Текст книги "Будда"

Автор книги: Гельмут Улиг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Глава XXIV
Калачакра и поиски Шамбхалы

Мы не можем назвать все пути, которые нам указывают тантры и знания тибетских гуру. Большинство из путей Востока нам все равно трудно понять и поэтому проследить их можно только условно. Мы хотим обратиться к тем из них, которые, как и само учение Будды, могут установить мостик между Западом и Востоком, между чувством реальности и эзотеризмом.

Сегодня на первом месте по своему значению стоит последняя и важнейшая буддийская тантра – калачакра, в буквальном переводе «колесо времени».

Мы можем приблизиться к этой важной тантре с помощью ее трудного текста и его многочисленных, так же труднопонимаемых комментариев, а также с помощью изображений и скульптур и комплексного слогового символа – дашакаро ваши.Эта космически-магическая диаграмма, которой приписываются «могущественные в десяти образах» – центральные фигуры тантры – как космические зародышевые слоги (биджа), включает в себя ветер, огонь, воду, землю, гору мира Меру, сферы телесности и бестелесности, солнце и луну как знаки мужского и женского, а также демона Раху, вызывающего солнечные затмения.

Наряду с двадцатичетырехрукой, четырехликой фигурой калачакры, которая обнимает свою восьмирукую, тоже четырехликую праджну Вишвамату, эта диаграмма может быть также центром мандалы калачакры, которая представляет собой до сегодняшних дней одно из важнейших медитационных изображений тантрического буддизма.

Ей почти тысяча лет, но для ламы, прошедшего инициацию, она молода и действенна, как в первые дни. Или, как мне сказал один ринпоче: «Сила ее воздействия возрастает из года в год».

Эта уверенность, видимо, является причиной того, что далай-лама, начиная с китайской оккупации его страны и многочисленных угроз безопасности мира в наше время, во всех частях мира на инициациях калачакры проповедует мир во всем мире, в спасительном, миротворческом влиянии которых он убежден.

В 1985 году в Швейцарии я принимал участие в такой церемонии инициации. Это было потрясающее событие. Тысячи участников пережили то, что кажется невозможным на таких массовых мероприятиях: тишину, покой, углубление в себя, погружение. Возможно, это было самым значительным из одиннадцати дней совместного пребывания участников различных национальностей и вероисповеданий, потому что там были не только буддисты.

Монахи оборудовали для церемонии инициации из разноцветного песка мандалу калачакры. Над тронным креслом далай-ламы висела большая тхангка с изображением калачакры в позе яб-юм.

Так над присутствующими возвышался доминирующий мировой принцип полового соединения как визуализация нашего происхождения. Только не в смысле постоянного повторения ведущего к короткому оргазму полового акта и его последствий, а в смысле его целенаправленного преодоления.

Соединение не как конфликт, а как освобождение – это было здесь основным импульсом среди прочих, которые, однако, все следовали одной цели: самопознание с целью самопреодоления. Таким образом, частичка тантрической идеи должна была стать жизненной реальностью не только для каждого отдельного участника, а для всей мировой общности людей, которых представляли собравшиеся как на своего рода глобальном парламенте.

Для понимания церемонии инициации мы должны ответить на два вопроса: чем является калачакра, помимо ее вышеописанной внешней формы, и как она преобразовывается ощутимо для человека?

Калачакра считается важнейшей и эффективнейшей тантрой буддизма. В фигуре калачакры воплощается, по понятиям верующих, сам Будда в своей форме прабудды – Ваджрасатвы.

Таким образом, каждый инициант через калачакру непосредственно связан с Буддой. Одновременно, и это уже тантрический аспект, он ясно понимает, что в его теле отражается весь космос: макрокосмос вселенной и микрокосмос каждого отдельного человека.

Это сознание создает телесно-духовную связь, которая образует для инициации калачакры важнейшую предпосылку, из которой в течение последующих дней возникает общность одинаково чувствующих и одного и того же желающих.

