Текст книги "Сингапур. Падение цитадели"

Автор книги: Гарри Тюрк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

– Ваше высочество, надеюсь, всегда будет помнить, что содержание нашего разговора должно остаться между нами.

Султан кивнул. Нет, он не станет неосторожной оглаской ставить на карту свое будущее. Но у него есть приближенные, он хотел бы посоветоваться с ними. Султан заверил Асиду, что все останется в тайне.

Асида с трудом удержался, чтобы не выразить сомнение.

Японской секретной службе уже давно были известны антибританские настроения султана. К тому же в последние месяцы перед нападением на Малайю стало известно, что он одобрял пропагандировавшийся японцами план «Великоазиатской сферы взаимного процветания». Английские газеты реагировали на это весьма кисло, но до конфликта между англичанами и султаном дело не дошло. И вот теперь Япония стала хозяином Малайи. Местных политиков, выступавших на стороне Японии, секретная служба вознаграждала золотом. Султан может играть важную роль в оккупационной политике. Все говорило за то, что он готов на это. Асида, за четверть часа не съевший ни одного печенья и не выпивший ни глотка чая, встал. Султан с удивлением констатировал, что японец соблюдает правила вежливости. «Образованный варвар», – подумал он.

– Я был бы вам очень обязан, если бы эвакуация не затянулась, – сказал султан.

Асида поклонился:

– Ваше высочество в ближайшие дни получит от меня известие. Я сделаю все необходимые распоряжения. Ваше имущество будет охраняться военной полицией, пока вы не вернетесь.

– Благодарю.

– Не за что, ваше высочество, – сказал Асида. – Мы счастливы сделать это для вас. – Он поклонился и взял фуражку.

Султан проводил его в салон. Там он в задумчивости остановился и подождал, пока не услышал, как машина японца отъехала. На столе стояла бутылка шерри. Султан налил себе бокал и выпил. «Будет ли японская военная полиция охранять и мои винные погреба?» – подумал он. Шорох отвлек его внимание. Из соседней комнаты в салон вошел его сын – видный мужчина лет тридцати, в английском костюме из твида.

– Он уехал, отец. Я видел. Султан слегка повернул голову.

– Налей себе шерри и сядь поближе, – велел султан. Он подождал, пока молодой человек наполнил бокал, а потом начал:

– Дела обстоят хорошо, сын мой. Мы можем спокойно смотреть в будущее.

– Ты с ним договорился?

Султан не ответил. Отпив глоток, он произнес:

– Тебя здесь долго не было. Необходимо, чтобы ты снова освоился со здешними делами. Ты умен, и много времени тебе на это не потребуется.

Сын относился с уважением к пожилому седовласому отцу. Не отрывая от него взгляда, он вытащил из кармана пачку сигарет и, спросив у отца разрешение, закурил.

– Видишь ли, – продолжал султан, – японское вторжение можно было предвидеть. Оно подготавливалось достаточно долго. Англичане разбиты, это ясно. Надо определить свое место. С перспективой на будущее.

– Но ведь японцы не будут тут вечно, – заметил сын. – У Англии есть еще резервы. В войну вступила Америка. Нет, вечно это не продлится.

Султан улыбнулся. Да, его сын способен к политическим расчетам. Но он еще молод, а молодые люди иногда поступают необдуманно, не умеют все как следует взвесить,

– Ты был бы почти прав, но не замечаешь одного, – произнес он. – То, что было малым и незначительным, когда ты уезжал в Англию, теперь разрослось и обрело значение. Коммунисты стали сильными. Знаешь ли ты,, что генерал Персиваль уже не раз вел с ними переговоры, потому что они требовали от него оружия? После поражения англичан они хотят этим оружием бороться против японцев…

Сын покачал головой.

– Чушь! Как могут коммунисты пойти на это? Да в их партии едва наберется несколько тысяч членов!

