Текст книги "Гекатомба"

Автор книги: Гарри Зурабян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

– Дмитрий?..

В ответ не раздалось ни звука. Лишь почудилось, что где-то в пределах дома идет молчаливая и упорная борьба, сопровождаемая все теми же странными восклицаниями. Кривцов медленно двинулся вперед. Глаза помалу привыкли к темноте и в лунном свете он мог достаточно хорошо ориентироваться. Неожиданно справа послышалось угрожающее рычание, без сомнения, крупного зверя. Звон бьющейся посуды был подобен взрыву авиабомбы. Кривцов сделал шаг, чтобы заглянуть в расположенную справа комнату, рискуя навлечь ярость хозяйской собаки. Но то, что он увидел, было похлеще иного фильма ужасов. Ему не один раз приходилось брать накаченных дурью отморозков и вооруженных современным стрелковым оружием бандитов, но впервые он воочию оценил состояние, при котором волосы действительно встают дыбом.

Из распахнутого окна в комнату, залитую мертвенно-бледным светом луны, сначала вкатился черный, воющий и шипящий шар, блеснув двумя ослепительными, желто-зелеными искрами. Следом за ним на подоконник, похожая на исчадие ада, вскочила огромная собака, издавая хриплое, клокочущее рычание и скаля жуткую пасть, зубы в которой, казалось, способны шутя откусить ствол у танка. Собака на мгновение застыла, потом спрыгнула в комнату, принюхалась и присела за широкой спинкой кровати. Кривцов понял, что она готовится к броску, что бросок будет молниеносным и страшным, что... Но тут появилось новое действующее лицо. На подоконник взобрался человек. Он был обнажен до пояса, вокруг бедер болталось немыслимое одеяние. Человек легко спрыгнул на пол и в то же мгновение, сатанея, заорал истошным голосом, согнувшись от боли:

– Убью, паразиты! Месяц на перловке сидеть будете! И еще месяц – на "спецпоселение", на помойку! А за вазу вообще конкретно ответите! О, ноги!!!

За окном кто-то продолжал биться в истерике – или плакал навзрыд, или хохотал на последнем издыхании. Человек проковылял, прихрамывая, к тумбочке и включил свет. Все происшедшее заняло минимум пять-десять секунд. Четверо в комнате ошалело переводили взгляды друг на друга. Первой пришла в себя Кассандра. Устало развалившись на кровати, всем своим видом демонстрируя безразличие к присутствующим, она слегка пригладила языком шерстку, а затем и вовсе обмякла, закрыла глаза и, блаженно замурлыкав, впала а в полную отключку. Мавр же, напротив, решил доказать, что его боевой запал только-только достиг критической массы. Потому, вздыбив шерсть на загривке и оскалившись, двинулся к Кривцову с твердым намерением все-таки устроить кровавую разборку, вероятно, догадавшись, что тому не столь легко, как Кассандре, будет проигнорировать вызов. Но его ждало разочарование.

– Мавр! – пришел в себя Дмитрий, когда собака уже готова была послать мощное тело в прыжок. – Не сметь! Шпионское отродье... Это – гость, – и Осенев обессиленно присел на кровать.

Мавр, глухо ворча, продефилировал мимо Кривцова, всем своим видом выражая крайнюю обиду и озабоченность по поводу низкого уровня дисциплины в этом доме. Дмитрий не выдержал и захохотал.

– Добрый вечер, Александр Иванович! – выдавил он сквозь смех. Извините, что...

– Вы в порядке, Дмитрий? – наконец-то, пришел в себя и Кривцов.

– Вполне, – бодро ответил тот. – Вот только ноги поранил.

– А почему у вас еще и руки в крови?

Димка недоуменно уставился на свои руки.

– Действительно. Наверное, когда перелазал через окно, задел за осколки вазы.

– Вы всегда таким образом заходите в дом?

– Случается, – Дмитрий неопределенно хмыкнул. – А что вас, собственно, смущает, Александр Иванович?

– Дмитрий, где ваша жена?

– Какая? – брякнул, не подумав, Осенев.

– У вас их... несколько?

– Александр Иванович, вы извините, тут такое получилось... – Димка чувствовал себя смущенным. – Вы за фотографиями? Я сейчас верну. К сожалению, Аглая не согласилась. Мне очень жаль, – не моргнув глазом, соврал Осенев.

