Текст книги "Газета День Литературы # 102 (2005 2)"
Автор книги: Газета День Литературы
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
Газета День Литературы # 102 (2005 2)
Владимир Бондаренко
РЕЙН ТЕЧЁТ НА ВОСТОК
Так убивают поэтов. Также и художников, режиссеров, музыкантов – всех, кто выбивается из проложенной либералами колеи. Шаг влево, шаг вправо – расстрел.
Так вели себя либералы сто и более лет назад, когда травили Николая Лескова, Фёдора Достоевского, Александра Блока…
Так, на моих глазах, в самом начале перестройки либералы насмерть затравили гениального режиссера Анатолия Эфроса. Поразительно, пожалуй, я один, русский националист, работавший тогда в журнале «Современная драматургия», его, русского еврея, и поддержал. Печатал его полемические заметки, разговаривал с ним часами, воевал со своими театральными коллегами, защищая его честь. Теперь, как у либералов и положено, его убийцы пишут о нём восторженные мемуары. Убили всего лишь за то, что Анатолий Эфрос, не заручившись либеральной поддержкой, возглавил опустевший после отъезда Любимова театр на Таганке и поставил ряд блестящих спектаклей.
Так сегодня вся эта либеральная клоака обрушилась на блестящих русских поэтов Евгения Рейна, Игоря Шкляревского, на мастера художественного перевода Михаила Синельникова за их предложение перевести на русский язык стихи Туркмен-баши.
Я не раз бывал в Туркмении, объездил её вдоль и поперек вместе с моими друзьями Юрием Кузнецовым и лучшим туркменским поэтом Атамурадом Атабаевым. Знал их порядки и в то советское время. Баи стали секретарями обкомов. Нельзя сказать, что я любитель байского порядка. Скорее, наоборот. Но по-другому у них, наверное, и не получится. В каждом монастыре свои уставы. Не думаю, чтобы они особенно изменились при Туркмен-баши. Может, даже лучше стали. Практически исчезла преступность. Так что та же нынешняя воительница с Туркмен-баши Наталья Иванова может спокойно ночами гулять по паркам Ашхабада, никто её не изнасилует. Нет ни голода, ни нищих, ни бомжей, ни миллионов беспризорных детей, ни вспышек туберкулеза, чего нынче полно в нынешней России.
Конечно, западному интеллектуалу и даже русскому интеллигенту там будет неуютно. Но не нами сказано: «Запад есть Запад, Восток есть Восток…» Иные традиции, иной менталитет, иное отношение к жизни. И устраивать в Туркменистане ещё одну безнадежную иракскую освободительную войну за права человека и демократии я никому не советую. Уверен, рано или поздно и в Ираке, и в Афганистане появятся свои Туркмен-баши и тогда-то там установится спокойствие и порядок.
Не буду скрывать, мне искренне жаль очень немногочисленных прозападных туркменских интеллектуалов, их бы отправлять куда-нибудь в Америку, в эмиграцию, – пусть там, как Салман Рушди, резвятся, оплёвывая свою родину. Но таких там единицы, что бы ни утверждал нынешний глава российского ПЕН-клуба, неудавшийся футболист и поэт Александр Ткаченко.
Туркмен-баши пишет стихи. И, как утверждает мастер восточного перевода, к тому же тонкий знаток традиций Востока Михаил Синельников, неплохие стихи. Это ещё одна восточная традиция. Государственные деятели ценили и знали культуру, сами в свободное время занимались творчеством. Стихи писали и Навои, и Байрам хан. И в ХХ веке Мао Цзедун, Саддам Хусейн, наш Иосиф Сталин… Стихи переводили на русский язык те же Арсений Тарковский, Семен Липкин, Георгий Шенгели, Саддама Хусейна переводил Юрий Ряшенцев. Писатели сплошь либеральной ориентации.
Что же случилось такого, что за обращение в туркменской газете «Нейтральный Туркменистан» трех русских поэтов к Туркмен-баши с предложением перевести на русский язык его лирику либералы в десятках московских газет и журналов устроили настоящую травлю поэтов?
