Текст книги "Жизнь двенадцати цезарей"
Автор книги: Гай Светоний
Жанры:
Античная литература
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
26. Избавившись, наконец, от страха, поначалу он повел себя как хороший гражданин и едва ли не проще, чем частный человек. Из множества высочайших почестей принял он лишь немногие и скромные. Когда день его рождения совпал с Плебейскими играми[62] 62. Плебейские игры – 4-17 ноября.
[Закрыть], он с трудом согласился отметить это лишней колесницей на цирковых скачках. Посвящать ему храмы, жрецов, священнослужителей он воспрещал; ставить статуи и портреты разрешал лишь с особого дозволения и с тем условием, чтобы стояли они не с изображениями богов, а среди украшений храма. (2) Запретил он присягать на верность его делам[63] 63. Присяга на верность всему, что было и будет сделано правителем, приносилась при Августе каждый новый год, и Тиберий сам приводил народ к присяге.
[Закрыть], запретил называть сентябрь месяц «Тиберием», а октябрь – «Ливием»[64] 64. Когда сенат предложил назвать именем Тиберия месяц (по Диону, 57. 18 – не сентябрь, а ноябрь), тот ответил: «А что вы будете делать, если у вас будет тринадцать цезарей?» Об имени отца отечества см.: Авг. Примеч. 147.
[Закрыть]. Звание императора, прозвище отца отечества, дубовый венок над дверьми[65] 65. Дубовый венок (corona civica) был в свое время присужден Августу как «спасителю всех граждан» (ср.: Юл. Примеч. 6).
[Закрыть] он отверг; даже имя Августа, хоть он и получил его по наследству, он употреблял только в письмах к царям и правителям. Консульство с этих пор он принимал только три раза: один раз на несколько дней, другой раз на три месяца, третий раз, заочно, до майских ид[66] 66. Консульства Тиберия: 18 г. (с Германиком), 21 г. (с Друзом), 31 г. (с Сеяном, до 15 мая, «заочно», т.е. не покидая Капри) – о последнем ср. гл. 65, где оно названо «пятым», так как в счет включены и два консульства Тиберия при жизни Августа.
[Закрыть].
27. Угодливость была ему так противна, что он не подпускал к своим носилкам никого из сенаторов, ни для приветствия, ни по делам. Когда один консуляр[67] 67. Один консуляр – Кв. Гатерий, упоминаемый далее в гл. 29: Тиберий гневался на него за ироническое восклицание во время переговоров о вступлении во власть: «Долго ли, Цезарь, ты будешь оставлять государство без головы?»
[Закрыть], прося у него прощения, хотел броситься к его ногам, он так от него отшатнулся, что упал навзничь. Даже когда в разговоре или в пространной речи он слышал лесть, то немедленно обрывал говорящего, бранил и тут же поправлял. Когда кто-то обратился к нему «государь»[68] 68. Государь – см.: Авг. Примеч. 140; по Диону (57. 8), Тиберий сказал: «Я государь для рабов, император для солдат, принцепс для всех остальных».
[Закрыть], он тотчас объявил, чтобы более так его не оскорбляли. Кто-то другой называл его дела «священными» и говорил, что обращается к сенату по его воле; он поправил его и заставил сказать вместо «по его воле» – «по его совету», и вместо «священные» – «важные».
28. Но и непочтительность, и злословие, и оскорбительные о нем стишки он переносил терпеливо и стойко, с гордостью заявляя, что в свободном государстве должны быть свободны и мысль и язык. Однажды сенат потребовал от него следствия о таких преступлениях и преступниках; он ответил: «У нас слишком мало свободного времени, чтобы ввязываться в эти бесчисленные дела. Если вы откроете эту отдушину, вам уже не придется заниматься, ничем другим: все по такому случаю потащат к вам свои дрязги». Сохранилась и такая речь его в сенате, вполне достойная гражданина: «Если кто неладно обо мне отзовется, я постараюсь разъяснить ему все мои слова и дела; если же он будет упорствовать, я отвечу ему взаимной неприязнью».
29. Это было тем замечательней, что сам он, обращаясь к сенаторам и вместе, и порознь, в своей почтительности и вежливости переходил почти все принятые границы. Однажды в сенате, поспорив с Квинтом Гатерием, он обратился к нему: «Прости, прошу тебя, если я, как сенатор, выскажусь против тебя слишком резко…», – и потом, обратясь ко всему собранию, добавил: «Я не раз говорил и повторяю, отцы сенаторы, что добрый и благодетельный правитель, обязанный вам столь обширной и полной властью, должен быть всегда слугой сенату, порою – всему народу, а подчас – и отдельным гражданам; мне не стыдно так говорить, потому что в вашем лице я имел и имею господ и добрых, и справедливых, и милостивых».
30. Он даже установил некоторое подобие свободы, сохранив за сенатом и должностными лицами их прежнее величие и власть. Не было такого дела, малого или большого, государственного или частного, о котором бы он не доложил сенату: о налогах и монополиях, о постройке и починке зданий, даже о наборе и роспуске воинов или о размещении легионов и вспомогательных войск, даже о том, кому продлить военачальство или поручить срочный поход, даже о том, что и как отвечать царям на их послания. Одного начальника конницы, обвиненного в грабеже и насилии, он заставил держать ответ перед сенатом[69] 69. Забота о войсках и суд по проступкам военнослужащих принадлежали только императору и не касались сената.