Он поднялся, намереваясь пройти в прихожую. Кривцов двинулся следом, почти наступая ему на пятки. Димка повернулся и остановился. Так как с Кривцовым они были одного возраста и во внеслужебной обстановке, Димка, набравшись наглости, проговорил:

– Саша, мне руки свободно держать или за спиной?

– Дима, я спросил тебя о жене, – спокойно отреагировал Кривцов.

Едва сдерживаясь от смеха, глядя прямо в глаза, Дмитрий произнес:

– Моя жена лежит под деревом в саду. Живая. Мы с ней занимались любовью, а наши домочадцы за нами решили пошпионить. Ты успел к концу разборки.

На лице Кривцова промелькнула целая гамма чувств: от сомнения до сочувствия.

– Я могу на нее взглянуть?

– Опер, ты случайно головой об сейф не ударился? Я, конечно, знаю, что врачу и следователю надо все рассказывать. Но не показывать же?!

Осенев прошел в прихожую, открыл кейс и, достав конверт с фотографиями, протянул его Кривцову. За спиной скрипнула дверь. Димка понял, что это вошла Аглая. Он резко оглянулся, бросив снимки обратно в кейс. Жена стояла на пороге, набросив на плечи овчинный тулуп, из-под которого живописно, по-цыгански, нисподала складками голубая атласная материя покрывала.

– У нас гости, – радостно объявил Дмитрий.

Аглая проскользнула между мужчинами и, пробормотав извинения, поспешно скрылась в ванной комнате.

– Убедился? – Осенев иронично взглянул на Кривцова. – Жива-здорова, как видишь.

– Да, – согласился тот, пристально глядя на Димку. – Какого черта ты, Осенев, суетишься с фотографиями? Что-то не пойму я тебя. Ты ведь и не собирался их показывать жене. Да и что она могла бы по ним распознать? По фотографиям жертв? О них все давно и всем известно.

– Какого черта? – повторил за ним Димыч. – Если ты такой умный, то сам должен догадаться, подсказывать тебе я не собираюсь.

– Стыдно признаться, что слава крутого журналюги тебя уделала?

Димка вспыхнул, но сдержался.

– Ничего, – бросил небрежно, – от этого можно вылечиться. – И искренне улыбнувшись, предложил: – Ужинать будешь, гражданин начальник?

– Спасибо, поздно уже. В другой раз.

– Ну хоть кофе выпей, стресс сними.

– Проходите в кухню, я кофе заварила, – послышался голос Аглаи.

– Когда Аглая Сергеевна приглашает, – назидательным тоном проинформировал его Дмитрий, – отказываться считается неприличным.

– Почему? – усмехнулся Кривцов.

– Для нее пренебречь трапезой – смертельное оскорбление. А Аглаюшка у меня, между прочим, ведунья – добавил многозначительно.

Проводив гостя в кухню, Дмитрий захватил из спальни одежду и прошел в ванную комнату. Напротив, из зеркала, на него смотрело лицо человека, который все-таки рискнул постоять "под стрелой". Мало ему не показалось. "А как замечательно вечер начинался! – с грустью подумал Димыч. – Сад, спелые яблоки, хризантемы, листья опавшие, звезды, овчинка и женщина. И как я любил эту женщину... И как она меня любила... Утро казалось таким далеким. А потом – кошмар: Кассандра, Мавр – "смешались в кучу кони, люди...", а "залпом тысячи орудий" стал приход Кривцова. Как он раскусил меня. Ам! – и нету. Психо-о-лог!

Ну и жизнь – любовь, кошки, собаки, убийства, менты, – и негде скрыться. Удавиться и то, наверное, негде. Все идут, прутся днем и ночью: помоги, достань, пристрой, закажи, привези, – тьфу на вас всех! А когда-то нравилось. Млел и таял от причастности к ебчеству и бродящих в ем процессах. Постарел? Скурвился? Стал ханжой и циником? Черта с два! Люблю и любим. Как мало в голове, но какие мощные крылья за спиной. С такими крыльями да ничего не поднять в когтях? А вот не хочется и все тут. Просто любить и просто летать." Дмитрий усмехнулся своему отражению в зеркале: "Мужчина, не надо суетиться. Дышите глубже и расслабьтесь.".