А если честно, прежде всего одного поэта – Евгения Рейна. Игоря Шкляревского в своей лютой брани обходят и Дмитрий Быков, и Наталья Иванова, и Александр Ткаченко, упоминая лишь через запятую. Его не упоминают ни Владимир Войнович по «Эху Москвы», ни обозреватель журнала «Большой город». То ли боятся его давней репутации драчуна и боксера, то ли… Но об этом позже. Допустим для начала, что боятся как боксёра. Ещё излупит в подъезде. Поди потом, доказывай, кто и за что… тем более, что за такую ругань, которую либералы обрушили на бедного Евгения Рейна, впору и морду бить. Тут тебе и поэтическая посредственность. «Посредственность всегда действует так, она иначе не умеет», – пишет Дмитрий Быков. Тут тебе и версия Натальи Ивановой о том, что в советское время Евгений Рейн зарабатывал деньги, свежуя кошек и продавая их шкурки на зимние шапки. И якобы за это его невзлюбила Анна Ахматова. Да, это почище фельетона Лернера о тунеядце Иосифе Бродском. Вот бы раньше опубликовать эту версию Наталье Ивановой, в советское партийное время, когда она работала в самом логове партийной литературы, в том же «Знамени», заведуя отделом прозы под крылышком всесильного советского вельможи Вадима Кожевникова. Впрочем, и в те годы она по всем параметрам устраивала классика соцреализма, печатая лишь то, что надо, и обрезая всё ненужное. Вот уж кто сдирал шкурки с живых писателей и продавал освежеванные тушки советским идеологам как единственно возможную партийную литературу. Впрочем, помню я, как при приёме Натальи Ивановой в Союз писателей СССР за неё ходатайствовали и Анатолий Иванов, и Анатолий Софронов, у кого в «Огоньке» занимал важный пост папаша нынешней либеральной фурии, и другие советские литературные вельможи. Не случайно критикесса байку именно Вадима Кожевникова вспомнила о том, кто и как целовал начальство в жопу. Ну а сама она неужто диссидентствовала внутри этого партийного логова, или тоже целовала?.. Ведь все остальные журналы литературные были всё же пооппозиционнее. От кочетовского просталинского «Октября», откровенно противостоявшего хрущевско-брежневскому разложению, до русофильских «Молодой гвардии» и «Нашего современника», от фрондирующей «Юности» до либеральствующего «Нового мира». И вдруг из самого оплота литературной партийности в годы перестройки полезли самые лютые разрушители и государственности и культуры, самые либеральные фурии, типа Натальи Ивановой.
И надо же, без всякого покаяния за былой соцреализм она быстренько переквалифицировалась в лютого либерала и учит диссидентствующего в советские годы Евгения Рейна, о чём писать, как писать и кого переводить…
А ведь Евгений Рейн никогда не скрывал, что его с советских лет тянуло на Восток. Уже 1950 год ему, совсем юнцу, впервые оказавшемуся на юге, запомнилось:
Всё прекрасно, ужасно, и что-то, пожалуй, понятно,
Нестерпимая блажь наползает к закату с Кавказа…
Солнце Кобы ещё высоко,
Над Москвой и над Рицей в зените,
Сам же горный орёл наблюдает без промаха в оба…
Всё ужасно и всё интересно. Так в жадном познании жизни Рейн добрался и до Средней Азии.
Сила, жадность и бедность – на таком самокате
Пол-Союза объехал, побывал в Самарканде.
И на зимней заре в Бухаре на базаре
Я стоял над мангалом, где золу разбросали.
Кому же, как не ему, переводить туркменских поэтов, какие бы посты они ни занимали?..
Александр Ткаченко, ещё один успешный советский литератор, пригрозил в «Литературной России» исключением из ПЕН-клуба того же Евгения Рейна за интерес к переводам стихов Туркмен-баши. И опять обошел своим вниманием Игоря Шкляревского. Почему? Письмо-то они подписывали в туркменской газете вместе. И вряд ли могучий телосложением футболист Ткаченко боится драчуна Шкляревского. Что тогда?
