Текст книги "Жизнь двенадцати цезарей"

Автор книги: Гай Светоний

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

40. Налоги он собирал новые и небывалые – сначала через откупщиков, а затем, так как это было выгоднее, через преторианских центурионов и трибунов. Ни одна вещь, ни один человек не оставались без налога. За все съестное, что продавалось в городе, взималась твердая пошлина; со всякого судебного дела заранее взыскивалась сороковая часть спорной суммы, а кто отступался или договаривался без суда, тех наказывали; носильщики платили восьмую часть дневного заработка; проститутки – цену одного сношения; и к этой статье закона было прибавлено, что такому налогу подлежат и все, кто ранее занимался блудом или сводничеством, даже если они с тех пор вступили в законный брак. 41. Налоги такого рода объявлены были устно, но не вывешены письменно, и по незнанию точных слов закона часто допускались нарушения; наконец, по требованию народа, Гай вывесил закон, но написал его так мелко и повесил в таком тесном месте, чтобы никто не мог списать[112]  112. Гай не хотел опубликовывать текст своего закона, чтобы дольше пользоваться штрафами с тех, кто нарушал его по незнанию.


[Закрыть]. А чтобы не упустить никакой наживы, он устроил на Палатине лупанар: в бесчисленных комнатах, отведенных и обставленных с блеском, достойным дворца, предлагали себя замужние женщины и свободнорожденные юноши, а по рынкам и базиликам были посланы глашатаи, чтобы стар и млад шел искать наслаждений; посетителям предоставлялись деньги под проценты, и специальные слуги записывали для общего сведения имена тех, кто умножает доходы Цезаря. (2) Даже из игры в кости не погнушался он извлечь прибыль, пускаясь и на плутовство и на ложные клятвы. А однажды он уступил свою очередь[113]  113. Уступил свою очередь – так как у него не было денег.


[Закрыть] следующему игроку, вышел в атрий дворца и, увидев двух богатых римских всадников, проходящих мимо, приказал тотчас их схватить и лишить имущества, а потом вернулся к игре, похваляясь, что никогда не был в таком выигрыше.

42. Когда же у него родилась дочь, то он, ссылаясь уже не только на императорские, а и на отцовские заботы, стал требовать приношений на ее воспитание и приданое. Объявив эдиктом, что на новый год он ждет подарков, он в календы января встал на пороге дворца и ловил монеты, которые проходящий толпами народ всякого звания сыпал ему из горстей и подолов. Наконец, обуянный страстью почувствовать эти деньги наощупь, он рассыпал огромные кучи золотых монет по широкому полу и часто ходил по ним босыми ногами или подолгу катался по ним всем телом.

43. Войной и военными делами занялся он один только раз, да и то неожиданно. Однажды, когда он ехал в Меванию[114]  114. Мевания – городок в Умбрии, где у источника Клитумна стоял древний храм Юпитера; описание этой местности см. у Плиния (Письма. VIII. 8).


[Закрыть] посмотреть на источник и рощу Клитумна, ему напомнили, что пора пополнить окружавший его отряд батавских телохранителей[115]  115. Батавские телохранители – германское племя при устье Рейна, покоренное Германиком и сохранявшее верность Риму до восстания Цивилиса в 69 г.


[Закрыть]. Тут ему и пришло в голову предпринять поход в Германию; и без промедления, созвав отовсюду легионы и вспомогательные войска[116]  116. Войско Калигулы, по Диону (59. 22), достигало 250 000 человек.


[Закрыть], произведя с великой строгостью новый повсеместный набор, заготовив столько припасов, сколько никогда не видывали, он отправился в путь. Двигался он то стремительно и быстро, так что преторианским когортам иногда приходилось вопреки обычаям вьючить знамена на мулов, чтобы догнать его, то вдруг медленно и лениво, когда носилки его несли восемь человек[117]  117. Восемь человек – такие носилки (октафоры) обычно употреблялись только женщинами.


[Закрыть], а народ из окрестных городов должен был разметать перед ним дорогу и обрызгивать пыль. 44. Прибыв в лагеря, он захотел показать себя полководцем деятельным и строгим: легатов, которые с опозданием привели вспомогательные войска из разных мест, уволил с бесчестием, старших центурионов, из которых многим в их преклонном возрасте оставались считанные дни до отставки, он лишил звания, под предлогом их дряхлости и бессилия, а остальных выбранил за жадность и выслуженное ими жалованье сократил до шести тысяч[118]  118. До шести тысяч – т.е. вдвое против установленного Августом размера (цифра в рукописи испорчена).