Аглая очаровала Кривцова. Он не спускал с нее глаз, забыв про кофе и стресс. Дмитрий перехватил хитрый взгляд Мавра, чья милая мордашка, упокоившись на мощных лапах, лежала в нескольких сантиметрах от левой ноги начальника приморского угро, на которой между краем брючины и носка соблазниткльно белела тоненькая полоска оголившейся плоти. Осенев с трудом подавил острый приступ подлючести, глазами приказав Мавру угомониться. Тот с непередаваемой мукой во взгляде, но смиренно, принял приказ хозяина, хотя весь вечер его не покидало страстное желание кого-нибудь за что-нибудь тяпнуть. Не видя перспектив, он тяжко вздохнул и задремал, впрочем, не совсем потеряв надежду.

Увидев вошедшего Дмитрия, Кривцов нехотя поднялся.

– Спасибо за кофе. – Он посмотрел на часы, а потом выразительно – на Осенева: – Мне пора. Я и так незванным гостем в ваш дом, да еще и задержался.

– Но вы же только пришли, Саша, – удивилась Аглая.

"О, уже Саша, – усмехнулся про себя Димка. – Коммуникабельная до потери сознания у меня жена! И как ей только удается буквально за несколькь минут расположить к себе незнакомых людей?"

– Я, собственно, на пару минут забежал. Дмитрия повидать, смутившись, пробормотал Кривцов.

Повисла неловкая пауза. Осенев, тем временем, не спеша заварил в турке новую порцию кофе и разлил в три чашки.

– Давай еще кофейку, Саша, – он намеренно выделил имя Кривцова, произнеся его с едва заметной иронией. – На посошок, а? С коньячком? Дмитрий достал из шкафа бутылку "Коктебеля".

– Я – за рулем, – быстро вскинулся Кривцов.

– Неужели и тебя останавливают?!

Дмитрий не то, чтобы наслаждался возникшей ситуацией. Но ему было в какой-то степени интересно, как новый начальник угро выберется из нее. "Варяги" ни в чем не терпели панибратства и уж тем более трудно было бы представить, что кто-то из "Голоса Приморска" позволил бы себе обращаться с ними на "ты". Поэтому, говоря с Кривцовым, Димка так и упирал на местоимение, видя что тому не слишком это нравится. Но со стороны Димки это была, своего рода, маленькая компенсация за прерванные игры в саду.

– Ни за что не поверю, гражданин начальник, чтобы тебя остановили и, говоря языком протокола, привлекли.

– Гражданин начальник? – усмехнулась Аглая. – Саша, выходит, вы сотрудник милиции? Зачем же сказали, что вы – коллега Димы?

Отпираться не имело смысла.

– Извините, Аглая Сергеевна, я работаю в уголовном розыске.

– Начальником, – уточнил Димыч, поймав недовольный взгляд Александра.

– Вы давно знакомы с мужем? – поинтересовалась Аглая.

– Сто лет, – беспечно ответил тот.

– Странно... Дима никогда о вас не рассказывал, – в ее голосе промелькнула неприкрытая насмешка.

Кривцову стало неудобно и он понял, что Аглая раскусила его с первых же лживых слов. Но тут заговорил Осенев.

– Дорогая, – тоном светского льва поведал ей Дмитрий, – Саша у нас очень скромный. Предпочитает держаться в тени. Пойми, у него такая работа.

– Работа у вас, Саша, и, правда, специфическая.

– Грязная?

– Я не это имела в виду, – не согласилась Аглая. – Противоречивая.

– А кому, дорогая, сегодня легко? – философски заметил Дмитрий.

Аглая засмеялась:

– Осенев, ты точно что-то натворил!

– С чего ты взяла? – искренне возмутился он.

– Слишком тебя в последнее время милиция "бережет".

– Дмитрий – зав. отделом криминальной хроники в газете, – невозмутимо объяснил Кривцов. – Ничего удивительного в том, что у него так много знакомых в нашем ведомстве...

– ... которые сплошь и рядом знают его по "сто лет", – улыбаясь, закончила Аглая. И тут же резко переменила тему разговора. – Александр Иванович, у вас есть результаты по делу о трех убийствах в городе?