Ну прямо новым «делом врачей» попахивает. Чего это русские Ивановы и Ткаченко набросились на еврея Евгения Рейна, почти не задевая белоруса Игоря Шкляревского? Может, дело не в его былой драчливости, а в тайном антисемитизме Натальи Ивановой и Александра Ткаченко? Да и другие фамилии авторов площадной брани в адрес Рейна сплошь славянские: Алёхин, Быков, Битов…
Да и не верю я, что такая массовая газетная компания против Рейна разворачивается без определенной государственной пропутинской поддержки. Туркмен-баши ведёт себя со своими огромными запасами газа довольно независимо. А тут ещё какой-то еврей взялся его переводить. Пора урезонить и того, и другого. Белоруса трогать не надо. А Рейну ещё и за Бродского, за его защиту, за его учительство, пора бы врезать по первое число. Глядишь и иные его соотечественники присмиреют…
Мне скажут: «Ну что за версию насочинил?» Либералы в либеральнейших газетах, в самом популярном интернетском «Русском журнале», в логове либерализма «Эхе Москвы» разворачивают новую антисемитскую компанию по заданию властей.…
Во-первых, почти все газеты и журналы, где взялись ругать Рейна, и «Время новостей», и «Московские новости», и другие входят в пропутинский круг изданий, а уж «Русский журнал» Глеба Павловского – прямое детище путинской информационной политики.
Во-вторых, оба поэта, Евгений Рейн и Игорь Шкляревский – равновелики и равноизвестны. И почему 99 % клеветы обрушилось лишь на Рейна, всё-таки ничем иным, кроме еврейской его фамилии не объяснишь. «Рейн вышел из берегов…Посредственность… очень опасна… она становится способна на непредсказуемые поступки», – пишет в «Русском журнале» его обозреватель. А что же, Шкляревский из берегов не вышел? Что допустимо для белоруса, то недопустимо для еврея? Так, что ли? Быков пишет только о Рейне, Иванова всю колонку посвятила освежеванию Рейна, лишь в скобках упомянув Синельникова и Шкляревского. Ткаченко в «Литературной России» указал на возможное исключение из ПЕН-клуба лишь Рейна, добавив к нему одобрившего этот туркменский проект Сергея Чупринина; в «Большом городе» вообще его сделали единственным возможным переводчиком Туркмен-баши…
Не пора ли мне обратиться в Бнай Брит или антидиффамационную лигу по защите евреев, чтобы они взяли под защиту от Ивановой с её старой «огоньковско»-софроновской и вадимкожевниковской биографией, от выходца из антисемитских станиц Александра Ткаченко честного еврейского поэта Евгения Рейна?
Или никак ему не могут простить застарелую державность, ностальгию по Союзу?
Вязальщица, свяжи такое покрывало,
Что, как его ни кинь, оно бы покрывало
Старинный наш Союз от головы до пят.
Свяжи и про запас – ведь сдёрнуть норовят.
Ещё как сдёрнули – и вязальщицу, и покрывало, и их певца… Если это не откровенный антисемитизм, тогда застарелый либеральный террор, о котором я писал ещё в 1987 году в статье «Очерки литературных нравов».
Всё-таки, в нашем патриотическом литературном движении нравы подемократичнее и поинтеллигентнее. У нас ведь тоже иногда тот или иной писатель выходит из берегов. То встретятся с Березовским, то заступятся за Ходорковского или Сорокина, то начнут изничтожать весь наш Союз писателей за нерешительность, как это делала Татьяна Глушкова или ныне делает Владимир Бушин. И никто нарушителей спокойствия не грозится исключить из Союза писателей. Никто не устраивает шумных газетных кампаний. Как призналась мне когда-то Алла Латынина: я ведь знаю, вы-то меня, будь у меня желание, опубликуете, а мы-то тебя никогда публиковать не будем… Вот и вся либеральная демократия.
Да и проект-то перевода сборника стихов Туркмен-баши «Рухнаме» чисто литературно интересен. Я помню, как мы вместе с издательством «Палея» лет десять-пятнадцать назад выпустили маленьким тиражом в красочном оформлении сборник стихов Мао Цзедуна в переводах Проханова, Лимонова, Анпилова, Нефедова… Да и я руку приложил. Интересный патриотически-авангардный проект получился. Нынче большой раритет. Небось, за этот сборник нынче на аукционе «Сотби» тысячи долларов дадут… Сейчас готовится полная антология стихов о Сталине – тоже по-своему авангардный поэтический проект.
Я понимаю, что текст обращения трех уважаемых поэтов в туркменской газете появился не случайно. Сначала была какая-то устная договоренность, проведены туркменскими товарищами соответствующие переговоры. Мне непонятно лишь, почему туркмены к либералам обратились. В нашем Союзе писателей есть не менее известные и именитые переводчики и поэты, которые с удовольствием взялись бы за «Рухнаме». И не было бы никакого скандала. Никто бы не «освежевывал» поэтов, не унижал их и не подвергал площадным оскорблениям. Жаль, умер Юрий Кузнецов, великий русский поэт, большой знаток восточной поэзии. Представляю, каким шедевром стал бы его вариант «Рухнаме». Когда-то он перевел книгу стихов Атамурада Атабаева. Её и сейчас, десятки лет спустя, не стыдно перечитывать.
