Текст книги "Я не брошу тебя (СИ)"

Автор книги: Гай Север

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

VI

– Ну, и что будем делать? – Камбетэ указал стволом за плечо, где, скрючившись под валуном, стонал, мычал и ругался Гуммо. – Мы ведь не будем ждать, пока он очнется?

– Кам, если шутки в сторону, – Хайдег обернулся, бросил взгляд на покрытого копотью Гуммо, – то будем.

– Надо было нам не меняться.

– Да, и теперь это бы ты тут лежал и дымился. Или ты думаешь, что ты не такой кретин, как Гуммо?

– Нет, конечно, – Камбетэ нервно хихикнул. – Играть в заложников, в такой ситуации?

– Ты, Кам, в такой ситуации не такого бы натворил, – Хайдег подошел к Гуммо, пнул ботинком. – Ты сразу бросился бы на девчонку, и получил локальный заряд.

– В такой ситуации? Я что, по-твоему, совсем...

– Да, Кам, да, родной. Гуммо, конечно, дегенерат, но у тебя-то на самом деле вместо мозгов – что оно там, в яйцах... Вспомнить хотя бы за что ты здесь оказался.

– Ну, и какая тут связь?

– Очнется, догонит – вернешь комплект. Мы, вообще-то, досюда дошли только потому, что поменялись. Он нас уже давно просчитал. Ладно, прощаю... А-пэ-о проходят на третьем курсе, тебе это уже неизвестно... Слушай, а ты ведь даже не сосунок! И еще мне тут что-то втуляешь? Ладно... Их нет. Спустились и спрятались. Мы пойдем круче, – он указал на северо-восток. – Там есть проход, который сверху не снимешь. Внизу между скалами. Он знать не может.

– Устроим милую встречу... Твари...

Они стояли на вершине отлогого спуска, сползавшего в туманную перспективу. Над предгорьями занималось мутно-желтое утро. Небо снова затягивалось облаками – они наползали с востока, принося тяжесть и оцепенение. С северной стороны цвет скальной стены был грязно-голубоватым. Россыпь камней, разбросанных насколько хватало глаз, была намного мощнее, чем с юга. Плотный каменный лабиринт застывшим морем стекал к подножью предгорий и растворялся между высоких каменных зубьев – они угадывались вдалеке, в мареве туманного утра. На всем протяжении северного горизонта, с запада до востока, больше ничего не было видно – стылое море излизанных ветром камней; желтовато-туманная даль, в которой рисуются конусы и пирамиды; сверху – гнетущий облачный панцирь.

– Устроим, если будешь паинькой и слушаться взрослых, – сказал Хайдег. – Думаешь, Гуммо один такой вкусный?

– Ну, пошли, – Камбетэ сделал пару шагов, обернулся. – Гуммо! Мы уходим, ты в курсе?

Гуммо оглянулся на черный силуэт Камбетэ, очерченный мутно-желтым туманом, отмахнулся.

– Ну, догоняй, если что, – Камбетэ повернулся, зашагал вниз.

Хруст каменных крошек у него под ногами затих. Хайдег еще раз просканировал горизонт, подхватил прислоненный к булыжнику карабин, захрустел вслед за Камбетэ. Гуммо, наконец, оторвался от холодного камня, встал сначала на четвереньки, затем на колени, подобрал разрядник, поднялся на ноги, кое-как зашагал. Сделав пару шагов, он упал, снова поднялся на четвереньки, на колени, на ноги, с трудом, спотыкаясь, зашагал снова.

– Подождите, уроды... Хотите бросить, уроды?.. Щас... Гуммо вас всех еще продаст и купит...

– Догоняй, покупатель, – донесся голос Камбетэ. – И забери свой комплект. Ты убогий как... В комплекте хоть голова не так на жопу похожа.

Они погрузились в каменный лабиринт. Идти было трудно – приходилось постоянно крутить, следуя извилистому курсу, который прокладывал сквозь мешанину камней навигатор. Вдобавок часто случалось, что ход оказывался завален осколками валунов, какие навигатор так или иначе не отмечал, и приходилось подбирать альтернативный маршрут. Приходилось постоянно через что-нибудь перелезать; при этом больше всего страдал Гуммо, который едва двигался, перелезал через камни, оставляя за собой следы копоти.

