Текст книги "Перезагрузка или Back in the Ussr книга 1"

Автор книги: Геннадий Марченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

Глава 27

Общую тетрадь, в которой сегодня твердо запланировал начать историческое повествование о битве при Золотаревском городище, я взял с собой на работу. Учитывая наличие некоторого свободного времени, грех было им не воспользоваться. После утренней разгрузки консервированной продукции – причем одну банку я умудрился расколотить – пристроился на крыльце, на теплом сентябрьском солнышке. Держа на коленке раскрытую на первой странице тетрадь, я думал, с чего начать. Главного героя я уже выбрал, им должен был стать подросток по имени Турлуш, ставший свидетелем происходящих вокруг него событий. Глянув на пронесшихся мимо меня с улюлюканьем детей, игравших в индейцев, я вывел первое предложение:

'Сегодня с утра отец с товарищами снова уходил на охоту. Турлуш не без зависти смотрел, как глава многочисленного семейства проверяет лук, набивает колчан стрелами, пробует ногтем, хорошо ли заточен нож... Только через два года, когда Турлуш встретит свою 14-ю весну, ему будет позволено тоже иметь настоящий нож, боевой лук, и ходить с мужчинами на охоту. И то, если к тому времени он сумеет натянуть тетиву боевого лука. Тогда его по праву будут считать мужчиной.

– Турлуш! Турлуш!

Паренек обернулся. Дверь распахнулась, и в избу влетела раскрасневшаяся сестренка Дулсан. В руках она держала лук, который Турлуш смастерил ей две полные луны назад. Увидев отца, остановилась, как вкопанная. Но тот подбодрил дочь:

– Что случилось, зачем зовешь брата?

– Стрела на дереве застряла. А Кайчи говорит, что он ее снимет оттуда, и оставит себе.

– Ну если так – пусть идет. Не давай спуску этому Кайчи, сын.

Турлуш моментально сорвался с места, следом за улепетывавшей со двора Дулсан. Кайчи был старше его на одну весну, и выше на голову. Его отец считался преуспевающим торговцем, оттого и отпрыск всегда ходил с высоко задранным носом. Вокруг Кайчи вились несколько ребят помладше, признавших в нем предводителя. Но Турлуш держался сам по себе, отчего Кайчи его постоянно поддевал. Доходило и до драки, бывало, то один, то второй возвращались домой с расквашенным носом. Вот и сейчас, похоже, без драки не обойтись...'

– Сережка!

Я обернулся на голос жены.

– Чего?

– Опять по твою душу звонят, иди быстрее.

Оказалось, это был Тюстин. Александр Васильевич прочитал мою книгу и поблагодарил, что я указал его в аннотации в числе консультантов.

– Очень достойное исследование, и подача интересная. Что? Мясников обещал переиздать? Ну, если уж Георг Васильевич обещал... А сейчас над чем работаете? Понятно, тоже интересная тема. Тем более что вы и начали раскопки городища, вам, как говорится, и карты в руки. Помощь не нужна, советы? Ну если что – звоните, не стесняйтесь.

А ближе к вечеру раздался еще один звонок, теперь уже из пензенского отделения Союза писателей СССР. Говоривший представился секретарем отделения Николаем Андреевичем Куленко.

– Что же вы, Сергей Андреевич, совсем к нам не заходите? Забежали бы, познакомились... А то звонят от второго секретаря обкома КПСС, интересуются, состоит ли Губернский в писательской организации? А мы и не знаем про такого писателя. Задним числом, конечно, почитали журналы, где вы публиковались, с историческим трудом ознакомились... Безусловно, талантливо, ничего не скажешь.

– Спасибо, Николай Андреевич, за высокую оценку моего скромного труда.

– Так что заходите, познакомимся, глядишь, и представим вас к вступлению в писательскую организацию. Знаете, где мы находимся? Записывайте адрес...