[Закрыть].

(2) Однако за весь этот поход он не совершил ничего: только когда под его защиту бежал с маленьким отрядом Админий, сын британского царя Кинобеллина[119]  119. Кинобеллин – царь племени тринобантов, господствовал над южной Британией; его столицей был Камулодун («Камелот» короля Артура, ныне Кольчестер).


[Закрыть], изгнанный отцом, он отправил в Рим пышное донесение, будто ему покорился весь остров, и велел гонцам не слезать с колесницы[120]  120. Не слезать с колесницы – тогда, как обычно в Риме и других городах, запрещалось ездить в повозках по улицам в дневное время. О храме Марса-Мстителя см.: Авг., 29. 2.


[Закрыть], пока не прибудут прямо на форум, к дверям курии, чтобы только в храме Марса, перед лицом всего сената передать его консулам. 45. А потом, так как воевать было не с кем, он приказал нескольким германцам из своей охраны переправиться через Рейн, скрыться там и после дневного завтрака[121]  121. Дневной завтрак (prandium) римляне ели около полудня.


[Закрыть] отчаянным шумом возвестить о приближении неприятеля. Все было исполнено: тогда он с ближайшими спутниками и отрядом преторианских всадников бросается в соседний лес, обрубает с деревьев ветки и, украсив стволы наподобие трофеев[122]  122. Трофей – столб, украшенный отбитым у врага оружием, который победители ставили на поле боя.


[Закрыть], возвращается при свете факелов. Тех, кто не пошел за ним, он разбранил за трусость и малодушие, а спутников и участников победы наградил венками нового имени и вида: на них красовались солнце, звезды и луна, и назывались они «разведочными». (2) В другой раз он приказал забрать нескольких мальчиков-заложников из школы[123]  123. Из школы, где сыновья-заложники германских вождей получали римское воспитание и образование.


[Закрыть] и тайно послать их вперед, а сам, внезапно оставив званый пир, с конницей бросился за ними вслед, схватил, как беглецов, и в цепях привел назад – и в этой комедии, как всегда, он не знал меры. Когда он вернулся на пир, солдаты ему донесли, что отряд вернулся из погони; на это он им предложил, как есть, не снимая доспехов, занять места за столом, и даже произнес, ободряя их, известный стих Вергилия[124]  124. Стих Вергилия – Энеида. I. 207, обращение Энея к троянцам после кораблекрушения.


[Закрыть].

 
Будьте тверды и храните себя для грядущих успехов.
 

(3) И в то же время он гневным эдиктом заочно порицал сенат и народ за то, что они, между тем, как Цезарь сражается среди стольких опасностей, наслаждаются несвоевременными пирами, цирком, театром и отдыхом на прекрасных виллах.

46. Наконец, словно собираясь закончить войну, он выстроил войско на морском берегу, расставил баллисты и другие машины, и между тем, как никто не знал и не догадывался, что он думает делать, вдруг приказал всем собирать раковины в шлемы и складки одежд – это, говорил он, добыча Океана, которую он шлет Капитолию и Палатину[125]  125. Капитолию и Палатину – т.е. Юпитеру Капитолийскому и Аполлону Палатинскому.


[Закрыть]. В память победы он воздвиг высокую башню, чтобы она, как Фаросский маяк[126]  126. Фаросский маяк при входе в порт Александрии считался одним из семи чудес света.


[Закрыть], по ночам огнем указывала путь кораблям. Воинам он пообещал в подарок по сотне денариев каждому и, словно это было беспредельной щедростью, воскликнул: «Ступайте же теперь, счастливые, ступайте же, богатые!».

47. После этого он обратился к заботам о триумфе. Не довольствуясь варварскими пленниками и перебежчиками, он отобрал из жителей Галлии самых высоких и, как он говорил, пригодных для триумфа, а также некоторых князей: их он приберег для торжества, заставив не только отрастить и окрасить в рыжий цвет волосы[127]  127. Рыжий цвет волос, голубые глаза и высокий рост считались отличительными признаками германцев – ср.: Тацит. Германия. 4.


