Текст книги "Стреляющие горы"

Автор книги: Геннадий Ананьев

Соавторы: Юрий Бойко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

– Разве в доме нет хозяина?

– Он ждет вас. Входите.

Вновь пожав плечами и хмыкнув, Керим все же вошел в дом. На секунду зажмурился, ослепленный ярким светом. Никто, однако, не встретил его и здесь. Только спустя некоторое время раздался голос откуда-то из глубины помещения:

– Проходи, Керим, сюда.

Прошел туда, откуда донеслось приглашение. Комната была убрана в восточном стиле. На стенах и на полу – ковры, в нишах – стопы подушек и одеял. Поверх квадратного столика в центре комнаты – достархан. Рядом возлежал хозяин, Зарипов. Даже не пошевелившись, уставился на Керима неподвижным холодным взглядом.

– Устраивайся на подушках. Сейчас принесут чай со сладостями. За чаем и поговорим.

– Я ужинал.

– Поэтому я и предлагаю только чай.

Тот же мальчик, который встречал Керима, внес на подносе пузатый, в ярких маках, чайник с такими же, пылающими маками, пиалами. В хрустальных вазочках – виноградный сахар, халва, изюм, инжир, курага. Мальчик молча переставил все это с подноса на столик и так же молча удалился.

Хозяин разлил чай по пиалам. Отхлебнули, воздав хвалу Аллаху. Молча сделали еще по несколько глотков, и только тогда хозяин заговорил.

– Волей Аллаха в Чечню прибыл Хасан, которого шейх назначил горным амиром.

– Ты хочешь сказать мне, где он укрылся?

– Не уподобляйся женщине, сначала дослушай. Ты не понял. Хасан – горный амир! Волей Аллаха никому не должно быть известно место его пребывания. Кроме посвященных.

– Ты – из них?

– Да. Я допущен к нему, приближен. И если ты думаешь, что я изменю ему, то ты заблуждаешься.

– Зачем же тогда ты меня звал? Я, как тебе давно известно, против джихада. Я, как и мои родители, считаю, что Чечне без России не жить. Мы станем придатком Саудов, на горло наступят Англия и Америка, а им кроме нашей нефти ничего больше не нужно. И еще, чтобы наши кинжалы были нацелены на Россию.

– Ты вот вспомнил о родителях. Но они дали тебе имя Керим, одно из имен Аллаха – Священный. Не Абдукерим – раб Священного. Сделать подобное твои родители могли только по предопределению Аллаха, который направляет поступки людей по своей воле. Тебе предопределена роль священного борца с гяурами и отступившими от прямого пути.

– Твой горный амир ошибается, возлагая на меня надежду. Я, как и мои родители, за полную терпимость ко всем религиям, и это не противоречит Корану. Он призывал на борьбу с многобожниками, и только с ними. Я за то, чтобы мы жили с русскими как братья. В единой семье.

– Я повторяю: Аллах устами горного амира предопределил тебе занять не последнее место в джихаде.

– Нет и еще раз нет! Одно могу пообещать: о нашей встрече я никому не доложу. Я честно поведу борьбу с тобой и твоим амиром. Тебе лучше всего покинуть наш город, иначе ты, в конце концов, окажешься за решеткой.

– Ты, упрямец, намерен идти против воли Аллаха? Но ты не сможешь этого сделать!

– Странно. О какой воле ты говоришь? Если ты, Абдурашид, раб Великого, то я не раб. Я волен в своих поступках и своих решениях.

– Нет! – резко прервал Керима Абдурашид. – Отныне ты будешь действовать по воле горного амира, имя которого Хасан. Иначе…

– Мне уже много угрожали и не один раз покушались на меня. Аллах ограждал меня, ибо мои поступки праведны.

– Тебя никто пальцем не тронет. Никто не тронет пальцем и твоих родителей. Твоя дочь тоже не подвергнется обиде. Но она, приехав в аул на каникулы, пока останется там. Ее жизнь и жизнь твоих родителей в твоих руках. Думай.

– Твой горный амир Хасан переступает и Коран, и Шариат.

– По воле Аллаха. Джихад, дорогой Керим, джихад. Я повторяю: благополучие и жизнь твоих родителей и дочери в твоих руках. Как и твоя собственная, и твоей жены. На раздумье тебе – сутки. Условия такие: меня устроишь в свою контору. Ну, допустим, шофером. Чтобы не было подозрений, когда мы станем общаться. Ты находишь друзей джихада, о каждом из которых я буду знать, – чтобы не случилось предательства. Подполье не должно, как говорят русские, дать осечки в нужное время. Завтра в ночь я отправлюсь к горному амиру. Я должен буду передать ему твое слово.