Ну вот и еще одна полновесная монетка упала в мою копилку. Хотя места еще в ней осталось очень и очень много. Но набранные темпы на пути к возвеличению меня любимого самого радуют. Полгода прошло с момента моего появления в этом мире, а уже сколько сделано! Хотя, безусловно, не без помощи 'ридера', откуда я тупо воровал чужие книги... Впрочем, успел и сам родить неплохую повестушку. Как бы там ни было, все это ради счастливого будущего, чтобы что-то изменить в судьбе своей страны. Не факт, конечно, что будет лучше. Вдруг я так изменю историю, что все закончится ядерным апокалипсисом. Но в такое развитие событий верилось с трудом, девять из десяти, что если история изменится – то лишь к лучшему.

В течение следующей недели произошло два знаменательных события. Сначала меня приняли в члены Союза писателей СССР, а буквально через два дня Валентина стала членом коммунистической партии. Я сделал вид, что искренне рад за жену, хотя для меня КПСС являлась каким-то анахронизмом, куда стараются вступить только ради карьеры. Валя, вроде бы, на карьеристку не тянет, хотя чужая душа, как говорится, потемки.

Красную корочку любимой мы отметили походом в 'Волгу', созвонившись предварительно с Рафом Губайдуллиным.

– Конечно, приходите! – радостно заявил он. – Только точно время скажите, столик для вас будет заказан.

В общем, посидели неплохо, хотя Вале пришлось только завистливо смотреть, как я употребляю коньяк за двоих. Обошелся 200-граммовым графинчиком. Закусили неплохо, послушали живую музыку, повальсировали, причем Валя даже со своим немного округлившимся животиком выглядела весьма сексуально.

– Никогда еще не танцевал с беременной коммунисткой, – прошептал я ей на ухо.

– Ну так запомни этот вечер, – прошептала она в ответ, уже мое ухо обдав своим жарким дыханием.

Вечер мне запомнился, но немного по другой причине. За одним из столиков сидела шумная компания гостей с юга, как позже выяснилось, азербайджанцев, торгующих на местном рынке цветами и фруктами. В какой-то момент кавказцы начали делать недвусмысленные намеки в сторону девушки, сидевшей со своим молодым человеком. Сначала отправили ей через официантку бутылку вина. Но девушка вернула напиток обратно, передав опять же через официантку, что она с женихом, а потому принимать такие подарки от посторонних мужчин ей неудобно. Все это происходило буквально в двух шагах от нас, поэтому мы также стали невольными свидетелями разгоравшегося конфликта. Закончилось дело тем, что азербайджанцы нагло уселись за столик к этой парочке, и молодой человек как-то враз стушевался. Вот уже шаловливые пальчики южан потянулись к юному телу славянской красавицы, а когда та попыталась встать со словами: 'Антон, пойдем отсюда!', ее тут же силой усадили на место.

Наконец жених попробовал что-то вякнуть, ему просто отвесили легкую оплеуху, после чего пинками выперли в сторону выхода.

– Слушай, это уже беспредел какой-то, – сказал я Вале. – Куда администрация смотрит?

– Давай я схожу, поищу администратора или кого-то из начальников, кто-то же должен быть в это время. Пусть милицию, что ли, вызовут.

Наверное, Валя произнесла это слишком громко, а тут как раз у музыкантов случилась пауза, они, похоже, перекусывали где-то за сценой, и в зале было относительно тихо. Одним словом, азербайджанцы услышали, как моя жена что-то сказала про милицию, да еще и сделала движение, как бы поднимаясь.

– Ты, коза, быстро села на место, – с южным акцентом сказал один из азеров. – Села, и не дергайся.

Ах ты ж муфлон бакинский! Пожалуй, тот я, из 2015-го, постарался бы всеми силами сгладить конфликт, но в нынешнем состоянии я чувствовал себя куда увереннее. Порой мне казалось, что какие-то неведомые покровители мне благоволят, помогая в решении всех моих проблем. Да и два месяца бега и занятий с гантелями значительно улучшили мое физическое состояние.

В общем, чтобы не выглядеть в глазах своей женщины полным лохом, я поднялся и попросил для начала оскорбившего Валю азербайджанца извиниться. В ответ услышал, что он меня на чем-то там вертел, а в следующую секунду опустевший графин из-под коньяка опустился на голову смельчака. Учитывая, что посуда была из толстого стекла и весила довольно прилично, а удар оказался такой силы, что графин разлетелся на мелкие осколки – этого вполне хватило для того, чтобы отправить хама в глубокий нокаут. И я не был уверен, что обошлось без сотрясения мозга.

