Текст книги "Потешный бастион (СИ)"

Автор книги: Геннадий Михеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

   На сей раз вместе с Жорою и Игорьком по следам пришельцев вызвался идти я. Жора противился – я же невыспавашийся, несвежий – однако, моя решительность взяла верх. Тем более что я чувствовал мощный прилив сил. Адреналин, наверное...

   Прошли километра два, и Жора растерялся. Дело в том, что следы ушедших таинственных незнакомцев уходили в двух направлениях. Трое ушли к реке, точно тем путем, по которым группа пришла. А двое (предположительно – их могло быть и больше) повернули строго на запад. Мне лично стало совсем уж неуютно: за нами тоже ведь могут наблюдать! Мы идем себе, а где-то в кустах прячется некто с неопределенными целями... Пожалуй что, боязнь неизвестности – не самый лучший из видов страха.

   Игорь – самый опытный из нас в плане разведки. Он имеет опыт боевых действий, знает, что делать. Как-то он рассказывал, как его друг в двух метрах на растяжке подорвался и фактически, приняв в себя осколки, спас Игорю жизнь. Надолго Игорек не завис – решено было двигаться по следам меньшей группы. Часть болота, в которую нас занесло, со старых времен называется «Гиблицей»; место отвратное уже только потому что здесь много выходов болотного газа и трудно дышать. Да к тому же много, ну, вовсе непроходимых топей. Надо быть отчаянным человеком, чтобы отважиться идти через Гиблицу напрямки. Следы показывали, что пришельцы плутали несильно. Складывалось впечатление, что пара неплохо знает местность.

   – Кажется, я знаю, тихо проговорил Жора, – куда их несет. Там... скит.

   Я слыхал, конечно, про Серафимов скит. Но никогда там не бывал. Говорили, скит – это такая уменьшенная копия нашего монастыря. Там тоже остров, и при советской власти на нем был покос. А в церкви сено хранилось. Теперь все заброшено. Ну, и почему бы незнакомцам не знать сокровенное место? Лес – он общий... Между прочим желудок напомнил мне, что так я с утра и не пожрал. С голодухи ах пузо стало сводить. Видно, доза адреналина в моем организме истощилась, захотелось домой. И спать. И курить. Слаб человек... И все же от товарищей старался не отставать. Ружьишко мне досталось отменное, английское – фирмы «Голланд-Голланд», 450 калибра. Как это ни странно, нашел я ствол все на том же чердаке Люсиного дома, завернутым в мешковину и любовно смазанным. Была к стволу приложена и коробка патронов. Год производства на нем указан: 1903-й. Интересно, что на вставке выгравирован... слон. Как на старой пачке индийского чая... Жора, увидев, искренне был удивлен, языком поцокал: «О, везунчик! Да этот англичанин нашей деревни стоит!» Сам-то с тульской двустволкой ходит. Скажу только: у Жорика ствол пристрелян, а у меня – нет. Патронов мало, берегу, на авось надеюсь. Тем паче я не охочусь, стрелять мне не на что. Разве только, два, кажется, раза зимой волков отпугивал. Долбит «англичанин» громко – пугач знатный. А вот за кучность и дальность судить не берусь.

   Осторожно передвигаясь, мы прошли за полтора часа не больше четырех километров. Практически, наши визави двигались по прямой. Причем, явно быстрее нас. У Жоры не оставалось сомнения: они идут к скиту. Еще через полчаса сквозь ветви уже можно было разглядеть холм и строения на нем. Здесь уж мы вовсе заосторожничали. Затворы взвели, на остров взошли почти плечом к плечу – каждый держит под наблюдением свой сектор.

   Остров Серафимова скита – такой лысый пригорок диаметров метров в сто пятьдесят. Трава на нем чуть не по пояс, а на вершине холма – одноглавая церквушка. Крест на главе свернут набекрень, дверь – нараспашку. Чуть поодаль двухэтажный кирпичный дом с пустыми глазницами окон. Под дождем – вид прескверный, тоскливый. И самое хреновое – совершенно потерялись в траве следы тех, за кем мы идем. Неприятно...