Последовало долгое молчание. Наконец, Керим ответил:

– Видимо, ты прав, Абдурашид: Аллах предопределил мой путь. Не нужно ждать завтрашнего дня. Передай: я согласен.

8

Недалеко от входа в региональное погрануправление столпились женщины. Подъехавший генерал Протасов почувствовал на себе их молчаливые взгляды. Сразу же за дверью генерала встретил дежурный офицер, доложил:

– Обстановка на границе стабильная. Чрезвычайных происшествий не случилось. Признаков нарушения границы ни на одной заставе не обнаружено.

– А что за толпа перед управлением?

– Не знаю. Я высылал к собравшимся моего помощника, но он не смог ничего выяснить.

– Странно. Держите под контролем. О любых изменениях докладывайте мне немедленно.

– Есть.

Генерал прошел в свой кабинет, позвонил:

– Зайди.

Сделал второй звонок и так же коротко распорядился.

Вошли два полковника – его заместители, поздоровались и заняли привычные места за приставным столиком.

– Управились кадры со списками убитых и раненых? С адресами их родителей?

– Никак нет, – ответил один из замов. – С минуту на минуту ждем данные из отряда.

– Плохо! Через пятнадцать минут списки должны лежать у меня на столе. Ясно?

– Так точно!

– Исполняйте!

Когда один из заместителей торопливым шагом покинул кабинет, генерал обратился с упреком к тому, кто остался:

– А куда вы смотрели? У нашего парадного подъезда, как я понимаю, митинг собирается. С какими словами я выйду к женщинам? Или тебя самого послать к ним? – разнервничавшись, генерал перешел на «ты». – Что скажешь им? Что с гостиницей для родителей погибших в бою солдат? Как будем отправлять тела героев? О чем договорились с авиаторами?

– Я говорил с финансистами. Денег нет ни на гостиницы, ни, тем более, на авиабилеты. Дал задание начальнику КЭЧ подготовить приемлемое помещение для родителей, чтобы принять всех, кто сможет прилететь.

– Верный ход, но он – на всякий случай. Поезжай в гостиницу, поговори о возможности бесплатного размещения тех, кто потерял детей. Люди же там. Поймут. Дальше – переговоры с авиаперевозчиками. Неужели они обеднеют, бесплатно взяв на борт родителей солдат?

– Займусь этим, как только будут готовы списки, и свяжусь с родителями.

– Правильно мыслишь, но только с опозданием. Почему в таких вопросах подталкивать приходится? Сутки прошли, а вы не телитесь. Перед кем мы оправдываемся отговоркой, что нет денег? Здесь не деньги, а душа нужна. А у нас уже в привычку вошло: чуть что – нет денег.

Раздался стук в дверь, и вошел дежурный офицер.

– Подъезжают автобусы, один за другим. Несколько щеголей, приехавших на иномарках, распоряжаются среди собравшихся. Выстраивают женщин и раздают им плакаты.

– Их содержание?

– «Верните нам наших мальчиков!», «Не расстреливайте сами себя!» В стороне от них стоит, молча, другая группа женщин. Плачут.

– Спасибо.

Подождав, пока дежурный офицер выйдет из кабинета, Протасов продолжил нелегкий разговор с полковником.

– Пусть пар выпустят. Я выйду к ним, когда будет готов список. Но ведь надо же, на автобусах людей привозят! Это наверняка так называемые правозащитники, общественные организации и всевозможные лиги, существующие за счет зарубежных денег. Надо признать, что они, не в пример нам, оперативно работают. Находят любой предлог, чтобы будоражить людей с явной целью настроить их против Вооруженных Сил и даже пограничных войск.

– Отчасти им это удается.

– Отчасти, – хмыкнул генерал. – Прямо скажем: во многом преуспевают. А почему? Потому что мы у властей наших – пасынки, а к тому же – и сами мы не разворотливые, проигрываем в пропагандистской работе.

– Трудно выиграть, если почти все телеканалы так и норовят облить грязью и армию, и пограничные войска, и милицию. Да и радио тоже старается не отстать. А Интернет? Он просто напичкан фальшивыми агитками.

– Есть и другие причины, по которым мы проигрываемем информационную войну. Вот, посмотри!

Протасов протянул полковнику газету и указал на абзац, обведенный красным карандашом.