[Закрыть]. В курию он входил всегда один, а когда однажды его больного принесли в носилках, он тут же отпустил служителей.
31. Когда некоторые постановления принимались вопреки его желанию, он на это даже не жаловался. Он считал, что назначенные магистраты не должны удаляться из Рима, чтобы они всегда были готовы занять должность, – несмотря на это, одному назначенному претору сенат позволил совершить частную поездку на правах посланника[70] 70. На правах посланника – т.е. по частным делам, но с привилегиями государственного уполномоченного. Так, «на правах посланника» Тиберий жил на Родосе (гл. 12, 1).
[Закрыть]. В другой раз он предложил, чтобы деньги, завещанные городу Требии[71] 71. Требия – городок в Умбрии.
[Закрыть] на постройку нового театра, пошли на починку дороги, – тем не менее, отменить волю завещателя ему не удалось. Однажды сенат выносил решение, расходясь на две стороны[72] 72. Расходясь на две стороны – обычный способ голосования по делам, не требовавшим разбора индивидуальных мнений.
[Закрыть], и он присоединился к меньшинству, однако за ним никто не последовал.
(2) И остальные дела вел он всегда обычным порядком, через должностных лиц. Консулы пользовались таким почтением, что однажды посланцы из Африки жаловались им на самого Тиберия за то, что тот медлил разрешить дело, с которым они были посланы. И это неудивительно: ведь все видели, как он вставал перед консулами с места и уступал им дорогу. 32. Консулярам-военачальникам он сделал выговор за то, что они не отчитались в своих делах перед сенатом и за то, что они попросили его распределить награды их воинам, словно сами не имели на это права. Одного претора он похвалил за то, что при вступлении в должность он по древнему обычаю почтил своих предшественников[73] 73. Предшественников, т.е. предков, достигших той же должности: ср.: Цицерон. Об аграрном законе. II. 1. 1.
[Закрыть] речью перед народом. Погребальные процессии некоторых знатных лиц он провожал до самого костра.
(2) Такую же умеренность обнаружил он и в отношении малых лиц и дел. Родосские градоправители однажды прислали ему официальное письмо без обычной заключительной приписки[74] 74. Приписка в письмах к императору содержала обычные добрые пожелания: ср.: Плиний в 1 письме к Траяну: «Желаю тебе, наилучший император, здоровья и радости как в частной жизни, так и в государственных делах».
[Закрыть] – он вызвал их к себе, но не упрекнул ни словом, а только вернул им письмо для приписки и отправил их обратно. Грамматик Диоген на Родосе устраивал ученые споры каждую субботу[75] 75. Каждую субботу – любопытно это иудейское времяисчисление в быту греческого города.
[Закрыть]; однажды Тиберий пришел его послушать в неурочное время, однако тот не принял его и через раба предложил ему прийти через семь дней. Потом, уже в Риме, Диоген сам явился к дверям Тиберия для приветствия; но Тиберий удовольствовался тем, что велел ему явиться через семь лет. А наместникам, которые советовали ему обременить провинции налогами, он ответил в письме, что хороший пастух стрижет овец, но не сдирает с них шкуры[76] 76. Стрижет овец, но не сдирает с них шкуры. – Целую басню на сходную тему вкладывает в уста Тиберия Иосиф Флавий (Иудейские древности. XVIII. 6. 5).
[Закрыть].
33. Постепенно он дал почувствовать в себе правителя. Долгое время поведение его, хотя и было переменчивым, но чаще выражало доброжелательность и заботу о государственном благе. Поначалу он вмешивался только для того, чтобы предотвратить злоупотребления. Так, он отменил некоторые постановления сената; магистратам он нередко давал советы в суде во время следствия, садясь для этого на помосте рядом с ними или напротив них; и если шел слух, что кто-то из ответчиков мог происками избежать наказания, он внезапно выступал и либо со своего места, либо с председательского возвышения напоминал судьям о законах, о присяге и о тяжести разбираемого преступления.
Нравы общества, пошатнувшиеся от нерадивости или от дурных обычаев, он попытался исправить. 34. На театральные представления и гладиаторские бои он сократил расходы, убавив жалованье актерам и сократив число гладиаторов. Горько жалуясь на то, что коринфские вазы продаются по неслыханной цене, а за трех краснобородок[77] 77. Краснобородка (mullus) – рыба, нередкая в южных морях, но редко достигающая большой величины; поэтому за крупных краснобородок римские гастрономы платили огромные деньги. Их подавали на стол в морской воде (Марциал. XIII. 79), чтобы они, умирая, переливались пурпурным цветом на глазах у пирующих.
[Закрыть] однажды было заплачено тридцать тысяч, он предложил ограничить расходы на утварь, а сенату поручил каждый год наводить порядок в рыночных ценах; за харчевнями и кабаками должны были строго следить эдилы, не позволяя в них даже печенья выставлять на продажу[78] 78. Продажа печеной и вареной пищи преследовалась императорами, старавшимися блюсти древние нравы, когда пища готовилась только дома; кроме того, харчевни всегда могли служить местом сборищ недовольных.
[Закрыть]. А чтобы и собственным примером побуждать народ к бережливости, он сам на званых обедах подавал к столу вчерашние и уже початые кушанья, например, половину кабана, уверяя, что на вкус половина кабана ничем не отличается от целого. (2) Он запретил приветственные поцелуи[79] 79. Запретил приветственные поцелуи – мера не только моральная, но и гигиеническая: Плиний пишет, что через эти поцелуи распространялась принесенная с Востока сыпная болезнь (26. 3. 3).