[Закрыть], но даже выучить германский язык и принять варварские имена. Триремы, на которых он выходил в Океан, было приказано почти все доставить в Рим сухим путем. А казнохранителям своим он написал, чтобы триумф они подготовили такой, какого никто не видел, но тратились бы на него как можно меньше: ведь в их распоряжении – имущество всего населения.

48. Прежде, чем покинуть провинцию, он задумал еще одну чудовищную жестокость: истребить все легионы, бунтовавшие после смерти Августа, за то, что они держали когда-то в осаде его самого, младенцем, и его отца Германика, своего полководца. Его с трудом отговорили от этого безумного намеренья, но ничем не могли удержать от желанья казнить хотя бы каждого десятого. И вот, созвав легионеров на сходку, безоружных, даже без мечей, он окружил их вооруженною конницей; (2) но заметив, что многие догадываются, в чем дело, и пробираются к своему оружию, чтобы дать отпор, он бежал со сходки и прямо направился в Рим. Теперь всю свою ненависть он обратил на сенат; чтобы пресечь столь позорные для него слухи, он осыпал сенат угрозами, жалуясь даже на то, будто ему было отказано в законном триумфе, между тем как незадолго до того сам под страхом смерти запретил назначать ему почести[128]  128. Запретил назначать ему почести – так как это ставило сенат в положение высшей власти, а его – в положение подчиненного.


[Закрыть]. 49. Потому-то, когда в пути к нему явились представители высшего сословия, умоляя его поспешить, он ответил им громовым голосом: «Я приду, да, приду, и со мною – вот кто», – и похлопал по рукояти меча, висевшего на поясе. А в эдикте он объявил, что возвращается только для тех, кто его желает, – для всадников и народа; для сената же он не будет более ни гражданином, ни принцепсом. (2) Он даже запретил кому-либо из сенаторов выходить к нему навстречу. Таким-то образом, отменив или отсрочив триумф, только с овацией он в самый день своего рождения вступил в Рим.

Четыре месяца спустя он погиб, совершив великие злодеяния и замышляя еще большие. Так, он собирался переселиться в Анций[129]  129. В Анций – ср. гл. 8. 5.


[Закрыть], а потом – в Александрию, перебив сперва самых лучших мужей из обоих сословий. (3) Это не подлежит сомнению: в его тайных бумагах были найдены две тетрадки, каждая со своим заглавием – одна называлась «Меч», другая – «Кинжал»; в обоих были имена и заметки о тех, кто должен был умереть. Обнаружен был и огромный ларь, наполненный различными отравами: Клавдий потом велел бросить его в море, и зараза, говорят, была от этого такая, что волны прибивали отравленную рыбу к окрестным берегам.

50. Росту он был высокого, цветом лица очень бледен, тело грузное, шея, и ноги очень худые, глаза и виски впалые, лоб широкий и хмурый, волосы на голове – редкие, с плешью на темени, а по телу – густые[130]  130. Сенека (О твердости мудреца. 18) описывает внешность Калигулы так: «Сам он своим видом вызывал смех – так безобразна была его бледность, знак безумия, так дико смотрели его глаза из-под морщинистого лба, так уродлива была его голова, облезлая, торчащая редкими волосами; а щетинистая шея, а тощие ноги, а огромные ступни!»


[Закрыть]. Поэтому считалось смертным преступлением посмотреть на него сверху, когда он проходил мимо, или произнести ненароком слово «коза». Лицо свое, уже от природы дурное и отталкивающее, он старался сделать еще свирепее, перед зеркалом наводя на него пугающее и устрашающее выражение.

(2) . Здоровьем он не отличался ни телесным, ни душевным. В детстве он страдал падучей; в юности, хоть и был вынослив, но по временам от внезапной слабости почти не мог ни ходить, ни стоять, ни держаться, ни прийти в себя. А помраченность своего ума он чувствовал сам, и не раз помышлял удалиться от дел, чтобы очистить мозг. Думают, что его опоила Цезония зельем[131]  131. О зелье Цезонии упоминают и Иосиф Флавий (Иудейские древности. XIX. 2. 4) ,и Ювенал (VI. 616-617).