– Это уже третье сообщение о состоявшемся бое. На этот раз с комментариями пресс-службы МВД. Обрати внимание: цифры потерь, как с нашей стороны, так и со стороны боевиков, совсем не соответствуют тем, что дали мы и армейцы. Расхождения у нас в подаче информации. Каждое ведомство, выпячивая себя, невольно принижает заслуги своих соратников. Или же преувеличивает неудачи других ведомств. Вот противник и ловит нас на таких противоречиях. А правда, как известно, одна. И рассказывать о ней должен один источник. Не хватает нам единого для всех силовых структур информационного центра, который был бы наделен полномочиями выдавать в СМИ объективную информацию и по операциям, и по всем другим действиям. Проверенные и согласованные сведения, которые не опровергнешь.

– Неплохо бы было.

– Будет. Не перевелись же у нас в высших эшелонах власти люди с государственным мышлением. Они еще скажут свое твердое слово. Обязательно скажут.

Вошел полковник со списком. Генерал вышел из-за стола.

– Я выйду к людям, постараюсь с ними во всем разобраться. А вы вместе с кадровиками объедините усилия, чтобы выполнить всё, о чем мы с вами здесь договорились. Вернусь – доложите.

Брожение в толпе еще не успело выплеснуться наружу. Женщины возбужденно о чем-то переговаривались, а между ними сновали несколько моложавых мужчин. Обращал на себя внимание их безукоризненный внешний вид, напоминавший манекенов в дорогих магазинах: темные костюмы, белые рубашки и одного цвета галстуки. Стоило генералу выйти на крыльцо, как один из щеголей истошно закричал:

– Наши дети – не пушечное мясо!

Прорвало и женщин, которые начали скандировать:

– Мир! Мир! Мир!

Сквозь шум прорывались визгливые выкрики:

– Верните нам наших мальчиков!

– Не убивайте самих себя!

Генерал терпеливо выжидал, пока толпа угомонится. Когда крики умолкли, заговорил.

– Я постараюсь ответить на все ваши вопросы, но при одном условии: вы выслушаете то, что я буду говорить.

Из толпы донеслись заверения, что его будут слушать. Генерал подошел поближе к группе женщин, теснившихся поодаль от основной толпы.

– Как я понимаю, вы матери тех, кто служит на наших заставах. Я низко кланяюсь вам за то, что вы воспитали настоящих мужчин. Они достойно несут службу, охраняя священные рубежи России. Я разделяю вашу тревогу за судьбы ваших детей и сообщаю о потерях в недавнем жестоком бою. Погибших – пятеро: Зайцев, Крючков, Самшутдинов, Безуглов, Абдулатипов. Есть ли среди вас родители этих героев?

Ничто не нарушило напряженную тишину. После тяжелой паузы генерал продолжил:

– Четырнадцать наших воинов – рядовые, сержанты и один офицер – ранены. Тяжело ранены трое: старший лейтенант Меркульев, сержант Османов и ефрейтор Абдуллаев. Они отправлены в Москву, в наш Центральный госпиталь. За их жизни борются лучшие врачи. Все остальные ранены легко. Вот список. Возьмите его.

Генерал передал список подошедшей к нему женщине. Из группы матерей, которые ее окружили, послышались вздохи облегчения. И только одна из них поднялась к генералу.

– Я – Екимова. Могу ли я видеть раненого сына?

– Обязательно. Пройдите к дежурному. Я вот только поговорю с ними, – Протасов кивнул в сторону присмиревшей толпы, – и буду в вашем распоряжении.

Генерал молча оглядел собравшихся митинговать, словно увидел их впервые, и заговорил, жестко бросая слова.

– Берите пример с матерей, чьи сыновья служат действительно в армии, а не уподобляйтесь злобным змеям, которые извиваются меж вами с заискивающими улыбками и с клеветническими словами. Их дети, я уверен, не служат в армии. Они своих детей, как теперь выражаются, откосили.

– Напраслина! – взвизгнул один из подстрекателей. – Клевета!

– Искренне извинюсь, если вы назовете ту часть, в которой служит ваш сын. Что ж вы замолчали? Если бы ваши дети служили в армии, вы бы не торговали совестью за импортные сребреники.

По толпе прокатился легкий ропот. Одним слова генерала пришлись по душе, другие потребовали не оскорблять правозащитников. Генерал переждал, затем продолжил.