– Этого хватит, – сказал султан. – Коммунисты тоже способны к политическим расчетам. Японцам придется, если они хотят хозяйничать в этой стране, прибегнуть к насилию, они будут грабить, убивать. И тогда тысячи коммунистов хватит, чтобы сколотить против японцев подпольную армию.

– Ты думаешь, Персиваль даст им оружие?

– Уверен, что в последний момент даст. Но они и сами добудут себе оружие. У японцев. На оставленных полях сражений. Через несколько месяцев в Малайе начнется война бедняков против японцев.

Сын пожевал губу. То, что говорит старик, звучит фантастически, но это возможно.

– Ты говорил с Персивалем? Султан ответил:

– Он понимает, что это будет так. Поэтому он хочет до последнего момента не давать им оружия. И даст его мало. Кроме того, он засылает своих людей в формирующееся антияпонское движение.

– Это значит, что твоя позиция будет не очень-то благовидной, отец, – заметил сын. – Люди борются, а ты договариваешься…

Султан отпил еще глоток шерри, посмаковал его:

– Коммунисты рассчитывают, японцы рассчитывают, англичане рассчитывают… Я тоже рассчитываю. И мой расчет окажется верным. Англичане разбиты. Японцы тоже будут разбиты. Вернется Англия. К этому времени в стране неизбежно сложится руководимая коммунистами сила. Вооруженная и полная решимости, она захочет осуществить вековую мечту народа о независимости. Кто тогда будет нужен англичанам, сын мой?

Султан улыбнулся, когда сын ответил:

– Местные политики, на которых можно положиться.

– Им будут нужны люди, которые заявят народу: «Мы тоже хотим независимости от Англии, но не коммунистического господства». И тогда англичанам придется вести переговоры с нами, уже хотя бы потому, что они боятся, как бы мы не поддержали требование коммунистов о независимости. Тогда придет время выторговать у них то, что выгодно нам, и оставить им то, за что они так держатся. Я – старый человек, но ты станешь тогда султаном Джохора. Рассчитывай как следует. В один прекрасный день англичане будут рады-радешеньки, что мы есть на свете, и они помогут нам прийти к власти тем, что уничтожат тех самых коммунистов, которым сейчас намерены помочь в борьбе с японцами.

Султан допил свой бокал и поднялся. Сын тоже встал, все еще несколько обескураженный тем, что сказал отец.

– А теперь поедем, – произнес султан. – Зови семью к машинам. В Кота-Тингги у нас будет много времени, чтобы обдумать наши планы.

Движением руки он отпустил сына и перешел в комнату, где беседовал с Асидой. У дверей стоял набитый бумагами портфель. В нем находились важнейшие документы. Султан еще раз оглядел комнату. Он вернется сюда. И скоро. Султан улыбнулся. Эти японцы позовут его назад, они попросят его устроить во дворце прием в честь освободителей. Явятся фоторепортеры, кинооператоры… А через несколько дней жители Токио прочтут в газетах об успехе японской политики в Малайе и будут ликовать, видя в кинохронике, как султан Джохора принимает провозвестников «Великоазиатской сферы взаимного процветания»! И султан, улыбаясь, вышел. Подоспевший слуга понес портфель к машине.

А ночь была полна чада, порохового дыма. Над Сингапуром стояло зарево. Лучи рассветного солнца едва пробивались сквозь облака копоти, несшиеся над землей, за которую шел ожесточенный бой. Японская артиллерия переправлялась на Сингапур. Японцы транспортировали тяжелые орудия на связанных вместе понтонах. Место высадки между Кранджи и Путри-Нарроуз стало уже тылом.

* * *

Крис Беккер очнулся с острой болью в голове. Открыв глаза, он понял, что его засыпало. Осторожно ощупал себя: ранений, кажется, нет. Во рту земля. Беккер слышал шум, но какой-то отдаленный, глухой, неясный… Он попытался высвободиться из-под земли, и постепенно это ему удалось…

Когда Беккер выбрался, он понял, что в плену. Рядом с ним сидел теперь незнакомый австралийский солдат, без мундира и рубахи, босой, без оружия, точно такой же, как и десятки других… Их охраняли трое японцев в хаки, с примкнутыми к винтовкам штыками.

