Текст книги "Ответный удар"

Автор книги: Гарри Норман Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 45 страниц)

Людмила отпустила тормоз, биплан помчался вперед по все еще не просохшей взлетной полосе, а потом медленно поднялся в воздух. Направляясь на юго-запад в сторону линии фронта, Людмила держалась на уровне крон деревьев. Летчики военно-воздушных сил Красной армии твердо усвоили одно правило – чем выше поднимаешься в воздух, тем больше у ящеров шансов тебя сбить. И тогда не видать тебе родной базы никогда!

Линия фронта к югу от Сухиничей, находилась совсем недалеко от базы и неуклонно к ней приближалась. Как только установилась хорошая погода, ящеры снова перешли в наступление и, устремившись к Москве, упорно пробивались сквозь остатки немецких и советских войск. Сквозь непрекращающийся шум помех удалось разобрать переданный по радио приказ Сталина – «Ни шагу назад!» К сожалению, одно дело отдать приказ, и совсем другое иметь возможность его выполнить.

Красная армия стянула сюда всю свою артиллерию в попытке задержать продвижение ящеров вперед. Людмила пролетела над голыми по пояс солдатами в брюках цвета хаки, которые, как заведенные, не останавливаясь ни на минуту, заряжали орудия. Когда пушка или целая батарея давала залп по врагу, маленький У-2 начинал метаться в воздухе, словно легкий листок, влекомый порывом ветра. Артиллеристы махали ей руками, но вовсе не потому, что она женщина, просто радовались, увидев в воздухе машину, построенную человеком.

По грязным, разбитым дорогам грохотали танки. Часть из них изрыгала дым, чтобы замаскировать свое местоположение. Людмила надеялась, что им это поможет; иметь дело с бронемашинами ящеров хуже, чем с немецкими. Нацисты превосходили советскую армию с точки зрения тактики, но техника у них была не самая лучшая, в отличие от ящеров, которые заметно обогнали Советский Союз в технологическом развитии.

Завеса дыма от взрывов снарядов отмечала линию фронта. Приближаясь к ней, Людмила тяжело вздохнула: находиться около завесы или за ней очень опасно – она понимала, что может погибнуть в любой момент. Внутри у нее все сжалось, но она заставила себя расслабиться. Впрочем, сейчас Людмилу занимало совсем другое.

Советская линия фронта была прорвана. Людмила задохнулась и отчаянно закашлялась от пыли и дыма, поднимающегося от горящих танков. Она сразу заметила, что остановить наступление ящеров пыталось всего несколько советских машин; одни теперь стояли на месте, другие, развернувшись, возвращались в Сухиничи.

Людмила покачала головой. Так остановить наступление неприятеля не удастся, да и, скорее всего, придется отдать врагу важный железнодорожный узел. У немцев было на удивление мало танков, но они использовали всю свою технику, когда шли в атаку на советские войска. Людмиле казалось, что советское командование переняло их опыт. Однако сейчас она начала в этом сомневаться.

Без поддержки бронемашин, пехота, засевшая в окопах, вынуждена защищаться без всякой надежды на помощь. Людмила сомневалась в том, что они останутся на поле боя и будут продолжать сражаться, даже если офицеры НКВД постараются при помощи пулеметов убедить их не делать глупостей.

Некоторые пехотинцы, завидев «кукурузник», принимались махать руками, совсем как артиллеристы.

«Интересно», – подумала Людмила, – «понимают ли крестьяне и рабочие, засевшие в окопах, что она собирается сразиться с ящерами на самолетике, который, даже по сравнению с техникой фашистской Германии, давно и безнадежно устарел?»

Скорее всего, нет. Они видели только машину с красными звездами на фюзеляже и крыльях. И снова верили в успех.

Через несколько минут Людмила перелетела через линию фронта и оказалась над территорией, удерживаемой ящерами. Земля внизу напоминала лунные кратеры, которые Людмила видела в одной научной книге: инопланетяне наступали в районе, где уже не раз велись боевые действия. Впрочем, кажется, их это не особенно беспокоило.

