Текст книги "Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией]"

Автор книги: Гелий Рябов

Соавторы: Алексей Нагорный
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 36 страниц)

– Добрый вечер, Геликон Петрович, как дела?

Дворник почтительно сдернул картуз:

– Припозднились вы нынче. Чай совсем перепрел. А может, водочки?

– А может, и водочки, – весело сказал старик. – Радость у меня. – Он скрылся в доме, который примыкал к Голландской церкви.

Коля выбежал на Невский и сразу же увидел постового милиционера. Тот прохаживался у памятника Барклаю де Толли.

– Я инспектор первой бригады. – Коля показал удостоверение, но милиционер широко улыбнулся, отвел руку Коли в сторону и сказал:

– Лукьянов моя фамилия, вы меня не помните, а я вас, товарищ начальник, лично знаю. Случилось что?

– Дом у Голландской церкви. Второе парадное. Кто там у дворника живет?

– У Геликона? – еще шире улыбнулся милиционер. – Забавная это история, товарищ начальник! Фабрикант живет!

– То есть? – опешил Коля.

– Да бывший! – махнул рукой постовой. Ему было очень приятно, что он смог удивить такого бывалого человека, как Коля. – Год назад вернулся по амнистии с Соловков – старик совсем, его и освободили. Вред от него теперь какой? Ну, он и живет у своего бывшего дворника, помаленьку побирается по родным и знакомым. Тем и сыт.

– Вы докладывали в районе? – строго спросил Коля.

– Товарищ начальник, – укоризненно развел руками милиционер. – Да он и мухи не обидит! Как не докладывал – сразу же! Однако прописали его! Пермитин фамилия, может, слыхали?

– Иван? – Коля не смог сдержать изумления, и постовой тревожно сказал:

– Ну да! А что? А может, вы кого другого имеете в виду? Этот заводом в свое время владел, Невским.

– Будь начеку. – Коля приложил ладонь к шапке и ушел.

В коридоре управления Коля встретил Бушмакина и Сергеева.

– Один день остается, – напомнил Сергеев. – Завтра – и все. Успеете?

– Успеем, – уверенно сказал Коля. – Теперь наверняка успеем.

В кабинете его уже ждал Витька. Он был бледен и торжествен.

– Разрешите доложить, – начал он срывающимся от волнения голосом. – Ваше задание выполнено! Значит, так: Куликов, а иначе – Томич Юрий Александрович, – офицер штаба Юденича, вот список штаба, я снял копию.

Коля проглядел копию и положил ее на стол.

– Ты так сверкаешь, – сказал он добродушно, – что это явно не все! Ну, не томи! Кого это ты подчеркнул в списке? Чеботарев Артур Георгиевич! Из контрразведки. Знакомая фамилия. Сейчас я вспомню, погоди… – Коля задумался на мгновение и улыбнулся: – Вспомнил: Фекла Чеботарева. Длинный к ней на могилу ветку положил. Значит…

– Длинный и Чеботарев – одно и то же лицо, – резюмировал Витька. – Смотрите, что получается: Томич и Ровский – на заводе, Чеботарев – вне. Он явно чья-то связь.

– Ровский вчера вечером встретился с Иваном Пермитиным, вот тебе и связь.

– Бот это да! – ахнул Витька. – Ну, все! Можно, я считаю, приступать к реализации дела! Ай да мы! Ухватили слона за хвост!

– Напиши начальнику управления рапорт, – приказал Коля. – За Пермитиным нужно немедленно установить постоянное наблюдение!

– Его надо за жабры!

– А деньги? – парировал Коля.

– Найдем при обыске!

– А если нет? – Коля вздохнул. – Это не просто «деньги», Витя. Это зарплата трех тысяч человек.

Пришла Маруська:

– Все готово – «куклы» в пачках, понятые, заключение экспертов, что «куклы» по весу и размерам точно соответствуют настоящим деньгам. Через полчаса начнут давать «зарплату».

– Поехали, – решил Коля.