Чувство называется общностью, целью является мир. Путь состоит в интенсификации совместного исполнения священного действия, которое начинается в первый день, тогда это было 21 июля 1985 года, со своего рода заселения земли и очищения почвы, на которой должна возникнуть мандала и проходить церемония.

Ритуалы последующих шести дней посвящены установлению мандалы, в эти дни взывают к богине земли.

Восьмой день, после завершения мандалы, посвящен ее созерцанию и освящению. Девятичасовые церемонии сопровождаются ритуальной музыкой и культовыми танцами, которые визуально и акустически должны ввести во внутренний круг священнодействия. Это путь освящения мандалы и посвящения инициантов.

Связующим ритуалом всех церемоний инициации является садхана мандалы духа. Что это значит, иницнант должен узнать в течение последующих дней посредством упражнений, декламации и концентрации. При этом возникает тантрическое связующее взаимодействие из созерцания, языка и погружения, которое открывает путь в садхану – познание пустоты как единственной реальности.

То, что этот путь ведет через визуализацию божественных явлений, как на инициации калачакры, непосвященному проследить очень трудно. При этом изображение нужно представлять себе как зеркало, в котором узнаешь самого себя и которое также направляет тебя на правильный путь.

Чтобы как можно совершеннее достичь этого, инициант визуально представляет себе не только изображение, но и связанную с ним последовательность священных слогов – мантр. Он должен быть наполнен желанием достичь садхану вплоть до своих снов. При этом речь идет об исключении всех внешних влияний, о сосредоточении только на целенаправленных изображениях, которые помогают создать в себе сознание абсолютной пустоты. В конце должны исчезнуть все изображения, сознание должно освободиться от всех представлений и фантазий сансары, преодоление которой здесь, как и в Четырех Благородных Истинах Будды, является конечной целью.

Но как неодинаково протекает этот путь и как непосредственна надежда на спасение, перспектива просветления! Оно, как утверждают ламы, может произойти во время инициации, если достаточно интенсивно предаться идее калачакры.

С девятого по одиннадцатый день, важнейшие дни инициации, интенсивно преодолевается путь тантры. Он начинается с внешних приготовлений – от очищения до настоящей мотивации – и ведет от «просьбы о ступенях посвящения», «принятия клятв и дачи прорицаний» до исследования снов.

После того, как инициант таким образом введен в тантрическое всеобщее взаимодействие мандалы калачакры, на десятый день следует вступление в саму мандалу с завязанными глазами. Это шаг к визуализации самого себя как божества калачакры. На вопрос божества: «Кто ты?» – инициант отвечает: «Я – облагодетельствованный счастьем последователь тантраяны и ожидающий состояния блаженства». После этого он дает тантрическую клятву.

Декламируя мантры, инициант вступает в мандалу и обязуется хранить в тайне свой тантрический опыт. Это служит защитой тем людям, которые не продвинулись далеко вперед; неправильное понимание может быть вредным для них. Как только инициант достигает середины мандалы, он бросает цветок, в направлении, где он упал, определяется будущий татхагата – медитационный будда иницианта. После этого цветок возлагается на его голову и с глаз снимается повязка. Он может видеть мандалу, и инициирующий лама знакомит его с божествами мандалы.

На одиннадцатый день совершаются собственно семь посвящений, которые являются центральным событием всей инициации. Все глубже проникает инициант в тайны тантры калачакры. Все в целом является широким актом идентификации с божествами мандалы как соответствиями собственного микрокосма.

При этом для присутствующих существуют различные ступени инициации, от самого присутствия, которое уже означает благословение, до тайного посвящения, о котором мы только что узнали.

Своеобразным во всем ритуале является то, что настоящая целевая установка инициации – сохранение мира во всем мире – не высказывается даже в сопровождающей ритуал декламации далай-ламы, которая представляет собой космическую программу всеобщей связи. Это и есть тантрический подход в глубочайшем смысле: то, чего хотят достичь, описывают. Воздействия обращения и заклинания быстрее приводят к успеху, чем прямой подход. Таково ламаистское сознание, каким я его понял в разговорах с ламами и тантрическими гуру. При этом мир в его скверных проявлениях остается снаружи. Так здесь танцуют калачакра и праджна на явлениях этого внешнего мира в образе ведического бога бури Рудры и Мары, дьявола, который также в своем явлении как Камы, индийского бога любви, не может никого обмануть в том, что он является властелином сансары.

