Текст книги "Ричард Длинные Руки – конунг"

Автор книги: Гай Юлий Орловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Часть 2

Глава 1

Зайчик радостно ржанул, когда я появился в дверях конюшни, Бобик ворвался следом и принялся торопливо уверять тупое копытное, что это он уговорил меня на дальнюю прогулку.

Я похлопал арбогастра по шее.

– Едем. К тому же – быстро!..

Он в нетерпении переступил с ноги на ногу, мчаться быстро любит не меньше меня, Бобик завизжал и, брякнувшись на спину, повозился так, размахивая лапами в воздухе.

Лук Арианта за плечами, в мешке малый арбалет и доспехи, стараюсь не таскать на себе все это железо без особой надобности, выгляжу и без него внушительно, кожаный пояс с кармашками и кинжалом, широкая перевязь, на которой красиво украшенные золотыми накладками ножны, оттуда торчит рукоять меча из метеоритного железа, самый лучший, что отыскал в королевской оружейной, хотя и не то, что у меня было. Было, да сплыло.

Я вскочил в седло.

– Зайчик, сумеешь обогнать этого толстозадого?

Дорога от Геннегау в сторону Тоннеля идет ровная, как я и велел, хотя иногда понижается, бывает заметен подъем, но это ерунда, зато абсолютно нет крутых поворотов, какие обычны на любой дороге, что огибают не только препятствия, но и вообще неизвестно что.

Миль за сорок до Тоннеля начали попадаться рабочие, укладывающие под надзором монахов шпалы. Я велел Зайчику сбросить скорость и всматривался в дорогу, а как только там характерно блеснуло металлом, Зайчик сам перешел на простой галоп.

В глаза бросилась платформа на крайних рельсах, дальше только шпалы. Рабочие забрасывают на нее лопаты, кирки, молоты и штопки. Пара молодых и озорных запрыгнули тоже и делают вид, что будут держать все хозяйство, чтоб не рассыпалось, когда остальные упрутся и погонят ее в Тоннель.

Отец Тибериус заспешил навстречу, осенил крестным знамением, я тоже перекрестился, мы же на виду простого народа, надо являть, а отец Богидерий заговорил возбужденно:

– Это просто чудо!.. Наши лоботрясы, которых и в хорошую погоду не заставишь работать, даже в дождь сами по своей воле затеяли гонки на этой телеге!

– Нравится?

– Не то слово! Не могут поверить, что такая огромная и такая тяжелая двигается по их воле.

– Что насчет конной тяги?

Он повернулся и ткнул пальцем в пространство.

– Там два села, я послал людей за лошадьми. Все-таки телегу должна возить лошадь, а не люди…

– …которым сегодня интересно, – добавил я, – а завтра привыкнут и пойдут заниматься другим делом.

Он хмыкнул.

– Если бы делом.

– Вот-вот, в некоторых делах лучше полагаться на лошадей. Сколько здесь уложено?

Он ответил без запинки:

– Пятнадцать миль!.. Да еще миль двадцать в самом Тоннеле, так что любому купцу уже сейчас видно, насколько выгоднее перевозить товары на такой платформе. Она ж сама мчится, стоит ее разогнать!.. Потом бегут следом, никак остановить не могут!

– Тормоза надо приделать, – посоветовал я. – Ладно, научу. А сейчас трудитесь, аки пчелки, а я загляну в склад.

– Господь в помощь, ваша светлость!

В Тоннеле народу стало еще больше, двигаются в обе стороны, как груженые муравьи, это и пропитание, и заработок, при нашем появлении поспешно прижимались к стенам, мы пронеслись до склада, где Бобик «открыл» для нас двери.

Я въехал в склад, как Калигула в сенат, свет появился слабый, долго разгорался, словно электрическая лучина, не очень-то уверенный, что я тот, кому стоит освещать дорогу, наконец вспыхнул весь свод, и в зале стало светло и солнечно.

Платформы все так же на месте, только одна отсутствует, монахи на ней сейчас перевозят даже шпалы, удивляя своей богатырской силой наблюдающих рабочих. Две крытые платформы, то есть вагоны, тоже на месте, только там, откуда мы выбрали все рельсы… поблескивает металл.

– Ждите здесь, – велел я и соскочил с Зайчика на рифленый пол. – Я недолго!