– Гуммо, если замигает опять – умоляю, не нервничай, – Хайдег указал трубой арбалета в небо. – Надо спуститься метров хотя бы на сто. А это будет только там, – он указал вперед, где за толщей каменного скопления их ожидал лес конусов и пирамид.

– Сколько можно... – просипел, задыхаясь, Гуммо. – Давайте привалим...

– Через два часа, – отрезал Хайдег.

Курс забирал к востоку. Они шли уже почти параллельно кряжу, отдаляясь от него все слабее. Наконец серия поворотов увела их на север. Через два часа каменный хаос закончился; они вышли в небольшую долину, шириной метров четыреста, за которой начинались другие джунгли – скалы конусов и пирамид, что были видны в тумане с подножия кряжа. Вблизи они казались огромными – вонзались в низкие облака, протыкая желто-свинцовую толщу; облака над ними не двигались, словно на самом деле застряв на скальных клыках.

Гуммо выбрался из камней, повалился на землю, застонал.

– Расслабься, – подошел Камбетэ. – Мы пришли.

– Мы еще не пришли, – Хайдег оглядел долину. – Там трещина, – он указал на север, в середину свободного от камней пространства, – которую надо переходить. Мы хорошо помним, как переходили ту? – он указал на юг, за спину. – А у нас, спасибо Гуммо, теперь только один мост.

– А что, не хватит? – отозвался Камбетэ, прислонившись к крайнему валуну рядом с Гуммо.

– Мне – хватит. А на вас с этим, – Хайдег пнул Гуммо, который снова скорчился и не переставая стонал, – боюсь, рассчитывать уже не приходится.

– Ну, и брось нас, – Камбетэ хихикнул, – если уже не приходится.

– Пока не брошу. Еще пригодитесь, там, – Хайдег указал на восток. – Когда придет кислота. Или когда дойдем до болот – что раньше... Тогда даже от таких идиотов, как вы, будет польза. Может быть. Снимай «морду», здесь уже низко.

– А какая именно, интересно? – Камбетэ поднял стереомат, снял нейтрализатор, утер ладонью лицо, осторожно вдохнул, закашлялся.

– Скормлю тебя крокодилу, – Хайдег отошел от камней. – А пока он будет жевать, сам уйду.

– Какому еще крокодилу? – Камбетэ помешкал, вернул нейтрализатор на покрытое пылью и потом лицо. – Опять шуточки?

– Он подавится, – простонал Гуммо, – гы-гы-гы...

– Ты жив еще там?.. – Камбетэ вяло пнул Гуммо ботинком. – Прекращай уже свои шуточки, Хайде. Давно без тебя тошнит.

– В болотах живут крокодилы, которые не мигрируют.

– И что?..

Хайдег долго вращал головой, изучая долину. Наконец он выбрал место для установки моста и стал пересекать открытую зону. Пройдя метров сто, он остановился, постоял, всматриваясь, обернулся, махнул рукой.

– Видишь, Кам, как все непросто, – раздался в шлеме насмешливый голос. – Моста здесь не хватит. Трещина здесь сто сорок четыре метра. И этого я не знал.

– А как же схема твоя? – Камбетэ поднялся с камней, подхватил карабин. – Хваленая?

– Не знаю. Но в навигаторе левые данные. Прими это как факт.

– И что? – Камбетэ сделал пару шагов.

– Плохо, Камбетэ, быть дураком. Ты читал описание по комплекту? Прежде чем пользоваться?

– Хайде, хватит бесить, – Камбетэ побежал к Хайдегу, который стоял застыв черной фигурой в мутно-желтоватой серости.

– Мост – семьдесят пять метров. При том, что гарантированная фиксация только на пятьдесят.

Камбетэ подбежал к Хайдегу – тот, как оказалось, стоял на краю обрыва, за которым разверзалась пропасть. На дне, в по-прежнему желтоватом тумане, жирной широкой лентой стелился черный поток. Провал к глубине сужался, и в самом низу в ширину был метров пятьдесят-сорок. Крутые берега потока заросли бледно-фиолетовыми лианами – они сплелись в цепкий ковер, покрывший дно пропасти целиком и местами влезавший на стены.

– Пятьдесят четыре метра, – озвучил Хайдег показания дальномера. – Спуститься мы спустимся, а что будет там...

– Сука, мигает! – заорал Гуммо, подпрыгнув и схватившись за голову. – Хайде, же...

