Текст книги "Ричард Длинные Руки – конунг"

Автор книги: Гай Юлий Орловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 13

Сэр Жерар как-то буднично сообщил, что среди лордов уже плетется замысловатая интрига в поддержку герцога Джонатана. Юные мятежники, совершившие покушение, – одно из звеньев. Джонатан Меерлинг, герцог Ворквикширский, богат и знатен, но поддерживают его не потому, что швыряет на эти цели деньги, просто и среди местных рыцарей верность в цене, это у торгового люда она вызывает насмешки.

Я ощутил приступ сильнейшей тоски. Сколько за это время прошел: от срединных королевств до Зорра, а затем через десятки королевств до Великого Хребта, даже сюда вломился с огромной армией, но до сих пор не знаю, как зовут жен моих ближайших соратников, в каких взаимоотношениях друг с другом, чего хотят и что вообще у них на уме.

Да это и понятно, мы же рыцари, у нас братство, мы все служим одной идее, мы сплочены и спаяны, враг у нас только впереди, а здесь мы – как один человек…

Так и было, но почему сейчас впервые сталкиваюсь с понятием интриги? Да, что-то и раньше где-то было, попытка Изергильды захватить трон Шаргегайла, но и там простой, как меч, заговор, а не интрига. Заговор проще и как бы честнее, а вот интрига…

– Мантию, – велел я, – доспехи!.. Да не парадные, все должны видеть, что наш поход не окончен.

Слуги молча и быстро подготовили к выходу, сэр Жерар вышел в зал, а там церемониймейстер громогласно прокричал, что все внимание на двери, сейчас появится он самый, да, великий и ужасный…

Я сразу пошел быстро, деловой походкой, почти никому не кивал, это задерживает, мужчины застыли со склоненными головами, а женщины в реверансе.

У самого выхода увидел леди Розамунду, красивая и блистающая, она встретила меня ослепительной улыбкой, присела чуть-чуть и тут же поднялась, не дожидаясь разрешения, глаза сияют, на золотых волосах изящная корона графини поблескивает множеством жемчужинок.

– Ваша светлость, – сказала она дружески.

– Леди Розамунда, – ответил я почти ликующе, сделал было шаг мимо в направлении выхода из дворца, но хлопнул себя по лбу и остановился. – Кстати, леди Розамунда, до вас дошли слухи о будущем турнире?

Она засмеялась, показывая ровные белые зубы и влажный красный рот.

– Какие слухи? Уже поле готово, рыцари разбили шатры! Это восхитительно! Жду не дождусь начала. Я всегда обожала турниры. Это так мужественно!

– У вас будет еще один повод порадоваться, – сказал я таинственно.

Она спросила с живостью:

– Да, ваша светлость?

– Будут некоторые нововведения, – сказал я заговорщицки.

Ее щечки вспыхнули алым, как краешек неба утром на востоке.

– Правда?.. Ой, я так люблю сюрпризы!

Я сказал со вздохом:

– А я нет. Но, увы, глас народа пересилил мою волю. Турнир будет продолжаться три дня, а в конце победитель выберет королеву турнира. Уверен, ваша блистательная красота получит лишнее… тьфу, новое подтверждение.

Она спросила настороженно:

– Королеву турнира? Что это?

– Самую красивую леди назовет победитель, – объяснил я любезно. – Она и будет сидеть со мной по правую руку… до следующего турнира. Уверен, что кем бы победитель ни оказался, ваша красота и обаяние снова будут восхищать всех с кресла королевы.

Я поклонился, чтобы не видеть, как быстро меняется ее лицо, повернулся и пошел быстрой деловой походкой, столько дел, столько дел…

За городом исполинское поле цветов, на ровной площади в хаотичном беспорядке бугрятся роскошные клумбы – шатры наиболее именитых и богатых лордов.

Разодетые оруженосцы спесиво посматривают на менее пышно одетых, каждый горд, что служит богатому и могущественному господину.

Сэр Жерар сопровождал меня на довольно рослом и быстром коне, сзади лязгает железом отряд, удостоенный чести ехать в качестве свиты.

– Все еще мучит совесть? – спросил сэр Жерар.

– Мучит, – признался я. – Вот так всегда в жизни. Воюют одни, плодами завоеванного пользуются другие. Нет на свете справедливости.

Он ответил спокойно:

– Ну и что? Будет.