Посторонний наблюдатель, даже если он склонен к буддийской идее, заинтересуется, как же может такая сложная инициация, обходящая основную тему, даже если ей верно и самоотречение следуют тысячи, способствовать благу человечества или, как хочет далай-лама, что может сделать для мира на этой беспокойной земле? Ответ следует искать только в доверии, которое ламы вкладывают в инициацию, в посвящение доброжелательных людей, далай-лама видит в этом, как он мне объяснил однажды, своего рода взаимосвязь желания и воли.

Чем больше людей действительно хотят мира, противостоят насилию, не применяя насилия со своей стороны, тем больше становится потенциал доброго мышления и воли, который необходим для изменения негативных тенденций в мире. Это и есть та надежда, вытекающая из потока мыслей, которую инициация калачакры хочет внушить ее участникам.

Но после разрушения мандалы на двенадцатый день 1 августа 1985 года и окончания инициации вернемся назад в Азию, родину тантризма и калачакры.

В отличие от ранних великих буддийских тантр, гухьясамаджи, чакрасамвары и хеваджры, которые возникли в Индии, калачакра возникла в Центральной Азии.

Она содержит ссылки на христианство, манихейство и ислам, который называет религией варваров, что указывает на первые встречи буддистов и мусульман. Возможно, эти встречи стали одной из внешних причин возникновения тантры калачакры.

Если мы обратимся к вопросу возникновения, ответа на который пока нет и, видимо, не будет, то столкнемся со второй большой тайной тибетского буддизма, которая называется Шамбхала.

Если спросить тибетского ламу о Шамбхале, он без колебаний ответит: «Это священная страна, к северу от Тибета». И если он потом увлечется, то можно будет подумать, что он говорит о рае Библии перед грехопадением. Но в Шамбхале, видимо, никогда не было грехопадения. Поэтому священная страна еще существует, хотя современный человек не может ее найти. Но, по мнению лам, именно из нее в недалеком будущем придет спасение человечества: уничтожение зла в последней войне царя Шамбхалы, а потом начнется золотой век.

В этой таинственной стране, над которой много ломали голову и о которой много писали, хотя нет свидетелей ее существования, якобы и возникла тантра Калачакры. На этом настаивает также и далай-лама, который в этой истории возникновения калачакры видит одновременно доказательство существования Шамбхалы.

Мы не будем участвовать в спекуляциях о Шамбхале, которые длятся уже несколько веков, и не будем выяснять, находилась ли она в бассейне реки Тарим к северу от Тибета или в закрытой долине к востоку от Гималаев и находится ли еще и сейчас.

Для нас Шамбхала является тантрической проблемой, не вопросом о реальном фоне, а вопросом-ответом, который может объяснить нам, какую маленькую роль в тибетском буддизме, а точнее в буддизме вообще, играют стоящая на переднем плане реальность или реализация, которые при правильном применении учения и без того не имеют никакого значения.

Шамбхала является царством калачакры. Обе неразделимо связаны духом размышляющего поиска и глубокой медитации.

Кажется, что путь в центр мандалы калачакры, каким его указывает далай-лама в своих инициациях за мир во всем мире, является одновременно путем в Шамбхалу: миротворческий путь в возможное, дарящее счастье царство нашего успокоенного сознания.

Но Шамбхала по ту сторону реальной связи с современностью, которую устанавливает далай-лама своими инициациями калачакры, представляет еще и другой аспект. Это аспект древних, связанных с Шамбхалой и ее легендарными правителями пророчеств, которые, как и пророчество Падмасамбхавы, касаются нашего времени.

Их мы находим в комментариях калачакры, которые подвергают острой критике внебуддийский мир, прежде всего ислам. Они направляют эту критику против бездуховного, варварского мира материализма, который эти комментаторы и их современные ламаистские интерпретаторы находят, однако, не только у мусульман, но и в иудаизме, и в христианстве.