Хайдег в мгновение обернулся, вскинул карабин и выстрелил. Вязкая тишина лопнула гулким хлопком; белая вспышка вылизала детали, стерев на секунду рельеф долины и каменных джунглей в безликую плоскость.

– Надо пойти посмотреть, – сказал Хайдег, опустив карабин. – Может быть, он еще жив... Что для него только хуже. Вот только заряд жалко, но арбалетом так далеко не достанешь.

– Ну да, – хихикнул Камбетэ. – Надо было его оставить. Как это... Принести в жертву.

– Я бы так сделал. Только, Кам, можешь поверить, жертвы – они без толку. Потому что за них мозгов не дают. Я, кстати, тебе говорил снять «морду»?

Он быстро зашагал назад, к кромке каменного лабиринта. Гуммо черным комком лежал в центре черного круга – весь камень в радиусе двадцати метров был черным от копоти убитого паука. Когда Хайдег и спешащий за ним Камбетэ вернулись, он так же не переставая стонал, мычал и, едва ворочая языком, ругался.

– Или поднимайся, – Хайдег тронул ботинком черную массу, – или оставайся. Времени – ноль. Спустимся там, – он обернулся к Камбетэ и указал стволом на восток. – Там уступ, с которого можно попробовать зафиксировать мост – шестьдесят метров.

Он отвернулся и быстро зашагал назад к расселине.

* * *

– Почему ты уверен, что у него левая схема? – Камбетэ разглядывал проход сквозь лес каменных пирамид. – У Особого-то?

– Я не говорил – левая. Я говорил – орбитальная. Ты в курсе, в чем разница между орбитальной схемой и локальной? А мою, – Хайдег стукнул пальцем себе по стереомату, – к тому же, собирал Животное. Который здесь был несколько раз, лично. Когда вешали местность для новой зоны.

– Странно как-то Животное выпилился, – хихикнул Камбетэ. – Вешал-вешал, вешал-вешал... Лично. Ты-то, Хайде, конечно, знаешь? Куда делся Животное?

Хайдег не отвечал. Они лежали, спрятавшись в кустарнике, похожем на огромный моток ржавой колючей проволоки. Длинные кривые ветви скрутились в веретено, обсыпанное бледно-лимонными блестками треугольных цветков. Посередине мотка было пространство, удобное для маскировки и наблюдения; однако пробираться в него пришлось с большим трудом – противокислотная оболочка ветвей оказалась настолько прочной, что ветви удалось только прожечь разрядником, и почти на предельной мощности.

Впереди между пирамидами скал простиралось открытое место. Серо-фиолетовая земля – в цвет неба, что изредка открывалось в прогалинах облаков; черно-фиолетовая трава, жестко шуршащая в ветре, который возникал порывами в тесноте каменных переходов; булыжник, ссы́павшийся со скал. Пространство широким прямым коридором отходило вглубь скал метров на двести, затем разветвлялось в несколько рукавов. Рукава разбегались в скалах и пропадали в желтом тумане – здесь он был ощутимо плотнее.

– Они пошли через эти трущобы, – Хайдег обвел стволом карабина скалы. – А ход на восток только здесь.

– Замечательно, – хихикнул Камбетэ, водя стереоматом по основанию скал. – Они выбираются в точку, а нас тут раз – и трое.

– Замечательно? – усмехнулся Хайдег. – Я уже понял, какой ты мастер ландшафтного боя, там... – Хайдег указал стволом за спину, на бесконечную ленту скалы. – Гуммо давно не в счет... Они выбираются в точку, а я тут раз – и один. И с единственным преимуществом – у меня приоритет антуража.

– Так это и здорово?

– Камбетэ, ты все-таки дегенерат. Я не знаю, какая у него батарейка и сколько еще под крышкой. Это как минимум. Особые, Кам, – это Особые. У них даже батарейки особые, не сомневаюсь. А экстраполировать система не может. Неизвестно, сколько у него было с нуля. И неизвестно, сколько он мог потратить вне зоны. Может быть, где-нибудь накопал новую батарейку? У вылупков про Особых целая мифология. Особым даже батарейки телепортируются... Хотя, как видишь, у них иногда даже тухлая схема. В том плане, что нелокальная...

Хайдег долго вглядывался в желтый туман.