– Будем считать это предварительным турниром, – пробормотал я. – Ну, все будет, как в настоящем, только все результаты будем считать…

– Сомнительными?

– Нет, это обидит участвовавших. Да и я кем буду выглядеть? Просто неполными.

– Тогда и королева турнира…

– Королева будет, – отрезал я.

– Настоящая?

– Тоже как бы пробная. На ней поймем лучше, что она может, что нет, чего ожидать и чего требовать.

– Ох, сэр Ричард… Даже не пойму, что мы делаем.

Я сказал недовольно:

– Перестаньте ныть. Если вам плохо, то и другим с вами плохо.

Еще издали мы услышали частый стук копыт, что перерастает в грохот. Сердце взволнованно дрогнуло и пошло постукивать в нарастающем ритме. Я уже сам, как дурак, мысленно скачу на горячем коне и направляю острие копья то в щит, то в шлем противника, чтоб даже зрители не сообразили, куда в последний миг садану со всей молодецкой дури…

– Зеленые, – сказал сэр Жерар за спиной.

– Что? – переспросил я.

– Первые пробные стычки, – пояснил он. – Испытывают себя молодые рыцари. Для них это первый выход на турнирное поле. Пока смотреть не на что.

Один из рыцарей за нашими спинами хохотнул:

– А посмеяться?

Народ уже занял почти все три ряда сидений, только верхний наполовину пуст, на нем два кресла с высокими спинками, ступеньки устелены красным бархатом. Сэр Жерар жестом указал мне, что это для меня, а то я совсем дурак, не догадаюсь.

Леди Розамунда, как ждала нашего прихода, появилась точь-в-точь, пришла в сопровождении подруг, они же и свита, и, обворожительно улыбаясь мне и всему миру, опустилась в соседнее кресло.

Я учтиво поклонился.

– Леди Розамунда…

– Сэр Ричард, – ответила она.

«Ваша светлость» она опустила, для меня это мелочь, но чутким придворным говорит о многом, в частности то, что по имени ко мне обращаются только допущенные, так сказать, а допущенные обладают властью.

Мы синхронно опустились в кресла, именно опустились, а не сели, потому что когда человек садится, он может суетиться, щупать сиденье, устраиваться, двигая задом, что недопустимо для благородного человека, а благородный не делает ни одного лишнего движения, скуп в жестах, потому каждый из них на вес… в общем, чего-то да стоит.

И так же милостиво и лучезарно улыбнулись народу, тоже синхронно. Эта Розамунда в самом деле умеет себя держать. Будет ли такой новая королева турнира… Впрочем, неважно, у нее статус будет изначально занижен, а значит – и требования. И когда знают, что королева лишь до следующего турнира, то привлекать ее к участию в долгосрочных интригах не станут.

На поле герольд вопросительно взглянул в мою сторону. Я благосклонно отмахнулся, мол, я не буду давать старт каждому поединку, сам, все сам, я только зритель, и он обрадованно взмахнул клетчатым флагом.

Закованные в сталь всадники понеслись навстречу один другому, грохот, звон железа, копья в щепки. Один из поединщиков откинулся на круп и, как ни пытался удержаться, но сполз на бок и ударился о землю, где его трижды перекувыркнуло.

Расторопные оруженосцы мигом выскочили на арену. Рыцарь попытался встать, но его унесли, чтобы не задерживать другую пару и не давать остыть накалу соревнований.

Двое слуг, работая быстро-быстро широкими метлами, замели небольшое пятно крови, а герольд провозгласил:

– Третья чистая победа присуждается барону Лонгширскому!

Зрители орали, свистели, подпрыгивали, в воздухе реют дамские платки и шарфики.

– Барон Лонгширский, – пробормотал я, – хороший удар… Кто он? В боях не встречал…

Леди Розамунда весело прощебетала:

– Сэр Лиенер, барон Лонгширский, как настоящий рыцарь, избрал самую красивую дамой сердца, а умную – женой. Потому, как вы понимаете…

– На войну его не отпускает, – пробормотал я. – Понятно.

– Поделитесь, – попросила она. – Что вам понятно?

– В Сен-Мари уже позднее рыцарство, – объяснил я без веселья в голосе. – Люди считаются с реалиями. С романтикой еще не расстаются, но имущество бедным уже не раздают.

