Текст книги "Око за око"

Автор книги: Гарри Норман Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 43 страниц)

Людмила кивнула.

– После прихода ящеров я несколько раз летала в Швецию, Данию и Германию. – Она не стала говорить, что ее пассажиром был Молотов. – Они показались мне такими маленькими и такими… прибранными. Здесь так много земли, что мы сами не знаем, как с ней поступать. А в других странах все иначе.

– Да, вы правы, – ответил Бэгнолл. – У нас обычно проблема состоит в том, чтобы найти подходящий участок земли для реализации своих замыслов. – После короткого колебания он рассмеялся. У него был приятный смех; даже когда Бэгнолл смеялся над собой, он делал это искренне. – Оказался рядом с хорошенькой девушкой, а сам веду разговоры о церквях и земле. Наверное, я старею.

Людмила посмотрела на него. Он всего на несколько лет старше, чем она, но…

– Вас еще рано отправлять в мусорный ящик, – заявила она.

Людмила не знала, как это звучит по-немецки, и ей потребовалось немало времени, чтобы объяснить смысл своих слов на русском. Нечто похожее происходило, когда Бэгнолл подыскивал перевод для слова «инициатива».

Когда Бэгнолл ее понял, он вновь рассмеялся и сказал:

– Тогда будем считать, что меня заставила так себя вести молодая огненная кровь. – И он обнял ее за плечи.

Когда Георг Шульц пытался ее лапать, Людмила всегда ощущала желание сбросить его руки, ей казалось, что он сейчас сорвет с нее одежду и повалит на землю. Бэгнолл не производил такого впечатления. Если она скажет «нет», он ее послушается. «Да, мне нравятся культурные мужчины», – подумала Людмила.

И поскольку она чувствовала, что может сказать «нет» в любой момент, она промолчала. Бэгнолл осмелел настолько, что наклонился и поцеловал ее. Она позволила его губам коснуться своих, но не ответила на поцелуй.

Шульц бы ничего не заметил, а даже если бы и заметил, ему было бы все равно. Однако Бэгнолл ощутил ее сомнения.

– Что-то не так? – спросил он. Людмила ничего не ответила, и он задумался. Потом стукнул себя по лбу ладонью, Людмила уже видела у него этот жест. – Какой же я идиот! – воскликнул он. – У вас кто-то есть.

– Да, – ответила она. В некотором смысле он не ошибся, хотя время, проведенное с Генрихом Ягером, измерялось часами, а еще они обменялись несколькими письмами.

Затем, к собственному удивлению и смущению, Людмила разрыдалась.

Когда Бэгнолл погладил ее по плечу, в его жесте не было ничего сексуального. Впрочем, когда кто-то кажется тебе привлекательным, ты всегда прикасаешься к нему со смешанными чувствами. Но он старался ее утешить.

– Что случилось? – спросил Бэгнолл. – Ты не знаешь, что с ним?

– Да, не знаю, – ответила она. – Я вообще ничего не знаю.

Она посмотрела на его длинное лицо и увидела, что англичанин встревожен. Она бы никогда не стала рассказывать свою историю соотечественнику. А с иностранцем чувствовала себя в безопасности. Всхлипывая, мешая немецкие слова с русскими, Людмила рассказала Бэгноллу о том, что так долго от всех скрывала. К тому моменту, когда она закончила, у нее возникло ощущение, будто ее переехал поезд.

Бэгнолл потер подбородок. Пальцы коснулись щетины: с лезвиями для бритья и горячей водой в Пскове было тяжко. Английский пилот что-то сказал по-английски. Людмила ничего не поняла. Увидев вопрос в ее глазах, он вновь перешел на смесь немецкого и русского:

– Вы ничего не делаете легко, не так ли?

– Верно. – Она внимательно посмотрела ему в лицо, пытаясь понять, о чем он думает.

Задача оказалась непростой. Правду говорят об англичанах: они не посвящают других в то, что происходит у них в душе. По крайней мере, он не назвал ее предательницей и шлюхой за то, что она делила постель с немцем, когда они встретились в Берхтесгадене. А это уже немало.