[Закрыть], а обмен подарками разрешил лишь в новый год[80] 80. Обмен подарками… в новый год сперва был только приношением «на счастье», но скоро им стали пользоваться для взяток или с корыстным расчетом на больший ответный подарок.
[Закрыть]. Сам он все подарки тотчас отдаривал вчетверо, но когда его целый месяц продолжали беспокоить те, кто не успел поднести свои подарки в праздник, он этого не мог уже терпеть.
35. Развратных матрон, на которых не находилось общественного обвинителя, он велел по обычаю предков судить близким родственникам. Римского всадника, который дал когда-то клятву никогда не разводиться с женой, а потом застал ее в прелюбодеянии с зятем, он освободил от клятвы. (2) Были бесстыдные женщины, которые отрекались от прав и достоинств матрон, сами объявляя себя проститутками, чтобы уйти от кары законов[81] 81. Тацит поясняет (Анн. II. 85): «Дело в том, что древний закон считал достаточным наказанием для развратниц открытое признание в своей порочности».
[Закрыть]; были распутные юноши высших сословий, которые добровольно подвергались позорному приговору, чтобы выступать на сцене и арене наперекор постановлению сената; и тех и других он всех осудил на изгнание, дабы никто не искал спасения в таких хитростях. Одного сенатора он лишил полосы на тоге, когда узнал, что перед июльскими календами[82] 82. Июльские календы, конец полугодия, были обычным сроком возобновления контрактов.
[Закрыть] он уехал к себе в сады, чтобы после календ дешевле нанять дом в Риме. Другого сенатора он лишил квестуры за то, что он взял жену накануне жеребьевки ведомств и развелся с нею на следующий день[83] 83. Накануне жеребьевки – при распределении ведомств и должностей лица женатые и многодетные пользовались льготами; но что имеется в виду в данном случае, неясно.
[Закрыть].
36. Чужеземные священнодействия и в особенности египетские и иудейские обряды он запретил[84] 84. Поводом для запрета египетских культов было изнасилование в храме Исиды римской матроны римским всадником, явившимся к ней под видом божества (Иосиф Флавий. Указ. соч. XVIII. 3. 4).
[Закрыть]; тех, кто был предан этим суевериям, он заставил сжечь свои священные одежды со всей утварью. Молодых иудеев он под видом военной службы разослал в провинции с тяжелым климатом[85] 85. В провинции с тяжелым климатом – именно в Сардинию (Тацит. II. 85).
[Закрыть]; остальных соплеменников их или единоверцев он выслал из Рима под страхом вечного рабства за ослушанье. Изгнал он и астрологов, но тем из них, кто просил помилования и обещал оставить свое ремесло, он даровал прощение.
37. Более всего заботился он о безопасности от разбоев, грабежей и беззаконных волнений. Военные посты он расположил по Италии чаще прежнего. В Риме он устроил лагерь для преторианских когорт[86] 86. Инициативу устройства преторианского лагеря Тацит приписывает Сеяну (Анн. IV. 2).
[Закрыть], которые до того не имели постоянных помещений и расписывались по постоям. (2) Народные волнения он старался предупреждать до столкновения, а возникшие сурово усмирял. Однажды в театре раздоры дошли до кровопролития – тогда он отправил в ссылку и зачинщиков, и актеров, из-за которых началась ссора, и никакими просьбами народ не мог добиться их возвращения. (3) В Полленции[87] 87. Полленция – город в Лигурии, близ Коттийских Альп.
[Закрыть] чернь не выпускала с площади процессию с прахом старшего центуриона[88] 88. Старший центурион, (primipilaris) командовал правым крылом первой манипулы триариев, отборных солдат.
[Закрыть] до тех пор, пока силой не вынудила у наследников большие деньги на гладиаторские зрелища – тогда он, не выдавая своих намерений, подвел одну когорту из Рима, другую – из Коттиева царства, и они внезапно, с обнаженным оружием, при звуках труб, с двух сторон вступили в город и большую часть черни и декурионов бросили в вечное заточение. Право и обычай убежища он уничтожил везде, где оно еще существовало[89] 89. О народных волнениях, под защитой храмовых убежищ, см.: Тацит. Анн., III. 60.
[Закрыть]. За то, что жители Кизика оскорбили насилием римских граждан, он лишил их город свободы, заслуженной еще в Митридатову войну.
(4) Против действий врагов он ни разу более не выступал в поход и усмирял их с помощью легатов, да и то лишь в крайнем случае и с осторожностью. Враждебных и подозреваемых царей он держал в покорности больше угрозами и укорами, чем силой; некоторых он заманил к себе лаской и обещаниями и не отпускал – например, германца Маробода, фракийца Раскупорида или каппадокийца Архелая[90] 90. Маробод, изгнанный из Германии Арминием, бежал к Тиберию в 19 г. и жил в Равенне до самой смерти в 35 г.; Раскупорид фракийский за убийство своего соправителя Котиса был сослан в Александрию и убит в 18 г.; Архелай был вызван в Рим и принужден к самоубийству в 17 г. – по утверждению Тацита, за недоброжелательство, проявленное к Тиберию во время родосской ссылки.
[Закрыть], царство которого он даже превратил в провинцию.
