Текст книги "Ответный удар"

Автор книги: Гарри Норман Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 45 страниц)

Когда переводчик закончил говорить, Риббентроп заулыбался.

– Значит, у нас еще примерно лет двадцать, – сказал он. – Совсем неплохо.

Молотов с отвращением заметил, что Халл, соглашаясь с ним, кивнул. Похоже, они считают, что двадцать лет это огромный срок, и загадывать так далеко нет никакого смысла. Пятилетние планы Советского Союза имели своей целью будущее, как, впрочем, и постоянное изучение динамического развития диалектики истории. По мнению Молотова государство, не думающее о том, что его ждет через двадцать лет, не заслуживает будущего.

И тут он заметил, что Черчилль погрузился в сосредоточенные размышления. Англичанин не следовал законам диалектики – да и как он мог, ведь он представлял класс, чье место на помойке истории – но занимался изучением прошлого реакционного мира, а потому привык рассматривать многие вопросы в широком масштабе времени. Ему не составляло никакого труда заглянуть на много лет вперед и не почувствовать легкого головокружения от столь значительного расстояния.

– Я вам скажу, что это значит, джентльмены, – проговорил Черчилль. – После того, как мы одержим верх над ящерами, ползающими по зеленым полям нашей родной планеты, нам придется остаться соратниками, товарищами по оружию – пусть и не совсем в том смысле, в каком понимает товарищество комиссар Молотов – и начать подготовку к новому великому сражению.

– Согласен, – сказал Молотов

Он был готов позволить Черчиллю язвительные замечания в свой адрес, если это способствовало укреплению коалиции против ящеров. Рядом с ними даже ископаемый консерватор Черчилль казался яркой прогрессивной личностью.

– Я тоже согласен с вашими словами, – заявил Риббентроп. – Однако должен заметить, что некоторым государствам, активно выступающим за сотрудничество, стоило бы что-нибудь сделать для его развития. Германии стало известно о нескольких случаях, когда сообщения о новых достижениях доходили до нас в неполном виде, причем часто после бесконечных переговоров, в то время как другие страны, представители которых собрались за нашим столом, делятся друг с другом своими открытиями добровольно и без ограничений.

Лицо Черчилля оставалось непроницаемым. Молотов тоже никак не отреагировал на слова Риббентропа – впрочем, он редко открыто демонстрировал свои чувства. Он прекрасно знал, что Риббентроп имеет в виду Советский Союз, но не испытывал никакой вины. Молотов не мог смириться с тем, что Германии удалось добыть взрывной металл – пусть и в два раза меньше, чем СССР – и доставить его на свою территорию. В планы Советского Союза это не входило. Да и Черчилль не испытывал желания делиться секретами с державой, которая практически поставила Британию на колени.

– Господин Риббентроп, я хочу вам напомнить, что когда речь идет об обмене новыми идеями и достижениями, в виду имеются обе стороны, – вмешался Корделл Халл. – Насколько мне известно, вы не поделились с нами секретом производства ракет дальнего радиуса действия, а также усовершенствованной системы наблюдения, которой вы оборудовали свои танки.

– Я займусь этим вопросом, – пообещал Риббентроп. – Наше сотрудничество с соседями должно быть полным и безоговорочным.

– А заодно вам следует обратить внимание на то, что происходит в ваших лагерях смерти, расположенных на территории Польши, – посоветовал ему Молотов. – Разумеется, ящеры весьма подробно осветили данную сторону вашей военной кампании, так что, мы все знаем.

– Рейх заявляет, что это грязная и злобная ложь, сфабрикованная инопланетянами и евреями, – сердито сказал Риббентроп и наградил Молотова взглядом, исполненным негодования. Министр иностранных дел СССР с трудом сдержал улыбку – ему удалось нанести удар в самое больное место. Германия может сколько угодно отрицать свое участие в зверских расправах над ни в чем не повинными людьми, им все равно никто не верит. Риббентроп продолжал: – Кроме того, герр Молотов, я сомневаюсь, что Сталину требуется совет по поводу эффективного уничтожения мирных граждан.