Кривцов быстро взглянул на Дмитрия. Тот отрицательно покачал головой, в глазах его были мольба и отчаяние.

– Продвигаемся помаленьку.

У Осенева не выдержали нервы, он встал:

– Ну что, баиньки? Сашок, может останешься? Поздно уже, на улице хулиганья полно. Не бай Бог, пристанут...

– Да нет, Димыч, я домой, – в тон ему ответил Кривцов, приподнимаясь из-за стола. – Спасибо, хозяюшка за хлеб, за...

– Осенев, сядь! – резкий и властный окрик Аглаи заставил вздрогнуть обоих мужчин. – И вы, гражданин начальник, тоже... присядьте, – жестко добавила она. – Дмитрий, – обратилась затем к мужу, – принеси сюда свой кейс. Быть слепой и идиоткой – это все-таки разные понятия. Терпеть не могу, когда вокруг смог вранья расплывается. Дышать нечем! – презрительно скривилась она.

– Аглая, я... – выдавил Димка беспомощно.

Кривцов внимательно всмотрелся в лицо сидящей напротив женщины и ему стало неуютно: незрячие глаза, застывшие черты лица, в которых ни покоя, ни покорности. Напротив, нечто страшное, неумолимое и где-то сардоническое. Кривцов почувствовал, как цепенеет при взгляде на Аглаю. В какой-то миг показалось, что в уютной до сих пор, такой домашней кухоньке, появилось и стало накапливаться, расти что-то потустороннее, угрожающее, от чего невозможно защититься и спастись. Поток невидимой, сокрушительной энергии, исходящей от Аглаи, заставил Кривцова покорно сесть на место. "Жуткий дом... – пронеслось у него в голове. – Сумасшедший журналист, голышом разгуливающий по ночам в саду, странные животные, с человеческими глазами, и вдобавок – женщина, очень смахивающая на ведьму."

Осенев нерешительно переминался с ноги на ногу на кухне, безуспешно пытаясь вразумить "нетрадиционную" жену:

– Аглая, послушай, я не хочу, чтобы ты занималась этим делом. Это опасно. Зачем тебе это?

– Для меня опасно и в магазин ходить, – отрезала она. – Я не могу спокойно жить в городе, где так убивают людей.

– Но раньше-то могла?! Что изменилось? Это же не первые убийства!

– Если правда то, что я чувствую, то, представь себе, первые!

– О чем ты говоришь?!

– Осенев, хватит меня интервьюировать! Неси кейс!

– Аглая...

Нервной системе Кривцова второй раз за вечер предстояло подвергнуться нешуточному испытанию. На первый взгляд, не было ничего особенного в том, как Аглая, подняв руку, ладонью слегка коснулась груди Осенева. Тот едва заметно качнулся. Но в ту же секунду его глаза приняли отсутствующее выражение. Фигура будто оплавилась и уменьшилась: руки безвольно повисли вдоль тела и он, как сомнамбула, приволакивая при ходьбе ноги, двинулся из кухни. Лицо его при этом выражало полнейшее равнодушие, абсолютное отсутствие каких бы то ни было чувств. Кривцов сидел, не шелохнувшись. Услышав шаркающие шаги возвращающегося Дмитрия, вновь взглянув в лицо Аглаи, он ощутил, как по спине сбежала тоненькая струйка холодного пота. В довершение ко всему пришла неожиданная мысль о собаке. Александр Иванович слегка подвинулся на мягком уголке, скосив глаза на лежащего у его ног пса. Тот моментально вскинул голову, будто заранее предчувстввовал момент, и Кривцову сделалось вовсе плохо. Даже его тренированным, закаленным работой и годами атеистетического мышления мозгам, увиденное могло оказаться не под силу: собака... подмигнула. Не просто прикрыла один глаз, а еще и красноречиво дернула при этом головой. В голове самого Кривцова засемафорила четкая и ясная мысль: "Спокойно, человек. Не бойся. Здесь тебя никто не обидит. И да поможет тебе Святой Анубис!"

Вошел Осенев, открыл кейс, достал конверт с фотографиями и, разложив их на столе перед Аглаей, сел рядом с ней. Она коснулась его руки.

– Вот, – воскликнул Дмитрий раздраженно, мгновенно выйдя из состояния прострации. – Но больше я тебе в этом деле не помощник и повторяю: я не желаю, чтобы ты в нем хоть каким-то образом участвовала!