Так, один из высших лам нашего времени говорит: «Есть много видов варваров. Всем им не хватает духовных ценностей. Они – материалисты, и им неважно, что они убьют миллионы людей, если только этим они добудут славу и власть себе или своей стране, или своему учению.»

Ринпоче однозначно обращается против господствующих тенденций нашего времени, а также против неспособности сегодняшних религиозных руководящих сил установить мир и неспособности даже хотеть этого.

Единственная противостоящая сила для тибетских буддистов находится в Шамбхале и в ее таинственных царях, двадцать первый из которых – Анируддха, – согласно пророчеству калачакры, вступил на трон в 1927 году и будет править до 2027 года.

После еще двух преемников в году на трон Шамбхалы взойдет Рудра-Чакрин – «Неистовый с колесом» и победит мир материализма.

Последняя битва против развращенного человечества и его коррумпированных правителей, по предсказанию, должна произойти на Ближнем Востоке, возможно, в регионе Ирана.

Ей, согласно пророчеству, предшествуют природные катастрофы, голод, эпидемии, войны и гражданские войны, с которыми не смогут справиться все политические, научные и экономические усилия корыстного, стремящегося только к прибыли и успеху человечества. Богатство и нищета как противоречия страшного мира, говорится там, никого больше не сделают счастливыми: одни погибнут в нищете, другие в изобилии. И материалистическая «интеллигенция дела» не сможет предотвратить крушение. Когда «правители варваров» будут мнить себя на вершине их власти, их уничтожит Рудра-Чакрин. И начнется золотой век.

В этих безбрежных, живописных, фантастических комментариях символически выражается конфликт между духовным миром буддизма и заблуждениями человечества, верящего в реальную действительность и соответствующим образом действующего.

Здесь отчетливо видна разница между восточным и западным мышлением. Это – противоречие между верящими в прогресс сторонниками современной науки и техники и убежденными в учении Будды противниками, как они считают, иллюзорной действительности, которая, по их мнению, есть не что иное, как обман.

В пророчестве Шамбхалы интересно то, что имя последнего царя сказочного царства – Рудра-Чакрин – состоит из имени ведического бога Рудры, древнеиндийского бога бури, и слова «чакра» – колеса, которое мы знаем по «колесу учения». Из этого видно, что до позднего времени образования буддийских форм учения и толкования существовала связь между древнеиндийским языком и дхармой Будды, которая, возможно, значительно способствовала сохранению буддийского учения и его сильному воздействию до наших дней.

Глава XXV
Шестнадцатый кармапа и его спорное перерождение

К великим тайнам тибетского буддизма, которые вызывают большой интерес и у нас, вне пределов буддийских кругов, относятся истории перерождений великих лам, ринпоче. В них воплощаются представители и учителя ваджраяны, которые являются настоятелями важнейших монастырей или духовными главами различных систем учения тантрического буддизма. Наряду с орденом тибетской государственной религии, возглавляемым далай-ламой, светским и духовным главой Тибета, живущим сегодня в эмиграции, Гелугпой (так называемыми желтошапочннками), основанным в конце XIV века реформатором Цзонхавой, в Тибете есть ряд древних форм, возникших на начальных этапах ваджраяны. В соответствии с головными уборами лам их называют красношапочниками. В численном отношении наименьшая, но в силу ее духовного значения высоко почитаемая группировка – школа Карма-Кагью привлекла внимание в последние десятилетия также в Европе и Америке.

Ее духовные руководители, кармапы, сводятся к двум важнейшим махасиддхам, великим учителям индийского буддизма ваджраяны Тилопе и Наропе, за которыми следуют великий учитель Марна и его знаменитый, родившийся в 1052 году, ученик Миларепа, величайший поэт Тибета. Из молодой школы Карма-Кагью вышел Гампопа, современник Миларепы, ставший первым комментатором традиционных учений ваджраяны, основополагающее произведение которого о тибетском буддизме под названием «Сокровище духовного освобождения»было издано на немецком языке в 1989 году в переводе Герберта Гюнтера.