Не веря своим глазам, я ринулся на тот блеск, почти не разбирая дорогу. В прошлый раз, когда мы забрали последние, здесь оставалась ровная такая площадка. Пустая. А сейчас там четыре рельсины, одна даже, как почудилось, теплая.

Я крутился во все стороны, так и кажется, со всех сторон следят глаза тех, кто за это время выплавил металл и придал ему форму рельс, но какой резон прятаться…

Бобик примчался, игнорируя запрет, лизнул меня, едва не свалив с ног, унесся. Был бы здесь кто, отыскал бы точно. Наверное, автоматы пополняют запас. Маломощная ремонтная мастерская, мы опустошили весь склад, а за это время заменили всего четыре штуки.

Впрочем, это и понятно, вряд ли рельсы приходилось менять часто. И то здесь работают с запасом. Так что надо учиться выплавлять самим в любом случае. Но сюда еще загляну… так это, через месяц. Как раз наберется на платформу.

В емкостях с мелочью блестят костыли и накладки, хотя в прошлый раз я выгреб все начисто. Пусть пока на самом дне, но все же запасы автоматика тупо пополняет. Неизвестно, откуда берет и надолго ли ее мощности хватит, а вдруг уже сегодня к вечеру развалится от усталости металла, но мне надо хапать, пока хапается…

Зайчик радостно ржанул, в самом деле я недолго, Бобик тут же ринулся к двери. Это вечное желание собак выскользнуть в дверь раньше хозяина работает на меня, автоматика пока признает только его.

Осторожный бег по Тоннелю, стараясь никого не задавить, наконец яркий свет впереди, мы выскочили со скоростью стрел из лука, я сразу направил Зайчика к отцу Тибериусу.

Он сам поспешил мне навстречу, в глазах ожидание хороших новостей, вот уж хотя бы монахи на меня не жалуются, я дал им намного больше, чем ожидали и просили…

– Отец Тибериус, – сказал я, – там все в порядке, но автоматика маломощная…

– Что такое автоматика?

Я подумал, поинтересовался:

– У вас флюгер есть?..

Он кивнул.

– На каждом сарае. Братья развлекаются… Петушков наделали, коников… А делать фигурки святых я запретил.

– Так вот, – сказал я, – все эти петушки и коники выполняют полезную работу: указывают направление ветра. Сами. Ну, как бы сами. Один раз их поставили, а потом уже сами.

Он послушал, медленно кивнул, но по глазам видно, что в мозгу идет напряженная работа.

– Древние точно так же запустили нечто… и оно делает рельсы?

Я кивнул.

– Абсолютно точно.

Он вскрикнул:

– Но это же… невероятно сложно!

– Для детей сложно и то, – пояснил я, – как вы делаете флюгеры. И почему все сами поворачиваются в одну сторону. Непонятно. Так что все относительно, отец Тибериус. Просто там внутри такой же флюгер… образно говоря.

Он перекрестился, вздохнул. На лице попеременно то ужас, то радостное благоговение.

– Господи, какая же дальняя дорога у нас! Как хорошо, спасибо тебе, Господи!.. Ты – Творец, и нам, твоим созданиям, велел творить и улучшать этот мир!

– Я вернусь не скоро, – напомнил я. – Кроме рельсов, все остальное можете делать сами. Шпалы укладывайте как можно тщательнее, телеги будут ходить с большим грузом, а если дорога просядет, то катастрофа, понимаете?

Он подумал, сказал со вздохом:

– Да, когда тележка разгоняется, то…

– Вы еще не видели настоящего разгона, – заверил я. – Наш паровоз вперед лети! В Небесном Царстве остановка… гм, нехорошее слово, лучше передышка.

Он перекрестил меня вдогонку, я шепнул Зайчику:

– Сперва галоп, потом карьер… затем наша скорость! А куда, ты уже понял.

…Небо выгнулось ярко-голубым куполом, солнце нежно смотрит сквозь горячую дымку сухого полдня. От проскакивающих мимо старинных жертвенников из грубого камня веет не только стариной, но и ощутимым жаром.