– Что они с нами сделают? – глухо спросил Беккер. Другой точно так же тихо ответил:

– Поживем – увидим. Всех раненых они расстреляли. Мы – здоровые. Пока отняли мундиры и все остальное. И прикладом в спину…

Часовые как по команде стали смотреть на берег. Там появился важный офицер – невысокого роста приземистый мужчина в кепи с козырьком и с биноклем на груди. Он был немолод, и Беккер заметил, что у него кривые ноги. Он взобрался на разбитый дзот и огляделся. Часовые встали по стойке смирно. То был Ямасита, но пленные этого не знали. Он осмотрел место высадки. Часовые все еще стояли не шелохнувшись. Беккер на какой-то миг вспомнил о своей винтовке, лежащей где-то под землей, но тут же прогнал эту мысль. Сейчас не время для самоубийства. Битва проиграна. Но война против фашизма будет продолжаться. Последнее слово еще не сказано. Отнюдь не сказано…

Японский офицер в кавалерийских сапогах бросил презрительный взгляд на полуголых австралийских солдат, сел в машину и исчез.

– Они идут на Букит-Тимах, – сказал один из пленных. – Думаю, у наших шансов больше нет…

Да, здесь шансов больше нет, подумал Беккер. Он всегда чувствовал, что исход войны с фашизмом, угрожающим всему миру, будет решен не здесь. Не в Перл-Харборе, не в Сингапуре, не в Африке. Вчера он последний раз слышал известия по радио. Он вспомнил, что вот уже с сентября прошлого года Ленинград стойко держится в фашистской блокаде. Гитлеровцы никак не могут взять его, хотя Ленинград, Беккер знал это, не военная крепость. Но ведь Советский Союз не колония, защищаемая чужеземной армией.

Впоследствии он никогда не мог сказать себе, не эти ли мысли, пришедшие ему в голову, когда он глядел на поле боя у Кранджи и на японских часовых, вселили в него что-то похожее на надежду. Но он поймал себя на том, что разглядывает этих низкорослых «завоевателей мира» почти с насмешкой.

Последний рубеж

Прошло немногим более суток, и японцы закрепились на острове и глубоко вклинились в «крепость Сингапур». Теперь они продолжали высаживать войска на всем западном берегу острова, а также в районе между Крапджи и взорванной дамбой. Гордон Беннет, командующий западной зоной обороны, с непрерывными боями постепенно отступал на рубеж, проходивший примерно от устья реки Джуронг на север до восточного отрога бухты Кранджи. Здесь концентрировались его главные силы. Они должны были как можно дольше удерживать японцев, чтобы ще не вышли на шоссе – крупную транспортную артерию, ведшую с севера на юг – от южной оконечности взорванной дамбы, через Букит-Тимах прямо к городу Сингапур. Стоило японцам достигнуть этого широкого, укрепленного шоссе, и их моторизированные части за несколько часов оказались бы в Сингапуре. К тому же Букит-Тимах был крупнейшим на острове арсеналом оружия и складом боеприпасов.

Катастрофа наметилась уже утром 10 февраля, когда стало известно, что австралийские части, оборонявшиеся между Кранджи и Вудлэндсом, начали отступать. Японцы стали высаживать свои войска непосредственно на конце взорванной дамбы.

В это самое время генерал Уэйвелл, прибывший с Явы, посетил Персиваля в Сингапуре в его Главной квартире форт Каннинг, Уэйвелл немедленно отправился с Персивалем в Букит-Тимах, чтобы обсудить обстановку с Беннетом. По дороге взорам их предстала картина полного хаоса. Сингапур горел во многих местах, в нем больше не было ни питьевой воды, ни продовольствия для гражданского населения. Раненые лежали повсюду, хотя почти все кинотеатры, рестораны и крупные дома были превращены в госпитали. Над городом непрерывно кружили бомбардировщики, била артиллерия.