Когда тысячу лет назад появилось это произведение, Дюсум Хьенпа, первый из длинного ряда кармап, основал существующий сегодня высокочтимый орден Карма-Кагью, мудрость учения которого оказывает на восприимчивых людей глубокое влияние. Это духовная сфера, которая окружала также шестнадцатого патриарха традиций Карма-Кагью, умершего в 1981 году, кармапу Ригпе Дордже и сообщалась его окружению.

Для меня кармапа Ригпе Дордже стал важнейшим вдохновителем буддийского мышления и познания. Я никогда больше не встречал человека с таким духовным излучением и способностями переноса силы.

Моя первая встреча с кармапой состоялась в 1977 году в задней комнате старой квартиры, примыкающей к магазинчику, в районе Кройцберг, в которой тогда регулярно собирались берлинские последователи тибетского буддизма для наставлений и встреч с ламами, временно находящимися в городе. Там я многократно встречался также с ринпоче Калу, о котором речь еще впереди.

Первый час с кармапой в Берлине, который мы провели в разговорах о возможностях духовного освобождения, стал для меня решающим событием, которое приобрело еще большую глубину позже, во время последующих встреч в Берлине и в Румтеке, монастыре эмиграции карманы, недалеко от Гангтока, столицы Сиккима.

Хотя я постоянно показывал кармапе свою непреодолимую склонность к индивидуализму, 18 сентября 1978 года в доме Бетания в Берлинском районе Кройцберг он дал мне после символического обрезания клочка волос дхармийское имя Карма Додуб Вангшук.

Год спустя я был в гостях у кармапы в Румтеке и впервые увидел в традиционных рамках знаменитую церемонию черной шляпы, которая уже много веков является центром церемоний Кагью. Последовавший за этим разговор в его красивом доме выше монастыря дал мне возможность понять здесь, в Сиккиме, еще лучше, чем в Берлине, различие между западным и восточным состоянием духа и мышлением. Мне стало понятно, что наш отмеченный материализмом мир со свойственным ему претенциозным мышлением отдельного человека очень затрудняет путь к пониманию духовных элементов учения Кагью. Однако в последующие годы я понял, какую помощь оказали мне наставления кармапы в преодолении повседневности в нашем западном мире. Одновременно приобретенные взгляды отягощали мое поведение – как члена окружающего мира, проявляющегося в значительной мере в конфронтации и конфликтах, с его обязанностями и предубеждениями – так сильно, что временами я страдал от этого.

Когда в 1982 году меня достигло из Америки известие о смерти кармапы, которого там оперировали по поводу рака, меня это поразило так же, как если бы умер ближайший любимый родственник. Я не мог себе представить, что его трон в монастыре в Румгеке долгое время, а возможно, навсегда, как мне сначала казалось, останется пустым.

Когда я с расстояния в десять лет вспоминаю о кармане, ставшем моим важнейшим буддийским учителем, то мне становится совершенно ясно, что из всех моих личных контактов с людьми восточного духовного мира встреча с ним повлияла на меня сильнее всех других.

В годы после его смерти, прежде всего во время моих посещений Румтека, я надеялся и ждал известия и намека на обнаружение его перерождения. В Ладакхе, Сиккиме и Бутане я уже встречался со многими молодыми ринпоче как преемниками знаменитых настоятелей. О новом кармане долгое время ходили только слухи.

Это является достаточным основанием задуматься над происхождением Карма-Кагью и его вплетением в общую концепцию тибетского буддизма. Как и повсюду в буддизме, здесь тоже имеются более или менее укоренившаяся историческая традиция, а также эзотерическая, основанная на легенде. К этой сфере относится центральное культовое действие Кагью: церемония черной шляпы. Головные уборы имеют в тибетском буддизме особое значение. Они отличаются не только в различных церемониях. По их цвету различают направления учений: желтые шапки носят реформированные, гелугпы, подчиняющиеся далай-ламе; красные шапки носят ламы старых школ, из которых в настоящее время еще существуют двенадцать. Одна из этих школ достаточно рано откололась от первоначальной Карма-Кагью черношляпников как секта красношапочников.