– Значит, вы должны знать, что чувствует красавица Татьяна, – он назвал ее «die schone Татьяна», и Людмила не смогла сдержать улыбки, – когда встречается с Георгом Шульцем.

– Не исключено, хотя я сильно сомневаюсь, что она мне посочувствует. – Она посмотрела Бэгноллу в глаза. – Теперь вы знаете, почему я не могу, не хочу – как это говорится? – начинать роман с вами.

«О чем ты думаешь? Твое лицо так же невозмутимо, как у Молотова».

– Да, теперь я понимаю, – ответил Бэгнолл.

В его голосе появилась грусть. Людмила почему-то почувствовала удовлетворение, хотя минуту назад сама сказала, что не хочет быть его любовницей. Тщательно подбирая слова, он продолжил:

– Наверное, ваш немец – хороший человек, если ему удалось завоевать вашу любовь.

«Ваш немец».

Людмилу вновь захлестнуло чувство вины. Даже после полутора лет союза с нацистами против ящеров она не могла забыть вероломного нападения гитлеровской Германии. Но все остальное… Людмила встала на цыпочки и поцеловала Бэгнолла в колючую щеку.

– Спасибо вам, – прошептала она.

Он смущенно улыбнулся.

– Если вы будете так поступать, я быстро забуду о своих благородных намерениях.

– С вами я готова рискнуть.

Существовало религиозное понятие, над которым Людмила, никогда не верившая в Бога, всячески посмеивалась. Однако теперь, впервые в жизни, она поняла, что такое отпущение грехов. И не важно, что это сделал англичанин, а не священник. Учитывая ее неверие в Бога, так даже лучше.

* * *

Тип, который зарабатывал на жизнь, показывая навозных жуков, говорил так быстро и взволнованно, что Нье Хо-Т’инг с трудом его понимал.

– Им понравилось, понравилось, говорю я вам! – восклицал он, заглатывая очередной стакан самшу – крепкого, трижды очищенного напитка, который делали из гаоляна – просяного пива. – Они заплатили мне в три раза больше, чем я рассчитывал, и предложили выступить еще раз в любое удобное для меня время. – Он посмотрел на Нье с пьяной благодарностью. – Большое вам спасибо за то, что организовали мое выступление.

– Хоу И, я счастлив, – важно ответил Нье Хо-Т’инг. – Я готов делать все, что доставляет удовольствие маленьким чешуйчатым дьяволам. – Он улыбнулся. – Потому что они платят мне, и мояжизнь становится очень приятной.

Хоу И засмеялся громким пронзительным смехом. Он вылил в свой стакан последние капли из кувшина и поднял палец, чтобы показать, что хочет еще. Вскоре девушка принесла ему новый кувшин. Он был настолько пьян, что похлопал ее по заду, чтобы выказать свою благодарность. Девушка скорчила гримасу и торопливо удалилась. Она была доступной, но ей не нравилось, когда это всячески подчеркивали.

Нье не стал возражать, когда Хоу налил себе еще стакан самшу. Таверна – она называлась Та Чу Канг: «Большая винная бочка» – находилась всего в двух кварталах от дома, где он снимал комнату, но здесь он представлялся не стойким противником чешуйчатых дьяволов, а их сторонником, который имеет немалый вес и постоянно ищет способы их ублажить. Благодаря связям Народно-освободительной армии с людьми, служившими у чешуйчатых дьяволов, он имел возможность убедительно играть свою роль.

Таверна Та Чу Канг отличалась от других мест, где появлялся Нье, не только тем, что здесь он изображал приспешника чешуйчатых дьяволов. «МО Т’АН КУО ШИН», – гласил плакат, украшавший стену: «Здесь не говорят о политике». Нье ухмылялся всякий раз, когда смотрел на него. Во время революции любые речи носят политический характер. Ниже висел плакат меньшего размера, подтверждающий эту мысль.

«ПОЖАЛУЙСТА, ДЕРЖИ СВОЙ БЛАГОРОДНЫЙ РОТ ЗАКРЫТЫМ».

Над стойкой красовались еще две надписи: «ПЛАТИТЕ ТОЛЬКО НАЛИЧНЫМИ» и «ЗДЕСЬ НЕ КОРМЯТ В КРЕДИТ».