Под копытами шелестит бесцветное каменистое плато. Можно бы взять резко влево, тогда под конским брюхом разлетятся освежающие крылья серебряных брызг, но так попадем в Тараскон, а мне сперва нужно быстро завершить еще одно дело, я же майордом, о государстве должон думать глобально…

Бобику, похоже, стало скучно мчаться по прямой, начал шнырять по сторонам, что-то успел задавить, кого-то напугать, прибегает всегда с довольной рожей…

…я поспешно натянул повод, Зайчик протестующе вздернул голову. Еще немного, и мы бы догнали и врезались сзади в большую толпу полуголых людей, смуглых, худощавых и мускулистых, все с большими мешками за спиной, а те, что идут по краям, еще и с луками в руках наготове.

Чуть не опоздал, мелькнула суматошная мысль. Вон там уже поднимается та страшная стена, откуда начинают вылетать гарпии первыми…

– Бобик, – сказал я быстро, – Зайчик, ждите меня здесь. Бобик, охраняй Зайчика… Зайчик, присматривай за этим глупым созданием…

Они смотрели с упреком, я выставил перед собой ладони.

– Никаких объяснений! Но, уверяю, вернусь очень скоро. Через часик. А то и раньше.

Зайчик фыркнул в спину с явным недоверием, Бобик скульнул, но я чувствовал, что остались там, где я велел, и уже не оглядывался, пока не перескочил через гребень и не забежал в низинку, где сразу же припал к земле и велел себе превратиться в нечто мощное, огнедышащее, способное подняться в воздух…

Беспамятство и головокружение, как мне показалось, длилось чересчур долго, наконец я обнаружил себя на дне еще большей ямы, начал выползать выше, чтобы растопырить крылья, и только тогда обнаружил, что я превратился в дракона еще более безобразного, чем в Гандерсгейме, толстого и сплошь покрытого костяной броней в три пальца толщиной.

Лишь бы подняться в воздух, мелькнула трусливая мысль. Не до пируэтов, только бы взлететь…

Земля задрожала под тяжелой поступью, когда я разогнался и начал бить по воздуху крыльями. Оторваться от земли не удавалось, словно все-таки взял лишнее ведро вишен, лапы уже устали нести тяжелую тушу с такой скоростью, наконец я с силой толкнулся от земли, начал лупить по воздуху еще чаще…

…и земля отпустила с великой неохотой. Черная выжженная стена приближается слишком быстро, я свернул и неуклюже сделал полукруг, стараясь набрать высоту.

Из самых нижних нор начали с шумом выстреливаться быстрые юркие гарпии, похожие на увеличенных кошек с крыльями, только морды вытянутые, и глаза не желтые, а кроваво-красные.

Я дохнул для пробы огнем, толстая струя ударила в стену, две гарпии дико заорали, им подпалило шкуры, пошли нарезать вокруг меня круги, выискивая уязвимые места.

Чувствуя, как трещат от натуги крылья, я поднялся еще выше и уже с силой дунул огнем в стену. Струя огня, быстро расширяясь, ударила сразу в три норы. Оттуда фукнуло горелой шерстью, перьями и жженым мясом.

Гарпии, что в воздухе, дико завизжали и бросились на меня с растопыренными когтями. Отовсюду из нор, словно получили сигнал, начали вылетать на большой скорости новые и новые твари, похожие на чертей из преисподней. Из каждой, как я заметил, появлялись целыми семьями.

– Хорр-рр-рошо, – прорычал я. – Это даже лучше…

Я дунул огнем прицельно, десятка два гарпий мгновенно превратились в горящие комья, их сразу понесло вниз. Медленно и осторожно поворачивая голову, чтобы гарпии не отыскали щели между костяными пластинами, я экономно выбирал самые плотные скопления этих тварей, мощно дул огнем, и новые десятки сожженных устремлялись к земле.

На меня начали бросаться в зверином исступлении, но бронированная шкура даже не чувствует укусов, я пролетел до конца стены, развернулся, чувствуя себя облепленным, как мошкарой, снова пошел жечь еще прицельнее.

После четвертого захода туча гарпий поредела наполовину, но все равно продолжали бросаться, как безумные, ни одна не пыталась спрятаться в норе, что мне вообще-то на руку.

Случайно бросив взгляд на землю, увидел, как скалолазы рассыпались внизу на всем протяжении черной стены и поспешно добивают прыгающих по земле искалеченных тварей.

