Текст книги "Запах серы"
Автор книги: Гарун Тазиев
Жанр:
Путешествия и география
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)
На острове Танна, к югу от архипелага Новые Гебриды, находится один из немногих непрерывно извергающихся вулканов – Ягуэ. Как и у Стромболи, активность его характеризуется взрывами, выбрасывающими из глубины кратера снопы раскаленных снарядов. Я хотел попробовать провести измерения этой активности и сравнить ее с деятельностью Стромболи, которым мы с нашими скудными средствами занимались уже несколько лет. Одной из поддающихся измерениям характеристик была сейсмичность (типы толчков, их частота, глубина очагов), второй – природа эруптивных газов.
Вулкан Ягуэ представляет собой сопку высотой меньше 400 метров. Она господствует над канакской деревней Ипекель, лежащей на берегу бухты Салфе-Бай («Серная бухта»), названной так Куком в 1744 году, когда он открыл этот остров.
Начиная со второй мировой войны на Танна, Новых Гебридах и всех архипелагах Меланезии процветает «карго-культ». Речь идет о весьма своеобразном мессианском учении. Уже лет тридцать приверженцы его ожидают со дня на день пришествия некоего Джона Фрума (полагают, что это искаженное английское слово «метла»). На него надеются, его почитают, он говорит с народом устами многочисленных пророков. Считается, что он явится на большом белом теплоходе или на огромном белом самолете, груженном предметами, которыми пользуются белые: джипами, холодильниками, консервами, радиоприемниками, магнитофонами, виски и прочим… Все возвышенные и мало-мальски приметные места превращены в алтари Джону Фруму. Там стоят выкрашенные в ярко-красный цвет деревянные кресты, окруженные изгородями. От берега и пригодных для посадки самолета площадок к святилищам ведут помеченные красными же ориентирами тропинки.
До 1942 года островитяне жили в относительной изоляции. Крайне несправедливое распределение богатств между колонизаторами и колониальным населением казалось им частью заведенного миропорядка. Но когда американские ВМС построили на острове Маликолло огромную тыловую базу для операций в Коралловом море, местные жители обнаружили, что люди с еще более темной кожей, чем у них, – американские солдаты-негры пользовались, похоже, теми же предметами, что и белые. Это открытие было сделано в среде, враждебно настроенной к чужеземцам и не смирившейся с колонизацией. Оно породило надежды на свободу и независимость и стремление обладать благами «общества потребления». Что и говорить, довольно любопытная смесь, к тому же взрывоопасная в глазах английских и французских чиновников этой территории, имевшей более чем странный статус кондоминиума. Частичная деколонизация дала сегодня племенам некоторую автономию. В принципе это уже хорошо, хотя и ведет к некоторым осложнениям.
Вулкан Ягуэ принадлежит обитателям селения Ипекель. Для проведения исследований необходимо было заручиться разрешением владельцев. Благодаря французскому уполномоченному Андре Дюк-Дюфайяру, обладавшему даром убеждения, мы его получили.
Бло, Ришар, два французских ассистента и я с помощью парня по имени Булай установили полдюжины геофонов на вулкане и вокруг него. Разместить их в самом вулкане мы не смогли. Каждый датчик был подсоединен к самописцу, укрытому в небольшой палатке у подножия шлакового конуса Ягуэ. Целых два дня мы разматывали километры проводов, соединяя их между собой и проверяя работу аппаратуры. Оба этих дня канаки небольшими группами внимательно следили за нами; вид у них был недружелюбный, смотрели они исподлобья. Нельзя сказать, что нас это радовало.
Затем началась собственно работа: проявление фотографий, снятие показаний сейсмографов, ремонт приборов, наблюдения в кратере и т. д. Все это время мы с утра до ночи находились под неусыпным надзором островитян. Ночевали мы в диспансере, в четверти часа ходьбы от деревни, где приютил нас его заведующий, молодой доктор Колэн.
На рассвете четвертого дня в диспансер явился некто по имени Такани и объявил: «Нампас вам сказать убирать провод». Я уже достаточно хорошо разбирался в жаргоне тихоокеанских островов, чтобы уяснить: нам приказывали убрать электрокабели. Мы попытались обсудить проблему с Такани, но он лишь передавал требование одного из вождей, Нампаса, и после каждого возражения упрямо повторял: «Нампас сказать вам: убирать провод».