Несколько пуль угодило в легированную ткань, покрывавшую крылья У-2. Людмила что-то сердито проворчала. Единственной защитой ей служит скорость самолета, а «кукурузник» не слишком быстрая машина…

Сбоку в нескольких километрах она увидела уродливый боевой вертолет ящеров, нырнула в сторону и прижалась к земле. Печальный опыт научил ее, что вертолеты неприятеля могут легко сбить маленький самолетик, а ее пулемет опасен не больше, чем сердитое насекомое.

Людмиле повезло: вертолет направлялся к линии фронта, и пилот не обратил на нее внимания. Зато она оказалась над конвоем из грузовиков – построенных ящерами и реквизированных у немцев и русских – которые везли боеприпасы своим солдатам. Людмила их не заметила бы, если бы ей не пришлось развернуться, чтобы избежать столкновения с вертолетом.

С радостным воплем она нажала на гашетку пулемета. «Кукурузник» немного тряхнуло, когда оба пулемета застрочили одновременно. Оранжевые следы трассирующих пуль говорили сами за себя – Людмила не промахнулась. Вскоре вспыхнул немецкий грузовик, который мгновенно превратился в огненный шар. Людмила издала победный клич.

Из машин выскочили ящеры и принялись обстреливать маленький самолетик. Людмила поспешила убраться восвояси.

После такой удачи она могла спокойно вернуться на базу и доложить об успешно выполненном задании. Но, как и большинство хороших военных пилотов, Людмила считала, что этого мало. Она полетела дальше.

Позади линии фронта ее практически не обстреливали. Ящеры здесь особой бдительности не проявляли, или не думали, что противник сможет прорваться сквозь их оборону. Людмила пожалела, что управляет не тяжелым бомбардировщиком, который в состоянии взять на борт пару тысяч килограммов взрывчатки, а учебным самолетиком, вооруженным двумя пулеметами. Впрочем, известно, что ящеры без проблем сбивают большие самолеты, в отличие от маленьких и юрких «кукурузников».

Людмила заметила несколько грузовиков, остановившихся, чтобы заправиться – их явно сделали на каком-то заводе на Земле. Она полила их пулеметным огнем и испытала ужас и ликование одновременно, когда в небо взметнулся такой огромный столб пламени, что ей пришлось поднять свой самолет повыше, чтобы самой не погибнуть в чудовищном костре.

Пулеметы работали просто превосходно, как, впрочем, и всегда. Людмила подумала, что, наверное, ей следует поблагодарить Шульца за постоянное стремление сделать свою работу идеально. Она прекрасно понимала, что во время боевых действий легкомыслие не допустимо.

Людмила развернулась и полетела на север; у нее осталось мало горючего, да и боеприпасы она практически все расстреляла. Людмила не сомневалась, что время, которое она находилась в воздухе, Шульц потратил на то, чтобы заправить новые пулеметные ленты.

По пути назад ее обстреляли не только ящеры, но и свои: опасность представляет все, что находится в воздухе, в особенности, если оно летит со стороны врага. Но «кукурузник», в основном, благодаря своей простоте, был очень надежной машиной. Чтобы его сбить, требовалось попасть в мотор, пилота или приборную доску.

Людмила промчалась над наступающими танками ящеров. Они перебирались через маленькую реку; когда она направлялась на задание – около часа назад – ее берега удерживали советские войска. Людмила прикусила губу. Все случилось именно так, как она и предполагала. Несмотря на усилия Красной армии, несмотря на булавочные уколы, которые она наносила неприятелю на его территории, Сухиничи почти наверняка перейдут к ящерам. От Москвы врага будет отделять только Калуга.

У-2 подпрыгнул на месте и остановился. Рабочие из наземной команды бросились подтаскивать к самолету канистры с бензином – совсем не простое дело, ведь грязь еще не до конца высохла. За ними появился Георг Шульц весь обвешанный пулеметными лентами и отчаянно похожий на казака-разбойника. Он вынул из кармана форменной куртки немецкого пехотинца кусок белого хлеба и протянул Людмиле.

– Хлеб, – произнес он единственное русское слово, которое сумел выучить.

– Спасибо, – ответила она тоже по-русски и начала есть.

