, я сунул руку в карман джинсов и достал четыре десятикопеечных монеты.

– Возьмите.

– Оставь себе на лимонад с пирожным, а матери скажешь, что заплатил, – отмахнулась Татьяна. – Кстати, у меня в холодильнике целых пять заварных. Светке с её диатезом и одного хватит, идём чаю попьём с пирожными. Или ты торопишься?

– Да вроде как не очень…

– Ну тогда пойдём на кухню.

Пять минут спустя я отхлёбывал из фаянсовой чашки горячий чай, не забывая периодически откусывать от пирожного. Вообще-то это были эклеры с масляным кремом, но в наше время все почему-то называли их заварными. Впрочем, от этого они не были менее вкусными, и сейчас я наслаждался вкусом своего детства.

Таня сидела напротив и, когда она подавалась вперёд, чтобы отхлебнуть чаю или откусить пирожного, полы халатика заманчиво приоткрывались, чуть ли не до сосков демонстрируя не очень большие, но вполне спелые, и ничуть, насколько я мог судить, не отвисшие груди.

Мы с Татьяной болтали о всякой ерунде, я между делом рассказал о записи на телевидении, а про книгу она уже слышала от моей матери, и хозяйка не уставала повторять, какой я молодец, какай я талантливый мальчик. А потом, подвигая мне уже третье пирожное, вкрадчивым голосом спросила:

– Максим, скажи честно – я маме твоей не передам, не бойся… Скажи честно, у тебя это уже было?

– Что было? – я едва не поперхнулся куском пирожного.

– Да ладно, ты же не маленький, понимаешь, о чём я, – усмехнулась она.

И затем медленно поднялась и стала обходить стол, приближаясь ко мне. Я сидел ни жив, ни мёртв, сгорая от желания и какого-то непонятного страха одновременно. А она подошла, встала сзади и её унизанные золотыми колечками пальцы нырнули под низ моей кофты, приподнимая её, а затем стали нежно скользить по моему прессу и груди, отчего мои маленькие соски сразу же затвердели. Одновременно я почувствовал её жаркое дыхание у своего уха, а в следующее мгновение её зубки стали легко покусывать мою мочку.

Ладно, где наша не пропадала… Моя левая рука пошла вверх, обнимая Татьяну за шею, я повернул голову и вместо мочки уха подставил свои губы. Её же губы пылали жаром, может, от горячего чая, а может, она сама по себе такая страстная женщина. Я поднялся, положил ладони на её груди, слегка их стиснув, и наши поцелуи стали ещё более ненасытными.

А потом я, сам того от себя не ожидая, подхватил её на руки и отнёс на разложенный, накрытый узорчатым пледом диван. Она стала стягивать с головы бигуди и разбрасывать их в стороны, а я тем временем снимал с неё халат и вполне даже сексуальные, чёрные трусики с тонкой полоской кружев, затем лихорадочно, дрожа от охватившего всё моё естество возбуждения, сорвал одежду и с себя. Мелькнула глупая мысль, не избавиться ли ещё и от носков, но в следующее мгновение я снова был втянут в водоворот животной страсти.

Оказавшись сверху, уткнулся в ложбинку между грудями и стал исследовать тело Татьяны губами и кончиком языка. Моё теплое дыхание, скользившее по коже, поднимало в моей любовнице жгучие волны возбуждения. Я начал нежно покусывать соски, которые тут же вытянулись и затвердели, а лёгкий стон свидетельствовал о приливе наслаждения. А затем от влажного и жаркого прикосновения языка, кружившего вокруг пупка, у неё и вовсе перехватило дыхание.

Её пальцы оказались в моей постриженной ею же шевелюре, за волосы ещё больше притягивая голову к телу. А я в это время добрался до самого сокровенного источника наслаждения и принялся с осторожностью его ласкать. Из груди Татьяны вырвался тихий, протяжный стон, а по телу пробежала судорога наслаждения. Тут же ногти впились в кожу моих лопаток и, только через несколько секунд осознав это, она разжала пальцы. В ответ на это невольное движение я ещё сильнее сдавил её бедра, словно хотел, чтобы эти пружинистые округлости влились в мои ладони. Потом моя рука двинулась туда, где темнел заветный треугольник. Раздвинув тонкие волнистые волоски и влажные складки нежной кожи, я продолжил свои изощрённые ласки. Нахлынувшее на нее наслаждение было таким острым и неистовым, что тело сначала её изогнулось, а в следующий миг безвольно раскинулось по поверхности постели.

