Текст книги "Второй шанс (СИ)"

Автор книги: Геннадий Марченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

– Сумел ты, Максим, отцу потрафить, – тихо говорит Сергей Борисович, пристально глядя мне в глаза, и от его взгляда у меня по спине почему-то бегут мурашки. – Предложил бы выпить за тех, кто не вернулся с войны, да сегодня вроде мы собрались по другому поводу.

– Борис Никанорович, – говорю, решившись. – Я тут книгу затеял писать о войне, и мой герой по сюжету из пехоты попадает в разведроту. А вы, как бывший разведчик, могли бы поделиться со мной интересными воспоминаниями, так сказать, выступить в качестве консультанта. Как вам такое предложение?

Дальше минут на десять я оказался в эпицентре всеобщего внимания. Присутствующие немного офонарели, когда я заявил, что пишу роман. Пришлось вкратце пересказать фабулу будущего произведения, добавив, что книга близится к завершению, но помощь ветерана будет не лишней. В итоге Козырев-старший диктует мне свой адрес на острове Пески, который легко запомнить (Тельмана-4), и заявляет, что завтра после обеда он ждёт меня у себя.

– Ты не смотри, что я сейчас выпимшы, завтра буду как огурец, – заверил меня фронтовик.

А Инга тем временем предлагает молодёжи переместиться в её комнату, послушать подаренный Артёмом диск. Комната именинницы тоже вполне приличных габаритов для единственного ребёнка, примерно в половину гостиной. И обстановка внушает уважение, во всяком случае, у девчонки на нижней полке шкафа стоял – я даже не поверил своим глазам – музыкальный центр «Philips RH832». Такая же модель мне досталась по случаю в начале 90-х, и всё в ней она прекрасно работало. А в «эпоху застоя» – это один из самых желанных и дорогих аппаратов. В плоском корпусе объединены проигрыватель винила, многодиапазонный тюнер и четырехканальный предварительный усилитель.

Даже по меркам будущего вполне достойная вещь. Я представил, сколько такая штука стоит, и мне стало немного грустно.

У Инги имелась своя коллекция пластинок, к моему приятному удивлению, включавшая оригинальные диски западных исполнителей, а не пиратские перепечатки «Мелодии», где порой не указывалось даже название группы. С разрешения хозяйки я двумя пальцами взял конверт «Deep Purple» с их десятым студийным альбомом «Come Taste the Band».

– Что, знакомая группа? – с усмешкой в голосе поинтересовался Артём. – Может, даже знаешь, как переводится её название?

Вот же гадёныш! Он что, думает, раз я учусь в рогачёвке, то и в развитии отстаю? Да я и в той жизни в 15 лет знал, что это за группа, не говоря уже о своём багаже 58-летнего мужика. И вообще, он что, забыл, что я уже прорекламировал себя как будущего писателя, а значит, уже видно, что не пальцем деланый!

– Артём, как тебе не стыдно? – попыталась урезонить его Инга, державшая в руках подаренную пластинку «Аббы».

– Ну почему же, твоего одноклассника интересует уровень моего интеллектуального развития, – сказал я, продолжая играть в гляделки с этой наглой жердиной. – Так я отвечу, мне не трудно. Итак… Образовалась группа в 1968 году. Главным инициатором создания коллектива был барабанщик Крис Кертис. Он дал новому коллективу название «Roundabout», что в переводе означало «карусель». Оказалось, что у Лорда есть на примете талантливый гитарист Ричи Блэкмор, который тогда жил в Германии. Ему предложили место в команде, и он согласился. Именно в этот момент пропадает главный инициатор создания группы, ходили слухи, что это исчезновение было связано с наркотиками. Разумеется, проект оказался под угрозой. Но дело в свои руки взял Джон Лорд. Уже во время первых гастролей музыканты решили переименовать группу. Каждый написал на бумажке свой вариант. Наибольшие споры вызвали названия «Fire» и «Deep purple». В итоге остановились на «Deep Purple» – «темный пурпур». Его предложил Ричи Блэкмор, это было название любимой песни его бабушки – романтической баллады Билли Уорда. Устраивает тебя этот ответ?

