Текст книги "Я не брошу тебя (СИ)"

Автор книги: Гай Север

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Кламмат сцепил стереомат и дал Леро. Она надвинула на нос прибор – тот сейчас же удобно аккомодировался, так, что не хотелось снимать, – поймала в поле обзора черную точку. Прибор выделил движущийся объект и вывел увеличение. Леро даже подпрыгнула. Это была огромная – стереомат определил три метра – шестиногая черепаха. Она неторопливо брела по своим делам, передвигая конечности в своем алгоритме, мерцая черным полированным панцирем, сонно вращая сплюснутой головой.

Леро с восторгом разглядывала диковинное животное. Панцирь был так похож на черные камни, что, казалось, из него же был выточен – только блестел полировкой и тем самым производил несокрушимое впечатление. Лапы и голова сверху имели привычный здесь фиолетово-серый оттенок, но снизу были палево-серые – очевидно, такое было и брюхо под панцирем. Лапы и голова были покрыты узором из черных крапинок и полосок; на голове – две черные бусины глаз. Черепаха была ужасно милая; Леро смотрела и не могла оторваться; ей хотелось догнать это восхитительное существо, приласкать, поиграть как с котенком – даром что котенок был трех метров в диаметре.

Кламмат забрал стереомат; они вышли из долины и направились по плато.

* * *

Несколько часов они шли с прежней скоростью. Затем уступчатый спуск прекратился; плато вылилось в плоскость, продавленную плоскими впадинами. Группы черных камней на время кончались, затем, после плоскости впадин, продолжали пестрить до самого горизонта. У края ближайшей впадины Кламмат остановился и стал оглядываться.

– Привал? – Леро доковыляла до Кламмата, уткнулась щекой в плечо.

– Дело плохо, – сказал Кламмат, подняв стереомат на шлем и утирая брови. – Разбросанные группы объектов на базе блюдчатой плоскости – хуже ничего нет. Желторотик, который позволяет себя увлечь в такой антураж в одиночку, до сосунка... До третьего курса не доживает.

– То есть? – Леро захлопала ресницами.

– Не пройдет ни одного теста, – Кламмат улыбнулся. – Это тип антуража с фактором два. Приоритет сразу двойной, – он указал на дно впадины, – и, что главное, мелкомасштабный. Намного выгоднее, – ответил он на вопросительный взгляд, – чем, например, просто стоять на холме и контролировать окружение. Здесь постоянно есть точка, с которой получаешь общий приоритет высоты. Только правильно перемещайся и учитывай группы, – он поднял ствол на ближайшее скопление черных камней.

– Ничего не поняла... Только – что пойдем по гребням? – Леро смотрела на плоскость неглубоких кратеров.

– Там дальше есть несколько мест, где так или иначе придется спуститься. Но меня беспокоит не это.

– Геомагнитная?

– Да. Моей схеме четверо суток. А тэ-гэ-эс не живет больше трех. Теоретически может держаться неделю, и больше, но практическая гарантия – трое. Поэтому все операции рассчитаны на этот срок. Падаешь на точку с проверенной свежей схемой и, пока она дышит, работаешь.

– А что может быть, вообще? – Леро посмотрела в небо. – Я не понимаю, технически...

– Видишь, спуск и первая группа? – Кламмат перевел ствол. – Допустим, я решил потратить заряд, чтобы перейти через блюдце, туда, – он перевел ствол дальше. – От трассы до группы... Сто сорок три метра. У меня в схеме тэ-гэ-эс – ноль-ноль-два-пять.

– Ну, а нельзя, что ли, сейчас и померить? Этот тэ-гэ-эс твой дурацкий? Что за глупость такая?

– Тэ-гэ-эс детектится геомагнитным локатором. Это такая антенна в чехле, девять метров длиной самая маленькая.

– Эх ты, – потухла Леро. – То есть, только с машины?..

– Да. Либо с орбиты, либо локально, но однозначно не своим прибором, – Кламмат тронул полусферу на шлеме.

– Ну, а почему ты не можешь его получить с орбиты?!

– Потому что мне неоткуда его получать! Здесь нет ни одного стационарного зонда. Спутника, если по-вашему. На таких точках обычно вешают временный – если почему-то нужна поддержка когда уйдет базовый борт. Временный тухнет сам по себе, когда кончается сессия. И такое бывает редко, потому что обычно хватает сессии со своей машины.