Пока мы вели эту конструктивную беседу, доктор Колэн попытался связаться по местному радио с уполномоченным, жившим в 25 километрах от нас, на западном берегу. Каким-то чудом ему это удалось. Дюк-Дюфайяр дал нам инструкции: назначить через час встречу с местной знатью у палатки с самописцем, не идти туда до его приезда, в дискуссии не вступать. Он действительно прибыл через час, побив рекорд езды по островным дорогам, и мы двинулись к подножию вулкана. Там в полном молчании нас ожидали человек шестьдесят из племени ман-танна; лица у них были раскрашены, на головах красовались красные береты «каргопоклонников».
Верховного вождя, насколько я понял, у этого племени нет. Ни деревенского, ни племенного. Власть там осуществляет своего рода коллегия именитых граждан, у которой мы и испрашивали разрешения на установку своих геофонов. Коллегия дала согласие тремя днями раньше, а теперь вот требовала, чтобы мы сматывали… провода. Дюк-Дюфайяр и его английский коллега Уилкинс, настоявший на своей помощи, пустились в пространные объяснения. С феноменальной терпеливостью они перебирали одни и те же доводы: община уже дала обещание, речь идет о репутации ман-танна, их остров прославится, эти люди (наша группа) приехали изучать их необычный вулкан с другого конца света; снова и снова напоминали они о данном советом племени слове. В каждой речи наших защитников искусно перемежалась твердость с лестью. В результате именитый гражданин, к которому она персонально была обращена, отвечал: «Ваша убирать провод», исчерпывая тем самым свои аргументы, после чего делал шаг назад и смешивался с толпой темнокожих соплеменников, раскрашенных красно-белыми полосами. Затем вперед выступал другой член совета и произносил: «Ваша убирать провод». Доказывание наших прав, речи «адвокатов» и комплименты повторялись по новому кругу.
У членов совета, в частности у Нампаса, были красивые умные лица. Иное выражение было у толпы молодых поклонников «каргокульта». Правда, они явно находились под воздействием кавы – дурманящего напитка, приготовляемого из листьев дикого перца. Деревенские старухи жуют листья, сплевывая сок в миску, где он бродит час или два. Потреблять этот напиток имеют право одни мужчины.
Толпа юношей с неподвижными, как бы отсутствующими взглядами поначалу пугала нас. Но мало-помалу я осмелел до такой степени, что сделал пару-тройку фотографий крупным планом и один-два общих плана из глубины палатки. Кончилось тем, что я фотографировал даже снаружи. Между тем Дюк-Дюфайяр неутомимо продолжал переговоры, обращаясь по очереди к Мпоите, Нампасу, Мвайлесу, Квайрису и другим членам совета. В конце концов стороны пришли к следующему соглашению: мы уберем кабели с вершины вулкана, но оставим их на склонах. Я с большой легкостью принял это условие, поскольку геофон на краю кратера как раз вышел из строя…
От начала до конца 4-часовая дискуссия шла в напряженной атмосфере, было невозможно создать обстановку доверия, не говоря уж о дружбе. Мы свернули провода, уполномоченные вернулись в свои резиденции, а канаки разделились на маленькие группы: некоторые продолжали наблюдать за нами в открытую, другие исподтишка. Легко догадаться, что удовольствия нам не доставляла ни та, ни другая слежка.
Забот хватало. Кроме сейсмографических исследований я искал признаки наличия подземных источников пара. Для этого необходимо было обследовать окрестности вулкана, то есть кокосовые плантации на побережье и заболоченный тропический лес в глубине острова. Мы физически ощущали постоянно следящие за нами взгляды, и, чем дальше, тем больше в нас росло предчувствие опасности. По программе работа должна была занять 2 недели. Оставалось еще 5 дней, но нам они казались целой вечностью.
Наступила ночь 29 апреля 1959 года. Мы сидели перед палаткой с самописцем и ждали, когда кончится последний ролик, чтобы поставить на ночь новый. Все притомились, разговор не клеился, и в конце концов воцарилось молчание. Слышно было только пощелкивание самописца.
– Какой-то странный запах, – вдруг произнес Бло.
Он взял в палатке большой электрический фонарь и зажег его. В луче света мы увидели с дюжину молодых людей, черные лица которых были испещрены красными и белыми полосами. Они ползли к нам.