…У окошка кассы волновалась очередь. Первым, как всегда, стоял Ровский.

– По вас часы можно проверять, – подошел Коля.

– Ну что вы, – слабо улыбнулся Ровский. – Вы шутите. Скажите, а что, деньги уже нашли? Или вам дали взаймы? Помнится, товарищ Сергеев говорил, что денежных резервов в Ленинграде нет.

– Нашлись… резервы, – Коля постучал в окошечко кассы. – Входите.

– Я, – удивился Ровский. – С какой стати?

– Мы все объясним. – Коля слегка подтолкнул опешившего бухгалтера через порог и закрыл дверь.

– Здравствуйте. – Ровский растерянно посмотрел на присутствующих. За столом сидел новый кассир. Рядом с ним – заведующий финчастью Рыков. Справа стоял милиционер. – Что все это значит, граждане? – Ровский начал нервничать.

– Где ваш чемоданчик? – спросил Коля.

– Собственно… какой? – Ровский растерялся.

– Вот этот, – Коля взял из руки милиционера чемоданчик Ровского. – Это ваш? – Коля поставил чемодан на стол перед Ровским.

– Нет! – Ровский даже отскочил, но тут же взял себя в руки. – Хотя… простите, я не рассмотрел сразу. Это – мой. И что же?

– Почему же он не у вас в руках?

– Он не всегда мне нужен.

– Изо дня в день три года подряд был нужен, а теперь нет? Вы же с ним, простите, в уборную ходили, ни на секунду не выпускали из рук!

– А на этот раз он мне не понадобился, – улыбнулся Ровский. – И что же?

– И в прошлый раз не понадобился?

– И в прошлый раз.

– А в день похищения денег этот чемоданчик был у вас в левой руке. Огласить показания свидетелей? Или пригласить их для очной станки?

– Допустим, был, – медленно сказал Ровский. – И что же?

– Дайте деньги. – Коля повернулся к Маруське.

Она открыла банковский мешок и вывалила на стол крест-накрест заклеенные пачки. По виду они были совершенно настоящие.

– Семьсот тысяч рублей. Упаковка и купюры те же самые, что в день кражи. Это зафиксировано в акте. Желаете ознакомиться?

– Мне ни к чему, – снова улыбнулся Ровский. – Я, честно сказать, не совсем понимаю, зачем вы все это делаете?

– Сейчас поймете. Понятых прошу подойти ко мне. – Коля открыл чемодан Ровского и начал аккуратно складывать в него пачки денег. Вначале, казалось, что такая гора вряд ли уместится в сравнительно небольшом чемодане, но Коля все укладывал и укладывал.

Только две пачки не влезли – оказались лишними.

– Их вы положили в карманы, – сказал Коля.

Ровский молчал. Сотрудники финчасти смотрели на него с плохо скрытым ужасом.

– Сумму вы знали точно. Знали давно – года три-четыре назад. Подготовили «куклы» из бумаги, эти «куклы» изображали будущий куш Подготовили этот чемодан. Научились мгновенно его заполнять. Приучили к его виду всех на заводе. Даже анекдоты появились, – Коля вплотную подошел к Ровскому. – А теперь такие же «куклы» сделали мы, и вы попались. Говорить будете?

Ровский завыл, с разбегу ударился головой о стену и начал кататься по полу. Его хотели поднять, но Коля остановил Витьку и милиционера.

– Не трогайте. – Коля открыл дверь кассы.

Ровский выл и катался по полу. А в коридоре молча стояли рабочие.

– Товарищи! – обратился к ним Коля. – Денег, к сожалению, мы еще не нашли, простите нас за это. Пока мы не можем выдать вам зарплату. – Коля распечатал одну из пачек. Только сверху и снизу лежали настоящие купюры. Внутри была простая бумага. – Но одного из преступников мы установили. Вы его видите. Теперь уже не долго ждать, товарищи.

Некоторое время рабочие смотрели, как беснуется бывший бухгалтер, потом передние повернулись и ушли. И оставшиеся тоже начали расходиться. Через минуту коридор опустел.

