Текст книги "Потешный бастион (СИ)"

Автор книги: Геннадий Михеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

  – Из дневника безымянного инока

   Листочки с записями неизвестного обитателя частично истлели, чернила местами расплылись. Расшифровывать было непросто. Но я старался. При переписке я удалил старинные «яти». Приведу последнюю часть дневника.

   Января 30-е, год от Р.Х. 1930-й

   Уверен не вполне, что следующий приход отряда в наше Богоспасаемую обитель ознаменуется порушением и поруганием. Я знавал ихнего главаря, Федьку Шелкунова: он родом из деревни Преддверие, и много раз ходил к нам паломником по престольным да двунадесятым праздникам. Оно конечно, на сей раз Федька уезжал шибко злой. Отец-игумен не раскрыл ему, где ризница, и тот шипел зело, Богопротивные речи говорил. Так и сказал: «Не хочешь, батька, по-доброму, придем, силой заберем и все тут огнем праведным попалим!» Игумен за сердце схватился, увели его братья в настоятельский корпус под руки. В те-то времена, когда антихрист не взошел еще на престол нашей Руси-матушки, Федька был кроткий Богобоязненный мирянин. Сам его исповедовал не раз, причащал, и могу сказать, человек он добрый, или, по крайней мере, зла в душе не держал. Господи, не остави раба Твоего в неведении!

   3 февраля 1930

   Братия по разному отнеслась, когда отец-игумен благословил мощи нашего Серафима, заступника обители, схоронить под спудом, в тайном месте. Только четверо в тайну посвящены, да и те слово пред Всевышним дали, что ни при каких смертных муках тайну не выдадут. Некоторое шатание в пустыни началось уже давно. Одни говорят, надо уходить в скиты. Другие, что оборону держать здесь. Есть и такие, кто пытается доказать (то ли другим, а то и себе), что надо бы покориться силе. Наш вечный смутьян Доримедонтушка моду такую завел агитировать, что дескать большевистская правда построена на идеях Господа нашего Иисуса Христа. Мол, рано или поздно мир православный сольется с коммуняками, бо из одного живоноснаго родника питаемся. А вот у меня своя мыслишка. Думаю, ежели оно даже и так, не понесет кобылка двух седаков. Растопчут они нас, горемычных. Помню, в 20-м: прятали мы тех, из бедноты, кто в партизаны ушел, не вынеся зверств колчаковцев. Среди тех и Федька был. Очень помню, как сердечно он благодарил и нас, насельников, и слобожан – за то, что не выдали супостатам. Вот, десять лет минуло – и все в них, в мужиках, перевернулось. Не в силах постичь я, грешный, откуда взялось в них столько злобы! Может, от горя и вопиющей несправедливости этого мира?

   9 февраля 1930

   Во имя Отца, Сына с Святага Духа, аминь! Замечено, что реже гораздо стали находить в нашу Богоспасаемую обитель миряне. Кто-то сетует на плохой зимник, на голод. Но я заметил, что и среди прихожан далеко не все стремятся приступиться к Святым Таинам. В глазах многих читаю страх. В свечном ящике очень мало записок. Над монастырем нависло непередаваемое напряжение. Несколько трудников пропали. Братия пока спокойна. Видно, с последнего наезда отряда страхи поулеглись, и некто не изъявляет желание уходить в скиты. С войны осталось у народа оружие. Нам, инокам, грешно его в руки-то брать, а вот среди мирян да трудников есть такие, кто готов дать отпор супостату. Ежели до весны дотянем, сможем держать оборону. Провизии достаточно, а вот баб, стариков и детишек отошлем в мир.

   12 февраля 1930

   По благословению отца-игумена прятали святыни из ризницы. Причастны только четверо, надеюсь, никто больше не прознал. В соборе служили Литургию, по возможности, собрали там всех, в то время мы, причастные исполняли свой долг пред Господом. Слышал я, в светской Руси заправляет товарищ Джугашвили. Говорят, у него семинарское образование... наш он, из християн. Такие не могут предать веру-то православную. Это ж какая тварь способна подрубать корни, которые его питают?