– Ну так вот! Со своей машины! Почему свои не сбросят тебе этот твой тэ-гэ-эс, с орбиты?

– Наших нет, Леро. Говорю же тебе, база ушла! В Галактике много проблем.

– То есть... Вас тут просто бросили, чтобы вы тут сами, с этими...

– Да. Будет через шестнадцать суток.

– А почему вам не оставили зонд, какой-нибудь, маленький? Все-таки? – Леро снова посмотрела в небо. – Бросили вас, и даже тэ-гэ-эс нет?

– Говорю же, расчетный срок операции – трое суток. И тех остальных, – Кламмат кивнул на юг, – всех, уже собрали в банку и засолили. Это мы с тобой здесь играем в войнушку. На свой страх и риск.

– А связь как же? А следить как же?

– Связь ведется в эр-диапазоне – ему ретрансляторы не нужны в принципе.

– Ну, а следить как же? За этими? – Леро обернулась назад, где, где-то далеко за кряжем, находился рудник.

– Для этого спутник не нужен. Есть много других способов. Кстати, более эффективных. Так вот. При ноль-ноль-два-пять я рассчитываю, что на таком удалении моя защита – сто пятьдесят шесть.

– Тринадцать в запасе?

– А тэ-гэ-эс актуальный – ноль-ноль, скажем, два-восемь. Моя защита будет только сто сорок. При том, что шесть метров в край – зэ-эн-пэ.

– ?!

– Зона нестабильного определения. Как повезет. Второкурсники по этому пункту всегда получают двойки. Они считают, что им повезет.

– А тебе везло, хоть раз?

– Леро, – Кламмат опустил голову и посмотрел на нее без улыбки. – Ты балда. У вас ведь так говорят? Я жив до сих пор потому, что никогда не рассчитываю на везение. У меня есть оптика, – он тронул стереомат, – есть прибор, – он тронул полусферу на шлеме. – Ну, и мозги, – он тронул сам шлем.

– Ну не ругайся, ладно, – Леро вздохнула, присела на корточки, посмотрела в землю. – Я просто устала. Я так устала, вообще, что хочу умереть. А ты не разрешаешь! И даже шоколадки не дал.

– Шоколад вечером, как привалим.

– Ну, а куда сейчас? Если без тэ-гэ-эс? Как без нее, вообще?

– Как минимум учитывать, что показания могут врать – сильно. Есть специальный режим для таких ситуаций. Если им осторожно пользоваться – осторожно... Вперед.

Они пошли. Кламмат двигался медленно, останавливаясь на каждом перекрестке гребней и исследуя конфигурацию, прежде чем выбрать очередной поворот. Они прошли так еще около часа, как калейдоскоп кратеров-блюдец закончился – Кламмат остановился на последнем гребне, который расплывался в равнину. Черные камни пестрели по новой плоскости в своем прежнем ритме.

– Разумеется, – Кламмат невесело усмехнулся. – Двойной фактор лучше всего контролировать там, где он возникает.

– Опять? – Леро похолодела.

– Они там, – Кламмат указал стволом на восток, – и там, – он перевел ствол на юг.

– А тэ-гэ-эс...

– А тэ-гэ-эс мы не знаем.

– Мы, – улыбнулась Леро и взяла Кламмата за руку. – Исправляешься...

Кламмат, не отпуская Леро, двинулся вниз. Они добрались почти до подножья отлогой стороны гребня, как с юго-востока пришел разряд. Кламмат замер и после того, как сфера защиты рассеялась, долго стоял, уставившись стереоматом в пространство. Затем медленно двинулся к северу, влево, обходя палец гребня с востока. Дойдя до точки, равноудаленной от трех ближайших каменных групп, две из которых были выше, он снова надолго замер. Затем обернулся вверх и назад, на гребень, откуда они спустились. Затем снова посмотрел на восток. Затем снова долго стоял и молчал.

– Леро, я в тупике, – сказал наконец он. – Сто пятьдесят четыре, сто пятьдесят девять, сто шестьдесят четыре.

– Минус двенадцать?..

– Это по умолчанию.

– А если снова на этого? – Леро оглянулась назад. – Он ведь струсит, струсит опять!