Буквально тут же явился Никифор Шолуденко. Скорее всего, не хотел ни на минуту оставлять Людмилу наедине с Шульцем – потому что они были соперниками, или потому что служил в НКВД. Людмила обрадовалась, она могла доложить ему о том, что ей удалось сделать, и не искать полковника Карпова.

Или все-таки придется отправиться к непосредственному начальству. База напоминала растревоженный муравейник – люди бесцельно метались взад и вперед, что-то кричали, размахивали руками. Прежде чем Людмила успела спросить, что тут происходит, Шульц развел руки в стороны и заявил:

– Большой драп. Мы удираем.

Примерно то же самое говорили русские, когда в октябре 1941 года возникла опасность захвата немцами Москвы, и оттуда побежали начальники, занимавшие высокие посты. Людмила решила, что Шульц специально ее дразнит.

– Удираем? – возмущенно переспросила она. – Мы что, уходим отсюда?

– Точно, – подтвердил Шолуденко. – Мы получили приказ уменьшить, объединить и усилить фронт обороны.

Он не стал говорить, что это означает «отступление». Точно так же слова «жестокие бои» переводятся на нормальный язык, как «поражение». Впрочем, Людмила не нуждалась в его объяснениях, она и. сама прекрасно все поняла. И, скорее всего, Георг Шульц тоже.

– Я успею сделать еще один вылет, прежде чем мы снимемся с места? – спросила Людмила. – Мне удалось доставить им кое-какие неприятности. Похоже, у ящеров здесь нет противовоздушной артиллерии.

– Разве можно защититься от такой штуки? – сказал Шульц по-немецки и ласково похлопал рукой по фюзеляжу У-2. – Ящеры, наверное, подглядывают в щелочки, когда ты писаешь.

Шолуденко фыркнул, но, отвечая на вопрос Людмилы, покачал головой.

– Полковник Карпов приказал, чтобы мы не теряли ни минуты. Распоряжение пришло сразу после того, как ты улетела. Иначе нас бы здесь уже не было.

– А куда мы направляемся? – спросила Людмила. Офицер НКВД вытащил какой-то обрывок бумаги и бросил на него быстрый взгляд.

– Новая база будет развернута в колхозе 139, азимут 43, расстояние пятьдесят два километра.

Людмила оценила расстояние и азимут и получила точку на карте.

– Рядом с Калугой, – недовольно произнесла она.

– Если быть до конца точным, чуть западнее, – подтвердил Шолуденко. – Мы будем сражаться с ящерами на улицах Сухиничей, защищая каждый дом и каждый переулок, чтобы задержать их продвижение вперед, пока готовится новая позиция между Сухиничами и Калугой. А потом, если понадобится, отстаивать каждую пядь земли в Калуге. Надеюсь, такой необходимости не возникнет.

Он замолчал; даже полковник НКВД, который на базе ни перед кем не отчитывался, кроме самого себя, и, в самых чрезвычайных ситуациях, перед полковником Карповым, боялся сболтнуть лишнее. Но Людмила без проблем поняла, что он имел в виду. Шолуденко сомневался, что линия обороны к северу от Сухиничей остановит ящеров. Судя по всему, он предполагал, что и Калуга тоже попадет в руки врага. А Калугу от Москвы отделяют лишь равнины да леса – и никаких городов, в которых смог бы застрять неприятель.

– У нас проблемы, – заявил Шульц по-немецки, и Людмила поразилась его наивности: разве можно открыто говорить то, что ты думаешь?

У нацистов, конечно же, нет НКВД, но зато у них имеется гестапо. Неужели Шульц не знает, что нельзя открывать рот в присутствии людей, которым ты не слишком доверяешь?

– Проблемы у Советского Союза, – наградив его странным взглядом, сказал Шолуденко. – Как, впрочем, и у Германии, и у всего остального мира…

Прежде чем Шульц успел ему ответить, они увидели бегущего по взлетному полю полковника Карпова.

– Выбирайтесь отсюда! Живее! – крикнул он. – Танки ящеров прорвали оборону к западу от Сухиничей и направляются в нашу сторону. У нас примерно час… или даже меньше. Уходим!

