Текст книги "Ответный удар"

Автор книги: Гарри Норман Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 45 страниц)

«Или нацисты опять что-то замышляют?» – подумал он.

Анелевич знал, что наземные силы немцев продолжают вести боевые действия на территории Советского Союза даже после того, как появились ящеры. Неужели, Люфтваффе все еще представляет опасность?

Он вышел на улицу. Если целью бомбардировщиков является Лешно, то разумнее было остаться в доме. Впрочем, Анелевич сомневался, что маленький городишко может кого-то заинтересовать. Кроме того, люди предпочитали не появляться над территорией, захваченной ящерами.

На улице он увидел несколько соседей доктора Ассишкина, которые стояли, задрав головы и пытаясь рассмотреть самолеты. Но небо затянули черные тучи и увидеть хоть что-нибудь не представлялось возможным. Скорее всего, пилоты как раз и рассчитывали на то, что плохая погода послужит для них надежным укрытием. И тут на юге возник ослепительный столб пламени, потом еще один, и еще.

– Ящеры стреляют ракетами, – сказал кто-то по-польски и, обернувшись, Анелевич увидел Зофью Клопотовскую.

Ракеты исчезли за тучами, а в следующее мгновение раздался такой оглушительный взрыв, что в окнах зазвенели стекла.

– Целый самолет, с грузом бомб, – грустно проговорил Анелевич.

Среди туч заметалось пламя, которое приближалось к земле, а не поднималось вверх.

– Погиб, – так же грустно прошептала Зофья. А еще через несколько секунд подбитый самолет рухнул на землю в нескольких километрах к югу от Лешно.

Остальные машины с ревом устремились к своей цели. Если бы Анелевич находился за штурвалом и стал бы свидетелем того, как погибли его товарищи, он, не медля ни секунды, развернул бы самолет и помчался прочь, в сторону дома. Последовал новый ракетный залп, еще несколько машин взорвалось в воздухе, на землю огненным каскадом посыпались обломки. Остальные упрямо летели на запад.

Когда стих рев моторов, зрители поспешили разойтись по домам. Правда, кое-кто на улице остался.

– Наверное, я должна радоваться, что ящеры сбили немцев или русских – уж не знаю, кто там был в самолетах, – проговорила Зофья. – Сейчас мы живем гораздо лучше, чем при большевиках или немцах.

– Но они же пытаются превратить нас в рабов! – удивленно взглянув на нее, вскричал Мордехай.

– Нацисты и большевики тоже пытались, – возразила ему Зофья. – А вы, евреи, не слишком раздумывали, стоит ли вам дружить с ящерами, когда они тут объявились. Сразу запрыгнули к ним в койку.

Анелевич смущенно закашлялся – он не привык, чтобы женщины употребляли такие слова.

– Нацисты не только пытались превратить евреев в рабов, они нас уничтожали, – сказал он. – Нам было нечего терять, и в самом начале мы не понимали, что ящерам нужны слуги, а не партнеры. Они собираются сделать с целым миром то, что немцы и русские сотворили с Польшей. Это неправильно, разве вы со мной не согласны?

– Может быть, и неправильно, – проговорила Зофья. – Но если ящеры проиграют, и сюда вернутся немцы с русскими, Польша все равно не будет свободной, а мы… вряд ли нас ждет что-нибудь хорошее.

Анелевич подумал о том, как отомстят Гитлер и Сталин народу, который поддерживал ящеров. Ему стало не по себе, но он все равно ответил:

– А если ящеры одержат победу, на всей Земле не останется ни одного свободного народа – ни здесь, ни в Англии, ни в Америке. Они смогут делать все, что пожелают, с целым миром, а не только с одной маленькой страной.

Зофья задумалась, или Мордехаю только так показалось – уже стемнело, и он почти не видел ее лица.

– Да, вы правы, – наконец, сказала она. – Мне трудно представить себе мир за пределами Лешно. Я, в отличие от вас, нигде не бывала и ничего другого не видела. Вам проще думать о нашей огромной Земле. – В ее голосе прозвучала грусть и, возможно, зависть.