Видно было, что парень потрясён. Да и не только он. Пользуясь моментом, я выдал информацию по альбому «Come Taste the Band», который сейчас держал в руках:

– Это десятый студийный альбом группы, вышедший в октябре 1975 года. Первый и единственный альбом, не считая концертных, записанный в составе Mark IV. Если кто не в курсе, составы «Deep Purple» принято нумеровать Mark X (сокращённо MkX), где X – номер состава. К моменту записи альбома Блэкмор покинул группу, его заменил малоизвестный американский гитарист Томми Болин. Запись диска проходила с августа по сентябрь на студии в Мюнхене. Но именно тогда стало известно о серьёзных проблемах с наркотиками у Болина и бас-гитариста Гленна Хьюза. Забегаю вперёд, скажу, что в декабре 76-го, то есть год назад, Болин скончался от передозировки наркотиков. Наркота сгубила массу талантливых и не очень людей, так что, если когда-нибудь эта дрянь попадёт вам в руки – бегите от неё, как чёрт от ладана.

Я продолжал смотреть в глаза Артёму, и тут он не выдержал, отвёл наконец взгляд, словно я подловил его на чём-то недостойном. А я с чувством собственного достоинства продолжил:

– Гастроли в поддержку альбома обернулись для «Deep Purple» неприятным сюрпризом: они не были готовы к столь сильному неприятию гитариста со стороны американской, а вслед за ней – и европейской публики. После тура в поддержку альбома группа распалась.

– И откуда же тебе всё это известно? – с прищуром поинтересовался Артём. – Может, ты слушаешь вражеские голоса, вещающие на Советский Союз?

– Может, и слушаю, а может, общаюсь с людьми, которые в теме.

После чего повернулся к Инге.

– Давай, именинница, ставь пластинку. Или, если хотите, я и о ней могу что-нибудь рассказать.

– Нет-нет, – запротестовал народ, – мы и так тебе верим. Давай, Инга, ставь.

Мы успели прослушать всего пару песен, когда в комнату, предварительно постучав, заглянула мама именинницы:

– Ребята, пойдёмте есть торт.

Торт – это святое. Это символ дня рождения, да и к тому же вкусно. Не сказать, чтобы я по жизни был сластёной, но от куска хорошего торта никогда не откажусь. А в данном случае бисквитный торт представлял из себя, не побоюсь этого слова, произведение кулинарного искусства. Для него не пожалели шоколада, крема, орехов, а сверху он был украшен дольками апельсина и виноградинами, а на шоколадной глазури было выведено белым кремом «С Днём рождения!» Явно не покупной, такие делают только на заказ, и обошёлся наверняка в приличную сумму.

Съев под большой стакан чая свой кусок, я понял, что больше в меня ничего не влезет. Взрослые лениво ковырялись в своих порциях. Дамы, наверное, блюли фигуру, а мужчины, думаю, предпочли бы сладкому кусок хорошо прожаренного мяса под крепкие напитки. Хотя, возможно, они тоже просто были сыты, в этот вечер хватало и мясных блюд, и горячительных напитков.

Расправившись с тортом, мы снова переместились в комнату Инги, дослушивать пластинку. Когда она закончилась, на часах было уже начало десятого, и молодёжь стала собираться по домам. Я тоже хотел было отвалить, но Инга неожиданно отвела меня в сторонку:

– Максим, ты не мог бы немного задержаться? Всё равно ведь живёшь через дорогу.

– Да пожалуйста, – пожал я плечами. – А зачем? Помочь с мытьём посуды?

Хотел рассмешить, а прозвучало как-то глупо. Но Инга не обиделась:

– Сейчас вы все уйдёте, и мне станет очень одиноко. Хочется хоть ещё немного с кем-то пообщаться, не с взрослыми, они меня не понимают…

Она проводила ребят, и мы вернулись тихой сапой в комнату.

– Знаешь, у меня такое ощущение, что Артём к тебе неравнодушен, – сказал я, когда уселись на раскладном диванчике. – И честно говоря, думал, что если уж кого ты и попросишь остаться, то как раз его.