Людмила забралась назад в свой «кукурузник», наземная команда поставила самолет по ветру, а Шолуденко раскрутил пропеллер. Надежный, хоть и маленький мотор заработал сразу, биплан промчался по взлетной полосе и поднялся в воздух. Людмила повернула на северо-восток в сторону колхоза номер 139.

Шульц, Шолуденко и Карпов стояли на земле и махали ей руками. Она помахала в ответ, не зная, увидит ли их снова. Неожиданно из пилота, выполняющего опасные задания, она превратилась в человека, у которого есть возможность спастись от ящеров. Если они всего в часе от базы, им не составит особого труда нагнать и уничтожить людей.

Людмила проверила индикатор скорости на часах. На своем «кукурузнике» она доберется до цели за тридцать минут. Она надеялась, что сумеет разглядеть с воздуха новую базу. Но с другой стороны это будет означать, что у них плохая маскировка, и ящеры тоже обязательно ее заметят – рано или поздно.

Конечно, если маскировка сделана профессионально, ей придется летать кругами, а потом сесть где-нибудь не там, просто потому, что у нее закончится горючее. Индикатор скорости, часы и компас не слишком точные навигационные приборы, но других у Людмилы не было.

Высоко в небе промчался военный самолет ящеров; рев двигателей напомнил Людмиле вой волков в зимнем лесу. Она ласково погладила борт своего У-2 – он тоже отличная боевая машина, пусть маленькая и абсурдная по сравнению с могучими истребителями врага.

Людмила все еще находилась в воздухе, когда самолет ящеров вернулся на прежний курс, направляясь назад, на свою базу. Он уже выполнил задание, а Людмила еще не успела понять, куда же ей нужно попасть.

«Скорость», – печально подумала она.

Самолеты и танки инопланетян намного быстрее техники, имеющейся в распоряжении людей. Вот почему неприятель удерживает инициативу, по крайней мере, пока стоит хорошая погода. Воевать с ящерами все равно, что сражаться с немцами, только еще хуже. Невозможно выиграть войну, лишь защищаясь и никогда не переходя в наступление.

Мимо головы Людмилы, грубо прервав ее размышления, просвистела пуля. Она бессильно погрозила земле кулаком. Какой-то дурак решил, что такая сложная машина, как самолет, не может не принадлежать врагу. Если бы Сталину удалось завершить мирное строительство социализма, такое вопиющее невежество за одно поколение отошло бы в прошлое, превратившись в историю. Атак…

Крестьянин, работавший на ячменном поле, снял куртку и помахал ей, когда она пролетала над ним. У куртки была красная подкладка. Только через несколько минут Людмила сообразила, что к чему, и вскричала:

– Боже мой! Какая я дура!

Представители военно-воздушных сил Красной армии не станут зажигать никаких огней, чтобы показать ей, где находится новая база. Иначе ящеры сразу все поймут, и базе конец. Приборы – или, точнее, чистая удача – помогли ей найти место своего назначения.

Она развернула «кукурузник», сбросила скорость и начала снижаться, только сейчас разглядев опознавательные знаки на вспаханном поле. Теперь ей стало понятно, где садятся и взлетают самолеты. Людмила сделала еще один круг и аккуратно приземлилась.

Словно по волшебству, на поле, где, как ей показалось, рос ячмень, появились какие-то люди.

– Вылезай! Быстро! Давай, давай!

Людмила выбралась из своего У-2, спрыгнула на землю и начала докладывать:

– Старший лейтенант Людмила Горбунова прибыла…

– Оставь ты свои глупости, потом доложишь, – прервал ее один из парней, тащивших маленький «кукурузник» в укрытие. Какое, Людмила так и не поняла. Затем, повернувшись к своему товарищу, он крикнул: – Толя, отведи ее в безопасное место.

Толя давно не брился и от него пахло так, словно он не мылся несколько лет. Впрочем, Людмила отнеслась к этому спокойно. Скорее всего, от нее воняло не меньше, просто она давно перестала обращать внимание на такие мелочи.