Если уж совсем затравят Евгения Рейна и заставят его отказаться от переводов, пусть повернутся туркменские товарищи в сторону нашего русского Союза писателей. Или топ-менеджеры из «Газпрома», насколько я понимаю, инициаторы этой идеи перевода сборника стихов «Рухнаме» Туркмен-баши, не позволят?
Непонятна многим сейчас и ситуация со «Знаменем». Главный редактор журнала Сергей Чупринин поддержал идею туркменского сборника, за что тоже немедленно был причислен к «нечистым» либеральной жандармерией. Но его заместитель Наталья Иванова возглавляет ряды беснующихся погромщиков. Как им вместе работать дальше? По правилам чести, если ты против политики чупрининского журнала, подай заявление о своей отставке. Но какая может быть честь у Натальи Ивановой? Она и против политики Вадима Кожевникова не протестовала. Кстати, печатая самые боевые романы Александра Проханова, не подавая при этом прошение об отставке. И сейчас растопырила свои фурийные крылья, вполне вероятно, что опираясь на влиятельных господ из путинского окружения и подумывая о собственном журнальном руководстве. А иначе как работать после таких бранных слов в одном журнале? Кто кого «освежует»?
Надеюсь, если отставят Сергея Чупринина за его туркменские проказы из либерального лагеря, найдем ему по-товарищески место у нас в патриотических журналах. Тем более, мы с ним земляки, из северных архангельских земель. Да и отцы наши одного казачьего роду. Порубаемся еще вместе под старость в едином казачьем державном строю.
А стихи из «Рухнаме», кто бы их ни перевел – Михаил Синельников, Игорь Шкляревский, Евгений Рейн (дай Бог ему не сломаться под ударами погромщиков), мы готовы печатать и в газете «Завтра», и в газете «День литературы». Думаю, не откажется от них и Станислав Куняев в «Нашем современнике».
И пусть либеральная литературная пыль летит из-под наших копыт. И пусть наш Рейн упрямо и неумолимо течёт на Восток.
ПИСАТЕЛИ – С НАРОДОМ!
В понедельник 31 января поздно вечером голодавших депутатов фракции «Родина» навестила делегация литераторов. Это было на одиннадцатые сутки голодовки. Поддержать требования депутатов, заступившихся за обобранных стариков, посчитали своим долгом первый секретарь Союза писателей России Геннадий Иванов, координатор премии «Национальный бестселлер» Татьяна Набатникова, писатель Сергей Шаргунов и несколько его молодых коллег, уже заметных своими книгами: прозаики Роман Сенчин и Анна Козлова, а также поэтесса Елизавета Емельянова. «Настоящий писатель, для которого дороги имена Достоевского и Горького, слышит и не может не слышать стон униженного и оскорбленного народа. Желаем вам мужества и воинственности!» – обратился к депутатам Шаргунов. Дмитрий Рогозин разделил с гостем чувство уверенности в победе справедливости и поблагодарил за поддержку. Вместе с тем писатели призвали голодающих остановить акцию, подвергнутую тотальной информационной блокаде, и перейти к более серьезным действиям. «Начинает работу широкий коалиционный Комитет, который будет координировать народный протест», – пообещал на следующий день Дмитрий Рогозин, вышедший из голодовки.
Сейчас, когда большая часть нашего народа брошена властями в удушающую нищету, когда у пенсионеров, проработавших всю свою жизнь во имя процветания Родины, отнимают даже те нищенские льготы, которые им были выделены, когда готовятся ещё более чудовищные законы о жилищной реформе, о здравоохранении и образовании, писатели не могут остаться в стороне.
Да и самими условиями нынешней нищенской писательской жизни мы оказались вместе со своим народом. Как писала когда-то Анна Ахматова:
"Я была тогда с моим народом
Там, где мой народ, к несчастью, был…"
Мы требуем от правительства немедленно отменить действие федерального закона № 122 от 22.08.2004 о «Монетизации льгот» и требуем отправить в отставку членов правительства, ответственных за его реализацию.