– Угомонись, – осадила она его. – Решать буду я, потому что нас все-равно в покое не оставят. И, пожалуйста, Димон, помолчи хоть несколько минут. Мне надо сосредоточиться.

Димка резко поднялся, негодуя и фыркая, как проснувшийся вулкан. Он открыл форточку, чуть не вырвав при этом из пазов шпингалет, закурил и мрачно уставился на жену. Аглая медленно провела ладонью вниз вдоль веера снимков. Мавр насторожился, приподнимая голову. Вытянув морду и принюхиваясь, подошел к Аглае и жалобно заскулил.

– Знаю, мой хороший, знаю. Им было очень больно, – прошептала она, ласково поглаживая льнущего к ней пса.

Осенев, не донеся сигарету до рта, ошелемленно застыл. Кривцов завороженно уставился на женщину, боясь пропустить хоть слово или движение. Аглая безошибочно выбрала снимок первой жертвы. Взяв его в руки, принялась боязливо ощупывать кончиками пальцев поверхность фотографии. Постепенно лицо ее стало меняться и приобретать выражение ужаса и страдания. Руки задрожали, на лбу выступили крупные капли пота, лицо, с закрытыми глазами, превратилось в восковой слепок, словно застывшую посмертную маску. Она тяжело вздохнула и воздух со свистом прошел сквозь судорожно сжатые зубы. Мужчины попытались приблизиться к ней, но Мавр, вздыбив шерсть и угрожающе рыча, заставил их вернуться на места.

Черное бросило на острую корону ослепительного света и в тот же миг обдало , обволокло нестерпимым, жарким огнем. Черное в ужасе закричало, но крик утонул в раскаленных струях огня. Жар, терзая Черное, лился откуда-то сверху, низвергаясь подобно водопаду из обжигающих капель и брызг. От огня не было никакого спасения. Но не только от него...

К Черному прикоснулось острое и холодное, на миг замерло, примериваясь, и вдруг стремительно, с силой, вонзилось в Черное, вспарывая и кромсая его. Черное задохнулось, забилось, содрагаясь в конвульсиях. То раскачиваясь, то вздрагивая, оно попыталось освободиться от засевшего в нем прочно и тяжело острого и холодного. Еще несколько мгновений его безжалостно и равнодушно терзали боль и ужас, но вот они схлынули...

Черному стало легко и покойно. Ласковые, прозрачные и прохладные волны приняли его в свою божественную юдоль и подхватили, раскачивая и баюкая. Они все быстрее стали увлекать Черное в темный, безмолвный тоннель: все далее ввысь, где медленно разгорался, переливаясь всполохами, свет. Первые его лучи коснулись Черного, оно плавно заскользило меж ними, окунаясь и с каждым разом все глубже погружаясь в гигантский водоворот, сотканный из тепла и любви.

Черное оглянулось. Позади и вдалеке оно увидело человека. Рядом с ним стояло крупное, красивое животное, темную спину которого покрывала алая попона, а золотые рога причудливо перевивали яркие, благоухающие цветы. На плече человека сидела огромная птица с редким, необычным оперением.

Человек поднял руку и птица вспорхнула, раскинув мощные крылья, а животное, наклонив лобастую голову, терзая копытами передних ног землю, ринулось вперед... Но прежде из руки человека вылетел острозаточенный нож. Как пущенная из тугой тетивы стрела, он устремился к Черному, парализуя его игрой сверкавших на лезвии бликов.

Черное заметалось и попыталось спрятаться в глубине обнявшего его теплом и любовью водоворота. Но гигантская воронка, напротив, вытолкнула Черное, подбросив высоко над собой. Нож пролетел под Черным, с угрожающим свистом рассекая воздух и смертельным фантомом ушел в бесконечность пространства в поисках иной жертвы...

Черное завертело, перекувыркнуло несколько раз и оно, рухнув, заскользило, побежало и, наконец, не спеша двинулось по знакомому миру запахов сада, кофе, сигаретного дыма. Чувство неизменного, привычного мира, родного дома прижало его ласково к себе...

Черное на мгновение застыло, пытаясь осознать увиденное и пережитое. Но понятое и познанное лишь увеличили страдание, ибо хранитель острого и холодного, являющийся проводником Смерти, одновременно приходился Черному самым близким и дорогим человеком...