– Артём неизвестно что себе напридумывал, – сказала она, очаровательно надув губки. – Говорит, мы с ним идеальная пара, и что наши родители уже чуть ли не о всём договорились… Глупость какая! Иногда его самоуверенность меня просто бесит… А ловко ты его поставил на место с этой пластинкой.

Она негромко рассмеялась, и в комнате словно бы стало светлее. Чувствуя, что мои гормоны начинают понемногу просыпаться, я быстро перевёл разговор в другое русло.

– Слушай, я так и не понял, а на какой должности в обкоме работает твой отце?

– Какой-то инструктор, – легкомысленно отмахнулась Инга. – Мама говорит, что через год-два папа сможет выбиться в заведующие отделом, а там и до секретаря обкома недалеко.

– А твой дядя? Я так и не понял, где он работает…

– Дядя Серёжа, – усмехнулась Инга, – работает в очень серьёзном ведомстве из трёх букв. Угадаешь?

– МВД?

– Тепло…

– Хм… Неужто Комитет госбезопасности?

– Ага, – снова негромко рассмеялась именинница. – Майор КГБ, ловит шпионов. Только тс-с-с, никому ни слова.

Она сделала страшные глаза, и я изобразил, как-будто застёгиваю молнию на своих губах. А сам думаю, не познакомиться ли с её дядей поближе? Может быть, удастся извлечь из этого какую-то выгоду? Эй, там, наверху, «ловец» или как там тебя, что ты об этом думаешь? Молчишь? Ну и молчи, сами, если что, справимся.

– Могила! – говорю я, и интересуюсь с лёгкой иронией в голосе. – А что, правда шпионов ловит или бумажки перебирает?

– Да я-то откуда знаю, думаешь, он нам о своей работе что-нибудь рассказывает? Папа меня вообще предупреждал, чтобы я лишний не распространялась о своём дяде. Не только о его работе, но и вообще…

– Я тоже никому… Это он тебя правильно предупредил, а ты взяла и проболталась постороннему человеку.

– Тебе что ли? Ха, так ведь поклялся, что будешь молчать!

– В общем-то, не клялся…

– Ты же сказал – могила, а это равносильно клятве. Если проболтаешься – умрёшь!

И снова делает страшные глаза, в глубине которых пляшут бесенята.

– Ну началось… Ты мне ещё про чёрную руку расскажи.

– Ой, я так любила в пионерлагере такие истории слушать! – и с пугающей интонацией нараспев начала произносить. – В чёрной-чёрной комнате стоял чёрный-чёрный стол. На этом чёрном-чёрном столе стоял чёрный-чёрный гроб. Из этого чёрного-чёрного гроба выскакивала чёрная-чёрная рука: «Отдай моё сердце!»

И сама же не выдержала, заливисто расхохоталась. Ну и я следом, мне тоже было ужасно смешно смотреть, как она изображает рассказчицу страшилок.

Мне было с ней так легко, будто бы я знал её уже тысячу лет. Я успел по её просьбе снова исполнить песню, якобы сочинённую к её дню рождения, на этот пояснив, что снежная Москва мною вписана для красоты.

Потом мы обсуждали современную музыку, и оказалось, что Инга в ней весьма неплохо разбирается. Впрочем, и в классической тоже, девушка закончила восемь классов музыкальной школы по классу фортепиано.

– Жаль, я тебя раньше не встретил, – говорю, – а то бы ты в моём ансамбле стала клавишницей.

Следующие минут пятнадцать пришлось рассказывать про наш ансамбль, о котором я до этого из скромности не упоминал. И о сегодняшнем выступлении тоже, добавив, что, возможно, отрывок из него покажут завтра по единственному местному телеканалу. Вот только я не догадался уточнить, в рамках какой программы. Заодно говорю, что рад буду видеть её на одной из наших репетиций, познакомлю с нашим творчеством. Инга с радостью принимает приглашение.

Домой я ушел лишь в 11-м часу вечера, когда за дверью уже раздавалось деликатное покашливание Нины Андреевны. К тому же скоро уже нужно было идти встречать маму, я продолжал делать это с неизменной периодичностью. В прошлой жизни ни разу не случилось, чтобы по пути длимой в такое позднее время мама попала в неприятности, тем более что идти от типографии до дома два квартала. Но кто его знает, как всё изменится с моим появлением в этом времени… У Брэдбери достаточно оказалось раздавить ископаемую бабочку, чтобы изменить будущее, а я тут уже успел сделать гораздо больше. Хотя, признаюсь, бабочку пока не раздавил. Зато спас от гибели девчонку, с которой мне было так хорошо и легко.