– Так что, Камбетэ, пусть счет сейчас девять-одиннадцать в нашу пользу, это не говорит ни о чем. Даже с учетом того, что пять у нас – на двоих! Ты способен это понять, двоечник? Тэ-эл-бэ начинается на втором, ты еще должен был это застать. И сдать как минимум первый контроль... Или ты «физику в туалете слушал»? Был бы на твоем месте хотя бы немного вменяемый человек... Я бы объяснил ему, что в таких случаях делается...

Хайдег замолчал, оценивая конфигурацию антуража в стереомате.

– А так... Буду использовать тебя как автоматическую установку, без головы. Видишь, проем вон там? – он указал стволом. – Сядешь там и будешь сидеть.

– Тупо сидеть? – хихикнул Камбетэ без обычного оживления. – И долго?

– Пока взрослые не скажут, что можно уйти. Пошел, – Хайдег ударил Камбетэ в плечо прикладом.

Камбетэ полез назад, продрался сквозь выжженную в мотке кустарника-проволоки дыру. Помешкал, обогнул веретено усыпанных треугольниками-цветами ветвей, быстро перебежал открытое место, юркнул в нужный проход под нависшими стенами скал.

– На месте, – раздался в шлеме напряженный голос. – И что?

– Повернись... – Хайдег переключился на стереомат Камбетэ. – Не верти головой! Смотри вперед, не дергайся... Нет, что за кретин! Просто сиди и смотри, говорят!

– А мне что делать?.. – простонал Гуммо, скорчившийся ничком рядом с Хайдегом. – Мне куда... Что делать...

– Тебе – быстрее сдохнуть. Лежи и заткнись. И если будешь так громко кряхтеть, я тебя сейчас и убью. Пока не подставил нас всех... Видишь камень?

– Похожий на задницу?..

– Да, Кам, да. Похожий на задницу. Садишься на камень, и все.

– Просто сижу?

– Просто сидишь, кретин. На этой заднице.

– А он точно меня не... Тут со всех сторон – ничего!..

– Вот это и нужно, кретин. Потому что теперь у меня двойной приоритет антуража. А у него только один комплект. И теперь, Кам, слушай внимательно. Видишь, еще булыжник? И видишь, вон та стена, и за ней – пространство?

– Похожее на...

– Да, Кам, да. Как только он появляется в зоне, твой комплект работает первый. Я сразу получаю прогноз и...

– Прогноз? Погоды?

– Нет, Кам. Пэ-эр-эс – прогноз развития ситуации. Ничего, Камбетэ, не спрашивай, только слушай... Я сразу получаю прогноз и говорю куда переместиться. За этот булыжник, или за эту стену. Чтобы не потерять приоритет антуража. От этих объектов зону, куда они выпадают, ты видишь первый. И если, Кам, ты не обосрешься и сделаешь все как скажу... То все будет чики-пуки. Только двигай куда скажу! Был бы на твоем месте хотя бы сосунок с третьего курса, нормальный... И видишь, листья? Не трогай! Там кислота.

– И что теперь? – отозвался Камбетэ через пару минут.

– Все. Сидишь, молчишь, ждешь.

– И сколько?

– Пока взрослые не скажут, что можно уйти.

Они стали ждать – Хайдег в огромном кусте, в середине плотного веретена ветвей, Камбетэ – в проеме между зубьями каменных пирамид, в серо-фиолетовом полумраке под низким тяжелым небом. Вязкую тишину у подножия скал нарушал только ветер, шуршащий в черном фиолете травы, и Гуммо – он лежал, скрутившись в клубок, стонал, бессвязно ругался, звал Хайдега и Камбетэ, проклинал, ворочался, стонал и ругался, снова и снова, снова и снова.

* * *

VII

За кряжем идти было легче – во-первых, было меньше мелких острых камней; во-вторых, идти было под гору. Уклон был удобный; не слишком пологий – ноги шагали сами, можно было расслабиться, дать отдых каким-то мышцам; не слишком крутой – шаг сдерживать не приходилось, можно было расслабиться по-другому и дать отдых другим мышцам. Пока спускались, Леро таким образом даже удалось отдохнуть. Она рассеянно ступала за Кламматом – тот черной дырой двигался впереди, следуя всем многочисленным поворотам, которые заставлял крутить навигатор, выбирая курс в каменном лабиринте.