Хорошо, мелькнула мысль. Вот теперь им никто не помешает добраться до нор и выжечь там все, перебить отложенные яйца и вообще разорить гнезда так, чтобы ни одна тварь, даже если выживет, уже туда не вернулась…

Крылья ноют, я начал задыхаться, однако заставил себя держаться в воздухе и дуть огнем до тех пор, пока последних гарпий не охватило пламенем.

Из последних сил я растопырил крылья и пошел планировать, высматривая моих Зайчика и Бобика.

Они насторожились, когда я перебрался через полосу камней и пошел, шатаясь, к ним по косогору. Зайчик фыркнул недоверчиво, а Бобик подбежал и очень внимательно обнюхал, словно старался отыскать то, что почуял во мне.

Дважды его шерсть поднималась на загривке, а в горле начиналось глубокое рычание, но я обнимал его за шею, чесал за ушами, и Адский Пес наконец успокоился.

Я кое-как взобрался на Зайчика, он все еще косился на меня с подозрением в больших честных глазах.

– В Тараскон, – сказал я. – Не слишком быстро, а то меня сдует.

Сен-Мари населен куда плотнее, чем Армландия, в этом я убедился снова, когда проскакивали, подобно призракам, мимо верениц нагруженных вьюками ослов и верблюдов, наполненных доверху товарами телег. Здесь редко увидишь пустоши, везде следы человека: то земля распахана, то лес недавно вырублен, то роскошные сады тянутся и тянутся по долинам и даже холмам…

Одно время неслись вдоль нескончаемого поля с ячменем, что незаметно перешло в хлебное, а дальше снова сады, здоровьё полей, рощи акаций, огороды и деревенские риги, добротные, насколько я успевал увидеть в быстро проносящихся мимо смутных образах.

Зайчик чуть сбавил бег, взметываясь на крутую насыпь, на самой вершине высится старинный дворец, переоборудованный под крепость. Из древнего гранита, с толстыми стенами, окошки под самой крышей, узкие, не пролезть, но удобные для стрельбы из лука… и тут же внизу распахнулась золотистая долина, вся в квадратиках полей с поспевшей пшеницей…

Наконец берег, Зайчик повернул без напоминания и понесся по самой кромке, иногда проносясь по воде, но брызги запоздало вздымаются далеко за спиной. Везде пусто, грозное напоминание о пиратах. Кейдан так и не смог наладить защиту от морских разбойников, чересчур длинная полоса берега, а держать войска в постоянной готовности, рассредоточив по всей длине, – глупо и опасно, пираты быстро и неожиданно бьют в одну точку.

Я начал узнавать знакомые места, и тут же вынырнула и стремительно понеслась навстречу толстая недостроенная башня, больше похожая на остов большого зажиточного дома. Я перевел Зайчика в простой галоп, уже видно строителей, облепили башню, как муравьи, леса только с одной стороны, с другой материалы поднимают в корзинах и мешках.

Меня увидели, узнали сразу, что не удивительно, когда-то я здесь покуражился и покуролесил, таких орлов запоминают и стараются обходить стороной.

Навстречу заспешил толстый монах в длинной рясе, подпоясанной веревкой.

– Ваша светлость, – вскричал он, – наконец-то!

– Что-то стряслось? – спросил я.

Он всплеснул руками.

– Ну как же? Такое дело начато! А вас нет и нет…

– Да я не бабами занимался, – сказал я, оправдываясь. – Тоже… коммуникациями.

Рабочие приняли повод Зайчика, Бобик сперва вел себя смирно, не пугал, но едва понял, что его всего лишь опасаются, но не страшатся, пошел прыжками, все вынюхивая и проверяя, так ли все лежит, никто ли не обронил окорок.

Внизу в трех шагах от башни идет вниз отвесный скалистый берег, не слишком высокий, хорошие пловцы могут нырять с разбега, а на той стороне водной глади спешно строится на таком же возвышении башня-близнец, массивная, тяжелая и грозная.

Примчался священник, ему что-то на ходу шепчут в уши монахи, он досадливо отмахивался, а когда очутился передо мной, отвесил почтительный поклон.

– Ваша светлость, я отец Стоундерий. Руковожу строительством.

– Из какого монастыря? – потребовал я.

– Святого Цистерия, ваша светлость.