На прощание Инга написала мне номер своего домашнего телефона. А я приглашаю её завтра утром сходить в «Родину», где идёт комедия «Четыре мушкетёра» с участием комик-группы «Шарло». Утром, потому что первый сеанс в 10 часов, а после него я планировал угостить девушку мороженым в «Снежке», проводить до дома и только после этого прогуляться к её деду.

Она говорит, что уже видела этот фильм, но с удовольствием сходит ещё раз. Я тоже видел в дикой юности, и тоже с удовольствием снова его посмотрю спустя столько лет, особенно в компании столь прекрасного создания. Эх, старый ловелас… Но что делать, приходится поведением соответствовать своему внешнему виду, не я, в конце концов, всё это затеял с переносом сознания. Хе-хе – как любил вставлять чуть ли не в каждом абзаце своих книг мой хороший знакомый, писатель-попаданщик из Саратова.

* * *

Последним квартиру покинули Сергей Борисович с супругой и Козырев-старший. Борис Никанорыч наотрез отказался остаться ночевать у старшего сына, заявив, что спать может только на своей продавленной лежанке. Жил старик после смерти жены бобылём в старом доме на острове Пески, представлявшем собой частный сектор посреди Суры. С одним берегом остров соединялся старым мостом, по краям украшенным столбами – в народе его называли «питерским». Видимо, по аналогии с ленинградскими мостами, также украшенными колоннами, однако не в пример величественнее пензенских. На другой берег вёл понтонный пешеходный мост на железных бочках, который функционировал с мая по сентябрь, и сейчас уже был разобран.

По прямой от дома, где проходило празднество, до «питерского» моста было десять минут ходу под горку, и дед рвался пройти их пешком, но тут Сергей Борисович сумел настоять на том, чтобы подвезти отца на своём «Москвиче-412». Москвичонку было уже двенадцать лет, и старший брат не раз попрекал младшего за то, что тот при его связях и возможностях не приобретет себе хотя бы «Жигули», а лучше «Волгу». Возможность приобрести если не «волжанку», то хотя бы «Жигули» у Сергея Борисовича действительно была, однако майор госбезопасности был непреклонен. Привык он к этой машинке, тем более что под капотом стоял форсированный движок, которого хватало, чтобы на трассе относительно легко уделывать те же «Жигули» с «Волгами».

Спровадив наконец гостей, Нина Андреевна быстро убрала со стола, решив, что посуду вымоет утром. В который раз подумала, что хорошо бы завести домработницу, но у мужа на работе такого могут не понять. Перед сном наложила себе на лицо омолаживающую маску из смеси глины и мирамистина, спустя 20 минут смыла, смазала кожу кремом и только после этого наконец нырнула к супругу в постель. Нина Андреевна очень заботилась о себе, и её старания не проходили даром: в 37 она выглядела значительно моложе своих лет.

– Миша, ты не спишь?

– Пытаюсь, – пробурчал тот, не поворачиваясь к жене.

Какое-то время лежали молча, но Нина Андреевна всё же не выдержала.

– Миша…

– Ну чего?

– А что ты думаешь об этом молодом человеке, Максиме?

Михаил Борисович повернулся к супруге.

– Что я думаю? Ну-у, занимательный юноша…

– И Инга на него обратила внимание, недаром попросила задержаться. Интересно, о чём они шептались целый час?

– Хм… О чём могут шептаться двое молодых людей? Вспомни нас…

– Ну, в наше время всё было иначе.

– Ошибаешься, Ниночка, времена меняются, а люди остаются теми же самыми. Так же любят, так же хотят денег и власти, так же умирают. Просто декорации меняются. Хотя, пожалуй, я бы не назвал это свиданием, они и знакомы-то всего ничего… Не знаю, у молодёжи всегда найдутся темы для разговоров.