38. В первые два года после принятия власти он не отлучался из Рима ни на шаг; да и потом он выезжал лишь изредка, на несколько дней, и только в окрестные городки, не дальше Анция. Несмотря на это, он часто объявлял о своем намерении объехать провинции и войска; чуть не каждый год он готовился к походу, собирал повозки, запасал по муниципиям и колониям продовольствие и даже позволял приносить обеты о его счастливом отправлении и возвращении. За это его стали в шутку называть «Каллиппидом»[91] 91. Каллиппид, за ловкость игры произваниый «обезьяной» – известный афинский актер; та же пословица – у Цицерона (К Аттику. XIII. 12. 3).
[Закрыть], который, по греческой пословице, бежит и бежит, а все ни на локоть не сдвинется.
39. Но когда он потерял обоих сыновей – из них Германик скончался в Сирии, а Друз в Риме, – он отправился искать уединения в Кампанию. Едва ли не все тогда и думали и говорили с полной уверенностью[92] 92. С полной уверенностью – на основании астрологических предсказаний.
[Закрыть], что в Рим он уже не вернется и скоро умрет. И то и другое почти исполнилось. В Рим он более не вернулся, а несколько дней спустя, когда он обедал на вилле под названием «Грот» близ Таррацины, с потолка вдруг посыпались градом огромные камни – много сотрапезников и слуг было раздавлено, но сам он вопреки всякому ожиданию спасся[93] 93. При обвале на вилле, по словам Тацита (Анн. IV. 59), Тиберия защитил от камней своим телом Сеян.
[Закрыть].
40. Объехав Кампанию, где он в Капуе освятил капитолий[94] 94. Капитолий – храм Юпитера Капитолийского в Капуе.
[Закрыть], а в Ноле – храм Августа, что и было предлогом его поездки, он направился на Капри – остров, больше всего привлекательный для него тем, что высадиться там можно было в одном лишь небольшом месте, а с остальных сторон он был огражден крутизной высочайших скал и глубью моря. Правда, народ неотступными просьбами тотчас добился его возвращения, так как произошло несчастье в Фиденах: на гладиаторских играх обрушился амфитеатр и больше двадцати тысяч человек погибло. Он переехал на материк и всем позволил приходить к нему, тем более, что еще при отъезде из Рима он эдиктом запретил его тревожить и всю дорогу никого к себе не допускал.
41. Но вернувшись на остров, он окончательно оставил все государственные дела. Более он не пополнял декурии всадников[95] 95. Декурии всадников – неясно, идет ли здесь речь о военных подразделениях или о судейских коллегиях.
[Закрыть], не назначал ни префектов[96] 96. Префекты – начальники конницы, как трибуны – начальники легионов. О наместниках ср. гл. 63, 2.
[Закрыть], ни войсковых трибунов, не сменял наместников в провинциях; Испания и Сирия несколько лет оставались без консульских легатов[97] 97. Консульские легаты (legati consulates) управляли императорскими провинциями как проконсулы – сенатскими.
[Закрыть], Армению захватили парфяне, Мёзию – дакийцы и сарматы. Галлию опустошали германцы – он не обращал на это внимания, к великому позору и не меньшему урону для государства.
42. Мало того: здесь, пользуясь свободой уединения, словно недосягаемый для взоров общества, он разом дал полную волю всем своим кое-как скрываемым порокам. Однако о них я должен рассказать подробно и с самого начала.
Еще новичком его называли в лагерях за безмерную страсть к вину не Тиберием, а «Биберием», не Клавдием, а «Калдием», не Нероном, а «Мероном»[98] 98. Биберий от глагола bibere, «пить»; Калдий от слова caldum, «подогретое вино»; Мерон от слова merum, «чистое вино».
[Закрыть]. Потом, уже у власти, уже занятый исправлением общественных нравов, он однажды два дня и ночь напролет объедался и пьянствовал с Помпонием Флакком и Луцием Пизоном[99] 99. О пьянстве Луция Пизона, римского префекта, упоминает и Сенека (письмо 83): «большую часть ночи проводил в попойках, спал чуть ли не до половины дня – тогда лишь начиналось его утро. Однако обязанность свою, управление Римом, отправлял он с величайшей тщательностью…»
[Закрыть]; из них одного он тут же назначил префектом Рима, другого – наместником Сирии и в приказах о назначении величал их своими любезнейшими и повсечасными друзьями. (2) Цестия Галла, старого развратника и мота, которого еще Август заклеймил бесчестием, он при всех поносил в сенате, а через несколько дней сам назвался к нему на обед, приказав, чтобы тот ничего не изменял и не отменял из обычной роскоши и чтобы за столом прислуживали голые девушки. При назначении преторов он предпочел ничтожного соискателя знатнейшим за то, что тот на пиру по его вызову выпил целую амфору[100] 100. Амфора как мера равнялась 39,4 л; здесь имеется в виду просто большой сосуд.
[Закрыть] вина. Азеллию Сабину он дал двести тысяч сестерциев в награду за диалог, в котором спорили белый гриб, мухолов, устрица и дрозд. Наконец, он установил новую должность распорядителя наслаждений и назначил на нее римского всадника Тита Цезония Приска.
43. Но на Капри, оказавшись в уединении, он дошел до того, что завел особые постельные комнаты, гнезда потаенного разврата. Собранные толпами отовсюду девки и мальчишки – среди них были те изобретатели чудовищных сладострастий, которых он называл «спинтриями» – наперебой совокуплялись перед ним по трое, возбуждая этим зрелищем его угасающую похоть. (2) Спальни, расположенные тут и там, он украсил картинами и статуями самого непристойного свойства и разложил в них книги Элефантиды, чтобы всякий в своих трудах имел под рукою предписанный образец. Даже в лесах и рощах он повсюду устроил Венерины местечки, где в гротах и между скал молодые люди обоего пола предо всеми изображали фавнов[101] 101. Фавнов, в подлиннике Panisci, «маленькие Паны».