   Игорек применил слово «зачистить». Он первым осторожно вошел в церковь, в то время как мы вдвоем с Жорою замерли у входа. Через пару минут вышел, знаками указал, чтобы посмотрели и мы. Сам остался на выходе. Внутри – ничего особенного. Странно только было видеть деревца, растущие посередине залы. Спрятаться в церкви можно только за иконостасом (без икон – их, видно, сперли), но там – никого. Под самым куполом, там, где изображение Иисуса Христа, было шумно – резвились птицы. По полу пробежал бурундук. Обжитое место...

   Далее, мне дали знак, что я останусь в церкви, буду прикрывать, а мужики «зачистят» келии. До них метров пятьдесят. Я пристроился у окна, наблюдая, как Игорек и Жора крадучись пошли к дому. Жора исчез в дверном проеме, Игорь остался снаружи, прижался к стене. Я, наставив ствол, внимательно всматривался в окна. Кажется, вечность пронеслась – а Жора не появлялся и не подавал знаков. Наконец, Игорь, вначале посмотрев в мою строну, а после перекрестившись, тоже шмыгнул в чрево здания. Через минуту вышел. На его лице я увидел гримасу недоумения. Он дал мне знать, чтобы я подходил. Когда подбежал, он шепнул: «Жорик... пропал».

   Мы тщательно обследовали дом. Побывали на чердаке, в подвале... Ни-ка-ких следов! Оно конечно, мы с Игорьком не такие уж и следопыты, как Жора. Однако, если что-то произошло, какие-то признаки должны об этом свидетельствовать! Но признаков не было. Птички под куполом щебечут, их ссору резонируют своды церкви, дождевые капли шуршат о траву... Все естественно, как оно и должно быть. А Жора – бесследно попал. Мы, явно обескураженные, трусливо отступили в слободу.

   До конца дня мы еще раз успели обследовать Серафимов скит, теперь уже всемером. Все те же покой, благодать, запустение. Возникла даже версия, что Жорик мог провалиться в подземный ход, который согласно еще одной сомнительной легенде прорыт между монастырем и скитом. Еще раз обыскали дом, на всякий случай – церковь. Облазили окрестности. Никаких намеков – даже косвенных. Будто растворился... или улетел. Что самое фиговое, из наших только Жора умеет идти по следам. Мы теперь – как слепые котята.

   Вечером, будто не было бессонной ночи, никак не мог заснуть. Нервное перевозбуждение, наверное. Я прикинулся сладко дрыхнущим, когда Люся особенно долго, истово молилась у иконы. Самому, что ли, какую молитву выучить? Впрочем, я и не заметил, как провалился в сладкую пустоту.

  – Жора, последний из могикан

   С Беловодьем много неясного. Кой-чего об истории Никольско-Беловодской пустыни можно почерпнуть в дореволюционных книгах. Одна из них, носящая название «Описание монастырей русских», хранится в Жорином доме. Вообще, Жору на самом деле звать Егором Пономаревым. Но так уж исторически сложилось, что все его называют именно Жорой, по-свойски. Как и меня, впрочем, Алешей.

   Про Жору и его бабушек я чуть позже, сейчас же хочу хотя бы вкратце рассказать об истории Беловодья. Я не случайно привел фрагмент найденного мною на чердаке Люсиного дома дневника неизвестного монаха. Дело в том, что в начале 30-х годов прошлого века здесь случилось нечто, отчего не стало ни монахов, ни прочего населения. По некоторым слухам, здесь был устроен концлагерь. Но это, повторю, всего лишь слухи, тем более что колючей проволоки, вышек и прочей лагерной атрибутики в Беловодье я пока что не встречал. Поверьте, в этой теме я смыслю.