– Теперь отвечу на ваши требования о мире. Разве мы начали заваруху в Чеченской республике? Не мы вырезали целые семьи русских и верных сынов России из чеченцев и других народов Кавказа! Великие борцы за права человека Запада не замечали всего этого, а как только мы встали на защиту народа от бандитов, прикрывавшихся сепаратистскими лозунгами, заверещали все.

Генерал поднял руку, призывая к спокойствию наиболее крикливых женщин, которых беспрестанно снимали на камеры.

– Вспомните Батлих, Шандару и многие другие аулы, где пролилась кровь мирных жителей… Захватывали невинных людей в рабство. Неужели вы забыли вторжение банд Басаева в Дагестан?! А чудовищный взрыв дома в Каспийске, в котором жили семьи пограничников?! Взрывы в Москве, в Волгодонске, в Буйнаксе, во Владикавказе?! Вот я спрашиваю вас: мы ли во всем этом виноваты?! Заканчивая, добавлю только одно: если вы против своих защитников, значит, вы хотите быть под пятой чужестранцев. Я не ошибусь, если скажу, что чеченский народ хочет спокойной мирной жизни, но ему не дают жаждущие мирового господства, алчные по своей натуре зарубежные экстремистские политики, опирающиеся на свои спецслужбы. Честь имею!

Мужчины в щегольских костюмах попытались было своими выкриками вновь подогреть толпу, но тут к ней стали подходить мужчины в казачьей форме. Первым делом казаки подступили к тем, кто снимал на пленку «митинг протеста». Двое дюжих ребят молча потянули на себя камеры.

– Да что вы себе позволяете! – закричал один телеоператор.

– Я буду жаловаться, – запротестовал другой.

– Цыц, козявки, – грозно нахмурился высокий, с пушистыми усами казак, вынул из камеры одну кассету, затем взял из рук товарища другую. Бросил на землю, наступил сапогами сорок пятого размера и стал на них, как вкопанный, добавив:

– Кыш отсюда!

Другой казак, тоже могучего телосложения, наградив операторов тумаками по загривкам, потащил их, ухватив за шивороты, к их же машинам. Затолкал в салон:

– Надоели!

К подстрекателям толпы тоже подступили казаки и без слов, охладив митинговый зуд оплеушинами, оттащили их подальше от управления. На прощанье предупредили:

– Чтоб ноги вашей здесь больше не было! Пришибем!

Пожилой осанистый казак, атаман, тем временем приструнил не в меру расшумевшихся женщин:

– А вы, мокрохвостки, марш по хатам. Я потом с каждой разберусь, подпевалы паршивые!

Глава вторая

1

Старший лейтенант Меркульев все еще не приходил в сознание. Целые сутки Ольга не выходила из госпитальной палаты. Сидя у изголовья, она следила за капельницей, и когда та в очередной раз опустела, нажала на кнопку срочного вызова. Вошла медсестра, ловко сняла катетер и, прежде чем уйти, предложила:

– Пойдемте к нам в сестринскую. Там хоть пару часиков поспите на кушетке.

– Нет-нет, я не могу. Вот как придет в себя, тогда отдохну.

– Что же мы, не присмотрим за вашим мужем?

– Не обижайтесь на меня. Но поймите же.

Медсестра, пожав плечами, вышла с капельницей. Ольга склонилась над Провом, положила ладонь на его лоб.

Зашел лечащий врач.

– На вас, Ольга батьковна, жалоба: сутки без сна – никуда не годится!

– Очнется – отосплюсь.

– Мы принесем сюда кушетку.

– Лучше кресло. На нем удобней. И подремать можно чуточку.

– Хорошо. Да, кстати, сержант Османов пришел в сознание. Не хотите поздравить его с первым шагом к исцелению?

– Очень хочу. Как только Провушка мой очнется.

– Надеюсь, это произойдет скоро. Вот сейчас сделаем перевязку, еще одну капельницу с плазмой поставим…

В этот момент Меркульев зашевелился, вздохнул и открыл глаза. Оля ойкнула, из ее глаз брызнули копившиеся в последние дни слезы. Прильнув губами к щеке мужа, прошептала:

– Счастье мое!

– Оленька! – выдохнул Пров и попытался подняться, но врач придержал его, строго предупредив:

– Больной, вам нельзя даже шевелиться. Только лежать смирно. Швы разойдутся, и наши усилия пойдут насмарку. За непослушание, неотвратимое наказание: укол в ягодицу. Самой толстой иглой.

Но по всему было видно: доволен доктор. А как же иначе? Его стараниями человек к жизни вернулся!