Курс часто приходилось менять, так как постоянно попадались камни, какие нельзя было ни перелезть, ни как-нибудь обойти. Протискиваться в щели между такими камнями и стенами лабиринта было также нельзя – из-за росы, которая выпадала концентрированной кислотой. Почти голая Леро, в своем изодранном платьице, несколько раз зацепила покрытый лоснящейся пленкой камень, добавив таким образом к многочисленным порезам и ранам несколько жгучих ожогов.

Однако, по мере того как они опускались, концентрация кислоты в воздухе уменьшалась, дышать становилось легче – Леро почти перестала кашлять, крови на ладонях, когда она отнимала их ото рта, становилось меньше. Леро несколько раз пыталась окликнуть Кламмата, но поняла, что говорить не может – горло внутри горело, больно было просто глотнуть. Как хорошо, что у Кламмата есть эти капсулы... Тот шел, время от времени оборачиваясь и проверяя, все ли в порядке.

Вскоре Леро заметила, что грандиозный калейдоскоп звезд и туманностей в бездонной черноте неба стал меркнуть – надвинулись утренние облака. На востоке занялся грязно-желтый рассвет. Бесформенным мутным пятном он растекался по низкому небу, фиолетово-медными бликами рисуя ландшафт – мягкие спины камней; каньоны бесконечного лабиринта, размытые перспективой в медно-жемчужный туман; под светом матово-жирной пленкой мерцает роса... Тени играют с пространством так, что было неясно, как далеко в стороне каменная стена – или десять шагов, или протяни руку – коснешься... И как далеко впереди очередной поворот – или десять шагов, или полкилометра... А там, в неясном тумане, – неясный серый абрис, за которым новый и новый; они уходят в смутную даль угасающей чередой, и им нет конца... Сверху над царством грязно-жемчужных призраков – облачное покрывало, тяжелое, густое, гнетущее...

Леро шла, озираясь на призрачный мир, и вскоре голова у нее закружилась, и она почувствовала, что сейчас упадет. Она держалась изо всех сил; но рассвет превратился в утро, свет и цвет вернулись к тому, к чему глаз здесь уже успел привыкнуть. Головокружение прекратилось; впереди надежным черным пятном двигался Кламмат, и было безошибочно ясно, что до него всего лишь три метра, которые можно было преодолеть в пару секунд и вцепиться в черную руку.

Леро давно потеряла счет времени. Утро закончилось, и расползался сонный полупрозрачный день, когда Кламмат остановился, и Леро снова чуть не уткнулась в черную спину. Она остановилась и тоже стала оглядываться.

Утомительный лабиринт закончился – они стояли на краю неширокой, метров не больше четырехсот, долины, за которой в тумане рисовались высокие каменные зубцы – пирамиды, конусы, узкие призмы. Они возносились ввысь и вонзались в плотность облачного покрывала. Грязновато-желтый жемчужный свет, казалось, вытекал из пробитых в покрывале прорех и стекал по каменным зубьям, растворяясь внизу медно-фиолетовым полумраком. Новый каменный лес поглощался туманом, и было трудно представить на сколько он простирался.

Долину по всему протяжению рассекала глубокая трещина, по дну которой сонно стелилась черная, жирно сверкающая лента реки. Берега заросли путаницей лиан, похожей на гнилую изгаженную мочалку, перепачканную какой-то слизью. Моста не хватило; Кламмат долго бродил вдоль обрыва, пока не нашел пару балконов, с которых удалось зафиксировать мост – трещина книзу сужалась и на глубине была неширокой.

Перебрались без приключений; дошли до нового лабиринта, погрузились в недра каменных джунглей. Здесь идти было еще легче – ровная почва, поросшая жесткой сухой травой, шагать по которой, тем не менее, было легко; широкие коридоры, плавные повороты, пространство... Только почти отвесные стены, нависая над головой и пожирая небо, давили и угнетали.

Кламмат почти сразу повернул на восток, и они весь день шли параллельно долине с трещиной – та оставалась не более чем в километре справа. Шли молча; Кламмат только раз обернулся, когда день уже угасал и опускались лиловые сумерки, угрюмые и холодные; он сказал, что придется возвращаться к юго-востоку и выходить из-под защиты камней, так как зона скальных зубов скоро отходит на север. Но выйдут в долину они завтра с рассветом – надо устроить привал и поспать хоть немного.