– Прекрасно, – изрек я. – Тогда дело в надежных руках.

– Спасибо, ваша светлость… Не желаете взглянуть чертежи?

Я воскликнул:

– Что значит, желаю ли? Я сгораю от нетерпения!

Он взглядом отыскал вблизи груду ящиков, торопливо развернул на верхнем лист бумаги.

– Вот, – сказал он и потыкал в чертеж пальцем с обкусанным ногтем, – вот как будут выглядеть, когда закончим.

Я с подозрением всмотрелся, башни в самом деле хороши, перекроют вход в бухту надежно. Потопят десяток кораблей, а сами выдержат любую стрельбу из корабельных катапульт, каждый камень в основание стен привозят на отдельной повозке.

Это не значит, что и раньше не возникала идея построить такие же, но брались вяло и нерешительно, а пираты без особой спешки все рушили и сжигали, пока эта идея не стала казаться глупой.

– Ваша светлость, – говорил он горячо, – отсюда даже плохие стрелки не промахнутся!

– Если в корабль, – сказал я трезво. – Вы что же, лучниками собираетесь обороняться?

Он всплеснул руками.

– Ваша светлость! Обижаете. Вот смотрите, эти чудовища установим на обеих башнях.

Мощные катапульты и огромные гарпуны выглядят на бумаге устрашающе, отец Стоундерий смотрит орлом, но я в самом деле впечатлился. Башни полностью контролируют вход, а с такого расстояния не промахнется ни катапульта, ни гарпун.

Он так разошелся в объяснениях, что даже увлеченно схватил меня за рукав, неслыханное нарушение этикета и субординации, потащил к бухте стального троса. Там трое рабочих, бранясь и хватая в рот окровавленные пальцы, прикрепляли огромный гарпун с хищно загнутыми лапами. Как я понял, к якорю приковали еще один такой же крюк, чтоб уж зацепил так зацепил.

– Хорошая штука, – признал я. – Сколько весит? Наверняка проломит хоть борт, хоть палубу.

– Не вырвутся, – подтвердил он с гордостью. – Будут дергаться, как злой пес на цепи, пока не сгорят.

– И это предусмотрено?

– Сожжение?

– Ну да, а как же! Сгорят, как солома. Сухая! И все сгорят.

Лицо его пылает восторгом, вот уж божий служитель, все-таки ученый-экспериментатор в нас сильнее смиренного стукателя лбом о пол.

– Так им и надо, – подтвердил я кровожадно, такой же искренний проводник воли Господа, – а кто не сгорит, того доедят рыбы в заливе. Нам нужна хорошая рыба на базарах, толстая и жирная. Только смотрите, чтобы пиратские корабли саму башню не сдернули.

Он вздрогнул, посмотрел расширенными глазами, как эта мысль не пришла самому, потом с облегчением заулыбался.

– Все шутите, ваша светлость… У пиратов хорошие корабли, но легкие…

– Останутся на цепи?

– Пока не сгорят, – повторил он клятвенно, – или не утонут.

– Как быстро построите?

Он перекрестился.

– Возводим даже ночью при факелах!.. Столько людей набежало… Даже горожане глыбы возят на своих телегах. Я бы никогда не поверил, но бесплатно возят!..

– Да, – согласился я, – на тарасконцев непохоже.

– Очень уж хочется всем наконец-то защититься…

По испуганным воплям я понял, что возвращается Бобик. Он в самом деле выметнулся веселый и с задорно горящими глазами, помахал хвостом.

– Знает, – сказал отец Стоундерий, – куда направляетесь. Удивительный зверь. Как вы его только и приручили.

– Может, никто до меня не пробовал?

Он покачал головой.

– В основном да, но находились смельчаки… Видать, не с того начинали.

– Я собачник, – сказал я. – Собак понимаю. А они понимают, кто их понимает… Хорошо, отец Стоундерий, не буду вам мешать. Увидимся позже. Если что, я сперва на корабле, потом с Ордоньесом, когда отыщу.

– Ваша светлость, – заметил он почтительно, – вам стоит только свистнуть, он тут же прибудет…

– Не хочу, – ответил я. – Это в Геннегау я только и делал, что свистел. Здесь пусть будет по-людски. Мне Ордоньес нужен, я и отыщу.