   Вот, какие сведения содержатся в книге. Основал обитель почти 400 лет назад странствующий монах Кирилло-Белозерского монастыря Серафим. На холме, среди болот им была чудесным образом обретена икона Николая Угодника, после признанная чудотворной (ныне она утрачена, как, впрочем, и другие монастырские ценности). В книге не разъясняется, каким образом Серафим попал сюда. В те времена в здешнем таежном краю обитали разве что воинственные племена каких-то там зырян. Они, то есть аборигены, хотели убить Серафима, и в этом направлении совершали многочисленные попытки. Проблема в чем: холм посреди болот, на котором обосновался русский монах, являлся ихним языческим капищем. Какая-то таинственная сила в последний момент отвращала руки злодеев. И как-то поганый жрец, чувствовавший в Серафиме конкурента в борьбе за духовную власть, послал на злое дело целый отряд. Воины обступили келейку монаха (по иным сведениям, это была землянка) жаждуя крови. Серафим вышел с иконою в руках, и... неведомая сила перенесла его через злодеев. Инок опустился на воды реки Белой, и пошел по водной глади яко по суху. «Это шайтан, убейте его!» – воскричал шаман. Острые стрелы засвистели в сторону монаха. Но все они останавливались в воздухе, поворачивали назад и летели обратно. Одна из стрел поразила шамана – прямо в сердце. И Серафим начал пламенную проповедь, причем, на зырянском языке. Аборигены внимали ему, раскрыв рты.

   Первыми послушниками подвижника стали его бывшие враги, охотники-зыряне. Так было положено начало христианизации дикого языческого края. Лет через пятьдесят после кончины преподобного Серафима его мощи были обретены. Тело подвижника оставалось нетленным и благоухало. Много чудес явлено было и от иконы Николая Угодника. Обитель, названная Никольско-Беловодскоой пустынью, неуклонно разрасталась и преумножалось православным людом. На довольно тесном пространстве холма выросли не только собор, надвратная церковь, трапезная, братский и настоятельский корпуса, но и целое поселение мирян, называемое деревней Беловодье, а в просторечии – слободою. Отдаленность Беловодья от крупных городов и больших дорог не шибко способствовала прославлению обители во всероссийском масштабе, но пустынь за 300 лет не знала особых бедствий – вплоть до революции и гражданской войны. Это я понял из дневниковых записей безвестного монаха.

   Особая история у дороги, связывавшей Беловодье с большим миром. Она проложена через болото (это больше 15 километров), и по преданию строили ее не только монахи, но и паломники. Дорогу постоянно проглатывает болото, сей факт был известен широко, и каждый, отправляющийся в паломничество к мощам праведного Серафима с святой иконе, знал, что в путь к святому месту надо взять хотя бы несколько камней. После войны, когда в Беловодье затеяли колхоз, камни навозили грузовиками. Сотни тонн щебенки! Однако техника не столь эффективно справлялась с задачей, нежели верующие люди, и дорога неуклонно погружалась в пучину.

   В 60-е годы прошлого века до чего дошло: из-за утраты дороги расчистили в Беловодье площадку и организовали на ней аэродром, то есть, поле, пригоднное для посадки кукурузников типа У-2. Было времечко, возили самолетами на большую землю даже масло, выработанное местным Беловодским маслозаводом. Именно поэтому последние оставшиеся в живых беловодчане считают советское время «золотым веком» своей милой малой родины.

   Колхоз именовался «Коммунаром». Народ туда собирали из деревень, считавшихся неперспективными. Так же селили в слободе тех, кто был эвакуирован во время войны с оккупированных фашистами земель, а после не желал возвращаться в разрушенные в Европейской части СССР деревни, прознав, что они сожжены супостатами.

   Жорина мать, Таисия Семеновна, родом со Псковщины. К сожалению, не застал я ее в живых, а ведь, как рассказывали знающие Таисию Семеновну, была она светлым и умнейшим человеком. Работала учительницей начальных классов в школе, располагавшейся в настоятельском корпусе. Много знала. Жора, мужик таежный и близкий к природе, если честно, про историю Беловодья знает немного. Схоронили Таисию Семеновну три года назад. Из старого, еще в советское время жившего здесь населения остались только четверо: Жора да три бабушки: Любовь Васильевна, Елена Валерьевна и Марина Автономовна.