Черная корона карман изготовлена якобы из волос дакини – женских демонических существ, которые олицетворяют вдохновляющую силу сознания. В ней на все времена сконцентрирована способность спасительного воздействия всех будд и бодхисатв. Она означает и вызывает потенциальную духовную активность.

В этом смысле кармапы связаны с Авалокитешварой как с бодхисатвой всеобъемлющего сострадания и помощи. Их почитают как его воплощения. То же самое относится и к далай-ламам, в которых реинкарнируется четырехрукая форма Авалокитешвары – Шадакшари.

Тантрическое соединение – эзотерическая сплетенность – высших лам с духовными бодхисатвами просматривается здесь на многих других примерах. Одновременно при этом раскрывается взаимосвязь значений, которая распространяется на исторические события и тем самым на религиозную и политическую повседневную жизнь Тибета и Гималаев. В этой двуслойнсть их ролей и следует рассматривать таких мужей, как далай-лама пли кармапы.

Это особенно проявляется в поисках их перерождений после кончины. Так, это мы уже наблюдали у теперешнего четырнадцатого далай-ламы после смерти тринадцатого и наблюдаем после длительной неизвестности и спорного обнаружения семнадцатого кармапы, в подлинности которого сомневаются прежде всего семья его предшественника и многие приверженцы Кагью на Западе.

Между тем средства массовой информации позаботились о сенсации. Мюнхенский режиссер Клеменс Куби многие годы наблюдал за поисками семнадцатого кармапы и снимал документальный фильм. 21 октября 1993 года иллюстрированный журнал «Штерн» посвятил титульный лист восьмилетнему новому кармане с заголовком «Ребенок-бог». Речь шла о ребенке кочевников из оккупированного китайцами Восточного Тибета.

Одновременно всемирноизвестный итальянский кинорежиссер Бернардо Бертолуччи с большим размахом снял в Непале и Бутане фильм об истории перерождения – «Маленький Будда», который рассказывает о семилетием мальчике из американского Сиэтла, в котором тибетский монах узнает реинкарнацию своего умершего учителя-ламу.

Фильм Бертолуччи является парафразой к теме реинкарнации, а также к теме Будды и буддизма. Он привлекает внимание зрителей к многослойной тематике Будды, его учения и его наследия. Это может иметь непредвиденные последствия, многие люди задумаются о Будде, а у многих вызовет сомнение учение о перерождениях и его сенсационная и одновременно спорная форма – реинкарнация ринпоче.

Возможно, в таких фильмах и иллюстрированных сообщениях, которые колеблются между сенсацией и документальностью, повторяются визуализации, которые согласно тантрическому пониманию могут привести к встрече с самим собой и к рассмотрению себя и тем самым могут быть полезны ищущим. Все будет зависеть от каждого отдельного человека, который столкнется с ними, и от установки, с которой он примет к сведению предложенное.

Насколько широко активное участие мировой общественности в таких внутренних событиях, как поиски и обнаружение ринпоче, влияет на их ход и эзотерическую интенсивность, сказать трудно. Обстоятельства и последствия обнаружения семнадцатого кармапы допускают опасения, что возрастут негативные влияния, как это уже было раньше при поисках реинкарнаций далай-лам.

При этом не следует недооценивать роль насильственного деления тибетского народа на оставшихся на родине и эмигрировавших тибетцев. В то время, как первые вынуждены сопротивляться влиянию и численному росту китайских захватчиков, для находящихся в изгнании существует опасность потери идентичности в результате влияния на них чужого, во многом непонимающего их окружающего мира, хотя духовные руководители тибетцев за границей показали себя учителями и хранителями традиции. Но тем более они нужны в Тибете.