Она неуверенно усмехнулась, не зная, похвалил или обругал, да я и сам не знаю, что мне нравится и одновременно не нравится во взрослении всего рыцарского сословия.

– В состязание вступает граф Олдвудский!

Зрители бурно аплодировали, особенно девушки, их мордочки разрумянились, глазки блестят, граф в самом деле хорош, несмотря на свою мрачную фамилию, ладно сложен, с приятным лицом и постоянной доброжелательной улыбкой. Люди слабые и неуверенные в себе стараются выглядеть угрюмыми и грозными, а вот граф просто излучает дружелюбие и веселье.

Конь его украшен пышным султаном из крашеных перьев, попона красно-оранжевая, он красиво проскакал вдоль рядов зрителей, гордясь таким замечательным всадником.

Слева от леди Розамунды целый цветник девушек, скромниц поодиночке, очень смелых и уверенных вот так в куче, хихикающих, сплетничающих, размахивающих платочками, а самая дальняя от нас, скромно одетая молодая девушка, очаровательная лишь в силу своей юности, сидит тихая, как серая мышка, щечки рдеют от волнения, блестящие глазки то и дело прячет под длинными густыми ресницами, очаровательный вздернутый носик, пухлые губки…

Граф Олдвудский остановился перед нами, поприветствовал почтительно:

– Ваша светлость…

– Сэр Айсторн, – ответил я благосклонно.

Он галантно поклонился, распределив поклон точно посредине между мной и Розамундой, истолковать можно по-разному, конь сделал несколько осторожных шагов дальше, цветник девушек встретил его ликующим щебетом, глазки блестят, как у веселых домашних зверьков, мордочки хитрые и умильные.

Он миновал почти всех, его провожали сожалеющими взглядами, наконец он придержал коня.

– Леди Хорнегильда, – произнес он, – могу я просить вас о великой чести… повязать вашу ленту на мое копье?

Все зрители с обеих сторон трибун смотрели на серую мышку, у которой такой звучное и громкое имя. Она смешалась на мгновение, брови взлетели, ресницы затрепетали, в глазах промелькнуло беспомощное выражение, но тут же бодро вскинула подбородок, на щеках появились милые ямочки.

Сэр Айсторн галантно ждал, как и замершие зрители. Наконец она грациозно поднялась, в руках лента нежно-голубого цвета, граф медленно опустил копье. Тяжелое и грозное, словно из другого мира, оно аккуратно легло острым наконечником на покрытый яркой праздничной тканью край перил и застыло в ожидании.

Леди Хорнегильда, смущаясь и краснея под взглядами многочисленных зрителей, неуклюже повязывала ленту. Тонкие нежные пальчики вздрагивают и путаются, мешая один другому, украдкой бросила взгляд на веселое лицо сэра Айсторна, беспомощный румянец растекся шире и стал ярче.

Мне показалось, что завязывает узел нарочито медленно, пальцы трепещут, как крылья бабочки, концы ленты выскальзывают, за это время дважды поднимала взгляд на молодого рыцаря, щечки уже не алеют, а горят, как маков цвет, а он смотрит откровенно по-мужски, что ввергает ее в краску сильнее.

Наконец закончила трудную работу, едва заметно наклонила голову, он ответил поклоном более глубоким, а улыбка растеклась по лицу шире, чем половодье.

Зрители тоже довольно улыбаются, только некоторые юные леди несколько принужденно, великолепный рыцарь мог бы избрать более заметную красавицу.

Леди Хорнегильда вернулась на свое место и села с пунцовым лицом, особенно заметная на фоне бледных утонченных красавиц, на чью нежную кожу никогда не падали лучи грубого солнца.

Сэр Айсторн наконец тронул коня и двинулся вдоль рядов дальше, но некоторое время косил глаза, не отрывая взгляда от неистового румянца на щеках леди Хорнегильды, а она смотрела на него испуганно-беспомощно и в то же время не могла ни опустить взор, ни отвести в сторону.

Герольд провозгласил громко и торжественно:

– Лорд Свандем, граф Йоркера и Угансастла!

На северный край выехал всадник на крупном массивном коне, оба укрыты чешуйчатым панцирем, хотя коня можно бы и не защищать, просто лорд Свандем, как и сэр Растер, предпочитает чувствовать себя ближе к боевой обстановке.

Он опустил забрало, ему подали копье. Зрители замерли, всадники смотрят друг на друга в прорези шлемов, кони вскидывают головы, помощник герольда взмахнул флагом на длинном древке и поспешно отскочил за барьер.