Аглая менялась на глазах. Она превратилась в раздавленный комочек плоти, вид которой вызывал сострадание и жалость своей оголенностью чувств – беззащитностью и невыразимыми страданиями. Перемена в ее облике настолько ошеломила мужчин, что они, не сговариваясь, кинулись к ней. Кривцов вырвал из ее рук снимок и отшвырнул прочь, попутно отметив про себя, насколько холодными и безжизненными были ее пальцы. Осенев нежно обнял жену, ласково целуя и гладя, как ребенка, по голове.

– Огонек, солнышко мое, да разве так можно?.. – приговаривал он дрожащим голосом.

Кривцов поднес к ее губам полную рюмку коньяка:

– Аглая, выпей. Тебе сразу станет легче и согреешься. Ты, как ледышка.

– Черт с ними, с убийствами! – резко проговорил Дмитрий, ища взглядом поддержку у Александра.

– Конечно, – живо откликнулся тот. – Никуда от нас этот урод не денется. Найдем! – пообещал он твердо. – А тебе, Аглая, надо пойти и лечь. Все уже кончилось.

– Все только завязалось, – неожиданно спокойным и твердым голосом проговорила Аглая. – Иваныч, плесни-ка мне, пожалуйста, еще рюмашечку.

Кривцов вопросительно посмотрел на Дмитрия. Тот кивнул и прибавил:

– Мне тоже. И себе. Я думаю, лишним не будет.

Когда все трое молча выпили, Аглая передернула плечами и поежилась:

– У-ух! Хор-р-рошо! – И, энергично потерев руками, добавила: – А теперь, мальчики, за работу!

– Ты с ума сошла! – заорал не своим голосом Осенев. – Какая, к черту, работа, на тебе лица нет! Только через мой труп!

– Вполне возможно, – жестко перебила его жена.

Осенев осекся и недоуменно уставился на нее.

– В каком... смысле? Я не... понял.

– В прямом, – ответила она. – В какой-то момент он будет очень близко от нас, совсем рядом.

– Кто? – быстро спросил Кривцов.

– Убийца, – она вновь зябко передернула плечами: – Я видела его.

– Но это... невозможно! – Кривцов невольно подался вперед.

– Как сказать, – деловито сообщила Аглая. – Александр Иванович... Она напряженно замерла, не решаясь говорить, но, видимо, собравшись с духом, выпалила на одном дыхании: – Я понимаю, мои слова очень смахивают на бред, но, к сожалению, я не смогу помешать убийце в этот раз. Зато следующего – точно не будет!

– Ты хочешь сказать, что будет еще одно убийство?! – воскликнул Кривцов пораженно.

– Да, – ответила она еле слышно, с нотками крайнего сожаления в голосе. – Я... сильно испугалась. Теперь мне потребуется время, чтобы отыскать его и понять.

Начальник угро странно взглянул на Аглаю, на ничего не понимающего Осенева и стал молча сгребать со стола снимки, кое-как запихивая их в конверт.

– Ребята, – сказал он устало, – вы меня извините, у вас здесь, конечно, интересно, я бы даже сказал, интересно до жути, но меня ждет работа. Аглая, ты меня меня, бесспорно, удивила. Расскажи кто другой, ни за что бы не поверил. Но я – простой парень и все эти... колдовские приколы слишком сложно для моих ментовских мозгов. Честно!

– Колдовство! – ничуть не обидевшись, фыркнула Аглая. – Да вы, Саша, еще не знаете, что значит настоящее колдовство! А я вам говорю о реальных вещах. Только большинство людей отказываются их воспринимать. Ни не могут или не хотят, а именно отказываются. Потому что позволь они себе подобную блажь, жизнь их превратится в сплошной кошмар. Кому же захочется знать о себе наверняка, что он – распоследняя сволочь или безнадежный болван? Человеческие мысли, несущие в себе порок, столь же материальны, как и наш мир. Только это материя иного рода. И то, что мы отказываемся ее воспринимать, вовсе не исключает ее существования. Более того, наше яростное желание во что бы то ни стало отгородиться, отмежеваться, откреститься от нее, лишь теснее связывает нас с ней. Этот процесс никогда не зависел , не зависит и вряд ли будет зависеть от человека. Мы ведь сеем не только зерна и плевелы слов и поступков, но и мыслей. А что сеем, то и пожинаем.