[Закрыть], которое должно было возбудить в нем любовь, но вызвало безумие. В особенности его мучила бессонница. По ночам он не спал больше, чем три часа подряд, да и то неспокойно: странные видения тревожили его, однажды ему приснилось, будто с ним разговаривает какой-то морской призрак. Поэтому, не в силах лежать без сна, он большую часть ночи проводил то сидя на ложе, то блуждая по бесконечным переходам и вновь и вновь призывая желанный рассвет.

51. Есть основания думать, что из-за помрачения ума в нем и уживались самые противоположные пороки – непомерная самоуверенность и в то же время отчаянный страх. В самом деле: он, столь презиравший самих богов, при малейшем громе и молнии закрывал глаза и закутывал голову, а если гроза была посильней – вскакивал с постели и забивался под кровать. В Сицилии во время своей поездки он жестоко издевался над всеми местными святынями, но из Мессаны вдруг бежал среди ночи, устрашенный дымом и грохотом кратера Этны. (2) Перед варварами он был щедр на угрозы; но когда он однажды за Рейном ехал в повозке через узкое ущелье, окруженный густыми рядами солдат, и кто-то промолвил, что появись только откуда-нибудь неприятель, и будет знатная резня, – он тотчас вскочил на коня и стремглав вернулся к мостам; и так как они были загромождены обозом и прислугой, а он не желал ждать, то его переправили на другой берег над головами людей, передавая из рук в руки. (3) А потом, когда разнесся слух о восстании германцев, он бросился готовить бегство и флот для бегства, надеясь найти единственное прибежище в заморских провинциях, если победители захватят Альпы, как кимвры, или даже Рим, как сеноны[132]  132. О сенонах см.: Тиб. Примеч. 15.


[Закрыть]. Вот почему, вероятно, его убийцы решили унять возмущенных солдат выдумкой, будто он при вести о поражении в ужасе наложил на себя руки.

52. Одежда, обувь и остальной его обычный наряд был недостоин не только римлянина и не только гражданина, но и просто мужчины и даже человека. Часто он выходил к народу в цветных, шитых жемчугом накидках, с рукавами и запястьями, иногда в шелках[133]  133. Шелк было запрещено носить мужчинам при Тиберии.


[Закрыть] и женских покрывалах, обутый то в сандалии или котурны[134]  134. Котурны – сапоги на высокой подошве, в которых выступали трагические актеры.


[Закрыть], то в солдатские сапоги, а то и в женские туфли; много раз он появлялся с позолоченной бородой, держа в руке молнию, или трезубец, или жезл – знаки богов[135]  135. Молния – знак Юпитера, трезубец – Нептуна, жезл – Меркурия. Дион (59. 26) объясняет все причуды Гая в одежде его желанием походить на богов и богинь.


[Закрыть], – или даже в облачении Венеры. Триумфальное одеяние он носил постоянно даже до своего похода, а иногда надевал панцирь Александра Великого, добытый из его гробницы.

53. Из благородных искусств он меньше всего занимался наукою и больше всего – красноречием, всегда способный и готовый выступить с речью, особенно если надо было кого-нибудь обвинять[136]  136. «Даже у Гая Цезаря помрачение ума не ослабило силы красноречия», – пишет Тацит (Анн. XIII. 3). «Суда» даже приписывает Калигуле «латинский учебник риторики», но это явное недоразумение.


[Закрыть]. В гневе он легко находил и слова, и мысли, и нужную выразительность, и голос: от возбуждения он не мог стоять на одном месте, и слова его доносились до самых дальних рядов. (2) Приступая к речи, он грозился, что обнажает меч, отточенный ночными бдениями[137]  137. Ночными бдениями – во время которых он обдумывал речи.


[Закрыть]. Слог изящный и мягкий презирал он настолько, что сочинения Сенеки, который был тогда в расцвете славы, он называл «школярством чистой воды» и «песком без извести»[138]  138. «Песок без извести» – едкий намек на отрывистую сентенциозность стиля Сенеки.


[Закрыть]. На успешные речи других ораторов он даже писал ответы, а когда видные сенаторы попадали под суд, он сочинял о них и обвинительные и защитительные речи и, судя по тому, что получалось более складно, губил или спасал их своим выступлением[139]  139. Губил или спасал… – т.е. выступал с обвинением не потому, что считал подсудимого виновным, а потому, что обвинительная речь лучше ему удалась, и наоборот.