Мордехаю захотелось рассмеяться. Он, конечно, много путешествовал по Польше, но не более того. Мир за ее границами для него также оставался загадочной и неизвестной землей. Но Зофья была права в главном: он учился в школе, и книги помогли ему увидеть места, в которых он никогда не бывал, позволили шире смотреть на жизнь и ее проблемы. А сейчас он стоит и разговаривает с хорошенькой девушкой – не самое худшее, что когда-либо с ним случалось.

Мордехай огляделся по сторонам и с удивлением обнаружил, что они остались на улице одни. Соседи разошлись по домам и наверняка устраиваются в своих теплых постелях, чтобы отойти ко сну. Он подождал, когда Зофья это заметит, пожелает ему спокойной ночи и вернется в дом отца. Однако она продолжала молча стоять рядом, и тогда он, исключительно ради эксперимента, потянулся и положил руку ей на плечо.

Девушка не только его не оттолкнула, а, наоборот, подошла поближе, чтобы он мог ее обнять.

– Мне было интересно, сколько тебе потребуется времени, чтобы сообразить, – тихонько рассмеявшись, сказала она.

Мордехай разозлился и чуть не ответил что-нибудь резкое, но, к счастью, ему в голову пришла другая, более разумная идея. Он прижал ее к себе; Зофья подняла голову, она явно ждала продолжения.

– Куда можно пойти? – шепотом спросил Мордехай.

– Доктор не взял свою машину, верно? – также шепотом ответила Зофья. Ассишкину принадлежал старенький «Фиат», один из нескольких автомобилей, имевшихся в городке. – Нет, конечно же, не взял, – ответила на свой собственный вопрос Зофья. – Достать бензин в наше время невозможно. Значит, она стоит за домом. Нужно только не шуметь.

Задняя дверь «Фиата» громко заскрипела, когда Мордехай открыл ее, пропуская вперед Зофью, которая еле слышно фыркнула. Анелевич забрался внутрь вслед за ней. Было ужасно тесно и неудобно, но им все равно удалось снять друг с друга одежду. Рука Мордехая соскользнула с груди Зофьи и уверенно направилась вниз, к бедрам, замерла между ног.

Она тоже не теряла времени зря, дотронулась до него, удивленно помедлила несколько секунд, снова фыркнула и проговорила, словно напоминая себе собой:

– Ах, да, ты же еврей. Он у вас другой.

Мордехай, разумеется, не сомневался, что Зофья давно не девушка, но все равно издал неопределенный вопросительный звук.

– Мой жених, его звали Чеслав, ушел сражаться с немцами, – пояснила Зофья. – И не вернулся.

– О, извини.

Мордехай пожалел, что не сдержался и выказал свое удивление. Опасаясь, не испортил ли он Зофье настроение, Анелевич снова ее поцеловал и понял, что она не обиделась. Она вздохнула и легла на спину на узком сидении машины – насколько это, вообще, было возможно. Мордехай забрался сверху.

– Зофья, – прошептал он, проникая в нее.

В ответ она обняла его еще крепче.

Когда Мордехай смог снова видеть окружающий мир, он заметил, что окна машины, которые Ассишкин всегда держал закрытыми, чтобы туда не забрались насекомые, запотели. Он весело рассмеялся.

– Что такое? – спросила Зофья, которая натягивала через голову кофточку.

Когда Мордехай объяснил ей, что произошло, она спокойно ответила:

– А ты чего ожидал?

Анелевич тоже быстро оделся, что оказалось еще более трудным делом, чем раздеться, но он справился. Затем, тихонько открыв дверцу машины, они выскользнули на улицу. Некоторое время они просто стояли и молча смотрели друг на друга. Как часто бывает в подобных ситуациях, Мордехай подумал:

Интересно, куда заведет нас эта первая ночь?

– Возвращайся-ка домой, – сказал он. – Отец уже наверняка тебя ищет.

На самом деле, он опасался, что Роман Клопотовский догадывается, куда подевалась дочь, но решил вслух этого не говорить.

Зофья встала на цыпочки и поцеловала Мордехая в щеку.