   16 февраля 1930

   Уехали школьные учителя. Зато прибыл агитатор из города, под охраной трех красноармейцев. Созывали на сход народ, нас, братию приглашали. Я так пошел – послушать. Агитатор, по виду и нраву из рабочих, говорил о том, что монастырь не тронут, но в нем сделают сельскохозяйственно-кустарную коммуну. Рады будут коммунары, ежели иноки вольются в трудовой отряд. Мы, монахи, слушали со скепсисом. Знаем мы эти истории. Еще в начале 20-х в других монастырях коммуны зачинались. Коммунары проедали монастырские закрома, сжирали скот, после чего все коммуны и заканчивались. Еще прозвучало слово «колхоз». Что ж... оно, это слово нам знакомое. Наша, Беловодская община – и есть тот самый колхоз, коллективное хозяйство, построенное на Законах Божиих. Хочется верить, все будет хорошо и в колхозе. Ежели, конечно, не порушат вековые устои.

   23 февраля 1930

   Что-то нехорошее творится в слободе. Те, кто победнее и поленивее, возненавидели зажиточных и трудолюбивых. Прибыл небольшой отряд. Забрали семью Миньковых – всех, с шестью детьми и стариками. Погрузили на сани. Комиссар сказал, повезут их в ссылку, как «раскулаченных». Это ужасно. Степан Миньков – мой духовный сын. Семья работящая, если их «кулаками» и называли – только лишь потому, что трудились как пчелки Божии, а спать в страду удавалось, только опершись на кулаки. Я, конечно, был в слободе, пытался отговорить комиссара. Ну, повезут их в неведомые края... а там разве хуже чем у нас в Белогорье? Мы за три века в кошмарном болоте сотворили маленький рай. Шутка ли: арбузы выращиваем! А какое хозяйство у Миньковых: две лошади, четыре коровы, бык. Детишки мал-мала-меньше. Скотину конфисковали, она теперячи «колхозная» будет. А на деле дали ее на обряжение Ваньке Силуянову, пьянице и бездельнику. Уморит он скотину-то. Пристыдил я военных. Комиссар ответствовал: «Вас, людей Божиих, до поры не трогаем, но скоро и до вашего брата дело дойдет! Ежели контрреволюцию будете тут плодить...» Узнали мы, Федька Шелкунов в уезде стал большим начальником. Что ли, внутренними делами заведует, вся милиция под его началом. А может, податься в уезд и поговорить с ним по душам-то? Наш ведь человек, на монастырских хлебах взращен, благодать от мощей преподобного Серафима напоен! Отец-игумен не благословил. Велел ждать. И чего ждать-то, вконец?

   27 февраля 1930

   Дурачок Федорка, коего в слободе за блаженного почитают, предрек нам, инокам, скорую гибель. Миряне беспокоятся, ждут конца света. К нему теперь больше вопрошающих, нежели было к недавно отошедшему ко Господу старцу Силуану. У нас, в среде братии, настроения неплохие. Мы верим, что Святые Отцы, Пресвятая Богородица и Преподобный Серафим, Небесный Покровитель наш, не оставят Божиих людей в беде и унынии. Та благодать, что три столетия витает над нашим Никольским Беловодским монастырем, будет освещать наш праведный путь. Молитвами Святых Отец наших Господи, Иисусе Христе, Сын Божий, помилуй нас!

   1 марта 1930

   Преставился отец-игумен. Господи, приими с миром отца Владимира! Схоронили тихо, торжественно. Пришли на монастырское кладбище все слобожане. Молчали. На поминальную трапезу не пошли. Только Федорка на нами, грешными, увязался. Напился пьян, кричал богопротивные речи.

   8 марта 1930

   Отряд вошел в слободу, скоро будет в обители. Не знаю, что нас ждет. Встречать будем чудотворной иконой Николая Мирликийского, Угодника нашего, и с молитвою. Отче наш, всеобъемлющее Лоно Любви, Создатель и Воитель, помилуй нас! Да будет воля твоя! Всецело себя и друг друга твоему Провидению! Аминь!

  – Периметр

   Люся Жору почему-то называет «Шреком». Вот уж не знаю, откуда такое... немецкое погоняло. Я ее спрашивал. Она сказала только, я неразвит в смысле искусства. Может, какой-то литературный персонаж. Надеюсь, положительный. Впрочем, какая к лешему разница. Абориген – он и есть абориген.