– Маленькие дьяволы хотят, чтобы я выступил еще раз, – сказал Хоу И. – Кажется, я вам уже говорил? Один из них так и сказал, когда я собрал своих жуков и собрался уходить. Вы можете организовать еще одно представление?

– Мой друг, я могу даже больше, – ответил Нье. – Знаешь, что мне удалось выяснить? Маленькие чешуйчатые дьяволы хотят снять на пленку представления, в которых участвуют животные – например, твоевыступление, – чтобы иметь возможность показывать их далеко отсюда, где у них нет таких шоу. Перед тем как отправиться к чешуйчатым дьяволам, зайди ко мне, я дам тебе специальную камеру. С ее помощью ты сможешь сделать картинки, тут работает какое-то волшебство – невежество мешает мне понять, какое.

Хоу И уставился на него, а затем склонил голову – и чуть не упал лицом на столик.

– Вы слишком щедры. Я недостоин такой чести. Нье знал, что Хоу прикидывается.

– Чепуха, – возразил он. – Маленькие чешуйчатые дьяволы потребовали именно тебя. Разве я мог сказать «нет» моим хозяевам, зная, какое удовольствие они получают от твоего шоу?

– Замечательно, замечательно, – залепетал Хоу И. – Я ваш раб до конца жизни.

Еще немного, и по его лицу покатятся пьяные слезы.

– Но помни, – предупредил Нье, – перед следующим представлением ты должен прийти ко мне с ящиком, в котором ты хранишь насекомых, и я установлю в нем камеру. Ты должен вести себя так, словно тебе ничего не известно о ней; маленькие дьяволы хотят, чтобы твое представление шло как обычно.

– Я выполню все ваши указания, как достойный сын повинуется уважаемому отцу. – Хоу И захихикал, рыгнул, и его голова опустилась на стол.

Через несколько мгновений он уже храпел.

Нье посмотрел на него, пожал плечами и оставил деньги за самшу, которое они пили. Он вышел из «Большой винной бочки» и углубился в лабиринт пекинских улочек.

Факелы, свечи, светильники – изредка попадались даже электрические фонари – ярко освещали переулки. Нье применил все известные ему трюки, чтобы убедиться, что за ним нет хвоста, после чего направился в дом, где снимали комнаты коммунисты.

В столовой он нашел Хсиа Шу-Тао. К облегчению Нье, его помощник ужинал в одиночестве. Нье постоянно тревожился, что одна из уличных девок, которых Хсиа то и дело приводил с собой, окажется агентом чешуйчатых дьяволов, Гоминьдана или даже японцев. Хсиа не хватало осмотрительности в таких вопросах.

Перед ним стояли кувшин с самшу, родной брат сосуда, из которого угощался Хоу И, тарелки с сухим печеньем и мясными пельменями, маринованными маленькими крабами и желеобразным салатом из медуз. Увидев Нье, Хсиа позвал его:

– Присоединяйтесь к моему пиру. Здесь хватит на двоих.

– С удовольствием, – ответил Нье, жестом попросив девушку принести ему чашку и палочки для еды. – Что вы празднуете?

– Вы знакомы с Янг Чи-Ай, мышиным человеком? Маленьким чешуйчатым дьяволам понравилось его представление, и они хотят его повторить. Он говорит, что они не осматривали клетки с мышами. Мы легко сможем засунуть туда бомбу. – Хсиа сделал большой глоток самшу. – Ох, хорошо.

Нье налил себе чашку крепкого напитка. Но прежде чем выпить, он съел пару сухих печений и маринованного краба.

– Хорошая новость, – заявил Нье, поднимая чашку. – Хоу И, владелец шоу с навозными жуками, сказал мне то же самое. Мы сможем пронести бомбы в жилища чешуйчатых дьяволов; тут у меня нет сомнений. Хитрость состоит в том, чтобы заставить чешуйчатых дьяволов пригласить всех одновременно, чтобы мы смогли нанести им максимальный урон.