Волна ужаса захлестнула меня. Непривычное пугает сильнее, чем возможная опасность. Оружия у нас не было – я не доверяю ему ни при каких обстоятельствах. Оно много весит, занимает место, вызывает соблазн у других, а потому я никогда не ношу его, хотя вообще интересуюсь оружием. Лучше защищаться спокойствием, чем револьвером, и лучше брататься, чем пытаться устрашить. Хотя следовало признать, что на Танна братанием ничего не вышло. Я встал и направился к ман-танна, ослепленным вспышкой яркого света и все ещё лежавшим на земле, опершись на локти; их расширенные дурманом и ночной темнотой зрачки не успели сузиться под бившим лучом, и мне почудилось, будто на лицах у них написан такой же ужас, какой я сам испытывал в глубине души.
– Давайте сюда, друзья! Подходите ближе, присаживайтесь!
По-французски и по-английски, жестами и улыбками я приглашал их к костру, по опыту зная, какое действие на людей, как и на животных, производят самый обычный человеческий голоси его тон независимо от смысла слов и даже при отсутствии всякого смысла.
Злобно ворчащая собака, если только она специально не обучена, не укусит вас при условии, что вы будете смотреть ей прямо в глаза и разговаривать с ней. Лишь очень решительные люди нападают на того, кто не показывает своего страха, а смотрит на них и заговаривает с ними. Именно это я и старался делать. Кстати, не без успеха: канаки встали и с недовольным видом сели полукругом на корточках рядом с нами, не произнеся ни звука.
Они не улыбнулись и не раскрыли рта после нескольких моих фраз. Я болтал без умолку и останавливался только для того, чтобы перевести дыхание. Некоторые из визитеров были вооружены дубинками, и я стремился не упустить инициативу. Я рассказывал им все, что приходило в голову, и, вдохновившись их присутствием, дошел в итоге до весьма сильных выражений. Спутники с удивлением взирали на меня. Необходимо было продержаться до появления доктора Колэна, заезжавшего каждый вечер за нами на своем «джипе». Но ночь была все столь же непроницаемой, а ожидание становилось все более тревожным.
Сейчас трудно сказать, собирались ли ман-танна на нас напасть, но в ту незабываемую ночь мы были к этому готовы, и оттого каждый миг тянулся нескончаемо долго. Я пьянел от своей безостановочной речи. Моим молчавшим товарищам было страшно, быть может, даже вдвойне, поскольку они вынуждены были бездействовать, но только один не скрывал этого. Речь идет о нашем бое, Булае, привезенном с острова Вате. Тесно прижавшись к Ришару, он просто дрожал от ужаса и, клацая зубами, следил за происходящим остановившимся, полным отчаяния взором. Со стороны мы могли походить на актеров, разыгрывающих какую-то пьесу в ярко-белом свете электрического фонаря: 20 застывших в напряжении трагиков и один комик, ведущий бессмысленный монолог и сознающий, насколько он смешон. Все это на фоне глухой, теплой, налитой тревогой ночи.
Луч от фар вездехода внезапно прорезал тьму, и невыносимое напряжение спало. Окончательно страхи наши рассеялись только по возвращении в просторный гостеприимный дом на берегу поющего океана.
На следующий день мы решили, что с нас хватит переживаний, и быстренько собрали аппаратуру и провода. Несмотря на увещевания обоих уполномоченных, мы отплыли во второй половине дня на своем «Росинанте» – посудине, развозившей нас по островам…
Вновь мы упивались видом изумрудных и топазных лагун, отделенных от неестественно синего, безбрежного океана пенной полосой, оставляемой длинными волнами на прибрежных рифах. Ослепительное солнце. Небо, усыпанное сотнями скульптур из облаков. Ночи, когда бриз далеко разносит ароматы цветов, когда блики луны играют на сонных морских валах. Никакой суеты, остановившееся время.
Приблизительно через полгода, уже вернувшись во Францию, я узнал из официального отчета Дюк-Дюфайяра, что в дни нашего великого испуга ман-танна тоже пришлось несладко. Дело в том, что они приняли нас за колдунов, вызванных с другого края земли властями кондоминиума с целью взять в плен живущего в кратере Ягуэ духа Ярпопанги – хранителя их племени. Наши провода были петлями, и в них мы собирались заманить этого исполина, дабы лишить племя ман-танна его защиты. Вот почему они неотрывно следили за нами.