   Вот, я все больше по казенным домам, с казенным жизнеобеспеченьем отирался, и до совершеннолетья не знал, что, оказывается, человек при желании может сам, без всяких внешних помочей себя обеспечить. Причем, при любых обстоятельствах. Шутка ли: жарить яичницу я уже научился взрослым мужиком. Не говоря уже о прочих бытовых мелочах. А вот Люся, к примеру, с детства ко всему привычная, любая домашняя забота для нее не в тягость. Может, именно потому она и со мною, что мы такие разные.

   Раньше я думал, невозможно существовать в отрыве от цивилизации уже хотя бы потому что надо где-то покупать соль. Без нее, в книгах пишут, человек помрет. Оказывается, даже в тайге, на болоте можно найти и естественные солонцы. Это выходы минеральной воды. И к ним ведут звериные тропы. Животные ведь тоже где-то соль должны находить. Так что, без соли мы не остаемся.

   Мы здесь сами выращиваем жито, из зерна на водяной мельнице, которой, наверное, двести лет, мелем муку. Громадные такие каменные жернова исправно трудятся невзирая на смену эпох. Есть мука – можно готовить сотню блюд – начиная от киселя и заканчивая макаронами.

   Бабульки собирают травы. И лечебные, и для употребления в пищу. Жаль, при советской-то власти к аптечным лекарствам приучились. Приходится Жоре в райцентр ходить – уважить своих... подопечных. А ведь в старину, говорит Любовь Васильевна, лечились только народными средствами. То же касается и алкоголя: из зерна старухи делают хлебное вино. Для сахару у нас выращивается буряк, потом его вываривают. При желании могут сделать и самогон – но так принято, что он идет лишь для медицинских нужд.

   Еще бабушки квасят в бочках зелень. Эдакий «салат» хорошо идет зимой. Великолепные в Беловодье выращивают огурцы, которые – так же в бочках – зимой плавают в ямах при реке, наполненных ледяной водой. Много трав сушатся для чаев и лечебных отваров. В пищу идут желуди, орехи, корни, кора деревьев. В почете дикий лук и чеснок. О грибах и ягодах даже и речи нет. Говорят, в старину на слободе исхитрялись и арбузы выращивать, но ныне эта культура утрачена.

   В общем и целом, если не лениться и проявлять старательность и сноровку, пропасть в поселении, оторванном от цивилизации крайне непросто. Даже одежду добротную нетрудно самому сделать: для нее есть лен и овцы. А уж прясть, ткать да пошивать здесь умеют все женщины. А еще Жора научил меня шить унты да катать пимы. Скажу: дело хитрое. Но одолимое. Я уж промолчу про все охотничьи премудрости. Признаться, ими я еще не овладел, чтобы меня тоже назвали... «Шреком». Но, как минимум, стремлюсь, уже и основательно знаком с нравами животных, которые с нами соседствуют. А это уже немало. И за периметром чувствую себя вполне уверенно.

   Что мы называем «периметром». Представьте себе холм, окруженный болотами. Своеобразный «остров» в форме яйца, вид сбоку. Видимых подходов к холму нет, только тайные тропы. Неизвестный человек – так вообще не выберется, не зная пути. Была когда-то насыпная дорога, но она давненько поглощена болотом. Поодаль петляет речка Белая. Среди болот тоже есть островки. Там наши покосы, угодья. На двух островках скиты, там никто не живет. Еще имеется несколько заимок – для охоты, для житья в сенокосную пору. Но это все уже за периметром.

   Внутри периметра деревня, тридцать пять домов с подворьями. Сейчас жилые половина из них, остальные стоят пустыми. На самой границе периметра красуются построенные еще при советской власти ферма, телятник, конюшня. Есть пространство и для выгона скота, а так же плантации для выращивания разных культур. У нас водятся коровы, козы, овцы. Есть лошаденка – для пахоты и других сельхозработ. Все компактно, миниатюрно, лишней площади не остается. Тем не менее, мы даже исхитряемся оставлять часть земли под паром, соблюдая «четырехпольную» схему земледелия. На самой вершине холма – кладбище. В юго-западной части «яйца» тоже на границе периметра, – неплохо сохранившиеся монастырские постройки. Это собор, надвратная церковь, трапезная, братский, настоятельский корпуса. Все они каменные, добротные. Сейчас там не живут, протопка каменных хором накладна. Разве только Кирилл с Мефодием – но они облюбовали келейку в надвратной церкви. Вот, собственно, и вся география Беловодья.