Тут же кто-то завизжал фальцетом, в зале началось броуновское движение, раздался крик: 'Милиция!'... Онемевшие от такого неласкового обращения со своим товарищем, две остальных азербайджанцев в первое мгновение только тупо переводили взгляд с меня на прикорнувшего без движения возле столика друга, и обратно.

– Щас кто дернется – порешу на хер! – вырвалось из меня совершенно для самого себя неожиданно.

Правда, чем я буду 'порешать', еще не придумал. Да вон хотя бы той бутылкой вина, она из вполне толстого стекла. Думаю, по силе удара графину не уступит. Однако до дальнейшего рукоприкладства дело не дошло. Очень вовремя появились двое представителей закона, один с лейтенантскими погонами, а второй в звании старшины.

– Что здесь происходит?!

Тут же откуда-то нарисовалась администратор – полнозадая бабенка с высокой прической. Я приготовился к тому, что меня сейчас начнут обвинять во всех смертных грехах, как обычно случается в дешевых боевиках, но, на мое счастье, администратор, собственно и вызвавшая милицию, видела всю картину происшедшего и рассказала правду.

– Вот те трое пересели к этим за столик. Начали к девушке приставать, ее молодого человека ударили. Потом вот этот, – она ткнула пальцем в слабо шевельнувшегося азербайджанца, – этот стал угрожать вот ей, – теперь уже палец направлен в сторону Валентины. – А этот вот встал, потребовал извиниться, тот ему что-то сказал, и этот его графином по голове. А графин, между прочим, из чешского стекла, знаете, сколько стоит?!

– Заплачу я за графин, не волнуйтесь, – успокоил администратора. – Вы бы 'скорую', что ли, вызвали, товарищи милиционеры,

– Так, Белкин, ты вызывай 'скорую', а я – дежурный 'УАЗик'. Сейчас все проедем в отделение, там и разберемся. Вы, вы и вы, – кивнул он на девушку, ее посеревшего от произошедших событий жениха и администратора, – поедете с нами, дадите свидетельские показания.

– Да у меня ж ресторан, как я его оставлю-то...

– Ничего, мы вам, если нужно, справку выпишем, что вы отсутствовали по уважительной причине.

– Я тоже поеду! – это Валя решительно уперлась в лейтенанта своим животиком. – Я тоже свидетель.

– Может, не стоит вам, в вашем-то положении...

– Либо я еду с мужем, либо он останется здесь.

– Ох, откуда вы только взялись на мою голову... Ладно, надеюсь, места хватит на всех.

Только под утро мы, наконец, добрались с Валей до дома. Блин, а ведь завтра только суббота, рабочий день. Поспать удалось часа три, и никакущие, мы приперлись утром в овощной. Татьяна, увидев, в каком мы состоянии, предложила отправляться нам домой. В итоге Валю мы все же сплавили, а я остался. Подремать можно и между заездами фур с овощами, а оставлять Татьяну одну таскать тяжеленные мешки как-то бесчеловечно.

Что же касается итогов ресторанной разборки, то я отделался административным штрафом. Судьба азербайджанских непосед осталась для меня неизвестной, да я особо и не стремился это выяснить. Главное, что честь моей жены была сохранена, а заодно и честь девушки – студентки политеха, которая против своего желания стала причиной конфликта. Ну а с администратором 'Волги' мы все уладили полюбовно, когда я заплатил не только за графин, но и накинул за беспокойство. Сейчас мы с Валей могли это себе позволить, не напрягаясь.

А в последних числах сентября позвонил Слободкин.

– Сергей, привет! Узнал? Ну вот, богатым, значит, не буду... Слушай, я чего звоню-то... В первое воскресенье октября в Колонном зале Дома Союзов пройдут торжественная церемония и праздничный концерт, посвященные Дню учителя. Наши 'Веселые ребята' принимают участие в концерте, мы исполним несколько песен, в том числе и написанные вами. Будет там и Раймонд Паулс, который мечтал с тобой и Валентиной лично познакомиться. Сможете приехать с супругой на два-три дня? Чтобы не второпях все, а культурно отдохнуть в столице. Принимающая сторона обеспечивает жильем и питанием, так что в этом плане не беспокойтесь.