Уэйвелл понял, что, если японцы предпримут серьезную атаку, Беннет сможет удерживать «линию Джаронга» всего несколько часов. Он тут же выразил желание увидеть генерала Хита, командовавшего северной зоной обороны. Но прежде чем Уэйвелл успел протянуть Беннету на прощание руку, над штабом Беннета вдруг появились три японских бомбардировщика и, сбросив несколько десятков мелких бомб, разрушили помещение штаба. Покрытые известкой, белые, как мел, генералы выбрались из-под обломков рухнувшей степы. Уэйвелл уехал на северный участок обороны. Беннет остался. Через несколько часов ему стало ясно, что этот воздушный налет входил в план подготовки штурма «линии Джуронга». Ко второй половине дня он увидел из поступавших боевых донесений, что японцы прорвали ее.

В то же самое время Уэйвелл, все еще находившийся у Персиваля в Сингапуре, получил срочную телеграмму от Черчилля. Премьер-министр писал: «Вы должны понять, как мы здесь оцениваем ситуацию в Сингапуре. Кабинету было доложено, что у Персиваля сейчас свыше ста тысяч человек, из них тридцать три тысячи англичан и семнадцать тысяч австралийцев. Сомнительно,, чтобы японцы имели столько солдат на всем полуострове Малакка… При таких условиях у обороняющихся имеется значительное численное превосходство над врагом и они должны были бы в ходе хорошо подготовленного сражения разбить нападающих. При нынешнем положении нельзя и помышлять о перемещении наших войск и гражданского населения. Сражение должно быть любой ценой доведено до горького конца… Командующие и высшие офицеры должны гибнуть на поле боя вместе со своими войсками. На карту поставлена честь британской империи и британской армии… Я полагаюсь на вас в том, что не будет допущено никакой пощады, никакой слабости в любой форме…».

Эти строки мало обрадовали Уэйвелла, ибо были очень далеки от действительности. Телеграмма требовала от него держаться до последнего, но возможно ли было это здесь, в Сингапуре?

На следующее утро Уэйвелл продиктовал своему адъютанту доклад о положении в Сингапуре: «Битва за Сингапур развивается неблагоприятно. Японцы, применяя уже известную тактику, продвигаются на западе острова быстрее, чем предполагалось. Я приказал Персивалю использовать любую возможность для контратак. Часть его войск находится в плохом моральном состоянии; у других частей оно тоже далеко не такое, каким я хотел бы его видеть. Делается все возможное для того, чтобы повысить волю к сопротивлению и усилить оптимизм. Но я не могу утверждать, что до сих пор эти усилия имели успех. Я отдал строгий приказ не допускать мысли о капитуляции и ввести в бой все войска до последнего…».

Тем временем фронт Гордона Беннета был прорван японцами. Они вклинились в боевые порядки отступающих австралийцев и вечером 11 февраля захватили Букит-Тимах. Этим была создана важная предпосылка для их окончательного успеха.

По распоряжению главного штаба на Яве Персиваль приказал эвакуировать туда еще остававшихся в Сингапуре летчиков и офицеров ВВС высокого ранга. Одновременно он дал указание всему женскому медицинскому персоналу покинуть Сингапур на «Эмпайр стар». 14 февраля больше двух тысяч медицинских сестер, врачей и других женщин-служащих прибыли на этом корабле в Батавию.

Между тем хаос распространялся все шире. Много говорили о страшной жестокости японцев. Захватив небольшой походный госпиталь в Раджи Бич, они перебили раненых, перекололи штыками офицеров, а потом загнали медсестер по колено в воду и расстреляли из пулеметов. Госпиталь «Тайерсолл», до предела переполненный ранеными индийскими солдатами, был подожжен авиационными бомбами. Пламя охватило его так быстро, что удалось спастись только нескольким десяткам из сотен.