– Идемте, товарищ пилот, – позвал ее Толя; похоже, его не особенно смущало то, что она женщина.

Его товарищи растянули широкий брезент, который в точности воспроизводил кусок поля, где Людмила посадила свой У-2. Он накрывал траншею, достаточно большую, чтобы там мог поместиться самолет. Как только «кукурузник» исчез из вида, его тут же спрятали под брезентом.

Толя повел Людмилу к домам, находившимся примерно в километре от поля.

– Нам практически не пришлось тут ничего строить для обслуживающего персонала, – пояснил Толя. – Здесь ведь находился колхоз, так что, мы разместили людей в домах, и все.

– Мне приходилось бывать на базах, где люди жили под землей, – сказала Людмила.

– Нам было некогда заниматься земляными работами. Для нас главное – машины.

Кто-то развернул еще один кусок брезента и нырнул под него с зажженным факелом в руках.

– Он что, собирается разжечь костер? – спросила Людмила. Толя кивнул. – Зачем?

– Маскировка, – пояснил он. – Мы выяснили, что ящеры просто обожают обстреливать объекты, испускающие тепло. Не знаю, как им удается их обнаруживать. Если мы позволим им уничтожить что-нибудь, не имеющее никакого принципиального значения…

– Они израсходуют снаряды, – кивнув, сказала Людмила. – Очень хорошо.

Несмотря на то, что они были в поле одни, Толя оглянулся по сторонам и заговорил тише:

– Товарищ пилот, вы летели над Сухиничами, как там дела?

«Все разваливается», – подумала Людмила.

Но она не собиралась говорить это вслух, тем более человеку, которого не знала и которому не доверяла. Кем может оказаться парень в простой крестьянской рубахе и штанах неизвестно. Но и врать Людмиле не хотелось.

– Скажем так: я рада, что у вас тут не постоянная база с тяжелым оборудованием, и ее можно эвакуировать в любой момент, – осторожно ответила она.

– Хм-м-м. – Толя нахмурился, а потом проворчал: – Понятно. Возможно, придется быстро сняться с места, так?

Людмила молча шагала в сторону строений, оставшихся от колхоза. Толя фыркнул и не стал больше задавать вопросов. Он все понял и так.

* * *

Йенс Ларсен проехал много миль на своем велосипеде с рюкзаком за спиной и винтовкой на плече в полном одиночестве. С тех пор, как его «Плимут» приказал долго жить на дороге в Огайо, он добрался до Чикаго, а потом передвигался по Денверу на двух колесах.

Однако сейчас все было по-другому. Во-первых, тогда он путешествовал по равнинам Среднего запада, а не пробирался по узким горным дорогам. Но самое главное, в тот раз его гнало вперед желание побыстрее попасть в Металлургическую лабораторию, где он надеялся встретиться с Барбарой. Теперь же Ларсен спасался бегством и знал это.

– Ханфорд, – проворчал он. Йенс не сомневался, что всем только требовался повод, чтобы от него избавиться. – Словно я какой-то прокаженный.

Ну, предположим, ему не нравится, что его жена связалась с типом по имени Сэм Иджер. Он своего отношения к данному вопросу ни от кого не скрывал, они же все вели себя так, будто во всем виноват он, Йенс Ларсен, а не она. Барбара от него сбежала, а они ее жалеют, в то время как он всего лишь пытался ее образумить.

– Неправильно получается, – пробормотал Йенс. – Она отвалила, а я остался ни с чем.

Ларсен знал, что стал хуже работать с того самого момента, как Металлургическая лаборатория прибыла в Денвер. Вот вам еще одна причина, по которой все мечтали от него избавиться. Но разве мог он сосредоточиться на показаниях осциллоскопа или вычислениях, если перед глазами у него постоянно стояла обнаженная, смеющаяся Барбара, занимающаяся любовью с жалким капралом по имени Сэм Иджер?

Йенс дотронулся левой рукой до дула «Спрингфилда», висевшего на правом плече. Пару раз ему приходила мысль подкараулить где-нибудь Иджера и положить конец мучительным видениям. Но ему хватило здравого смысла сообразить, что его обязательно поймают, а кроме того, даже если он прикончит нового мужа Барбары, она все равно к нему уже не вернется.