– За то, что беспокоишься обо мне, и тебе не все равно, как отнесется к моему исчезновению отец, – заявила она и поцеловала его еще раз. – И за все остальное.

Анелевич прижал ее к себе.

– Если бы я не устал на проклятом поле…

Зофья так громко расхохоталась, что Анелевич испуганно оглянулся.

– Мужчины такие хвастуны. Все хорошо. У нас будут и другие возможности.

Значит, она осталась довольна. Мордехаю показалось, что он вырос сразу на несколько сантиметров

– Надеюсь, – ответил он.

– Конечно, надеешься. Мужчины всегда на это рассчитывают, – беззлобно проговорила Зофья и снова рассмеялась. – Не знаю, зачем вы, евреи, добровольно причиняете себе боль, чтобы быть другими. Когда он внутри, не чувствуется никакой разницы.

– Правда? Ну, тут я ничего не могу поделать, – ответил Анелевич. – Мне жаль, что твой Чеслав погиб. Слишком много людей, поляков и евреев, не вернулось с войны.

– Я знаю. – Зофья покачала головой. – Видит Бог, это правда. Прошло много времени… три с половиной года. Я имею право на собственную жизнь, – сказала она с вызовом, словно ждала от Мордехая возражений.

– Конечно, имеешь, – согласился он с ней. – А теперь, давай, иди домой.

– Хорошо. Скоро увидимся, – пообещала Зофья и умчалась прочь.

Анелевич вернулся в дом доктора Ассишкина. Хозяева вернулись через несколько минут, уставшие, но довольные и улыбающиеся.

– Родился отличный малыш, мальчик. Думаю, с Ханной скоро все будет в порядке. Мне даже не пришлось делать кесарево сечение, за что я благодарю Бога, ведь я практически не имею возможности как следует стерилизовать инструменты. А значит, пациенту грозит сепсис.

– Отличные новости, – проговорил Анелевич.

– И правда, отличные. – Доктор удивленно на него посмотрел и спросил: – А вы почему еще не спите? Наверное, изучали позицию на шахматной доске? Я заметил, что вы не любите проигрывать, хотя всячески это скрываете и ведете себя вежливо. Ну, и каким будет следующий ход?

С той самой минуты, как вой самолетов заставил Мордехая выйти на улицу, он напрочь забыл о шахматах. Он подошел к столу и посмотрел на доску. Благодаря тому, что Ассишкин сделал ход пешкой, Анелевич теперь не мог пойти, как он планировал, ферзем. Он поставил его на ту диагональ, на которую и собирался, только чуть дальше.

Мгновенно, точно атакующая змея, Ассишкин сделал ход конем и взял в вилку короля и ладью Анелевича. Мордехай с отвращением посмотрел на доску Да, вот еще одна партия, в которой ему не суждено одержать победу. Ассишкин прав, Анелевич терпеть не мог проигрывать…

Совершенно неожиданно он подумал, что неудача волнует его совсем не так сильно, как раньше. Ладно, он еще раз потерпел поражение, зато сыграл в другую игру и победил.

* * *

Лесли Гроувс посмотрел на ученых из Металлургической лаборатории, собравшихся за длинным столом.

– Судьба Соединенных Штатов – и, возможно, всего мира – зависит от вашего ответа на вопрос: как превратить атомный котел, работающий теоретически, в действующий реально? Нам требуется максимально быстро запустить процесс в производство.

– Здесь необходимо соблюдать определенную осторожность, – сказал Артур Комптон. – Нам стало известно, что немецкие ученые потерпели неудачу именно потому, что не подумали о последствиях своих экспериментов.

– Речь идет об ошибке инженеров, и мы знаем, о какой, не так ли? – заявил Гроувс.

– Ошибка? Можно сказать и так. – Энрико Ферми презрительно махнул рукой. – Когда их котел достиг критической точки, они не сумели его отключить – и реакция вышла из-под контроля. Насколько мне известно, она и сейчас продолжается. Никто не может подойти достаточно близко, чтобы определить наверняка. Из-за этой, с вашего позволения, ошибки Германия потеряла очень способных людей. В данном случае мы не обсуждаем их политические взгляды.