– Конечно, – хрипло рассмеялся Хсиа. – Нам не удастся использовать этот трюк дважды. Мне даже жаль глупцов с навозными жуками, мышами и другой гадостью. Однако мы должны делать свою работу. – И он демонстративно стряхнул с рукава несуществующую грязь.

Хсиа считал людей, устраивающих представления с животными, расходным материалом вроде патронов и бомб. Нье также готов был ими пожертвовать, но сожалел о том, что они погибнут. Дело революции требует жертв, несчастные простофили должны умереть, но Нье всегда помнил о пролитой им крови. Хсиа такие вещи не беспокоили.

– Кроме того, мы должны позаботиться о надежных часовых механизмах для бомб, – заявил Нье. – Нужно, чтобы взрывы произошли почти одновременно.

– Да, да, бабушка, – нетерпеливо ответил Хсиа. Похоже, он успел немало выпить. – У меня есть приятель, который торгует с японцами. Он утверждает, что у них полно часовых механизмов и они не знают, куда их девать.

– Готов поверить, – кивнул Нье.

После вторжения маленьких чешуйчатых дьяволов в Китай японские войска к югу от марионеточного штата Маньчжурия распались на отдельные партизанские отряды. В отличие от партизан-коммунистов они не пользовались поддержкой местного населения. Слишком жестоко обращались японские солдаты с китайцами.

Но у японцев была развитая промышленность, которая производила сложную технику для своих войск. Китайцам приходилось ее просить, брать взаймы, покупать или воровать. Раньше они многое получали от англичан, американцев и русских, но сейчас обе капиталистические и братская социалистическая республика отчаянно сражались за выживание. В результате японцы остались единственным источником сложного военного снаряжения.

– Как жаль, что чешуйчатые дьяволы не подождали еще одно поколение, прежде чем предпринять свое империалистическое вторжение, – заметил Нье. – Распространение техники по всему миру в сочетании с революционным прогрессом сделало бы их поражение быстрым и неизбежным.

Хсиа Шу-Тао потянулся палочками к пельменям, однако у него дрогнула рука. Кажется, он слишком увлекся поглощением самшу.

– Мы победим их в любом случае, – провозгласил Хсиа. – А потом расправимся с проклятыми восточными карликами из Японии и с Гоминьданом, а также со всеми, кто встанет у нас на пути. – Он снова попытался поймать пельмешку, и на этот раз ему сопутствовал успех. Отправив добычу в рот, Хсиа быстро прожевал ее и проглотил. – Вот так!

Нье хотел прочитать ему лекцию о разнице между неизбежностью исторического события и легкостью его свершения, но решил, что его усилия будут напрасны. Сейчас Хсиа не нужны лекции. Лучше вылить ему на голову ведро холодной воды.

Хсиа роскошно рыгнул. На его лице появилось выражение пьяной хитрости.

– Ты думаешь, Лю Хань получит обратно своего ублюдка? – спросил он, дыша парами самшу прямо в лицо Нье Хо-Т’ингу.

– Я не знаю, – ответил Нье.

Как и любая научная доктрина, историческая диалектика рассматривала движение масс; поступки отдельных индивидуумов значения не имели. Хсиа широко ухмыльнулся и задал следующий вопрос:

– Ты побывал внутри ее Нефритовых Врат?

– Не твое дело! – резко ответил Нье. Откуда Хсиа узнал, что Нье ее хочет? Ему казалось, что он вел себя сдержанно, – однако Хсиа догадался.

– Значит, нет, – расхохотался Хсиа.

Посмотрев на красную нахальную физиономию Хсиа Шу-Тао, Нье решил, что помощнику мало холодной воды. Треснуть его потом ведром по башке было бы совсем неплохо.

* * *

Кирел стоял рядом с Атваром и изучал расположение пехоты и бронетехники Расы. На мгновение он отвел один из глазных бугорков от карты и посмотрел на главнокомандующего.

– Благородный адмирал, наш план должен сработать, в противном случае… Кирел замолчал.

– Я знаю, – ответил Атвар. Он действительно все прекрасно понимал, и напоминание Кирела вызвало раздражение. – Если духи Императоров прошлого посмотрят на нас с одобрением, мы раз и навсегда покончим с Дойчландом.