Молотов оскалился, он не ожидал, что слабоумный немец сумеет так быстро отреагировать. Впрочем, Сталин убивал людей за то, что они выступали против него или могли представлять для него опасность (с течением времени обе категории практически слились воедино), а вовсе не за их национальную принадлежность. Однако различие было таким тонким, что он решил не обсуждать его за этим столом.

– Нам не следует забывать о том, что, несмотря на прежнюю вражду, мы находимся по одну сторону баррикад, – напомнил Шигенори Того. – Все остальное необходимо забыть. Возможно, наступит день, когда мы снова рассмотрим свои прежние разногласия, но сейчас необходимо заняться решением более насущных проблем.

Министр иностранных дел Японии оказался единственным человеком, который мог разговаривать с Молотовым и Риббентропом, поскольку перед тем, как прилетели ящеры, его страна заключила союз с Германией и соблюдала нейтралитет по отношению к Советскому Союзу.

– Разумное предложение, – проговорил Халл.

То, что он согласился с Того, имело огромное значение, поскольку США и Япония ненавидели друг друга не меньше, чем русские и немцы.

– Насколько возможно, мы постараемся сохранять нашу прогрессивную коалицию и продолжим бороться против империалистических захватчиков, одновременно изыскивая пути сообщать союзникам о своих достижениях и открытиях, – проговорил Молотов.

– Насколько возможно, – подтвердил Черчилль.

Все собравшиеся дружно закивали. Молотов знал, что такая постановка вопроса ослабит их совместные усилия. Но он прекрасно понимал, что в противном случае Большая Пятерка, вообще, не станет делиться друг с другом своими секретами. Соглашение с известными недостатками все-таки лучше, чем договор, который может лопнуть в любой момент.

Борьба продолжается. А остальное не имеет значения.

Глава V

Завыла сирена, предупреждающая о воздушном налете, и Дэвид Гольдфарб помчался к ближайшему окопу. Через несколько минут голос сирены перекрыл рев истребителей ящеров, который нарастал с невероятной быстротой. В тот момент, когда Гольдфарб нырнул в окоп, на землю начали падать бомбы. Земля содрогалась, словно от не-выносимой боли, вовсю палили орудия противовоздушной обороны. Самолеты ящеров, не прекращая стрелять, носились совсем низко, чудом не задевая кроны деревьев. Сирена продолжала выть.

Через некоторое время вражеские истребители улетели, люди сделали им вслед несколько совершенно бесполезных выстрелов. Осколки снарядов сыпались с неба, точно острые металлические градины. Перепуганный, оглохший, грязный Гольдфарб поднялся на ноги и посмотрел на часы.

– Ну и дела! – пробормотал он: с того момента, как начали выть сирены прошло чуть меньше минуты.

Но за эту минуту в Брантингторпе все перевернуто вверх дном. На взлетной полосе валяются какие-то ящики. Одна из бомб угодила прямо в самолет, несмотря на то, что он, казалось, надежно закамуфлирован и спрятан в специальном ангаре. В затянутое тучами небо поднимался столб жирного черного дыма. Гольдфарб огляделся по сторонам.

– Вот проклятье! – выдохнул он, увидев, что металлический барак, в котором он пытался решить проблему установки радара на истребитель типа «Метеор», превратился в кучу мусора.

Часть закругленной крыши, сделанной из оцинкованного железа, отлетела на пятьдесят футов.

Гольдфарб выбрался их окопа и поспешил к бараку, который начал гореть.

– Полковник Хиппл! – крикнул он на ходу, а потом принялся звать остальных офицеров, с которыми работал, и похолодел от ужаса, представив себе, что не получит никакого ответа.

Но тут из окопа, расположенного поблизости от их импровизированной лаборатории, начали появляться головы офицеров военно-воздушных сил. Гольдфарб заметил фуражку Хиппла, который был маленького роста.

– Это вы, Гольдфарб? – спросил полковник. – Вы в порядке?

– Да, сэр, – ответил Гольдфарб. – А вы?