– Какой же вы… негодяй, – обращаясь к Ровскому, с болью произнес Рыков. – Я уйду. Противно. И, повернувшись к Коле, добавил: – Однако лихо вы придумали. Даже я не догадался, что пачки фальшивые.

Ровскому надели наручники и увели.

Спустя час Коля, Витька и Маруська в присутствии двух понятых произвели у Ровского обыск. Бывший бухгалтер жил в коммунальной квартире, занимал небольшую комнату с двумя окнами, которые выходили в глухой двор-колодец. Угол комнаты был отгорожен ширмой. За ней стояла узкая деревянная кровать, застеленная белым покрывалом, а в изголовье висела фотография-портрет. Юрия Томича. Обыск результатов не дал. Ни среди писем Ровского, ни в его вещах не было найдено ничего такого, что могло бы пролить хотя бы маленький свет на преступные связи Ровского или на его роль в деле ограбления заводской кассы.

Вошел милиционер:

– Товарищ Бушмакин просили вам передать: объект дома, никуда не выходил.

Коля понял, что Пермитина взяли под наблюдение. Подошел к столу, перелистал альбом с фотографиями:

– Сообщите Бушмакину, что мы уже заканчиваем. – А когда милиционер ушел, добавил огорченно: – Что будем делать? Ровский, мягко говоря, не лыком шит, его можно заставить говорить только доказательствами, мы же ничего не нашли.

В альбоме были обыкновенные семейные фотографии. Витька взял альбом:

– Не знаю, что делать.

– С ним нужно начать разговор, – подошла Маруська. – Я берусь.

– А бухгалтер-то наш, оказывается, стрелок охо-хо! – вдруг сказал Витька и показал красиво оформленный диплом за отличную стрельбу на имя Ровского. – Глядите-ка! – Витька вытряхнул из альбома старенькую помятую фотографию. На ней были сняты трое мужчин и девочка-гимназистка. – Вот мы что искали! Вот! – Витька не скрывал торжества. – Нина, – частил он, – ее ни с кем не спутаю, а это – Ровский! А вот мой – Чеботарев… Длинный… Третьего не знаю.

– Пермитин, собственной персоной, – сказал Коля. – Вот так Витя. Ты, конечно, молодец…

– А почему конечно? – обиделся Витька.

– Нина всех знала, – мягко сказала Маруська. – Сам видишь. Если бы ты правильно себя повел тогда, – она бы и нам помогла, и жива осталась. – Маруська вздохнула. – Вот так-то.

– Она, конечно же, догадывалась, почему угробили ее жениха, – сказал Коля. – Даром он, что ли, сменил имя и фамилию? Она наверняка знала об этом!

– Ну? – торжествующе спросила Маруська. – Мое предложение в силе? Можем браться за Ровского!

– Можем, – согласился Коля.

…Конвойный усадил бухгалтера на стул и вышел.

– Я старый, больной человек, – горько сказал Ровский. – Я целиком и полностью в вашей власти, – это я понимаю. Но вы тоже должны понять – я ни при чем! Имейте хотя бы сочувствие к моему горю!

– Значит, эксперимент с деньгами и с чемоданом ничего не доказывает? – спокойно спросила Маруська.

– А что он, по-вашему, может доказать? – удивился Ровский. – Простое совпадение, вот и все. Ну, влезли все деньги. Так вы суд еще не убедите, что деньги взял я. Кто видел?

– А это? – Маруська положила на стол фотографию из альбома.

Ровский водрузил очки на нос и долго изучал фотографию. Потом снял очки, аккуратно сложил их в футляр и попросил:

– Велите принести папирос. Свои искурил, а носить передачи некому. Я «Звезду» курю, скажите там.

Пока милиционер ходил за папиросами, Ровский задумчиво барабанил пальцами по столу. Получалось нечто вроде марша.

– Вы не помните, – оживился он, – какие были парады на Марсовом или на Дворцовой? Восторг…

– А если ближе к делу? – холодно сказала Маруська.