   Я вот, что понял, будучи в разных коллективах. Всегда есть яркие личности и серая масса. Из обитателей слободы я знаю по именам всех. Но многие из них – «серые мышки» – незаметные, тихие, покорные. Они бы и рады были, если б их не вспоминали вообще. Есть среди них бывшие бомжи, продавшие свои квартиры в городах, а после, как перекати-поле, несущиеся по русским пространствам без шансов за что-то зацепиться. Они и здесь не задержались бы, но... здесь система такая, что думать не надо, ежели не желаешь. Комфортно. И нет пресса постоянного, как на зоне. Как в стаю сбились, что ли...

   К нам в дом зашла Елена Валерьевна, бабуля, один из «аборигенов» Беловодья. В лучшие для этого селения времена она работала завфермой. Начальнический запал в ней сохраняется до сих пор. Не люблю... Хотя, бабу Лену есть, за что и пожалеть. Мужа похоронила, а сын взял – да и повесился на болоте. Было время (рассказывал Жора), на здешних мужиков прям эпидемия суицида напала. Тоже ведь хлебнула Елена Валерьевна. Когда она была еще девочкой, семью, тамбовских крестьян, раскулачили, выслали в Сибирь. Тамбовские волки и там разжилась – снова раскулачили – и на лесоповал. И ведь все равно выбилась в люди, начальником стала. Пережила и подъем Беловодья (да и страны в целом), и катастрофу. Одна вот теперь, как божий перст...

   Баба Лена принесла печенья. Сидим втроем с Люсей, чай пьем. Самовар древний, «медный бес» с медалями, уютно так главенствует на столе. Елена Валерьевна, прихлебывая, рассуждает:

   – А ить, говорять, конец свету скоро. Нехорошо на душе. Опять же, слухи эти, што нас перебьють – и у болото...

   Сарафанное радио. Апокалиптика. Уже все знают про незнакомцев у реки. Тут кто-то подогревает слух: якобы какому-то генералу шибко понравилось Беловодье, и он хочет устроить здесь охотничью базу. Ну, а население – в расход. Кто нас спохватится-то? Мы тут все же не дикари, люди радио слушают, далеко не сарафанное – российское. Знают про беспредел, что в стране творится. Есть второй слух, из разряда бредовых: якобы чечены имеют планы устроить здесь свою военную базу, боевиков готовить для свершения терактов. Ох, бабули, бабули... Наслушаются черт знает чего по лукавому эфиру, и воротят всякие, блин, домыслы. Впрочем, чего ждать-то от женщин, которые вторую половину своей жизни только и дели, что хоронили близких да встречали очередные невзгоды.

   – Баб Лен, ну, чё вы нагнетаете-то? – Я стараюсь говорить тактичнее. – Да все будет хорошо. Разберутся мужики...

   – Знаки были. Ты вот ночами, небось, хорошо спишь, а мы наблюдам. – Баба Лена по-сибирски любит проглатывать гласные. – Давеча около полуночи наземь звезда упала. Полынью называется. И чего ты лыбишься-то, охальник?

   Это ко мне вообще-то, я часто слышу от старух всю эту эсхатологию. Любят они мистику, старая гвардия. Ну, да: сейчас пора звездопада, а в здешних краях ой, какое звездное небо! Прям вся Вселенная как на ладони. Видимо, один астероид свалился совсем близко и не успел сгореть в атмосфере. Молчу. Баба Лена довольно сбивчиво поведала такую историю.

   Это случилось в 1953 году. Сбились в банду дезертиры да беглые зеки. Их гоняли по лесам да болотам, и как-то банда попыталась захватить Беловодье. А как раз в ночь перед происшествием наземь упала очень крупная звезда. Аж небо осветилось как днем. Елена Валерьевна тогда молодая совсем была, гуляла, вот и видела небесное явленье. И рано утром бандюки захватили два дома с восточной части слободы. Но развить успех злоумышленникам не удалось. Среди обитателей Беловодья в те времена было много бывших фронтовиков, которые умели грамотно вести боевые действия. К тому же в те времена отлично работала телефонная связь, и дежурный почти сразу сообщил куда следует.