– Благодарю вас, вполне, – заявил Хиппл, ловко выбираясь из окопа. Посмотрев на то, что осталось от барака, где они все вместе ставили эксперименты, он только покачал головой. – Столько работы псу под хвост. Хорошо еще удалось кое-что спасти.

Пока из окопа выбирались остальные офицеры, он показал Гольдфарбу, что имел в виду.

Дно узкого окопа было выложено папками и вылетевшими из них бумагами. Гольдфарб изумленно посмотрел на Хиппла, а потом снова на документы.

– Когда прозвучал сигнал тревоги, вы… вы все задержались, чтобы прихватить бумаги?

– Ну, работа, которую мы тут делаем, имеет некоторое значение, не так ли? Разве вы считаете по-другому? – пробормотал Хиппл с таким видом, будто просто не мог поступить иначе.

Скорее всего, так оно и было. Если бы в тот момент, когда завыли сирены, Гольдфарб оказался вместе с остальными в лаборатории, он думал бы только об одном – поскорее добраться до укрытия.

Тут и там начали появляться рабочие наземных команд и, не теряя времени, складывать то, что осталось от бетонированной площадки, и мусор по обе стороны взлетных полос, по которым неприятель нанес удар, и в новые воронки от бомб. Другие отряды закрывали ямы перфорированными стальными листами, чтобы потом привести все в порядок как полагается.

Капитан авиации Кеннан показал на горящий самолет.

– Надеюсь, это не один из «Пионеров».

– Нет, сэр, в том ангаре стоял всего лишь «Харрикейн», – покачав головой, сказал уоррант-офицер Раундбуш.

– Всего лишь «Харрикейн»? – возмущенно повторил Кеннан, который летал на этих самолетах во время знаменитой «Битвы за Англию» [8]8
  Воздушные бои 1940–1941 гг.


[Закрыть]. – Бэзил, если бы не «Харрикейны», тебе пришлось бы подстричь усы так, чтобы они стали похожи на зубную щетку, и начать учить немецкий. Вся слава досталась «Спитфайрам» – они выглядят такими надежными – но основную работу сделали «Харрикейны».

Раундбуш невольно прикрыл рукой свои роскошные светлые усы.

– Прошу прощения, сэр, если бы я знал, что благодаря «Харрикейну» мои усы не пали жертвой военных действий, я бы с большим уважением отозвался о вашем любимом самолете, даже несмотря на то, что он безнадежно устарел.

У Кеннана сделался еще более негодующий вид. Главным образом потому, что Раундбуш по сути был совершенно прав. Но прежде чем он успел сделать ответный выпад, в их перепалку вмешался полковник Хиппл:

– Морис, Бэзил, хватит.

Оба вытянулись по струнке, точно пара нашкодивших школьников.

Подполковник авиации Пиэри снова спрыгнул в окоп и принялся перебирать папки.

– Здорово! – вскричал он минуту спустя. – Мы не потеряли чертежи установки многочастотного радара на фюзеляж «Метеора». Гольдфарб вздохнул с облегчением, а Раундбуш проговорил:

– Мне пришлось их прихватить. Иначе Дэвид мне бы все кости переломал.

– Хе-хе, – проворчал Гольдфарб.

– Давайте соберем наше имущество и посмотрим, кто сможет нас временно приютить, – предложил Хиппл. – Теперь у нас некоторое время не будет собственного дома.

Самолеты поднимались в воздух и садились на поврежденные взлетные полосы весь остаток дня. К вечеру Гольдфарб и офицеры, работавшие над решением общей задачи, снова занялись делом. Они разместились в углу сборного металлического барака, принадлежавшего метеорологам. Впрочем, внутри все временные сооружения выглядели одинаково, и уже через несколько минут Гольдфарб забыл, что находится не там, где начал работать утром. Зазвонил телефон, трубку взял один из метеорологов и тут же протянул ее Хипплу.

– Вас, полковник.

– Спасибо. – Специалист по реактивным двигателям взял трубку и сказал: – Хиппл. – Он несколько минут слушал, а затем проговорил: – О, первый класс! Мы будем ждать с нетерпением. Говорите, завтра утром? Да, конечно, нас устроит. Большое спасибо, что позвонили. До свидания.