– Например, Гейзенберга, – сказал кто-то очень тихо, и над столом повисло мрачное молчание.

Многие из собравшихся здесь физиков лично знали немецкого ученого. Любой, кто занимался физикой ядра, был знаком с его работами.

– Я не позволю, чтобы несчастный случай, происшедший за границей, помешал нашей работе и снизил темпы выполнения программы, – заявил Гроувс. – В особенности, если учесть, что нам подобная катастрофа не грозит. Они бросали куски кадмия в тяжелую воду, чтобы замедлить реакцию, а мы придумали кое-что получше.

– В данном конкретном случае – да, придумали, – вмешался Лео Силард. – Но никто ведь не знает, какие еще проблемы могут прятаться в метафизических зарослях?

Гроувс наградил венгерского ученого сердитым взглядом.

Никто не спорит, он блестящий специалист своего дела, но каким-то непостижимым образом умудряется находить варианты, при которых могут произойти самые разные неприятности. Возможно, природа наградила его таким богатым воображением, что он видит недостатки там, куда никому не приходит в голову заглянуть. Или просто дело в том, что он обожает проблемы?

Однако Гроувс не собирался сдаваться.

– Если мы не будем искать новые пути и экспериментировать, – прорычал он, – нам не придется беспокоиться о неудачах. Разумеется, если бы мы шли этой дорогой, ящеры захватили бы нас через двадцать минут после того, как они здесь приземлились, потому что мы до сих пор жили бы в деревнях и приносили в жертву козлов, дабы умилостивить богов. А посему мы будем двигаться вперед и решать наши проблемы по мере их поступления. Возражения есть?

Возражений не было. Гроувс удовлетворенно кивнул. Физики представляли собой компанию капризных знаменитостей, а с такими людьми Гроувсу в армии, естественно, иметь дела не приходилось. Они, конечно, витают в облаках, но зато соображают прекрасно, и все отлично понимают.

– Итак, вернемся к тому, с чего мы начали, – сказал он. – Что мы можем сделать, чтобы превратить наш атомный котел в завод, производящий бомбы?

– Убраться из Денвера, – проворчал Йенс Ларсен.

Гроувс метнул в него свирепый взгляд, ему уже давно надоел вечно мрачный Ларсен, а заодно и его ядовитые замечания.

И тут, к своему великому изумлению, он обнаружил, что несколько физиков закивали, соглашаясь. Гроувс постарался максимально успокоиться и придать своему лицу спокойное выражение.

– Почему? – почти ласково спросил он.

Ларсен огляделся по сторонам; скорее всего, ему не хотелось ничего говорить. Но пути к отступлению не было. Он засунул руку в карман рубашки, словно искал там пачку сигарет. Ничего не обнаружив, он ответил:

– Почему? Главная причина заключается в том, что здесь нет воды, которая нам понадобится.

– Как и любой источник энергии, атомный котел генерирует тепло, – пояснил Ферми. – При наличии проточной воды охлаждение перестает быть проблемой. Удастся ли нам организовать процесс таким образом, чтобы здесь собралось достаточное ее количество – я не знаю.

– Сколько нужно воды? – спросил Гроувс. – Миссисипи? Боюсь, сейчас большая ее часть находится в руках ящеров.

Он надеялся, что ученые услышат в его словах саркастические нотки, однако, Ферми совершенно серьезно ответил:

– В таком случае, мне кажется, лучше всего для наших нужд подойдет Колумбия. У этой реки быстрое течение, она многоводна, а, кроме того, позиции ящеров на северо-западе не так сильны.

– Иными словами, снова сняться с места? После того, как мы только что здесь устроились? – поинтересовался Гроувс. – Хотите снова все сложить в фургоны и отправиться в путь через Скалистые горы?

Лично он мечтал только об одном – вышвырнуть их всех в окно, причем Нобелевских лауреатов первыми.

– В переезде, подобном тому, что мы предприняли, когда покинули Чикаго, нет никакой необходимости, – заверил его Ферми. – Мы можем оставить здесь все, как есть, и продолжать исследования. А вот производство, как вы выразились, лучше организовать в другом месте.