– Заманчивое предложение, спасибо. Давай я тогда с Валей посоветуюсь.

– Да без вопросов. Только не затягивай, нужно еще будет тогда пригласительные на тебя выписать, а там все серьезно, сам Леонид Ильич обещается вроде быть.

Ого, увидеть живого Брежнева! Да разве мог я о подобном мечтать в 2015-м?! Будь моя воля – поехал бы без разговоров. Да и Валя ничего против моей поездки не имела. Но сама ехать наотрез отказалась, все-таки уже трудно ей было переносить дорогу.

Не без сожаления я согласился с ее доводами. Теперь оставалось только отпроситься у директора 'Плодовощторга'. Чистяков, к моей радости, в очередной раз пошел навстречу, заметив, что искренне мне завидует, потому как ему возможность лицезреть Ильича вживую так и не представилась, а теперь уже и вряд ли когда-либо представится.

– Ежели случай подвернется – сфотографируйся там с Леонидом Ильичом, мы фотографию на стенд повесим.

Я выразил сомнение, что дело до такого дойдет, потому как с лучшими учителями Союза Брежнев, может, еще и сфотографируется, а вот с каким-то малоизвестным писателем вряд ли. Но обещал постараться провернуть эту аферу, как я обозвал для себя задание начальства.

1 октября отзвонился Слободкину, сказав, что смогу приехать, но только один. Так что Паулсу со знакомством с автором слов к его песне придется обождать, но выразил надежду, что рано ли поздно рандеву все же состоится. Договорились, что в пятницу вечером я выезжаю, а в субботу утром Павел встречает меня на Казанском вокзале. Обратно выезжаю в понедельник вечером. Согласовав все мелочи, вечером назначенного дня я садился в уже ставший почти родным поезд 'Сура', а субботним утром был на Казанском вокзале.

Глава 28

На этот раз письма Щелокову и Ивашутину с именами очередных маньяков и предателей пришлось бросать в ближайший почтовый ящик у Казанского вокзала. Думаю, тому же начальнику ГРУ будет интересно узнать, например, об Аркадии Шевченко – чиновнике МИДа самого высокого ранга, заместителе Генерального секретаря ООН по политическим вопросам и делам Совета Безопасности ООН, который уже вовсю делится с западными партнерами секретной информацией. Если ничего не предпринять, то в 1978-м он просто переметнется на Запад, наплевав и на жену, которая покончит с собой, и на сына. Оба письма я заканчивал просьбой вывесить новые плакаты, посвященные теперь уже решениям XXV съезда Коммунистической партии Советского Союза.

Слободкин грозился подъехать и встретить прямо с поезда, поэтому пришлось идти на хитрость, покидать 'Суру' через другой вагон и бежать к ближайшему почтовому ящику. Затем, содрав с пальцев пластырь и возвращаясь к вокзалу, увидел, что худрук 'Веселых ребят' стоит возле своей 'Волги' и растерянно озирается, видимо, собираясь уезжать. Ну теперь-то уже можно не прятаться, дело, как говорится, сделано.

– О, привет, я-то думал, что ты не приехал, – искренне обрадовался моему появлению Слободкин. – Уже уезжать собирался, а тут ты... Какие-то планы у самого есть? В издательство не надо?

– В этот раз вроде бы нет, пока им ничего нового не привез, а все гонорары уже получены.

– А может, песню новую придумал? – не без надежды поинтересовался Павел, выруливая с площади трех вокзалов.

Вот ведь, все мало человеку... Я ему прямо сейчас мог бы навскидку спеть десяток песен, которые здесь еще никто не сочинил, но подумал, что надо бы и меру знать. Потому ограничился фразой, что нахожусь в процессе. Слободкин выразил надежду, что процесс надолго не затянется, и предложил, как и в прошлый раз, съездить на студию, где сейчас соберутся 'Веселые ребята', и до обеда еще раз прогонят материал, с которым будут завтра выступать на Дне учителя. Поскольку делать мне было совершенно нечего, то я принял предложение.