   Я нахожу все же некоторую мистическую связь с Жорой. Его корни на Псковщине, и я найден был в Псковской области. Как мне рассказали, Таисия Семеновна девочкой еще была, когда их из села Волышово в 41-м эвакуировали вместе с элитными орловскими рысаками. В Волышове был старинный конный завод, основанный еще при царе. Казалось бы: какое дело было советский власти до коней? Впрячь их в лафеты – и на передовую. Так нет: спасали табун – для будущих поколений! Недавно узнал (случайно в газетке одной, из тех, что изредка до нас доходит): теперь, когда совок издох, конный завод похерили. Весь табун на колбасу пустили... Ну, да не в этом дело. Эшелон, в котором ехала Таисия, попал под бомбежку. Она была ранена, девочку отправили на Восток. Узнав, что родителей нет в живых, подросшая Таисия решила остаться в здешних краях.

   Училась, вышла замуж за местного, из охотников. Вскоре после рождения Егора муж пропал в лесу без вести. Так и не нашли... Так что, Жора наш – безотцовщина. Но ни в коей мере не маменькин сынок! Гены отца взыграли в мужике вполне, хороший охотник из Жоры получился! И вся драма Беловодья разыгралась на Жориных глазах.

   Случилась со слободою вот, какая беда. Каменная насыпная дорога провалилась в тартарары, а зимник проходим только с ноября до апреля. В застойные брежневские времена транспортную проблему легко решала малая авиация. Но пришла перестройка, пропал керосин в доблестных наших авиационных соединениях, и вообще нагрянул в слободу кирдык. Население Беловодья таяло неуклонно. Закрылись школа, медпункт, почта, ликвидировали сельсовет. В лучшие годы в слободе проживали до 450 человек. Колхоз «Коммунар» был на хорошем счету, и особенно славилось здешнее сливочное масло, которое самолетами возили прямиком в областной центр. Нарушили и маслозавод, и контора колхозная перестала существовать. Те, кто помоложе, конечно, старались убежать. И в итоге допрыгались до того, что из мужиков в Беловодье остался один Жора.

   Жоре одно время везло: он в лесхозе состоял на должности лесника. Государственный человек, однако! Зарплата-то не ахти – так, копейки – зато на законных основаниях – при оружии, в казенной форме (которая, правда, за дюжину лет изрядно поизносилась, а новую начальство зажимало) и с полномочиями. К тому же Жора выполнял социальные функции: охотничьими болотными тропами он ходил в райцентр не только за зарплатой и новостями, а заодно забирал пенсии и почту для своих старушек.

   В лучшие времена в Беловодье даже проведена была линия электропередач. Столбы сгнили, провода сперли предприимчивые охотники за цветметом. Ну, как-то слобожане свыклись в том числе и с отсутствием электрической энергии. Веками предки как-то исхитрялись жить без шустрых потоков электронов, при лучине – чем мы-то, современные люди хуже?

   Оно конечно, плохо, что Жора к своим 35 годам так не обзавелся семьей. Видный-то жених: не выпивает, опять же. Гениальный охотник. Вот, лично я уже многим охотничьим премудростям у Жоры научился. Ну, а что касаемо женской ласки... Что-то от Люси мужику все же перепадает. Добрая она...

   Ну, так вот. Леспромхоз развалился. Жору забыли сократить, да и вообще начальство о нем хитро запамятовало. Приходит как-то Жора в райцентр, а в конторе лесхоза совсем другие люди сидят. Да и вообще вывеска незнакомая. Люди не в курсе, куда пропало леспромхозовское начальство. Засада... Приходит Жора на почту, ему там и говорят: «Письма – вот, а пенсий не будет. Твоих нет в списках...» Бред – полнейший. Получается, трудились бабули, когда в силах были и помоложе, во благо державы, а тут бац – и «нет в списках»... Жора толком не знал, куда идти с этой бедой. Государственная машина до этого момента со скрипом, но все же работала. А тут в одночасье Жора остался без работы, бабушки – без пенсий. Что делать – двинул Жора назад, в слободу, чтобы успеть до темна.