Снова помолчали, и вновь молчание первой нарушила Нина Андреевна:

– Миша, а если представить, что наша Инга и этот Максим полюбят друг друга? Какая бы из них получилась пара? Он – машинист…

– Помощник машиниста, – поправил Михаил Борисович.

– Да не придирайся! В общем, помощник машиниста и наша дочь, которая после 10-го класса собирается поступать на журфак МГУ – а ты ведь помнишь, что мы должны сделать всё возможное, чтобы она поступила…

– Да уж, мы… Вообще-то всё предстоит делать мне.

– А вдруг она сумеет сдать вступительные экзамены и самостоятельно поступить в университет?

– Я узнавал, там такая система, что человеку из провинции, даже окончившему школу с золотой медалью, поступить практически невозможно. Существует квота, согласно которой держатся места для студентов из братских республик, в первую очередь из южных. Журналисты из них получаются, как из говна пуля, но есть разнарядка свыше. Плюс блатные, это уже само собой. Вот я и стараюсь, чтобы наша дочь оказалась в числе блатных. Конечно, недёшево встанет, но и дочь у нас одна, как ты мне часто об этом напоминаешь…

– Сколько раз можно говорит, аборт мне пришлось сделать по медицинским показаниям.

– Ладно-ладно, я всё помню… Так вот, я тебе недавно говорил, что уже почти нашел выход на декана факультета журналистики. Надеюсь, удастся договориться.

– Главное, чтобы Инга об этом не узнала, а то такой скандал будет… Ты же знаешь её характер.

– Вот и держи язык за зубами, а я-то точно не проболтаюсь.

– Так ты не отвиливай от темы… Что думаешь насчёт возможных отношений Инги и Максима? Мне кажется, он нашей дочери не пара. Да, симпатичный мальчик, на гитаре хорошо играет, смелый, опять же, не испугался броситься в ледяную воду… Но какое будущее ждёт Ингу с машинистом поезда?

– С помощником машиниста электровоза, – снова досадливо поморщился Сергей Борисович, хотя в сумраке жена всё равно не видела его гримасы. – Хотя в будущем, вероятно, он станет машинистом. Машинисты, кстати, хорошо зарабатывают… А может, это наоборот будет выгодная партия? Представитель творческой интеллигенции замужем за пролетарием… Ты же знаешь, какие преференции у простых работяг. В члены партии первым делом принимают пролетариат, затем крестьянство, а интеллигенцию в последнюю очередь. А машинист – это самый настоящий пролетарий, стопроцентный. К тому же если он вдруг и впрямь напишет книгу, то для пролетарского писателя войти в большую литературу вообще не проблема. А там могут открыться весьма заманчивые перспективы.

– Ну не знаю, – задумчиво протянула Нина Андреевна. – С одной-то стороны ты прав, а с другой…

– Нина, что сейчас толку обсуждать то, чего может и не быть. Они люди молодые, ещё сто раз всё может измениться, тем более между ними пока ещё ничего не было… кгхм, надеюсь… а ты уже в ЗАГС их повела. Давай спать, мне в 8 утра надо быть у здания обкома, поедем нормы ГТО для служащих сдавать.

– Кто такую дурость вообще придумал?

– Кто, кто… Кто надо, тот и придумал. Спи!

Глава 11

Насчёт билетов я подсуетился заранее, так, на всякий случай. В 9 утра метнулся в кассу кинотеатра, купил два на последний ряд, так сказать, на места для поцелуев, хотя, конечно, о поцелуях нам с Ингой думать пока рано. Не в смысле возраста, для 15-летних целоваться – обычное дело, даже в СССР, а том смысле, что мы ещё не так близко знакомы. Хотя вчерашние посиделки наедине нас всё-таки заметно сблизили, и у меня было такое ощущение что я знаю Ингу чуть ли не целую вечность.