Коллектив ждал своего руководителя почти в полном составе. Буйнов что-то вполголоса напевал под тихо звучавший электроорган, Барыкин лениво перебирал струны акустической гитары, Пугачева в уголке обрабатывала пилкой ногти. Музыкант восточной наружности – как позже мне объяснил Павел, это был Роберт Мушкарбарян – 'бархоточкой' натирал свой саксофон. Сессионный басист, имя которого я тут же забыл, уставившись в ноты, тренькал на неподключенной бас-гитаре. Я пожал руку каждому, даже Алле, которая сама протянула в мою сторону свою маленькую отманикюренную ладошку.

– Лерман и Малежик нас только что покинули, ищем замену, – негромко проинформировал меня Слободкин. – Ничего страшного, завтра можно и в таком усеченном составе выступить... Я не понял, а где Алешин? Что значит приболел? Еще и голос пропал? Ну твою же мать...

Слободкин схватился за собственную шевелюру с такой силой, словно хотел себя оскальпировать. Со стоном выдохнул и грустно оглядел свое поредевшее воинство.

– Саша, Барыкин, поешь партии Алешина. И сейчас, и завтра на концерте. Слова знаешь? Ну и отлично. Так, друзья мои, хватит бездельничать, собрались. Сначала 'Арлекино', потом 'Посидим-поокаем', третьей идет 'Потому что нельзя'... Что у нас четвертое? Ах да, четвертая песня 'Позови меня с собой', а завершим выступление композицией 'Миллион алых роз'. Как бы дарим этой песней собравшимся учителям огромный букет. Я на барабанах. Все, поехали!

В течение следующего часа я наслаждался бесплатным концертом, где солировали Пугачева и Барыкин, и солировали вполне неплохо. Каждую песню прогнали по два раза, после чего Слободкин разрешил всем разбежаться, но в воскресенье в три часа дня как штык собраться у служебного входа Дома Союзов.

– Надеюсь, не нужно объяснять, где служебный вход? – обвел он своих музыкантов строгим взглядом. – Тогда все, до завтра.

Когда мы остались вдвоем, Павел предложил съездить отобедать. На этот раз не в 'Прагу', а в заведение чуть попроще, под названием 'Узбекистан'. Я отказываться не стал, тем более что завтрак сегодня пропустил, а под ложечкой уже ощутимо посасывало.

В 'Узбекистане' нас ждали блюда восточной кухни, включая изумительно вкусный плов и шашлык на углях. Наелся так, что, казалось, не смогу встать из-за стола.

– Все думал, какую тебе устроить культурную программу на этот вечер, – сказал Слободкин, вытирая жирные губы полотенцем. – Как смотришь на то, чтобы потусить в одной приятной компании?

– В приятной? В приятной можно. А что хоть за компания?

– Салон у Ники Щербаковой. Не слышал про такую? О-о, это Женщина с большой буквы! Соберутся известные личности. Вася Аксенов обещался, Игорь Холин, Генрих Сапгир, Илья Глазунов... Говорят, даже Высоцкий может подъехать.

– Серьезно?

– Ну а что, Володя человек такой, никогда не знаешь, когда может появиться. Иной раз клятвенно обещает приехать, все его ждут – а он так и не добирается до места. А в другой раз без всякого приглашения заявляется, то один, а то и вовсе с Маринкой.

– Это которая Влади?

– Ну да, она, других Маринок у него нет... Честно сказать, недолюбливают ее в наших кругах. Высокомерная, пудрит Володьке голову, да и потакает его слабостям. Говорят, Высоцкому водки уже мало, на наркоту подсел... Ладно, это между нами. Если начнут всякую ахинею нести про политический строй – не влезай. Там половина как минимум 'стучат' в Комитет, я даже знаю некоторых, кто точно 'стучит'. Затевают беседы с таким уклоном, запоминают, кто чего сказал, а потом бегут отчитываться. И это тоже между нами... Официант, счет, пожалуйста!

Около шести вечера мы подъехали к шикарному дому на Садовом кольце, около Малой Бронной. Большая квартира Ники Щербаковой находилось на последнем этаже и, как объяснил Слободкин, имела даже выход на крышу.