   Случилась на административном фронте вот, какая хреновина. На пороге были выборы – то ли президентские, то ли еще какие – и в район должна была прибыть делегация каких-то не то наблюдателей, не то карателей. Их там, леших, не разберешь. Власти шибко перепугались, что неведомые ревизоры, заранее внушавшие первобытный ужас местной властишке, разобравшись в обстановке, возопят: «Вы чё тут, совсем охренели? Двадцать первый век на дворе, а у вас в районе целая деревня без дорог и без света! Да вас, скотов, самих надо туда поселить!» Чинуши рассудили запросто, по-свойски: нет людей – нет проблем! Вычеркнуть к чёрту бабушек и мужичка из всех списков как «выбывших», авось, бог не выдаст, свинья не съест... Живут себе тихо эти слобожане, мы их не трогаем, они не просят себе каких-то благ... Ревизоры, кстати, ни в чем разбираться не стали. Пировали каждый божий день, не отказались от обильной мзды. И ретировались зело довольные.

   Всей этой подоплеки Жора не знал. На самом деле, тратились старухи только на лекарства, а Жора на них сам мог заработать: он охотник, собиратель – добытчик, в общем. И бабульки в этом деле неплохие помощницы. Та же Автономовна великолепно умеет шкуры выделывать.

   Так и зажили. Государство само по себе, слобожане – тоже кое-как бытуют-поживают. И, что характерно, никто не в обиде. Возможно, умерли бы бабушки, состарился бы Жора, и проблема снялась бы сама собой. Но, видно, еще не настал час погибели святого Беловодья. Неведомая сила стала притягивать в слободу разных людей. Первыми появились здесь монахи Кирилл и Мефодий...

  – Пленный

   Весь день мы провели в суетливых согласованьях. Мнений много, и все противоречат другим. Вот, я лично понял: в такой ситуации обязательно нужен вождь. Сия примитивная истина даже нашим далеким предкам была известна. Я уже не говорю о законах той же волчьей стаи... Это потому что ситуация меняется слишком стремительно – некогда размениваться на всякие бла-бла-бла. А лидер, которому группа доверит бразды, по крайней мере будет быстро соображать. Хотя, и не застрахован от ошибочных решений в условиях... как там жулики говорят... ага: валотильности.

   По сей день мы как-то исхитрялись существовать без «вождя». Так сказать, жили мудростью коллектива. Мы с дядей Васей, при Люсином участии, за чаем нередко об этом болтаем. Дед уверен, у нас настоящий коммунизм. От каждого по способностям – каждому по потребностям. Дядя Вася – грамотный, он рассказывал, эдакий коммунизм испанские монахи-иезуиты лет четыреста назад создали когда-то в Южной Америке, кажется, в Парагвае. Не всем эта вольница понравилась – потому что в республике было отменено рабство, а во всей Америке на рабстве строилось благосостояние «белой расы». И еще в иезуитской стране отменены были все государственные институты – за ненужностью. Счастливо жили и без захребетников. На коммунистическую республику пошли войной. Шесть лет боевых действий. Вольница таки была побеждена. Но только после того как было уничтожено девять десятых ее населения.

   А, пожалуй что, дядя Вася вполне подошел бы на роль нашего «национального лидера» (или как там его, лешего по радио называют...). По крайней мере, идеологический авторитет из деда получился нормальный. Одна бородища чего стоит! Это прекрасно понимает и Люся. Да и большинство наших не против. По идее. Нужен, нужен начальник. Потому что пахнуло бедой.

   Без Жоры ощущается пустота. Оказывается, этот застенчивый деревенский парнишка здесь является своеобразным «склеивающим веществом», стержнем, вокруг которого и строится наша... потешная республика. Здесь нельзя жить без согласия с природой, без умного компромисса. И только Жора научил нас данному искусству.