[Закрыть]: на эти речи он приглашал эдиктами даже всадников.

54. Однако с особенной страстью занимался он искусствами иного рода, самыми разнообразными. Гладиатор и возница, певец и плясун, он сражался боевым оружием, выступал возницей в повсюду выстроенных цирках, а пением и пляской он так наслаждался, что даже на всенародных зрелищах не мог удержаться, чтобы не подпевать трагическому актеру и не вторить у всех на глазах движениям плясуна, одобряя их и поправляя. (2) Как кажется, в самый день своей гибели он назначил ночное празднество именно с тем, чтобы воспользоваться его обычной вольностью для первого выступления на сцене. Плясал он иногда даже среди ночи: однажды за полночь он вызвал во дворец трех сенаторов консульского звания, рассадил их на сцене, трепещущих в ожидании самого страшного, а потом вдруг выбежал к ним под звуки флейт и трещоток, в женском покрывале и тунике до пят, проплясал танец и ушел. Однако при всей своей ловкости плавать он не умел[140]  140. Плавание в древности (особенно у греков) считалось необходимым умением для всякого человека: «Он не умеет плавать» – означало крайнюю неразвитость.


[Закрыть].

55. Чем бы он ни увлекался, в своей страсти он доходил до безумия. Пантомима Мнестера он целовал даже среди представления; а если кто во время его пляски поднимал хоть малейший шум, того он приказывал гнать с его места и бичевал собственноручно. Одному римскому всаднику, который шумел, он через центуриона прислал приказ тотчас отправиться в Остию и отвезти царю Птолемею в Мавританию императорское письмо, а в письме было написано: «Человеку, который это привез, не делай ни добра, ни худа». (2) Нескольких гладиаторов-фракийцев[141]  141. Фракийцы – легко вооруженные гладиаторы с небольшим щитом и кривым мечом, сражавшиеся с мирмиллонами (см.: примеч. 96); Калигула покровительствовал первым.


[Закрыть] он поставил начальниками над германскими телохранителями, гладиаторам-мирмиллонам он убавил вооружение; а когда один из них, по прозванию Голубь, одержал победу и был лишь слегка ранен, он положил ему в рану яд и с тех пор называл этот яд «голубиным» – по крайней мере, так он был записан в списке его отрав. В цирке[142]  142. В цирке в каждом заезде участвовали 4 колесницы с возницами, одетыми в цвета белый, зеленый, красный и синий; зрители делились на приверженцев каждого цвета, и часто страсти накалялись до того, что происходили настоящие побоища.


[Закрыть] он так был привержен и привязан к партии «зеленых», что много раз и обедал в конюшнях и ночевал, а вознице Евтиху после какой-то пирушки дал в подарок два миллиона сестерциев. (3) Своего коня Быстроногого[143]  143. Быстроногий, Incitatus («Борзой», переводит Ильинский): Дион уверяет, что Калигула сделал бы коня консулом, если бы не был убит (59. 14).


[Закрыть] он так оберегал от всякого беспокойства, что всякий раз накануне скачек посылал солдат наводить тишину по соседству; он не только сделал ему конюшню из мрамора и ясли из слоновой кости, не только дал пурпурные покрывала и жемчужные ожерелья, но даже отвел ему дворец с прислугой и утварью, куда от его имени приглашал и охотно принимал гостей; говорят, он даже собирался сделать его консулом.

56. Среди этих безумств и разбоев многие готовы были покончить с ним; но один или два заговора[144]  144. Один или два заговора – заговор Гетулика 39 г. в пользу Лепида, мужа Друзиллы, и несколько заговоров, последовавших в 40 г.


[Закрыть] были раскрыты, и люди медлили, не находя удобного случая. Наконец, два человека[145]  145. Два человека – Кассий Херея и Корнелий Сабин; за их спинами стояли, конечно, виднейшие сенаторы во главе с консулом 46 г. Валерием Азиатиком. Заговор был настолько широко организован, что одновременно были подготовлены два других покушения – Эмилия Регула и Анния Минуциана (Иосиф Флавий. Указ. соч. XIX. 3. 14).