– Хорошо, что я не дурак, – сообщил он асфальту шоссе под колесами велосипеда. – Иначе накликал бы я на свою голову беду.

Ларсен оглянулся через плечо. От Денвера его отделяло миль тридцать, дорога уходила вверх, и он видел внизу не только город, но и равнину за ним, которая почти незаметно сбегала к Миссисипи. На равнине господствовали ящеры. Покинув Денвер, Йенс направился на запад, а мог бы спокойно поехать и на восток.

Впрочем, если рассуждать здраво, в таком поступке еще меньше смысла, чем в убийстве Сэма Иджера. Однако здравый смысл и чувства – вещи практически несовместимые. Вместо того чтобы бежать от Иджера, он мог бы сообщить ящерам о Металлургической лаборатории и отомстить тем, кто его обидел – всем сразу. Эта мысль имела для него какую-то необъяснимую жутковатую притягательность – так язык сам собой тянется к острому концу сломанного зуба… Он будто хочет сказать: «Почувствуй. Так не должно быть, но все равно иногда случается».

Ехать на велосипеде по горной дороге, на высоте семидесяти пяти футов оказалось гораздо труднее, чем по сельским равнинам Индианы. Йенс часто останавливался, чтобы отдышаться и полюбоваться великолепным видом, открывавшимся впереди. Скалистые горы обступили его со всех сторон, только позади вилась ровная лента дороги. В чистом прозрачном воздухе казалось, будто белые снежные вершины и зеленый плащ сосновых лесов оказались совсем рядом – стоит протянуть руку, и ты до них дотронешься. А небо поражало своей ослепительной синевой – такого удивительного цвета Йенсу еще никогда видеть не доводилось.

Тишину нарушало лишь тяжелое дыхание Йенса и шелест листьев на ветру. Ни грохота грузовиков, ни урчания моторов легковых автомобилей. Некоторое время назад, выезжая из Денвера, Ларсен миновал несколько запряженных лошадьми фургонов, и еще пару телег – и все. Он знал, что отсутствие настоящего движения (дело рук ящеров) плохо сказывается на войне, но зато творит чудеса для туристического бизнеса.

– Только вот туристический бизнес умер, – сказал он вслух.

Привычка разговаривать с самим собой, когда он оказывался в полном одиночестве на своем велосипеде, вернулась на удивление быстро.

Ларсен снова налег на педали и через несколько минут остановился возле вывески, гласившей: «АЙДАХО-СПРИНГС, 2 мили». Йенс задумчиво почесал затылок.

– Айдахо-Спрингс? – побормотал он. – Совсем недавно я еще был в Колорадо.

Через сто ярдов он наткнулся на новое объявление. «ГОРЯЧИЕ ИСТОЧНИКИ – 50 центов; ПАРНЫЕ ПЕЩЕРЫ – всего 1 доллар». Теперь понятно, почему городок так называется. Только как получилось, что кусок Айдахо сдвинулся на юго-восток?

Перед тем, как прилетели ящеры, население города, скорее всего, составляло около тысячи человек. Он примостился на склонах узкого каньона. Большинство домов пустовало, а двери нескольких магазинов грустно болтались на своих петлях. Йенс уже видел множество таких городков. Но если люди бросили свои жилища, куда же они уехали? Печальный вывод напрашивался сам собой – наверное, погибли.

Впрочем, в Айдахо-Спрингс кое-кто, похоже, остался. Из лавки, торгующей одеждой, вышел лысый мужчина в черном комбинезоне и помахал Ларсену рукой. Тот сбавил скорость и остановился.

– Вы откуда, мистер? – спросил мужчина. – И куда направляетесь?

Йенс уже собрался сообщить ему, чтобы он не совал нос не в свои дела, но заметил какое-то движение в одном из окон второго этажа. Ветер не мог так сдвинуть в сторону занавеску – скорее всего, там затаился кто-то с оружием в руках. Значит, жители Айдахо-Спрингс готовы постоять за себя.