Оба поединщика разом опустили копья. Зрители выдохнули разом, когда сверкающие доспехами рыцари понеслись навстречу друг другу. На трибунах все превратилось в однородную застывшую массу, на их фоне двигаются, набирая скорость, только эти двое, учащающийся стук копыт, всадник сливается с конем в одно целое…

На середине сшиблись, треск, звон, взлетели белые щепки. Лорд Айсторн остался с обломком копья, но лорд Свандем выронил свое, его откинуло на конский круп с такой силой, что не помогла и высокая лука особого турнирного седла.

Зрители шумели, кто радостно, кто сочувствующе. Лорд Свандем старался удержаться в седле, до безопасной зоны совсем близко, там можно и упасть, поражение не будет засчитано, однако нога выскочила из стремени, и он рухнул на землю всего в шаге от загона.

Герольд провозгласил торжественно:

– Чистая победа засчитана лорду Айсторну!

На столбе с широкими перекладинами двое юных и очень серьезных пажей, гордых доверенным им делом, уже протянули руки к щитам и только ждали официального решения. После вопля герольда торопливо сняли щит лорда Свандема, а щит графа Олдвудского переместили выше.

Лорда Свандема утащили под руки в его шатер, а сэр Айсторн горделиво прогарцевал чуть и снова встал на своем краю ристалища.

Ко мне из-за спины наклонился сэр Растер, на меня пахнуло вином. Гулким голосом пророкотал:

– Хорошо дерется, верно?

– Для новичка, – согласился я.

– Думаете, уступит ветеранам?

– Сэру Растеру точно уступит, – ответил я любезно.

Он довольно хмыкнул, спросил, принижая голос:

– Как, сердечко не прыгает? Не жаждет вскочить на коня и ухватить копье?

– Оно у меня еще дурное, – согласился я, – но уже не настолько.

Следующую схватку сэр Айсторн провел еще эффектнее: противник вылетел из седла, словно камень из пращи, рухнул на землю и перевернулся дважды, а сэр Айсторн красиво доскакал до конца барьера, там эффектно отшвырнул копье, подберут слуги, и гордо поднял забрало.

Воодушевленный, с пылающим лицом и глазами, белозубый, молодой и сильный, он вызвал новую бурю восторгов.

– Выбил самого графа Виндзорского, – пробормотал за спиной Растер. – А он был хорош…

– В прошлые годы, – возразил барон Альбрехт. – Пора бы уже и поостыть. Молодость свое возьмет.

Графа Виндзорского подняли в сидячее положение, он воспротивился, когда хотели поднять на руки, сам встал, пошатываясь, тряхнул головой и пошел, прихрамывая, в сторону своего шатра.

– Этот больше не выйдет, – сказал Растер.

– Почему? – спросил Альбрехт. – На коня взобраться помогут. А копье удержит в любом случае. У него такое уже бывало.

– Но никогда его не выбивал из седла новичок, – угрюмо пояснил Растер. – Похоже, наземь упал не только он.

– А что еще?

– Его дух.

– Упасть одно, – пробормотал Альбрехт, – сломаться – другое.

На поле под звуки труб сшиблась новая пара, эти всего лишь сломали копья и разъехались за новыми. Растер азартно сопел, охал, вздыхал, наконец наклонился к моему уху:

– Ваша светлость… все еще не жаждете вступить в поединок?

Я покосился на прислушивающихся рыцарей, сразу прервали разговоры и насторожили уши, сказал громко:

– Ах, сэр Растер!.. А если, не дай бог, выиграю?.. Вы понимаете, что меня ждет?

Он спросил настороженно:

– Что, кроме чести и славы?

– Сэр Растер, я должен буду выбрать и королеву турнира!

Он замедленно кивнул, еще не врубившись.

– Ну…

– И тогда, – закончил я, – будет сидеть рядом, уверенная, что считаю ее лучшей из лучших, достойнейшей и замечательнейшей, и что бы я потом ни делал для нее, ей будет мало. Леди ведь, знаете ли, сколько может съесть! Как сэр Редьярд и предупреждал: деньги, славу и честь… Но если выберете вы…

Он прервал недовольно:

– Простите, ваша светлость, я так далеко не заглядывал. Это как-то не по-рыцарски.

– Зря, – сказал я наставительно.