Кирел ничего не ответил, но обрубок его хвоста слегка дрогнул. Атвар тоже не сумел скрыть своей тревоги. Он прекрасно понимал, о чем думает его подчиненный: еще совсем недавно – хотя кажется, что с тех пор прошли века, – он обещал раз и навсегда разбить Британию. У них ничего не вышло. Да, Британия понесла большие потери, но еще сильнее пострадала Раса, а британцы продолжали войну.

– На этот раз все будет иначе, – настаивал на своем Атвар. – Наши тыловые подразделения гораздо лучше подготовились к предстоящей операции, чем во время вторжения на зловонный остров Британия. – Он вновь повернулся к карте. – Вместо того чтобы доставлять самцов и технику по воздуху, мы будем действовать из наших укрепленных районов во Франции и Польше. Мы зажмем их с двух сторон и уничтожим всех Больших Уродов, которые окажутся посередине.

– Так полагают специалисты по оперативному планированию, – сказал Кирел. – Они должны доказать свою способность внести вклад в общее дело. Если бы действительность соответствовала расчетам компьютеров, эта операция наверняка получилась бы успешной. Но как часто, благородный адмирал, реальность на Тосев-3 соответствовала предсказаниям компьютеров?

– Нам известны ресурсы дойчевитов, – сказал Атвар. – Мы даже внесли поправку на то, что у них может оказаться новое оружие – улучшенный вариант того, чем они обладали раньше. Когда имеешь дело с Большими Уродами – как ты совершенно правильно сказал, – следует рассчитывать на самое худшее. В любом случае получается, что мы должны их разбить.

– А учитывают ли расчеты ужасную погоду в Дойчланде в это время года?

Кирел принялся нажимать на клавиши. В углу экрана тут же появилось изображение Дойчланда, получаемое со спутника, – на картинке было хорошо видно, что бесконечные снежные бури движутся на восток, в сторону Польши. Затем изображение на экране сменилось мрачным ландшафтом, напоминающим огромную морозильную камеру.

– Наши самцы и оборудование не смогут действовать в оптимальном режиме в таких условиях.

– Верно. Однако мы многому научились во время прошлой зимы, – не сдавался Атвар. – Кстати, холод отрицательно сказывается и на действиях дойчевитов. Эффективность их отравляющих газов в холодную погоду падает. Кроме того, нам удалось разработать фильтры, которые позволяют защитить экипажи танков и бронемашин от отравляющих веществ. Таким образом, можно рассчитывать на увеличение эффективности и подъем морали в войсках.

– Если не считать того, что пехоту, как и прежде, трудно заставить покинуть бронетранспортеры, чтобы они исполняли свой долг на открытой местности, – напомнил Кирел.

Атвар с сомнением посмотрел на своего заместителя. После неудачной попытки Страхи захватить власть Кирел сохранял ему верность. В отличие от Страхи он не собирался пускаться в авантюры. Более того, он пытался застраховаться, высказываясь против новой кампании. Но его консерватизм – качество, восхищавшее большинство самцов Расы, – мог вызвать недовольство разочарованных командиров кораблей и офицеров. У Атвара возникло немало проблем, связанных с последствиями военных операций против Больших Уродов. Когда он размышлял о том, что необходимо принимать во внимание политические аспекты неудач в отношениях с самцами Расы, ему начинало казаться, что он не выдержит такой нагрузки.

– Посмотрим, чего мы добьемся в случае удачи, – предложил Атвар. – После поражения Дойчланда весь северо-запад основной континентальной массы окажется у нас в руках. Мы получим стратегические опорные пункты для будущего наступления против Британии как для авиации, так и для пехоты. Кроме того, большая часть войск, воевавших с дойчевитами, освободится для нанесения атакующих ударов в других местах. Да и значимость психологического воздействия на другие тосевитские не-империи нельзя сбрасывать со счетов.

– Полностью согласен с вами, благородный адмирал, – ответил Кирел. – Но, как гласит пословица, чтобы вылупился птенец, нужно сначала получить яйцо.

Обрубок хвоста Атвара завибрировал.