Она получила свой первый оргазм, но теперь она была должна его и мне. Мои ненасытные губы требовательно приникли к её рту. Она сдалась, с упоённым удовлетворением шепча что-то неразборчивое. Мой жадный язык протолкнулся между её зубов, вернулся назад, снова погрузился в тёплую глубину. Не отрываясь от её сладкого и жаркого рта, я вновь пробрался рукой к жаркому источнику. И вновь тело моей партнёрши с радостью приняло это прикосновение, затрепетав от волнения и удовольствия. Она обхватила пальцами мою возбуждённую плоть и направила её в свой бутон греха и сладострастия. Ухватившись за мои плечи, она приняла меня в себя, призывая взять её всю, без остатка. В момент наивысшего блаженства мы слились в едином порыве. Наше единство было теснее, чем просто прижавшиеся друг к другу тела, глубже, чем жаркие вдохи, тихие, страстные мольбы и гортанные, хрипловатые звуки несказанного наслаждения…

Когда всё закончилось, мы ещё какое-то время лежали рядом, тяжело дыша, совершенно обессиленные. Затем Татьяна села, накинула на себя халатик, натянула трусики, после чего открыла форточку, затем прошла к столику, взяла пачку «Winston», и от зажигалки прикурила сигарету. В свободной продаже этих сигарет я не видел, не иначе, достаёт по своим каналам. Насколько я, некурящий, знал из прочитанного в интернете, это были слабые сигареты, для женщин в самый раз, а мужики предпочитали покрепче, что-нибудь болгарское.

Она села на край постели, глядя на меня с прищуром, между распахнутыми полами халата заманчиво мелькали спелые груди. Почувствовав, что снова начинаю возбуждаться, я сел и натянул свои семейники, а следом и джинсы, потому что в таких трусах чувствовал себя ещё более неловко, чем если бы пребывал в костюме Адама.

– Считай, что расплатился за стрижку, – усмехнулась она с лёгкой хрипотцой в голосе. – А вообще-то, судя по тому, что ты вытворял, у тебя уже имеется в этом плане кое-какой опыт.

Я неопределённо пожал плечами, пусть думает, что хочет. В любом случае каждый из нас получил то, что хотел, и сейчас мне стало немного стыдно перед Ингой. Конечно, вряд ли она когда-нибудь узнает о моей мимолётной страсти с взрослой женщиной, если только я сам не расскажу. В том, что Таня будет молчать, я не сомневался, но внутренне всё равно чувствовал себя немного предателем.

– Татьян, можно задать тебе один нескромный вопрос?

Она приподняла аккуратно выщипанные брови, выпустила изо рта в потолок струйку дыма и усмехнулась:

– А я люблю нескромные вопросы. Давай, спрашивай.

– Почему ты накинулась именно на меня? С твоими данными к тебе должна стоять очередь из мужиков, и не самых последних.

– Хм, какие ты интересные вопросы задаёшь, – сказала она почему-то с грустной улыбкой и посмотрела куда-то мимо меня.

Затем поднялась, отошла к окну и стала выпускать дым непосредственно в форточку. Так она стояла и молчала пару минут, пока не докурила сигарету, выбросив окурок с фильтром на улицу, закрыла форточку и, скрестив руки на груди, повернулась ко мне.

– Что ж, буду с тобой говорить, как со взрослым. Видишь ли, Максим, в жизни случаются ситуации, когда женщина находит себе мужчину, который занимает достаточно серьёзную должность, он состоятелен, делает дорогие подарки, и при этом ужасно ревнив. Но душить он не будет, как Отелло Дездемону. Он просто говорит своей женщине: «Если я узнаю, что ты мне изменяешь, то твоя жизнь превратится в ад». Что она как минимум потеряет работу, а новую по специальности в своём городе уже не найдёт. Я уже сто раз пожалела, что когда-то связалась с ним, но теперь уже поздно. Да и, с другой стороны, он меня не то что содержит, но очень хорошо помогает, и даже обещает устроить мне новую квартиру, а у него, поверь, такие возможности имеются. Он в обкоме не последний человек, руководит отделом, курирующим ЖКХ, в том числе новостройки и распределение квартир. Но в постели он, прямо скажем, не очень. Представляю, какие крохи в этом плане достаются его жене, не удивлюсь, если и она завела любовника. А тут приходишь ты, молодой, спортивный, наверняка не избалованный женским вниманием… Что не избалованный, я это поняла, когда во время стрижки ты то и дело смотрел на мою грудь, и при этом так мило краснел, – усмехнулась она. – Меня это уже тогда начало заводить. А когда мы пили чай, ты снова смотрел в прорезь халата, ну и… В общем, дальше меня понесло. Надеюсь, тебе тоже понравилось?