[Закрыть] соединились между собой и довели дело до конца, не без ведома влиятельных вольноотпущенников и преторианских начальников. Они уже были оговорены в причастности к одному заговору, и хотя это была клевета, они чувствовали подозрение и ненависть Гая: тогда он тотчас отвел их в сторону, поносил жестокими словами, обнажил меч с клятвой, что готов умереть, если даже в их глазах он достоин смерти, и с тех пор не переставал обвинять их друг перед другом и ссорить.

(2) Решено было напасть на него на Палатинских играх[146]  146. Трехдневные Палатинские игры в честь Августа были учреждены Ливией после его смерти.


[Закрыть], в полдень, при выходе с представлений. Главную роль взял на себя Кассий Херея, трибун преторианской когорты, над которым, несмотря на его пожилой возраст, Гай не уставал всячески издеваться: то обзывал его неженкой и бабнем, то назначал ему как пароль слова «Приап» или «Венера», то предлагал ему в благодарность за что-то руку для поцелуя, сложив и двигая ее непристойным образом.

57. Убийство было предвещено многими знаменьями. В Олимпии статуя Юпитера[147]  147. О статуе Юпитера см. 22. 3.


[Закрыть], которую он приказал разобрать и перевезти в Рим, разразилась вдруг таким раскатом хохота, что машины затряслись, а работники разбежались; а случившийся при этом человек по имени Кассий заявил, что во сне ему было велено принести в жертву Юпитеру быка. (2) В Капуе в иды марта молния ударила в капитолий, а в Риме – в комнату дворцового привратника[148]  148. Дворцового привратника – Баумгартен считает, что имеется в виду храм Аполлона Палатинского, «привратника» Юпитера-Калигулы; толкование сомнительное.


[Закрыть]; и нашлись толкователи, уверявшие, что одно знаменье возвещало опасность господину от слуг, а другое – новое великое убийство, как некогда в тот же день. Астролог Сулла на вопрос о его гороскопе объявил, что близится неминуемая смерть. (3) Оракулы Фортуны Актийской[149]  149. В Анции было два древних храма Фортуны с оракулами: «Вещие сестры», называет их Марциал (V. 1. 3).


[Закрыть] также указали ему остерегаться Кассия: из-за этого он послал убить Кассия Лонгина, который был тогда проконсулом Азии, но не подумал, что Херею тоже зовут Кассием. Сам он накануне гибели видел сон, будто он стоит на небе возле трона Юпитера, и бог, толкнув его большим пальцем правой ноги, низвергает его на землю. Вещими сочтены были и некоторые события, случившиеся немного ранее в самый день убийства. Принося жертву, он был забрызган кровью фламинго[150]  150. Забрызган кровью, по Иосифу Флавию (XIX. 1. 13) был не Гай, а сенатор Аспренат; он погиб следом за Гаем, так как германцы-телохранители по этой крови подумали, что он был убийцей.


[Закрыть]; пантомим Мнестер танцевал в той самой трагедии, которую играл когда-то трагический актер Неоптолем на играх, во время которых убит был Филипп, царь, македонян[151]  151. Филипп, царь Македонии был убит в 336 г. до н.э. на играх в честь свадьбы его дочери; исполнялась трагедия, повествовавшая о кровосмесительной любви Кинира и Мирры.


[Закрыть]; а когда в миме «Лавреол»[152]  152. В миме некоего Катула «Лавреол» изображалась, между прочим, казнь героя – разбойничьего главаря – на кресте; вариант перевода proripiens se ruina – «упав на бегу».


[Закрыть], где актер, выбегая из-под обвала, харкает кровью, вслед за ним стали наперебой показывать свое искусство подставные актеры[153]  153. Подставные актеры, по-видимому, выбегали на сцену в антрактах и забавляли публику, пародируя действия главного героя.


[Закрыть], то вся сцена оказалась залита кровью. К ночи же готовилось представление, в котором египтяне и эфиопы должны были изображать сцены из загробной жизни.

58. Дело было в восьмой день до февральских календ около седьмого часа[154]  154. День убийства – 24 января 41 г., седьмой час – около часа пополудни. По Иосифу Флавию (XIX. 1. 14), дело было в десятом часу: Гай шел из театра по узкому проходу, сопровождаемый М. Виницием, Валерием Азиатиком, Клавдием и Павлом Аррунцием; Херея первым ударом рассек ему шею, последний удар нанес Аквила; император вел себя достойно, не произнес ни слова, но пытался бежать.