– Во-первых, два раза подряд не везет. Во-вторых, если они поменялись? Это обычная тактика, говорю... Экстраполятор, – Кламмат тронул стереомат, – просчитывает а-пэ-о достаточно быстро. Поэтому группа обычно меняет комплекты, через какое-то время. А может только просимулировать. Тогда еще хуже – пока система не пересчитает а-пэ-о заново, – он посмотрел на Леро.

– Ну, а вдруг повезет? Все-таки? Второй раз?

– Леро, ты просто правда устала. Назад, – он дернул ее наверх, на вершину гребня.

Леро, давно не помня себя от усталости и отупения, закарабкалась по крутому здесь склону – если бы Кламмат не волок ее за руку, которой она не чувствовала, она бы скатилась вниз. Почти на самом верху она ударилась коленом о камень, вскрикнула, дернулась. Потная ладонь выскользнула из перчатки; Леро покатилась вниз. Она скатилась к подножию и застыла в черном песке.

– Лежать, тварь! – раздался ликующий вопль. – Лежать, говорю!

Леро подняла голову. Из-за валуна, буквально в пяти-шести метрах на север, выскочил тот, другой, – который с косоглазым, тогда на поляне... Он был в таком же комбинезоне, как тогда косоглазый, – очень похоже на Кламмата, – только ни ранца, ни карабина, ни черной полосы-панели на шлеме. В руке у него был хорошо знакомый Леро разрядник. Ствол оружия нацелился Леро в грудь.

Сверху пришел разряд. Кламмат стоял черной статуей на фоне угрюмого неба, ствол поднят. По жару огня, каким полыхнул излучатель, Леро поняла, что мощность разряда была максимальной.

Но камень – двухметровый валун, из-за которого возник привидением этот, второй, и который отгородил его от разряда – остался несокрушим. Разряд, не тронув матовый черный бок, разлетелся слепящими жгущими искрами.

Тогда Кламмат бросился вниз, словно нырнул, упал в трех метрах от Леро, сдвинул кольцо браслета. Придурок в комбинезоне вспыхнул неярким факелом, в секунду сгорел и растворился без следа.

В ту же секунду непонятно откуда пришел новый разряд. Сфера защиты – Леро оказалась почти на самой границе – на этот раз полыхнула так ярко, ударила по чувствам так больно, что Леро ослепла, оглохла, потеряла сознание.

* * *

VIII

– Привал, – сказал Хайдег.

Он присел к камню, прислонившись спиной, вытянул ноги. Гуммо черной грудой рухнул в трех метрах, полежал, поднялся на четвереньки, подполз, волоча карабин, позвякивающий такелажем. Привалился спиной рядом, застонал.

Было поздно. Сгустились липкие сумерки. Уступчатое плато закончилось; впереди во мрак на востоке простиралась равнина, на которой не было ничего – ни камней, ни деревьев, ни травы – только дресва и щебень. На севере голая плоскость упиралась в уступчатый склон – плато забирало к востоку и растворялось в недоступной для оптики дали. Отдохнув, Хайдег поднялся, долго сканировал антураж, затем снова упал, откинулся спиной к валуну.

– Пять километров как по столу. Нехорошо.

Гуммо в ответ промычал нечленораздельное.

– Расслабься, – Хайдег усмехнулся. – Никого нет и до утра не будет. Завтра день хода – и выйдем к крайним скалам, – он посмотрел в восточную тьму. – Там снова эта проклятая ерунда, – он стукнул локтем валун за спиной, – но это все. Предгорья кончаются. Дальше – река и джунгли.

Гуммо замычал.

– Да, Гуммо, но ты только не нервничай. И там еще трое суток, по этим джунглям, и мы на точке. Или даже двое, если спустимся по холмам – по тому коридору. Только вот нам надо успеть первыми. А успеем мы только в каком случае? Правильно.

Гуммо заворошился. С трудом скинув ранец, он стал его открывать. Провозившись пару минут, он бросил ранец, откинулся спиной к камню. Хайдег хмыкнул, открыл клапан на ранце, достал пайковый брикет, сунул, не открывая, Гуммо в зубы. Тот долго сидел не двигаясь, затем заворошился снова, распаковал брикет, откусил, зачавкал. Хайдег сдернул клапан аптечки, достал контейнер, вытащил блистер, отделил капсулу, засунул Гуммо в рот:

– Глотай. Иначе не дашь спать до утра.