– Что случилось? – поинтересовался Пиэри.

– Все-таки в мире есть справедливость, Джулиан, – ответил Хиппл. – Один из истребителей, атаковавших нашу базу, сбит противовоздушными орудиями к северу от Лестера. Самолет не сгорел, упав на землю. Кроме того, он поврежден заметно меньше, чем в остальных случаях, когда удавалось нанести противнику ответный удар. Нам пришлют мотор и радар.

– Отлично! – вскричал Гольдфарб, голос которого потонул в радостных воплях его коллег и метеорологов.

– А что пилот? – спросил Бэзил Раундбуш и добавил: – Надеюсь, ничего хорошего.

– Мне сказали, что он воспользовался устройством, позволяющим креслу пилота покинуть самолет, но его захватили ребята из местной обороны, – ответил Хиппл. – Возможно, стоит сделать запрос, чтобы его отдали в наше распоряжение. Он мог бы рассказать нам много полезного про устройство их самолетов. Только сначала ему придется выучить английский.

– Я слышал, что ящеры с радостью выкладывают все свои тайны, их даже особенно заставлять не нужно, – заявил Раундбуш. – Тут они даже хуже, чем итальянцы. По-моему, это очень странно.

– Почему? – попался на наживку Морис Кеннан.

– Потому что сначала они притворяются крутыми парнями, естественно, – ухмыльнулся Раундбуш.

– Ты самый умный в Британии? – со стоном проворчал Кеннан. – Храни нас, Господи!

Гольдфарб улыбнулся и тоже застонал – Бэзил Раундбуш расстроился бы, если бы он никак не отреагировал. Дэвид был свидетелем подобных перепалок на радиолокационной станции в Дувре в самый разгар «Битвы за Англию», а потом, когда команда «Ланкастера» следила за показаниями экспериментально установленного на борту радара. В такой обстановке легче работается, меньше возникает трений и конфликтных ситуаций. Конечно, люди, вроде полковника Хиппла, в подобных успокоительных средствах не нуждаются, но большинство смертных не могут без них обходиться.

Они работали почти до девяти, стараясь наверстать упущенное во время налета. Им это не удалось; Гольдфарб главным образом занимался тем, что искал необходимые бумаги и не всегда их находил. Остальных больше интересовали двигатели, и потому, выбегая из лаборатории во время воздушного налета, они первым делом прихватили свою документацию, а папки Гольдфарба только в самый последний момент.

Когда Хиппл зевнул и встал со своей табуретки, это послужило для всех сигналом заканчивать работу. Уж если устал полковник, тогда и они могут не стыдиться того, что едва держатся на ногах. У Гольдфарба отчаянно болели спина и поясница.

Хиппл, человек незыблемых привычек, направился в столовую, а потом, скорее всего, спать – по крайней мере, так он обычно делал. Однако Гольдфарб уже был по уши сыт – в прямом и фигуральном смысле – едой, которую готовили на кухне военно-воздушной базы. Через некоторое время тушеное мясо (когда оно имелось), соевые колбаски, тушеные картофель и капуста, клецки, формой, размером и консистенцией напоминающие биллиардные шары, и тушеный чернослив перестают лезть в глотку.

Дэвид уселся на свой велосипед и поспешил в расположенный неподалеку Брантингторп. Его нисколько не удивило, когда он услышал у себя за спиной скрип плохо смазанной велосипедной цепи. Он отлично знал, что оглядываться в темноте не стоит – мгновенно перелетишь через руль. И потому только весело крикнул:

– Друг познается… – Бэзил Раундбуш радостно фыркнул и закончил:

– …в беде!

Уже через несколько минут они остановились перед «Другом в беде» – единственной пивной, имевшейся в Брантингторпе. Если бы на окраине деревушки не разместился аэродром военно-воздушных сил, пивная давно закрылась бы из-за отсутствия посетителей. А сейчас заведение процветало, равно как и соседняя лавка, торговавшая рыбой и чипсами. Впрочем, Гольдфарб там ничего не покупал, большие банки из-под жира в помойке вызывали у него серьезные сомнения. Он совсем не так ревностно, как его родители, придерживался законов своей веры, но знал, что не сможет есть чипсы, жареные в свином жире.