– Аглая, я совсем не хотел тебя обидеть, – смущенно проговорил Кривцов. – Возможно, то, что ты излагаешь, действительно существует, но все это удел будущего. А мы живем сегодня. И на сегодня требуется поймать убийцу. Любой ценой...

– ... потому что убивает он не простых смертных, а власть имущих, – не скрывая злой насмешки, закончила Аглая.

– Мы старались бы в любом случае! – вспылил Кривцов.

– Александр Иванович, вы сами-то хоть верите в то, что говорите? – не унималась Аглая. Но тут же резко сменила тему: – Я постараюсь по возможности максимально вам помочь, но вы будуте очень удивлены результатом. Очень. Я вас заранее предупреждаю.

– Почему ты уверена, что ему удастся еще одно убийство? – помолчав, спросил Александр.

– Нож. Он ушел впростанство. Убийца все продумал и рассчитал. Я же настолько испугалась, что не успела блокировать его мысли. Ничего нельзя изменить. Его мысль вступила в фазу поступка.

– Аглая, ты апеллируешь только тебе понятными вещами. Давай договоримся: ты все обдумаешь, подробно и доходчиво систематизируешь. А завтра в девять тридцать созвонимся и встретимся. Где тебе удобно?

– Саша, – она вновь назвала его по имени, пытаясь восстановить особую доверительную атмосферу, – но вы должны иметь в виду, что я буду работать не с вами рядом, а – параллельно. Ты сам сказал, что мои методы непонятны. Все дело в специфике поиска. – Она закусила губу и тряхнула головой: – Вы работаете с осязаемыми доказательствами, уликами, имеющими материальное воплощение и, кроме того, в ограниченных пространственных и временных рамках: конкретно место происшествия, время. Моя точка отсчета может показаться, на первый взгляд, не совсем нормальной. Я рассматриваю преступления в этом городе с момента трагедии понтийского владыки, потомка Ахеменидов.

– Синопского наследника? Но ведь это было почти две с лишним тысячи лет назад! – воскликнул Кривцов. – Какая может существовать связь?!

– Для тебя, Димки и даже меня – абсолютно никакой. Точно так же, как нет, на первый взгляд, никакой видимой связи между ростом онкологических заболеваний в местах, значительно удаленных от развалившегося Четвертого энергоблока. Но все-таки связь есть: радиация. В нашем случае тоже существует некое подобие связи – невидимой. Ведь мы все – не только дети Земли, но и Вселенной.

– Господи, Аглая, – не выдержал Кривцов, – ты в такие дебри полезла!

– Этот город заражен, – она спокойно откинулась на спинку мягкого уголка. – Понтийский царь умертвил дочерей, его предал собственный сын, а сам он принял смерть от меча телохранителя. На судьбе города лежит тавро убийства. Он проклят. И то, что происходит в нем сегодня, не что иное, как метастазы древней, "раковой опухоли". Лукреций в своем трактате "О природе вещей" заметил: "Ничто не превращается в ничто". Прибавь ко всему массовые несанкционированные раскопки на местах расположения древних городищ и самое ужасное – захоронений.

– Да это-то при чем? – устало и скептически поинтересовался Кривцов.

– Видишь ли, научные археологические раскопки представляют интерес для людей, как источник дополнительного знания. А знание – основной строительный материал Вселенной. Но разграбление могильников, выбор смерти, как источника обогащения, – страшный путь. Это – регенерация субстанций темных сил, проникновение в жизнь живых людей законов мира мертвых.

– Ты серьезно так думаешь?

– Если бы ты хоть однажды почувствовал то, что способна чувствовать я, ты бы никогда не задал этот вопрос. И именно из-за подобных вопросов я и не хочу завтра выглядеть законченной дурой в вашем управлении.

Кривцов взгянул на Дмитрия. Тот сидел, отрешенно глядя в стену, временами наливая себе коньяк и лихо опрокидывая рюмку за рюмкой. В разговор жены и "столетнего друга" он не вмешивался, но, заметив краем глаза интерес со стороны Кривцова, на удивление трезво проговорил:

– Черепицею шурша, крыша едет не спеша. Да, Сашок? Тебе хорошо, ты сейчас уйдешь, а мне с такой женой всю жизнь мучиться. – Он твердой рукой наполнил всем троим рюмки и, не ожидая согласия от Аглаи и Александра, смакуя, выпил свою, предварив ее тостом: – За вас, Аглая Марпл и Александр Пуаро!