Гуммо вскоре перестал стонать, и вскоре затем уснул. Когда стемнело совсем, облака разошлись; небо засияло звездами, Хайдег поднялся снова и снова долго стоял, изучая равнину. Затем вернулся на место и быстро уснул.

Проснулся он на рассвете, когда облака уже появились, и желтый жемчуг здешнего солнца разлился по унылому покрывалу неба. Он встал, сделал пару шагов, разминаясь, и замер. Уходящей на восток пустоты, которая вчера обещала легкую, наконец, дорогу, не было. Вместо нее бесконечной стеной простиралась полоса странных оплывших столбов. В высоту столбы были от трех до пяти метров, в ширину – от метра до двух; поверхность их была черно-зеленой – такого цвета здесь встречались только листья кустарника, в том овраге, с той стороны хребта, – и тускло блестела.

Странные образования стояли так густо, что протиснуться между ними могла только кошка. Частокол стоял идеально правильно; некоторые столбы отклонялись от вертикали, касаясь соседей, но исключения только подчеркивали дьявольскую геометричность. Рассеянный свет, падавший с облаков, очерчивал круглые вершины столбов мягким контуром; у корней этого странного леса царил черно-зеленый мрак.

– Это что за новости? – Хайдег сделал пару шагов и остановился, подняв стереомат. – Гуммо! – он обернулся, подошел к Гуммо, растолкал, вздернул за такелаж на ноги. – Проснись. Кажется, мы меняем маршрут.

За ночь, тем более после капсулы, Гуммо восстановился – взгляду вернулось осмысленное выражение. Он долго стоял, разглядывая частокол, затем хмыкнул:

– Это что – за ночь?

– То есть ты помнишь, что здесь было вечером?

Гуммо долго молчал.

– Это камни.

– Почему ты так думаешь? – Хайдег посмотрел на Гуммо и хмыкнул еще раз.

– Я не пойду.

– Куда?

– Это камни. Их надо сжечь.

Хайдег вгляделся Гуммо в лицо, подошел, покрутил ладонью, проверяя рефлекс.

– Гуммо, очнись, – он опустил ладонь. – Нам идти и идти.

– Это камни! Их надо сжечь!

– Если камни, почему похожи на огурцы? Мне, Гуммо, не нравится, что они появились за ночь. Поэтому мы ничего делать не будем. В идеале, ничего даже трогать...

Хайдег, тем не менее, направился к крайнему столбу, остановился в трех метрах, подобрал кусок щебня и бросил в матово-блестящую стенку.

– Он пустой, – сказал Хайдег, прислушавшись к звуку. Затем бросил камень еще раз. – Во всяком случае, там не то, из чего сделаны стенки... Гуммо, меняем маршрут.

– Это камни. Их надо сжечь.

Гуммо вскинул карабин. Хайдег бросился прочь от черно-зеленых столбов, упал на землю и распластался. Раздался приглушенный хлопок. Хайдег подождал десять секунд, огляделся, поднялся. На месте крайнего столба, в который он кидал камни, торчал обугленный пень-обрубок. В воздухе над пнем росло густое облако точек – они парили, дрожа и вибрируя, хаотично двигаясь, но не покидая пределов облака, которое раздувалось и поглощало все больше пространства. Гуммо стоял в шести метрах от сбитого «огурца» и смотрел в этот рой.

– Гуммо! Ты сбрендил очень не вовремя.

Хайдег поднялся, подбежал к Гуммо, собираясь отдернуть в сторону. В этот момент облако роящихся точек, распухнув, коснулось Гуммо. В пару секунд весь рой подтянулся к Гуммо и собрался вокруг. Хайдег замер на месте. Гуммо закричал.

– Кажется, я знаю про такую штуку... Видел что-то такое в Три-три-один. Это семена, Гуммо, не парься.

Семена быстро осели на Гуммо, превратив его в неуклюжее вздутое чучело, почти безрукое, безногое и безголовое. Гуммо заорал, пытаясь стряхнуть с себя плотную липкую сеть, но только нелепо топтался на месте, едва шевеля руками, и кричал как помешанный.

– Там тоже растут какие-то пузыри... Когда созревают – лопаются только тронешь. И выпускают все семена на какую-нибудь тварь. А тварь их разносит. Тоже липнут всем роем... Гуммо, кретин, не ори. Не поможет.