Он улыбнулся и перекрестил меня вслед, наконец-то вспомнив, что он вообще-то монах, настоятель монастыря.

Глава 2

Паруса одного корабля едва белеют на горизонте: высматривает возможную угрозу со стороны пиратов, – второй красиво и гордо высится посреди бухты на якоре. Третий тоже хорош, хотя и видно, насколько жестоко потрепан. К нему снуют лодки и барки со строительным материалом, а палубу облепили, как муравьи, рабочие из Тараскона.

Ничего, мелькнула мысль, скоро, уже совсем скоро выстроим порт, корабли смогут подходить прямо к причалу. Ремонт ускорится в разы, соорудим сухой док для постройки кораблей еще крупнее, вооруженнее…

«Синий Осьминог», так именуется ремонтируемый, – настоящее произведение искусства. На носу, как водится, исполинская скульптура, нечто ужасное, способное в самом деле устрашить робких и заставить подумать о сдаче: помесь кальмара, осьминога и рыбы-меч, у кого-то фантазия при строительстве просто зашкаливала.

На корме крупными выпуклыми буквами потускневшим золотом горит надпись: «Синий Осьминог». Насколько помню, практика помещать название сзади появилась в глубокой древности и дожила вот, да… Для меня все эти скульптурные аллегории, росписи на корме, гербы, барельефы и оскаленные пасти – сплошной ребус, а решать ребусы – не дворянское дело. На мой взгляд, все эти трубящие ангелы, древние морские боги, страстные девы с вот такими, но рыбьими хвостами, жуткие тритоны с трезубцами в лапах и прочие создания мифологии – не высокохудожественные произведения искусства, а устаревшая лепота, вредящая кораблю частично из-за большого и явно лишнего веса, а еще потому, что дождевая и морская вода, скапливаясь в них, способствует гниению.

Будь я капитаном, я сразу же при выходе в море велел бы корабельному плотнику срезать все выступающие части скульптур, чтобы не запутывались снасти. Ну, а так как я буду закладывать флот с нуля, то сразу же всей тяжестью власти прикажу даже не думать о всех этих нелепых… нет, они лепы, не спорю, но весьма неуместных для плавания и боев декоративных и очень дорогих украшениях.

Здесь вон даже борта с обеих сторон украшены накладными барельефами, сейчас наполовину сбитыми. Чувствую руку большого художника, но, вынужденный думать прежде всего о прибавочной стоимости, прикинул, что, если убрать только это с бортов, стоимость корабля снизится на треть. А это значит, вместо трех кораблей на те же деньги можно выстроить четыре.

Бобик уже стоял на досках временного причала для лодок и нетерпеливо погавкивал.

Я перевел Зайчика на шаг, наконец остановил вовсе и прокричал зычно:

– Где адмирал Ордоньес? В городе или здесь?

Кто-то ахнул:

– Да это же сам сэр Ричард!.. Наш бургграф!.. Его светлость…

Поднялся крик, все махали руками, кто приветствует, кто отдает какие-то распоряжения, внизу завозились, выдвинулся нос массивного баркаса.

Наконец звонкий голос прокричал:

– Адмирал час тому отбыл на «Богиню Морей»!

«Богиня Морей», насколько помню, – настоящая каракка, барражирует на выходе из бухты, высматривая пиратов, одно судно из двух оставшихся на плаву, у нее на носу трехметровая дева с топором с руках, как рассмотрел я в прошлый визит. А еще пока обходится без ремонта «Ужас Глубин», на носу деревянное изваяние человека чудовищных пропорций с бычьей головой, в руках знакомый мне трезубец Посейдона или Нептуна, кому как больше нравится…

– Жаль, – сказал я в раздумье, – мог бы перехватить его чуть раньше.

Вперед выдвинулся матрос с красной повязкой на голове и двумя ножами за широким шелковым поясом.

– Прикажете позвать?

– Навещу на корабле, – сказал я.

Все в радостном ожидании наблюдали, как я соскочил на жалобно скрипнувшие доски и забросил повод на седло. Зайчик посмотрел вопросительно и с немым укором.

– Подожди здесь, – сказал я виновато. – Я скоро.

Бобик подбежал и прижался к ноге горячим боком. Зайчик тряхнул гривой, я развел руками.

– Тебя ни одна лодка не выдержит. Я в самом деле быстро!