Рано утром 12 февраля японские танки устремились по дороге от Букит-Тимаха на Сингапур. Английской противотанковой обороне еще раз удалось сдержать удар, но за танками шла японская пехота, и сломить сопротивление англичан было только делом времени. Ведь от того места, где были подбиты японские танки, до окраины Сингапура оставалось всего каких-нибудь семь километров по отличному, совершенно неповрежденному шоссе.

В это утро Персиваль решил отвести войска на новую линию обороны, проходившую полукругом в нескольких километрах севернее Сингапура и, так сказать, опоясывавшую город, аэродром Каланг и последнее водохранилище. Ни в одном своем пункте она не отстояла от него больше чем на восемь километров. Общая протяженность фронта составляла всего сорок пять километров. Радиостанция Сингапура была взорвана, денежные запасы банков сожжены, вода выдавалась лишь небольшими порциями. Вспыхивали крупные пожары, но никто и не пытался их тушить.

На рассвете 13 февраля было осуществлено отступление на последний рубеж. Защитники города окапывались, а японцы готовились к следующему удару.

Тем временем генерал Ямасита перевел свой командный пункт к Букит-Тимаху – на высоты, захваченные японцами. Отсюда он мог уже видеть весь город. Здесь же располагались и артиллерийские наблюдатели.

* * *

Ямасита решил предложить англичанам капитуляцию. Им руководили в значительной мере пропагандистские соображения. Великодушный жест победителя по отношению к побежденному дал бы выгодный пропагандистский эффект. И Ямасита составил послание, в котором предлагал генералу Персивалю незамедлительно капитулировать. Угрожающий тон должен был побудить английского генерала принять предложение. Ямасита требовал, чтобы парламентер с белым или британским флагом в руках вышел навстречу японским войскам на шоссе Сингапур – Букит.

Самолет-разведчик сбросил послание Ямаситы над набережной Сингапура. Послание было вложено в хорошо заметный контейнер, за которым тянулись две яркие ленты. Оно немедленно было доставлено Персивалю. Но тот медлил. Военные корабли все еще пытались вывезти из осажденной крепости специалистов и технический персонал для использования на других театрах войны. В последние часы были уничтожены тысячи литров спиртного. Пьяных японских победителей Персиваль боялся еще больше, чем трезвых.

Персиваль неоднократно обсуждал с Гордоном Беннетом и Хитом возможность контрудара по наступающим японцам. Но оба генерала были против: войска настолько исчерпали свои силы, что контрнаступление будет иметь катастрофические последствия. Они рекомендовали Персивалю немедленно принять предложение о капитуляции.

Персиваль сообщил Уэйвеллу, что его войска едва ли продержатся дольше одного или двух дней. В ответ Уэйвелл телеграфировал: «Вы обязаны продолжать наносить противнику наивозможный ущерб, если необходимо, даже в уличных боях. Ваши действия, сковывающие силы врага и наносящие ему потери, могут оказать решающее влияние на операции на других театрах войны. Полностью понимаю ваше положение, но считаю совершенно необходимым продолжать сопротивление»,

В самом Сингапуре каждый теперь чувствовал, как преступно то, что не было предпринято никаких приготовлений к осадному положению. Отсутствовали бомбоубежища, даже щелей – и тех было мало. Гражданское население несло резко возраставшие потери от воздушных налетов. Транспорт был полностью парализован. Повсюду высились горы развалин. Бушевали пожары, и никто их не тушил: воды не хватало даже для раненых. Кое-где раздавали продовольствие, спешно вывезенное со складов, перед тем как их сдали врагу. Люди дрались за горсть риса, за банку консервов из мяса мулов. В районе доков, где жила беднота, стали быстро распространяться инфекционные болезни. Но никакой организованной медицинской службы больше не было… Медицинский персонал почти весь был эвакуирован.