   Дядя Вася между тем дурака не валял – проводил занятия среди наших по овладению «гаджетами». Дело шло туго, не всякий имеет дар к технике. Мы усилили режим: к наблюдательному посту на колокольне добавлен пост на крыше фермы: оттуда лучше обозревается периметр, обращенный на север, к бывшей дороге. Постовым так же выданы были портативные рации. Они маломощные, максимум достают на три километра, но штука полезная. По крайней мере, уже можно координировать действия, ибо такие же рации в постоянное пользование получили Мефодий, Люся, баба Люба и Антон (есть у нас такой мужик – его дом у западной границы периметра). Естественно, центральный пульт – у дядя Васи. Дед будто чуял, основательно подготовился к защите.

   Данные радиоперехвата, полученные дядей Васей, скудны. Какие-то совершенно непонятные и очень короткие переговоры об «объектах», «выдвижениях», «перемещениях в заданный участок», «группе один», «группе два», «группе три»... Игорек утверждает, «работают профи». Интересно – в чем «профи»? Уверенное передвижение неизвестных по болоту, по мнению деда, не проблема – при условии, что у группы есть какой-то «джи-пи-эс» и спутниковые карты. И у нас такое могло бы быть. Но нам не надо – мы все же знаем болото и тропы не теоретически, а своими жопами, которые не по одному разу вытягивали из трясин. В этом все же наш плюс – даже при отсутствии Жориного чутья.

   Между прочим, решено было не выпускать из виду женщин и детей: при них всегда должен находиться человек с оружием – куда бы они не пошли. Очень похоже на «осадное положение», черт возьми. Неприятно...

   Ближе к вечеру снарядили новую экспедицию. Отправились четверо: Игорек, Петрович, Вацлавас и я. Само собою, исчезновение Жоры вероятнее всего связано с лагерем «неизвестных лиц» на том берегу Парани. Грех не отправиться туда и разобраться, наконец, так ли страшен черт.

   ...На лодке переправились уже в сумерках, трое. Петрович остался на нашем берегу – наблюдать за лагерем со стороны. У нашей разведвылазки оказался значительный союзник: в лесу тарахтел дизельный генератор, под прикрытием его унылого рева мы могли передвигаться во тьме без боязни быть услышанными.

   В самом лагере сложнее: он в сосняке, все неплохо просматривается. К тому же довольно светло – между брезентовыми палатками навешано несколько лампочек. Двигаемся от куста к кусту, местами – ползком. После дождя грязно, извозились изрядно. Но, сжав зубы, терпим.

   Мы попали аккурат к ужину. Пахло гречкой, в одной из палаток, самой большой, слышались оживленные голоса, звенели ложки, стаканы. Один раз очень близко от нас прошел мужик в «адидасовском» костюме... между прочим, с «калашом» через плечо... Как назло остановился, стал вглядываться. Мы постарались «врасти» в землю, задержали дыхание. Руки судорожно сжимали ружья. Пронесло – постовой отвернулся, ушел. В одной из палаток в отдалении горел яркий свет. Дав знак товарищам, я подкрался с тыльной стороны, пристроился в тени от лампы, прислушался. Там, внутри, кто-то довольно громко докладывал, кажется, по телефону:

   – ...Пока не ясно, Александр Тимофеевич. Группы на базе. Информация анализируется. Очень, очень осторожные... Хочется понять, какая стрктура, но...

   Повисла пауза, видно, докладчик выслушивал того, кому докладывал. Начальник грузил долго, докладчик подобострастно сопел. И снова-здорово:

   – Мы все понимаем, Александр Тимофеевич. Скоро переходим. Да, план решающей фазы сверстан... Да... Нет... Так точно. Утром, в ноль шесть ноль ноль... Как всегда.... Ну, что вы. Все будет сделано, товарищ генерал. У лучшем виде.. Хе-хе. И вам спокойной... Ну, все поняли, бесславные ублюдки? – Теперь он, видно, обращался к сидящим в палатке. Этого раскололи?

   – Работаем, – ответил моложавый голос. – Там-то уж точно заговорит. Крепкий орешек...

   – Хорошо, хорошо... Ну, я так, думаю, они там довольны. Пока все по плану. Степанов, что с данными?

   Железный такой голосина несколько виновато ответствовал: – До конца не выяснили, Артур Олегович.

   – И в чем проблема?