   Беспредельщиков выбили за периметр, без потерь. Те закрепились в Серафимовом скиту. Уж не знаю, как его они нашли – я дак до сих пор не знаю туда тропы... Беловодские мужики окружили противника и держали осаду до подхода настоящего боевого подразделения. Говорят, все бандюг пристрелили на месте, а их останки после растащили дикие звери. С той поры не одно поколение детишек в слободе пугали сказками о «беглых», которые все еще прячутся по островам и охотятся на непослушных отпрысков.

   Я грешным делом еще малек постебался над бабой Леной. Типа: « Угу, так вот с кем кажную ночку вы звезды-то считаете...» А у самого, если по правде, тоже нехорошо на душе. Впервые я Жору таким напуганным увидал. Люсьен чувствует. Положила подбородок на ладошку, внимательно и строго смотрит мне в глаза. Вдруг вопрошает:

   – А чёй-то ты такой... Испугамшись, что ль?

   Не знаю, как и отреагировать... Бояться вроде как особо нечего. Мало ли тут всяких бродит. Решился чуток уколоть:

   – Вот, ня знаю, как там Жорка. В смысле, один.

   – Да он и не один, вроде... – Люся выглядела растерянной. Чувствовалось, хочет что-то спросить, но не знает пока стоит ли.

   – Эт с какой стороны посмотреть.

   – Да хватит полунемеков-то. Я же чувствую: не в своей ты, Лёш, тарелке...

   Напряжение снял пришедший дядя Вася. Я сразу к нему:

   – Василь Анатольичь, здоров! Ну, и чего там зомбоящик передает?

   Дядя Вася единственный на Беловодье, у кого есть телевизор. Он новости по нему смотрит, преимущественно закардонные. Нашим не верит. А вот мы, у кого радио имеется (не сарафанное, а «такое» – дядя Вася многим наставил портативных электрогенераторов, а я ему помогал) как-то привыкли наши новости слушать. То бишь, россиянские. Так что мы в курсе основных событий в стране. К тому же довольно часто к нам попадают газеты или журналы. Вообще говоря, мы их в основном используем в бытовом смысле. Но многие читают, в том числе и я. Иногда даже обсуждаем политическую ситуацию. Кто-то за Путина, кто-то – против. Я дак за Путина. Потому что чувствую: развалится страна без авторитетного руководителя. Да, он лукавый гэбист, своих везде рассадил. Но разве новый придет, тот же Навальный, к примеру: разве своих на рассадит? А путинских – посадит...

   Дед угрюмо ответствовал:

   – Как всегда. Продолжается разбор завалов. Ничего нового.

   Я снова пристал к бабе Лене:

   – Елена Валерьевна... А ведь говорят, в старину кажном доме у вас голубой экран имелся. А чё щас не пользуете? Ну, там сериалы, ток-шоу, концерты художественной самодеятельности...

   Уж я-то знаю, что старинные, черно белые телевизоры есть действительно в каждом доме. В хорошие годы здешние много понакупали этого добра. А когда провода со столбов стырили и пропал свет, ящики по чердакам заховали. Я и на нашем чердаке такой же нашел. Но Люся сказала: «Убери в черту!» Помню, когда в юности еще в колхозе трудился, там старухи только и делали, что обсуждали перипетии всяких «Рабынь Изаур» да перемывали косточки теледивам. А тут – какое-то, что ли, табу на телевещанье.

   Баба Лена неожиданно шустро отрезала, эдак хитро прищурясь:

   – Ага. Вот ты и гляди. Продукт эпохи. Рэмбо, бубёнать. Смотрел бы поменьше на всякое, может, сейчас и не здесь бы вовсе сидел.

   – Эт где же?

   – Где, где... в...

   – Лёш, – оборвал нашу светскую беседу дядя Вася, – пойдем-ка, что ли, покурим...