Хайдег подошел ближе и оглядел липкий кокон. Внимательно присмотревшись, он поднял ствол и осторожно потрогал бугорчатую поверхность.

– Гуммо, кретин, не двигайся. Семена какие-то странные – живые... Или нет, Гуммо, – он убрал ствол и оглядел прилипшую к нему чешуину. – Это даже не семена. Это личинки. И тебе лучше от них избавиться пока они маленькие.

Гуммо, наконец, перестал орать и стоял, не двигаясь, неким лесным чудовищем. Хайдег надвинул на нос стереомат, просмотрел схему.

– Вот здесь есть река. Течет с гор – значит, течет с кислотой. Рукав той, которую мы переходили. И попробуем по ней пройти. Из-за вашего кретинизма у меня осталось двенадцать явных зарядов. Двенадцать!

Хайдег озабоченно оглядел статус-табло карабина.

– Если у него под крышкой останется хотя бы на один больше... Мне всегда везло на дегенератов. Не мычи, идиот. У тебя под крышкой еще немало, но – повторяю! – это ничего не значит. Особенно если учесть, что счет в данный момент пятнадцать-тринадцать, Гуммо, – ты в курсе? Не в нашу пользу. У нас в легионе даже самые поганые трусы так не сволочили заряд – как ты. Это я, например, про того паука – там, за хребтом. А он жарит и не жалеет! Повторяю, батарейка у него – не эта сопля, которую ставят в патрульный комплект.

Хайдег стукнул стволом карабина Гуммо по ранцу.

– Мой расчет только на то, что у него уже протухшая схема. Особым на операцию дают трое суток, и этого им всегда хватает. Даже на таких дегенератов, как ты. Поэтому они и Особые. Наша толпа давно в аккуратной кучке – можешь не сомневаться, – а мы тут играем в жмурки. Хотя на тэ-гэ-эс мне тоже рассчитывать не приходится. Она и так плохо живет, а здесь вообще болтается как шарик в периметре. Но вот схема у него без кое-каких деталей, и без существенных. У него схема с орбиты, а у меня локальная. Ты, Гуммо, в курсе, какие это дает преимущества? В общем, нам сейчас надо пройти через это, – он оглядел частокол угрюмых столбов. – А там он свое получит. Ладно... С тобой и так разговаривать – что с чучелом, а сейчас тем более.

Они двинулись вправо на юг, вдоль черно-зеленой стены. Кожура «огурцов» играла тусклыми бликами. День разгорался, время шло, Хайдег торопил Гуммо, но тот едва двигался, едва переставляя облепленные личинками ноги. Наконец, уже в полдень, они вышли к реке. Это был неширокий, метров тридцать, желто-серый поток; он глухо булькал по камням, рассыпая тусклые брызги и испуская прозрачный дымок. Хайдег, подталкивая стволом, подвел Гуммо к воде и заставил войти по горло. Личинки пару минут держались, но затем начали отцепляться; поток уносил их прочь, и минут через двадцать Гуммо выбрался из воды без посторонней помощи. То, что осталось на шлеме и стереомате, Гуммо содрал руками; отмыл перчатки в маслянистой воде, упал на прибрежную гальку спиной, раскинул руки и ноги.

Хайдег не дал ему отдохнуть и снова погнал вперед. Поток рассекал чащу зеленых столбов извилистой трещиной. Они шли по левому берегу – вернее, у самых столбов по колено в воде, стекавшей по материалу костюма мутными жирными каплями. Гуммо брел спотыкаясь, падая на четвереньки, роняя карабин, который втыкался стволом в каменистое дно, поднимался, брел снова, чтобы снова упасть через полсотни метров.

Когда температура достигла дневного максимума, из леса столбов стал доноситься треск. Хайдег внимательно оглядывал черно-зеленую стену, ожидая новых проблем. Проблема явилась с неожиданной стороны – сверху. Хайдег, наконец, посмотрел в небо и увидел, как на высоте метров двенадцати плывет, дрейфуя по ветру, огромный столб-огурец. Пока Хайдег соображал, чем это может закончиться, столб разорвался, и туча личинок стала распространяться в воздухе.