Как четырнадцатый далай-лама, так и шестнадцатый кармапа эмигрировали вместе со своими приближенными в 1959 году после нападения Китая на Тибет. В то время, как далай-лама поселился в индийском городе Дхарамсала, кармапа получил от короля Сиккима в подарок гору недалеко от столицы Гангток, где построил свой монастырь Румтек. Его основной монастырь Цурпху к северу от Лхасы, основанный первым кармапой, был разрушен китайцами во время культурной революции.

Во время моих многочисленных путешествий по Тибету меня постоянно спрашивали об обоих духовных руководителях в эмиграции и передавали им через меня привет. Я понял, что их недостает в стране как отцов-защитников.

Поэтому не удивительно, что многие тибетцы надеются на перерождение кармапы в Тибете. Эту надежду разделяет также далай-лама, который по политическим причинам отказывается вернуться на родину.

Все больше ожидание семнадцатого кармапы превращается в муку в Тибете, а также для всех тибетцев и их друзей в мире, что было высказано во многих беседах, которые я вел с ламами по обе стороны тибетской границы и многими простыми людьми, ремесленниками, крестьянами и кочевниками в Тибете.

Время от времени появляются слухи, что семнадцатый уже найден. Они оставались только слухами, пока ринпоче Сигу, один из ближайшего окружения кармапы, в 1992 году не нашел в ларце с амулетами, который ему подарил кармапа Ригпе Дордже незадолго до его смерти, письмо, написанное рукой кармапы. Уже часто письма были путеводителями в поисках следующего ринпоче. Так было и в этот раз. В Румтеке кармапа написал: «Севернее отсюда, на востоке снежной страны есть местность, в которой гремит божественный гром. Это страна кочевников. Отца зовут Дендруп, мать – Лолага. Там вы найдете того, кто вернется как кармапа».

И они нашли его – Угьена Тхиплей Дордже, мальчика с шестью сестрами, ребенка кочевников, рожденного в шопе 1985 года, посвященного монастырю с тех пор, когда родители привели трехлетнего в первый раз в местность, которая в главном монастыре Кагью должна стать царством подрастающего кармапы.

Одного взгляда на лицо мальчика достаточно, чтобы рассеялись все сомнения. Оно то же, что и у его предшественника. Он – перерождение Ригпе Дордже. Это подтвердил также и далай-лама, когда ринпоче Сигу сообщил ему о письме и его содержании. Так, Угьеп Тхинлеп Дордже с благословения далай-ламы был возведен на трон 27 сентября 1992 года в восстановленном монастыре Цурпху как семнадцатый кармапа Гьялва.

При этом произошло нечто, что вселило надежду в далай-ламу, а вне Тибета было воспринято с большим недовернем: китайское правительство поздравило нового главу Кагью и признало за ним титул «Живущий Будда», которым раньше китайские императоры награждали высших лам. Многие увидели в этом подтверждение их подозрения, что поиски и обнаружение нового кармапы были манипуляцией, проведенной вместе с китайцами.

Этот тезис имеет двух сторонников. В Румтеке это ринпоче Шамар, честолюбивый племянник шестнадцатого кармапы, который опасается, что Румтек потеряет свое значение, он сам – свое влияние, если Угьен Тхиилей Дордже будет во всем мире признан новым кармапой. Об обмане и фальсификации говорит также известный датский приверженец шестнадцатого карманы Оле Нидаль, который написал много книг о своих встречах с буддизмом ваджраяны. Наметившаяся здесь конфронтация не имеет ничего общего с буддийским духом. Скорее всего речь идет о жажде власти и недостаточной чувствительности. Громкое вмешательство европейца в эти внутренние проблемы тибетцев кажется мне особенно неуместным, прежде всего, если оно имеет последствия в далеком Сиккиме, о которых можно только сожалеть.

В августе 1993 года в Румтеке сторонники непризнания напали на ринпоче Ситу, который с несколькими верующими и монахами хотел помолиться за нового кармапу, и забросали его камнями, ножами, топорами и мешочками с кислотой. В этом проявились последствия абсолютно небуддийского, характерного для его инициаторов насилия, в противовес которому далай-лама по всему миру и по возможности часто направляет свои обращения за мир без насилия.