   Дед не курит. Ясный пень, ему сказать надо что-то тет на тет. Москвич, культурный человек. Вот не люблю москвичей, заносчивые они и капризные как все выродки богатеньких семейств. А дядю Васю уважаю. Вышли:

   – Тут вот, какое дело... помнишь, говорил тебе, что у меня есть сканер радиочастот. Сегодня утром включил. Редко включаю, ловить здесь нечего. А тут бац – и поймал. Радиопереговоры...

   Рассказал дядя Вася, что переговариваются какие-то начальники – не то военные, не то ментовские. Смысл переговоров понять сложно – там что-то о каком-то «объекте», передислокациях, выдвижениях, зачистках – однако сила сигнала говорит о том, что радиообщение ведется в радиусе не более двадцати верст от периметра.

   М-м-мда... Пока наши трое «следопытов» на разведке, надо бы мобилизовать мужскую часть населения Беловодья и устроить дежурство на предмет дозора. Ну, а перво-наперво на колокольне надвратной церкви решили оборудовать наблюдательный пост. Дядя Вася пошел домой за, как он сказал, «гаджетами» (вот уж, сколь словечек ученых у деда в арсенале!) – прибором ночного видения и датчиком отдаленного движения «объектов, излучающих инфракрасные волны». О, какой умный... даром что профессор! А мне почему-то вспомнилась песня, которую я как-то слышал по радио. Проникновенный баритон задушевно выводил:

   Когда в лихие года пахнет народной бедо-ой,

   Тогда в полуночный час тихай, неброскай

   Из лесу выходит старик, а глядишь: он совсем не старик,

   А напротив – почти молодой...

   Люблю проникновенные песни, есть грешок.

  – Дядя Вася, философ и жулик

   Дядя Вася однажды сказал (я специально даже на сон грядущий записал): "Есть три вероятных сценария посмертной судьбы. Первый: «имя твое будет забыто, прах твой истлеет, и не останется ни-че-го». Второй: «ёлы-палы, какого гения (гражданина, учителя, подвижника – варианты прилагаются) мы потеряли... и ведь не берегли!» Третий: «забудьте имя Герострата, не смейте упоминать имени Герострата, Герострата не было!» И мы вправе выбрать путь, которые предопределит наше бессмертие (или отсутствие такового). Хитро сказано. Жаль только, основная масса населения планеты Земля – те, кто истлеет без следа. И вот интересно: дядя Вася – на каком пути?

   Вообще-то дядя Вася – патентованный и профессиональный жулик. Философом он является по состоянию своей натуры. Хотя, по своему земному призванию дядя Вася является все же гением, могшим прославить наше Отечество великими естественнонаучными достижениями. Разве только, не срослось... и все потому что времена не выбирают, в них живут и обирают. Еще относительно недавно по стране гремело название гениального гешефта, автором идеи которого являлся этот пятидесятипятилетний (столько дяде Васе сейчас годков) старикан.

   Если он не соврал (а не верить дяде Васе у меня нет оснований), являлся сей славный муж профессором Московского Университета и доктором физико-математических наук. Поскольку этих регалий покамест не лишают, является и в настоящий момент. Ну, что ума у него палата – это точно. Именно дядя Вася придумал солнечные электрогенераторы, устройства для сбора и сжижения болотного газа, туалеты без запаха на основе торфа и прочую хрень, что в нашей слободе активно эксплуатируется. Ну, а я, будучи Винтиком и Шпунтиком в одном флаконе (так Люся любит шутить) помогал ему все это реализовывать на практике. Именно благодаря дяде Васе мы, живущие в отрыве от цивилизации, вовсе не лишены цивилизационных благ.

   Ну, а лично я, к тому же по наущению дяди Васи проникся к творчеству русского поэта Некрасова. Где-то я слышал (кажется, на зоне), что Николай Алексеевич тоже был того... не совсем верной ориентации. Но разве это так существенно для поэзии? Вот, беру из Жориной библиотеки книжку Некрасова в очередной раз – и даже не могу удержаться, чтобы сделать выписки. Как верно у человека про нашу Россию сказано, и каким простым языком! Вот, например:

   В столице шум, гремят витии,

   Кипит словесная война,

   А там, во глубине России -

   Там вековая тишина.