Это произошло в двадцати метрах по курсу; Хайдег остановился, ожидая, куда понесет адскую сеть ветер. Личинки понесло навстречу – облако распухало и вот-вот должно было коснуться реки. Хайдег окрикнул Гуммо и бросился вправо. Облако поравнялось с ним когда он оказался в дымящей воде по горло; сеть личинок пронеслась мимо. Гуммо спасло то, что он в очередной раз оступился и рухнул на четвереньки – сеть личинок проплыла не задев никого. Хайдег поднялся, подошел к Гуммо, выдернул из воды, подтолкнул, пошел дальше.

Теперь каждый раз, когда над полосой реки появлялся очередной столб, Хайдег и Гуммо отходили по пояс в воду и садились, погружаясь почти по горло – глубже было нельзя, комплект был обычный, негерметичный, с неинтегральным шлемом. Гуммо, который все с большим трудом контролировал происходящее, пару раз набрал за ленту воротника кислотной воды и жил только за счет очередной капсулы.

В таком режиме идти пришлось до самого вечера. Когда опустились очередные сумерки, черно-зеленая масса кончилась так же внезапно, как началась. Поток плавными петлями стремился дальше вперед и терялся в наступающей с востока ночи. Хайдег и Гуммо не останавливались – надо было отойти от моря взрывающихся столбов как можно дальше. Они выбрались из воды только когда облака начали расходиться и на небе появились звезды. Хайдег даже не стал сканировать антураж; пропустив эту обязательную перед привалом рутину, он включил сторожевой прибор и уснул.

* * *

Утром он осмотрелся и обнаружил, что они наконец вышли на крайнее в предгорьях плато. Еще день пути, и они должны будут выйти к той цепи скалистых холмов, за которой скрывалась река. Они спустились достаточно низко – равнину покрывали кусты с плотной бокаловидной кроной; кусты теснились друг к другу сбитыми группами, по-прежнему составляя главную трудность для ландшафтного боя. Но в радиусе обнаружения было пусто. Хайдег подождал, пока Гуммо, который проворочался и простонал всю ночь, придет в себя и поднимется, сунул ему очередную капсулу, и они двинулись дальше.

Капсула скоро подействовала; Гуммо перестал стонать и кряхтеть и шел, переставляя ноги как автомат. Вскоре появились черепахи.

– Гуммо, – Хайдег остановился и обернулся. – Ты слышишь? С этими тварями поосторожнее. Не вздумай стрелять! У них в панцире и в чешуе есть пара соединений... Если пальнешь карабином, будет хуже чем с пауком. Наш друг задетектит тебя до миллиметра. К тому же, на штатной мощности ты его не прострелишь. Голову с первого раза ты не пробьешь, а она сразу спрячется. Как понял?

– Понял, – Гуммо отмахнулся вяло. – Не буду я в них стрелять...

– Вот и умница, – Хайдег отвернулся. – Без экспериментов. На этот раз спасать тебя я не буду.

– А что с ними такого? Черепахи как черепахи. Они съедобные хоть?

– Если решишь проверить – подождешь, пока я уйду.

– Ты не бросишь меня. Ты говорил. И вообще...

– Что вообще? – Хайдег обернулся снова.

Гуммо не отвечал. Он смотрел в сторону черепахи, неспешно передвигающейся между кустов метрах в семидесяти.

– Может, и брошу? Пользы от тебя – минус один. Там внизу, в джунглях, один пропадешь. Это так, сто сорок шесть процентов. Но с тобой я, похоже, не просто один, а реально минус один.

– Ну, бросай?

– В смысле, тебя пристрелить? Но это же тратить заряд. А про заряды я тебе говорил. До точки доберется тот, у кого на этот самый заряд больше. Дело идет к тому.

Хайдег отвернулся и направился в обход очередной группы кустов. Здесь, с северной стороны хребта, растения были другого рода – тугие сухо блестящие ветви сплетались как волокна мочалки, и сплетения имели четкую внешнюю форму, будто подстрижены виртуозным садовником. Группы кустов были похожи на букеты бокалов, выраставших ножками из одного пучка – волокна мочалок унизаны маленькими треугольными листьями. Между такими букетами было метров по тридцать-сорок; в свободном пространстве иногда образовывались коридоры, вдоль которых было видно далеко вперед, до самого горизонта. На востоке под небом уже виднелась полоса скалистого кряжа – за ним протекала река, и за ней начинались джунгли.