Хирургическая сестра закатила в палату столик с перевязочными материалами.

– Ну, милая, – обратился врач к Ольге, – теперь вам самое время сержанта навестить. Ему тоже будет приятно знакомое лицо увидеть.

– Но я хотела посмотреть…

– Насмотритесь еще. Когда раны заживут. А теперь – вперед!

Оля, нежно поцеловав Прова, вышла. Палата Османова была почти рядом, через две двери. У него была основательно забинтована голова. Лицо бледное, ни кровинки. Увидев Ольгу, попытался улыбнуться.

– Здравствуй, Равиль. Позади, значит, самое страшное.

– Да, слава Аллаху!

– В рубашках вы с Провом Дмитриевичем родились.

– Мы с ним кровью побратались. Стали как братья.

– И ты для меня родней родного теперь.

– Спасибо. Как я понял, наш Батя тоже пришел в себя?

– Только что. Перед самой перевязкой, какую ему сейчас делают.

– Слава Аллаху. Вы идите к нему. Идите.

Ольга поцеловала Равиля в щеку, свободную от бинтов:

– Набирайся сил, Равиль. Я тут, рядом.

Она не сразу пошла в палату мужа. Подошла к окну и долго смотрела на сквер за окном. Даже не видела, как врач и хирургическая сестра покинули палату, а туда пронесли кресло. Очнулась от слов врача:

– Что же вы, милая, не торопитесь к мужу? Перевязка давно закончена, и он, думаю, ждет вас с нетерпением.

Она тут же поспешила в палату, присела у изголовья Прова, поцеловала его.

– Больно?

– Терпимо. Но самое главное, врач пообещал ничего не отрезать.

– Ты еще можешь шутить?

– А что мне остается? Если даже шевелиться нельзя.

– Лежи и слушай. На семейном совете принято решение: надо тебе снимать погоны – навоевался.

– Без меня меня женили! Нет, Оленька, не отвоевался я. Вылечусь, и поедем с тобой на заставу. На нашу заставу.

– Ты знаешь, как я тебя люблю. Но я ведь еще люблю и нашего будущего ребенка. А как я могу его родить, если в нашей норе нет даже места для детской кроватки.

– С Нургали Джабиевичем поменяемся комнатами. У него она немного больше. Капитан мне уже предлагал. У них самих не будет детей.

– И мы до того же дослужимся.

Помолчали. Наконец Ольга сказала то, что считала главным:

– Отцы наши так решили: покупают нам квартиру. Трехкомнатную. Мой отец приобщит тебя к своему бизнесу, а он у него процветает.

– А как твоя мама? Как моя?

– Твоя мама считает, что решающее слово за тобой. А моя верна своей философии: куда иголка, туда и нитка.

– А помнишь, какие слова ты говорила мне перед свадьбой?

– Помню.

Старшина курсантского дивизиона Меркульев подписывал увольнительные записки. Осталось только на себя заполнить. Подумав, написал как всем – до двадцати трех ноль-ноль. Вышел из каптерки и скомандовал:

– Увольняемые в город, приготовиться к построению!

Сам же направился в канцелярию, к командиру. Подал свою увольнительную на подпись.

– Дай-ка, я все просмотрю, – командир дивизиона бегло перелистал листочки. – Согласен. А вот с тобой – не совсем. Есть чистый бланк?

– Так точно.

– Давай. Отпустим тебя до вечерней воскресной поверки. Оставь за себя кого-нибудь из сержантов, на кого можешь положиться.

– Спасибо, – козырнув, Меркульев вышел в казарму. – Увольняемые, строиться!

Придирчиво осмотрев каждого, повел курсантов к дежурному по училищу. Тот тоже изъянов не нашел. Курсанты заспешили к проходной, а Меркульев вернулся в дивизион, чтобы дать необходимые указания заместителю командира взвода, которого он обычно оставлял за себя на время увольнений.

Миновав КПП, сразу же увидел Ольгу. Она уже начала беспокоиться: все, кого отпустили в город, давно уже прошли, а Прова всё не было. Не случилось ли что?

– Служба, Оля, – успокоил Меркульев девушку. – У старшины забот хватает.

– Хочешь сказать, чтобы привыкала?

– И это тоже. Зато увольнительная – до завтрашнего вечера!

– Ну, и какие будут предложения?

– На ресторан не хватит – в кармане не густо.

– У меня есть немного.

– Может, тогда – в театр?