Вместо того чтобы послать лысого типа куда подальше, он осторожно проговорил:

– Я из Денвера, направляюсь на запад, у меня задание командования. Если хотите, могу показать бумагу.

Документ подписал не генерал Гроувс, а полковник Джон Хэксем, которого Ларсен люто ненавидел. Пару раз его даже подмывало использовать официальное письмо вместо туалетной бумаги, но теперь он порадовался, что устоял против соблазна.

Черный Комбинезон покачал головой.

– Не стоит. Будь вы из плохих парней, вряд ли предложили бы мне посмотреть на бумаги. – Занавеска в окне снова дрогнула – невидимый наблюдатель отошел вглубь комнаты. – Мы можем вам чем-нибудь помочь?

В животе у Йенса заурчало, и он сказал:

– Я бы не отказался перекусить… и что-нибудь выпить, если у вас, конечно, найдется лишний стаканчик. А нет, так и ничего страшного, – поспешно добавил он: наступили трудные времена, и люди неохотно расставались со своими припасами, в особенности, когда речь шла о спиртном.

– Думаю, мы сможем с вами поделиться, – ухмыльнувшись, ответил Черный Комбинезон. – Мы всегда старались запастись выпивкой – для тех, кто отдыхал на источниках. В последнее время у нас тут совсем тихо. Двигайте вперед, примерно через квартал увидите «Кафе на первой улице». Скажите Мэри, что Харви велел вас накормить.

– Спасибо, Харви.

Йенс снова налег на педали. Проезжая мимо окна, за которым скрывался невидимый стрелок, он почувствовал, как по спине у него пробежал холодок. Но сейчас там все было спокойно. Выходит, удовлетворив своим ответом Харви, Йенс успокоил и того, в чьи обязанности входило защищать город от нежелательных гостей.

Муниципалитет размещался в кирпичном здании, двор перед ним украшало два огромных жерновых камня. Табличка сообщала, что они из мексиканского arastra – устройства, в которое запрягали мулов и которое размалывало руду так же, как обычная мельница мелет муку. Йенс не знал, что у Колорадо такая богатая история.

В отличие от муниципалитета, «Кафе на первой улице» внешне ничем не отличалось от обычного современного банка. Его название было написано большими золотыми буквами на стеклянном окне у входа. Йенс притормозил и поставил велосипед у дверей, посчитав, что вряд ли его здесь украдут. Тем не менее, он решил сесть так, чтобы видеть улицу.

Ларсен открыл дверь и услышал мелодичный звон колокольчика. Немного привыкнув к полумраку, он заметил, что в кафе пусто, и удивился, поскольку в воздухе витали восхитительные ароматы.

– Джек? – крикнула женщина откуда-то из задней комнаты.

– Нет, – ответил Йенс. – Я приезжий. Харви любезно сказал, что я могу попросить вас меня накормить. Если вы, конечно, Мэри.

Последовало короткое молчание, а потом он услышал:

– Значит, Харви говорит, что я должна вас накормить, да? Жаркое из цыпленка подойдет? Все равно другого ничего нет.

– Жаркое из цыпленка очень даже подойдет, большое спасибо. Йенс понял, чем так восхитительно пахло.

– Хорошо. Я сейчас. Садитесь, где хотите, у нас тут не слишком много народа, как видите. – Рассмеявшись, Мэри скрылась на кухне.

Йенс выбрал столик, сидя за которым мог наблюдать за своим велосипедом. Из задней комнаты доносился звон посуды и столовых приборов. Мэри тихонько напевала, Йенсу показалось, что это не совсем пристойные куплеты, популярные среди солдат, живших в казарме в Лоури-Филд.

Услышав такое от какой-нибудь другой женщины, Йенс был бы шокирован, но Мэри песенка каким-то необъяснимым образом подходила. Он видел ее всего секунд тридцать, но тут же вспомнил Сэл, разбитную официантку, с которой – и другими пленниками – ящеры заперли его в церкви в Фиате, штат Индиана. Черноволосая Мэри ни капельки не походила на крашеную блондинку Сэл, но Йенс увидел в ней тот же характер.