Они свернули направо, и через какое-то время Кламмат притормозил, внимательно обозревая ландшафт. Долго изучав конфигурацию скал, он наконец выбрал площадку, расположенную на перекрестке пяти коридоров и отличную тем, что все пять рукавов-тоннелей контролировались из одной точки. Леро, почти не ощущая себя, доплелась до стены, рухнула, прислонившись к холодному камню спиной, и не заметила как уснула.

* * *

Кламмат разбудил ее рано, в самый разгар царства призрачных теней.

– Завтрак, – он протянул Леро шоколадную плитку. Затем отошел и, подняв стереомат, всмотрелся в глубину коридора невооруженным глазом.

Леро обнаружила, что лежит в трех метрах от мокрой стены. Не чувствуя ни вкуса, ни запаха, едва шевеля губами, засунула плитку в рот, с трудом откусила кусочек и стала держать во рту, дожидаясь, пока он растает и его можно будет как-нибудь проглотить, саднящим мучительно горлом.

– Жуй быстрее, – Кламмат оглядел Леро, как она, морщась, пытается проглотить шоколад. – Они рядом, восток-восток-юг. Пусть вне зоны, не фиксируются – но им больше быть негде. Схема у Хайдега не только локальная, но еще самая свежая, это ясно... С такими данными и с таким опытом, как у него, по антуражу он нас всегда будет опережать. А я не могу отойти от тебя больше чем на три метра.

Леро перестала морщиться и подняла вопросительный взгляд.

– Сторожевой прибор, – он тронул полусферу на макушке шлема. – Его обычно включают на время сна. Мы проснулись, но я его пока не выключил. Потому что в таком антураже, – он обвел стволом лабиринт каменных пирамид, – оппонент может приблизиться к радиусу активной защиты...

– Вот ты уже замучил... Ну неужели нельзя по-человечески объяснить...

– ...так, что ты его не определишь. Потому что он будет постоянно скрыт.

– Ладно, поняла, не дура... – просипела Леро, с трудом проглотив растаявший кусок шоколада.

– В общем, все, что сейчас попадет в это кольцо – от трех-шести до шести-двенадцати метров – уничтожается. Все живое.

– Ну, пошли тогда... – Леро, поморщившись, проглотила еще кусок. – Я еще живая пока, вроде... Сейчас встану...

Она, зажав плитку в зубах, поднялась на колени и попыталась встать. Сил не было. Леро опустилась на четвереньки, бессильно вздохнула.

– Фефяф фтану...

– Давай я тебя привяжу.

– Это зачем?! – Леро выронила шоколад, подняла голову.

– Мало ли что. Теперь я его буду включать часто.

– Еще чего! Я тебе что, собачка?

– Мало ли что!

– Нет, вот ты хам! Я что, дура какая-то? Или слепая? Не знаю, что такое три метра? Нет, вот ты хам все-таки... Вот тебя еще надо воспитывать... Ну ничего, я этим еще займусь...

– Меня пугает, что нигде ничего, – Кламмат сбросил на нос стереомат. – Поэтому пусть работает, даром что сосет батарейку... Он устроил засаду и нас уже ждет, я в этом уверен. И устроил, я уверен, здесь – на выходе из этих камней в долину. Потому что в обход я уже не пойду, – Кламмат указал на северо-восток, в глубину скал. – В обход – плюс неделя. А кислота уже здесь.

– Я тебе все испортила... Без меня ты бы его уже грохнул... А теперь я тут болтаюсь... В обход какой-то еще...

– Леро, ты себя плохо чувствуешь и плохо соображаешь. Дорога у нас одна! До базы. Мы пересечемся – без вариантов.

Леро все-таки поднялась, дошаталась до Кламмата, упала на него, прильнув горящей щекой к гладкому прохладному материалу костюма, бессильно скользнула вниз, на колени.

– Так бы и умереть...

Она закашлялась, выплюнув недотаявший кусок шоколада. Кашлять было уже не так больно, и крови почти уже не было. Кламмат мягко отстранил ее, взял за руку, потянул, поднимая, повел через площадку.

Едва они выступили в коридор и свернули на восток, вправо, как раздался характерный холодный треск, белым огнем вспыхнула сфера защиты, нахлынул тошнотворный запах. Кламмат дернул Леро назад, под прикрытие стен; она упала плечом на камень, обожглась кислотной росой, вскрикнула.