– Две пинты горького, – крикнул Раундбуш.

Официант налил пиво и поставил перед ними на стойку в обмен на серебряные монеты.

Раундбуш поднял кружку и провозгласил тост:

– За победу над ящерами!

Оба осушили кружки. Пиво, конечно, было не тем, что перед войной. Однако после второй или третьей пинты становилось все равно. Следуя древнему обычаю, Гольдфарб заказал две следующие порции.

– За то, чтобы завтра мы разобрались с тем, что нам привезут! – объявил он; прозвучало это не очень понятно, но выражаться яснее он не мог – они находились за территорией базы.

– Клянусь Господом, за это я выпью с огромным удовольствием! – сказал Раундбуш и выполнил свое обещание. – Чем больше мы узнаем про то, как они делают то, что они делают, тем больше у нас шансов им помешать.

Владелец пивной наклонился над полированной дубовой стойкой и прошептал:

– Ребята, у меня в задней комнате осталась половинка жареного каплуна. Если вас, конечно, это интересует…

Звон монет явился достойным ответом на его незаконченное предложение.

– Белое мясо или темное? – спросил Гольдфарб, когда принесли блюдо: будучи офицером, Раундбуш имел право выбирать первым.

– Грудки мне нравятся больше, чем ножки, – ответил Раундбуш, а потом после короткой паузы добавил: – И белое мясо.

Гольдфарб тоже больше любил белое мясо, но съел темное без возражений. В любом случае, это лучше, чем то, чем их кормят на аэродроме. После еды они еще раз по очереди заказали пива, а потом с сожалением уселись на свои велосипеды и вернулись на базу. После четырех пинт пива – пусть и не слишком хорошего – ехать прямо оказалось совсем не просто.

Головная боль, с которой Гольдфарб проснулся на следующее утро, дала ему знать, что последняя кружка, скорее всего, была лишней. Бэзил Раундбуш выглядел до отвращения свежим и отдохнувшим. Гольдфарб изо всех сил старался не попадаться полковнику Хипплу на глаза, чтобы тот не понял, как сильно он страдает от похмелья. У него сложилось впечатление, что ему это удалось – сегодня никто не мог как следует работать, частично из-за вчерашней бомбежки, а частично потому, что все с нетерпением ждали прибытия обломков вражеского самолета.

Их привезли только около одиннадцати. К этому времени все, даже вечно спокойный и уравновешенный Хиппл были вне себя от беспокойства. Обломки прибыли на двух грузовиках «Джи-эм-си». Огромные грохочущие машины, сделанные в Америке, представлялись Гольдфарбу таким же чудом, как и груз, который они доставили. Рядом с ними британские грузовики, к которым он привык, казались неуклюжими самоделками, жалкими и бесполезными. Если бы не явились ящеры, тысячи могучих великанов развозили бы оборудование и людей по всей Англии. Сейчас здесь работало всего несколько штук. Янки за океаном и сами нуждались в современной технике.

То, что два столь ценных американских грузовика привезли в Брантингторп обломки вражеского самолета, говорило само за себя – командование военно-воздушных сил считало исследования группы, в которую входил Гольдфарб, исключительно важными. Грузовики также были снабжены лебедками, что значительно облегчило разгрузку: радар и мотор оказались для людей слишком тяжелыми.

– Давайте как можно скорее все спрячем, – сказал Хиппл. – Нам не нужно, чтобы разведывательные самолеты ящеров увидели, что мы пытаемся узнать их секреты.

Пока он говорил, рабочие из наземной команды начали закрывать камуфляжными сетями обломки вражеского самолета. Прошло совсем немного времени, и они слились с зеленым пейзажем, окружавшим аэродром – если посмотреть сверху.

– Наверняка ящеры думают, что мы станем восстанавливать барак, который они разбомбили вчера, – проговорил Гольдфарб. – Можно будет сложить обломки внутри. И тогда ящеры не поймут, что они у нас вообще есть.