Хайдег шел торопясь – пусть они сильно забрали к югу, он все равно хотел перестраховаться и добраться до скал как можно быстрее, надеясь занять контролирующую позицию у подножия. Гуммо едва тащился – Хайдег постоянно останавливался и окрикивал. Равнина отлого стелилась вниз, и, наконец, они опустились так низко, что осточертевший нейтрализатор можно было содрать насовсем и не дергать туда-сюда, как только появлялся прогноз атаки. Гуммо поднял стереомат и шел, бессмысленно пялясь по сторонам.

За очередным букетом бокалов-кустов появилась огромная черепаха. Гуммо замедлил ход еще больше, подошел к черепахе метров на шесть и остановился.

– Гуммо, вперед! – окрикнул Хайдег, остановившись также и обернувшись. – Соберись!

– А они съедобные? – Гуммо подошел к черепахе и стукнул стволом в сверкающий панцирь.

– Гуммо. Я бросаю тебя и иду.

Из-за кустов с другой стороны неторопливо подплыла вторая. Она остановилась рядом; огромная сплюснутая голова обернулась и дружелюбно оглядела Гуммо. Тот повернулся к новой и также стукнул карабином в панцирь.

– Кретин, – сказал Хайдег и отвернулся.

Черепахи спокойно глазели на Гуммо. Первая медленно развернулась и приблизила голову, словно ожидая подачки. Гуммо вращал головой между животными и вдруг осатанел.

– Что смотришь, сука? – он ударил животное в нос прикладом.

Голова неуклюже отдернулась. Черепаха, помешкав, стала отворачиваться. Гуммо прыжком догнал голову и ударил прикладом еще раз. Вторая черепаха, вмиг переступив шестью лапами полтора метра, переместилась к Гуммо и ударила головой под зад. Гуммо шлепнулся и закричал. Первая повернулась назад и резким ударом огромного носа отшвырнула Гуммо на несколько метров. Карабин отскочил на полметра страховки и звякнул.

– Хайде!..

– Гуммо! – Хайдег, увидев, как Гуммо тянется к карабину, прыгнул вперед. – Не стрелять, идиот! Не прострелишь! Получишь рефлекс – костюм не поможет... Кретин...

Хайдег не добежал – первая черепаха с неожиданной ловкостью переместила голову и ударила в пах. Хайдег согнулся и рухнул, успев заметить, как вторая обрушила такой же удар лежащему Гуммо в живот. Удары были настолько концентрированы и сильны, что кинестазис костюма с ними не справился; Гуммо заорал и затих. Хайдег встал на четвереньки и замер – голова черепахи смотрела в упор; было понятно, что приблизиться к Гуммо она не даст.

– Пусти меня, – сказал Хайдег. – Я заберу карабин и уйду. А вы делайте с ним что хотите.

Он пополз на четвереньках к Гуммо. Черепаха не нападала, но вела за ним головой. Хайдег обернулся – вторая также, с настороженной угрозой, вела огромную голову вслед. Хайдег дополз до Гуммо, который лежал без движения, сцепил карабин с такелажа, осторожно поднялся на ноги.

– Ухожу.

Медленно пройдя между двумя фиолетово-серыми головами, настороженно следящими черными блюдцами глаз, Хайдег отошел на безопасное расстояние и обернулся. Гуммо по-прежнему лежал без движения между животными. Черепахи потеряли к Хайдегу интерес и обернули головы к Гуммо. Потыкав его носами, они отвернулись и неспешно побрели дальше своей дорогой – первая проползла мимо Хайдега и скрылась за ближайшей группой стволов под букетом ветвистых бокалов, вторая неторопливо уползла в противоположную сторону.

Хайдег дождался, пока черепахи исчезнут, вернулся к Гуммо, пнул ботинком, перевернул. Гуммо застонал и пошевелился. Хайдег пнул еще раз. Гуммо закопошился, собрался, поднялся, уселся.

– Суки... Вот суки ведь, суки...

– Они тебя пожалели, кретина – не обзывайся.

– Как больно... – Гуммо застонал, потирая живот.

– Да, такой удар весит немало. Да еще вдруг вот так, – Хайдег хмыкнул. – Поднимайся, – он снова пнул Гуммо и швырнул ему ствол.