Внизу моряки ухватились за столбы причала, удерживая лодку, но она все равно опасно закачалась, когда туда спрыгнул Бобик.

Я слез осторожнее, один из матросов сказал почтительно:

– Ваша светлость, мы уже перевозили лошадей. Если ваш конь не пугливый, мы и его доставим на корабль в целости.

– Давайте, – сказал я обрадованно. – Как-то даже не подумал. Я, знаете ли, где-то умный, а где-то дурак местами.

Все заулыбались майордомьей шутке, и если раньше смотрели только с почтительным восторгом, то теперь уже поглядывали и с симпатией.

Зайчик позволил себя обвязать ремнями, послушно замер, превратившись в неподвижную статую, тяжелую, словно из металла. Его опустили в баркас, закрепили, и сразу же весла вспенили воду. Мы пошли, набирая скорость, в сторону ближайшего из кораблей.

Там нас заметили, начали опускать трапы и толстые веревки. Зайчика втащили на борт в застывшем виде, там ожил, тряхнул гривой и с интересом осмотрелся.

К нему подбежал юркий матрос с горстью ржавых погнутых гвоздей.

– Ваша светлость, – сказал он мне почтительно, – мы наслышаны от горожан…

Зайчик потянулся к нему и начал аккуратно вынимать мягкими бархатными губами лакомство из ладони. Матрос бесстрашно скармливал чудесному коню его сухарики, но по сторонам косился с гордым вызовом.

Кто-то сказал потрясенно:

– Жреть… В самом деле жреть!

– Прекрасно, – сказал я с чувством. – А толстого жруна не видно.

Сзади раздался довольный голос:

– Мелькнул в направлении камбуза.

Ордоньес, все такой же огромный, но без грузности, подошел с широкой улыбкой на лице, почтительно снял шляпу. Я дружески обнял, похлопал по широкой спине, команда должна видеть, как их маркиз весьма и зело расположен к недавнему капитану, а ныне адмиралу.

– Дорогой граф, – сказал я, – рад тебя видеть в том же здравии. О вашей эскадре уже рассказывают легенды!

Он польщенно улыбнулся.

– Правда?

– Про морских змеев, – сказал я, – коих вы побили по дороге, про морских дев, что заманивали матросов, но ваши заманили их сами… Многое рассказывают! И когда объявим набор на корабли, от добровольцев не будет отбоя.

Он потер руки.

– Прекрасно! Как вам сам корабль вблизи?

– Бесподобно, – сказал я искренне. – Давно таких не видел…

Ордоньес сразу же метнул в мою сторону очень заинтересованный взгляд, в глазах появился жирный знак вопроса, но повернулся в сторону открытого моря и указал рукой.

– Вон там дважды показывались чужаки. Неделю назад двое, вчера уже шесть…

– И как?

Он отмахнулся.

– Боя не было. Да они, мне кажется, отвыкли или не умеют драться в море. Им бы высадиться на берег да пограбить… Но, конечно, если наберется больше, могут решиться и на морской бой.

Лицо его было спокойное, я спросил осторожно:

– Каковы наши шансы?

– Против шести кораблей, – сказал он, – выстоим даже в одиночку. Против двенадцати… гм… вдвоем со «Всадником Бездны». Ну, а если придут эскадрой эдак в двадцать-тридцать, сомнут числом.

Я подумал, развел руками.

– Вообще-то они в самом деле привыкли больше грабить, потому в серьезные бои ввязываться не хотят. С другой стороны, если отступят, потеряют богатейший берег, где грабить можно почти безнаказанно.

– Могут дать бой?

– Я бы дал.

Он ухмыльнулся.

– Я бы тоже. Потому и счастлив служить вам. Мы похожи! А эти пиратишки, как мне кажется, все же трусоваты. Могли бы и попытаться… Правда, после той кровавой бойни, что мы им устроили, поджилки трясутся, но все-таки…

– Или что-то затевают, – сказал я. – Дорогой граф, я сумел выкроить несколько дней из своего трудного графика правителя этого королевства… да-да, я хоть и не король, но меч в руке порождает власть, не так ли?.. Так вот у меня дикая, но весьма плодотворная идея обогнуть этот проклятый Зуб Сатаны и заглянуть к нашим соседям. В королевство Вестготию.