Он в ужасе помотал головой.

– Нет, я не хотел бы очутиться в майордомах! Это ж сколько думать головой надо, просто ужас для благородного человека.

Он поспешно отступил к соратникам. Я отвернулся к турнирному полю, а за спиной звучно звякает железо, это сэра Растера хлопают по спине и плечам, хвалят за верность рыцарским идеалам.

Глава 14

На поле грохот копыт, рыцари гарцуют, горяча коней перед схваткой, сквозь шум прорезаются звонкие голоса глашатаев, провозглашающих, что такой-то лорд будет биться тупым оружием, такой-то предпочитает боевое, внезапно наступающая тишина, когда юный помощник герольда, поглядывая то на одного рыцаря, то на другого, проверяет их готовность к бою, затем взмахивает клетчатым флагом и поспешно отпрыгивает с линии атаки.

Частый стук копыт, удар железа о железо, и тут же трибуны по обе стороны взрываются криком, кто ликующим, а кто горестным.

Мои лорды уже в турнирных доспехах, исчезают по одному, спускаясь на поле, а оставшиеся ревниво следят за поединками. Арчибальд, для которого эта жестокая потеха в новинку, в Сен-Мари на турнирах всегда бьются только тупым оружием, смотрел жадными глазами, охал, вздыхал, наконец вскрикнул пораженно:

– Что за черт на том коне? Восемь боев и ни одного поражения!

Растер прогудел недовольно:

– Я его вызову.

– Я первый, – возразил Арчибальд.

– Почему?

– Я первый заметил!

– Тебя собьет, – сказал Растер. – А меня… вряд ли. Слишком молод. Силы удара ему не занимать, граф вылетел из седла, словно бревном ударили, но у меня еще и опыт…

– Опыт важнее в бою, – возразил Арчибальд, – когда и копьем, и мечом, и булавой, и вообще… А здесь только прямое столкновение. Много не нахитришь.

– Все-таки попробую, – сказал Растер. – Если окажусь на земле, пробуйте сами. Но скажу честно, у вас шансов еще меньше.

Герольд прокричал с подъемом:

– Его светлость герцог Ульрих Ундерландский будет биться с графом Олдвудским до чистой победы!

Растер умолк и начал заинтересованно следить за нашим гостем. Герцог немолод, в настоящих боях не участвовал, однако по скупым жестам, как двигается, управляет конем, держит копье, можно понять, что за турнирами не только наблюдал с трибуны.

– Если собьет этого молодца, – сказал он ревниво, – я сам вызову его на поединок!

– Бросьте, дорогой друг, – сказал я с укором. – Нам поддерживать порядок в городе и королевстве, что нам эти игры?

– Турнир, – возразил он с достоинством, – это не игра. Вы сами говорили насчет воспитания мужества и нравственных устоев!

– Ну, – промямлил я, – это для тех, кто еще невоспитан и нравственно неустойчив. А нам, таким орлам, надо ли?

– А для души? – спросил он.

Я пробормотал:

– Ну да, что есть душа без драки? Хотя я всегда молился, чтобы Господь избавил меня от физических мук, а с душевными я обещал справиться сам! Все верно, сэр Растер, человек состоит из тела, души и женского шарфика на конце копья.

Всадники разъехались, одновременно опустили забрала. Копья направлены остриями в небо, кони всхрапывают и скребут землю копытами, словно куры, ветерок игриво треплет цветные султанчики на конских лбах.

Барон Альбрехт за моей спиной сказал Растеру:

– Бьюсь о заклад, победит юный граф!

Растер прогудел:

– Принимаю. Ставлю на герцога.

Леди Розамунда все чаще поглядывала на меня искоса, я чувствовал, о чем пытается заговорить, но с преувеличенным вниманием наблюдал за противниками.

Герольд дал отмашку, рыцари синхронно пустили коней навстречу друг другу и опустили копья. Острый металл блестит зловеще, я невольно вспомнил трагическую и нелепую гибель Клавдия, тогда тоже дрались, надев наконечники, хотя, правда, умер от неудачного падения, сломав шею.

Грохот копыт нарастает, копья на кратчайший миг скрестились, затем страшный удар железа о железо, будто сотня молотобойцев разом ударили по наковальням. Треск, в воздух взвились обломки обоих копий. Всадники пронеслись мимо и дальше, там в конце слуги и оруженосцы перехватили поводья, я видел, как что-то возбужденно спрашивают, но оба лишь покачали головами и протянули требовательно руки за новыми копьями.