– Хм, не то слово, – хмыкнул я и тут же выдал непроизвольно. – А этого благодетеля часом не Михаил ли Борисович звать?

И только мгновение спустя, увидев, как изменилась в лице Татьяна, понял, что и впрямь верна поговорка: «Язык мой – враг мой». Она реально посерела, как-будто из неё моментально выкачали всю кровь, а в глазах плескался самый настоящий страх.

– От… откуда ты его знаешь? – заикаясь, тихим, дрожащим голос спросила она.

– Э-э-э… Просто у моей знакомой отец работает в обкоме, в отделе по распределению жилплощади, я чё-то наобум и ляпнул. А что, угадал? – решил закосить я под дурачка.

Кто же знал, что моё интуитивное предположение окажется настолько верным… Ох, балбес, ох, дурья моя башка… Отрезать этот язык к чёртовой матери! Я готов был провалиться сквозь землю.

– Максим!

Она вдруг встала передо мной на колени, с мольбой глядя мне в глаза снизу вверх и с неожиданной силой стиснув мои пальцы своими.

– Максим, мальчик мой, я тебя умоляю, слышишь, умоляю – никому ни слова! Господи боже ты мой, зачем я всё это тебе рассказала…

Неожиданно она метнулась к шкафу, вытащила из него обувную коробку, открыла и сунула мне в руки. В коробке лежали деньги, просто горка купюр, преимущественно десятки, но виднелись даже четвертные. Навскидку – что-то около тысячи рублей.

– Забирай, забирай всё, только молчи! Ни слова ни своей знакомой, никому, иначе мне конец.

– Да ты что, с ума сошла?!

Я силой заставил её взять коробку. Во мне окончательно проснулся 58-летний мужик, которому теперь предстояло успокоить впавшую в истерику женщину.

– Забери деньги и больше не смей предлагать мне ничего подобного! С чего ты решила, что я начну трепаться с кем-то о нашей с тобой… кгхм… связи, тем более, мимолётной? Поверь, мне и самому нет никакого резона рассказывать кому бы то ни было о том, что между нами сегодня случилось. Ну как, успокоилась? Может, водички?

– Не надо, – мотнула она головой.

Кудри, ещё недавно накрученные на бигуди, на мгновение взметнулись в воздух и рассыпались по её плечам. Вид у моей любовницы всё ещё оставался понурый, но кожа понемногу начала приобретать свой обычный оттенок.

– Тогда делаем вид, что между нами не было ни… хм, ну, сама, понимаешь, чего, ни последующего разговора. Договорились?

Она снова кивнула. Спустя десять минут я покинул чересчур уж гостеприимную хозяйку, подарившую мне любовь и едва не подарившую ещё и коробку с деньгами. На улице мысленно выдохнул, вроде как обошлось. Хе, ну Михал Борисыч, ну конь… Да и жена у него вроде ничего так, а поди ж ты… Но и Таня та ещё бабёнка, заведёт любого нормального мужика на раз-два. А может, это и не тот Михаил Борисович? Может, просто совпадение? С другой стороны, много ли их, с таким именем и отчеством, кто заведует распределением жилплощади? Причём, раз в обкоме трудится, то по всей области, и городского коллегу курирует однозначно, потому может выбивать и в Пензе квартиры. Хлебная должность, ничего не скажешь. И перед Ингой неудобно, пусть даже она ничего и не узнает. Эх, слаб человек, особенно на передок. Кстати, её отец мог своей любовнице помочь отделаться условным.

– Максик, не раздевайся, – встретила дома меня просьбой мама. – Возьми деньги с сумкой, сбегай в магазин, купи сметаны, яиц и… И хлеба тоже возьми.