Дверь нам открыла сама хозяйка – яркая женщина в возрасте под сорок.

– О, Павел, привет! – обняла она Слободкина. – Ты сегодня не один...

– Знакомься, Ника, это Сергей Губернский, тот самый – писатель, поэт и композитор. Сергей, это Ника – роковая женщина, сгубившая не одно мужское сердце.

– Да ладно уж, скажешь тоже, – рассмеялась Ника низким, грудным смехом, не забывая при этом окинуть меня оценивающим взглядом. – Как же, слышала ваши песни, особенно эта нравится... про любовь ... А, вспомнила – 'Потому что нельзя'.

– Спасибо за комплимент, – ответил я, касаясь губами тыльной стороны ее ладони, и ощущая ноздрями запах крема, которым молодящаяся хозяйка наверняка смазывает кожу рук.

Я сделал попытку разуться, но мое действо тут же было пресечено фразой, что в салоне у Ники разуваться не принято. Достаточно как следует вытереть обувь о коврик. Я пожал плечами, и проделал необходимую процедуру. Дело-то хозяйское, как говорится.

Квартира была шикарной, выделяясь как размерами и планировкой, так и обстановкой. Стены, увешанные картинами, полные книг шкафы, дверные арки из резного дерева... Одна только люстра в просторной гостиной, куда нас провели из прихожей, тянула, не иначе, на годовую зарплату грузчика, и это по самым моим скромным подсчетам. Кем, интересно, она работает, эта Ника Щербакова? Или тоже на полном довольствии у КГБ? Так и там, думается, таких зарплат не платят.

В гостиной уже находилось человек семь-восемь. Парочка – молодая женщина и мужчина средних лет с бакенбардами и в очках – сидела на диване. На тахте в углу другой мужчина лениво перелистывал альбом с цветными репродукциями фламандских живописцев.

– Проходите, располагайтесь, – предложила тем временем Ника. – Сейчас стол накроем, будет чем перекусить, а пока можете познакомиться с моей библиотекой или музыку послушать.

Она кивнула в сторону стенки, где рядом стояли проигрыватель пластинок и катушечный магнитофон. Мда, тут одних дисков только сотни две, не меньше. И советских практически нет, все сплошь иностранные.

Сначала, впрочем, мы пожали руки присутствующим мужчинам, причем один из них оказался не кем иным, как Олегом Далем. Я не сразу узнал его из-за отпущенных им усов, и сейчас внутри меня даже что-то екнуло. Еще одна легенда, увиденная мною живьем. Когда его не станет? Году в 81-м? И тоже ведь, как и Высоцкий, сопьется...

– Я пить не буду, сам понимаешь, за рулем, – шепнул мне Слободкин, когда мы отошли в сторону. – В крайнем случае только вид сделаю... Ты, конечно, можешь расслабиться, но не переусердствуй. Во-первых, завтра у нас мероприятие, помнишь? А во-вторых, сегодня о тебе тут составят мнение. Если хочешь быть вхожим в это 'бархатное подполье' – веди себя соответствующе. В разговоры особо не лезь, насчет этого я тебя уже предупреждал. Пей умеренно, в общем, на первый раз не высовывайся, а там если сложится... Хотя ты же в Пензе живешь, так что особо на такого рода тусовки не наездишься. Но, во всяком случае, хоть визуально, а все равно тебя запомнят.

Тем временем хозяйка понемногу выставляла на стол выпивку и закуски. Едва увидев бутылку 'Арагви', хмурый до этого Даль тут же оживился и нацедил себе рюмку. Махнул, не закусывая. Через пару минут наполнил вторую. Эх, что ж вас, гениев, так на спиртное тянет? В хмельном тумане ищете забвенья, убегая от совковой действительности...

А квартира Ники между тем наполнялась гостями, среди которых то и дело мелькали знакомые лица. Да и среди незнакомых встречались известные имена. Например, я не признал того же Аксенова – автора романа 'Остров Крым', да и поэта Евгения Евтушенко – в той жизни я видел его на фото только в преклонном возрасте.