Сидевшие за столом физики дружно закивали, и Гроувс тяжело вздохнул. Он обладал всей полнотой власти, которой его наделили для претворения проекта в жизнь, и надеялся использовать ее для борьбы с бюрократами и тупыми солдафонами. Однако он и представить себе не мог, что главные неприятности будут доставлять ему ученые.

– Судя по всему, вы уже и местечко подходящее выбрали, – сказал он.

По крайней мере, он сам так и сделал бы. Впрочем, не следует забывать, что он самый обычный инженер, а головы у мальчиков, живущих в башне из слоновой кости, устроены совсем не так, как у простых смертных. Однако на сей раз Ферми кивнул.

– Насколько мы можем судить по данным исследований, город Ханфорд, штат Вашингтон, отлично подходит для наших нужд. Но придется кого-нибудь туда послать, чтобы он на месте убедился в том, что там есть все, что нам нужно.

Ларсен быстро поднял руку.

– Я поеду.

Кроме него, вызвалось еще несколько человек.

Гроувс сделал вид, что не заметил их.

– Доктор Ларсен, мне кажется, я могу принять ваше предложение. У вас имеется опыт передвижения по территории, на которой ведутся боевые действия и… – Он не договорил.

Но Ларсен закончил предложение за него. * – И всем будет лучше, если я отсюда на некоторое время уберусь – вы ведь это имели в виду? Я знаю, знаю. Сказали бы что-нибудь новенькое. – Он провел рукой по копне густых светлых волос. – У меня один вопрос. Пленные ящеры останутся здесь или отправятся туда, где будет развернуто производство?

– Не мое дело, – ответил Гроувс и повернулся к Ферми: – Профессор?

– Мне кажется, тут они принесут больше пользы, – медленно проговорил Ферми.

– Я тоже так думаю, – заявил Ларсен. – Тогда я согласен.

Все присутствующие прекрасно поняли, что он имел в виду. Если ящеры – ас ними Сэм Иджер и Барбара, бывшая Ларсен, а теперь Иджер – останутся здесь, Ларсен, скорее всего, отправится в Ханфорд, если, конечно, место подойдет для их нужд.

Гроувс мгновенно встревожился.

– Доктор Ларсен, нам нужен абсолютно беспристрастный и точный отчет о том, насколько Ханфорд годится для того, чтобы развернуть там производство атомных бомб.

– Вы его получите, – пообещал Ларсен. – Если вас беспокоит, что я начну извращать факты, чтобы туда перебраться, можете не волноваться.

– Отлично. – Гроувс минуту подумал, а потом сказал: – Нужно будет отправить с вами кого-нибудь из солдат, чтобы он проследил за вашей безопасностью.

Ларсен холодно посмотрел на него и совершенно спокойно сказал:

– Если вы пошлете со мной кого-нибудь из армии, генерал, я никуда не поеду. Армия уже доставила мне пару приятных минут – с меня хватит. Я отправлюсь один и обязательно вернусь. Не нравится, валяйте, ищите других добровольцев.

Глаза Гроувса метали молнии, Ларсен с трудом сдерживал ярость. Гроувс отлично понимал, что ситуация опять вышла из-под его контроля. Если он прикажет Ларсену заткнуться и делать, как ему говорят, физик почти наверняка снова начнет бунтовать и, в конце концов, окажется на гауптвахте, а не в Ханфорде. Но даже если отправить вместе с ним солдата, чего будет стоить его отчет, когда он вернется? Ларсен уже доказал, что он умеет путешествовать в одиночку. Гроувс тихонько выругался. Ничего не поделаешь, иногда приходится рисковать.

– Хорошо, пусть будет по-вашему, – проворчал он

Ларсен остался доволен собой.

Лео Силард поднял над головой палец. Гроувс кивнул ему, радуясь возможности забыть о Ларсене, хотя бы на некоторое время.

– Строительство котла серьезный инженерный проект, – сказал Лео. – Нам придется принять необходимые меры для того, чтобы ящеры не обратили внимания на работы и не разбомбили все, что мы там соорудим. Подозреваю, что больших промышленных предприятий в городке нет.