[Закрыть] и нимф. За это его уже везде и открыто стали называть «козлищем», переиначивая название острова[102] 102. «Козлище» (Caprineus) – прозвище, созвучное названию острова.
[Закрыть].
44. Но он пылал еще более гнусным и постыдным пороком: об этом грешно даже слушать и говорить, но еще труднее этому поверить. Оп завел мальчиков самого нежного возраста, которых называл своими рыбками, и с которыми он забавлялся в постели[103] 103. Перевод смягчен; в подлиннике: …ut natanti sibi inter femina versarentur ac luderent, lingua morsuque sensim adpetentes atque etiam quasi infantes firmiores, necdum tamen lacte depulsos, inguini ceu papillae admoveret.
[Закрыть]. К похоти такого рода он был склонен и от природы и от старости. (2) Поэтому отказанную ему по завещанию картину Паррасия, изображавшую совокупление Мелеагра и Аталанты, он не только принял, но и поставил в своей спальне[104] 104. По Плинию. 35. 36. 70, висевшая в спальне Тиберия картина изображала жреца Кибелы и была им куплена за 6 миллионов сестерциев.
[Закрыть], хоть ему и предлагалось на выбор получить вместо нее миллион деньгами, если предмет картины его смутит. Говорят, даже при жертвоприношении он однажды так распалился на прелесть мальчика, несшего кадильницу, что не мог устоять, и после обряда чуть ли не тут же отвел его в сторону и растлил, а заодно и брата его, флейтиста; но когда они после этого стали попрекать друг друга бесчестием, он велел перебить им голени.
45. Измывался он и над женщинами, даже самыми знатными: лучше всего это показывает гибель некой Маллонии. Он заставил ее отдаться, но не мог от нее добиться всего остального; тогда он выдал ее доносчикам, но и на суде не переставал ее спрашивать, не жалеет ли она. На конец, она во весь голос обозвала его волосатым и вонючим стариком с похабной пастью, выбежала из суда, бросилась домой и заколола себя кинжалом. После этого и пошла по устам строчка из ателланы[105] 105. Из ателланы, точнее: «из ателланского эксодия»: ателланы, фарсы из италийской жизни, обычно следовали в качестве «эксодия», дивертисмента после представления трагедии или комедии.
[Закрыть], громкими рукоплесканиями встреченная на ближайшем представлении: «Старик-козел облизывает козочек!»
46. На деньги он был бережлив и скуп. Спутникам своим в походах и поездках он давал пропитание, но жалованья не платил. Один только раз выказал он к ним щедрость, да и то за счет отчима: разделив их на три разряда по достоинству, он роздал первому по шестьсот тысяч, второму по четыреста, третьему по двести тысяч; но последних он даже называл не «мои друзья», а «мои греки»[106] 106. «Мои греки» – о греках из свиты Тиберия см. гл. 56. Многие издатели принимают конъектуру Турнеба (gratorum вместо Graecorum) «мои любезные».
[Закрыть].
47. За время своего правления он не выстроил никаких великолепных зданий – даже начав постройку храма Августа и восстановление театра Помпея, он за столько лет не довел их до конца[107] 107. Не довел их до конца – достроил, но не освятил; ср.: Клав. 21.
[Закрыть]; он ни разу не устроил игр – а на играх, устроенных другими, почти никогда не бывал, чтобы от него чего-нибудь не потребовали, как однажды его заставили отпустить на волю комедийного актера Акция.
Нескольким сенаторам он помог в нужде, но чтобы не помогать остальным, объявил, что окажет поддержку лишь тем, кто представит сенату уважительные причины своей бедности. После этого многие из стыда и скромности отступились; среди них был внук оратора Квинта Гортензия, Гортал, который в угоду Августу[108] 108. В угоду Августу, с его заботой о восстановлении римской семьи. Отец этого Гортала получил от деда-оратора состояние, но оно было конфисковано триумвирами.
[Закрыть] родил четырех детей при очень скромном своем достатке.
48. Народу он оказал благотворительность лишь дважды: один раз, когда роздал взаймы на три года без процентов сто миллионов сестерциев, другой раз, когда возместил убытки нескольким владельцам доходных домов на Целийском холме, сгоревших при пожаре. Первую из этих мер ему пришлось предпринять, когда в пору крайнего безденежья народ потребовал помощи, и когда сенатские указы о том, чтобы заимодавцы вложили две трети имения в землю, а должники выплатили две трети долга немедленно, уже не могли помочь[109] 109. О финансовом кризисе 33 г. см. подробнее у Тацита (VI. 16-17). Усиление ростовщичества заставило Тиберия назначить полуторагодовой срок на ликвидацию всех долговых обязательств. Предполагалось, что указ о непременном вложении двух третей имущества в землю вызовет спрос на землю, должники смогут продать свои наделы по хорошей цене и из вырученных сумм заплатят заимодавцам установленные две трети долга. Однако вышло наоборот: заимодавцы стали сразу требовать платежа (и притом, вопреки закону, полностью), должники бросились распродавать свои наделы, цены на землю упали, и тогда лишь заимодавцы начали скупку земель. Заем Тиберия (под залог земельных участков) помог поправить положение.