– Отличная идея, Дэвид, – улыбнувшись, похвалил его Хиппл. – Думаю, восстановительные работы начнутся, как только представится возможность. Но мы не станем ждать, пока они будут завершены. Я хочу заняться нашим новым приобретением как можно быстрее. Не сомневаюсь, что и вы тоже.

Хиппл не ошибся. Несмотря на то, что под камуфляжной сетью было темно, Гольдфарб сразу принялся за работу. Самолет ящеров, по-видимому, упал на брюхо, а не ткнулся в землю носом, благодаря чему и не пострадал так сильно. Часть обтекаемой носовой конструкции осталась на своем месте перед параболической антенной радара.

И сама антенна была в целости и сохранности. Гольдфарб не ожидал, что она будет такой маленькой. По правде говоря, все устройство оказалось меньше, чем он предполагал. Не вызывало сомнений, что в самолете ящеров антенна установлена перед пилотом. Хорошее решение задачи, Гольдфарб пожалел, что радар, имеющийся у людей, слишком велик для того, чтобы расположить его в «Метеоре» так, как это сделали инопланетяне.

Часть металлической обшивки радара была разворочена. Заглянув внутрь, Гольдфарб увидел сложное переплетение проводов и страшно расстроился, что не знает значений цветов.

Даже несмотря на то, что Дэвид смотрел на обломки, он не мог не восхититься тем, как построен вражеский корабль. Гладкие ровные следы сварки, заклепки утоплены так, что находятся на одном уровне с обшивкой… Ему казалось, что когда он пытается отогнуть плоскогубцами рваные края отверстия, чтобы засунуть внутрь руку, он совершает преступление против совершенства.

За антенной радара располагался магнетрон; Гольдфарб узнал его по слегка изогнутым очертаниям коробки. Все остальное было абсолютно чужим и непонятным. Магнетрон крепился при помощи штук, похожих на винты, только с нестандартными головками Вместо шлицев для отвертки у них имелись круглые углубления, расположенные точно по центру.

Гольдфарб перебрал инструменты, висевшие у него на поясе, отыскал плоскую отвертку и приложил ее по диагонали к одному из винтов. Попытался повернуть. У него ничего не вышло, и он наградил винт суровым взглядом, который через мгновение превратился в задумчивый. Гольдфарб немного поизучал упрямца, а потом повернул отвертку в другую сторону. Винт сдвинулся с места.

Со всех сторон слышались не слишком пристойные ругательства – летчики изучали мотор.

– Винты у них устроены не так, как у нас, – крикнул Гольдфарб. – Против часовой стрелки – закручиваются, по часовой – откручиваются.

На несколько секунд воцарилась тишина, а потом послышались удовлетворенные возгласы.

– Спасибо, Дэвид, – сказал Фред Хиппл. – Одному Господу известно, сколько времени мы потратили бы зря, если бы не ваша подсказка. Иногда человек становится рабом очевидного.

Гольдфарба чуть не разорвало от гордости. Ведь его похвалил человек, который за десять лет до начала войны изобрел и запатентовал реактивный двигатель для истребителя!

Специалисты по двигателям перестали ругаться, когда им удалось снять кожух, и они смогли заглянуть внутрь.

– Они закрепляют лопасти турбины при помощи елочного замка, сэр, – с возмущением заявил Джулиан Пиэри. – Жаль, что вам так и не удалось убедить высшее начальство, какая это отличная идея.

– Ящеры используют данную технологию гораздо дольше, чем мы, подполковник, – ответил Хиппл.

Несмотря на то, что командование военно-воздушными силами демонстрировало стойкое равнодушие, а иногда и открытую враждебность, в его словах не было горечи.

– Посмотрите, – вмешался Бэзил Раундбуш, – лопасти слегка искривлены. Сколько лет назад вы предложили сделать то же самое, сэр? Два года? Три?