   Лишь ветер не дает покою

   Вершинам придорожных ив,

   И выгибаются дугою,

   Целуясь с матерью-землею,

   Колосья бесконечных нив...

   Впервые услышал я эти строчки из Дядивасиных уст. Он вообще ходячая энциклопедия, память феноменальная у деда (простите уж, что дедом зову, но бороду он себе отрастил – не хуже, чем у Карла Маркса!). Да, действительно: у нас здесь, во глубине России вековая тишь, которая способствует сосредоточению и познанию себя самого. Исхитряемся мы в Беловодье и злаковые культуры выращивать – хлебушек на свои столы.

   Некрасов теперь не на слуху. Так я понимаю, нынешние властьпридержащие боятся, что народ, прочитав написанное русским дворянином сто пятьдесят лет назад, поймет: все вернулось на круги своя. Рабы и господа, хищники и жертвы. Кровь народную сосут жалкие засранцы. Вот, сам нашел у Некрасова:

   "Кушай тюрю, Яша!

   Молочка-то нет!"

   – «Где ж коровка наша?»

   – «Стырили, мон шер!»

   Барин для приплоду

   Взял ее домой!"

   Славно жить народу

   На Руси святой!

   «Где же наши куры?»-

   Девчонки орут.

   "Не орите, дуры!

   Съел их земский суд;

   Взял еще подводу

   Да сулил постой..."

   Славно жить народу

   На Руси святой!

   А ведь с немкой Татьяной Адольфовной, в воспитательной колонии мы читали эти стихи. Только жизнь еще не прожита была, чтобы нервом своим ощутить их пронзительность.

   Дядя Вася частенько вечерами к нам с Люсей заходит. Ненадолго, так – чаи погонять, но мы о многом поболтать успеваем. В душе дед – человек молодой, порой я даже чувствую себя стершее дяди Васи. И знаете... счастлив он здесь. Никто из наших не ощущает себя счастливым, все придавлены обстоятельствами. А дядя Вася – в своей тарелке.

   Что касается интереса к Некрасову (как к поэту, конечно), дядя Вася пробудил оный во мне, выпалив выразительно и без запинок вот это:

   В минуты унынья, о родина-мать!

   Я мыслью вперед улетаю.

   Еще суждено тебе много страдать,

   Но ты не погибнешь, я знаю.

   Был гуще невежества мрак над тобой,

   Удушливей сон непробудный,

   Была ты глубоко несчастной страной,

   Подавленной, рабски бессудной.

   Давно ли народ твой игрушкой служил

   Позорным страстям господина?

   Потомок татар, как коня, выводил

   На рынок раба-славянина,

   И русскую деву влекли на позор,

   Свирепствовал бич без боязни,

   И ужас народа при слове «набор»

   Подобен был ужасу казни?

   Довольно! Окончен с прошедшим расчет,

   Окончен расчет с господином!

   Сбирается с силами русский народ

   И учится быть гражданином.

   Вначале я думал, его, то есть, Дядивасино сочиненье. Уж очень актуально звучит. Он часто говорит о том, что мы в России живем, под собою не чуя страны, что не имеем царя в голове, что в вере ценим лишь обрядность, что не уважаем законов. Отсюда и все напасти, сотрясающие Русь в последнее время. Мы ж не дикари здесь какие, радио слушаем, знаем, какие события в стране.

   Итак, дядя Вася являлся профессором лучшего университета страны. Один, кстати, из немногих на мехмате... неевреев. В это, впрочем, не верил никто, к тому же со своей чернявой бородой и высоким лбом дед и в самом деле шибко смахивает на Карла Маркса, который, насколько мне известно, аккурат из «тех». А вышел гений математики из простой рабочей среды, вырос на столичной окраине. Родители – работяги на заводе Ильича (того самого завода Михельсона, где вождя мирового пролетариата чуть шлепнула эсэрка-иеудеейка Каплан). Он и сам толком не знает, откуда в нем математический дар. Говорит, в то время учителя были отменные и работал какой-то «социальный лифт».

   Кстати, сейчас дядя Вася учит всех наших слободских детей. Молодой поросли теперь в Беловодье хватает. Надеюсь, из кого-то из них тоже со временем вырастет гений. А, возможно, взращенный у нас, среди непроходимых болот талант найдет примененье во благо нашей многострадальной и все же благословенной России. И труд ученых людей пойдет на созиданье, а не разрушение.

