Текст книги "Газета День Литературы # 102 (2005 2)"
Автор книги: Газета День Литературы
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)
«Мне глаза твои чудятся, то молящие, жалкие, то веселые, жаркие, счастливые, изумленные, рыжевато-зеленые».
Мир переменчив, неустойчив. Податлив на обманное тепло.
«Разжигаю костры и топлю отсыревшие печи, и любуюсь, как ты расправляешь поникшие плечи, и слежу, как в глазах твоих льдистая корочка тает, как душа твоя пасмурная рассветает и расцветает».
Бездомные, они бегут в лес, прячутся в какой-то избушке, уходят в заросли, душа ведуньи, дикарки, весталки оживает в продрогшем теле.
«Над скалистой серой кручей плавал сокол величаво, в чаще ржавой и колючей что-то сонно верещало. Под румяною рябиной ты не звал меня любимой, целовал, в глаза не глядя, прядей спутанных не гладя».
Вот он все-таки – путь к чужому сердцу: трудные подъемы, топкие трясины, голые скалы.
Но ведь это и есть счастье? А если вдруг контраст душ выявится, и мы узнаем наконец, кто прав, кто неправ…
«Ты не любишь считать облака в синеве. Ты не любишь ходить босиком по траве. Ты не любишь в полях паутин волокно, ты не любишь, чтоб в комнате настежь окно, чтобы настежь глаза, чтобы настежь душа, чтоб бродить не спеша и грешить не спеша».
А любимый как раз спешит понравиться: и босиком по траве ходит, и паутинкой в поле любуется, и распахивает окно в своем доме, и угощает, угощает: рябиной, ночной ухой…
А потом все-таки отрекается. Любя.
И от счастливого этого мученья выпархивают на бумагу шедевры поэзии.
Помнишь, как залетела в окно синица,
какого наделала переполоху?
Не сердись на свою залетную птицу,
сама понимаю,
что это плохо.
Только напрасно меня ты гонишь,
словами недобрыми ранишь часто:
я недолго буду с тобой, —
всего лишь
до своего последнего часа.
Потом ты плотнее притворишь двери,
рамы заклеишь бумагой белой…
Когда-нибудь вспомнишь, себе не веря:
неужели летала,
мешала,
пела?
Смерть неотделима от любви. Жизнь «зашла за половину» , поздно в ней «вычеркивать строчки» : времени уже нет. Иногда предчувствие конца вызывает отчаянный протест, и рвется из души крик: «Я буду, буду, буду, буду!» Но всё чаще звучит примиренное: «Я прощаюсь с тобой у последней черты. С настоящей любовью, может, встретишься ты» . Или – вот это предсказание, страшное в своей точности: «Не любил ты свою находку – полюбишь потерю…»
Так и будет. Только как дожить до столь страшного суда?..
«Как подсудимая стою… А ты о прошлом плачешь, а ты за чистоту свою моею жизнью платишь».
Развязка близится.
«Я тебя покину очень скоро… Мне остались считанные весны…»
«Когда-нибудь в марте… в мае…»
«Не суди, что сердцем я робка. Так уж получилось, опоздала… Дай мне руку! Где твоя рука?»
И, наконец, последнее. Самое последнее:
Я стою у открытой двери,
я прощаюсь, я ухожу.
Ни во что уже не поверю, —
всё равно напиши, прошу!
Чтоб не мучиться поздней жалостью,
от которой спасенья нет,
напиши мне письмо, пожалуйста,
вперед на тысячу лет.
Не на будущее,
так за прошлое,
за упокой души,
напиши обо мне хорошее.
Я уже умерла. Напиши!
Умерла Вероника Михайловна в первых числах июля 1965 года.
Она успела подержать в руках свою последнюю книгу: «Сто часов счастья» – дневник мучительной любви. Привезли сигнальный экземпляр. Извинились, что произошло непредвиденное: пять тысяч книжек – четверть тиража! – из типографии оказались раскрадены.
Читателям нашлось, чем утешиться: отныне книги Вероники Тушновой выходили одна за другой. Озаглавливали их ее строчками, среди которых самой признанной оказалась вот эта:
Не отрекаются, любя…
Алла Большакова
МАНИЯ НЕПРИЛИЧИЯ
Володя молчит, молчит, но уж как выдаст!..