Кроме денег и холщовой сумки вместо привычной сетки-авоськи мне вручили ещё и литровую банку с ластиковой крышкой. Ну вот, опять в холод идти… Захлопнув за собой дверь, три рублёвые купюры я решил спрятать во внутренний карман куртки, и тут же понял, что там уже что-то лежит. Секунду спустя извлёк из кармана вчетверо сложенный лист бумаги. Развернув его, принялся читать написанный шариковой ручкой текст с немного неровным буквами:

«Заявление в прокуратуру Первомайского района г. Пензы от пилота 2 категории пензенского авиаотряда Низовцева В. П. Считаю своим долгом сообщить, что в нашем аэропорту на протяжении долгого времени происходит масштабное хищение горюче-смазочных материалов. Воровством занимается начальник склада ГСМ Вороненко А. М. При этом начальник аэропорта Кутейкин И. В. этому явно потворствует. Когда я уличил Вороненко в хищении, увидев, как ночью какие-то люди в его присутствии грузят бочки с дизельным топливом в бортовой «ГАЗ-52», и доложил об этом Кутейкину, тот сказал мне, что всё проходит по накладной, на законных основаниях, и чтобы я не совал нос не в свои дела.

Уверен, что Кутейкин не просто так покрывает своего подчинённого, наверняка он имеет с этого свой процент, и думаю, что немалый. О том, что в аэропорту происходит воровство ГСМ, я начал догадываться ещё в прошлом году. Можно только предполагать, как долго на самом деле это происходит, и сколько за это время было похищено дизельного топлива и авиационного керосина.

Прошу вас в отношении Вороненко А. М и Кутейкина И. В. принять соответствующие меры».

Ниже была подпись, но дата не стояла. Однако… Выходит, вдова, продавшая нам эту куртку, не знала о наличии письма, иначе как минимум его вытащила бы из кармана, а как максимум, пошла с ним в прокуратуру. Умер он в прошлом году, так и не успев дойти до прокуратуры, а эта банда, состоящая из начальника склада ГСМ и начальника аэропорта, получается, до сих пор реализует налево бочки с дизельным топливом и керосином.

И что мне делать с этим письмом? Проще всего порвать и сжечь, но одобрит ли это высший разум в лице «ловца»? Или хотя бы моя совесть? Кто знает, вдруг эти ворюги разбавляют керосин какой-нибудь хренью, и когда-нибудь по их вине самолёт не долетит до пункта назначения. И я тоже буду причастен к гибели десятков, а то и сотен людей. Бойся равнодушных! Это с их молчаливого согласия совершается все зло на земле! Со стариной Фучеком не поспоришь.

Итак, что же остаётся… Не строить же из себя детектива, устроив наблюдение за складом. Тем более хищение должно фиксироваться на фото или видеокамеру, у меня не было ни того, ни другого. Логичнее не играть в героя, а просто отнести заявление в Первомайскую прокуратуру, куда оно изначально адресовалось, пускай разбираются, это их непосредственная обязанность. И, кстати, не исключено, что те самые хулиганы были подосланы подельниками из аэропорта. Узнали как-то, что Низовцев собирается идти в прокуратуру, и сработали на опережение. Вот только не догадались, что заявление уже написано и лежит во внутреннем кармане куртки правдоискателя.

В понедельник я решил пропустить первую пару, сразу же направившись в прокуратуру. Милиционеру на входе показал заявление покойного, объяснил ситуацию, тот сразу сделался серьёзным и назвал номер кабинета, куда мне следует пройти. Там сидела мощная женщина с погонами старшего советника юстиции. Несмотря на свою монументальность, она довольно грамотно пользовалась косметикой, а обесцвеченные волосы были уложены в затейливую причёску.

– Здравствуйте, меня к вам направили.

Мне предложили присесть, и дальше я рассказал про покупку куртки и случайно обнаруженное во внутреннем кармане заявление. Прокурорский работник, нахмурясь, ознакомилась с содержимым бумаги, после чего поблагодарила меня и пообещала заняться этим делом немедленно. На прощание записала мой домашний адрес, добавив, что если понадоблюсь – меня вызовут повесткой.

Однако уже на следующий день мне домой принесли повестку, что в среду я должен был явиться к начальнику райотдела милиции Ленинского района подполковнику Шеменёву. Как раз в день рождения мамы. Она, кстати, изрядно перепугалась, но я ей напомнил, что это, наверное, по поводу Бузыкина, который занимается шантажом молодых писателей. Само собой, ни в тот раз, ни в этот про домогательства с его стороны я матери рассказывать не стал. А если на суде всё это всплывёт? Блин, может я вообще всё это зря затеял? Как бы не начали косо поглядывать в мою сторону, принимая за «сладкого», хотя я, наоборот, отверг «ухаживания» этого извращенца.