   Дядя Вася мог бы получить и Нобелевскую премию. Но темы, над которыми работал тогда еще молодой ученый, засекретили, ибо все они имели прямое или косвенное отношение к оборонке. Всякие публикации в научных журналах дяде Васе были запрещены, к тому же его сделали невыездным. Дядя Вася не сетовал. Он весь отдал себя науке, даже пожертвовал ради нее личной жизнью. А существование в условиях полузакрытой шарашки математика вполне устраивало. Меньше искушений – больше возможностей к внутреннему сосредоточению.

   Дядя Вася и сейчас как монах. И, кстати, не прекратил он своих исследований. За чаем рассказывает, удалось ему проникнуть в суть мирозданья. Иначе говоря, понять замысел Бога. Жаль, никто из наших не петрит в высшей математике, которая, по Дядивасиному выражению, «суть язык самой природы». А то бы и заценили.

   М-м-мда. А все засекреченные тайны, над которыми дядя Вася корпел в своей шарашке, кэгэбистские генералы после провала советской власти успешно продали на Запад, после чего вместе с семьями свалили за кордон. Проживают они теперячи где-нибудь в Лондоне, Вермонте или еще не знаю, где там... Под охраной, как положено. А дядя Вася тут вот. Творит. А есть ли высший суд, чтоб воздать каждому по вере его? Рано или поздно мы все это узнаем. А пока что – покоптим ЭТО небо.

   Как только пришла перестройка, у дяди Васи сильно убавилось оборонных заказов, а прибавилось иной работы. А именно, его заинтересовали математические модели... честного отъема денег у населения. Создавались грандиозные финансовые пирамиды. Конечно, идею ему подкинули. А он подхватил и развил с научной точки зрения. Что характерно, заправляли в этом гешефте опять же кэгэбешные (теперь, правда, уже фээсбэшные) генералы. Все банки, корпорации, благотворительные фонды, национальные проекты крышуются фээсбэ. Это не хорошо и не плохо. Такова реальность времени.

   Конкретные пацаны из органов, само собою, светиться не хотели. По крайней мере, до поры – до времени. Ныне, как мы узнаем из сводок радионовостей, пацаны уже и в правительстве рулят, ратуют за повышение обороноспособности, грузят бедный народ, что типа нас окружают враги, льющие слюни на наши национальные богатства. Мы в жопе, затокрымнаш. Спасибо товарищу Пупкину. Какие к лешему богатства? Они их, гавнюки, давно прихватизировали! Тьфу, опять отвлекся...

   В общем, дядя Вася взлетел. Стал он ни много ни мало – «отцом-основателем финансовой корпорации», строящей свою деятельность на основе «уникальных, не имеющих аналога в мире технологий». В сущности, в основе уникальности лежали дыры в законодательстве и великолепно построенная математическая модель. Ну, и еще неумирающая вера наших граждан у чудо, а так же элементарная алчность.

   Корпорация называлась не МММ, но тоже была на слуху. Кормились у этого корыта всякие подонки и скоты. В том числе и великодержавные. В Кремль, в Дом правительства, в Думу бабло заносили коробками из-под «ксерокса». Далеко не бедствовал и дядя Вася. Получается, с негодяями он одним миром мазан. Данный факт он глубоко переживает. Квартира на Мосфильмовской, особняк на Рублевке, Мерс с водилою-телохранителем... все у него было. Проблема в том, что система, вопреки всеобщему мнению, все же своих сдает.

   Зная, что согласно модели всякая финансовая пирамида рушится, дядя Вася только ждал первых предвестников (очередей недоуменных лох... то есть, партнеров у пунктов сбора «инвестиций» и выдачи «дивидендов»). Дядя Вася – математический гений. Но все же – не финансовый. Он почти с точностью до дня рассчитал, когда пирамида рухнет. Ему хватило ума не сообщать о своем точном прогнозе подельникам. Которые, слову, уже выбрали, кого они отдадут под заклание толпе и судебным органам. Но дядя Вася настолько уже был поглощен разработкой своей «теории мироздания», что забыл продумать пути неминуемого бегства.