[Закрыть]. Вторую он предпринял, чтобы смягчить тяжелое бедствие; но себе он поставил это благодеяние в такую заслугу, что приказал переименовать Целийский холм в Августов холм.
(2) Войскам он удвоил завещанные Августом подарки[110] 110. Удвоил завещанные Августом подарки – удвоение подарков войскам было совершено по инициативе Германика, который этим успокоил мятежные германские легионы.
[Закрыть], но больше не делал никаких раздач: только преторианцам он выдал по тысяче денариев за то, что они не поддержали Сеяна, да сирийским легионам сделал кое-какие подарки за то, что они одни не поместили изображения Сеяна на своих значках. Даже ветеранов он редко увольнял в отставку, так как их старость позволяла дождаться смерти, а их смерть – сберечь деньги[111] 111. Сберечь деньги, которые выплачивались в виде пособия увольняемым по выслуге лет.
[Закрыть]. Провинциям он также никогда не оказывал помощи, кроме Азии, где несколько городов были разрушены землетрясением[112] 112. Землетрясение в Азии произошло в 17 г.
[Закрыть].
49. С течением времени он перешел и к открытому вымогательству. Всем известно, что Гнея Лентула Авгура, очень богатого человека, он угрозами и запугиванием довел до самоубийства, в надежде стать единственным его наследником. Лепиду, женщину знатнейшего рода, он осудил на смерть в угоду Квиринию, богатому и бездетному консуляру, который развелся с ней после двадцати лет брака и обвинял ее в том, что когда-то она хотела его отравить. В Галлии, в Испании, в Сирии и в Греции он у местных правителей отбирал имущества по самым пустым и бесстыдным наговорам: некоторые только и обвинялись в том, что часть своих средств держали в наличных деньгах[113] 113. Большие средства в наличных деньгах внушали подозрения в том, что их вледельцы готовят мятеж.
[Закрыть]. Многие города и частные лица были лишены старинных преимуществ, рудничных доходов[114] 114. Рудничные доходы – рудники при республике, принадлежавшие городам или частным лицам, при империи постепенно перешли в собственность императорской казны.
[Закрыть], податных прав. Даже Вонон, парфянский царь, изгнанный соплеменниками и с огромной казною искавший убежища в Антиохии под защитой римского народа, был им вероломно ограблен и умерщвлен.
50. Свою ненависть к родственникам раньше всего он направил против своего брата Друза, выдав его письмо, в котором тот предлагал добиться от Августа восстановления республики[115] 115. О республиканских замыслах Друза ср.: Клав. 1.
[Закрыть]. Потом ее почувствовали и остальные. Юлии, своей сосланной жене, он не оказал ни содействия, ни сочувствия в ее изгнании, наименьшем из ее бедствий: мало того, если отец заточил ее только в городе, то он вдобавок запретил ей выходить из дома и встречаться с людьми; даже выделенного ей отцом имущества, даже ежегодного содержания он ее лишил, ссылаясь на общий закон – ведь Август не упомянул об этом в своем завещании[116] 116. Юлию, «ссыльную, обесславленную, после умерщвления Агриппы Постума лишенную всякой надежды, он довел до смерти лишениями и медленным истощением, полагая, что за долговременностью ссылки смерть эта останется незамеченной» (Тацит. Анн. I. 56).
[Закрыть].
(2) Ливия, мать его, стала ему в тягость: казалось, что она притязает на равную с ним власть. Он начал избегать частых свиданий с нею и долгих бесед наедине, чтобы не подумали, будто он руководится ее советами; а он в них нуждался и нередко ими пользовался. Когда сенат предложил ему именоваться не только «сыном Августа», но и «сыном Ливии», он этим был глубоко оскорблен. (3) Поэтому он не допустил, чтобы ее величали «матерью отечества» и чтобы ей оказывали от государства великие почести; напротив, он не раз увещевал ее не вмешиваться в важные дела, которые женщинам не к лицу, – в особенности, когда он узнал, что при пожаре близ храма Весты она, как бывало при муже, сама явилась на место происшествия и призывала народ и солдат действовать проворнее. 51. Вскоре вражда их стала открытой: причина тому, говорят, была такова. Она все время уговаривала его зачислить в судейские декурии одного человека, только что получившего гражданство, а он соглашался лишь с тем условием, чтобы в списке было помечено: «по настоянию матери». Тогда она в негодовании вынула из заветного места[117] 117. Из заветного места, e sacrario, где хранились в доме реликвии Августа.
[Закрыть] и огласила некоторые давние письма от Августа, где тот жаловался на его жестокость и упрямство. Он безмерно был оскорблен тем, что эти письма хранились так долго и были обращены против него так злостно; некоторые даже полагают, что это и было едва ли не главной причиной его удаления. (2) По крайней мере, за все три года от его отъезда до ее кончины он виделся с нею один только раз, всего один день и лишь несколько часов. Он и потом не посетил ее, когда она заболела, и заставил напрасно ждать себя, когда она умерла, так что тело ее было погребено лишь много дней спустя, уже разлагающееся и гниющее. Обожествление ее он запретил, уверяя, что такова была ее воля. Завещание ее он объявил недействительным; со всеми ее друзьями и близкими, включая тех, кому она на смертном ложе завещала схоронить ее, он расправился очень скоро, а одного из них, римского всадника, даже сослал качать воду[118] 118. Качать воду для орошения – изнурительная каторжная работа.
[Закрыть].