– Ага, – сказал Кламмат через пару секунд, изучив данные в стереомате. – Он почти у активной зоны. И приоритет у него, я понимаю, двойной. Поэтому он так спокойно рискует. То есть, в общем, и не рискует... У нас только один маршрут.

Он снова схватил Леро за руку и потащил за собой вдоль камня в противоположную сторону. Когда камень кончился и они оказались на перекрестке с ближайшим поперечным тоннелем, Кламмат дернул Леро в левый, южный рукав. Леро слетела с ног, поволоклась по земле, обдираясь колючей травой – боль снова заполыхала огнем, – через несколько метров защита сработала снова. Кламмат уволок Леро влево, в нишу под камни.

– Обложили... – прохрипела Леро в сухие стебли и прикусила от боли губу. – Гады, да?..

– Да. Кто-то сидит вон там, – Кламмат указал стволом влево вдоль коридора. – Если там, – он перевел ствол за спину, – был Хайдег, а там, – он снова указал на юг, – кто-то из тех...

– Тот, второй?..

– После такого – вряд ли... Скорее, другой. То у нас шансы есть. Потому что второго, скорее всего, он воткнет как палку, посадит как автомат.

– Как палку?.. А что это?..

– Как диспоз. Шток временного базирования. Одноразовый посадочный шток – когда машина уходит, он остается... Потом, Леро! Отдай гашетку, угомонись! И так еле дышишь. А если наоборот – будет намного сложнее. Даже если на месте этого, – Кламмат опустил ствол, – воина будет какой-нибудь сосунок с третьего курса – уже будет намного сложнее.

– Сосунок?.. Это как?.. С вами разговаривать невозможно... – Леро закашлялась. – А почему ты не выстрелил? Ведь интервал ведь? Можно было его подстрелить? Или как? Не угомонюсь, дурак...

– Нет смысла. Конфигурация. Только потратишь заряд.

– Зато он испугается...

– И что? – Кламмат усмехнулся, но сразу погасил усмешку. – Хотя, Леро... Знаешь... Может быть, ты и права.

– Это ведь даже не сосунок... С третьего курса.

– Может быть, ты и права, – Кламмат замер, изучая данные в стереомате. – Схемы у нас хватает, чтобы устроить травлю... Но. Только если он испугается. Только если там, – он указал стволом, излучатель которого тлел мрачным рубином, – не он сам, а кто-то из тех. А там кто-то из тех... По схеме, там, – Кламмат снова перевел ствол в ту сторону, где их настиг первый разряд, – сектор контроля намного шире, и таким олимпийцам такую зону он, разумеется, не доверит... Хайдег, по сути, один. С такой публикой не навоюешь. Сам себя как палку он не воткнет.

– Ну, так давай тогда!.. Этот дурак испугается и убежит!..

Кламмат долго молчал.

– Проблема в том, что конфигурацию с орбиты снимаешь – и все, – он посмотрел в угрюмое небо. – А тэ-гэ-эс – величина динамическая. Если за эти четверо суток она изменилась... Риск будет необъективный. А необъективный риск...

– Ты меня уже так замучил, что я тебя сейчас сама убью, как-нибудь, – Леро заплакала. – Где здесь твой объективный риск? – она вытерла слезы, размазав по щекам розовое пятно. – Ты пень.

– Я не обиделся, – сказал Кламмат и поднял ствол к голове. Огонь излучателя замерцал теплыми бликами на черной панели стереомата. – Потому что я пень, это правда. Но это все из-за тебя. Один я рисковал бы, конечно, сильнее.

– А я тебе говорила – брось меня на фиг... Я и так уже мертвая... Таскаешься с трупом...

– Отставить! Мы это уже обсудили. Я не брошу тебя.

Он взял Леро за руку, поднял, подвел к краю стены, затем дернул влево в полумрак тоннеля. Треск, белый призрак огня, тошнотворная вонь – Кламмат помчался по тоннелю вперед, волоча за собой Леро мешком – та сбилась с ног при первом же шаге. Ответный разряд Кламмата ушел сразу. Впереди, метрах в пятидесяти, больно ударив в глаза, полыхнул жесткий белый огонь. На карабине Кламмата замигал злой красной звездой разряженный накопитель. Кламмат на мгновение замер, затем помчался – добежал до края очередной пирамиды, и замер снова. Леро наскочила на него, привалилась, вскрикнула, задев ссадиной на виске кольцо такелажа.