Мы солидарны со всеми силами и в Государственной думе, и в регионах, борющимися с этим антинародным законом.
Мы сделаем всё возможное, чтобы наше слово протеста было услышано народом.
Хватит издеваться над своим народом, господа правители! Научитесь уважать свой народ, имеющий право на достойную жизнь.
Мы обращаемся и ко всем писателям России, к творческой интеллигенции, к мыслящей части общества.
Пора вспомнить про силу художественного слова, призыва, брошенного в народ, про героев, ведущих свою страну к возрождению и процветанию, пора отложить в сторону эстетические забавы.
Пора вспомнить некрасовское: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан».
Мы, как граждане России, просто обязаны в трудную минуту поддержать и свой народ, и свою страну.
Михаил АЛЕКСЕЕВ, Василий БЕЛОВ, Юрий БОНДАРЕВ, Владимир БОНДАРЕНКО, Леонид БОРОДИН, Егор ИСАЕВ, Александр ЗИНОВЬЕВ, Тимур ЗУЛЬФИКАРОВ, Станислав КУНЯЕВ, Владимир ЛИЧУТИН, Евгений НЕФЁДОВ, Александр ПРОХАНОВ, Валентин РАСПУТИН, Сергей ШАРГУНОВ, Евгений ЮШИН
Юрий Бондарев
МГНОВЕНИЯ
СЕАНС СПИРИТИЗМА (РАССКАЗ КОМАНДИРОВОЧНОГО)
…А вот как это было. Кончиками пальцев мы касались краев перевернутого блюдца, а оно, как живое, слабенько эдак подрагивало, двигалось, и тут я ошалел умом и сказал: «Хочу встретиться с ним». Приятели моего друга, у которых мы были в гостях, стали уговаривать меня не шутить с такими вещами, но были мы немного выпивши, и я настаивал. А потом нас до изумления поразило вот что. Сразу после вызова его блюдце начало тихонько позванивать, продвигаться к углу стола и вдруг на самом его конце треснуло посередине. Мы обмерли, обалделые. А он, однако, не явился. И тогда я подумал, что этого не может произойти никогда.
Когда мы с другом возвращались на квартиру, которую я снимал у старой и доброй его тетки, была поздняя ночь, звездная, вся в инее, январская. Мороз набрал под тридцать, гулял, стрелял в садах. Мы шли по селу, до крыш заваленному сугробами, несколько прозябли, подустали, прекрасно помню, как остановились под фонарем, чтобы закурить, и здесь очень ясно послышался скрип снега позади и какой-то тягучий, глухой, похоже, с кашлем голос. Мы оба удивленно оглянулись: кто-то вроде бы догонял нас и вроде бы окликал меня по имени. Меня почти никто не знал в селе, приехал я в командировку… Я подумал: кто бы это и зачем в такую позднюю пору? Но тут мимо нас прошел высокий человек в черном пальто, я успел заметить странненькую черную шляпу, длинное с синевой, пожалуй, неприятное лицо, провалы глаз и такую черную бородку. Он прошел, обронив глухо, как в пустом колодце, тихие приказывающие слова, и в уши мне толкнуло: «Идите за мной». Я весь разом замерз, волосы на затылке у меня зашевелились, и, увидев перекошенное лицо моего друга, я еще подумал: «Чертовщина мерещится», – хотел объяснить, что вот он, вред, так сказать, лишних граммов и спиритизма, но язык онемел, не слушался… Мы оба смотрели вперед, куда пошел этот человек неизвестный, но его уже нигде не было. Улица под фонарями была пустынна из конца в конец.
Тогда в полном молчании, охваченные жутью от этого появления на улице неизвестного человека, мы подошли к дому, оглядываясь по сторонам, перевели дух, стараясь прийти в себя, и здесь, во дворе, за калиткой нас обоих оглушило. Оба мы мигом увидели на недавно выпавшем снегу чьи-то свежие следы, которые, господи пронеси, наподобие какого-то знака вели прямо к крыльцу. Кто же это? Наваждение, что ли?.. Под светом звезд следы точно бы в туманце почудились провально глубокими, человеческие и совсем уж нечеловеческие, либо уж женские, детские, чересчур ровные, будто по линеечке напечатанные.