На похоронах К.М. Симонова
(Из архива В. Бушина о себе любимом)
В декабрьском выпуске газеты «Завтра» (№ 51) напечатана статья В. Бушина «Лауреаты КГБ и кавалеры РПЦ за работой», в которой ее автор огласил буквально следующее: «Астафьев… в начальную, самую страшную пору войны, на фронте… не был. Его биограф А.Большакова пишет: „Осенью 1942 года ушел добровольцем на фронт“ (Русские писатели ХХ века. М., 2000. c.47). Каким добровольцем? Парню шел девятнадцатый год, и он уже, почитай, полгода как подлежал призыву» (выделено мной. – А. Б.).
Из приведенной цитаты непонятно, к кому именно относится упрек: то ли ко мне как «биографу» писателя – в незнании действительных фактов его биографии, то ли к самому Астафьеву: дескать, растрезвонил на весь свет, что ушел на войну добровольцем, а на самом деле…
Впрочем, из последующих выпадов в адрес покойного писателя, представленного в качестве «клеветника», «мифотворца» и т. п., явствует, что вовсе не мое скромное имя задело разоблачителя за живое, но астафьевское видение войны. Конечно, можно спорить со взглядами писателя – и я, кстати, во многом не согласна с рядом его публицистических высказываний – но зачем же перевирать биографию?
В июне 1942 года Астафьев закончил спешно сформированную на базе ФЗУ железнодорожную школу (т. е. через месяц после того, как ему исполнилось 18 лет) и, как другие ее выпускники, стал работать составителем поездов. А поскольку железнодорожников в ту «самую страшную пору» катастрофически не хватало, на время этой работы он был освобожден от армейской службы. Однако, проработав всего лишь 4 месяца, будущий писатель не заступил на смену как обычно, что по законам военного времени каралось весьма строго, а отправился в военкомат, где потребовал освободить его от брони и послать на фронт, т. е. пошел на войну добровольцем. Если же следовать бушинской логике, получится, что призывник Астафьев не только тянул с военной службой аж целых пять месяцев после совершеннолетия, но исхитрился еще полгода отсидеться в пехотном полку, прежде чем оказаться в районе боевых действий. Ну что тут скажешь?! Только в духе В. Бушина: злобный старикашка.
Возможно, истоки такой озлобленности – в обычной зависти посредственности к действительному таланту. В данном случае – к более удачливому, любимому ученику их общего литинститутского наставника Александра Макарова, который, не отрицая даровитости В.Бушина, тем не менее вынужден был на защите его дипломной работы признать, что у ее автора «нет качеств, необходимых для критика».
К сожалению, сейчас, по прошествии полувека, многое в бушинской практике подтверждает тот давний диагноз. Странным кажется название статьи, под которое подверстываются «разоблачения» Астафьева: ведь тот ни «лауреатом КГБ», ни «кавалером РПЦ» никогда не был. Название, скорее, характеризует самого автора статьи, имеющего обыкновение, как видно из его книги «Гении и прохиндеи» (М., 2003), старательно записывать, кто что скажет о Бушине – в очереди ли за гонораром, на заседании парткома, по телефону, в метро и даже… на похоронах. Вот уж действительно рвение, достойное «лауреата КГБ»!
Евгений Нефёдов
ВАШИМИ УСТАМИ
ГЕРОЙ ПРУДА
"Шофёр крутил, бульдозер ёрзал,
и здесь планируя, и там.
И пруд не сдался, не замёрзнул,
водою полон по краям!"
Александр ЕРЁМЕНКО
Поскольку пруд наш не замёрзнул —
Схватив перо иль карандаш
И по бумаге им поёрзнув,
Я отразил такой пассаж.
Через грамматику пролезнув,
Я, сотворяя чудеса,
Перед читателем разверзнул
Неслыханные словеса.
Вопрос при этом не повиснул —
Прав или нет я был тогда.
Как будто льда кусок отгрызнул,
Когда б застынула вода.
Мой пыл на этом не затихнул.
Ещё бы: в несколько минут
Себе я памятник воздвигнул!
Хотя бульдозер где-то тут…