   – Крайне закрытая структура. Осторожные, скоты. Четкая организация, дисциплина. С панталыку не возьмешь. И еще...

   – Чего заглох, Степанов. Говори...

   – Понимаете... Те прогнозы в оценке численности и вооружения... Их, похоже, надо корректировать. В большую сторону. Недооценили. Вероятно, потребуется подкрепление.

   – Ну, ты мне не разводи тут, на... Подкрепление! Знаешь, что наверху скажут? Наверняка сам знаешь, бл...

   Ну, там дальше много матом было говорено, я уж не буду воспроизводить. Явно, совещание идет не о грядущей охоте. Точнее, об охоте – но не на зверей. Мужчины в палатке принялись обсуждать еще разные технические проблемы. В этот момент я почувствовал, что в мою сторону кто-то идет. Недолго думая я откатился подальше, в еще более глубокую тень, и вскоре находился с товарищами, в кустах. Вкратце нашептал, что услышал. Игорек тихо скомандовал:

   – Леха, ты здесь, страхуешь, мы с Вацем (он так Вацлааса зовет) берем... кого-нибудь.

   Что ж... не мы первые, как говорится, начали. А ля гер ком а ля гер. Мужики растворились в темноте.

   Уже через семь минут мы тащили безжизненное тело к лодке. Там наш пленный очухался, стал трепыхаться. Один греб, двое удерживали. Мы, прихватив Петровича, отплыли подальше, вверх по течению. Там, у одной из тайных троп, спрятали лодку, постарались замести следы. Наша удача: «эти» не позаботились о качественной охране своего лагеря. Отойдя в лес на безопасное расстояние устроили перекур. Возбужденный Вацлавас рассказывал:

   – У них там культур-мультур, биотуалеты. Срут в комфорте, как белые люди. А этому мы дали время. Чтобы просрался. Игорь – пацан что надо. Тюкнул – этот и не понял даже... Только тяжелый попался... бугай.

   Да, Вацлавас действительно маленький, по сравнению с пленником – пацан. Зато Игорь нужных габаритов. Развязали пленнику, руки, вынули изо рта кляп. Игорек властно приказал:

   – Теперь пойдешь своими ножками. Мы не служки тебе – тащить. Девяносто килограммов в тебе, дорогой, не меньше. Нам будет тяжело. Поял?

   Пленник, стоя на коленях (Петрович сзади придерживал его связанные руки), помотал опущенной головой.

   – Это чё, не поял... Дяденька не пойдет? А мы ведь можем и популярно объяснить...

   Пара резких ударов в пах. Пленник, сплюнув, пренебрежительно выдавил из себя:

   – Вы за это ответите. По закону. Вы не знаете, с кем имеете дело...

   А голос-то знаком! Я стараясь быть отчетливым и убедительным, заявил:

   – Артур Олегович... мы знаем несколько больше, нежели вы думаете. Не стоит вам капризничать, наверное...

   – Откуда вы...

   ...Дочапал таки Артур Олегович до Беловодья своими ножками. Мы его даже чаем напоили. Точнее, пытались напоить – гордо оказывался вначале. Все же, хлебнул, даже шанюшками угостился от бабы Любы. Гость как-то удивленно смотрел на бабушку, таращился яко баран. Ночевать устроили почти в царских условиях, в отдельном доме. Разве только, под охраною. Зато – с развязанными руками.

   В пути расспросами мы особо нашего пленника не донимали. Однако, не без помощи Игоревого кулака, выяснили, где Жора. Оказывается, в райцентре. Рано утром его должны отправить в областной центр. Пленник никак не хотел признаваться, что за ведомство занимается нашими делами и в какую контору шлют Жору, но, когда Вацлавас высказал предположение – «В уфээсбэ?» – он многозначительно крякнул.

   Еще ночью дядя Вася вышел на прямую радиосвязь с противником. Начались переговоры об обмене пленными. Практически, к следующему вечеру уже были обговорены все условия. Похоже, повязали мы значительную фигуру, ибо противник соглашался почти на все.