[Закрыть]. Он колебался, идти ли ему к дневному завтраку, так как еще чувствовал тяжесть в желудке от вчерашней пищи; наконец, друзья его уговорили, и он вышел. В подземном переходе, через который ему нужно было пройти, готовились к выступлению на сцене знатные мальчики, выписанные из Азии. Он остановился посмотреть и похвалить их; и если бы первый актер не сказался простуженным, он уже готов был вернуться и возобновить представление.

(2) О дальнейшем рассказывают двояко. Одни говорят, что когда он разговаривал с мальчиками, Херея, подойдя к нему сзади, ударом меча глубоко разрубил ему затылок с криком: «Делай свое дело!»[155]  155. «Делай свое дело!» (hoc age!) – ритуальный возглас жреца, подающий знак к жертвоприношению.


[Закрыть] – и тогда трибун Корнелий Сабин, второй заговорщик, спереди пронзил ему грудь. Другие передают, что когда центурионы, посвященные в заговор, оттеснили толпу спутников, Сабин, как всегда, спросил у императора пароль, тот сказал: «Юпитер»; тогда Херея крикнул: «Получай своё!»[156]  156. «Получай свое!» (accipe ratum!) – т.е. получай то, что ты пожелал – именно внезапную смерть, подобную смерти от молнии Юпитера (конъектура Липсия: accipe iratum, «получай его гнев!»).


[Закрыть] – и когда Гай обернулся, рассек ему подбородок. (3) Он упал, в судорогах крича: «Я жив!» – и тогда остальные прикончили его тридцатью ударами – у всех был один клич: «Бей еще!» Некоторые даже били его клинком в пах. По первому шуму на помощь прибежали носильщики с шестами[157]  157. С шестами – от носилок. Заговорщики после убийства ускользнули в дворцовые комнаты, отставших перебили германцы; потом стража оцепила театр и бросила головы убитых на алтарь. Публика в панике ждала резни, носились слухи, что Гай жив и, раненый и окровавленный говорит на форуме с народом. Наконец, Павел Аррунций объявил о его смерти; германцы удалились, и народ бросился из театра.


[Закрыть], потом германцы-телохранители; некоторые из заговорщиков были убиты, а с ними и несколько неповинных сенаторов.

59. Прожил он двадцать девять лет, правил три года, десять месяцев и восемь дней. Тело его тайно унесли в Ламиевы сады[158]  158. Ламиевы сады – на Эсквилине, близ садов Мецената.


[Закрыть], сожгли наполовину[159]  159. Сожгли наполовину – ср.: Тиб. 75.


[Закрыть] на погребальном костре и кое-как забросали дерном. Потом уже его вырыли, сожгли и погребли возвратившиеся из изгнания сестры. До этого, как известно, садовников не переставали тревожить привидения; а в доме, где он был убит, нельзя было ночи проспать без ужаса, пока самый дом не сгорел во время пожара. Вместе с ним погибли и жена его Цезония, зарубленная центурионом[160]  160. Центуриона, убившего Цезонию, звали Юлий Луп.


[Закрыть], и дочь, которую разбили об стену.

60. Каковы были эти времена, можно судить по тому, что даже вести об убийстве люди поверили не сразу: подозревали, что Гай сам выдумал и распустил слух об убийстве, чтобы разузнать, что о нем думают люди. Заговорщики никому не собирались вручать власть, а сенат с таким единодушием стремился к свободе, что консулы созвали первое заседание не в Юлиевой курии[161]  161. Юлиева курия была в честь Юлия Цезаря отстроена триумвирами на месте Гостилиевой курии, древнего здания сената, сгоревшего в 52 г. до н.э.


[Закрыть], а на Капитолии, и некоторые, подавая голос, призывали истребить память о цезарях и разрушить их храмы[162]  162. Храмы – воздвигнутые божественному Цезарю и божественному Августу.


[Закрыть]. Но прежде всего было замечено и отмечено, что все Цезари, носившие имя Гай, погибли от меча, начиная с того, который был убит еще во времена Цинны[163]  163. Гай Юлий Цезарь Страбон, упоминаемый в Юл. 55, 2.


[Закрыть].