Прочтите хотя бы «свидетельские показания» одного из канаков, Томаса Ноала:
«В ночь с 29 на 30 Тазиев тайно дотянул свои провода до кратера, спустил их внутрь, а сам притаился в одной из ниш в стенке кратера. Около полуночи кудесник Ярпопанги вышел из огня, чтобы посмотреть на Танна и искупаться в озере Сиви. Что-то необычное насторожило его. Он оглядел кратер, но не заметил ни Тазиева, ни его проводов, и полез наверх. Прошел яму, где прятался Тазиев. Увидел провода. Вернулся. Тут-то Тазиев выскочил из своего укрытия и набросил на него сеть. Ярпопанги сражался как демон. Но разорвать заговоренные провода не смог. Лишившись большого пальца на одной руке, с разбитой щекой и раной на ноге, он был вынужден сдаться и последовать за Тазиевым к доктору Колэну, где его заперли в клетку. Ярпопанги сделал вид, что смирился, а затем набрался сил, сломал клетку и сбежал. Еще до восхода солнца он снова был на вулкане».
ГеотермияВо время этой поездки мне впервые довелось увидеть геотермическую электростанцию и осознать значение этого типа энергии для регионов с активной вулканической деятельностью.
В Новой Зеландии только что закончили строительство станции Вайракей, и меня пригласили посетить ее. От одного архипелага до другого было часов десять лета, что делало их почти соседями на бескрайних просторах Тихого океана. Не раздумывая я вылетел в Окленд. Кроме посещения электростанции я намеревался воспользоваться случаем для осмотра знаменитых вулканов северного острова этой страны, а может быть, если очень повезет, и погонять в регби с новозеландцами, большими мастерами по этой части.
Вайракей – вторая по счету геотермическая электростанция в мире после Лардерелло в Тоскане, построенной почти в начале века и имеющей установленную мощность 380 тысяч киловатт. Вайракей скромно начинала с 20 тысяч, но и это было неплохо. Из десятков скважин били фонтаны безукоризненно белого пара. Из одних пар вырывался с большой скоростью и оглушительным шумом, из других с тихим шипением, пройдя сквозь тормозящие системы и конденсаторы. Каждая продуктивная скважина, увенчанная прочным бетонным колпаком с клапанами, соединялась толстыми трубами со станцией, турбины которой обращали ее давление и тепло в электричество. Пар этот отводился с глубины в 1–1,5 километра из слоя водопроницаемых вулканических туфов, называемых игнимбритами.
Вода в такой резервуар попадает с поверхности, а тепло идет из глубины. Вода в основном дождевая и просачивается через всевозможные трещины. Тепло дает магма, проникшая в земную кору из верхней мантии планеты. Так как точка кипения повышается с давлением, вода и пар на такой глубине могут достигать температур 200, 250 и даже 300 °C.
Будучи легче холодной воды, горячий пар при первой возможности поднимается по проходам, разломам, порам и другим отверстиям в породе. Так создается гигантский термосифон, через который глубинное тепло переносится на поверхность нагретыми дождевыми водами. Если ничто не препятствует подъему, горячие воды выплескиваются в виде источников или гейзеров, а пары охлаждаются и конденсируются либо улетучиваются. Натолкнувшись же на непреодолимое препятствие, например слой глины, они скапливаются под ним, образуя геотермическое месторождение.
С поверхности нелегко обнаружить столь простую подземную геологическую структуру, как проницаемый снизу резервуар под так называемой крышей, имеющей чаще всего форму колокола. Но поиски их крайне интересны, и я вернулся на Новые Гебриды после двухнедельной стажировки и очень полезных бесед с новозеландскими специалистами, преисполненный желания применить свои новые познания на практике. Без излишнего труда мне удалось определить зоны вероятных источников пара. Особый интерес заключался в том, что Новая Каледония и ее залежи никелевой руды находятся всего в нескольких часах езды морем; дешевое электричество позволило бы производить никель на месте, а не продавать руду Японии и покупать у нее затем чистый металл.
Разработанный мною в этом духе проект очень понравился энергичному губернатору Ролан-Пре, бывшему тогда директором Бюро геологических исследований в заморских территориях. Его энтузиазм, увы, не смог побороть равнодушия руководителей французской энергетики, считавших, что этот чересчур новый для них вид энергии не представляет ни малейшего интереса… Прошло целых 15 лет, а мы по-прежнему, как слаборазвитая страна, продаем сырую руду и по безумной цене покупаем очищенный никель.