– Пермитин нашел меня год назад. Решили: как только в кассу поступит куш – возьмем.

– План? – спросил Коля.

Ровский прищурился:

– Придумал Пермитин. Смысл был в следующем. Я устраиваю в охрану своего человека, он нам помогает взять деньги.

– Кто этот свой? – спросила Маруська. – Томич?

– Да. Томич человек в общем-то безобидный, безвредный, к тому же я его знал хорошо, так как еще до революции юнкером он бывал у хозяина. Боялся Томич, что за службу у Юденича вы его отправите на Соловки, вот и жил полулегально, под чужой фамилией. Я его припугнул, он сначала согласился, а когда узнал все в подробностях – наотрез отказался. Убивать надо было, а на это далеко не каждый способен.

– Почему вы его не вывели из дела? Не устранили? – спросил Витька.

– А поздно было, – вздохнул Ровский. – Решительный день на носу, Томичу назначено за деньгами ехать, – кем его заменить? Тем более, и куш такой – закачаешься: задолженность шла с получкой. Когда еще такой случай выпадет? Решили действовать.

– Чем же вы Томича убедили? – спросил Коля.

Ровский затянулся и погасил папиросу:

– Я ему сказал: выдашь нас или откажешься, – я убью Нину. Сам убью.

– И… убили бы?

– Убил бы, – спокойно сказал Ровский. – Я всю жизнь спину гнул, лакеем был, хамом. Мне за шестьдесят. И вот – пришла свобода! Долгожданная! А я – в кусты? Нет-с!

– Какая свобода? – не понял Витька.

– Семьсот тысяч-с… Молодой-с человек-с, – с чувством сказал Ровский. – Впрочем вам не понять. Молоды вы…

– Сколько предназначалось вам? – спросила Маруська.

– Пополам. Поровну. Пермитин, хотя и жулик, но человек справедливый. Остальное – знаете. В очередь я бегал, приучал всех к тому, что всегда первый, всегда с чемоданчиком. Так привыкли, что год за три посчитали – небось слыхали: «Ровский, мол, три года подряд первым оказывался у кассы». Нет, не так это. Ровно год. А в тот день я взял заранее приготовленный – только фальшивый – приказ на ревизию, я его сам напечатал и минут за пятнадцать до прибытия денег – шасть к Тихонычу в кассу! Он пустил, правда, после того, как я ему этот приказ в окошечко сунул. Велел ему посторонним не открывать, никого не пускать. Он дисциплинированный был старик. Потом пришли Томич с Ивановым, а с ними Евстигнеев с деньгами. Томич бледный, дрожит, я вижу – вот-вот он выдаст, ну и без долгих разговоров сунул им приказ под нос, чтоб они «атанду» не подняли. Само собой, Тихоныч подтвердил мои полномочия, а как они по местам разошлись, я их… Одним словом, положил. Троих из нагана Томича: Иванова, Тихоныча и Евстигнеева, а самого Томича я из своего нагана застрелил. Номер сто тринадцать пятьсот шестнадцать, как сейчас помню. – Ровский схватил пачку с папиросами, трясущимися руками вытянул одну и, ломая спички, закурил.

– Умеете стрелять, – сказал Витька.

– Вы видели мой диплом, – равнодушно заметил Ровский. – Всю жизнь так называемое «общество» отвергало меня – рылом не вышел, так я им назло ихними цацками вроде стрельбы лучше их самих в сто раз владел! Большие деньги платил за науку.

– Почему ваш наган оказался в руке покойного Иванова? – спросила Маруська. – И где личное оружие самого Иванова?

– Свой наган я сунул в руку покойника, чтобы вы подумали – это он Куликова расшлепал в порядке обороны. А его наган сто восемьдесят три двести пятнадцать я за ремень сунул, а потом в Неве утопил, с Троицкого моста бросил. И второй наган утопил там же – тот, что накануне Томичу заменил.

– Надеялись, что номера оружия проверять не станем? – уточнил Витька.