Какое-то время Кламмат молчал и не шевелился. Затем – красный огонь сменил цвет на зеленый и перестал мигать – снова схватил Леро за руку. Снова рванул, снова помчался по коридору – сфера защиты снова треснула белым огнем, – проволок Леро сквозь новую вонь и устремился по коридору – навстречу невидимому стрелку.

Никто не стрелял. Они, не покидая прикрытия, добежали до крайней каменной пирамиды, за которой расстилалась долина с трещиной, растворяясь по сторонам в тумане. Кламмат снова замер у кромки стены, прижавшись плечом к влажной поверхности. Он огляделся, поднял стереомат на шлем, вытер ладонью брови.

– Если бы он не удрал, мы бы остались на том перекрестке, – Кламмат обернулся назад, в глубину коридора. – Допустить разряд в интервал накопления...

– Даже не сосунок с третьего курса, – засмеялась-закашлялась Леро.

– Так точно, – сказал Кламмат, вернув на нос стереомат. – Сейчас он ушел, потому что мы вышли в долину. Где будет ждать теперь – пока не представлю. Скорее всего, до реки он в зоне и не появится. Такой ландшафт он, разумеется, не прогадит. Ландшафт что надо – ускориться и за рекой контролировать приоритет. А это особенно важно потому, что там – преимущественно низина. Вперед.

* * *

Идти по этой долине, вдоль бесконечной трещины – которая, по мере того как день разгорался и становилось теплее, стала густо парить, – было легко и даже весело. За пятеро суток Леро вытерпела столько боли, что места для новой уже, наверное, не осталось – очередные порезы, ссадины и ожоги Леро просто перестала отчетливо воспринимать. Когда кончалась очередная капсула, очередная боль наливалась тупым оцепенением, в котором все ощущения были перемешаны, смазаны, сдавлены – не разберешь.

Леро только смотрела на новую кровь и старалась не плакать, представляя, сколько шрамов и пятен на коже останется, когда (если вообще когда-нибудь) это все заживет. Кламмат сказал, что если они успеют вернуться на борт за семь-восемь суток и обработать кожу как надо, шрамов и пятен не будет. Только Леро, оглядывая бескрайний камень и неисчислимые веретена кустов, уже не верила, что от этого нескончаемого кошмара можно уйти, как-то избавиться – даже за две недели, даже за месяц, за год.

Идти, тем не менее, было нетрудно; приходилось лишь огибать эти причудливые кусты, разбросанные тут и там мотками ржавой колючей проволоки. Буро-черные ветки пестрели бледно-лимонными треугольничками цветков, неестественно беззащитных среди вязкой беспросветности камня и туч. Цветки были такие милые и домашние – Леро хотелось остановиться и насобирать охапку, чтобы просто смотреть на нее и забыться... Но Кламмат спешил и спешил.

Вскоре ландшафт изменился. Слева массив пирамид и конусов стал забирать в сторону и вскоре ушел на север. Справа за дымящей пропастью каменный лабиринт стал также отодвигаться дальше, и вскоре пропал из вида. Леро и Кламмат вышли на уступчатое плато – оно скатывалось к востоку, растворяясь под горизонтом. По правую руку расселина, покинув расступающуюся долину, теряла напряженный бег и расходилась широкой ложбиной с осыпающимися краями. Было видно, что вдалеке она полностью уплощалась, а черная лента реки расходилась в несколько рукавов.

По плато были рассыпаны группы камней – почти так же, как с южной стороны кряжа, которого сейчас почти не было видно в тяжелой дымке, но здесь камни были крупней, раза в два, и не темно-серые, а матово-черные. Они были похожи на огромные толстые лепестки, словно опавшие с каких-то волшебных растений и застывшие вертикально, сгруппированные по простору плоскости в неком хитром порядке. Расстояние между кучками групп было большим и позволяло наблюдать плато до самого горизонта. Почва плато была пепельно-черной – как видно, песок, образовавшийся от эрозии каменных «лепестков»; он мерцал под фиолетовым небом как перламутр. Леро оглядывала огромный простор и вдруг схватила Кламмата за руку – ей показалось, что впереди, метрах в двухстах, в черно-фиолетовой обманчивой перспективе, одно из пятен сдвинулось с места и поползло.