Глянув на следы, мой друг задрожал, как былинка, чуть не плача схватил меня за руку, губы трясутся, кричат, а я еле могу его слова разобрать: «Это он, он! Зачем ты, такой-сякой, хотел с ним встречи? Что ты наделал? Погубит он нас! В доме ведь он! Нас ждет!» «Идти нам, кроме твоего дома, некуда», – отвечаю ему, а у самого тоже зуб на зуб не попадает. А мой друг упал перед крыльцом на колени, ползает по снегу, шепчет по-безумному: «Крест, крест надо! Бабка моя говорила!» – и пальцем кресты принялся рисовать на сугробах. Но тогда случилось что-то такое, что никак в моей голове не укладывается и сейчас. Он рисует кресты, а откуда-то ветер со снегом налетает, похоже метель, ветер засвистит, облако снега пронесется – и засыплет все, ничего нет на сугробах, никакого креста.
Не помню, сколько минут мы по снегу раком ползали, сколько это продолжалось, только вижу: мой друг со стоном, с хрипом кинулся к штабелю дров возле сарая, надергал поленьев, опять к дому кинулся и из этих поленьев два креста перед крыльцом выложил. И что же вы думаете?
Ветер перестал, метелица кончилась – и мы наконец, стукотя зубами, обсыпанные снегом, вошли в дом. А дом был большой, двухэтажный – знаете эти северные просторные дома? – хозяйка наша, тетка моего друга, спала внизу, мы располагались на втором этаже. Так вот, поднялись к себе, зажгли лампу, обогрелись в тепле (печь хозяйкой хорошо была к ночи протоплена), даже молока выпили, для нас на столе оставленного. И как будто легче, уютнее нам стало. После лампу погасили, легли на свои кровати, лежим и молчим, ни слова друг другу, вроде ничего с нами и не было.
И тишина в доме стояла такая, что слышал я, как мои ручные часы тикали, которые я на табуретку подле кровати положил. Потом мышь заскреблась под кроватью и разом стихла, похоже, чего-то испугалась, потом тихонько стекло зазвенело, точно кто ноготком постучал и замолк. Я лежал, не дыша, прислушиваясь, и почему-то все вспоминал, как блюдце треснуло посередине. Так, наверное, прошло полчаса, а может, час. И вдруг я ощутил невероятное… Я полоумно вскинулся на постели, сжался весь, а пот ледяной водой так и окатил спину. Что это, показалось? Я смотрел в темноту на потолок, боясь пошевелиться, и вдруг дополз до меня из тьмы дрожащий шепот моего друга: «Слышишь? Пришел он, пришел…»
И, стискивая зубы, задыхаясь, я услышал очень внятные шаги над головой, там, где за потолком был чердак, шаги глухо отдавались в деревянных покрытиях, чудилось, скрипели доски потолка. Кто там? Кто мог там быть? Потом скрипнула дверца, и кто-то медленно и твердо стал спускаться впотьмах по лестнице с чердака в комнату.
Я услышал дикий крик моего друга, упал, теряя сознание, головой на подушку и заснул, как убитый. И это спасло меня от сумасшествия, дорогие товарищи, а выпивши я был не так уж крепко…
ЕСЛИ БЫ…
Если бы каждый из команды на «земном кораблике» осознал, что впереди смертельный риф и в столкновении с ним бесследно исчезнет, рассыплется в ничто человеческая жизнь… если бы каждый хотя бы на минуту задумался о скоротечном веке Земли, люди бы не расшатывали свой корабль с борта на борт военными бурями, не пробивали бы дыры в его днище дьявольскими силами расщепленной природы, не полосовали бы ножами злобы и ненависти с одержимостью самоубийц надутые паруса, забрызгивая их собственной кровью.
Неужели люди никогда не поймут, что Земля должна быть их чистым, светлым белопарусным кораблем, путь которого, к сожалению, не бесконечен?..
СРАЖЕНИЕ ЕЩЕ НЕ ПРОИГРАНО
Уже многие понимают, что атлантическая оккупация нашей евразийской культуры превращает ее в серую студенистую космополитическую топь, бескровную и дряхлую, способную втянуть в себя и задушить всякий живой талант любой национальности, высосать все соки, питающие его… Приходит срок, и зарождается Сталинград, за которым земли для нас уже нет, когда остается лишь надежда на решительное сражение, еще не проигранное, сражение во имя жизни национальных культур.