Без четверти десять мы встретились у входа в кинотеатр. Инга одета как тогда, в «Тарханах», правда, на голове ещё и довольно милая вязаная шапочка с помпоном. Я аж скрипнул зубами от бессилия, так мне хотелось, чтобы на мне красовались джинсы. Это превратилось для меня уже в какую-то идею-фикс. И как её реализовать… Разве что заработками на свадьбах, но пока с двух свадеб я накопил не так уж и много. У мамы не попросишь, даже если и есть у неё столько – стыдно, и так недавно куртку с ботинками взяли. Виолетта обещала позвать, коль надобность в нашем ансамбле случится, но когда это ещё будет, а зависеть от случая не хотелось. Видно, так и придётся пока в обычных брюках рассекать.

«И вообще, ты советский подросток, – укорил я себя, – негоже тебе думать об импортных шмотках».

А ещё нам домой не помешало бы провести телефон. Вот так взял бы, например, позвонил Инге, или по делам куда-то. Может, когда стану известным писателем, мне его поставят? Ага, ухмыльнулся я про себя, ещё и дачу в Переделкино подарят.

Свет в зале тем временем медленно погас, и под бодрое музыкальное сопровождение киномеханик стал крутить киножурнал «Фитиль». Высмеивание отдельных недостатков советского общества затянулось минут на десять, после чего наконец начался сеанс. Да уж, в СССР не так много было развлечений, даже на утренний сеанс почти все билеты оказались проданы, и я похвалил себя за предусмотрительность. Всё-таки в кинотеатрах есть своё очарование, когда ты переживаешь за героев фильм вместе с десятками других зрителей, когда фильм идёт на большом экране и колонки под потолком выдают такой звук, что у тебя внутри порой всё содрогается. К тому же не звонят сотовые телефоны и народ по ним не беседует, отвлекая соседей, и поп-корном никто не хрустит – эта идиотская привычка – жрать поп-корн и пить газировку во время киносеанса – доберётся до нашей страны ещё лет через пятнадцать. «А может, теперь и не доберётся», – шепнул кто-то внутри меня.

Мы с Ингой вместе со всем залом от души хохотали наш смешными моментами в фильме. Ладно она, а мне-то, казалось бы, видевшему комедии куда круче, вроде и не с руки так веселиться, но я ничего не мог с собой поделать. Будто и впрямь 15-летний мальчишка.

До поцелуев у нас во время сеанса не дошло, а когда наши пальцы случайно соприкасались, то поначалу Инга свою руку тут же испуганно отдёргивала. А потом перестала, и фильм мы досматривали, сплетя пальцы рук. К тому моменту я думал уже не столько о кино, сколько о ней, мысленно обзывая себя педофилом и старым извращенцем. Как там у Лозы… «А от мыслей этих чтой-то подымается, не в штанах конечно, а в моей душе…»

А потом мы спустились по Московской в кафе-мороженое, где просидели, наверное, час, болтая на самые разные темы. Как и вчера, мне общаться с ней было необыкновенно легко.

Затронули и тему капсулы с посланием потомкам. В местной прессе уже написали, что помимо первой капсулы, заложенной в 1967 году к 50-летию Октября, на 60-летний юбилей там же, в стелу у «Ростка», будет заложена и вторая.

– Интересно, что наши современники написали своим потомкам? – с ноткой мечтательности и словно бы про себя спросила Инга.

– Да уж известно что… Написали, с какими показателями встречают 60-летие Великого Октября, и выразили уверенность, что их внуки будут жить при коммунизме.

– А ты как думаешь, мы с тобой доживём до этого момента?

– До коммунизма? Хм… Хочется в это верить, но реальность иногда оказывается слишком жестокой.

Этих бы людей, что писали послание, да в наши 90-е закинуть на машине времени, то-то они бы сникли. И всё равно, вернувшись в 70-е, написали бы точно такое же послание, потому что о том, что ты видел в будущем, лучше помалкивать, иначе огребёшь таких неприятностей… Вот и мне в моём положении следует соблюдать осторожность. Тем не менее я не удержался и немного неожиданно даже для себя спросил:

– Инга, а ты веришь в путешествия во времени?

– Не знаю… Но очень хотелось бы верить. Это было бы так здорово, побывать в Юрском периоде, вживую посмотреть на динозавров. Или попасть во времени Древнего Рима, или в Средневековье…

– И везде ты, скорее всего, была бы обречена на смерть. В Юрском периоде уж точно ты бы пошла на завтрак какому-нибудь тираннозавру или стайке велоцераптеров. В Древнем Риме из тебя в лучшем случае сделали бы рабыню, а в средние века тебя и вовсе сожгли бы на костре инквизиции.