52. К обоим своим сыновьям – и к родному, Друзу, и к приемному, Германику, – он никогда не испытывал отеческой любви. Друз был противен ему своими пороками, так как жил легкомысленно и распущенно[119] 119. Друз Младший «в гневе бывал так необуздан, что прибил одного видного римского всадника… в пьянстве так неумерен, что однажды ночью, когда его позвали со стражей на пожар и стража просила воды, он велел окатить их горячей водой; он так любил актеров, что они не раз устраивали беспорядки, и их не могли удержать даже изданные Тиберием на этот счет законы» (Дион. 57. 14).
[Закрыть]. Даже смерть его не вызвала в отце должной скорби: чуть ли не сразу после похорон вернулся он к обычным делам, запретив продолжительный траур. (2) Посланники из Илиона[120] 120. Илион – эллинистический город на месте древней Трои, находившийся под особенным покровительством римлян как родина Энея.
[Закрыть] принесли ему соболезнование немного позже других, – а он, словно горе уже было забыто, насмешливо ответил, что и он в свой черед им сочувствует: ведь они лишились лучшего своего согражданина Гектора. Германика он до того старался унизить, что славнейшие его деяния объявлял бесполезными, а самые блистательные победы осуждал как пагубные для государства. Когда же тот по случаю внезапного и страшного неурожая явился в Александрию[121] 121. В Александрию никакой сенатор не имел права вступать без дозволения императора, собственностью которого являлся Египет.
[Закрыть], не испросив на то позволения, он принес на него жалобу сенату. (3) Полагают даже, что он был виновником смерти Германика от руки Гнея Пизона, наместника Сирии[122] 122. О смерти Германика ср.: Кал. 2.
[Закрыть]: некоторые думают, что Пизон, привлеченный вскоре к суду, мог бы сослаться и на полученные им предписания, если бы они не были даны без свидетелей[123] 123. Если бы… – здесь текст испорчен, перевод по толкованию Баумгартена-Крузиуса; Рот на основании Тацита (Анн. III. 16), предлагает дополнение:…«если бы Тиберий не позаботился на тайном свидании отнять бумаги и убить Пизона».
[Закрыть], Поэтому были и надписи во многих местах, и непрестанные крики по ночам: «Отдай Германика!» И это подозрение Тиберий только укрепил., жестоко расправившись после этого с женой и детьми Германика.
53. Агриппина, его невестка, после смерти мужа стала на что-то жаловаться слишком смело[124] 124. На что-то жаловаться… – по Тациту (Анн. IV. 52), на преследование Клавдии Пульхры, двоюродной сестры Агриппины.
[Закрыть], – он остановил ее за руку и произнес греческий стих[125] 125. Греческий стих, и его происхождение неизвестно.
[Закрыть]: «Ты, дочка, считаешь оскорбленьем, что не царствуешь?» С тех пор он не удостаивал ее разговором. Однажды за обедом он протянул ей яблоко, и она не решилась его отведать, – после этого он даже не приглашал ее к столу, притворяясь, будто его обвиняют в отравлении. Между тем, и то и другое было подстроено заранее: он должен был предложить ей яблоко для испытания, она – отказаться от него как от заведомой гибели. (2) Наконец, возведя на нее клевету, будто она хотела искать спасения то ли у статуи Августа, то ли у войска, он сослал ее на остров Пандатерию, а когда она стала роптать, то побоями центуриона выхлестнул ей глаз. Она решила умереть от голода, но он приказал насильно раскрывать ей рот и вкладывать пищу. И даже когда она, упорствуя, погибла, он продолжал ее злобно преследовать: самый день ее рождения велел он отныне считать несчастливым. Он вменял себе в заслугу даже то, что не удавил ее и не бросил в Гемонии[126] 126. Гемонии («Лестница рыданий») – спуск с Капитолийского холма к Тибру, по которому крючьями тащили в реку тела казненных.
[Закрыть]: за такое свое милосердие он даже принял от сената декрет с выражениями благодарности и золотое подношение, помещенное в храме Юпитера Капитолийского.
54. От Германика у него было трое внуков – Нерон, Друз и Гай от Друза один – Тиберий. Когда смерть унесла его детей, он представил сенату Нерона и Друза, старших сыновей Германика, и день совершеннолетия каждого отпраздновал всенародной раздачей подарков. Но когда он узнал, что на новый год открыто давались обеты и за их здоровье[127] 127. Обеты… за… здоровье внуков делались с явной целью польстить самому Тиберию же – обстоятельство, заставившее Тацита заметить: «В век порчи нравов чрезмерно льстить и совсем не льстить одинаково опасно» (Анн. IV. 17).
[Закрыть], то сделал сенату замечание, что такая честь может быть наградой только людям испытанным и зрелым. (2) И открыв этим свое тайное чувство, он отдал их в жертву клевете со всех сторон: всяческими обманами их вызывали на недовольство и на них же потом доносили. Наконец Тиберий сам написал на них обвинение, полное самых ядовитых нареканий[128] 128. Любопытно, что в письме Тиберия Нерон обвинялся «не в вооруженном заговоре, не в жажде переворота, а в любви к юношам и разврате» (Тацит. Анн. V. 3).
[Закрыть], и, когда они были объявлены врагами отечества, умертвил из голодом, Нерона – на острове Понтии[129] 129. Понтия, один из трех маленьких Понтийских островов против побережья Лация.