Ответа Хиппла Гольдфарб не слышал. Он уже успел раскрутить достаточное количество винтов и снял обшивку с радара. Он не предполагал, что увидит там что-нибудь уж совсем непонятное – поскольку законы физики должны быть одинаковыми во всей Вселенной, радар ящеров наверняка очень похож на то, что есть у людей. Да, конечно, он меньше и легче, и с инженерной точки зрения построен лучше моделей, имеющихся на вооружении у военно-воздушного флота Британии, но по сути… что тут может быть особенного? В конце концов, электронные лампы это электронные лампы – если только ты не собираешься отправиться в Соединенные Штаты, где они превращаются в трубки.

Но как только он внимательно посмотрел на радар, чувство гордости, испытанное им несколько минут назад, мгновенно улетучилось. Хиппл и его команда, разумеется, разберутся в том, что находится внутри двигателя. Детали радара представляли для Гольдфарба головоломку, не имевшую решения. Дэвид не сомневался только в одном – он не видел здесь ни электронных ламп… ни даже трубок.

Их заменяли листы серо-коричневого материала, разрисованного серебристыми линиями. На некоторых Дэвид заметил небольшие наросты разной формы, размера и цвета. Форма ничего не говорила об их назначении – по крайней мере, Гольдфарбу.

Бэзил Раундбуш выбрал именно этот момент, чтобы поинтересоваться:

– Ну, как идут дела, Дэвид?

– Боюсь, они никак не идут, – сказал Дэвид и подумал про себя, что его слова прозвучали, как плохой каламбур.

На самом деле, ему было все равно – потому что он сказал чистую правду.

– Жаль, – проговорил Раундбуш. – Ну, не думаю, что нам необходимо получить ответы на все вопросы сегодня утром. Парочку из них можно отложить до вечера.

Гольдфарб грустно усмехнулся.

* * *

Остолоп Дэниелс засунул тряпку в дуло винтовки.

– Оружие следует всегда содержать в чистоте, – сказал он парням из своего отряда.

Говорить – или даже приказывать – можно сколько угодно. Если хочешь добиться желаемого результата, покажи сам, что нужно делать.

Кевин Донлан послушно принялся чистить винтовку. Он подчинялся Дэниелсу, точно родному отцу («Вернее, – печально подумал Остолоп, – будто я ему дедушка». Дэниелс вполне мог быть дедом мальчишке, если бы он сам и его гипотетический ребенок рано женились и обзавелись детьми). Впрочем, Кевин, как и любой рядовой солдат, с подозрением относился к каждому, у кого чин был выше, чем у него – что в данном случае означало всю армию.

– Сержант, а что мы вообще делаем в Маунт-Пуласки?

Дэниелс перестал чистить винтовку, чтобы обдумать вопрос. Потому что, по правде говоря, внятного ответа у него не имелось. В прежние времена в подобных ситуациях он принимался жевать табак, и это очень помогало. Однако он успел забыть, когда видел его в последний раз.

– Насколько я понимаю, кто-то посмотрел на карту, увидел надпись «Маунт» и решил, что тут имеется серьезная возвышенность. Классная гора, верно?

Парни рассмеялись. Деревушка Маунт-Пуласки располагалась выше своих соседей, где на тридцать, где на пятьдесят или даже шестьдесят футов. Она не производила впечатления места, за которое следует платить людскими жизнями, даже несмотря на то, что находилась на пересечении 121-ого и 54-ого шоссе.

– Начальство, наконец, сообразило, что нам не взять Дека-тур, – вмешался Бела Сабо. – И решило перебросить нас в другое место, чтобы посмотреть, какие мы там понесем потери.

Сабо был не намного старше Кевина Донлана, но, похоже, жизнь, которую он вел до войны, сделала его настоящим циником.

– Не-е-е, Дракула, – протянул, покачав головой, Дэниелс. – На самом деле, командование хочет выяснить, сколько старинных зданий они смогут превратить в руины. Они здорово в этом насобачились.

В данном случае он имел в виду здание суда в Маунт-Пуласки. Построенное почти сто лет назад, двухэтажное, в стиле Возрождения, из красно-коричневого кирпича, с простым классическим фронтоном. Точнее, таким оно было раньше: после того, как в него угодило несколько артиллерийских снарядов, большая его часть превратилась в груду обломков и мусора. Впрочем, осталось достаточно, чтобы понять, что его стоило сохранить.