– Давайте не будем играть словами, капитан, – холодно отозвался он. – Каков ваш совет: отказаться отданного плана или попытаться его осуществить? Сформулируйте свою позицию.

– Я не стану вам возражать, недосягаемый командующий флотом, – ответил Кирел, автоматически приняв позу повиновения. – Я просто ставлю под сомнение методы и время, выбранные для достижения максимальных результатов для Расы. Разве я не трудился изо всех сил над созданием данного плана?

– Верно.

Атвару не хотелось соглашаться, но Кирел был прав. Он не мог предъявить своему заместителю никаких претензий. Кирел держал свои выводы и возражения при себе. Вздохнув, Атвар пошел на компромисс:

– Во всем виноват Тосев-3, капитан. Все, что хоть как-то связано с этой проклятой планетой, получается не так, как планировалось.

– Благородный адмирал, здесь я с вами полностью согласен, – сказал Кирел. – Как только мы засекли радиосигналы, нам следовало понять, что все прежние выкладки оказались неправильными.

– Но мы их лишь подкорректировали, – возразил Атвар. – А нужно было полностью пересмотреть исходный план вторжения.

– И все же, – с некоторым удивлением проговорил Кирел, – мы еще можем победить, несмотря на то что от прежних планов пришлось отказаться.

Большие Уроды – в чем Атвар, к своему ужасу, успел многократно убедиться – спокойно отказывались от осуществления одних планов и тут же придумывали новые – или вообще действовали без всякого плана. Для представителей Расы подобный подход абсолютно неприемлем. Система, организация, рассмотрение всех возможных вариантов – Раса успешно существовала в течение ста тысячелетий, заставив попутно еще две расы почитать Императора. Отказ от привычных принципов таил в себе серьезные опасности. Установленная система действий обычно являлась оптимальной; отклонения приводили к ухудшению положения. Раса не умела мыслить, находясь в состоянии жесткого давления извне: скоропалительные решения, принимаемые самцами, обычно оказывались неверными. И Большие Уроды успешно пользовались их ошибками.

Атвар убрал с экрана карту предстоящей кампании против Дойчланда. На ее месте появился подробный план городских кварталов, находившихся на другом материке.

– Ты прав, мы еще можем победить, – продолжал Атвар. – Здесь, в Чикаго, нам удалось приостановить отступление, к которому нас вынудили американские тосевиты, когда началась зима. Сейчас мы вновь перешли в наступление. Если ничто не изменится, к концу зимы город будет в наших руках.

– Да, – ответил Кирел. – Но даже если мы одержим здесь победу, цена будет слишком высокой. Мы уже потеряли много самцов, бронетранспортеров и танков.

– Верно, – печально согласился Атвар. – Но ввязавшись в сражение за Чикаго, мы не можем отступить. Если мы оставим город, тосевиты решат, что мы пасуем, встречая ожесточенное сопротивление. Мы потеряли слишком много самцов в сражении за Чикаго; на карту поставлен наш престиж. И в случае победы мы многое выиграем.

– И тут вы правы, благородный адмирал, – согласился Кирел. – Нельзя отступать, ввязавшись в крупное сражение. Но если бы мы предвидели количество потерь, то не стали бы пытаться захватить Чикаго. – Он с шипением вздохнул. – На Тосев-3 именно такое решение часто выглядит самым правильным.

– Но не всегда, – возразил Атвар. – И у меня есть дополнительные причины считать, что покорение Чикаго будет успешно завершено. Где-то на территории не-империи, носящей название Соединенные Штаты, скрывается прежде грозный капитан Страха. – Голос Атвара наполнился презрением. – Пусть негодяй увидит могущество Расы, которую он предал. Пусть оценит, к чему ведут попытки восстания против меня и предательство. И когда наступит время нашего триумфа, мы свершим правосудие. На Тосев-3 его имя для колонистов навсегда останется символом предательства.

Раса обладала долгой памятью. Когда Атвар сказал «навсегда», он имел в виду именно это. Атвар вспомнил про Воргнила, который попытался убить Императора шестьдесят пять тысяч лет назад. Его имя сохранилось как символ позора. После завершения покорения Тосев-3 имя Страхи встанет рядом с именем Воргнила.