– Как больно... – Гуммо поднялся только с третьей попытки. – Суки, поганые, сволочи...

– Заткнись, праведник. Это во-первых. Во-вторых, я тебе говорил. Это на вид они тупые и неповоротливые. Вообще они развивают шестьдесят километров в час. Если тебе неизвестно. А биодинамика у них такая... От импульса боли до полной группировки в панцирь – шесть десятых секунды. При том, что весят под полторы тонны. А ты, как я понимаю, не в курсе, каков минимальный интервал накопления на этой модели? – Хайдег повертел карабином. – Увы, Гуммо, хреново быть идиотом. Если в локальном бое не отключаешь очередь – наслаждаешься своим вторым же разрядом. Рефлекс, как тебе, может быть, неизвестно, теоретически может равняться разряду. А разряд, Гуммо, получен не откуда-то из под радиуса. А вот он, тут, рядом и свеженький. Первый рефлекс твой барьер разливает и уходит в глубокое накопление. Ты в курсе, что бывает вообще? Когда получаешь разряд в интервал накопления? Правильно, Гуммо, – очень часто играешь в плазму. Оно, Гуммо, вообще так. Чем ближе источник разряда, тем глубже пробой. А тут, считай, поджариваешь сам себя. Вероятность игры в плазму зашкаливает за сто сорок шесть процентов. С какого курса Академии тебя прогнали? Ах, это не тебя, это Камбетэ. Земля ему пухом.

– Нам еще долго?..

– Это зависит от тебя, Гуммо, – хмыкнул Хайдег. – Мы здесь в гостях, и встретим еще не одну. Знаешь, иди впереди. Если решишь пристать еще к одной... Я тебя пристрелю сразу, чтобы больше никаких эксцессов. Только не забудь выйти из радиуса, – Хайдег поднял на Гуммо ствол. – Ну! Встал и пошел. Впереди.

– Хайде!.. – Гуммо уставился на карабин, затем на Хайдега. – Ты...

– Встал и пошел. Ну! – Хайдег ткнул стволом Гуммо в грудь.

– У меня тоже. Есть. Ствол, – Гуммо сжал рукоять карабина.

– Ну, так стреляй. Охотник на черепах. Ну?

Гуммо молчал, не разжимая руки.

– Встал и пошел. И быстро. Я тебе говорил, что после такой пачки по этому панцирю мы засветились конкретно. Он теперь скорректируется и где-нибудь схватит приоритет. Нет, я тебя все-таки пристрелю. Что я с тобой разговариваю, вообще?

Они шли весь день, петляя между кустов; восточный кряж приближался. За день им встретилось еще несколько черепах; Хайдег каждый раз предупреждал, что если Гуммо вздумает к ним подойти, то Хайдег заряда не пожалеет. Когда надвинулись сумерки, заросли бокалов-кустов закончились, Хайдег и Гуммо вышли на бугристую плоскость. Вершины бугров поросли пучками полупрозрачной травы, которая сходила на нет к подножиям, обнажая темную серость камня.

Хайдег остановился, Гуммо стал рядом, тупо оглядываясь. Впереди, метрах в пятнадцати, пространство между буграми пересекла черепаха. Гуммо стоял и таращился вслед скрывшейся черепахе, Хайдег озабоченно изучал антураж.

– Привал, – сказал наконец он. – Устал и не соображаю. А антураж самый левый. Это называется «дисперсные группы объектов на базе блюдчатой плоскости». Кам, прости его Космос, уже должен был знать... Поднимаемся вот на этот, – он указал стволом, – и спим.

Гуммо, звеня карабином по гравию, заполз на верхушку бугра и рухнул. Хайдег был уже наверху; пару минут он стоял, все также осматриваясь, затем, наконец, скинул ранец, присел в колючий ковер травы.

– Гуммо, если завтра будешь так же тупить, мы погибнем, – он открыл клапан, достал новый брикет, распаковал, откусил. – Антураж левый, дальше, – он кивнул на восток, жуя, – еще хуже, чем было. Спуститься с предгорий можно только здесь. Завтра мы их обязательно встретим. Как понял? Ты слышишь вообще, кретин?..

– Понял, заткнись... – Гуммо поднялся на четвереньки, с трудом скинул ранец, привалился к нему спиной.