– Сегодня что-то особенно много знаковых фигур, – констатировал Павел, усевшись рядом со мной на диване с тарелочкой, на которой высилась горка маленьких бутербродов. Парочка с ветчиной, парочка с бужениной, три штучки с красной икрой и маслом... В другой руке он держал бокал, наполненный соком, тогда как я потягивал белое вино.

– И в чем суть таких сборищ? – негромко поинтересовался я, прислушиваясь к доносившимся из гостиной звукам. Там Евтушенко, похоже, декламировал что-то из недавно сочиненного.

– Нажраться и напиться, но самое главное – напомнить о себе, любимом. Иногда они мне напоминают павлинов... Хм, гляди, даже Тарковский появился, а он вообще не любитель таких тусовок. Приветствую, Андрей Арсеньевич! Смотрел вашу картину 'Зеркало', впечатлило. Над чем сейчас работаете? Взяли паузу? Надеюсь, недолгую, удачи вам!

Проводив взглядом утекшего в сторону туалетной комнаты знаменитого режиссера, Слободкин продолжил:

– Не все, конечно, из когорты тех самых павлинов, но в основном таких большинство. Вон, видишь, толстячок, прыгает от одного гостя к другому? – кивнул в сторону широкого дверного проема, через который была видна часть гостиной. – Издал сборник стихов, совершенно, скажу тебе, никчемных. Но Вознесенский взял и похвалил почему-то. Не иначе, выпимши был. Так теперь этот, с позволения сказать, поэт ни одной тусовки не пропускает. А для тебя это, как ты не скажешь, сборище полезно тем, что можешь обзавестись полезными знакомствами. Вон тот пожилой товарищ – из правления Союза писателей. А тот, поджарый – известный хоккеист, за ЦСКА играет. Может достать контрамарки на хоккей, если что.

– А ты?

– Что я?

– Ну сам-то с какой целью посещаешь такие мероприятия?

– Да все с той же, Сергей, все с той же... Я ничем не лучше других, и каждый прекрасно знает, что о нем думают остальные. Пойми, есть какие-то законы шоу-бизнеса, и приходится их придерживаться, нравится тебе это или нет. Иначе ты быстро окажешься на обочине. Лучше пожертвовать малым, засветиться раз в месяц на такой тусовке, чем из-за глупых принципов оставаться изгоем.

Периодически мы совершали какие-то телодвижения, Павел знакомил меня то с одним гостем, то с другим. Периодически где-то возникал спор, люди обсуждали какие-то животрепещущие для них темы. Время близилось к девяти вечера, когда хозяйка квартиры позвала Слободкина к телефону. Вернулся он через минуту обескураженным.

– Вот же незадача...

– Что-то стряслось?

– Да Сашка Барыкин на своем 'Жигуленке' в дерево въехал. В 'Склиф' отвезли, с ногой ерунда какая-то. Еду к нему, дай бог, чтобы все было несерьезно. У нас же концерт завтра, а тут... Сколько раз говорил ему: 'Саша, не гоняй, рискуешь'. Да где там! Ладно, тебя оставляю здесь, я надеюсь, что обернусь быстро, а такие посиделки обычно заканчиваются под утро. Помни, что я тебе говорил, главное – много не пей.

Так я остался один. Послушал, как молодой Хазанов травит анекдоты, смешно изображая Брежнева, прислушался к спору, в котором выясняли, насколько хорош Президент США Джеральд Форд... Затем на меня обратила внимание Ника. Взяв под руку, она принялась водить меня по квартире, представляя то одним, то другим гостям. Я снова пожимал руки, кивал в ответ на слова похвалы, да и сам то и дело бормотал:

– Как же, читали, читали... Отличные стихи!

Или:

– Ну да, в этой роли вы были бесподобны.

Со стороны я казался себе участником какого-то паноптикума. Уже не чаял, когда наконец вернется Слободкин, который должен был увезти меня к себе домой на ночлег.

Стрелки на каминных часах приблизились к цифре 10, когда гостиная приняла в себя запоздавших гостей.

– Володя, привет! Почему так долго?

– Спектакль играли, только освободились, вот с Мариной и Севой сразу к тебе рванули. Голодный как волк. Ника, чем сегодня угощаешь?