НгаурухоэНа Новой Зеландии мне представилась возможность осмотреть великолепные вулканы Нгаурухоэ, Руапеху, Тонгариро, Таравера и шлаковые конусы в окрестностях Окленда. Пришлось мне пережить и немало волнений при восхождении на Нгаурухоэ – подарок, который я сделал самому себе в день рождения. 35-градусные склоны этого удивительно правильного конуса состоят из пород, превращенных фумаролами в такую твердую глину, что геологический молоток еле пробивал ее. Шел снежок, глинистая поверхность стала скользкой, и я продвигался с крайней осторожностью, необходимой при одиночных восхождениях даже в безобидных горах. Здесь же одиночество переживалось особенно остро из-за приглушенного гула, сопровождавшего вибрацию почвы.
Одиночество усиливает как восторг от созерцания роскошных пейзажей, так и беспокойство, порождаемое сознанием опасности. Никому не советую путешествовать в одиночку по горам, морям, пустыням, действующим вулканам, подземным пещерам и в водных глубинах. Я всегда предупреждаю о риске, который влечет за собой в таких случаях одиночество. Но самому мне нет-нет да случается поддаться очарованию одиночных странствий и оказаться совершенно одному в черной синеве воды на 60-метровой глубине, на широкой обледенелой спине Монблана, в гулком зале пещеры Лепине, называемой пещерой Пьер-Сен-Мартен, или на соляной равнине Афара, на Этне или Капелиньюше, сотрясающихся от взрывной энергии. Эта маленькая слабость подарила мне незабываемые мгновения именно потому, что я был один.
На Нгаурухоэ опасения росли с высотой, точнее, с расстоянием, пройденным по скользкому, как лед, склону. Подъем, правда, был абсолютно безопасным благодаря молотку, который я использовал как альпеншток, зато спуск обещал быть нелегким – если только не пятиться, опираясь на тот же молоток. Как я жалел, что не захватил с собой настоящий альпеншток! А вам бы это пришло в голову, собирайся вы на меланезийские острова?
Кратер был покрыт желтыми, оранжевыми и белыми солями, выпавшими из газов, чьи вихри заполняли пропасть и, едва поднявшись, уносились прочь в порывах сильного западного ветра. Время от времени сернистая туча налетала на меня, перехватывая дыхание, заливая глаза кислотой и осыпая колючими угольками. Карабкаясь по склону, я твердо решил, что передохну на вершине и осмотрю округу. Но острый гребень напоминал удобством циркулярную пилу, а агрессивный дым никак не способствовал созерцанию. Пришлось быстро ретироваться. Ни разу не оступившись на крутом, предательски скользком глиняном катке, я благополучно преодолел обратный путь.
По следам ЛаперузаПоследний месяц пребывания в Меланезии я посвятил поискам обломков «Астролябии» и «Буссоли» – парусников Жана Франсуа де Гало, графа Лаперуза, таинственно исчезнувших в 1787 году. Напомню, что место крушения было найдено в 1827 году одним из исследователей Южных морей, Питером Диллоном. С 5-метровой глубины барьерного рифа у острова Ваникоро Дюмон-Дюрвиль выловил якоря, пушки и бронзовый колокол «Астролябии». Однако лет тридцать спустя другой французский экипаж не нашел на том же месте ни единого предмета… Только в 1959 году тогдашний французский администратор Новых Гебрид обнаружил, что обломки были погребены под упавшим на них кораллом. Ему тоже удалось поднять со дна несколько бронзовых пушек и якорей. Меня он попросил продолжить начатые поиски. Итак, покончив с вулканологическими и геотермическими изысканиями, я провел несколько занятнейших недель на Ваникоро, в архипелаге Санта-Крус, между Новыми Гебридами и Соломоновыми островами. Близ этого затерявшегося в океанских просторах клочка суши и исчез Лаперуз.
Целый месяц мы ныряли с плота к останкам «Астролябии». Осторожно, дабы не повредить то, что таилось в кораллах, мы ставили динамитные шашки, возвращались на плот, а после взрыва вновь погружались под воду, жадно выискивая глазами сокровища. Сокровища попадались только сувенирного плана: пачка булавок, серебряный петровский рубль, кран, бронзовый шкив, позолоченная пуговица, раздавленные деревянные детали корабля, а также пушки, чугунные балластины и рулоны свинцового листа…
Конечно же, в XVIII веке рубли не имели хождения в Южных морях, поэтому найденная нами серебряная монета лишний раз подтверждала, что это действительно был корабль Лаперуза: его экспедиция в 1787 году долго простояла близ будущего Владивостока, а до того побывала в Петропавловске-Камчатском. Там-то и покинул экспедицию Жан де Лессепс, дядя Фердинанда де Лессепса, построившего Суэцкий канал. Совершив достойное Гомера путешествие, он пересек всю Сибирь, европейскую часть России, Германию и привез на родину полный отчет о трех первых годах исследований, документы, научные материалы и письма мореплавателей.