– Уверен был, – вздохнул Ровский. – Все налицо, чего тут проверять? К тому же мне Иван Пермитин голову задурил. Они, говорит, то есть вы, щи лаптем хлебают. Им, говорит, до сыскарей царских ох как далеко!

– Ошибся дедушка Пермитин! – подмигнул Витька.

– Ошиблись мы, – согласился Ровский.

– Оружие Томичу, говорите, накануне заменили, – вступила в разговор Маруська. – Объясните, как?

– Да просто, – Ровский вяло махнул рукой. – Он дежурил, я в караулку зашел. Я часто заходил, все привыкли, внимания на меня не обращали. Играют в домино. Я улучил момент – кобура на стене висела, наган взял, а свой сунул. Оба этих нагана – и для замены Куликову, и тот, из которого я стрелял, – Чеботарев, штабс-капитан, добыл. Где и как – у него спросите… – Ровский улыбнулся. – Шума мы не боялись, стены в три метра, Пермитин уверен был. Да вы небось и проверили уже на шум. Дальше и совсем просто. Вышел из кассы, бегом вниз. Жду. А как первый человек в парадное вошел – я перед ним громко: топ-топ, топ… Вот и получилось, что я у кассы первый.

Коля смотрел на Ровского и думал о том, что этот бандит и убийца не только не сожалеет о случившемся, но, наоборот, самовлюбленно упивается своей дьявольской изобретательностью.

– Кто убил вашу дочь? – спросил Коля.

– Не понимаю вопроса. Вы же знаете, – Длинный… Чеботарев, одним-словом. Не кто, а «почему», – с оттенком превосходства добавил Ровский. – Потому что мы знали, что она получила какую-то записку. Мы знали, она пойдет на свидание. Чеботарев решил за ней посмотреть. Вашего сыскаря он узнал. И решил не рисковать.

– А как вы сами относитесь к смерти дочери? – спросила Маруська.

Ровский посмотрел на нее холодными глазами:

– Я сожалею. Но дело есть дело. Меня расстреляют?

– Что, есть сомнения на этот счет? – не выдержал Витька.

– Да… Не сбылась мечта, – вздохнул Ровский. – Все суета сует и всяческая суета.

– И томление духа, – кивнул Коля. – Там еще одна мудрая мысль есть: «Не собирайте себе сокровищ…» Не помните?

– Вот оттого, что забыл, оттого и погиб, – сказал Ровский.

– Да не оттого, – усмехнулся Витька. – Что вы написали в записке, которую передали Пермитину у «Спаса на крови»?

– Что написал? – переспросил Ровский, и в глазах у него промелькнуло плохо скрытое торжество. – А ничего-с! Меня расшлепаете и хозяина – тоже… А денег вам не видать!

Наступил шестой день. Был трескучий февральский мороз, трамвайные провода на Невском обросли мохнатым инеем. Последние двадцать четыре часа Коля не покидал стен управления.

На совещании у Бушмакина старший группы наблюдения доложил, что Пермитин сутки никуда не выходит, – только дворника посылал за хлебом, колбасой и водкой. Два часа назад бывший владелец завода внезапно засуетился, начал собирать вещи.

– Придется его арестовать, – сказал Бушмакин.

– А деньги? – спросил Коля. – Вы же хорошо знаете эту публику. Раз мы реально не вышли на деньги – они замкнутся, пойдут под расстрел, но промолчат. Что мы вернем рабочим?

– Если работать так, как предлагаешь ты, – заметил Сергеев, – потребуется еще много-много часов. Дело не только в том, что Пермитин может уйти, – мы его не выпустим. Дело в том, что мы пообещали: «шесть дней»! В городе и так ползут слухи, что мы опростоволосились, и преступников нам не найти! Пойми, это вопрос политический! Сделаем так: Пермитина арестуем, материалы следствия будем широко публиковать в ленинградских газетах. Тем временем довершим начатое.

…К дому на Большой Конюшенной оперативники подъехали на двух автомобилях. Коля сразу же отметил про себя, что оба конца улицы, двор и все другие более или менее опасные участки надежно перекрыты.