Вторая сшибка была еще более сокрушительной, словно ударились грудь в грудь, и снова копья вдрызг, а взмыленные кони промчались на край поля.

– Хороши, – прорычал Растер, он хрюкал, сопел, взревывал у меня за ухом, как допотопное чудовище, – вот это бойцы!

– Герцог пошатывается, – сказал барон довольно.

– Он старый конь, – возразил Растер. – Выстоит!

– Если юный граф позволит, – сказал барон ехидно.

Всадникам подали копья в третий раз, они повернули коней и, дождавшись взмаха флагом, ринулись навстречу друг другу. На трибунах затаили дыхание, кони разбрасывали пену, но неслись, как брошенные из катапульты камни.

На середине ристалища встреча, удар, грохот, лязг, снова белые щепки переломанных копий, но герцог пронесся дальше, хотя его раскачивало во все стороны, а граф Олдвудский откинулся на конский круп, его пронесло почти до конца, но он свалился на землю и остался недвижим.

На поле выскочили оруженосцы и торопливо унесли своего господина, чтобы не задерживать других турнирных бойцов.

Растер довольно ревел, барон Альбрехт морщился и с великим неудовольствием вытащил мешочек с деньгами.

– Это была случайность, – заявил он с достоинством. – Он еще выйдет на поле.

– Ни за что, – отрезал Растер. – Герцог нанес ему такой удар… О, это надо было видеть!

– Я видел, – напомнил барон.

– Плохо смотрели, – сказал Растер победно. – Он поднимется только после турнира.

– Пари? – предложил барон.

– Принимаю, – ответил Растер незамедлительно.

О сумме, поставленной на кон, не упомянули снова, я понял, что у них она уже давно выкристаллизовалась и закрепилась в долгих спорах.

Еще два поединка, наконец Растер решительно поднялся.

– Мне пора.

Барон сказал лениво:

– А не лучше ли смотреть отсюда?

Растер прорычал гневно:

– Вот так и вырождается рыцарство!.. Смотрите на меня, барон, и учитесь. И, хотя вам это очень даже не восхочется, рекомендую ставить на меня!

– Не дождетесь, – буркнул задетый за живое барон.

Мне кажется, из всех рыцарей Армландии, не говоря уже о сенмаринцах, сэр Растер собирается быстрее всего, будь это пир или сражение.

Я не успел перекинуться парой слов с леди Розамундой, она продолжает улыбаться просто ослепительно, но в какие-то моменты я вижу оскал, хотя глаза тоже смеются, как внизу загрохотали копыта, на поле выехал на исполинском коне сэр Растер, тоже огромный, широкий, похожий на выкованную целиком из стали фигуру воинственного гиганта.

Кроме копья в руке у седла боевой топор, массивный, с длинной ручкой и зазубренным острием.

Конь, укрытый красной мантией с головы до ног, смотрел на меня в прорези для глаз с таким же воодушевлением, как и сам Растер, такой же отважный, готовый к битвам и такой же умный.

– Сэр Ричард, – сказал Растер.

Я сказал с неловкостью:

– Сэр Растер… желаю успеха!

Он повернул коня и занял позицию на своем краю поля. На поперечной балке пажи, пихаясь от усердия, размещали его щит среди рыцарей первой лиги, чья репутация позволяет вступать в поединки, минуя предварительные сшибки и пробы сил.

За сэром Растером следили с особым интересом, многие заметили, что этот рыцарь не просто близок к майордому, но и позволяет себе некоторые вольности или нарушения придворного этикета, что почему-то ему всегда сходит с рук. Но сейчас он на равных, и насколько в самом деле хорош, сейчас станет видно.

Барон Альбрехт следил за ним с благожелательной усмешкой, сам он поклялся в этом турнире не участвовать. А вот после похода на Гандерсгейм да, тогда можно, никакого урона рыцарской чести и достоинству. А этот стоило бы оставить для молодежи.

С поля то и дело доносился металлический лязг, грохот, конское ржание, а то и удары о землю тяжелых тел. Растер выбил из седла троих, лишь на четвертом обменялись сломанными копьями, и это засчитали ему в победу, так как у противника выскользнула нога из стремени.

Я поглядывал на Альбрехта, его улыбка стала натянутой, я поинтересовался:

– Ну что, руки чешутся?