– День сегодня такой чудесный! Давай, махнем в Абрамцево. Побродим там, затем опушкой Лосиного – домой.

– Здорово! К утру доберемся. Ты только дай знать своим, пусть они и моим позвонят.

Ольга подошла к телефону-автомату, набрала номер:

– Папка, скажи маме: дома буду только к утру. Ну, не волнуйтесь. Мы хотим вдвоем погулять. Звякните его родителям.

– Чем-то недовольны? – спросил Пров.

– Шли бы лучше к нам, говорит. Не угодишь всем сразу, твои ведь тоже обидятся: почему, дескать, не к нам?

– Ничего, переживут.

…К Ольгиному дому подошли уже на рассвете. Уставшие, но счастливые, наполненные впечатлениями.

– Страшно, наверное, по лесу ночью идти? Вот ведь сумасбродка! – Пров нежно обнял девушку.

– Разве может быть страшно, если ты со мной рядом? – проворковала Ольга, доверчиво прильнув к его груди. – Скорее бы – навсегда!

– Два месяца до выпуска. А там и свадьба. Но скажи, ты хорошо обо всем подумала? Представляешь, что такое связать свою жизнь с судьбой пограничника? Придется привыкать к иному быту, неустроенности. Муж – как белка в колесе. Граница, она и есть граница. Она спать не дает. И еще… комары, змеи. Не сникнешь?

– Нет. Я люблю тебя. Хоть на край света, лишь бы с тобой!..

Первым нарушил молчание Пров.

– Не забыла, как на край света со мной собиралась?

– Нет, Пров. Я и сейчас готова идти за тобой туда, куда скажешь. Но я боюсь… Вдруг не спасет тебя в третий раз рубашка, в которой ты родился.

– Наши судьбы свыше предопределены. И вряд ли что способно их изменить…

– Что-то я не замечала у тебя склонности к фатализму.

– Может, просто не приходилось нам на эту тему разговаривать. Но все это – пустяки. Давай так решим: я подумаю и определюсь. Конечно, твое мнение для меня очень важно. Но подумай, как я уйду на покой, если там, на заставе, погибли мои подчиненные. А ведь этого могло и не быть. Нам отцы и матери отдают своих детей не для того, чтобы они гибли. Я, как и все офицеры, в ответе за жизни подчиненных. Думаю, ты все же поймешь меня.

– Ты сейчас рассуждаешь так, будто сговорился с Алексеем Михайловичем.

– Нам с ним и сговариваться не надо…

2

Дом, где обосновался Турок, преобразился. На крыше – «тарелка» космической связи. Во дворе – идеальный порядок. Внутри – убранство в восточном стиле.

Напротив Турка, возлежащего на подушках у столика в центре комнаты, четверо боевиков. Стоя внимают наставлениям шейха.

– Ни в коем случае не идите Итум-Калинской дорогой. Каждый следует своей горной тропой. По прибытии сразу же явитесь к руководителю центра в Панкисси. Он известил меня о поступлении денег. Получите валюту и – обратно. Тоже порознь.

– У меня в Панкисси – родичи. Можно погостить у них несколько дней? – попросил самый молодой из боевиков.

– Хорошо, Рамзан. Даю всем по неделе отдыха. Да благословит Аллах ваши усилия ради торжества единственно праведной веры!

Едва боевики скрылись за дверью, на смену им вошли еще четверо. Выглядят постарше и более внушительно, чем те, кого только что Турок почтил своим вниманием. Однако приглашения к достархану опять не последовало.

– Вам – особое задание. К тем рабам, которых прислал Хасан, нужно добавить еще человек пять или даже больше. Нужно скорее закончить с бункерами и тайными выходами. С женской половиной тоже нужно заканчивать.

– Как велишь, почтеннейший, – приложив руку к сердцу, подал голос самый старший из присутствовавших. – Но, по моему разумению, тех десятерых, которые сейчас у нас, вполне достаточно. Они работают по двадцать часов и уже закончили бункер в конце сада, прорыли ход к подножию горы, теперь заканчивают его маскировку. Не ленятся. Мы одному, который ленился, отрезали голову у остальных на глазах. Подействовало. Сегодня они роют подполье под женской половиной. Завтра начнут бетонировать.

– Нужно ускорить работы.

– Хорошо. Мы привезем еще пятерых.

– И еще несколько дев. Не слишком строптивых. Можете привезти и для себя, только не более трех на всех. Для них тоже пристройте комнаты.

– Будет исполнено.

– Вот деньги на машину. Купите внедорожник. Вам он будет нужен, да и мне он тоже пригодится. Да благословит вас Аллах!

– Слава Милостивому и Милосердному.

Боевики вышли во двор. Рабы, замызганные и обросшие, заканчивали рыть котлован для подполья под будущей женской половиной. Землю уносили на носилках за тыльную сторону ограды.

– Быстрей! Бегом! – крикнул один из боевиков носильщикам. – Что, голова на плечах лишняя?!

Носильщики побежали, спотыкаясь. Боевики загоготали.

– Всё, – остановил не в меру развеселившихся товарищей старший группы. – Давайте решим, куда путь держим? Где машину возьмем?

– Лучше всего – вниз. В станицы. Там поработаем с неверными.

– А внедорожник здесь раздобудем. Вон в том доме есть. Хозяин все равно никуда не выезжает. Если не продаст, возьмем на время. От долларов не откажется. А внизу еще можно найти. Как закят в пользу джихада.

– Благослови нас Ведущий по прямому пути! – провел по щекам и бороде ладонями старший группы.

Через два дня во двор дома, захваченного Турком, въехала пара легковушек. Вышедшие на крыльцо боевики с вожделением наблюдали, как из них испуганно вылезали малолетние, совсем еще девочки, пленницы. Тот, кто приехал за рулем первой машины, отдавал распоряжения:

– Ты, ты и ты – пойдете со мной. Остальные – в гарем хозяина дома.

При этих словах девчушки начали всхлипывать, но последовал грозный окрик:

– Тихо! Вы здесь по воле Аллаха. Возблагодарите Всевышнего за уготованную вам судьбу. Вы здесь будете жить в неге и довольстве, а за это каждая из вас должна со всем старанием исполнять желания своих повелителей. Строптивость и упрямство будут наказываться.

Один из боевиков, наблюдавших за этой сценой, подозвал к себе того, кто распоряжался наложницами:

– Вы же взяли племянницу Рамзана Курбанова. Нужно бы ее отпустить.

– И поплатиться за это своей головой? – Подумав немного, решительно махнул рукой:

– Рамзан ушел в Панкисси. Вернется, ему ни слова. Он же не пойдет на женскую половину. Пусть всё останется в тайне. Смотри, не проболтайся!

– Я буду молчать.

Девушек, предназначенных для шейха, привели в комнату хозяина. Придирчиво осмотрев их, Турок удовлетворенно кивнул головой:

– Они достойны моего внимания.

После этого наложниц отвели в отведенные для них комнаты, еще раз пояснив их обязанности.

– Вот здесь, на тахте, вы будете ублажать вашего властелина. А в соседней комнате – ваша спальня. Временная. Скоро у вас будет своя половина.

Но охваченные страхом пленницы плохо понимали смысл всего происходившего. Они продолжали стоять, сбившись в кучку в дальнем углу комнаты, когда вошел Турок. Долго выбирал, кого осчастливить первой, потом ткнул пальцем в одну из них:

– Пойдешь со мной. Понравишься – станешь здесь старшей.

– Не надейся, вонючий ишак! Я не стану твоей подстилкой!

Лицо Турка побагровело. Он ухватил хрупкую девчушку за пышные черные волосы, выдернул ее из насмерть перепуганной стайки, выхватил кинжал и пырнул несчастную в живот. Но и этого было мало, чтобы утолить дикую злобу. Вынув клинок, он полоснул им по нежной девичьей шее.

– Кто еще не желает разделить со мной ложе блаженства?!

Пленницы онемели от ужаса. Новая избранница Турка уже не сопротивлялась.

3

Метрах в пятистах от Священной пещеры, на единственной тропе, по которой можно было пробраться между теснящихся остроконечных скал, расположилась крупная засада. В резерве, укрывшись за скалой у самого входа в пещеру, бодрствует еще с десяток боевиков. Изнутри вход в пещеру прикрыт каменным выступом, от него уходит в темноту ковровая дорожка. Где-то далеко в глубине ярко светится лампочка, которая работает от дизеля, установленного справа от входа, в большой естественной нише. Для вентиляции пробит продух, сама же ниша плотно прикрыта толстыми плахами.

В сотне метров от входа – просторный грот, который отгорожен перегородкой из добротной вагонки. Лампочка, которая служит единственным ориентиром в пещере, освещает резную дверь. Каменистый пол грота плотно устлан коврами. В центре – столик, который под высокими сводами кажется совсем игрушечным. За ним расположились Хасан и Абдурашид Зарипов, прибывший к горному амиру с докладом.

– Керим Нуралиев не стал долго раздумывать. Он согласился, амир, стать твоим верным соратником.

– Слугой! – поправил Хасан.

– Да, амир, слугой. Если на то будет твоя воля, я стану его личным шофером.

– Это, пожалуй, лучший способ держать его под контролем.

– Могу я узнать свои дальнейшие задачи?

– Нужен подробный план помещения районного управления милиции. А если удастся, то и управления ФСБ. Еще нужен план аэродрома и скрытых к нему подходов, план городка пограничного отряда. Ты должен подготовить убежища для сбора тех, кому будет поручено напасть на райцентр. Там они укроются на время и после нападения, пока федералы будут прочесывать окрестности. Когда успокоятся, наши люди спокойно разойдутся по своим базам.

– Ясно. Исполню. Было бы неплохо, если все служители мечетей получат твое слово.

– Ты – мудр и достоин быть моим советником. Я подумаю об этом. В самое ближайшее время мое послание будет разослано всем священнослужителям Ичкерии. Как непререкаемая воля Аллаха.

– Слава указывающему верный путь.

– Поспеши обратно в город и начинай исполнять мою волю. Я благословляю тебя именем Аллаха.

Проводив Зарипова, Хасан позвал главу телохранителей.

– Я иду в свой родовой аул. Подготовь пятерых сопровождающих.

– В какой срок?

– Через час.

До горного аула путь не долог. Еще не зашло солнце, а Хасан возлежал уже на подушках в комнате Турка и выслушивал его упреки.

– Долго ты, Хасан, бездельничаешь. Пора поднимать меч Аллаха на должную высоту, чтобы ужас охватил неверных.

– Не только неверных врагов, – поддержал Турка Хасан, – но и единоверцев, отступивших от прямого пути. Чтобы дрожали от страха те, кто не признает ваххабизма, кто сторонится джихада, кто считает Россию не страной неверия, а страной ислама.

Историческая справка

В 1730–1731 годах Мухаммед ибн аль-Ваххаб начал проповедовать среди кочевников аравийского племени Неджа необходимость возврата к традиционному исламу; признавать только Коран, а хадисы сунн признавать только те, которые сложились в период первых четырех халифов. Все, что наслоилось в исламе в последующие столетия, признавать мусульманам не обязательно, а во многом вредно и запретно. Учение Ваххаба упраздняло культ святых под лозунгом того, что между богом и людьми не должно быть посредников. Против тех, кто не принимал идею очищения Ислама, объявлялась священная война – джихад.

Учение о джихаде занимало в новой секте довольно значительное место, ибо оно давало право вести захватнические войны, чем ваххабиты и воспользовались, овладев в короткое время Аравийским полуостровом. Османская армия, направленная в 1797 году против ваххабитов, потерпела полное поражение.

В начале восемнадцатого века в руках ваххабитов оказались все святыни Ирака, включая Медину и Мекку. Началось покорение Сирии и Месопотамии. Только через полтора десятка лет египетский властитель Муххамед Али одержал победу над ваххабитами, оттеснив их в Наджд. Глава сектантского движения был казнен в Константинополе. Однако государство ваххабитов не перестало существовать – оно прочно обосновалось в Наджде, став в дальнейшем эмиратом, начало которому положил Ибн Сауд.

Постепенно ваххабизм проник в Индию, где было создано «Братство борцов за веру», которое объявило священную войну, джихад, против английских колонизаторов. Знаменем той борьбы было утверждение, что мусульманин не может мириться с жизнью в «дар уль харб» – в стране (доме) неверия.

Борьба шла с переменным успехом, пока британской дипломатии не удалось настроить богословов как суннитского, так и шиитского толка на осуждение джихада. В Мекке была принята фетва, по которой колониальная Индия признавалась как «дар уль исломи» – страной (домом) ислама. Этим вердиктом улемов ваххабизму был нанесен серьезный удар: англичане признавались покровителями мусульман. Ту фетву британцы сразу же использовали в своих устремлениях вытеснить Россию с Северного Кавказа, перенеся туда идею священной войны, но уже против русских, якобы, притесняющих мусульман.

Восстания стали вспыхивать одно за другим, пока Россия – не только силой оружия, но и умной дипломатией и политикой – не успокоила народы Северного Кавказа.

– Ну, и какой путь ты наметил для устрашения? – Турок вернул разговор в практическое русло.