У черного хода стоял знакомый постовой – Лукьянов. Он широко улыбнулся Коле и сделал знак, вероятно, означавший: «Все будет в полном порядке».

Витька крутанул флажок звонка.

– Кто там? – послышался заспанный голос дворника.

– Заказное вам, – сказала Маруська. – Расписаться требуется.

Лязгнули многочисленные засовы, дверь открылась.

– Давай, что еще за письмо, – дворник яростно скреб в голове. – Сроду нам никто…

Он не договорил. Коля и Витька выдернули его на лестничную площадку:

– Пермитин дома?

– Милиция, что ли? – догадался дворник. – Дома, дома, где ж ему, бедолаге, быть. Ай натворил чего? Он у меня комара не забидит. Позвать?

– Мы сами. – Коля отстранил дворника, подошел к дверям комнаты, прислушался. Было очень тихо.

– Не нравится мне, – шепотом сказал Витька.

Коля знаком показал Маруське и Витьке, чтобы они встали по обе стороны дверей, и кивнул дворнику:

– Войдите и вызовите его сюда. Только… Без штучек!

– Да что за комедь, – взмахнул руками дворник. – Иван Селиверстыч, спите, аль как? – Он толкнул дверь, и в то же мгновение дважды ударил маузер. Дворник взвыл, упал на пол и пополз в угол. Коля бросился в дверной проем, крикнул:

– Не усложняйте своей участи, Пермитин! Дом окружен.

Полетела кирпичная пыль. С оглушительным треском лопнула лампочка, в щепки разлетелся хохломской туесок на комоде за спиной у Коли. Маузер бил не переставая.

Коля отскочил.

– Давайте навалимся на него все разом, – сказала Маруська. – Мы его возьмем.

– Мертвого? – спросил Коля. – Он нам живой нужен.

Загремели засовы.

– Он черным ходом уйдет! – крикнул Витька. – Я на улицу!

– Давай! – Коля снова бросился в комнату. Пермитин стоял в боковом коридоре и, держа раскладной маузер в левой руке, правой открывал засовы черного хода.

– Бросай оружие! – Коля выстрелил, целясь в засов. Подумал: если повредить засов, Пермитин не сможет его открыть, и люди снаружи будут в безопасности.

Но Коля опоздал. Пермитин скрылся в дверном проеме. Раздался выстрел маузера, потом дважды хлопнул наган, и все покрыла отчаянная трель милицейского свистка.

Коля выскочил на улицу. Черный ход вел в подворотню. Здесь уже стояли Витька и остальные сотрудники группы задержания. Они держали на прицеле Пермитина.

– Бросай маузер, сволочь, – сказал кто-то.

Пермитин швырнул пистолет под ноги оперативникам и поднял руки.

– На Дворцовую его. И обыскать, – приказал Коля. – А мы здесь поищем. Все целы?

Витька отрицательно покачал головой и показал куда-то в сторону. Коля посмотрел и сжался: у стены сидел с наганом в руке постовой Лукьянов. Он был мертв. Коля подошел к нему вплотную, разжал пальцы, взял наган. В барабане не хватало двух патронов. «Что ж, друг, – горько подумал Коля, – недосмотрел ты своего „безобидного“ старика… Эх, друг, друг…»

Записку, которую Ровский передал Пермитину у «Спаса на крови», и еще две аналогичные нашли при личном обыске бывшего заводчика. Все три лежали в правом наружном кармане, скомканные, – по всему было видно, что сам Пермитин не придавал им никакого значения.

«Пока не смог, – стояло в первой записке. – Завтра – непременно. Жди на остановке у Казанского».

– Объясните содержание, – попросил Бушмакин.

Пермитин насмешливо покосился:

– А я и сам ничего не понял, уважаемый. Васька Ровский на старости лет дурковатый стал. У него спросите.

– Спросим.

Конвоир привел Ровского. Его усадили напротив бывшего хозяина.