– Ребята, есть хотите? – услышали они женский голос. – У меня тут пара жареных уток и форель, на случай, если вы проголодались. – Женщина показала на большую плетеную корзину для пикников.

– Да, мэм, – с энтузиазмом вскричал Остолоп. – Будет просто здорово после того дерь… пакости, которой нас кормят в армии – когда нас вообще кормят.

Доставка провианта работала с перебоями, поскольку ящеры постоянно наносили удары по путям подвоза продовольствия. Если бы не помощь местных жителей, Дэниелсу и его парням пришлось бы по-настоящему голодать.

Женщина подошла к крыльцу разрушенного дома, на котором разместился отряд. Никто из молодых солдат не обратил на нее особого внимания – чуть за сорок, усталое лицо, мышиного цвета седеющие волосы… Они не сводили глаз с корзинки в руках незнакомки.

Винтовки, имевшиеся на вооружении у отряда Дэниелса, были снабжены штыками, хотя какая от них польза в бою – теперь? Зато получились отличные ножи для дичи. Остолоп выбрал утку – он по-прежнему предпочитал форели зубатку.

– Очень вкусно, мэм, – заявил Кевин Донлан и облизал пальцы. – Как вам удалось добыть столько вкуснятины?

– Примерно в шести или семи милях отсюда Озера Линкольна, – ответила женщина. – На самом деле, никакие они не озера, просто гравийные карьеры, заполненные водой, но в них полно рыбы, а я, к тому же, неплохо управляюсь с ружьем.

– Да, я уже понял, – пробормотал Остолоп, который пару раз отвлекся и, забыв об осторожности, чуть не сломал зуб о дробь, застрявшую в мясе. Отбросив в сторону обглоданную добела косточку, он сказал: – Очень любезно с вашей стороны, столько хлопот из-за нас, мисс э-э-э…

– Меня зовут Люсиль Поттер, – ответила женщина. – А вас?

– Очень приятно познакомиться с вами, мисс Люсиль, – проговорил Остолоп. – Я Ост… хм-м-м, Пит Дэниелс.

Он привык к прозвищу «Остолоп», полученному много лет назад, и считал его своим настоящим именем. Но он решил, что представиться такженщине, да еще при первом знакомстве, будет неправильно. Ребята, конечно, не обращают на нее внимания – они моложе большинства игроков в бейсбол, с которыми работал Дэниелс – но ему Люсиль Поттер показалась чрезвычайно привлекательной женщиной.

Проблема заключалась в том, что «Пита» парни ему не спустят. Кое-кто из них уже согнулся в приступе с трудом сдерживаемого хохота; даже Кевин Донлан фыркнул. Люсиль обвела их взглядом и спросила:

– А что тут смешного?

– По-настоящему меня зовут Пит, но все называют Остолоп, – смирившись с обстоятельствами, объяснил Дэниелс.

– Вы предпочитаете это имя? – спросила Люсиль Поттер. Когда Дэниелс кивнул, она продолжала: – Почему же вы сразу не сказали? Что тут такого страшного?

Ее резкий тон привел в чувство кое-кого из ребят, но большинство плевало на слова мисс Люсиль Поттер, даже несмотря на то, что она их накормила по высшему разряду. Уверенный тон и логика ответа заставили Остолопа внимательно посмотреть на новую знакомую.

– Вы учительница, мэм?

Люсиль улыбнулась, усталость мгновенно куда-то подевалась, и Дэниелс увидел ее такой, какой она была в двадцать пять лет. Совсем неплохо!

– Вы почти угадали, только вот не обратили внимания на мои туфли.

Они оказались белыми – ужасно грязными – на толстой резиновой подошве.

– Медсестра, – сказал Остолоп.

– Именно, – кивнув, подтвердила Люсиль Поттер. – Впрочем, с того самого момента, как прилетели ящеры, мне пришлось заменить доктора. В Маунт-Пуласки имелся всего один врач, а чья-то бомба – понятия не имею, чья – упала к нему во двор как раз в тот момент, когда он выходил из дома. Он так и не узнал, что его убило.