   Ну, допросом утренний разговор с Артуром можно назвать разве только с натяжкой. Сидели в горнице, за столом с самоваром. Пили чай с медовыми пряниками. Я ведь забыл сказать, у нас и пасека имеется, пчелки одаривают нас целебным полифлорным медком. Вначале Артур куксился, строил из себя героя советского союза. Но очень скоро отогрелся. Или, что ли, хитрый лис, сделал вид, что теперь мягкий и пушистый. Чтоб, значит, усыпить нашу бдительность. На всякий пожарный я все же своего «англичанина» из рук не отпускал.

   На вид мужику лет сорок. Высокий, поджарый, лысоватый, чернявый. На кавказца похож. Говорит на чистом русском, без акцента. Мы ведь не забываем про слух о чеченских террористах... Кстати, с брюшком. Ерепенился: «Да вы не понимаете, на кого руку подняли! Система вас в порошок сотрет и фамилии не спросит...» Да мы, вроде, ничего ни на кого не подымали. Живем себе – хлеб с маслом жуем. Нами же, кстати, выращенный хлеб и взбитое руками Автономовны масло. Не нахлебники мы и не намасленники.

   В пылу довольно ленивой перепалки (все же кавказская кровь в нем есть, но не шибко горячая...) пленник выдал:

   – Ну, а как же еще, если у вас тут... секта?

   – Какая такая секта? – парировал дядя Вася.

   – Ну, эта, как ее, бишь... тоталитарная.

   – Ага, значит. Вот с этого места, пожалуйста, поподобнее...

   Артур и выложил нам. Альтернативную историю нашей слободы. Оказывается, пока мы здесь обитаемся, в недрах специальных служб копился обильный материал о Беловодье. Якобы внутри периметра поселились сектанты, приверженцы некоей страшной религии. Неизвестно фээсбэшному начальству, кто нашей шайкой-лейкой заправляет, но есть предположение, что нити тянутся за рубеж. Мы уже несколько лет находимся в «оперативной разработке». Возможно, у нас тут «база экстремистов», задумавших государственный переворот. А с экстремизмом сейчас в стране жестокая борьба. О, как.

   Артур умело все же уходил от вопросов на тему, кто организовал операцию, что за люди в лагере, какова их цель, какая роль отведена лично ему. Ясно было, мы повязали немаленькую шишку. Артур, почувствовав, что опасности для его жизни нет, стал вести себя немного развязано. Даже отваживался на едкие замечания. Например, увидев Люсю, цокнул языком: «Нехилая у вас тут житуха, екарный бабай!» Люся обворожительно улыбнулась. Я почувствовал, как к моему лицу прилила кровь ревности.

   Однако, суббота, банный день. Несмотря на осадное положение, несколько банек у нас топиться. Полезная привычка – дело святое. Артур не отказался посетить баню. Охрану, конечно, мы не ослабляли. По традиции, «с устатку», положено принять. Мне нельзя, я с самогону нашего, на болотной клюковке настоянного, дурной становлюсь. Но все равно рядышком сидел, бдел, значит, со своим «англичанином».

   Мужики хватанули – разок, другой. Крякнули, еще хватанули. Убрали. Не след расслабляться. Пленник тоже не отказался принять. Размяк. Я приметил, на шее его почему-то пуля на веревочке висит. Вопрошает:

   – А в курсе вы, почему англичане Англо-бурскую войну выиграли?

   Раскрасневшийся дядя Вася:

   – Ну, я, к примеру, в курсе. Вы другим поведайте.

   – Хорошо. Буры пленных принимали как гостей. Уважали, значит.

   – Ну, и? – Вопросил Игорек. Кажись, наш спецназовец почуял своего, как рыбак рыбака. Как минимум, в вопросе звучали нотки уважения.

   – Вот и ну. Англичане откармливались, убегали и... мочили со всей жестокостью. Без жалости.

   – Зачем?

   – Чтобы подчинить.

   – Нормальный ход, – дядя Вася вступил несколько нервозно, – И зачем их подчинять? То бишь, нас...

   – Не мое дело. Приказ.