– Проводим очную ставку, – сказал Бушмакин. – Знаете ли вы друг друга, имеете ли какие личные счеты? Вы, Ровский?

– Мой хозяин, господин Пермитин, я его уважаю.

– Мой бывший служащий Васька-дурак, – зло сказал Пермитин. – Но я ему прощаю, ибо близко наше свидание с господом… – Он истово перекрестился.

– Вам вопрос, Ровский. Вот это вы писали? – Бушмакин пододвинул записку бухгалтеру.

Тот надел очки, прочитал:

– Я писал.

– Объясните, что вы имели в виду? – попросил Коля.

– Да просто, – сказал Ровский. – В тот день я не смог увидеться с ними, – он кивнул в сторону Пермитина. – И объяснил, что, мол, завтра – смогу.

– Это так? – Бушмакин повернулся к Пермитину.

– Раз он говорит, стало быть, знает, – равнодушно сказал Пермитин.

– Ладно, – согласился Бушмакин. – Значит, вы сообщали, что лично встретиться не сможете, и в то же время лично передали записку? Не вяжется.

– Я оттого написал, что в присутствии верующих разговаривать не хотел, – нагло прищурился Ровский. – Чего время теряем? К стенке пора.

– Сколько вы получили таких записок, Пермитин?

– Не считал.

– Вот еще две, – продолжал Коля. – Оглашаю первую: «Лежат надежно, затихнет – вынесу». Вторая: «Напрасно обижаетесь, я удобного случая жду». Почему вы не сожгли эти записки?

– Опыта нет, – усмехнулся Пермитин. – Меня торговать в коммерческом училище обучали. А записки жечь – не наше это дело.

– За нос вас водил господин Ровский, – сказал Бушмакин. – «Вынесу», «Жди»… А сам эти денежки и вправду вынес, да перепрятал надежно. Что же вы не спросите, зачем? Молчите? Ладно, я сам скажу: деньги Ровский решил заграбастать единолично, а вас, Пермитин, отправить вслед за собственной дочерью.

– Дешево, начальничек, – протянул Ровский. – Домыслы это все. Иван Сильверстыч вам не поверят-с.

– Уведите, – распорядился Бушмакин.

Конвоиры увели арестованных. Все сидели молча. Наконец Коля взял со стола все три записки.

– А в самом деле… – Коля задумчиво перебирал листки, вырванные из ученической тетрадки. – Сам Ровский записки писал, сам относил. Глупо как-то. Или нет?

– Образцы его почерка есть? – спросила Маруська.

– Есть, – сказал Коля. – Я передам это все графологам. Мало ли что.

Заключение графолога было готово в два часа дня. «Представленные на рассмотрение экспертизы записки в количестве трех написаны рукой постороннего человека», – утверждал эксперт.

– Выходит, у них есть еще один соучастник, – сказал Бушмакин. – Судя по их поведению, они его не выдадут.

– Ни за что, – согласился Коля. – Расстреляют их или не расстреляют, – для нас с вами не вопрос. А они надеются. Вопреки всему надеются. Думают: отсидим, что положено, а там выйдем на волю, свою долю получим. В общем, я так думаю: деньги Ровский передал какой-то связи. И связь эта на заводе.

– Почему? Ты докажи! – загорелся Бушмакин.

– Первое: завод – наиболее безопасное место для хранения краденых денег.

– Согласен, – кивнул Бушмакин.

– Второе. Если бы деньги были у Ровского, зачем, с какой целью и от кого стал бы он носить записки Пермитину? И последнее. – Коля задумался. – Вспомните текст: «Пока не смог…», «Затихнет – вынесу», «Удобного случая жду». Этот человек – с завода!

– Завод большой, – заметил Бушмакин. – Давай поуже.

– Сколько поступит денег, знают только в финчасти. Между прочим, два-три человека.

– Утечки информации ты не допускаешь? – спросил Бушмакин. – Кто-то разболтал, кто-то воспользовался!

– Не исключено. Но нас учили отрабатывать в первую очередь самую вероятную версию.