[Закрыть], Друза – в подземелье Палатинского дворца. Предполагают, что Нерон был вынужден сам покончить с собой, когда якобы по воле сената к нему явился палач с петлей и крючьями; а Друза голод измучил до того, что он пытался грызть солому из тюфяка. Останки обоих были так разметаны, что их лишь с великим трудом удалось впоследствии собрать.
55. Вдобавок к старым друзьям и приближенным он взял советниками в государственных делах двадцать человек из первых граждан Рима. Из всех из них уцелели, быть может, двое или трое – остальных он погубил под разными предлогами. Больше всего смертей повлекла гибель Элия Сеяна, которого он сам же возвел до высшей власти – не столько из доброжелательства, сколько с тем, чтобы его стараниями коварно расправиться с потомками Германика и утвердить наследником власти своего внука от родного сына Друза.
56. Ничуть не мягче был он и к окружавшим его грекам, общество которых особенно любил. Одного из них, Ксенона, который разглагольствовал слишком вычурно, он спросил, что это за диковинное наречие, и тот ответил: «Дорийское»; Тиберий принял это за попрек былым своим изгнанием – ведь по-дорийски говорят на Родосе – и сослал его на остров Кинарию[130] 130. Кинария – островок среди Спорад в Эгейском море. Имя Ксенона в некоторых рукописях – Зенон.
[Закрыть]. За обедом он любил задавать вопросы о том, что он читал в этот день; но узнав, что грамматик Селевк выведывает у его слуг, какими писателями он занимается, и приходит к столу подготовленный, он тотчас отлучил его от себя, а потом довел до самоубийства.
57. Его природная жестокость и хладнокровие были заметны еще в детстве. Феодор Гадарский, обучавший его красноречию, раньше и зорче всех разглядел это и едва ли не лучше всех определил, когда, браня, всегда называл его: «грязь, замешанная кровью». Но еще ярче стало это видно в правителе – даже на первых порах, когда он пытался было привлечь людей притворной умеренностью. (2) Один шут[131] 131. Шуты иногда участвовали в погребальных процессиях; но может быть, здесь имеется в виду случайный шутник из публики.
[Закрыть] перед погребальной процессией громко попросил покойника передать Августу, что завещанных им подарков народ так и не получил; Тиберий велел притащить его к себе, отсчитать ему должное и казнить, чтобы он мог доложить Августу, что получил свое сполна. Немного спустя, когда некий Помпей, римский всадник, чему-то упорно противился в сенате, он пригрозил ему тюрьмой и заявил, что Помпей у него быстро станет помпеянцем[132] 132. Помпеянцем – т.е. обреченным проскрипции и казни.
[Закрыть]: так жестоко посмеялся он и над именем человека, и над былой участью целой партии.
58. Тогда же и на вопрос претора, привлекать ли к суду за оскорбление величества, он ответил: «Законы должны исполняться», – и исполнял он их с крайней жестокостью. Кто-то снял голову со статуи Августа[133] 133. Снял голову со статуи Августа Граний Марцелл, претор Вифинии, с тем, чтобы заменить ее головой Тиберия; по суду он был оправдан (Тацит. Анн. I. 74).
[Закрыть], чтобы поставить другую; дело пошло в сенат и, так как возникли сомнения, расследовалось под пыткой. А когда ответчик был осужден, то обвинения такого рода понемногу дошли до того, что смертным преступлением стало считаться, если кто-нибудь перед статуей Августа бил раба или переодевался, если приносил монету или кольцо с его изображением в отхожее место или в публичный дом, если без похвалы отзывался о каком-нибудь его слове или деле. Наконец, погиб даже человек, который позволил в своем городе оказать ему почести в тот день, в какой когда-то они были оказаны Августу.
59. Много и других жестоких и зверских поступков совершил он под предлогом строгости и исправления нравов, а на деле – только в угоду своим природным наклонностям. Некоторые даже в стихах клеймили его тогдашние злодеяния и предрекали будущие:
Ты беспощаден, жесток – говорить ли про все остальное?
Пусть я умру, коли мать любит такого сынка.
Всадник ты? Нет. Почему? Ста тысяч, и тех не найдешь ты.
Ну, а еще почему? В Родосе ты побывал[134] 134. Смысл эпиграммы: «У Тиберия нет всаднического имущества, потому что по закону все его имущество принадлежит усыновившему его Августу; у него нет даже гражданских прав, потому что он побывал в изгнании».
[Закрыть].
Цезарь конец положил золотому Сатурнову веку —
Ныне, покуда он жив, веку железному быть.
Он позабыл про вино, охваченный жаждою крови:
Он упивается ей так же, как раньше вином.
(2) Ромул, на Суллу взгляни: не твоим ли он счастлив несчастьем?[135] 135. «Ромул» – обращение к римскому народу; «Счастливый» – официальное прозвище, принятое Суллой.
[Закрыть]
Мария вспомни возврат, Рим потопивший в крови;
Вспомни о том, как Антоний рукой, привыкшей к убийствам,
Ввергнул отчизну в пожар братоубийственных войн.
Скажешь ты: Риму конец! никто, побывавший в изгнанье,
Не становился царем, крови людской не пролив.
Сперва он пытался видеть в этом не подлинные чувства, а только гнев и ненависть тех, кому не по нраву его строгие меры; он даже говорил то и дело: «Пусть ненавидят, лишь бы соглашались»[136] 136. «Пусть ненавидят»… – ср.: Кал. 30.
[Закрыть]. Но затем он сам показал, что эти нарекания были заведомо справедливы и основательны.