– Сделаем вид, что возводим какое-нибудь самое обычное сооружение, – сказал генерал Гроувс, немного подумав. – Какое, еще не знаю. Пока доктор Ларсен изучает обстановку на месте, мы займемся решением этого вопроса. Привлечем к делу инженеров из Армии; нет никакой нужды полагаться только на собственную сообразительность.

– Если бы я был ящером, – заявил Лео Силард, – я бы равнял с землей каждое крупное здание, которое начинают строить люди. На всякий случай. Инопланетяне наверняка знают, что мы пытаемся изобрести ядерное оружие.

Гроувс снова покачал головой. Предположение ученого звучало вполне разумно, только генерала жутко раздражало, что венгр опять умудрился увидеть новую проблему. Он не сомневался, что Силард прав. Он и сам на месте ящеров поступил бы точно так же.

– Прятать атомный котел в городе тоже не слишком умная мысль, – сказал он. – Мы разместили Научный центр здесь, потому что не было другого выхода, а, кроме того, мы тут организовали экспериментальную базу. Если с большим котлом что-нибудь произойдет, у нас будут проблемы не хуже, чем у немцев. Сколько человек он убьет?

– Вы совершенно правы – многие погибнут, – ответил Силард. – Вот почему мы остановили свой выбор на Ханфорде. Но мы должны иметь в виду, что как только начнется строительство завода, враг может обратить на нас внимание. Главное – победа в войне. Но прежде чем приступить к работе, следует, с одной стороны, взвесить риск, которому подвергаются жители города, а с другой – попытаться понять, что будет угрожать нашему проекту в целом, если мы, так сказать, выйдем из подполья.

– Лео, ты представил свои возражения на наше рассмотрение, когда мы приняли решение поставить генерала Гроувса в известность о том, что мы думаем по поводу разворачивания производства, – вздохнув, проговорил Энрико Ферми. – Мы провели голосование. Большинство тебя не поддержало. Почему же сейчас ты снова поднимаешь вопрос, с которым все ясно?

– Потому что, примет генерал мои возражения или нет, он должен о них знать, – ответил Силард, и Гроувс заметил, как лукаво блеснули его глаза за толстыми стеклами очков.

– Окончательное решение будет зависеть от отчета доктора Ларсена, – сказал Гроувс, – Подозреваю, нам придется хорошенько раскинуть мозгами, чтобы придумать, как получше спрятать завод, если, разумеется, мы начнем его строить в Ханфорде. – Он одарил яйцеголовых умников ехидной улыбкой. – Впрочем, у нас здесь собралось столько способных людей, что я уверен, мы без проблем найдем выход из этой сложной ситуации.

Кое-кто из простачков радостно заулыбался; по-видимому, у них испортились детекторы сарказма. Несколько человек, отличавшихся вспыльчивым нравом – среди них и Йенс Ларсен, конечно – одарили Гроувса сердитыми взглядами. Еще пара ученых погрузилась в раздумья – перед ними поставили задачу, и они сразу же приступили к ее решению. Такое отношение к делу Гроувсу нравилось – он и сам сделал бы то же самое.

– Джентльмены, считаю, что на сегодня мы закончили, – сказал он.

* * *

По мнению Теэрца, майор Окамото был здесь лишним. То, что Большие Уроды называли лабораторией, не могло произвести никакого впечатления на самца Расы: примитивное, бездарно расставленное оборудование, нигде не видно компьютеров. Один их ниппонцев в белом халате манипулировал какой-то диковинной штукой, у которой выдвигалась средняя часть – совсем как у музыкального инструмента.

– Что это такое, недосягаемый господин? – спросил Теэрц у Окамото.

– Где? – По виду Окамото казалось, что больше всего на свете он мечтает подвергнуть Теэрца суровому допросу, а не работать переводчиком, и уж, тем более, отвечать на вопросы пленного инопланетянина. – Логарифмическая линейка. На ней быстрее считать, чем вручную.

– Логарифмическая линейка, – повторил Теэрц, чтобы получше запомнить новый термин. – А как она работает?