* * *

Мордехай Анелевич шагал по улице с таким видом, словно наслаждался утренней прогулкой. Поскольку стояли холода, на нем была надета меховая шапка с опущенными ушами, две пары шерстяных брюк, красноармейская шинель, валенки и толстые варежки. Пар от дыхания вырывался изо рта и тут же оседал кристалликами льда на бороде и усах, но он шагал так, словно цвела весна в Париже, а не лютовала зима в Лодзи.

На улице встречались и другие пешеходы. Кто-то должен работать – даже когда ужасно холодно. Люди либо игнорировали погоду, либо шутили.

– Холоднее, чем моя жена после разговора со своей матерью, – сказал какой-то мужчина приятелю.

Оба рассмеялись, окружив себя облачком пара.

На улицах Лодзи попадались и ящеры. Полицейские, которые поддерживали порядок в городе, выглядели еще более несчастными и замерзшими, чем большинство людей, встреченных Мордехаем. Ящеры пытались освободить проезжую часть от пешеходов, но стоило им отогнать одних, как тут же появлялись другие. Разумеется, люди нарочно действовали на нервы захватчикам. Анелевич надеялся, что ящеры ни о чем не догадаются. В противном случае могли возникнуть серьезные осложнения.

Наконец ящерам удалось расчистить улицу, и танковая колонна двинулась дальше. Самцы выглядывали из люков, а персонал бронетранспортеров казался еще несчастнее тех ящеров, которым приходилось болтаться под открытым небом. Да и вид у них был дурацкий: ящер в шапке из волчьей шкуры с завязками под нижней челюстью напоминал одуванчик, расставшийся со своими семенами.

Четыре танка, три бронетранспортера… семь танков, девять бронетранспортеров… пятнадцать танков, двадцать один бронетранспортер… Анелевич потерял счет грузовикам, но их число было пропорционально бронированной технике, которую они сопровождали. Когда колонна прошла, он негромко присвистнул. К западу от Лодзи ящеры готовят серьезную операцию. Не нужно быть Наполеоном, чтобы понять, что они задумали. К западу от Лодзи находится… Германия!

Продолжая насвистывать, он отправился на площадь Балут, где находился рынок, и купил капусту, репу и немного пастернака, а также пару куриных лап. Суп из лапок получается наваристым, хотя мяса на них почти нет. Если вспомнить, чем приходилось питаться в Варшаве… от мыслей о супе с мясом – с множеством овощей – Мордехаю сразу захотелось есть.

Он завернул свои покупки в кусок ткани и понес обратно на пожарную станцию на улице Лутомирской. Его кабинет находился наверху, рядом с убежищем, где люди прятались, когда нацисты сбрасывали на Лодзь бомбы, начиненные газом. Если бы они узнали то, что стало известно Мордехаю, они бы начали обстрел на час раньше.

Он начал писать черновик письма от имени Мордехая Хаима Румковского для представления властям ящеров, в котором просил выдать угля для обогрева здания. Ему совсем не нравилось, что приходится рассчитывать на сомнительное милосердие ящеров, но Румковскому иногда удавалось получать топливо, так что игра стоила свеч. Румковский просил топливо у Гиммлера и иногда получал его. Пока он мог быть большой рыбой в маленьком водоеме еврейской Лодзи, он готов унижаться перед большими рыбами из больших водоемов.

Люди входили и выходили из здания пожарной станции. Прошлой ночью сестра Берты Флейшман родила ребенка; вместе со всеми остальными Анелевич произнес благодарственную молитву. И хотя люди по-прежнему рвали друг друга на части, у них продолжали рождаться дети. И он не знал, что это – полный идиотизм или вечная мудрость жизни.

Наконец пробило три часа. В это время менялись смены на центральной телефонной станции. Анелевич снял трубку и подождал, пока оператор соединит его с хозяйкой госпожой Липшиц. Мордехай предупредил ее, что задержится на работе и вернется домой поздно. Она отнеслась к его сообщению спокойно. Анелевич вновь поднял трубку, сказал, что ему нужен офис Румковского. Задав несколько ничего не значащих вопросов относительно запроса на уголь у ящеров, он повесил трубку.