– Не настолько, – ответил он сварливо и добавил ехидно: – Ваша светлость!

– Но Растер хорош, не так ли?

– Его остановят, – пообещал он. – Вы слышали имя виконта Селингера?

Я пожал плечами.

– Я слышал много имен. Что в нем особенного?

– Он прибыл три дня тому из Армландии, – сообщил он. – Совсем молодой, еще безусый. В его возрасте только оруженосцами становятся, а он уже рыцарь! Своего коня поднимает на плечи и бегает с ним по двору!

– Впечатляет, – пробормотал я. – Но это еще не значит, что он хорош и в воинском деле.

Барон сказал с довольной усмешкой:

– Не думаете ли вы, что ему рыцарское звание пожаловали именно за то, что поднимает коня?

Слуги принесли прохладительные напитки, внизу на поле то и дело засыпают песком кровавые пятна, никто не убит, но уже трое получили легкие ранения. Барон Альбрехт начал сопеть, вздыхать, наконец сказал с досадой:

– Так не должно!..

– Что? – переспросил я.

– Этот старый конь, – сказал он раздраженно, – которому пора на живодерню, собрал аплодисменты, предназначенные для десяти рыцарей!

– Ну-у… – ответил я с тайным злорадством, – вообще-то наш дорогой друг зело хорош…

– Я этого не вытерплю, – сказал он наконец. – Кто же должен его остановить? Почему виконт Селингер набирает очки в поединках с другими рыцарями? Придется мне вызвать этого упрямого осла!

– То коня, – сказал я, – то осла, вы уж определитесь… Но пока нацепите доспехи, его и так остановят… думаю. Поединщиков все меньше, а в группу лидеров вышли как раз ваш Селингер, граф Олдвудский, Растер и герцог Ундерландский. Думаю, нашего друга вот-вот завалят. Герцог Ульрих его почти выбил с седла, помните? А это из четверки не самый могучий, как мне кажется, боец.

Альбрех пробормотал:

– Да, но там либо везенье, либо Растер нарочито сделал вид, что вот-вот упадет.

– Зачем?

– А чтоб другие молодые да горячие ринулись добивать. Ему лучше победить пятерых слабых, чем одного сильного.

– Разве слава победителя сильного ничего не стоит?

– Пятеро коней с оружием и доспехами проигравших стоят дороже, – сказал он хмуро. – Особенно для таких…

Я сказал с недоверием:

– Разве для сэра Растера это и теперь важно?.. Он уже не бедный турнирный боец…

– Волк не меняет шкуру, – сказал он сердито. – Это у него уже привычка. У побежденных надо забрать коней и доспехи, иначе он не может. Потом, правда, им же проиграет в кости… Но это уже совсем другая история.

Лорд Айсторн наконец выехал для схватки, леди Хорнегильда сделала настолько невозмутимое лицо, что уже этим выдала себя, потому что подруги справа и слева строили ему глазки, выкрикивали что-то веселое, махали платочками. У нее же только глазки блестят, как у молодого любопытного зверька, выглядывающего из темной норки.

В последних схватках сошлись Растер и Айсторн, а также герцог Ульрих и виконт Селингер. Увы, в обоих случаях победила молодость, победителями вышли граф Олдвудский и виконт Селингер.

Перед последним поединком состоялось чествование героев, что уже покинули арену, и самый ценный приз получил сэр Растер, как рыцарь, принявший участие в наибольшем количестве поединков. Он тридцать четыре раза поднимался в седло, двадцать две чистых победы, семь ничьих и пять поражений: три по очкам, а два раза его выбивали из седла.

Трибуны дружно охали, но с облегчением вздыхали, когда без посторонней помощи поднимался на ноги еще до того, как выбегут на поле испуганные оруженосцы. Пять раз снова подняться на боевого коня и взять в руки копье, такого еще никто не помнит. Обычно даже после первого падения рыцарь довольно долго отходит, а лекарь осматривает его на предмет сломанных рук-ног или ребер.

– Не умеет молодежь, – ворчал он довольно. – Надо думать не только, как ударить!.. Кто бы меня ни сбил, я знаю, снова сяду в седло и сам повергну! Не во второй, так в третий или четвертый раз. Или на другом турнире… Помню, только Гаральд Черный да еще Ульрис Кривозуб ушли от моей руки…