– Это ещё за что?!

– Потому что приняли бы за ведьму. Ты ведь наверняка начала бы всем рассказывать, что ты из будущего, а заодно пытаться переустроить мир по своему разумению, приблизить его к социалистическому строю. Это мало бы кому из власть предержащих и церкви понравилось, так что итог очевиден: обвинение в ереси и костёр. Так что отправляться в прошлое нужно подготовленным и желательно не так далеко. А лучше в своё собственное тело.

– Это как?

– Очень просто! Представь, что тебе, ну, скажем, 80 лет, ты дряхлая старушка…

– Фу, какой ужас!

– Это ты сейчас так говоришь, а когда тебе стукнет 80, будешь воспринимать свой возраст как само собой разумеющееся. Итак, ты в весьма преклонных годах, однажды засыпаешь и просыпаешься в своём теле, только в молодом, например, в пятнадцатилетнем. То есть переместилась не ты вся, а только твоё сознание.

– А что, я была бы не против.

– И прожила бы свою жизнь ещё раз точно так же, как и в первый раз?

– А что, разве это плохо?

– Хорошо… Но представь, что в твоём будущем будет немало такого, что ты хотела бы изменить. Допустим, в 1991 году Советский Союз прекратит своё существование…

– Максим, ну что ты такое говоришь-то?!

– Допустим, – повторил я. – Это всего лишь предположение. Представь, что, скажем, в середине 80-х генеральным секретарём партии становится человек, для которого важнее благосклонность Президента США или канцлера ФРГ, нежели счастье собственного народа, он становится марионеткой в руках своих западных покровителей. В результате его действий СССР разваливается на отдельные республики, которые становятся самостоятельными. На 1/6 части суши устанавливается дикий капитализм, где процветает организованный криминалитет, а милиция ничем не лучше бандитов. Когда старики пытаются выжить на нищенскую пенсию, роясь в помойках, заводы закрываются, а миллионы людей оказываются безработными. Женщины идут на панель, мужчины пополняют организованные преступные группировки… Ну или пытаются организовать свой бизнес, отстёгивая бандитам за «крышу», то есть за защиту. Самые хитрые овладевают национальным достоянием страны – нефтью и газом, становятся долларовыми миллиардерами. Идёт срастание власти и бизнеса, появляются так называемые олигархи. Знаешь, что такое олигархия? Это политический режим, при котором власть сосредоточена в руках сравнительно малочисленной группы граждан, в нашем случае представителей крупного монополизированного капитала. И самое главное – ты знаешь, что ноги всего этого беспредела растут ещё из СССР, что невидимый на первый взгляд развал страны начался ещё в так называемую «эпоху застоя», при нашем дорогом Леониде Ильиче. Что уже сейчас Политбюро превратилось в сборище застывших в своём развитии стариков, не видящих дальше собственного носа. А если и видящих, то боящихся что-либо изменить.

– Максим…

– …А когда к власти придёт молодой (относительно молодой), не смотрящий на Запад политик, будет уже поздно. Впрочем, повторюсь, это всего лишь моя фантазия.

Я замолчал, внимательно глядя на сидевшую напротив Ингу. Та, опустив глаза, ковыряла ложечкой в креманке подтаявшее мороженое. Наконец подняла веки, обрамлённые длинными, пушистыми ресницами, и тихо произнесла:

– Ты знаешь, не так давно я нечаянно подслушала разговор папы и дяди, так вот, дядя Серёжа рассказывал отцу о романе английского писателя Оруэлла «1984». И то, что он там описал, мне сейчас кажется менее страшным, чем то, что сейчас рассказал ты. Я даже думать не хочу, что такое может случиться. А то, что ты говорил сейчас про наше Политбюро… Максим, эти люди добились своего положения неустанным трудом на благо Родины! Да, некоторые из них в уже довольно преклонном возрасте, но если они на своих постах, значит, ещё могут приносить своей стране пользу.

Я грустно улыбнулся, но решил не вступать в дискуссию, со временем сама всё поймёт. Только тогда уже, боюсь, будет поздно.