Ларсен все еще жалел, что не переспал с Сэл, в особенности, учитывая, как повернулась его жизнь. Он вполне мог это сделать, но думал, что его ждет Барбара, и потому решил вести себя прилично.

«Вот как я здорово разбираюсь в жизни», – с горечью подумал он.

– Ну вот, приятель. – Мэри поставила перед ним тарелку и дала нож с вилкой.

Цыпленок в густом соусе с клецками и морковкой выглядел исключительно аппетитно. А его запах свел бы с ума кого угодно.

Йенс попробовал жаркое, которое превзошло все его ожидания. Он и представить себе не мог, что еда может быть такой потрясающе вкусной. Набив полный рот, он пробулькал что-то нечленораздельное.

– Я рада, что вам нравится, – весело проговорила Мэри. – Знаете, пора обедать, а у нас, как я уже говорила, не слишком людно. Не возражаете, если я принесу свою тарелку и поем с вами?

– Ну что вы! – отозвался Йенс. – С какой стати я должен возражать. Это же ваше заведение, а жаркое такое потрясающее… – Он собрался еще что-то сказать, но не удержался и засунул в рот очередную порцию цыпленка.

– Я приду через пару минут.

Она отправилась на кухню, чтобы взять себе жаркого. Йенс посмотрел ей вслед.

«Настоящая женщина», – подумал он. – «Какая неожиданность!»

Длинная юбка практически скрывала ноги Мэри, но лодыжки у нее были очень даже ничего.

«Интересно, она моложе или старше меня?» – задал самому себе вопрос Йенс. И решил, что они, скорее всего, ровесники.

Мэри вернулась с тарелкой и двумя стеклянными пивными кружками, наполненными темно янтарной жидкостью.

– Полагаю, вы не откажетесь от кружечки пива, – сказала она и села за стол напротив Йенса. – Домашнее, но совсем неплохое. Джо Симпсон, который его варит, работал на пивном заводе «Курс» в Голдене, так что он знает свое дело.

Йенс сделал несколько больших глотков. Не «Курс», конечно, который он пил в Денвере, но действительно очень приличное пиво.

– О, Господи! – восторженно вскричал он. – Выходите за меня замуж.

Мэри замерла на месте, так и не успев положить в рот кусок клецки, а потом одарила Йенса оценивающим взглядом. Он почувствовал, что краснеет. Кажется, неудачная вышла шутка. Впрочем, похоже, Мэри понравилось то, что она увидела.

– Ну, не знаю, – сдержанно улыбнувшись, ответила она. – Но это самое лучшее предложение, которое я получила сегодня. Уж можете не сомневаться. А если вы угостите меня сигаретой, я за себя не ручаюсь.

– К сожалению, не угощу, – печально проговорил Йенс. – Я и сам не видел сигарет уже несколько месяцев.

– Да, и я тоже. – Мэри горестно вздохнула. – Понятия не имею, с какой стати я задала этот идиотский вопрос. Если бы у вас были сигареты, я бы почувствовала запах, как только вы вошли в кафе. – Она немного помолчала, а потом спросила: – Может быть, скажете, как вас зовут?

Ларсен назвал свое имя и узнал, что фамилия Мэри – Кули.

«Черноволосая ирландка», – подумал он.

Да, все сходится: очень, очень голубые глаза, белая кожа, скорее, даже прозрачная.

Мэри, конечно, не почувствовала аромат табака, но уж запах пота наверняка уловила – крутить педали велосипеда работенка не из простых. Год назад Ларсен ужасно расстроился бы. Сейчас ему было наплевать. Мэри тоже не благоухала розами. Поразительно, как человек привыкает к тому, что люди перестают соблюдать правила гигиены. Если все вокруг забыли, когда в последний раз мылись по-настоящему, что же, значит, так и должно быть.

Йенс доел жаркое и так тщательно подобрал вилкой соус, что тарелка заблестела, как свежевымытая. Ему ужасно не хотелось отсюда уходить. Он чувствовал себя сытым и счастливым, словно попал в уютный дом, которого лишился. Придумав повод задержаться, он поднял кружку и спросил:

– А можно мне еще? Первая оказалась очень кстати, но добавка не помешала бы.