В общей сложности мы извлекли тонн десять различных предметов. Потребовались немалые усилия, чтобы поднять на поверхность и доставить на берег отдельные детали, весившие сотни килограммов. За месяц я похудел килограмм на десять! Работавшие вместе со мной здоровый регбист-новозеландец Рис Дискомб и морской капитан с островов Фиджи Джек Барли, размером со шкаф, тоже сбросили лишний вес.
Совершенно случайно, благодаря одному проникшемуся к нам доверием местному жителю, мы узнали историю крушения «Буссоли» и местонахождение ее останков. Старый Вево рассказал нам, что «Буссоль» разбилась первой, налетев ночью в бурю на барьерный риф с южной стороны острова. «Астролябия» шла вслед за ней и свернула на запад, надеясь найти проход к кольцевой лагуне и вернуться по ее спокойной воде на юг, чтобы помочь «Буссоли». В конце концов она вошла в проход, оказавшийся ловушкой, и напоролась на торчавший посреди него подводный коралловый клык.
Похоже, что сразу никто из экипажа «Астролябии» не погиб. В 1841 году Дюмон-Дюрвиль впервые опросил островитян и установил, что ее матросы высадились на остров, где были гостеприимно встречены канаками. Они перенесли на берег немалое количество предметов, в том числе все необходимое для постройки довольно вместительной лодки. Несколько месяцев спустя большинство моряков отплыли на этой лодке и пропали уже навсегда. Оставшиеся на Ваникоро обзавелись семьями, а двое из них прожили там около сорока лет, не дотянув самую малость до появления на острове капитана Диллона.
Судьба «Астролябии» была давно известна, а вот о «Буссоли» никто ничего не знал до этого майского дня 1959 года, когда пожилой островитянин с кожей цвета старой меди предложил отвести нас к месту захоронения утонувших в день кораблекрушения моряков. Он сообщил нам, что в отличие от экипажа «Астролябии», избежавшего потерь в ту страшную ночь, матросов «Буссоли» ожидала иная участь…
Напомню, что судно ночью налетело на риф. Утром матросы спустили лодки и стали разгружать корабль, чтобы облегчить его и попытаться стащить на воду. Завидев их, воины жившего на этой стороне острова племени быстро пересекли на своих пирогах лагуну и напали на них с дротиками и дубинками. От немедленной смерти спаслись лишь те, кто попрыгал в море. Смысла в этом никакого не было, потому что все они утонули. Их тела, выброшенные на берег, местные жители завалили камнями…
Несколько дней спустя «Буссоль» сама сошла с рифа, скорее всего из-за высокого прилива, и легла в дрейф. Далеко она не ушла и затонула на глазах у островитян. «Там», – сказал нам Вево, показав тонкой рукой на зюйд-зюйд-ост. История выглядела слишком правдоподобной, и мы совершенно не понимали, почему старик, которого мы, кстати, ни о чем не спрашивали, неожиданно поведал нам ее, тогда как бесчисленные расспросы с 1840 года ни разу не дали результата.
Старик повел нас в мангровый лес, начинавшийся сразу за береговой площадкой из мертвых кораллов, заселенной морскими ежами, звездами и крабами. Мы долго петляли среди тонких воздушных корней, росших прямо из неподвижной воды, и уже подумывали, что проводник нарочно завел нас сюда, как вдруг очутились перед холмиком из крупных кусков коралла, высотой метра три. Ни единой косточки нельзя было найти в этой могиле, затапливаемой приливами уже около двух столетий: морская вода и крабы уничтожили все. Мы безуспешно пытались найти какой-нибудь металлический предмет – нож, монету, пуговицу… Не дождавшись меня, Рис Дискомб отправился несколькими годами позже проверить, действительно ли «Буссоль» находится там, где сказал старый Вево. Корабль оказался с внешней стороны рифа на 30-метровой глубине. Рису удалось добыть ряд реликвий: медный сундучный замок, медные гвозди, обломок серебряной рукоятки шпаги, подзорную трубу, испанский золотой реал, серебряную пряжку от башмака…