Он подумал, переспросил деловито:

– Просто заглянуть? Или завоевать?

Я рассмеялся:

– Ну полно, граф!.. Я не такой уж и зверь. Соседи должны жить мирно и общаться. Пираты нам не позволяли, зато теперь сможем на одном корабле обогнуть Зуб, а «Ужас Глубин» останется охранять бухту от пиратов. Вернемся раньше, чем пираты поймут, что на страже только один корабль. Хотя и тот, что на ремонте, может помочь в схватке на берегу…

Он снова подумал, окинул взглядом захламленную палубу.

– Хотите отправиться немедленно?

Я сказал быстро:

– Я в восторге от вас, адмирал! Никаких долгих сборов.

Он пожал плечами, но выглядел польщенным.

– Так не через океан же снова. Это рядом… Желаете?

– Да, – сказал я быстро. – Меня в столице ждут, а еще в Брабанте… Но пока пара дней свободных, я страстно хотел бы заглянуть на ту сторону!

Он кивнул.

– Хорошо. Отошлю на берег и на «Ужас Глубин» гонцов с кое-какими приказами, соберем команду на борт, и… можно поднимать паруса.

Я поинтересовался:

– Сколько займет времени?

– Полдня, – заверил он бодро, – не больше. Отыскать в местных кабаках, у гулящих женщин, привести в чувство, доставить на корабль, там снова пару ведер холодной воды на головы… В общем, к вечеру можно выступить. Но можно и на рассвете.

– Хорошо, – сказал я. – Действуйте. А я тем временем навещу старых приятелей.

Он поклонился.

– С вами послать моих людей?

Я изумился:

– Зачем?

– Так принято, – проворчал он, – даже капитан появляется на людях с частью команды.

– Я уже выше условностей, – ответил я высокопарно.

Он посмотрел внимательно.

– Мне кажется, вы всегда ими пренебрегали.

Народ увидел меня на Зайчике и с Бобиком, сбежался с радостными криками, везде слышится «Ричард!», «Ричард!», Тот самый!», «Да он еще совсем молоденький!», а я, поклонившись его величеству народу, снял шляпу и помахал ею над головой, словно разгонял комаров.

В толпе я заметил богато одетого мастера Лоренса Агендера, старейшину цеха ювелиров, кивнул ему приветливо, он засиял, уже знает, что я не только бургграф.

– Вы так великодушны, – сказал он с великим почтением. – Народ это ценит!

– В чем?

– Приветствуете, – пояснил он. – Это для нас они граждане, а для вас… гм… простолюдины!

– Господь всех создал равными, – сказал я наставительно. – Надо такое говорить им почаще, это повышает производительность труда на единицу времени.

Так мы добрались до городской ратуши, я соскочил на землю, толпа остановилась, задние напирают, стремясь рассмотреть их удивительного бургграфа, крики слышались как радостные, так и злобные со стороны тех, кому отдавили ноги.

На входе в ратушу знатные люди преклоняли колено, простой народ же просто махал шапками и улыбался во весь рот. Я тоже улыбался без всякого притворства. Оставленный внизу Зайчик ржал и махал хвостом, как пес, а Бобик нарезал вокруг него круги.

Его признали быстро, не боялись, хотя и поспешно отпрыгивали с дороги.

Я вошел быстрыми шагами человека, который везде хозяин, ожег гневным взором сторожей, что сунулись было с намерением преградить дорогу, пинком отворил дверь в кабинет начальника городской стражи.

Сэр Торкилстон, в прошлом безземельный рыцарь из обедневших куда уж больше, ветеран ряда войн, участник многих боев, подобранный мною в трактире и приспособленный охранять вдову с четырьмя детьми, напоминает того прежнего Торкилстона лишь широким лицом с ужасающим шрамом через левую бровь и скулу да густыми с проседью волосами, а так раздобрел, одет богато, напоказ выставлены сапоги из изумительно тонкой выделки кожи, расписанные золотым шитьем, шпоры крупные, блестящие, переливаются в солнечном луче золотыми искрами.

Бобик ворвался раньше меня, Торкилстон выпучил глаза, но Бобик опрокинул его вместе с креслом и, прижав лапами раздобревшие плечи, с интересом смотрел в бледнеющее лицо.