Стало ясно, что оборона крепости или города до последнего человека, как того требовал Черчилль, несовместима с разрушением жизненно важных сооружений, с параличом коммунальных служб из-за усиленной эвакуации. Ни Черчилль, ни Уэйвелл не могли решить, что лучше: оборона до последнего человека или сдача крепости со спасением ценных кадров. Их нерешительность, из-за которой они одновременно осуществляли обе линии, неизбежно должна была привести к катастрофе.

Четырнадцатого февраля, после одного дня передышки, японцы перешли в наступление по всему фронту.

Около полудня, в результате попадания артиллерийского снаряда, неожиданно взлетел на воздух последний крупный склад боеприпасов. Недалеко от него находился госпиталь «Александра», где лежали сотни раненых. Когда японцы появились поблизости, английская артиллерия, боясь поразить госпиталь, ослабила огонь, а редкая стрелковая цепь английской пехоты была уже оттянута назад. Первые японские солдаты стали стрелять в открытые окна госпиталя, а поскольку никто им огнем не ответил, двинулись дальше. Затем подъехала группа японцев на велосипедах, они ворвались в госпиталь и бросились по коридорам. Вышедшего навстречу главного врача, пожилого англичанина, который попытался указать им на знак красного креста, они тут же поставили лицом к стенке и убили выстрелами в затылок. Всех ходячих раненых, не успевших бежать, постигла та же участь. Лежачие больные и раненые были заколоты штыками. Японцы не остановились даже тогда, когда на пути их оказалась операционная, где как раз оперировали тяжелораненого. Его закололи штыком, а персонал перестреляли. Все, кто мог передвигаться, в панике бежали куда глаза глядят. Зверская стрельба продолжалась еще некоторое время, а затем к зданию подъехала новая группа на велосипедах, и офицер приказал ворвавшимся удалиться. Но прежде японские солдаты прочесали территорию госпиталя и согнали в бараки весь медицинский персонал и ходячих раненых, больше двухсот человек. На следующее утро всех их расстреляли в парке госпиталя.

Один из присутствовавших японских офицеров мог только сказать в оправдание расправы, будто из окна госпиталя произвели выстрел по проходящим японским солдатам. Это, разумеется, была ложь. Кровавая расправа в госпитале «Александра», как выяснилось потом, была заранее запланирована. Это лишь один из многих случаев, когда японские войска демонстративно совершали жестокости, дабы показать врагу, что никакой пощады не будет и что наступающий солдат Страны Восходящего Солнца безжалостен, тверд и непобедим. Массовые убийства должны были подорвать боевой дух противника.

* * *

На окраине маленького населенного пункта Вудли, на северо-восточном участке последней линии обороны, продолжала работать насосная станция, которая при помощи дизеля пыталась обеспечить Сингапур хоть малым количеством воды. В нескольких сотнях метров от насосной станции проходила линия стрелковых окопов, в которых залегли остатки 11-й индийской дивизии. Робин Кларк тоже дошел до этого рубежа. Теперь он, как и каждый солдат его подразделения, знал: больше отступать некуда… Конец близок.

Кларк смотрел в будущее со смешанным чувством. Он сам видел, как поступают японские солдаты с пленными. Избегнут ли те, кто сложит оружие в конце борьбы за Сингапур, той же участи, которая постигла их товарищей у Парит-Сулонга? А если плен, то сколько продлится? И выдержит ли он? Здесь уже надеяться не на что, битва проиграна, говорил себе Кларк. Японцы атаковали слабое место Британской империи, и расчеты их сбылись. И все-таки надежда еще есть. Беккер был прав: Сингапур – это не конец войны… Исход ее решится не здесь. Державам «оси» противостоит большинство человечества. Англия сможет продержаться, если выстоит Советский Союз. А в этом Кларк не сомневался. Фашисты потерпят там решающее поражение. И тогда дело японцев будет проиграно.