Мать моя женщина! Да это ж сам Владимир Семенович, да еще и с Влади, по ходу дела. А третий... Лицо знакомое, он, кажется, трусливого мента сыграл в картине 'Место встречи изменить нельзя'... Ну точно, Всеволод Абдулов.

Вокруг этой троицы – а вернее Высоцкого – сразу образовалась небольшая толпа. Каждый почитал своим долгом подойти, и что-то сказать актеру и барду. Сам я не был большим поклонником его творчества, мог сбацать под гитару разве что две-три песни, но не более того. Сейчас я предпочитал находиться чуть в стороне, стараясь при этом запомнить каждое мгновение для истории. Глядишь, когда-нибудь расщедрюсь на мемуары, упомяну, как бы между делом, как тусил вместе с Высоцким.

Эх, сейчас бы еще селфи на память сделать... Вон, какой-то предприимчивый товарищ, уже с фотокамерой бегает, щелкает всех подряд.

Когда толпа вокруг вновь прибывших немного рассосалась, Ника решила и меня представить этой троице. Пожимая ладонь барда, невольно отметил огрубевшую кожу на подушечках его пальцев. И это только на правой руке, что уж говорить о пальцах левой, которыми он зажимает на грифе струны.

– Вы писатель? А что написали? – поинтересовалась у меня Марина Влади с легким акцентом.

– Да вряд ли вы читали... Меня пока публикуют в журналах 'Юность' и 'Вокруг света', один роман в издательстве 'Молодая гвардия' готовится к печати весной. Вышла еще у нас в Пензе историческая повесть, за вторую вот взялся. Между делом песни сочиняю, кое-что из моего 'Веселые ребята' поют.

– В том числе 'Миллион алых роз', – встряла Ника.

– Ну там автор текста вообще-то моя жена, а музыка Паулса, – поправил я хозяйку. – А вот в 'Потому что нельзя' я и стихи, и музыку сочинил. А в 'Позови меня с собой' моя жена стихи придумала, а я музыку.

– Вы почти как Пахмутова с Добронравовым, – улыбнулся Высоцкий. – И как, нормально в Пензе живется на скромные гонорары?

– Да не такие уж и скромные, за песни нормально получается. К тому же и работаем мы с женой, какую-никакую зарплату, а платят.

– Кем, если не секрет?

– Валя моя – заведующая овощным магазином, а я в этом же магазине грузчик.

У всех стоявших рядом, включая Нику, брови поползли вверх. Разве что Владимир Семенович не так явно выказал свои чувства.

– Серьезно? – переспросил он.

– Да куда уж серьезней. Работа нравится, у меня так вообще полно свободного времени, сижу на крылечке, очередную книжку в общую тетрадь пишу. Да и вообще наш городок тихий, спокойный, все располагает к творчеству. А девушки наши самые красивые... Нет, зря улыбаетесь, там такая редкая помесь морды, чувашей, татар и русских, что на гора выходят девицы просто на загляденье.

– Верю, верю, – кивнул Высоцкий и тут же поморщился от фотовспышки. – А я ведь ни разу в Пензе не был. Почему-то она все время мимо моего гастрольного графика пролетает.

– Так организуем концерт, какие вопросы! – самонадеянно заявил я.

– Ника, ручка с листочком имеется? Ага, спасибо... Вот телефон нашего администратора Тетра на Таганке. Если действительно что-то наметится – звоните ему, решим вопрос с гастролями.

Я спрятал заветный клочок бумаги в карман, и направился к фотографу, решившего перекусить чем бог послал. Познакомились, оказалось, что Валерьян Павлович – давний знакомый Ники, не раз устраивал ей фотосессии, провел в Москве уже две выставки своих фоторабот. Когда я поинтересовался, сфотографировал он меня с Высоцким или нет, Валерьян Павлович кивнул с набитым ртом:

– Угу... Должны хорошо получиться на фото. Я фотографии потом Нике отдам, созвонитесь с ней... Или лучше вот моя визитная карточка. Я вам могу на заказ хоть плакат с вами и Владимиром Семеновичем напечатать.