Окамото открыл рот, чтобы ответить, потом повернулся к Большому Уроду, работавшему с необычным артефактом, и что-то быстро сказал ему по-ниппонски.

– Она складывает и вычитает логарифмы, – ответил ученый, обращаясь непосредственно к Теэрцу. – Ты понимаешь это слово?

– Нет, недосягаемый господин, – признался Теэрц. Ученый принялся ему объяснять и, в конце концов, Теэрц понял. Чрезвычайно умное устройство – только уж очень архаичное.

– А какова точность? – спросил он.

– До одной тысячной, – ответил ниппонец..

Теэрц не поверил своим ушам. Большие Уроды собираются проводить серьезные научные и инженерные исследования с точностью всего до одной тысячной? У него появились основания считать, что им не удастся обуздать атомную энергию. Теэрцу совсем не хотелось находиться где-нибудь поблизости, если они все-таки сумеют добиться успеха. Ведь они превратят огромный кусок Токио в радиоактивную помойку.

– Когда нам нужно получить более точный ответ, мы делаем расчеты на бумаге при помощи ручки. Но так намного медленнее. Ты понимаешь?

– Да, недосягаемый господин.

Теэрц пересмотрел свое отношение к способностям Больших Уродов – слегка. Не имея никаких электронных приборов, они сделали все возможное, чтобы считать быстрее. Они отдавали себе отчет в том, что при использовании логарифмической линейки страдает точность, но нашли способ, чтобы решить и эту проблему.

Представители Расы придерживались совсем иных принципов. Если они попадали в какое-то место, где возникала необходимость в двух разных качествах, и им пришлось бы лишиться одного ради того, чтобы получить другое, они предпочитали подождать наступления момента, когда благодаря течению времени их знания усовершенствуются настолько, что им просто не нужно будет делать выбор.

То, что Большие Уроды называли технологией, не имело никакого отношения к настоящему техническому прогрессу. Они не просто не заботились об установке аппаратуры для автоматического устранения повреждений и обеспечения безопасности, но у Теэрца даже сложилось впечатление, что их вообще вопросы самосохранения не занимали. Большая часть Токио – совсем не маленького города даже с точки зрения представителя Расы – построена из дерева и бумаги. Теэрца поражало, что он еще до сих пор не сгорел. Движение здесь наводило на него еще больший ужас, чем в Харбине. Если сталкивались два автомобиля, или человек попадал под колеса машины – ну, что же, считай, тебе не повезло! Большие Уроды совершенно спокойно относились к смерти, если она являлась ценой за достижение той или иной цели.

Неожиданно Теэрц вспомнил, что слышал кое-что интересное от ниппонских ученых. Он повернулся к майору Окамото.

– Прошу меня простить, недосягаемый господин, могу ли я задать еще один вопрос? – спросил он.

– Задавай, – ответил Окамото с видом самца, который занимает исключительно высокое положение и оказывает любезность другому самцу, стоящему на самой низкой ступени социальной лестницы и не заслуживающему такой чести.

Несмотря на столько различий, делавших представителей Расы и Больших Уродов совершенно не похожими, в данном вопросе они ничем друг от друга не отличались.

– Благодарю вас за великодушие, недосягаемый господин, – униженно проговорил Теэрц, словно обращался к благородному адмиралу флота, а не к толстому тосевиту, чьей смерти он желал больше всего на свете. – Правильно ли понял ваш недостойный слуга, что другие тосевиты, проводившие эксперименты со взрывным металлом, потерпели неудачу?

И снова Окамото и ученый принялись что-то обсуждать. В конце концов, ученый заявил:

– А почему бы не сказать? Если у него когда-нибудь появится возможность бежать, значит, война находится на такой стадии, что мы не сможем даже мечтать о победе.

– Хорошо. – Окамото снова повернулся к Теэрцу. – Да, ты все правильно понял. В Германии атомный котел – правильно я сказал? – достиг критической точки и вышел из-под контроля.

Теэрц в ужасе зашипел. Большие Уроды не только готовы рисковать, похоже, они ни перед чем не остановятся, чтобы добиться своего.