В последние дни боев Кларк часто вспоминал об А Пине. Где он теперь? Позади, на насосной станции, работало несколько военнообязанных малайцев.

То один, то другой малаец с насосной станции подходил к солдатам и просил винтовку. Но передавать им оружие было строго запрещено. И все-таки Кларк пошел на это. Оружие убитых складывали в кучу – по приказу его следовало привести в негодность, Кларк спрятал несколько винтовок под стволы бамбука, лежавшие на дороге к Сингапуру. Он сделал это на виду у малайцев. На следующее утро винтовки исчезли. Тогда Кларк положил под бамбук ручные гранаты и патроны. Малайцы забрали и их. Надо хоть что-нибудь сделать для будущего, думал Кларк.

В полдень 14 февраля японцы атаковали танками позиции у насосной станции. Но 11-я индийская дивизия еще имела несколько противотанковых орудий, и ей удалось удержать рубеж обороны. Кларк лежал за ручным пулеметом и вел огонь по пехоте, шедшей за танками. Он испытывал голод и жажду, но сейчас не чувствовал ни того, ни другого. Лицо его было черно от копоти, мундир пропах дымом. Перед окопами 11-й индийской дивизии дымили три подбитых танка. Итак, японцев еще раз удалось отбить. Надолго ли?

Кларк перевалился на бок. Солдат-индиец рядом с ним уронил голову на руки и сразу уснул. Кларк немного прополз, потом поднялся и, пригнувшись, сделал перебежку к насосной станции. Один из малайцев дал ему воды, и он жадно напился. Даже позволил себе роскошь умыться. Но от холодной воды лицо его чище не стало. Малаец, помолчав, тихо произнес:

– Сэр…

Кларк бросил на него быстрый взгляд:

– Я вовсе не сэр. Меня зовут Кларк.

– Мистер… солдат… – снова заговорил малаец. Кларк усмехнулся. Это придало малайцу уверенности: – У вас такой отличный пулемет…

Кларк отхлебнул еще глоток воды. Он догадывался, что будет дальше.

– Ну и что? – спросил он.

Малаец без обиняков ответил вопросом на вопрос:

– Зачем он вам, когда все кончится? – Хочешь забрать его себе? Малаец улыбался:

– Раз вы его все равно бросите, мистер солдат…

– Гм, – произнес Кларк. – Только я думаю, это случится не раньше, чем японцы окажутся здесь. А они не будут в восторге от того, что ты утащишь эту штуку прямо у них на глазах.

– Мистер солдат, если вы правда хотите отдать его мне, когда кончите борьбу, то насчет японцев можете не беспокоиться.

– Слушай, – сказал Кларк, – ты сможешь забрать эту штуковину. Скажи только мне, как ты собираешься это сделать, прежде чем самураи перережут тебе горло.

Малаец посмотрел на штабель бамбука, перевел взгляд на пулемет, рядом с которым спал солдат-индиец, достал из кармана моток тонкой лески и сунул конец ее в руку Кларку.

– Привяжите шнур к сошке пулемета. Понимаете?

– Еще бы, – рассмеялся Кларк. – Парень, у тебя много чему могла бы поучиться британская армия!

Кларк наполнил флягу водой и вернулся со шнуром к пулемету. По дороге обернулся и крикнул:

– Только тяни получше!

Малаец, улыбаясь, кивнул в ответ и отправился чинить поврежденную водопроводную трубу. Мысли его были заняты одним: каким образом, при развале фронта обороны, унести из склада боеприпасов, расположенного неподалеку от командного пункта 11-й индийской дивизии, побольше пулеметных лент. Он надеялся на темноту, которая наступит через несколько часов: тогда он попробует заговорить с часовым у склада. Хорошо бы он оказался таким же сговорчивым, как этот сержант!