– Не обращайте на него внимания, – усмехнулась Аглая. – Это защитная реакция мозга.

– Ага, – поддакнул Димка, – реакция... защитная... Для тех, у кого он есть. Господи, почему я – не прапорщик?!

– Саша, – продолжала Аглая, – если вы действительно хотите не допустить убийства, то должны объявить в "Белом доме" карантин.

– Ты с ума сошла! – невольно вырвалось у Александра, но он тут же поправился: – Извини, Аглая. Но это значит парализовать жизнь в городе. Все-равно, что объявить во всеуслышание о начале массового психоза.

– Интересная задумка...– влез в разговор Дмитрий.

– Ты слишком высокого мнения о городской власти, – усмехнулась Аглая. – Никто ничего не заметит. Ну, разве что несколько настырных пенсионеров, которые, по-детски, и наивно до сих пор пребывают в уверенности, что городская администрация работает на них, а не на себя, любимую.

– Это нереально, – возразил Кривцов. – Неизвестно, сколько понадобится времени, чтобы задержать убийцу. Но нельзя запереть всех сотрудников исполкома по домам.

– Правильно! – встрепенулся вновь Осенев. – По домам не можем. Но можно всех запереть в одном доме... Сумасшедшем, у Ваксберга! Разницы даже сама горадминистрация не заметит!

– Осенев, ты – пьяный, – констатировала Аглая.

– Милая моя, когда в городе режут глотки, лучше быть "под наркозом". Я осю... ощу... тьфу ты! ... о-су-ществ-ля-ю профилактические меры. Вот! – Он сонно прикрыл глаза. – Ребятки, я сегодня так нарезвился, так набегался и напрыгался... – Димка прильнул к Аглае: – Мамочка, я баиньки, и-ик, хочу и, и-ик, катись оно все к черту!

Кривцов поднялся и стал прощаться.

– Я обязательно позвоню вам завтра, Саша, – пообещала Аглая, принимая из его рук визитку.

В который раз за проведенное с Осеневыми время он поразился насколько расчитаны и безошибочны ее движения. Мало того, они поражали необыкновенной грацией и изяществом. "Все-равно, ведьма, – подумал Кривцов. – Настоящая. Фирменная." – Но вслух сказал:

– Я буду с нетерпением ждать завтра вашего звонка.

– Полегче, и-ик, майор, полегче, и-ик, – заметил Димка и передразнил: – С нетерпением... И-ик!

– Извините, – пробормотал Кривцов. – Ребята, – искренне сказал он на прощание, – я был рад с вами познакомиться.

Но Осенев не был бы Осеневым.

– А уж мы, – затянул он гнусаво, – так, и-ик!... так, воще, в восторге, Са-шок! И-ик! – И грузно осел на подставку для обуви.

– Он еще маленький, – кивнула Аглая на Димку. – С возрастом это пройдет, перерастет. – Она протянула руку: – До свидания, гражданини начальник Саша.

Проводив его, она обернулась. Осенев стоял абсолютно трезвый, тоскливо и виновато глядя на жену. Она почувствовала его настроение.

– Ты что– то хочешь мне сказать?

– Огонек, я – последняя сволочь, потому что толкнул тебя в эту канализацию. Сам в ней, как свинья, который год валяюсь, но я – другое дело. Привык и даже похрюкиваю иногда от удовольствия. Я ведь знал, как ты не хотела в это влезать. Прости меня...

– Знаешь, Осенев, мне всегда нравились мужики с дерьмецом. Это лучше, чем с гнилью и плесенью. Какашки всегда можно отмыть. Гниль и плесень даже яд не берет.

– Тогда пошли в сад? – прошептал он, загораясь.

– Дима, я должна начать работать. Мне надо подготовить Мавра и Кассандру, без них я, как без глаз.

– Ох уж эти твои думные бояре! – воскликнул Дмитрий. – Из-за них я, между прочим, как йог, по стеклам прыгал.