Бормоча себе под нос, Анелевич поднял трубку в третий раз. Когда оператор ответил, лицо Анелевича прояснилось.

– Это ты, Йетта? – спросил он. – Как ты провела утро, дорогая?

– Саул? – спросила она, как было условлено между ними.

Йетта – не настоящее имя. А настоящего Мордехай попросту не знал; он даже никогда не видел «Йетту». Чем меньше ему известно, тем меньше он сможет рассказать, если попадет в лапы ящеров.

– Послушай, любимая, мне нужно поговорить с пекарем Мейером. Ну, ты знаешь – его пекарня находится рядом с площадью Балут.

– Я попытаюсь тебе помочь, – ответила Йетта. – У нас возникли кое-какие трудности, так что это может занять некоторое время. Пожалуйста, прояви терпение.

– Для тебя, дорогая, я готов на все, – ответил Анелевич.

«Балут» был кодом для Бреслау, ближайшего крупного города, находившегося в руках ящеров. Если бы Анелевич хотел поговорить с Познанью, то назвал бы заведение на улице Пржелотна. Считалось, что телефонная связь с Бреслау прервана, однако существовали тайные, проложенные под землей провода, соединявшие территорию, находившуюся в лапах ящеров, с городами, которые удерживали немцы. Воспользоваться линиями было непросто, но люди вроде Йетты знали, как это делается.

Мордехай надеялся, что она справится. Он не хотел звонить в Бреслау, но другого выхода не видел. Нацисты, будь они прокляты, должны знать, что ящеры замышляют против них нечто очень серьезное. Ящеры вели себя лояльно по отношению к Польше, поскольку рядом находилась Германия. Если Гитлер и его команда прекратят сопротивление, ящерам незачем будет заигрывать с поляками.

«Проклятье, как приходится рассуждать!» – разозлился Анелевич.

Вскоре, гораздо быстрее, чем он рассчитывал, в трубке раздался голос:

– Bitte?

Связь была не слишком хорошей, но слова удавалось разбирать.

– Магазин пекаря Мейера? – спросил Мордехай на идиш, надеясь, что нацист на другом конце провода в курсе дела.

Он был в курсе и ответил без малейшей задержки:

– Ja. Was willst du? – Да. Что ты хочешь?

Анелевич знал, что «du» демонстрирует оскорбление, а не знак дружеской близости, но сдержал гнев.

– Я хочу сделать заказ, который намерен получить позже. Мне нужно, чтобы вы испекли пятнадцать булочек с черной смородиной, двадцать один пирожок с луком и много хлеба. Нет, я пока не могу сказать, сколько буханок; уточню позднее. Вы все поняли? Да, пятнадцать булочек со смородиной. И сколько я буду должен?.. Мейер, ты gonif, впрочем, ты и сам это знаешь. – И он повесил трубку, изобразив страшную обиду.

Со стороны двери послышался голос:

– Делаешь заказы?

– Точно, Нуссбойм, – ответил Мордехай, надеясь, что его голос звучит спокойно. – Я хочу как следует отпраздновать рождение племянницы Берты. Ведь это тот случай, когда не следует жалеть денег, не так ли?

Теперь ему придется пойти к Мейеру и купить все, о чем шла речь.

В комнату вошел Давид Нуссбойм. Он был на несколько лет старше Анелевича и вел себя так, словно у того лишь одна забота – вытирать свой сопливый нос. Нахмурившись, Нуссбойм заговорил с ним, как профессор с глупым студентом.

– Я скажу тебе, что думаю. Ты мне лжешь – на самом деле ты отправил закодированное сообщение. И есть только один вид кода, который ты можешь использовать, – да и адресат не вызывает сомнений. Я уверен, что ты пошел в услужение к Гитлеру.

Анелевич неспешно поднялся на ноги. Он был на три или четыре сантиметра выше, чем Нуссбойм, и воспользовался этим преимуществом, чтобы взглянуть на него сверху вниз.

– А я думаю, – с угрозой проговорил он, – что, если ты и дальше будешь болтать насчет услужения Гитлеру, тебе придется лизать мне задницу.