– Сделаем так, – сказал Бушмакин. – В финчасти проведем ревизию. Немедленно. Старшим назначим нашего эксперта-графолога, это я беру на себя. Пусть он сравнит почерк записок с почерками работников финчасти.

Ревизия началась в четыре часа дня. Возглавлял ее по договоренности с финансовыми органами сотрудник управления, эксперт. К шести вечера все документы финчасти были в основном просмотрены. Почерка, похожего на тот, которым были написаны записки, эксперт не нашел. Он уже было дал команду сворачивать ревизию, как вдруг натолкнулся на старый авансовый отчет одного из заводских инженеров. На отчете была наложена резолюция: «Пока вы не представите справку, ваш отчет утвержден не будет. Рыков». Конфигурация букв и манера их написания полностью совпадала с аналогичными признаками во всех трех записках. Эксперт вызвал Рыкова.

– Ваша резолюция, товарищ заведующий?

– Моя. – Рыков вернул авансовый отчет эксперту. – Разве она неверна или незаконна?

– Резолюция верна. А это кто писал, не вспомните? – Эксперт положил на стол все три записки. Заведующий прочитал их и улыбнулся:

– Это не мой почерк. А почему вы спрашиваете? Я не совсем понимаю. – Рыков повернулся, шагнул к дверям и вдруг с разбегу ударил их плечом. Поздно. В коридоре его тут же схватили за руки сотрудники УГРО.

Сбежались работники заводоуправления, окружили задержанного. Бушмакин подождал, пока толпа заполнила весь коридор и всю лестницу, и громко спросил у Рыкова:

– Где деньги? Разъясняю, что только добровольное признание может облегчить вашу участь.

– Деньги в моем сейфе. Вы можете их взять.

– Ровский сказал, что приказ о ревизии он подделал. Вы это тоже утверждали, – все так же громко продолжал Бушмакин. – Однако безупречная репутация покойного Анисимова свидетельствует против таких утверждений, Анисимов отлично знал вашу подпись и подделке не поверил бы.

– Подпись была настоящая, – сказал Рыков. – Меня не… расстреляют? Я бы мог не сознаваться, все равно Ровский сжег фальшивый приказ, я прошу учесть мою сознательность!

Коля открыл сейф. В секретном отделении лежал пакет. Коля положил его на стол и вскрыл. Посыпались пачки денег.

Подошел Витька, взял одну, покачал на ладони и бросил.

– Сколько людей погибло, – сказал он тихо. – Вот ведь какие дела.

Рыкова увели.

– Ладно, – сказал Бушмакин. – Сообщите по цехам. Можно выдавать зарплату. – Он посмотрел на часы: было восемнадцать часов тридцать одна минута. Заканчивался шестой день.

Спустя час Коля пришел домой и бессильно повалился на диван.

– Нашел? – спросила Маша. – Все в порядке?

Коля молча кивнул и сказал:

– Трепанова я в Москве видел. Привет тебе.

– В самом деле? – обрадовалась Маша. – Как он там? А Никифоров и Афиноген?

– В порядке… – Коля вяло махнул рукой. – Ты знаешь… Афиноген-то – он, оказывается, тебя очень любил, Маша.

Она покраснела, отвернулась:

– Я это знала, Коля.

– Откуда? – удивился он.

– Чувствовала, – сказала она. – Все женщины это очень чувствуют. Он женился?

– Он погиб, Маша. Четыре года назад, в тридцатом. Ты извини, что я тебе сразу не сказал.

Маша долго молчала. Потом села на диван рядом с Колей, обняла его:

– Может быть, только теперь я начинаю понимать, какая у нас с тобой трудная жизнь, браток, – сказала она с нежностью. – Не очень мы с тобой были сыты, не слишком тепло одеты. Друзей сколько потеряли. И молодость наша уже прошла, Коля. И не было в ней балов и прогулок около Колизея. А я все равно счастлива, и другой жизни мне не надо! Только бы вместе, до конца.