С утра я вручил маме упаковку с флаконом её любимых духов «Белая сирень». Она только недавно жаловалась, что в старом флаконе духов осталось на донышке, так что подарок пришёлся весьма кстати.

Повестка и впрямь касалась дела Бузыкина. Владимир Георгиевич Шеменёв оказался сухопарым мужчиной предпенсионного возраста с лицом, словно вытесанным из куска камня.

– Присаживайся… Мне в понедельник звонил Козырев, рассказал о твоей проблеме. Ты, конечно, можешь написать заявление о шантаже со стороны этого Бузыкина и попытке домогательства сексуального характера. Но, хотя я и на твоей стороне, если дело дойдёт до суда, какие доказательства ты сможешь представить? Голословные утверждения суд даже не станет рассматривать. Бузыкин попросту скажет, что по коленке тебя не гладил, в крайнем случае, добавит, что во время беседы чисто по-дружески положил ладонь на твоё колено, и в мыслях не держа тебя домогаться. А что касается шантажа… даже если бы он признался, что предлагал внести какие-то изменения в текст и за это стать соавтором – тут даже административной ответственностью не пахнет, не то что уголовной.

Вот так в течение одной минуты меня окунули мордой в суровую реальность советской юриспруденции. Видно, глядя на мой понурый вид, Шеменёв решил меня немного приободрить.

– Но ты раньше времени не вешай нос. Мы за этим Бузыкиным будем приглядывать, да и в биографии его покопаемся. А ведь он вполне мог когда-то и наследить. Главное – ухватиться за кончик ниточки, а там и весь клубок можно распутать.

Понятно, что всё это он говорил чисто ради проформы, и эта капля бальзама не смогла меня успокоить. Злость из меня так и пёрла, требуя выхода. В этот вечер я впахивал на тренировке как проклятый, а когда пришли тренироваться взрослые парни, потребовал кого-нибудь из них себе для спарринга. Даже Храбсков малость напрягся, мол, что это с тобой сегодня такое? Но противника мне подобрали, на полголовы выше и немного пошире в плечах. Не прошло и минуты, как я усадил его на задницу. Только после этого почувствовал, что меня немного отпустило.

Маму, отработавшую сегодня в первую смену, я на вечер отпустил посидеть в кафе с подругами, среди которых значилась и Татьяна. Хорошо, что посиделки устраивали не в нашей квартире, как в прошлые годы, иначе я даже не знаю, как бы мы с Татьяной при матери смотрели друг другу в глаза. На этот раз я сказал, что деньги есть, пусть мама позволит себе посидеть в кафе с парой подружек. Что она с радостью и сделала.

Домой она вернулась буквально через десять минут после меня, я едва успел выйти из ванной, обняла меня и стала целовать в лоб и щёки. От неё исходил лёгкий запах спиртного, то-то она кинулась меня лобызать. А потом полезла в холодильник за пирожными и лимонадом, хотя я и предупреждал, что обойдусь без сладостей. Причём пирожные были точно такими же, какими меня угощала Татьяна, так что навеяло. А помимо лимонада и пирожных на столе появилась бутылка домашней наливки, которую мама бог знает когда покупала у соседки по дому тёти Клавы – та была той ещё самогонщицей.

– Сегодня по чуть-чуть за мамино здоровье можно, – сказала мама, разливая настойку по рюмкам. – Ты уж, думаю, и пиво пробовал, а может, что и покрепче, так что от рюмочки плохо тебе не станет.

В четверг вечером мы с мамой прилипли к экрану телевизора. И не только, все мои музыканты тоже и, думаю, испытывали такие же чувства, как и я: гордость и смущение одновременно. На маму было приятно смотреть, она буквально лучилась счастьем от осознания того, что у неё такой гениальный сыночек. Гы, вундеркинд 58-летний!

В нашем доме я и так уже был местной звездой, а после выступления по ТВ моя популярность выросла до галактических размеров. Про училище и говорить нечего, утром меня встречали как Майкла Джексона в каком-нибудь Урюпинске, вздумай он туда приехать в расцвете своей славы. Мало того, когда после уроков я шёл домой, какая-то проходившая мимо женщина средних лет остановилась, и чуть ли не во весь голос воскликнула:

– Ой, вы же Максим Варченко!

Я натянул трикотажную шапочку на глаза, поднял воротник своей лётной куртки и ускорил шаг. Не тут-то было! Женщина оказалась настойчивой, преследовала меня метров сто, на её вопли оборачивались прохожие, в итоге я вынужден был остановиться и прицедить: