Текст книги "Потешный бастион (СИ)"

Автор книги: Геннадий Михеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

   Однако, ищущий да обрящет, жаждущий да напьется. Выпускнику семинарии Кириллу дали приход в селе, в Тверской области. Очень скоро там же возник Мефодий – в качестве диакона. Проблема, собственно, была в том, что Мефодия вовсе не благословили оставлять остров. Снова скандал... Служителям и духовному начальству уровня благочиния удалось утрясти дело: днем с огнем не найти теперь священника, добровольно согласного на служение в глубинке. А тут, понимаешь, добровольцы...

   Первое время местные жители не могли нарадоваться. Годами ни одна сволочь не соглашалась ехать в из богохранимую весь, а тут – цельных два экземпляра! Да еще такие аккуратные, культурные. Обходительные и обстоятельные. Храм Божий стал как конфетка. Возрадовалась паства благолепию. А немногим погодя стали все же примечать: батюшки-светы! Попы-то, эт самое... того. Ручка в ручку ходють. Старухи терпели-терпели, да и понаписали в епархию. В смысле, доносов.

   Надо сказать, епархия некоторое время отмалчивалась. Начальство думало, все рассосется. Дефицит духовных кадров и все такое. Не рассосалось. К тому же, жизнь на приходе, ранее считавшимся проклятым, все же наладилась. Пару раз епископ наезжал, наблюдал отмечал прилежание в службе, особую душевность клира. Но в деревне всегда так: коль взъелись на тебя неформальные лидеры общества, пиши «пропало». М-м-мда... в общем, пришлось Кириллу с Мефодием менять место служения.

   Припомнили Мефодию, что он практически слинял с острова, то бишь, уехал без благословения своего духовника. Принятие решения для начальства было мучительным. И все же оно было принято. Их перевели в другую епархию, а, если говорить просто, изгнали с глаз долой.

   Попали наши горе-соколики в Рязанскую губернию, в скит, братия которого немало трудилась на сельскохозяйственном поприще. Скит являлся по сути довольно крупным сельхозпредприятием, поставлявшим продукцию в один прославленный русский монастырь. Кирилла определили на скотский двор, Мефодия – полеводческую бригаду, и, надо сказать, трудились оба по-стахановски и с молитвою на устах. Виделись мужики нечасто, да им, в сущности это и не надо было. Мне Мефодий как-то признался: для них важна ДУХОВНАЯ связь и осознание, что родственная душа где-то рядом. Кажется, в старину это именовалось «платонической любовию». Простите за грубое слово, секс здесь на последнем месте. А может и вообще кстати не при чем. Кто читал «Идиота» Федора Михалыча, где весьма тонко отслежены отношения двух духовно близких мужчин, данную область человеческого бытия поймет.

   Вероятно, и здесь бы все у Кирилла с Мефодием было нормально. Более того: наши монахи получили приставку «иеро-», то бишь, пошло у них повышение по духовной линии. Но во всяком обществе, к сожалению, находятся злопыхатели, способные ради карьерного росту и удовлетворения личного садистско-людоедского инстинкта на большие и мелкие подляны. Потекли в епархиальное управление «докладные записки», содержащие всякие мерзости.

   Однажды в пустынь пришло распоряжение. Как в той песне: дан приказ ему на запад – а ему, грешному, в другую сторону. Друзья на сей раз порешили не смиряться с участью, определенной чужими дядьками (хотя, если уж и судить строго по вере, на все воля божья), а пошли по беспределу. Иначе говоря, ударились в бега.

   Еще давно, на острове, Мефодий прочитал в дореволюционной книжке про наш Никольско-Беловодский монастырь. Поскольку в современных справочниках и энциклопедиях о таинственной обители не сообщается ничего, иноки пришли к выводу, что место святое, как и многое у нас на Руси, брошено и позабыто. Что характерно, они почти что угадали. Изначально целью иноков было возобновление духовного служения. Замечу, данная задача ими достигнута вполне. Жаль только, среди нынешнего населения Беловодья не встречаются особо верующие. Просто, некому заценить красоту службы, которую творят Кирилл с Мефодем. Но творят они все же исправно. Как минимум, в собор теперь войти – одна радость. Красиво там стало!

  – Эйфория

   Внезапно пришла в Беловодье Ольга Андреевна, бабушка из Преддверия. Сказала, ЭТИ уже начали борзеть. Заходят в деревню – и берут, что хотят. Кур там, овощи, консервы. И все им спиртное подавай, а в магазинах берут бесплатно. Как опричники – заваливаются молча – и забирают с полок. Полрайона уже взвыло, теперь их называют все «оккупантами проклятыми». Ольгу Андреевну по-особому обидели: у нее несколько овечек – так они приехали на бронетранспортере пьяные, забор снесли, тут же на дворе всех застрелили из автомата и забрали. Правда, на прощание культурно сказали: «Спасибо, бабуля, за шашлык!» Вот бабушка обиделась и ушла к сыну покойной подруги. То есть, к Жоре. Она просто не знала, что наш Жора теперь уже воробей-то стреляный, причем, ее же обидчиками. Рассказала: уже такой разговор в деревнях пошел: «Достали оккупанты – уйдем в Беловодье, там хотя бы сволочей нет!»

   Снова наблюдали с нашего берега Парани лагерь. Неприятель поумнел: ребята ходят с оружием, по периметру – постовые. Подогнали, однако, БТР, с-с-с-скоты. Его пушечка аккурат в нашу стону нацелена... неприятно. Эти козлы поняли, кажется, что недооценили противника, то есть, нас. Это плохо: следующая атака придет на новом качественном уровне. Нельзя давать противнику знать, что ты умнее паровоза, в любой жизненной ситуации всегда надо уметь дурачка-то включать.

   После инцидента с попыткой высадки вертолетного десанта прошло два дня. Мы обследовали территорию за нашим периметром и установили: большая группа готова была атаковать в случае успеха атаки с воздуха. Их операция сорвалась, отползли, скоты. Но за ними следующий ход, а, значит, мы заранее в проигрышной позиции.

   Конечно, я в состоянии эйфории. Это ж надо: возможно, мне суждено стать отцом! Даже если биологический отец не я, в интересном положении любимая женщина... Круто! Говорили, Автономовна владеет навыками повитухи. У на в Беловодье уже лет тридцать как никто не рожал, не растеряла ли навыков? Пока что дал Люсе слово помалкивать. До конца ведь пока неизвестно, что там. Эти мысли, исполненные приятного томленья, затмевают все остальное. Мою рассеянность не могут не заметить мужики. Все списывают на усталость и меня отсылают домой. Поодиночке у нас теперь не ходят. Оправляемся вдвоем с Петровичем.

   Петрович из тех, с кем хорошо молчать. Надежный дядька – даром что из казаков. Идем молча, торопливо. Погода, наконец, наладилась – сквозь ветви весело проглядывает солнце. Наткнулись на лосиху с лосенком. Мать отпрянула, а довольно крупное ее чадо полминуты с любопытством на нас глядело. Я вскинул «англичанина» и тихо сказал: «Пух...» Звереныш галопом убежал к матери. Тропа вплотную приблизилась к Белой. На половине пути сели перекурить. Скрутили козьи ножки, набили ароматным самосадом. Я, конечно, весь плаваю в своих мечтаниях... и тут Петрович меня в плечо бьет, дает знак: «Прислушайся, мол!»

   Да, впереди шуршание. Среди листвы замелькали очертания. Мы резко откатились в яму, плюхнулись в трясину. Затаились. От тропы нас отделяют несколько осиновых стволов, мы – за корнями большого дерева. Господи! я забыл на поваленном стволе, возле самой тропинки, свой ярко-голубой кисет! У, лох... Успеваю разглядеть четыре фигуры – в форме цвета хаки, с оружием, «монопенисуальные», как роботы-полицейские. Мы вжались в жижу, стараемся не дышать. Авось, пронесет...

   Не пронесло. Похоже, они остановились у места нашего перекура. Тихо... И вот мы слышим приближающееся шуршание травы. Ч-ч-чорт, курок не взведен, Петровича – тоже... начнешь щелкать – наверняка услышат. Берданка старая, шумная, сволочь. Да что там услышать... увидели.

   Над нами навис боевик. Наставил на нас дуло своего «калаша». Мы тоже наставили. Немая сцена. Вид у парня (молодой, лет двадцать пять ему...) все же глупый. Чую: ему ведь тоже страшно, блин! И че-то меня подмыло улыбнуться и подмигнуть. В голове проносится целая мысленная комбинация: «Да откуда он знает, что наши стволы не стрельнут? А может, у нас тут засада...» Парень тоже недоуменно так улыбнулся. Показал два пальца – типа «виктория». И на доже: опустил «калаша» – и отошел! Свистнул своим – видно, подал какой-то знак.

   Мы таки курки взвели. Заняли позиции, удобные для боя. Ждали, ждали... а боевики, похоже, растворились. Я осторожно, под прикрытием Петровича, сходил к бревну. Кисета своего не нашел. А так, рассудить: шли две группы – обе на базы свои возвращались. Ну, пересеклись... наверное, боестолкновения никто не хочет. Нахрена? Все хотят жить, и по возможности здоровыми и счастливыми. Вот и разбрелись как в море шаланды.

   И все же неприятно, что чужаки слоняются по нашим местам уже как по своему двору. Вдвойне скверно, что у нас нет хороших средств связи – те рации, что есть, уверенно достают лишь в пределах периметра... Может, дед что-то придумает?

   Дядя Вася согласился: серьезный прокол. Для новых «гаджетов» нужны составляющие, а чтобы их достать, надо как минимум до райцентра добраться. Но сейчас покинуть периметр для деда затруднительно – он ведь начштаба. Ну, а если только у ЭТИХ отобрать... А что касаемо разведгрупп – всех не засечешь. Да и не шибко они опасны: поняли умнички, что нас на понт, да кавалеристским наскоком не возьмешь. Бастион оказался не таким и потешным, как им думалось спервоначалу. Это же подтверждают и данные радиоперехвата. Нервные они стали, друг дружку всякими такими словами поругивают.

   К вечеру вернулись и другие наши, наблюдавшие за вражеским гнездом. Там все оживилось. Подъехала новая техника, контингенту прибавилось. Подкрепление... Наверное готовятся к решающей фазе. Мы, собравшись в доме Ивановых (он самый большой), решали, что делать с детьми и женщинами. Если реально начнется пальба, ЭТИ, кажется, щадить никого не будут. «Маленьких – пиз...ь, больших – убивать». Не думаю, что Артур шутил.

   Фигурировали разные предложения. Вплоть до идеи всех немужчин отправить временно в скит. Отказалась: там тоже надо организовывать охрану, а это, получается, тот же периметр – только в уменьшенном масштабе. Возобладало следующее решение: женщин и детей размещаем в пяти домах на западной окраине слободы. На крышах – белые флаги (из простыней). Это «демилитаризованная зона». Мы же будем держать оборону с центром в надвратной церкви. Стратегическая высота.

   Натаскали туда провизии, запаслись водой. Сколько сможем протянуть? А это уж – как срастется... Несколько человек решительно выступили против: слабую половину возьмут в заложники и будут нам диктовать условия. Но здесь надо выбирать: либо мы рискуем близкими – либо не рискуем. Даже если их сдаем врагу. Так, кажется, монголы во времена Чингисхана поступали. Посему остановились на гуманном решении вопроса.

   И ведь, так мы поступим только в случае, ежели мы все же уступим периметр. Пока что периметра мы не уступили. Ряд женщин высказались за равноправие. Нахрапистей всех – Антономовна, супруга Петровича. Типа, все вместе должны стоять стеной, если уж держать оборону – так скопом. Марфа-посадница, ё-мое. Ну, да: муж да жена – один сатана. Но ведь, это не касается, наверное, ратных дел? В общем, так: решено не доверять дамам оружия. Пусть о детях думают, а не о всякой... обороноспособности.

   Хочу подчеркнуть вот, что. Наш сход рассматривал много сценариев дальнейшего развития событий. Например, вариант массового исхода на новые, более дикие земли (отвергли, ибо бежать некуда – достанут везде), рассредоточения (отказались – не все такие опытные таежники как Жора, мы просто загнемся; да и переловят...), атаки на стан противника (глупо с берданками-то супротив современных вооружений – да и в таком случае мы действительно станем преступниками-террористами...). Не рассматривали только один сценарий: коллективной сдачи. Хотя, по идее в нашей ситуации он, как раз представляется наиболее разумным.

   Люся на всем протяжении нашего «вече» помалкивала. Надо сказать, со вчерашнего вечера вопрос залета мы не задевали – даже оставаясь один на один. А, может, приколола? Да, вряд ли... Зачем? Ведь слово давал не просто так, с бодуна. Как-то стеснялся я заговаривать на эту тему и когда пришли домой. Не распространялся я и о дневном инциденте. Столько уже негатива, решил я, не стоит, наверное, добавлять. А то ведь, каждая новая капля рискует переполнить стакан терпения. Теперь нас трое... А хотелось бы, чтобы – четверо. Я имею в виду Люсиного сынишку, который сейчас неизвестно, где и с кем...

   Раннее утро началось с новых выстрелов. Далеких, едва слышных. От них проснулась Люся – я дрых мертвецки. Очухивался долго, но еще успел различить автоматные очереди на северо-западе. Впечатление, что идет бой. Мы отправились на разведку вшестером. Еще властвует утреннее марево, туман... Само собою, осторожничаем крайне. Едва вышли за периметр, Игорек двоих отослал назад: есть вероятность провокации, основные силы могут напасть с другой стороны.

   Километрах в двух наткнулись мы на жуткую картину. Ошметки одежды, раскинутые на ветвях, многие куски измазаны в крови... Кровь на траве, на листве. Мы нашли пустые автоматные рожки А еще – рацию. И рюкзак. Ощущение, что здесь произошел жестокий рукопашный бой с поножовщиной. Что же случилось? Жора внимательно изучал следы. И радостно изрек:

   – Есть бог-то!

   Разъяснил: это бывшая территория покойного медведя по кличке Берия. Того самого, которого наши визави шлепнули несколько дней назад. Сюда пришла новая особь. И, как видно, шатун имеет о-о-очень крупный зуб на людей. Вероятно, есть у мишки богатый опыт «дружбы» с гомо сапиенс... Отряд противника пробирался в сумерках. Довольно большая группа, человек двадцать. Ну, и наткнулись на свою беду. Зверь попался коварный – умело посеял панику в стане непрошенных гостей. Те и не поняли, что происходит, начали палить почем зря. Возможно, зацепили кого-то из своих. Гильзы, кстати, уже не только 5,45, но и 7,62. Это значит, теперь уже стрелять будут «неподецки». Отомстил, значит, косолапый... и за свою какую-то обиду, и за Берию. Да и за нас в общем-то. Сам того не предполагая... Простой закон жизни: за все поступки надо платить. И кредитор всегда приходит внезапно. Ранен, скорее всего, и медведь. Если не издохнет и таки залижет раны, с ним будут проблемы и в будущем. В этот сектор, однако, теперь лучше не заходить вообще.

   Дядя Вася с отбитой нашим невольным союзником рацией разобрался быстро. Сказал, хороший «гаджет» – настоящий «японец», бьет на полсотни верст. В наглую связался с противником. Ответил наш друг, Артур. Дядя Вася:

   – Эй, там, на проводе! Потери есть?

   – Дед, что ль?

   – Неважно. Беспокоимся, дак.

   – Все нормально. А что это было?

   – Мы здесь не причем. Ваши люди, товарищ полковник, вступили в героическую борьбу с дикой природой.

   – Не поял...

   – На нашей стороне, Артур Олегович, выступили... естественные силы.

   – То есть, вы хотите сказать, засада не ваша? Не верю.

   – Ваше дело, товарищ полковник. Баню в субботу топить?

   – Не паясничай, дед. И я не полковник. Пока еще...

   – Ах, до звездочки один шаг – да мы тут на пути встали. Понимаю, незадача. Зубы не обломаете?

   – Но почему у вас наше имущество, если вы не при чем?

   – Хотели вас спасти от сил естественной природы. Не успели. А имущество можем передать. Если вам угодно.

   – Да уж. Желательно. Мы по-серьезному придем – вы нам все... отдадите.

   – Вы любите творчество Эйзенштейна?

   – Не поял.

   – Кино в детстве смотрели: «Александр Невский»?

   – Теперь поял. Но мы к вам не просто с мечом, а с мечом закона. Это существенно, дед. Вот что. Хватит пиз...ть. Сдавайтесь, ваше сопротивление бессмысленно. Не стоит проливать кровь без смысла.

   – Вы своим прошлой ночью это говорили? А дырочка-то в погоне уже просверлена, дак.

   – Дед. Ты меня достал.

   – А? Не разберу.

   – Собирайте манатки, складывайте оружие и выходите к периметру. Сухарей насушили?

   – Что такое? Непонятно. Наверное, батарейка села.

   – Да по-хорошему говорю, дед. Кончайте эти ваши игры.

   – Ась?

   – Все ты слышишь. Ладно. Пока что – конец связи. Все.

   – Язык мой – враг мой, – пробормотал раскрасневшийся от радиоперепалки дядя Вася, – затеял тут... хуливар.

   Вступился младший сын Ивановых, Ванька:

   – Василь Анатольич, все правильно сделали. Совсем у обнаглели. Хозяева жизни. Их бог наказал – и еще накажет.

   – Может быть, может быть... – Дед ласково потрепал буйную растительность на макушке мальчика. – А ты что здесь забыл, Вань? Все твои уже собираются. Беги – помогай родителям...

   Дядя Вася проговорил, обращаясь сам к себе:

   – Цуцванг. Но это ведь – в игре. В жизни все иначе, в жизни есть полутона. Должен, должен быть выход...

  – Ивановы

   Именно Петрович спас мне жизнь. Нашел мое бренное тело, замерзающее в лесу, отогрел, оттер, и две дюжины верст тащил до слободы. А то, что я попал в дом к Люсе – чисто ее инициатива. Вот, хочу отметить одну особенность человеческой натуры: мы всегда тихонько недолюбливаем тех, кому хоть чем-то обязаны. Хороший человек Петрович, во всех смыслах хороший, но напряженность между нами все же присутствует. Мне все же стыдно за то, что я ему должен, Петровичу стыдно за то, что спас мне, дураку на букву эм, жизнь. Да-а-а... Несовершенен человек. Вот, снова вспоминаю мою учительницу-немку. Вы даже себе представить себе не можете, сколько досад и обид я перенес после того как я защитил Татьяну Адольфовну от беспредельщика и она ко мне охладела! Ведь я относился к ней как к маме... Ее поздние извинения нисколько не залечили душевную рану. Почему? Думаю, оттого, что значительная часть отпущенного на этой планете прожита, и ничего уже не воротишь. Проехали.

   Тут недавно дядя Вася изрек: «В жизни так: спас кутенка – уже за него в ответе...» Это мы лосенка из капкана вызволили, рану обработали и отпустили. Неизвестно, оставила свое дите мать-лосиха либо где-то таится, ждет... Ежели матери нет, плюнула лосиха на кровинушку – по-любому погибнет. Дилемма... (О, каким словам меня дед-то научил!). Лосенка мы выпустили. Когда рану залечивали, в его красивых глазах читалась благодарность, сам шелохнуться не смел. Но драпанул от нас, будто мы шайтаны. И вот, думаю, если выжил зверь, теперячи человека ненавидит. Впрочем, оно и к лучшему. В дикой природе ненавидеть для всякого вида полезнее, нежели... Нет, не любить. Межвидовая любовь – нонсенс. Ненавидеть полезнее, чем относиться равнодушно.

   Ну, так я про Петровича и его семью. Ивановы (именно такая фамилия у Петровича, его супруги Антоновны и их детишек: Таи, Вари, Карины и Вани) столкнулись не то чтобы с «межвидовыми» отношениями, а с межэтническими.

   Родились и выросли Ивановы в старинном русском селе Ильинское, на берегу славного озера Иссык-Куль. Село было основано 250 лет назад казаками, Петрович и Антоновна сам из казачьих родов, и данным фактом безмерно гордятся. Двое их детишек родились в Киргизии, двое – уже в России, когда Ивановы осваивались в текстильном городке, на Волге.

   Так вот, я про засаду, которая скрывается за всяким равнодушием. Власти Российской империи, когда строили планы расширения владений, особо не доверяли киргиз-кайсакам и прочим степным племенам. Именно поэтому новые земли осваивали преимущественно казаки. Полувоенные поселения с людьми, мирно распахивающими целину, но способными мгновенно мобилизоваться, занять боевые позиции и дать отпор врагу, были самым эффективным методом колонизации. «Вот вам, кочевники, степь, нам же, оседлым русским, дозвольте обживать берега озера!» Эдакая конвенция действовала два столетия, и всем было комфортно. Но пришла советская власть – с новою парадигмою. Теперь обитатели империи строили социализм, в котором все равны и нет раздела сфер влияния. Тоже интересная модель – но при условии, что в головах нет Средневековья с «клановым» мышлением. В имперской модели тоже имеются изъяны, но мозговой определитель «свой-чужой» весьма помогал разрешать конфликты и способствовал сохранению культур. То же само, кстати, происходит и в дикой природе. Это называется «экологическим равновесием». Коммунистическая идеология определила иной ориентир. Все вместе, в едином порыве должны идти к светлому будущему человечества. Вот и пришли, здрасьте-пожалста!

   В селе Ильинском нейтрально относились к киргизам, доля которых среди населения неуклонно возрастала. Ну, что ж... социализм – так социализм! Однако, советская власть кончилась. Немного времени прошло, и по домам русских людей стали ходить молодые возбужденные киргизы (обязательно толпою) и просто так заявлять: «Слушайте, русские свиньи, сваливайте отсюда к шайтану, или мы всех вас перерэжим!» Демарш можно было воспринять как проверку на вшивость. Пока еще никого не «рэзали» и вообще актов физического насилия не наблюдалось. Но вот, какие пироги... Во времена казачества наличествовали моральные границы, пресечение которых воспринималось как посягательство на святое. Грубо говоря, за эдакие наезды могли запросто бошку снести. Теперь таковых препонов не существовало. Нация, которую русские воспринимали нейтрально (ну, вякают что-то себе киргизы – и хрен с ними...), теперь заявила свои права и стала нахраписто давить на психику. На эдакую агрессию некому и нечем было ответить. Как сказал бы дядя Вася, русские «потеряли пассионарность».

   Ивановы в то время трудились в совхозе. Хорошо работали, как обычно. Родители еще живы были, мирно обустраивали личные подворья, будучи пенсионерами. А тут: «Убирайтесь, свиньи и оккупанты!» И не было силы, способной противостоять организованной агрессии «пассионариев»...

   Ивановы тогда совсем молодыми были, оптимистично настроенными, легкими на подъем. Здесь не трафит? Поищем еще, где... Подались в Новосибирскую область. Там с радостью принимали молодых и работящих, в хозяйстве пристроили: его – скотником, ее – телятницей. Но, видно, в стране вообще завьюжила беда. Местное хозяйство было признано банкротом, платить перестали, посоветовали зубы на полку положить до лучших времен. Подалась семья Ивановых в европейскую часть России, в один городок в верхнем течении Волги. Там немногим ранее пристроились некоторые репатрианты из Средней Азии (себя они называли «беженцами»), в том числе выходцы из села Ильинского. Друзья сообщали, есть работа, а так же жилье можно по-дешевке купить. К тому времени скончались его и ее родители, ни при каких условиях не желающие оставлять Ильинское. Похоронили стариков, продали киргизам за копейки отчие дома. С трудом, но набрали денег, чтобы купить жилье в российской глубинке.

   Городок, куда Ивановы переселились, называется Юрьевец. Между прочим, один из древнейших русских городов. Я про него в одной книге читал, про лидера Великого Раскола протопопа Аввакума. Священник пытался в Юрьевце установить християнские порядки, за что был бит и с позором изгнан. Отсюда вывод: даже если правда за тобой, не спеши ее насаждать: сначала сделайся авторитетом. Когда Ивановы обосновались в Юрьевце, действовал там еще льнокомбинат, которому требовались работники. Антоновна устроилась прядильщицей, Петрович – механиком в ткацкий цех. Именно в Юрьевце у Ивановых родились двое младших. Особо не жировали, но и не бедствовали. До поры. Начались на комбинате перебои с сырьем. Великая страна перестала выращивать лен. Хотя, начальство комбината настраивало работников на лучшее и сулило златые горы. Аккурат в то время начался в стране потребительский бум. Народ стал брать кредиты, дабы приобрести поскорее какой-нибудь набивший оскомину бренд. Общество потребления – что тут скажешь... Не остались в стороне в данном движении Ивановы.

   Купили в кредит плазменный телевизор, двухметровый холодильник «Бош», аэрогриль, ноутбук, игровую приставку «Соню» и посудомоечную машину. Хотелось еще, конечно, автомобиль, но пока еще семейный бюджет не тянул. И слава богу! Хотя...

   Проблема в том, что льнокомбинат обанкротился и работникам перестали платить. Задолженность была почти за год, но руководству на данную проблему было глубоко начхать. Петрович пытался подвизаться гастарбайтером, то есть, ездить в Москву на заработки. Вышло не слишком удачно: в первый раз заплатили копейки, а во второй получилось вообще кидалово. Прям как в моем случае, чёрт бы его задрал. Деньги выплатили, свезли работяг на вокзал, а там их повязали менты и вообще отняли все. А между тем кредиты Ивановы брали под залог своей недвижимости, то есть, квартиры.

   Банк недолго думая подал в суд. Естественно, суд постановил выплатить все без всяких оглядок на многодетность и все такое. И приставы пришли описывать имущество. Все в этой системе схвачено: Ивановых переселили в общагу, добро конфисковали, квартиру отняли, но продана она была с молотка за такие копейки, что их не хватило даже на половину кредитных долгов. Все очень хитро: приставы хорошо на этом деле нагрели волосатые ручки... Должен был последовать новый суд. Кредиты записаны были и на Петровича, и на Антоновну. Хорошо, арестовывать их не стали, взяли только подписку о невыезде. А то бы родителей в тюрьму, детей – в те же Багряники. Адвокат, которого Ивановым предоставило государство, сразу сказал: «На снисхождение не надейтесь! Вы – козлы отпущения системы...» И накануне суда семья решилась бежать.

   Без родины, без правды, без защиты скитаться непросто. Да еще и с четырьмя детишками... Вот я думаю что: Ивановым дали бы небольшие сроки, да и то в колонии-поселении. Вышли бы по УДО через годик-другой, малышня бы в детдоме до времени покантовалась бы. И с законом остались бы в дружбе, и вообще... Так нет: выбрали они иной путь. У них в семье особые отношения: боятся разъединиться – и все тут. Их дядя Вася в Беловодье привел. Говорил, на станции нашел Ивановых – голодными, затравленными. Вот, дети вырастут – куда им теперь? Младшенький, Ванька Иванов, как утверждает дядя Вася, имеет математический дар. Возможно, дядя Вася взрастит гения, который в будущем раскусит какую-нибудь теорему и прослалвит Матушку-Россию. Но как ему легализоваться с Большом Мире – чтобы родителей не засветить?

  – В жизни всегда есть место...

   Эйфория слишком скоро проходит, «свято место» занимает проклятая усталость. Смертельная, необоримая. Обязанности свои исполняю, скрепя зубы, через немогу. Хорошо теперь понимаю, каково нашим предкам приходилось в осажденных крепостях. Один только блокадный Ленинград чего стоит... А может, прав был Кутузов, оставивший Москву на разграбление и сожжение? А защитники Козельска совершили непростительную ошибку... В книжке про Наполеона читал, что корсиканец называл нас «скифами» и не мог понять тактики русских. А какая там тактика... «Выжить» – вот и вся тебе стратегия, тактики же как не было так и нет.

   Еще трижды прилетали «вертушки». Нависали на солидной высоте, видно, изучали нас, как какое-нибудь агрессивное племя в Амазонской Сельве. Дядя Вася вытаскивал свой «гиперболоид», но до применения так и не дошло – осторожничать стали, гады. Боятся – значится, уважают. Мы живем здесь как сорняки, вне рамок ихнего понимания «правильности» – вот, в чем наша беда. Может, мы вообще для них – раковая опухоль, которую поскорее надо уничтожить. Сбросить на нас небольшую такую атомную бомбу – из тех, чей срок годности истек. Мы и по радио часто слышим: «Бандгруппа уничтожена...» Ну, пока это не про нас, а про другие «раковые опухоли». Не наказали бандитов, не нейтрализовали, а именно что уничтожили – как моль. Бандиты, значит... Их беда в том, что они даже не пытаются нас понять, потому что мы для них не люди, а явление. Им всех, обязательно надо построить. Эдакий тоталитаризм, что обидно, у них в крови. Царя у них в голове нет – вот, что я скажу. «У нас приказ»... И за приказом удобно прятать свою совесть. Не надо включать мозги – там, наверху все за тебя решат. Дядя Вася этот заплыв по течению называет научным словом «мейнстрим».

   И ведь они свято уверены, что, ежели являются частью системы, система их не сдаст. Ох, сколь раз я в жизни наблюдал, как система «своих» не только сдавала, но и сжирала – аж крякала от удовольствия!

   ...За неделю осады стрельба внутри периметра случалась только единожды – когда с «вертушки» пытались высадить десант. Рано или поздно рецидив должен был случиться, ведь «сундук Пандоры» уже открыт. Произошло это в полдень, когда солнышко припекало неожиданно яро для начала осени, а значительная часть наших была занята на жатве яровой пшеницы. Война-войной, а сельхозтруд никто не отменял.

   Пальба послышалась из собора. Перепугались все – ведь из-за акустики казалось: артподготовка началась. А чё – эти холуи и установки «Град» вполне могли подогнать. Почему бы не попалить почем зря? Некоторые от этого получают кайф... По счастью, взрываться у нас ничего не стало. У страха глаза велики. Позаботившись о детях и женщинах (отправили их в демилитаризованную зону, под защиту белых флагов) мы заняли позиции вокруг храма. Стрельба в соборе к тому времени затихла.

   И вообще – будто уши заложило. Только слышно, как воздух горячий дрожит и нос щекочет – от порохового духа. Если ЭТИ там закрепились – они ошиблись. Непригоден храм для войны. Или... Они ж – профи, а мы таки чайники... Напряжение на пределе. Игорек уже было рванулся, чтобы перебежками добраться до стены собора, как мы услышали:

   – Мужики! Все нормально. Вывожу...

   Со скрипом отворилась дверь. Показалась незнакомая, подтянутая фигура в военном комбинезоне. Руки – за головой. За ним – второй, третий... Следом, весь в крови, Кирилл. Ну, не весь, конечно, но лицо точно все красное, разбитое вдрызг. Подрясник черный, на нем ведь ни хрена не видно. В руке у монаха – автомат, через плечо перекинуты еще два ствола... Инок неожиданно грубо скомандовал:

   – На колени, бисово отродье!

   И к нам:

   – Вот, смотрите: доигрались, голубчики...

   Кирилл сплюнул кровавой слюною. «Голубчики» пали на колени. Игорь спросил:

   – Еще там – есть?

   – Все – тут... – прохрипел монах. Сбросил оружие наземь, присел, опершись о стену храма, схватился руками за голову. К нему подбежал Мефодий, приобнял, полой своего подрясника стал вытирать кровь с лица своего духовного брата. Кирилл разрыдался.

   В этот момент выстрелы раздались со стороны демилитаризованной зоны. Послышались отчаянные визги. О мы, лохи! Ведь мы наших оставили без охраны! Мужики бросились туда. Мне Игорь приказал остаться с пленными.