– Ладно, бог с ним, с Политбюро, вернёмся к нашим баранам… Итак, ты дожила до 80 лет, в России всё более-менее устаканилось, однако и тебе, и всей стране пришлось пережить страшные 90-е. Для кого-то страшные, для кого-то, наоборот, весёлые, а кто-то умудрился найти себе тихое местечко, откуда, как из норки, наблюдал за происходящим вокруг. И, попав в саму себя 15-летнюю – вернее, уже 16-летнюю – ты захочешь что-нибудь сделать, чтобы изменить такое будущее?

– Хорошо, предположим, что ты прав… Но что я могу сделать, одна, да ещё в 15 лет?

– Что? Вот и я не знаю, что… Хотя что-то можешь. Например, ты помнишь имена маньяков-убийц будущего, и можешь сделать так, чтобы они не успели совершить свои злодеяния. Каким образом? Если не хватает смелости устранить их лично (чего от девушки ждать и не стоит), то хотя бы написать анонимное письмо в МВД.

– Ну такое я ещё могла бы…

– А также написать письмо в КГБ с именами предателей Родины. Тем более у тебя там дядя работает… А может вообще решишься ему открыться, вдруг он поверит?

– А что, я бы, может, так и поступила. Дядя Серёжа, он… он такой!

– Какой такой?

– Ну, я не знаю, как правильно тебе объяснить… Он справедливый. И он сумеет понять.

– Хорошо, если так, – задумчиво пробормотал я.

А что, может, и мне попробовать довериться этому дяде Серёже? Или пока рано? Или вообще не сто́ит? Хоть бы этот «ловец», что ли, подсказал… Понятно, он и так для меня сделал немало, не забрал в этот свой «энергетический котёл», но всё же от дополнительной помощи я бы не отказался. Пусть даже от совета, если он окажется и впрямь дельным. Но пока приходится рассчитывать только на свои силы.

– А я в следующую субботу уезжаю в Куйбышев, – говорю, чтобы сменить грустную и скользкую тему.

– В Куйбышев? А зачем?

– На первенство РСФСР по боксу. Отобрался как победивший на недавнем чемпионате области.

– Класс! А ты там всех победишь?

– Хм, надеюсь, – хмыкнул я. – Вообще-то каждый из тех, кто будет выступать, надеется победить. Приедут чемпионы своих областей, а это уже серьёзный уровень, перворазрядники. Жаль, что ты не сможешь поехать в Куйбышев и поддержать меня, но я буду помнить, что ты за меня болеешь здесь, в Пензе, и это придаст мне дополнительные силы.

– Конечно, буду! А по телевизионных трансляций из Куйбышева не будет?

– Навряд ли, у нас в СССР как-то не принято показывать юниорские соревнования, даже взрослый чемпионат Союза и то, мне кажется, не показывают. Другое дело – чемпиона Европы или тем более мира. Ну а Олимпиада – это само собой. Хотя и там обычно показывают только финалы.

– А ты выступишь на московской Олимпиаде?

– Для московской я ещё, пожалуй, годами не выйду, а в общем-то было бы неплохо, – улыбнулся я. – Но для этого нужно ещё много чего навыигрывать на всесоюзном уровне.

И подумал про Олимпиаду в Лос-Анджелесе, которую наша страна бойкотировала в ответ на бойкот американцами Олимпийских Игр в Москве. Игры Доброй воли – это ни о чём, кто помнить чемпионов этой пародии на Олимпиаду? Разве что останется ждать Сеул в 88-м… Это мне будет 26, в общем-то, самый расцвет для боксёра.

А потом я отправился пешочком на Пески. Найти дом старого разведчика не составило труда, большая цифра «4» красовалась возле калитки, как и забор, выкрашенной в синий цвет. Никаких кнопок звонка я не узрел, но зато с той стороны раздался отчаянный собачий лай. А примерно минуту спустя, глядя в узкую щель между дощечек калитки, я увидел, как дверь дома открылась и на крыльце в телогрейке на майку-алкоголичку, трениках с вытянутыми коленками и шлёпанцах на босу ногу появился Борис Никанорыч.