– Как это произошло? – спросил он.

– Я не уверен, что известны какие-либо подробности, в особенности, если учесть, что погибло несколько ученых, – ответил Окамото. – Но те, кто остался в живых, продолжают эксперименты. Мы не станем повторять их ошибок. Американцам удалось запустить котел и не отправиться к праотцам. Они поделились с нами кое-какими своими достижениями.

– Понятно, – сказал Теэрц.

Он отчаянно жалел, что у него нет под рукой имбиря, который помог бы растопить кусок льда, образовавшийся в животе. Когда Раса прибыла на Тосев-3, крошечные империи, разбросанные по всей поверхности планеты, стали предметом язвительных шуток. Сейчас Теэрцу было совсем не весело. Дома эксперименты проводились только в одной области и одновременно. Здесь же все конкурирующие между собой маленькие империи трудились отдельно друг от друга. Разъединение часто является причиной слабости, но тут оно оказалось силой.

В комнату вошел Йошио Нишина. Его пугающе подвижные губы – так, по крайней мере, казалось Теэрцу – раздвинулись, и Большой Урод продемонстрировал всем свои зубы. Теперь Теэрц уже знал, что таким образом тосевиты демонстрируют удовольствие. Он заговорил с другим ученым и майором Окамото. Теэрц изо всех сил старался понять, о чем идет речь, но довольно быстро запутался.

Окамото заметил, что он не понимает и сказал:

– Мы достигли очередного успеха. После бомбардировки урана нейтронами получили плутоний. Процесс идет очень медленно, но нам будет легче выделить из урана-238 плутоний, чем уран-235.

– Вот именно! – радостно вскричал Нишина. – Мы использовали элегаз, чтобы отделять два изотопа урана друг от друга, но он обладает такой высокой коррозийностью, что работать с ним практически невозможно? А выделение плутония из урана всего лишь химический процесс.

Майору Окамото пришлось перевести кое-что из сказанного Нишиной. Они с Теэрцем употребляли смесь терминов на ниппонском и языке Расы, когда говорили о ядерной физике. Теэрц принимал, как должное, множество вещей, которые Большие Уроды только открывали для себя, но хотя он и знал, что их можно сделать, инопланетянин не имел ни малейшего представления о том, как. Тут они его опередили.

– Как только мы получим достаточное количество плутония, мы сможем за короткое время сделать бомбу, – заявил Нишина. – И тогда мы поговорим с твоим народом на равных.

Теэрц поклонился – он обнаружил, что это отличный ответ, когда не хочется ничего говорить. У него сложилось впечатление, что ниппонцы не имеют ни малейшего представления о том, насколько разрушительно и опасно такое оружие. Может быть, причина в том, что на них никогда не сбрасывали атомную бомбу?

Теэрц уже, наверное, в тысячный раз попытался объяснить им, каким страшным может быть сражение, в котором используется ядерное оружие.

Они снова не пожелали его выслушать, потому что считали, будто он намеренно старается помешать их исследованиям (они, конечно, все правильно понимали, и Теэрц знал, что только ухудшает свое положение).

– Еще сто лет назад моя страна считалась одной из самых отсталых в мире, – сказал Окамото. – Тогда мы поняли, что должны перенять знания других тосевитских империй, опередивших нас в развитии. Или нам придется стать их рабами.

«Меньше двух сотен наших лет», – подумал Теэрц. – «Двести лет назад Раса находилась ровно на том же месте, что и сейчас, а ее представители, не спеша, обсуждали необходимость завоевания Тосева-3. Нужно подождать момента, когда все будет готово. Несколько лет туда, пара лет сюда… какая разница?»

Теперь он знает, что разница есть.

– Менее пятидесяти лет назад, – продолжал Окамото, – наши солдаты и моряки победили Россию, одну из империй, ушедших по сравнению с нами далеко вперед. Менее двух лет назад наши самолеты и корабли разбили в сражении корабли и самолеты Соединенных Штатов – самой могущественной империи на Тосеве-3. К тому моменту мы уже были сильнее их. Ты понимаешь, к чему я веду?